Elenawatson:
Александр Пушкин - Бесы
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Еду, еду в чистом поле;
Колокольчик дин-дин-дин.
Страшно, страшно поневоле
Средь неведомых равнин!
«Эй, пошёл, ямщик!» − «Нет мочи:
Коням, барин, тяжело,
Вьюга мне слипает очи,
Все дороги занесло;
Хоть убей, следа не видно;
Сбились мы. Что делать нам!
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
Посмотри: вон, вон играет,
Дует, плюет на меня,
Вон — теперь в овраг толкает
Одичалого коня;
Там верстою небывалой
Он торчал передо мной,
Там сверкнул он искрой малой
И пропал во тьме пустой».
Мчатся тучи, вьются тучи,
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна
Сил нам нет кружиться доле;
Колокольчик вдруг умолк;
Кони стали... «Что там в поле?» —
«Кто их знает? Пень иль волк?»
Вьюга злится, вьюга плачет,
Кони чуткие храпят,
Вот уж он далече скачет;
Лишь глаза во мгле горят;
Кони снова понеслися;
Колокольчик дин-дин-дин...
Вижу: духи собралися
Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны,
В мутной месяца игре
Закружились бесы разны,
Будто листья в ноябре...
Сколько их? Куда их гонят?
Что так жалобно поют?
Домового ли хоронят,
Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи;
Невидимкою луна
Освещает снег летучий;
Мутно небо, ночь мутна.
Мчатся бесы рой за роем
В беспредельной вышине,
Визгом жалобным и воем
Надрывая сердце мне...
Дели:
» Бунин Иван. Вечерний ангел
Иван БунинВечерний ангел
В вечерний час над степью мирной,
Когда закат над ней сиял,
Среди небес, стезей эфирной,
Вечерний ангел пролетал,
Он видел сумрак предзакатный,
Уже седел вдали восток…
И вдруг услышал он невнятный
Во ржах ребенка голосок.
Он шел, колосья собирая
И васильки, и пел в тиши,
И были в песне звуки рая
Невинной, неземной души.
«Дитя,- сказал посланник Бога,
И грусть и радость затая,-
Куда ведет твоя дорога,
И где сложилась песнь твоя?»
Ребенка взор был чист и светел,
Но он в смущении стоял.
«Не знаю…» — робко он ответил.
«Благослови меньшого брата,-
Сказал Господь,- благослови
Младенца в тихий час заката
На путь и правды и любви!»
И осенил дитя с улыбкой
Вечерний ангел,- развернул
Свои воскрылья в сумрак зыбкий
И на закате потонул.
И как алтарь весенней ночи,
Заря сияла в вышине,
И долго молодые очи
Ей любовались в тишине.
И в созерцании впервые
Дитя познало красоту,
Лелея грезы золотые
И чистой радости мечту.
Pacific:
Белла Ахмадулина
Город
Привет Вам! Снова все мы в сборе,
но нет ни луга, ни травы.
Художник и Садовник в ссоре,
зато не в ссоре я и Вы.
Надеюсь, Вас не раздражает,
что луг сменился мостовой?
Любой исконный горожанин
во сне вернется в городовой.
Чужие сны мы редко смотрим.
Пусть это спорно и смешно —
мы посмеемся и поспорим,
когда окончится кино.
А это кто еще со стулом?
Пока Художник не заснул,
он видел стул. Потом заснул он
и вновь увидел тот же стул.
И наши с Вами сновиденья
порой запутаны, сложны,
а сны Художника цветнее,
диковинней, чем наши сны.
Поэтому, без колебанья,
Вас заклинаю, как друзей:
завидев в кадре надпись «Баня»,
Вы ни на миг не верьте ей.
Как эпизод ни странен,
я бы сказала: суть его проста!
Здесь только вывеска — от яви,
все остальное-прихоть сна.
Когда Художник холст затеял,
он видел струны и смычок.
Был в памяти его затерян
оркестр, печальный, как сверчок.
Приснился он совсем не к месту —
сверчок, забывший свой шесток.
Оплошность мы простим оркестру
за то, что музыку исторг.
Сомненья лишние отбросьте,
не так загадка мудрена, —
мы в сне чужом всего лишь гости
и наше дело сторона.
Лик. А Художник ищет блика.
Бывало ль с Вами то, что с ним?
Порой прекрасное так близко,
а мы зачем-то вдаль глядим.
михайловна:
Афанасий Фет
Добро и зло
Два мира властвуют от века,
Два равноправных бытия:
Один объемлет человека,
Другой – душа и мысль моя.
И как в росинке чуть заметной
Весь солнца лик ты узнаешь,
Так слитно в глубине заветной
Всё мирозданье ты найдешь.
Не лжива юная отвага:
Согнись над роковым трудом –
И мир свои раскроет блага;
Но быть не мысли божеством.
И даже в час отдохновенья.
Подъемля потное чело,
Не бойся горького сравненья
И различай добро и зло.
Но если на крылах гордыни
Познать дерзаешь ты как бог,
Не заноси же в мир святыни
Своих невольничьих тревог.
Пари всезрящий и всесильный,
И с незапятнанных высот
Добро и зло, как прах могильный,
В толпы людские отпадет.
1884 год
Elenawatson:
А. Блок «Ветхая избушка»
Ветхая избушка
Вся в снегу стоит.
Бабушка-старушка
Из окна глядит.
Внукам-шалунишкам
По колено снег.
Весел ребятишкам
Быстрых санок бег...
Бегают, смеются,
Лепят снежный дом,
Звонко раздаются
Голоса кругом...
В снежном доме будет
Резвая игра...
Пальчики застудят, —
По домам пора!
Завтра выпьют чаю,
Глянут из окна —
Ан уж дом растаял,
На дворе — весна!
Дели:
» Щеглова Татиана. Живу и наслаждаюсь жизнью
Татиана ЩегловаЖиву и наслаждаюсь жизнью
Живу и наслаждаюсь жизнью!
Осознаю, что жизнь дана одна.
Вдыхаю воздух полной грудью
И радуюсь мгновеньям бытия!
Люблю я тишину и запах моря,
Вечерние прогулки под луной.
Мне слух ласкает шум прибоя
И в этот миг в душе моей покой!
И не всегда бывает так, как надо -
Но это с точки зрения моей.
Живу, предполагаю я, однако,
Мечтаю, чтобы всё сбылось скорей!
И испытания даны мне как наука -
Уроки жизни извлекаю я по ней.
Я с радостью все принимаю блага,
Как дар Всевышнего и милость мне!
Живу и наслаждаюсь жизнью,
Не тороплю – всему придёт черёд.
Я радуюсь всему, что слышу, вижу -
Вот это истинное счастье и полёт!..
михайловна:
Анатолий Чивилихин
Когда растёт душа, становятся тесны
одежды старые — сомненья и тревоги.
И дни тогда летят, как золотые сны,
и, вольному, тебе открыты все дороги.
Когда растёт душа, нет ни скорбей, ни мук.
Как воздух для крыла — и скорби ей, и муки.
Когда растёт душа, она растёт, как звук.
Зачем нам тишина? В ней умирают звуки
Elenawatson:
Сергей Есенин
ПОРОША
Еду. Тихо. Слышны звоны
Под копытом на снегу,
Только серые вороны
Расшумелись на лугу.
Заколдован невидимкой,
Дремлет лес под сказку сна,
Словно белою косынкой
Подвязалася сосна.
Понагнулась, как старушка,
Оперлася на клюку,
А над самою макушкой
Долбит дятел на суку.
Скачет конь, простору много,
Валит снег и стелет шаль.
Бесконечная дорога
Убегает лентой вдаль.
Дели:
» Самарина-Лабиринт Ирина. Пусть будет друзей единицы...
Ирина Самарина-ЛабиринтПусть будет друзей единицы...
Друзей у меня – единицы,
Зато настоящих друзей,
Кто радостью может делиться,
Не только моей, а своей!
Кто искренне, честно, без лести,
Поздравить с успехом спешит.
И плачет над бедами вместе...
И дружбой, как я, дорожит.
Кто подло в беде не бросает,
Снимая намордник с лица,
Как злобный шакал не кусает,
Нутро проявив до конца...
Не это ли повод чудесный
"Спасибо" за дружбу сказать?!
От Бога они, если честно.
А вот остальные – как знать?
Бывают такие подруги,
Что хуже заклятых врагов.
В беде убегают в испуге,
Примкнувши к стране слизняков...
И выглядят очень нелепо...
Лишаются звания "Друг".
Беда современного века –
Предателей замкнутый круг.
Враги не опасны, как эти,
Что дружат на две стороны.
Разносят дешёвые сплетни...
Вот эти-то – от сатаны!
Дай Бог – разглядеть, не поддаться
На лживых улыбок крючок.
Друзья не позволят сломаться,
А эти – нажмут на курок...
Количество здесь не годится,
Ведь искренность в дружбе важней.
Пусть будет друзей единицы –
Зато настоящих друзей!
михайловна:
Людмила Чуйко
Мир прекрасен
Кто сказал – потеряны надежды?
Кто сказал, что звезды не горят?
Кто сказал, что исчезает нежность,
Любящий - не настоящий взгляд?
Кто сказал, что правды нет на свете?
Кто не верит в дружбу и любовь,
Видит жизнь в неблаговидном цвете
И не верит в радужную новь?
Верьте, есть хорошее на свете.
Жизнь ведь не заброшенный пустырь.
И какие б ни были рассветы,
Всё равно прекрасен этот мир!
Дели:
» Долягина Лариса. Есть души, больше любящие тьму...
Лариса ДолягинаЕсть души, больше любящие тьму...
Есть души, больше любящие тьму.
Для их страстей прикрытьем служит мгла.
И Божий свет им вовсе ни к чему-
Ведь в нем видны и чувства и дела...
Есть люди, коим ближе полумрак.
Уныние царит в его тиши.
И безразличен им и друг, и враг,
И равнодушие - болезнь такой души.
И есть сердца, как солнца теплый луч.
В них дух любви и доброты сквозит.
И тихо светят миру среди туч,
И от лица их в страхе тьма бежит...
Себя не восхваляют, не щадят,
Жалеют всех, хоть мир лежит во зле,
В душе Заветы Божии хранят,
И ценят каждый камень на земле...
Nadin-ka:
Леонид Латынин
«Зимний просек тих и полон снега…»
Зимний просек тих и полон снега,
В темноте шумит пустой трамвай.
Вороны летят ища ночлега.
Со скамьи не хочется вставать.
Парк велик, до города далеко,
Цепенеет сердце, снег синеет.
Что Ты, друг мой, иль Тебе так плохо,
Что домой вернуться Ты не смеешь?
Нет, мне просто хорошо и глухо.
Как темно сейчас среди дерев,
Дальний грай доносится до слуха,
Гаснет свет, за лесом догорев.
Кто там ходит позднею порою?
Дева память, спи свидетель мой.
Кто поет во мраке со звездою,
Что Христос рождается зимой?
В нищете, в хлеву, покрытом снегом
Вол и ослик выдыхают пар.
Кто кричит над снеговым ночлегом?
Это память мне мешает спать.
Спит Иосиф, в темноте белея,
Пролетает поезд над пещерой.
Над недвижной снеговой аллеей
Пастухи встают в тумане сером.
Глубоко в снегу не надо друга.
Далеко от жизни и обид.
Встанет месяц в середину круга,
Белый лес недвижно озарить.
Ярко, ярко средь узорных веток
Синие лучи зажгут снега,
Будет утро медлить. До рассвета
Все сравняет белая пурга.
Скоро утро, шепчет Магдалина,
Гостю ночи, отстраняя полог.
Ветви пыльных пальм Иерусалима
Сквозь дремоту ждут петуший голос.
1931–1933.
михайловна:
Светлана Чеколаева
Здравствуй,счастье!
Здравствуй, счастье! Я к тебе с вещами.
Да, я знаю, очень долго шла.
После стольких жизненных скитаний
Наконец-то я тебя нашла!
Сколько раз маршрутом ошибалась,
Не по той тропе держала путь.
Но ты видишь, счастье? Не сломалась,
Сердце невозможно обмануть.
Так бывало, что и обжигалась,
Но все так же свет в себе несла,
Падала, и снова поднималась,
Даже если двигалась едва.
Были за спиною кривотолки,
Но мне это горе не беда.
Слышишь, счастье? Я к тебе надолго.
Может быть, останусь навсегда!
Дели:
» Самарина-Лабиринт Ирина. Я помню, как была полна идей...
Ирина Самарина-ЛабиринтЯ помню, как была полна идей...
Я помню, как была полна идей…
Во мне жила девчонка лет пяти,
Что снег любила белый и людей,
И с радостью ей было по пути.
Она хотела верить и дружить.
Она любила маму и котов.
И временем умела дорожить,
И видела весь мир через любовь.
Во мне позднее девушка жила…
Красивая, семнадцать лет на вид.
Она любила и душой цвела.
А взгляд её – действительно магнит.
И мир казался добрым и большим.
Ещё ожоги сердца не видны.
И строила семью, с любовью, с ним…
Смотрела, как цветут сады весны…
И женщина потом жила во мне,
Лет, чтоб не ошибиться, тридцати.
Детишки, быт, дела, но первый снег
В ней пробуждал девчонку лет пяти…
Предательства простила, и не раз.
Семью тянула на своих плечах.
И, кажется, огонь в глазах угас,
Но нет же… Он горит в её глазах…
Во мне сегодня женщина живёт,
Которой, ну всего лишь пятьдесят…
Она чудес, как в те семнадцать ждёт,
И знает, что любовь – для сердца клад.
Она других в проблемах не винит.
И смотрит на вуаль замёрзших рек.
Ей дорог каждый день и каждый миг.
Она, как в детстве, любит белый снег…
Nadin-ka:
Борис Поплавский
Поплавский
«Рождество расцветает. Река наводняет предместья…»
Рождество расцветает. Река наводняет предместья.
Там, где падает снег, паровозы идут по воде.
Крыши ярко лоснятся. Высокий декабрьский месяц
Ровной, синею нотой звучит на замерзшем пруде.
Четко слышится шаг, вдалеке без конца повторяясь,
Приближается кто-то и долго стоит у стены,
А за низкой стеной задыхаются псы, надрываясь,
Скаля белые зубы в холодный огонь вышины.
Рождество, Рождество! Отчего же такое молчанье,
Отчего все темно и очерчено четко везде?
За стеной Новый Год. Запоздалых трамваев звучанье
Затихает вдали, поднимаясь к Полярной звезде.
Как все чисто и пусто. Как все безучастно на свете.
Все застыло как лед. Все к луне обратилось давно.
Тихо колокол звякнул. На брошенной кем-то газете,
Нарисована елка. Как страшно смотреть на нее.
Тихо в черном саду, диск луны отражается в лейке.
Есть ли елка в аду? Как встречают в тюрьме Рождество?
Далеко за луной и высоко над жесткой скамейкой
Безмятежно нездешнее млечное звезд торжество.
Все как будто ждало, и что спугнута птица шагами
Лишь затем, чтоб напомнить, что призраки жизни страшны,
Осыпая сиянья, как долго мы были врагами
Тишины и природы, и все ж мы теперь прощены.
1930–1931