Ветер вересковых пустошей (ЛР),под впечатлением от Светорады

Антонина, спасибо огромное за отзыв!


Дурное наследие Торина. Они ведь абсолютно одинаковые и равные в своей жестокости, что он для достижения власти готов был на все, что и Горлунг.


Прекраса она так просто не сдастся, она наконец-то обрела хоть какое-то подобие нормальной жизни и любви и никогда не отпустит Дага.




Катюш, спасибо громадное за твой комментарий!


Олаф, он все сделал по пословице "что имеем не храним, потерявши плачем".
Он ведь и сам понимает, что жизнь с Горлунг никогда не будет такой, как с Гуннхильд. Та жизнь была легкой, светлой, а Горлунг она со своими "тараканами" в голове и покоя никому не дает))))
По сравнению с Горлунг почти все слабоваты, она действительно "кремень", но Олаф придет в себя, обязательно.
Похож ли он на Али не знаю даже, наверное, что-то схожие есть, за них обоих все решают обстоятельства.

Люся, спасибо большое за отзыв!


Люся, спасибо большое, ты мне просто "руки развязала"))))))


Ох, я тоже на это надеюсь.
_________________

Катюш, прости подлеца, только что заметила твое новое звание, поздравляю!!!!
_________________

 » Часть 3, глава 38

Выкладываю продолжение:
ГЛАВА 38
Олаф вернулся от конунга Ингельда Молчаливого трезвым, но больше всего на свете ему хотелось захмелеть, забыться и никогда не помнить страшных слов, что сказал ему отец. Конунг Ингельд навел Олафа на мысль, что в смерти Гуннхильд виновата Горлунг. О, какие жуткие вещи рассказывал Ингельд о бабке Горлунг! Олаф невольно вспомнил как в первую встречу с Горлунг, когда он был так очарован ею, та говорила, что всему ее научила именно бабка. О, великий Один, была ли хоть крупица правды в словах отца? Или же нет, это был наговор? Но ежели это гнусная ложь, то ради чего его отец возвел столь чудовищный поклеп на Горлунг?
Олаф содрогался, думая о том, что женщина, о которой он столько грезил, была ведьмой, убийцей. Неужели Горлунг могла так поступить? На какой-то краткий миг Олаф вспомнил, как она хотела утопиться, и всем сердцем пожалел о том, что тогда ранней весной помешал Горлунг исполнить задуманное.
Необычную угрюмость и молчаливость Олафа подметили и хирдманны, сопровождавшие его во двор конунг Ингельда Молчаливого. Поэтому завидев вдали крыши Утгарда, возвышающиеся над пустошью, все они невольно вздохнули с облегчением. Это путешествие, что задумывалось таким веселым, оказалось тягостно-мучительным, но все-таки подошло к концу. Удивительно, но никто из жителей Утгарда не встречал Олафа во дворе, хирдманнов не было видно, треплей тоже, даже вездесущие мальчишки не сновали вокруг.
Спешившись с коня, Олаф отправился на поиски Горлунг, сжимая кулаки в яростной попытке успокоиться. Обнаружил он ее в общем зале, где Горлунг восседала во главе стола, на его хозяйском месте, а вокруг нее толпились хирдманны. Олаф стало интересно что же такого произошло за его отсутствие, что никто не вышел его встречать, поэтому стараясь быть незамеченным, он прислонился к очагу, так чтобы на него падала тень.
- Но мы не согласны – громко возразил Свенн.
- Почему? – тихо и хрипло спросила его Горлунг, всем пришлось немного утихнуть, чтобы расслышать ее ответ.
- Но мы воины! – словно объясняя малолетнему ребенку прописные истины, медленно и четко ответил хирдманн.
- Я знаю, что вы воины. Доблестные воины, одни из лучших в Норэйг, двор Утгарда и все его жители гордятся вами – переводя взор с одного хирдманна на другого, сказала Горлунг.
- Но почему ты заставляешь нас это делать? Ежели ты разумеешь все? – спросил Аре, стоящий позади остальных.
- Потому что все мы живет в Утгарде, и ни для кого из вас не тайна, что порядка здесь нет. Пока вы были в набеге, я прикладывала все свои усилия для того, чтобы везде было чисто, чтобы посмотреть по сторонам было не противно, чтобы зимой была еда, чтобы зерно было собрано вовремя. Разве вы не видите перемен?
Раздался гул одобрения, хирдманны качали головой, соглашаясь с Горлунг. Олаф осмотрелся вокруг, и, правда, ведь как чисто везде и рабыни не бездельничают и еда стала вкуснее, более не подается на стол ничего горелого. Он впервые после возвращения из похода оглядел все вокруг удивленным взглядом.
- Но вы, же все прекрасно видите, что стены укреплений плохи, - продолжила Горлунг - кое-где они осыпались, кое-где порушились. Нынче с утра я обошла, все укрепления и нашла уйму прорех в них. Не можем же мы допустить, чтобы самым лучшим и доблестным воинам Норэйг перерезали шеи во сне, словно цыплятам слепым. Посему я и прошу вас отстроить их заново, пока не наступила вьюжная зима, пока есть возможность проводить работы. Треплей стало больше, нужно просто заготовить бревна и сложить укрепления.
- Мы хирдманны – воины, а не какие-нибудь … - Свенн замялся, подбирая нужные слова.
- Да, вы – воины. Но крепкие стены никому еще не помешали, они нужны. И дозор будет нести ночами легче. И жить спокойнее…
- Но Олаф нам ничего не говорил – возразил Бьерн.
- Да, Олаф не говорил – согласилась Горлунг – но вы же видите, что это необходимо. Я прошу вас о помощи, не одной же мне это нужно. Вы же видите все это, знаете….
- Ты много на себя берешь, женщина, ты здесь никто, ты даже не жена Олафа, просто девка. Да ты улучшила жизнь здесь, но это твоя бабья обязанность, не просто же так ты свой хлеб ешь, хотя ты его иным отрабатываешь – едко сказал Аре.
Хирдманны захохотали и пошли прочь, оставив Горлунг одну в общем зале. Никто из них не заметил притаившегося Олафа, а тот из-за очага наблюдал за Горлунг.
Она сидела прямо, глядя в удаляющиеся спины, и когда все они скрылись, Горлунг ударила кулаком по столу со всей силы, лицо ее исказила злость и досада.
- Все будет по-моему, псы шелудивые, – прошептала она.
В тот же миг лицо Горлунг приняло свое обычное спокойное выражение, но губы все еще были сжаты в тонкую полоску. Встав с места Олафа, она медленно прошла к окну, постояла около него мгновение, успокаиваясь, а после тихо выскользнула из общего зала.
Олаф, несмотря на всю его злость, не мог не восхититься Горлунг. Он сам никогда не задумывался о надежности его двора, никогда не думал, что на Утгард кто-то может напасть. Но слова Горлунг поселили в нем тревогу, теперь он не мог не признать ее правоты. И ему это было не по душе.
Олаф догнал Горлунг у ее покоя, и грубо втолкнул в него. Когда Ингельд рассказал Олафу о дурной и черной крови Горлунг, в тот момент ему хотелось убить ее, задушить, видеть как по капле из нее уходит жизнь. Но теперь, когда его гнев немного остыл, осталась лишь злость и обида, непонимание и неприятие ее поступка и слабый огонек веры, что она все-таки невиновна.
- Ты уже вернулся? – спросила Горлунг его.
- Да – сжимая ее локоть, ответил Олаф.
Горлунг с удивлением смотрела как его сильные, цепкие пальцы стискивают ее руку, словно пытаясь ее разломить.
- Олаф, я думаю, что укрепления возле Утгарда… - стараясь отвлечь его, проговорила быстро и не очень внятно Горлунг.
Но Олаф не слушал ее, он смотрел в черные, сейчас немного испуганные глаза и думал о том, что верно в этой женщине кроются все его беды. Каким счастливым был он до встречи с ней! У него была жена, что любила его, уважала и почитала, Гуннхильд никогда бы не озаботилась укреплениями Утгарда, не стала бы спорить с хирдманнами. Она принимала его главенство, устроенный богами порядок вещей и никогда ничего не хотела менять, в отличие от Горлунг.
- Мой отец считает, что ты отравила Гуннхильд – выпалил Олаф. Вот и сказал он все самое страшное, разом, не давая себе времени все как следует обдумать.
- Считает – повторила Горлунг.
- Да, - подтвердил Олаф - он многое рассказал мне о твоей бабке, жене Ульва Смелого. Она была ведьмой, страшной и жуткой, убийцей. Она изводила воинов доблестных, всех, кто смел сказать против нее хоть слово.
- Понятно – сказала Горлунг.
- Что тебе понятно? – взревел Олаф – скажи мне это правда или нет? Скажи, слышишь меня. Я требую. Я приказываю тебе сказать мне правду, есть ли твоя вина в смерти Гуннхильд?
Олаф схватил ее за плечи и начал трясти, словно пытался заставить ее сказать то, что он так боялся услышать. Плечи Горлунг болели от этой животной жесткой хватки, голова безвольно тряслась.
- А ты, Олаф, как думаешь сам? – с вызовом спросила Горлунг.
- Я не знаю – честно ответил он – я даже думать не хочу о том, что ты могла убить ее.
- Олаф, в каждом набеге ты убиваешь людей, чтобы забрать их золото, и я не думаю, засыпая подле тебя, что я могу и не проснуться – сощурив глаза, быстро шептала Горлунг.
- О чем ты говоришь? – потрясенно спросил Олаф.
- О том, что ты часто убиваешь – ответила Горлунг.
- Прекрати молоть вздор. Я – воин. Скажи, ты убила Гуннхильд? – Олаф еще сильнее сжал ее плечи, показывая свою силу и мощь, заставляя Горлунг бояться его.
- Ты же все теперь обо мне знаешь. Ты уже все решил, так закидай меня камнями, как убийцу, как ведьму, Олаф, закидай, ты же этого хочешь. Этого же хочет и твой отец. Вручи ему мое мертвое тело, как дар, на устрашение всем. Чтобы никто и не помышлял заняться богопротивными делами.
- Я не хочу тебя убивать, не хочу – испуганный ее словами, сказал Олаф – я хочу, чтобы ты сказала мне, что это не ты, что Гуннхильд приняла смерть не от твоей руки.
- И ты поверишь мне? – спросила Горлунг.
- Да, поверю, поклянись – склонив голову, сказал Олаф.
- Это не я, клянусь Одином – тихо сказала она.
- Хвала Одину – прошептал Олаф, обнимая Горлунг за плечи.
Горлунг стояла потрясенная его верой, его наивностью и своей ложью. Она клятвопреступница, в один миг Горлунг совершила самое страшное из преступлений в подлунном мире. Все так и должно быть, они будут вместе, боги так решили. И Гуннхильд будет стоять между ними мертвой, а не живой. Только почему- то Горлунг было проще и легче жить, когда жена Олафа была жива. Но у викинга может быть лишь одна законная жена и это место ее, Горлунг. Эта простая истина, порядок вещей, устроенный богами все и решил.
От размышлений Горлунг отвлек голос Олафа:
– Что ты там говорила о том, что я убиваю в набегах?
- Я говорила, что того, кто часто поднимает над чужими головами меч, должно не так сильно волновать в крови ли руку его… - Горлунг долго подбирала нужное слово, и наконец, сказала – женщины.
Женщина, она лишь его женщина, наложница. Это грязное слово пятнало ее, словно липкая, вязкая дорожная грязь, Горлунг ненавидела его всей своей душой. Олаф вздохнул над ее ухом облегченно, словно с его плеч свалилась тяжелая ноша.
***
Ночь опустилась на Утгард морозной, ясной пеленой, окутывая все вокруг. Звезды сияли на темном небе, окружая замысловатыми кругами ночную властительницу небесного свода. Ее неверный свет проникал в окно и причудливой дорожкой серебрил тонкую женскую руку, что лежала поперек груди Олафа. Саму Горлунг практически было не видно, она окруженная разметавшимися черными волосами, почти слилась с ночной темнотой.
Но ее хрипловатый голос, словно разрезал покой комнаты, принесся с собой беспокойство и тревогу.
- Олаф,- тихо молвила Горлунг.
- Что? – спросил он, поглаживая ее худое плечо.
- Я хочу тебя попросить об одной вещи – ласково сказала Горлунг, поглаживая его руку.
- Укрепить стену возле Утгарда? – спросил он.
- Нет, я не о стене – улыбнувшись в темноте, сказала Горлунг. Теперь она была уверена, что Олаф укрепит стены Утгарда, ох, и посмеется же она над хирдманнами, что нынче днем посмели ей воспротивиться.
- Проси – сказал Олаф, в тот момент он готов был бросить к ногам Горлунг все, что имел. Она не убивала Гуннхильд, а даже если и убила, если она соврала ему… Нет, не могла она солгать, Горлунг же поклялась самим Одином!
Олаф задумался и в тот момент он понял, что все те дни и ночи, полные тоски, когда он не о ком кроме Горлунг и думать не мог, стоили вот такой ночи. И каждая ночь теперь будет для него такой. Горлунг его любит, просто может, она это не совсем поняла. Любит, а как может быть иначе? В этом своем счастье Олаф понял, что может простить ей все, даже смерть Гуннхильд. Хотя, она ее не убивала, он точно знал.
- Найди Прекрасе мужа – уткнувшись в шею Олафа, попросила Горлунг.
- Что? – переспросил Олаф.
- Найди Прекрасе мужа – помолчав, Горлунг добавила – достойного мужа, того кто был бы ровней ей.
- Но как же Даг, они же вместе.
- Олаф, это позор – вскинув руки вверх, и садясь на ложе, молвила Горлунг - она – дочь князя и состоит наложницей у простого хирдманна. Я не знаю как можно пасть еще ниже.
- Позор – переспросил Олаф.
- Да, позор. Ты можешь назвать это как-то иначе? – с вызовом спросила она.
- Тогда и я для тебя позор? – гневно спросил он.
- Нет – отвернувшись, сказала Горлунг – ты все – таки сын конунга, хоть и не от законной жены. Хотя, жизнь твоей наложницы не то, о чем я мечтала.
- Ты мечтала о простом воине, что задирал подолы всем девкам во дворе твоего отца – едко заметил Олаф.
Горлунг вздрогнула, но ничего не сказала. Ее полоснуло болью, как бывало каждый раз стоило ей вспомнить Яромира, его улыбку, тягучий славянский говор, янтарные глаза, которые казалось согревали каждого на кого бы ни обращался взор Яромира. Ей хотелось закричать ему: «Да, я бы хотела, чтобы на твоем месте был Яромир, чтобы его руки обнимали его, чтобы он целовал меня, заставлял забыть всех и вся». Но Яромир мертв и Даг убил его. Пускай в честном бою, но от руки Дага пал торинградский «Любостай» и никогда ей того не забыть и не простить.
- Яромир мертв – тихо сказала Горлунг, голос ее холодный и равнодушный, словно повис в воздухе – мертвые должны обрести покой, Олаф. Негоже их вспоминать.
- Ты помниться, почти солнцеворот о нем страдала и вспоминала, мои люди считали тебя безумной и я не могу их в этом винить – в тон ей ответил Олаф.
- Да, но он от моих страданий не ожил – вставая с ложа и натягивая на себя платье, что лежало на полу бесформенной грудой, ответила Горлунг.
- Куда ты собралась? – яростно осведомился Олаф.
- Не знаю, пойду, похожу – спокойно ответила она.
- Нет. Я запрещаю тебе.
- Запрещаешь? Я ведь наложница – усмехнулась Горлунг, и, помолчав, добавила – хозяин – она почтительно склонила голову – что ты мне прикажешь?
- Прекрати – закричал Олаф.
- Прекратить? Я была княжной Торинграда, потом его княгиней. Я с самого детства знала, что должна взойти на княжеский престол. Вместо этого я – простая наложница – Горлунг хмыкнула и продолжила – иногда я думаю, что лучше мне было остаться в Торинграде и принять свою смерть, чем терпеть постоянные унижения от тебя и твоих воинов.
- Горлунг… - начал было Олаф.
- А я и в девичестве жила не особо хорошо. Помнишь, ты принял меня за рабыню? Мне в тот миг хотелось умереть на месте от стыда. Да, отец меня ненавидел, потому что я была внучкой Суль. Точно также как ненавидит меня твой отец. Стоило только в Торинграде чему-нибудь случиться: падеж скота, коровы, которые стали давать меньше молока, холодные зимы, когда все болели, как за спиной у меня начинали шептаться торинградские бабы. Если бы князь Торин так не боялся меня, он бы забил меня камнями, в тот момент, когда забрал от Суль. И теперь все заново.
- Я не боюсь тебя – сказал Олаф.
- Ты сегодня обвинил меня в смерти твоей жены – напомнила Горлунг.
- Прости – склонив голову, ответил Олаф.
- Я хочу, чтобы ты нашел Прекрасе мужа. Прошу. Ты ведь здесь хозяин, ты все можешь, умоляю тебя, Олаф – Горлунг встав коленями на ложе, ползла к нему.
- Но как я это сделаю, она его женщина – неуверенно пробормотал Олаф.
- Ты можешь. Я верю – у самой его груди прошептала она.
Эти слова все и решили. Правду говорили славянские бабы: «ночная кукушка всегда перекукует дневную», «бабье время – ночь». Горлунг, что раньше не понимала этих слов, впервые испытала их силу и правоту на Олафе.
_________________

Не зря говорят, что женщин злить нельзя. Интересно, получиться у Горлунг Прекрасу назло Дагу другому отдать? Только забыла, глупая, что хуже сестре сделает))

Горлунг, конечно, жестокая и мстительная, но она настоящая женщина - вон как умеет своего добиваться.

А Олаф меня разочаровал, честно признаюсь. Ни туды и ни сюды: и люблю, и не люблю, и прощу, и не прощу. Нерешительный какой-то, мнения своего нет - кто первый успел в уши напеть, тому и верит, да ещё семь пятниц на неделе.
Эля, с нетерпением ждем продолжения!
_________________

Катюш, спасибо огромное!!!!


Не скажу сразу, но в следующей главе все у них решиться)))


Да, она хитростью, изворотливостью своего все равно добьется, восхищают меня такие женщины, все могут!


Катюш, думаю, что будет еще главы 3-4, не больше. В конце я планирую немного рассказать об Олафе и вот этих его колебаниях и перегибах. Но скажу точно, что героем на белом коне он никогда не будет)))). Горлунг сильнее его, она слишком на него давит и поэтому он вот такой.... с Гуннхильд в паре он был мужчиной, хозяином и героем, а вот с Горлунг все немного иначе.
_________________

Планирую)))) Пока у меня поставлены следующие задачи:
1. небольшой рассказик о знакомой девочке, я уже очень давно грожусь его написать, а руки все не доходят). Но герои, их мысли в голове так и крутятся, это будет очень тяжелый рассказ, эмоциональная окраска у него будет мощнейшая. Он будет не то что биографический, нет, история этой девочки просто вдохновила меня, отношение к ней окружающих, как ее самые близкие люди практически не замечали, а если и видели, то только для того, чтобы унизить. Ну, по крайней мере, мы слышали именно о таком отношении к ней. И в этом рассказе будет как минимум 2 вымышленных главных героя. Так что идея есть, в голове целые диалоги в "футбол играют", поэтому после "Ветра..." возьмусь за нее.
2. продолжение Эвы. Эта девушка тоже мне покоя не дает)))) уже есть задумка как с ней поступить))) Ну, и, конечно, Ярослав просто проситься в рученьки, также как и Лев, ну, и Али с Вив.
3. есть у меня еще идейка, но она пока не сформировалась надлежащим образом в моем больном воображении. Хочу написать современный ЛР, про 3 сестер, чтобы не было ярко выраженной главгеры, "свобода, равенство, братство" в главах, но это пока еще только так, мечтушка.

Так что планы почти наполеоновские, будем стараться их в жизнь воплотить))))
_________________

Ооо, а я так привязалась к Горлунг
_________________

 » Часть 3, глава 39

Люся, мне очень приятно!


По-моему, я немного приврала, глав будет, наверное 5, не считая сегодняшней, уж, простите меня))))

ГЛАВА 39
В Утгарде, как и в Торинграде, была своя ткацкая, но в отличие от просторной комнаты во дворе князя Торина, здешняя была маленькой и сырой. В воздухе явно ощущался запах плесени, но Прекрасе эта ткацкая очень нравилась. Может, от того, что здесь она почти всегда была одна, а может потому, что прядение было одним из немногих вещей, что умела делать бывшая княжна Торинграда. Вообще, Прекрасу в Утгарде не любили, но не, потому что та была высокомерной или относилась к кому-либо без почтения, нет, все жители двора знали, что Прекраса и Горлунг сестры. Неприязнь, что люд Утгарда испытывал к Горлунг, переходила и на младшую сестру.
Поэтому Прекраса так и полюбила ткацкую – место, где никто не мог смотреть на нее свысока и шептаться за ее спиной. После рождения Растимира Прекраса была в Торинграде затворницей, но все жители помнили, что некогда она была любимицей князя и открыто ей никто не дерзил. Было, что девки теремные, да чернавки шептались у нее за спиной, хихикали, а дружинники отцовы отворачивались, но грубить Прекрасе никто не смел. В Утгарде же все было иначе.
Горлунг упиваясь своей только обретенной властью, делала все, чтобы подчеркнуть свою значимость. Голос ее всегда теперь звучал в приказном тоне, громко и четко, не допуская возражений. Когда Прекраса слышала ее отрывистые указания, мурашки бежали по ее спине, так не по-женски вела себя Горлунг. Только один человек в жизни Прекрасы, также как и Горлунг любил власть – князь Торин, но про него Горлунг не любила говорить, а иногда еще и гадости отпускала. Прекрасу это коробило, ведь несмотря ни на что та любила отца и искренне по нему горевала.
Жены хирдманнов не принимали Прекрасу в свой тесный круг, говорили с ней обычно холодно и отчужденно, всем своим видом показывая неприязнь. Правда, они точно также и с Горлунг говорили, но та, словно не видела их, не замечала и смотрела на них свысока.
Прекраса вздохнула, поворачивая в тонких пальцах веретено. Жизнь в Утгарде пошла ей на пользу: руки снова стали нежными, хотя былая приятная округлость к ним еще не вернулась, волосы чистыми и блестящими, щеки немного порозовели и под глазами пропали черные круги – видоки ее прежних кошмарных дней. Прекраса снова становилась отрадой глаз для всякого, а слишком тугие для нее одеяния старшей сестры лишь подчеркивали ее статную фигуру, заставляя всех без исключения хирдманнов смотреть ей в след восхищенными глазами. Но Прекраса, для которой некогда призывные взгляды торинградской дружины были желанными, нынче не обращала внимания на окружающих ее мужчин. Все мысли ее занимал лишь Даг.
Наконец-то после всех ужасов, пережитых в Торинграде, после холодной и безрадостной зимы, Прекраса начала чувствовать, что такое счастье. Да, Даг не был тем, о ком она мечтала в девичестве, он не был ее первой и самой сильной любовью. Но они теперь вместе и Прекраса отогревалась душой рядом с этим грубоватым и немногословным мужчиной. Денно и нощно благодарила она богов за то, что они послали ей Дага.
Ночами, перебирая его короткие седые волосы, Прекраса задавалась вопросами: кто он, откуда, как попал он в дружину князя Торина? Но вслух их задать боялась. Слишком хрупко все было между ними, слишком боязно ей было снова поверить в счастье и открыть свое сердце. А Даг ревновал Прекрасу к каждому хирдманну, к времени, что проводит она без него, и это льстило Прекрасе, подсказывало, что она не безразлична Дагу.
Прекраса иногда помимо воли вспоминала Рулафа, их любовь, их встречи, то лето, что навсегда изменило ее жизнь. Но сопоставляя этих двоих мужчин, сравнение всегда было в пользу Дага. Он был воином, сильным, смелым и повидавшем многое, а Рулаф – мальчишкой, что впервые вкусил вкус любви.
Думы эти настолько увлекли Прекрасу, что она не заметила как в ткацкую вошел Даг. Остановившись на пороге, мужчина с ненавистью смотрел на склоненную голову Прекрасы, на золотые волосы, рассыпавшиеся по округлым плечам.
- Ах, ты сучка пса шелудивого – вскричал он.
Прекраса от неожиданности выронила веретено и шерсть из рук.
- Даг… - пролепетала она.
- Думала, что я не узнаю? – грозно спросил он.
- О чем? – удивленно глядя на него, спросила она.
- Олаф ищет тебе мужа, среди лучших из своих хирдманнов, перебирает вместе со Свенном окружение конунга Ингельда, выбирая тебе суженного – глядя на нее сверху вниз, ответил Даг.
- Зачем? - потрясенно спросила она.
- Как зачем? Ты же попросила свою сестрицу найти тебе достойного мужа. Эка вы спелись! При живом-то отце и смотреть друг на друга не хотели, а теперь гляди какие подруги с издевкой сказал Даг.
- Я не о чем не просила Горлунг – возразила Прекраса.
- Так я тебе и поверил – фыркнул Даг – не понимаешь ты, девка, доброго обращения. Ты – моя добыча, моя наложница и никто не смеет тобой распоряжаться, лишь я. Захочу и на цепь посажу, как рабу последнюю.
- Ты посадишь меня на цепь? – переспросила Прекраса. – Но за что? Я ничего не делала.
Слезы крупными каплями потекли по ее щекам, она размазывала их руками по лицу и твердила:
- Не надо на цепь, Даг, ну, прошу тебя не надо, нельзя меня на цепь….
- Прекрати выть – резко бросил Даг.
- Я не просила Горлунг, не просила, не надо на цепь – глотая слезы, твердила Прекраса.
- А кто просил тогда? – хмуро спросил Даг.
- Не я, клянусь самой Ладой, не я.
Даг посмотрев на ее заплаканное лицо, впервые подумал, что может быть, Прекраса действительно не затевала всего этого. Видимо, это все происки Горлунг, ну, и дрянь же она! Неспроста ее князь Торин сторонился, видимо, знал о черном сердце дочери старшей.
Взгляд Дага опять упал на Прекрасу, на ее заплаканное раскрасневшееся лицо, вздрагивающие плечи. Странно, но Даг прикипел душой к этой плаксивой девчонке, что некогда заливалась колокольчиком в Торинграде, услышав любую шутку. Нынче Прекраса смеялась редко, лишь улыбалась иногда, глядя на него. И так тепло у Дага становилось на душе от ее улыбки, что и не жалел он более о том что она с ним.
- Ладно, не реви – молвил Даг – не ты, так не ты.
Прекраса, улыбнувшись ему сквозь слезы, хотела подойти к нему, но запнувшись о шерсть, что пряла до прихода Дага, покачнулась, падая на пол. Даг подхватил ее и помог встать на ноги. Прижавшись к его сильному плечу, Прекраса тихо сказала:
- Не могла я, Даг, просить, чтобы мне мужа нашли. Я же кроме тебя никого не вижу. Да и не возьмет меня теперь никто в жены.
- Это почему еще? – спросил Даг.
- Кто же возьмет в жены бабу, что под сердцем носит ношу?
- Ты в непраздности? – спросил он, не веря своим ушам.
Прекраса лишь кивнула в ответ, не смея поднять глаза на Дага, который держал ее теперь крепко-крепко, словно боялся, что она убежит.
- Ты не врешь? – не веря ей, спросил он.
Прекраса отрицательно покачала головой, с тревогой глядя на лицо Дага, ища признаки недовольства. Но Даг лишь скупо улыбнулся и поцеловал Прекрасу, а душу его затопила теплая волна довольства.
***
Прекраса нашла Горлунг в общем зале, та стояла возле очага и заставляла одну из рабынь снимать нагар с камней. Вторая рабыня железным скребком чистила стол, третья держала в руках свежую льняную скатерть, которой хотела застелить чистый стол.
Горлунг не заметила сестры, она зорко наблюдала за рабынями, стараясь не упустить ни одной мелочи в их работе. Она получила необыкновенное удовольствие, заставляя рабынь переделывать плохо исполненное указание.
- Как ты могла заставить Олафа искать мне мужа? – хмуро спросила Прекраса.
- Так и могла – оборачиваясь на голос сестры, отрезала Горлунг.
- Но мне никто не нужен – разведя руками, словно отгоняя мух, сказал Прекраса, немного сбитая с толку тем, что Горлунг не отрицает своей вины.
- Да, кроме твоего хирдманна – закончила за нее Горлунг – я это уже слышала. Но Прекраса – ты дочь князя. Он не пара тебе.
- Какого князя? Нет больше ни отца, ни Торинграда. Последнюю зиму я жила хуже, чем рабыни в Утгарде. Я же рассказывала тебе, Горлунг.
- Ну, и что? – дернув плечом, спросила Горлунг - ты по крови выше этого своего хирдманна.
- Выше, ниже – это все ерунда. Если бы не он, то меня уже и в живых то не было – резко ответила Прекраса.
- Боги распорядились так, чтобы ты жила. И я не позволю тебе жить, так как ты живешь теперь. Ты рождена для иной жизни, Прекраса, не для того чтобы быть наложницей хирдманна.
- Горлунг, ты, словно не слышишь меня – покачав головой, сказала Прекраса - Я счастлива с Дагом. Я жду от него ребенка.
- Что? Повтори – отрывисто сказала Горлунг.
- Я в непраздности – сказала Прекраса.
Горлунг нечего было ответить на это, такого она не ожидала. Оглядывая Прекрасу с головы до ног, она задержала взгляд на животе сестры, словно прикидывая в уме, можно ли будет выдать ребенка Дага за дитя другого, того что будет достойным Прекрасы.
- Я запрещаю тебе, Горлунг, мешать мне жить счастливо – сказала Прекраса.
- Запрещаешь? – сузив глаза, спросила Горлунг, в тоне ее явственно слышалась угроза.
- Да – с нажимом ответила Прекраса.
- Если я захочу, то ты вместе со своим Дагом пойдешь прочь из Утгарда, скитаться по Норэйг – усмехнувшись, ответила Горлунг.
- Зато мы будем вместе – опустив голову, ответила Прекраса.
На это Горлунг возразить было нечего, грустно покачав головой, она ушла в свой покой. А Прекраса еще не до конца осознавая свою первую победу над сестрой, тяжко вздохнула. Решая собирать им с Дагом вещи или подождать вечерней трапезы, она медленно пошла рассказать обо всем Дагу.
Опасения Прекрасы были напрасными, из Утгарда их с Дагом не выгнали. А спустя несколько дней по указанию Олафа, состоялся брачный пир Прекрасы и Дага.
_________________

УХ ЗДОРОВО Прекраса молодец !!!!!!!!!
_________________

Значит, растянем удовольствие.

Точно! Просто умница, хоть мне и трудно до сих пор принять, что такая умница-красавица как Прекраса влюбилась в такого неотесанного увальня, как Даг.
_________________

Антонина, спасибо огромное!


Я тоже за нее рада. Сама не перестаю удивляться ей. Решила Прекраса, что будет счастлива с Дагом и вцепилась в это свое счастье мертвой хваткой, никого не слушая!

Катюш, спасибо большое!


А больше - то ведь не в кого. Прекраса уверена, что Даг ее спас, что он ее искал в Торинграде, а не сбегал сам с поля боя. Вот такое заблуждение у нее.

Леди, спасибо Вам огромное за внимание к моей писанине
_________________

Эля, видела в галерее твои фотографии)) Я тебя примерно так и представляла.
_________________

Я так рада за Прекрасу . Хоть Даг мне и не нравится, зато она с ним счастлива. Совет им да любовь


Уряяяяяяяяя
Прекрасу пристроили, теперь интересно узнать как там Горлунг пристроится
_________________

Люся, согласна с тобой на 100%


Постараюсь завтра еще одну главу выложить)))
_________________

 » Часть 3, глава 40

Не утерпела до завтра, выкладываю сегодня))))

ГЛАВА 40
Олаф закинув руки за голову, смотрел на желтоватые отблески очага на потолке своей одрины. Из его головы не шло несчастное выражение лица Горлунг на брачном пиру Дага и Прекрасы. Столько зависти было в глазах Горлунг, затаенной боли, обиды, что ему было не по себе, разве обидел он ее чем-нибудь? Странная она женщина, непонятная. Но каким-то пугающей силы притяжением его влекло к Горлунг. Чем она так его привлекала? Олаф не знал ответа на этот, но жизнь рядом с дочерью Торина разительно отличалась от прежней его жизни.
Олаф вспомнил тот день, когда увидел Горлунг впервые, ее сосредоточенное лицо, когда она осматривала его рану. В его памяти всплывали один за другим мгновения, что проводил он в самых холодных покоях Торинграда, когда Горлунг перевязывала ему руку. Как он ждал этих коротких встреч, когда Горлунг даже не смотрела на него лишний раз, ее холодные глаза скользили по нему, словно не видя. Да, что таиться и сейчас бывало, что Горлунг смотрела вдаль так печально, что сердце рвалось от жалости к ней и в то же время, в такие мгновения Олафу хотелось стереть с ее лица эту тоску силой, заставить Горлунг быть счастливой.
Потом Олаф вспомнил неуверенное выражение лица Горлунг, когда она предложила прочесть его будущее на рунах, так словно она не знала стоит ли ему открывать свой дар, достоин ли он этого. Испуганное лицо Горлунг, когда он звал ее в Утгард. Ведь не поехала она с ним тогда, осталась в Торинграде. Может, увези он Горлунг силой, и было бы все иначе, проще и легче. Но она стала женой Карна. Ревновал ли Олаф к Карну? Нет, но сама мысль, что он не единственный, что был кто-то другой, была Олафу неприятна. Если же Карн владел телом Горлунг, то тот светловолосый славян держал в охапке ее душу и не отпускал ни пяди ее.
Олафу вспомнились полные боли черные глаза Горлунг в день тризны по князю Торину, что смотрели за последним вздохом проклятого Яромира. За что она его так любила? Олафу никогда видно этого не понять, как и не уразуметь очень многого, что связывало его с этой женщиной.
Сколько всего они пережили, пока боги не соединили их! И сколько еще им предстоит пережить. Горлунг хотела стать его женой, Олаф видел это, чувствовал, но кто-то словно шептал ему в ухо о том, что этот супружеский союз не будет счастливым. Но разве несчастлив он с ней сейчас? Счастлив, твердо решил про себя Олаф. Хотя жизнь с Горлунг и не такая как он представлял себе.
Закрыв глаза, Олаф увидел другую женщину, белокурую, зеленоглазую, покорную. Его Гуннхильд, только его, ему принадлежало и тело и душа покойной жены. Олаф, словно перенесся в прошлое, когда он совсем еще юный впервые увидел Гуннхильд. Как она очаровала его своей нежной красотой, лаской, трепетом. Олаф вспомнил, как в первый год жизни в супружестве, они с Гуннхильд ждали зиму и бегали по сугробам, смеясь и горланя песни. Почему же Горлунг затмила его жену? Ведь бывшая княжна Торинграда не отличалась ни красотой, ни веселым, легким нравом.
Олаф внезапно понял, что все его горе по мертвой жене было порождено стыдом перед ней, за то, что разлюбил, за то, что нашел другую, за то, что не ценил. Возвращаясь с последнего набега на Гардар, Олаф хотел лишь загладить свою вину перед Гуннхильд, вину за то, что разлюбил, забыл, отвергнул. Но это ему не удалось, она не дождалась его, боги отобрали у него Гуннхильд.
Внезапно Олаф осознал, что рано или поздно он все равно возьмет Горлунг в жены, а может, она уже носит его ребенка. И такое довольство захлестнуло его, словно огромная волна, что залила за борт дракканы. Его ребенок, когда-нибудь у них будет ребенок и Олаф не допустит того, чтобы он был рожден не в супружестве.
Глядя на спящую Горлунг, Олаф думал, что она ему дороже всех. Черные волосы спадают с края ложа шелковистой рекой, тонкая рука лежит поверх меховой полости, губы немного приоткрыты и все лицо ее дышит спокойствием и умиротворенностью, совсем не такая она днем. Олаф подумал о том, что лучшей хозяйки для своего двора он сыскать не смог бы, работа кипит в руках Горлунг, Утгард не узнать теперь.
Приняв такое непростое для себя решение, Олаф наконец-то уснул.
***
Вечером следующего дня Горлунг была в своем покое, день выдался тяжелым. Через закрытую дверь доносились хмельные голоса хирдманнов, что спорили друг с другом.
Внезапно дверь в ее покой отворилась и на пороге появилась маленькая, худенькая фигурка.
- Отец сказал, что ты станешь его новой женой – с вызовом глядя на Горлунг, сказал Рагнар.
Горлунг была настолько потрясена словами мальчишки, что ничего не ответила. Молча, она глядела на него, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.
- Ты займешь место моей мамы – сверля ее взглядом зеленых глаз, продолжил Рагнар – ты мне не по душе, но раз отец решил, что ты достойна быть его женой, так тому и быть.
- Достойна? – поперхнувшись, спросила Горлунг.
Мальчишка качнул головой, тряхнув при этом гривой светло-каштановых волос. Устав стоять, он забрался на ложе, стоящее посередине покоя, и начал болтать ногами, обутыми в грязные сапожки.
- Я – дочь князя, я а твой отец лишь хирдманн, имеющий свой двор, и ежели ты хочешь молвить слово о том, кто кого достоин….
- Не важно – перебил ее Рагнар – отец сказал, что ты теперь мне будешь вместо мамы.
- Вместо мамы? – изумленно переспросила Горлунг. Когда она думала о том, чтобы стать хозяйкой в Утгарде, Горлунг ни разу не посещала мысль о сыне Олафа.
- Да. Вот я и пришел. Будь – с горьким вздохом сказал Рагнар.
Горлунг смотрела на сына Олафа, не веря своим глазам и ушам. Как она может заменить ему Гуннхильд? Она ведь раньше к детям близко не подходила и не думала о них никогда. И вообще что делает мать? Что она должна делать? Наверное, надо срочно найти мальчишке няньку. Кто-то ведь им занимался. Но кто? Жены хирдманнов не могли воспитывать его, среди рабынь пожилых женщин не было.
- Рагнар, у тебя, наверное, есть няня?– неуверенно спросила Горлунг.
- Нет, я взрослый. Я с хирдманнами днем нахожусь, а вечером шел к маме. Ты - новая жена отца, значит, ты теперь мне вместо мамы. Хотя с мамой тебе никогда не сравниться – печально добавил Рагнар.
- Я и не хочу с ней сравниваться.
- Правильно, тебе такой никогда не быть. Мне не нравиться сыр, который по твоему приказу теперь делают. Не вкусный он. Хочу мамин.
- Сыр не вкусный. Беда - согласилась с ним Горлунг – будут делать для тебя другой.
Рагнар замялся, словно не зная, что еще сказать, опустил глаза на носочек своего сапога и сказал:
- Мне плохо без мамы. И скучно.
- Знаю – кивая головой, сказал Горлунг.
- Откуда? – посмотрев на нее исподлобья, спросил Рагнар.
- Моя мама тоже умерла, когда я была маленькой.
- Я не маленький, я – воин.
- Да, прости.
- А тебе отец растил? – с интересом спросил Рагнар.
- Нет, сначала бабушка, потом рында и нянька.
- Кто такой рында? – спросил Рагнар.
- На Руси так называют личного хирдманна, который тебя охраняет – пояснила Горлунг.
- У тебя был свой хирдманн? – потрясенно спросил мальчишка.
- Ага, он мне столько интересного рассказывал, столько преданий, легенд, рассказов о походах. Он был очень хорошим. Очень – грустно сказала она.
- А где он сейчас?
- В Вальхалле. Я перед ним очень виновата – грустно сказала Горлунг – он меня никогда не простит. Но может быть, когда-нибудь не в подлунном мире мы с ним встретимся и я выпрошу себе прощение.
- Ты расскажешь мне о Руси? – спросил Рагнар.
- Расскажу – улыбаясь, ответила Горлунг.
- Когда я стану выше, я тоже пойду в поход, и буду добывать золото и убивать врагов – с блеском в глазах молвил сын Олафа.
- Речи достойные воина – улыбнувшись, поддержала его Горлунг.
С того дня и родилась эта самая странная дружба из всех возможных. Кто бы мог подумать, что из всех людей, кто ее окружал, интереснее всего и проще Горлунг будет с сыном Олафа. Эти двое отчаянно одиноких людей привязались друг к другу так сильно, будто их боги связали накрепко одной нитью.
Горлунг очень привязалась к Рагнару, она рассказывала ему все, что знала, обходя стороной лишь свой дар. А Рагнар оказался хорошим слушателем, он, внимал всему, что говорила ему Горлунг. Со временем Горлунг поняла, что испытывал к ней Эврар, тоже она чувствовала к сыну Олафа: гордость, интерес, привязанность и нежность, что-то светлое и очень чистое. Бывало, что Горлунг очень хотелось обнять Рагнара и она прижимала его маленькое тельце к себе и долго не могла отпустить.
Совсем незаметно для окружающих, Горлунг стала для Рагнара главным советчиком, опорой и поддержкой. Олаф перестал быть для сына непогрешимым идеалом, уступавшим лишь богам. И совсем незаметно для окружающих Рагнар очень отдалился от Олафа, Горлунг уделяя ему много внимания, заменила для сына Гуннхильд всех и все. Горлунг не испытывала вины за то, что отобрала у Рагнара мать. Спустя какое-то время ей уже казалось, что Гуннхильд никогда и не было.
Впервые в жизни Горлунг кто-то нуждался в ней, для кого-то она была главным человеком в жизни и она полюбила Рагнара слепой любовью, излив на него всю свою нежность. Иногда ей даже начинало казаться, что Рагнар чем-то схож с Яромиром, что какая-то общность черт присутствует в них, и Горлунг представляла, что Рагнар сын ее и Яромира. Она не замечая этого все глубже погрязала в своем мире, выдуманном, имеющим очень мало общего с реальностью.
Горлунг старательно растила из Рагнара будущего правителя, того кто управлять разумно и справедливо, хитро и умно, руководствуясь интересами своего двора.
_________________