— Иегудиил, почему ты так долго не отзывался? Тебе нравится смотреть на мои страдания? Ты ждал, когда я встану на колени и буду молить тебя о встрече?
— Не нагнетай страстей, Тира. Ты излишне драматизируешь.
— Благородие, почему вы все такие жестокие?
— Кто это все? Пожалуйста, уточни.
— Вот! Он тоже сначала говорил «пожалуйста», а потом за волосы приволок меня домой!
— Наверное, ты дала повод для такого… э… радикального поступка?
— Какой повод?! Какой там повод! Не было никакого повода!
— А если подумать?
— И думать нечего! Я не могу все время сидеть в клетке!
— Хороша клетка — 50 гектаров!
— Ой, Иегудиил, я тебя умоляю, дело ведь не в размере.
— А в чем?
— В запрете.
— Действует как красная тряпка на быка?
— Ну, вот видишь, ты все прекрасно понимаешь. Когда захочешь.
— Придержи язык, Тира, и веди себя повежливей.
— И ты туда же? Вот они тоже так: один — «ты много говоришь», другой — «приколоть бы тебе его булавкой».
— Смотрю, ты нашла оригинальный выход. Не мешает?
— Сначала, с непривычки, мешало. Даже разговаривать без особой нужды не хотелось. Теперь привыкла. Им понравилось.
— Я даже догадываюсь, почему.
— Можно подумать, так сложно догадаться.
— Почему ты злишься, Тира?
— Потому что мне больно.
— Неправда.
— Ну, хорошо. Он меня уродует.
— Ты сама виновата. Не надо было доводить до критической ситуации. И все не так плохо, он почти незаметен.
— Откуда ты знаешь?
— Глупый вопрос.
— Мне не нравится наш разговор. Я его представляла совсем иначе.
— А мне не нравится, что ты, находясь в моем доме, ведешь себя так, будто это я рыдал и жаловался на жизнь три ночи подряд перед твоим портретом.
— Ах, вот как?! Ты таки меня слышал! Ты специально не отзывался! Приятно, наверное, засыпать Наставнику под вой подопечной? Это… это унизительно, Иегудиил. Ты садист!
— Господи, дай мне терпения… Тира, твои причитания и угрозы Наверху не услышал, наверное, только глухой, но мир не вращается вокруг тебя одной, у меня есть другие дела и заботы.
— Благородие, какие у тебя могут быть другие заботы, когда я! не кто-то там, а я! оказалась в заднице по самые уши.
— Я тебя туда не отправлял, это, во-первых. И не паникуй, если ты здесь, то, считай, половина проблем решена…
— А что, во-вторых?
— Не перебивай меня. Во-вторых, тебе надо успокоиться, а мне — принять душ и переодеться.
— Поторопись, Благородие, я не могу ждать.
— Что за спешка? У нас впереди вся ночь.
— Летом ночи короткие, оглянуться не успеешь, пора возвращаться. Я должна успеть все рассказать, а ты — мне помочь. Одна надежда на тебя, Иегудиил, только на тебя уповаю. Я стала слепой, совсем беспомощной и я очень боюсь…
— Слепой? Странно… Ты это видишь?
— Это?.. Хм… ну, вижу. Труселя-боксеры Andrew Christian Almost… повернись спиной, я прочту, что там дальше на резинке пишут.
— А говоришь, слепая.
— Издеваешься, да? Между прочим, Благородие, а кольчужка-то маловата: из штанины кое-что выглядывает… Не помещается, видать.
— Как тебе не стыдно!
— Ууухаха! Ишь, как забеспокоился. А нечего надо мной смеяться! Я тоже умею шутить. Но мне сейчас не до шуток.
— Что, действительно так страшно?
— А то ты не знаешь!
— Тира, в твоей голове, как в испорченном телевизоре — мешанина из смутных образов, обрывки картинок и наслоение сюжетов. Мне надо разобраться.
— Еще бы там был порядок! Посмотрела б я на тебя, спокойного, после того, как поимеют противоестественным способом.
— Тира, можно подумать, для тебя это в диковину. А за меня не волнуйся, меня тоже периодически имеют… Прекрати! Умерь свою фантазию! Имеют фигурально.
— Тебя фигурально, а меня натурально. Причем вдвоем.
— Так-так, а ну, подожди ровно пять минут, и я весь сплошное внимание.
— Я так и знала, Иегудиил, что ты латентный девиант, и только так тебя можно заставить шевелиться.
— Не дерзи Наставнику, ведьма! Иди на кухню и приготовь что-нибудь перекусить.
— Я не ем по ночам.
— С каких это пор?
— А с тех, когда мне сказали, что худая корова еще не газель.
— Не вижу логики — раз, это поклеп — два.
— Честно, Благородие? Ты не врешь?
— За кого ты меня принимаешь?
— Э… ну… в общем, я пошла к мартену, но на много не рассчитывай.
Обескураженная, выбитая из привычной колеи и злая как черт я приготовила Архангелу ужин. Когда он, смыв с себя бремя предыдущих забот и поменяв пасхально-выходной костюм на свободные домашние брюки и растянутую трикотажную футболку, появился на кухне и глянул на стол, то не смог сдержать разочарованного вздоха:
— Тира, даже монах-траппист и тот повесился бы от такого «изобилия».
— Не преувеличивай, Благородие. Кружки чая и одного тоста вполне достаточно, чтоб дотянуть до утра. Можешь мне поверить.
— Но ведь тост без масла, а чай без сахара!
— Скажи спасибо, что с заваркой. Масло намажь сам.
— Вредная ты, ведьмочка.
— От такого слышу. Иегудиил, обещаю накормить таким завтраком, что ни один телепорт не дотянет тебя домой, пока все не уваришь. Если ты мне поможешь.
— Звучит заманчиво, конечно, но…
— Что «но»?! Тебе мало? — я начинала тихо сатанеть. — Благородие, не пей кровь!
— Что за безобразные манеры, Тира? Когда ты научишься не перебивать собеседника? Кто тебя воспитывал?
— «Когда папа Карло, а когда никто». Еще замечания будут?
— Мне очень не нравится твоя ужасная привычка во всем со мной торговаться. Не забывай, это ты нуждаешься в моей помощи. Я прекрасно обойдусь и без твоего завтрака, а вот сможешь ли ты обойтись без меня?
Он был прав. От его правоты и безвыходности, от перспективы остаться один на один со свалившимися на меня проблемами, я почувствовала, как в носу защипало, рот стал съезжать набок и на глаза навернулись слезы — я разревелась. Архангел под мой трубный вой спокойно допил чай, поставил кружку в раковину и, взяв полотенце, вытер мою мокрую физиономию. Вытер так, словно всю жизнь то и делал, что подтирал сопли ревам.
— Ну как, полегчало? Успокоилась?
В ответ я утвердительно кивнула головой, высморкалась, отложила полотенце и попросила сигарету.
— И не отпирайся, Благородие, бесполезно. Я знаю, что ты куришь.
— Откуда?
— Разведка донесла.
— Кажется, я догадываюсь, о чем речь… Тира, это было давно и неправда. И тогда была война… Но могу тебе кое-что предложить, если так невтерпеж.
— Что это за гадость? — Затянувшись дивной на вид сигаретой, материализованной из воздуха прямо перед моим носом, я выпустила дым. — Никакой табачной крепости, а вонь от нее такая, будто жгут опавшие листья. Эх, сюда бы добавить мухоморную пыль…
— Это безникотиновая сигарета, в состав входят аптечные травы. Ты — кормящая мать и должна думать, прежде чем тянуть что-либо в рот.
Я поперхнулась дымом, затушила бесполезную вонючку под струйкой воды и выкинула в мусорный контейнер. Архангел, святая душа, не заметил двусмысленности своей фразы, вернулся в комнату и уселся в кресло. Я приплелась за ним и кое-как устроилась на красивом, но жутко неудобном диване знакомом мне по астральному посещению и неудачной попытке сыграть смиренную монашку. Положив под голову небольшую подушку, остальные сбросив на пол, я закинула ноги на спинку и уставилась в белоснежный потолок.
— Тира, сядь! Не прячь глаза как незамужняя мусульманка, смотри на меня и рассказывай.
— Благородие… — я послушно поднялась. — Мне неловко. Можно сказать, мне очень стыдно.
— Брось скромничать, а то я не знаю, на что ты способна.
— Ты намекаешь на наше совместное проживание в Дарк Хилл Кастл и в горах на нейтральной территории?
— Я намекаю, что давно живу, много видел, и тебе вряд ли удастся поразить мое воображение.
— Нет, я не могу говорить о сокровенном, когда ты такой… такой строгий и неприступный..
— Как мужчину ты меня отвергла, тебя не устраивает мой тон Наставника… Тира, что ты от меня хочешь?
— Я хочу друга.
— Как это понимать?
— Как хочешь.
— Разбаловали тебя, Тира. Вижу, так разбаловали, пока ты носила детей, в пору браться за плеть.
— Тебя Мор потом накажет.
— Он мне потом скажет спасибо.
— Мор никому не говорит спасибо. При этом он вежлив и никогда не повышает голос. Его просьбы редки, и желание ослушаться не возникает. Благородие, за время беременности я ела за десятерых, набрала почти 30 кг веса, свои ноги видела только в зеркале, жутко стеснялась своего вида, жаловалась ему, что стала уродливой и ему, наверное, противно со мной спать. Он назвал все чепухой, говорил, что прекраснее женщины не видел и носил на руках. Однако это не помешало ему появиться вслед за мной в моей квартире, куда я переместилась с помощью артефакта, намотать волосы на кулак и вернуть домой.
— Наконец-то я слышу объективную информацию. Что было потом?
— Потом я на него обиделась и ушла спать на третий этаж под самую крышу.
— Долго обижалась?
— Какое там! Только увидела его, стоящего в дверях — породистое лицо, глаза серые, непроницаемые, широкие плечи натягивают тонкую ткань расстегнутой рубашки, загорелый, на груди легкая поросль… Рукава закатаны, узоры татуировок на мускулистых руках… Потертые джинсы плотно облегают все особенности мужского тела… Сплошное воплощение сексуальной энергии… От одного вида можно кончить…
— Да, эльфы излучают секс… В этом они, пожалуй, не уступят радиации, излучаемой ядерными отходами. Когда не сдерживают себя. — Архангел сидел, опершись подбородком на сложенные домиком руки и закрыв глаза.
— Ты устал, Благородие?
— Нет. Продолжай. Я внимательно слушаю.
— Сам понимаешь, Иегудиил, в Ад я наведывалась регулярно. Без этого было никак не обойтись.
— Понимаю…
— И перед мужем стыдно, хоть на глаза ему не показывайся, когда возвращалась. Впору лимон есть, чтоб не выглядеть такой довольной. А что я могла поделать, если демон вел себя почти идеально, придраться практически не к чему. Конечно, не без скандалов, но в какой семье их не бывает? Я ведь ревнивая. Мой подозрительный вид, когда я появлялась Внизу, вызывал у него улыбку. Бальт клялся, что я его единственная женщина, и что ему только в кошмарном сне могло привидеться что было бы, застань я его не одного.
— Единственная на то время, пока ты носила его сына.
— Ну да, — сникла я, — я ему тогда так и сказала: демону обмануть так же легко, как убить и чтобы полностью одомашнить, его нужно кастрировать. А он посоветовал мне приколоть язык, чтоб не накаркала. Я разозлилась, взяла и так и поступила.
— Сделала пирсинг.
— Ага. — Я показала Архангелу язык, проколотый штангой, на концы которой были навинчены фигурные наконечники.
— Как реакция?
— Реакция одна — эрекция.
— Неудивительно.
— Да? А я вот удивляюсь, ну что в этом особенного? И еще мне непонятно, как может женщина с огромным животом вызывать у мужчин желание. Как-то я проснулась ни свет, ни заря, настроение отличное — дети в кои- то веки дали выспаться. Накинула халат и пошла в бассейн искупаться. Солнце ласковое, воздух прозрачный и не дрожит, как в полуденный зной. В парке ранняя птаха заливается, где-то вдалеке трактор стрекочет, кони изредка всхрапывают, в общем — сплошная пастораль. Наплавалась я от души, возвращаюсь обратно и застываю столбом: на террасе Мор сидит перед раскрытым ноутбком, за его спиной управляющий вытянулся. Меня халат облепил, как приклеился к мокрому телу, на пузе еле сходится, полы в разные стороны разъехались, грудь едва умещается. С волос вода капает, сквозь влажную ткань видны потемневшие сморщенные соски… Короче, от стыда не знала куда деваться. Мистер Нортон выдавил «доброе утро, хозяйка» и растворился как шипучка в стакане, исчез мгновенно. От Мора волнами исходило что-то необузданное, а во взгляде голод. И я понимаю, что к еде это не имеет отношение… Благородие, тебе плохо? Может, принести воды?
Иегудиил наклонился, вытер краем футболки вспотевший лоб и сделал жест, поощряя к продолжению.
— Я сама не заметила, как оказалась в объятиях мужа. Он целовал меня, говорил какая я красивая и сексуальная. Что если он долго ко мне не прикасается у него начинается ломка. Что он готов бросить к моим ногам все, чего бы я ни пожелала. Это так приятно слышать. Я круглая и неуклюжая, а он выглядит так, что его хочется облизать и съесть. Рука помимо воли дергает за язычок молнии на его джинсах, и напряженный член ложится в мою ладонь — теплый, тяжелый и толстый. Я сжимаю его пальцами и чувствую, какой он крепкий, как в моей ладони бьется пульс. Я опустилась на колени, слизнула с головки капельку и провела языком. Стоило мне взять его в рот и коснуться золотым наконечником, как Мор резко втянул воздух и положил руки мне на голову. Язык стало покалывать… ммм… такое невероятное ощущение прокатилось от горла до самого лона, даже внизу живота стало больно. Я свела бедра, чтобы боль не была такой острой, и втягивала член, взяв его у основания. Затем отстранилась и спросила Мессира, можно мне потом полетать, ну хоть немножечко. Он сказал «нет». Я встала, сдернула со стола скатерть вместе с нутбуком и очень злая зашла в дом.
Слышу, в моем кабинете телефон звонит, надрывается. Пока добралась, он смолк. Настроения мне это не прибавило, только еще хуже стало: разозлилась, что неповоротливая, медлительная — корова, одним словом. Перезвонила по определившемуся номеру и рявкнула в трубку:
— Что надо?
— Тира, привет.
— Мы знакомы?
— Это Вася…
— Какой еще к черту Вася?! — И швырнула телефон об стену.
Думаю, раз мне плохо, пускай и всем остальным будет плохо. Чтоб никто из домашних не попал под руку, когда я в таком состоянии, взяла да и переместилась в Ад…
— Подожди, подожди, Тира. Не спеши. — Благородие отдышался и перевел дух. — Как ты смогла сама попасть Вниз?
— Благодаря вот этому… — Я задрала майку, приспустила шорты и показала опоясывающую татуировку. — Можешь подойти и даже потрогать, она не кусается — демон вынужден был ее… не знаю, дезактивировать, что ли. Она не давала разрезать живот. А потом ему не до того стало.
— Срань Господня… — пробормотал Иегудиил, водя пальцем по завитушкам, — надо же, как он позаботился о своем потомстве… все продумал.
Я опешила: такого от интеллигентного Благородия я никогда не слышала.
— Ниже не смотри, там шрам.
— Не волнуйся, шов незаметный. Когда закончишь исповедь, я его уберу.
— В общем, переместилась я, уселась грузным кулем на кровать и раздумывала, кого б мне удавить, чтоб пар выпустить. Сейчас сама удивляюсь, откуда во мне столько агрессии взялось.
— Ничего удивительного: демоническая ДНК агрессивна. С человеческой не смешивается, а пытается одержать верх. Отсюда твое состояние.
— Ну, слава Богу. А тогда мне казалось, что еще немного и я превращусь в монстра. Когда демон появился, посмотрел на меня и все понял.
Сверкнул клыкастой улыбкой и говорит: «Тирка, вижу знакомый взгляд убийцы». Меня в охапку, крылья развернул, и летали мы в Междумирье, пока меня не попустило. В полете он меня так раздразнил, что, когда вернулись, я бы себя покалечила, если б не его осторожность. Он был таким… даже не знаю, как объяснить. Сочетание чувственного напора с исключительной нежностью. Посадил на себя, привлек, насколько живот позволял, и проник немного. Мне мало, но больше не получается, он не дает двигаться, боится навредить. Вдруг чувствую, как вдоль спины, по позвоночнику легкое прикосновение, сродни касанию пуха. Я вздрогнула, смотрю на демона, а у него глаза сделались шальные, пьяные. Говорит мне: «Не бойся и не оборачивайся. В любой момент можешь все остановить». Когда мои ягодицы раздвинули и стали между ними вылизывать, я поняла, что не хочу останавливать, а когда длинный язык проник внутрь, растягивая узкий вход, я поплыла. Демон придерживал меня руками, наши языки сплелись в поцелуе. Во мне было два члена. Один, разбухая и пульсируя, там, где положено, второй, поменьше, двигался между ягодиц. Одна за одной на меня накатывали жаркие волны, член сзади выскользнул, и я кончила вместе с Бальтом. Словами это невозможно передать. Можно только сравнить со сдвигом по фазе, рождением сверхновой звезды.
— Это приятнее покупки новых туфель?
— Э-э-э… Благородие, ты меня озадачил! — я улыбнулась, но вспомнив, о чем предстоит рассказывать дальше, быстро увяла. — Когда я очухалась после крышесносного оргазма, первым делом осмотрелась, рассчитывая увидеть третьего партнера, доставившего мне столько приятных мгновений. Но кроме демона, лежащего в обнимку с моим животом, и беседующего со своим наследником, никого больше не было. Я давай у него выпытывать, что за чудеса творятся со мной в его постели, но он отмахнулся и сказал: « Не отвлекай. Тебе было хорошо, а остальное не имеет значения». Понимая, что второго мужика рядом со мной в интимный момент он не потерпит, у меня зародилось нехорошее подозрение. Ты знаешь, Иегудиил, если мне что-то надо, я могу быть такой красноречивой, что, прости за богохульство, заткну за пояс Иоанна Богослова. Начав с «О-о-о, какой скандал я сейчас устрою!!!», и, видя, что его ни чем не проймешь, я сказала, что если сейчас же не увижу того, кто столь виртуозно отымел меня в задницу, то буду на весь Ад орать «Тасик!». Это возымело действие. Но лучше б я его не просила, Благородие. Честное слово! Когда я увидела сидящее на полу создание, мне чуть дурно не сделалось. Нет, оно не было безобразным. Напротив. Красивая молодая женщина. Она смотрела на меня с обожанием и робко улыбалась.
— О-хо-хо, — тихо вздохнул Архангел, — гермафродит: сам сношает и сам родит.
— Ты не представляешь, Иегудиил, что со мной творилось в тот момент. Я выбралась из кровати, нашла плетку и стала хлестать эту тварь. Казалось, она была этому только рада. Зажмурила глаза и вздрагивала от ударов.
— А что в этот момент делал демон?
— Любовался мною. Голой и бешенной. Знаешь, Благородие, сейчас стыдно вспоминать, но чем дальше я входила в раж, тем больше меня влекло, затягивало в пробуждавшийся темный, волнующий инстинкт. Я была полностью захвачена происходящим. А когда выдохлась, отшвырнула плетку, схватила ее хвост и рассматривала то, о чем раньше только слышала — член. Настоящий: с головкой, уздечкой — все как положено. Когда она увидела, что я высунула язык, проколотый золотой штангой, ее хвост завибрировал. Как сказала моя подруга, это вибратор с насадками. Так оно и есть. Дунув на головку и отпустив хвост, я повернулась к демону и попросила, чтоб она исчезла. Когда мы остались вдвоем, Бальтазар так глянул на меня, что я послушной кошкой забралась на постель, прижалась к нему и выслушала все, что он мне сказал.
— И что же он тебе сказал?
— Ой, Благородие, — вздохнула я. — «Слов немного, всего лишь пяток. Но какие из них выражения…». Короче, он говорил, что никто, наверное, не любит член больше меня, и все что он делает, только мне во благо. Потом сказал, что сейчас у меня такой вид, будто у козы, наевшейся конопли, и смеялся так, что мне стали видны две подковы с идеальными белыми зубами и клыки в первую очередь. Я и вправду была как чумная. Попросилась домой, а он не стал препятствовать.