Мой ангел злой, моя любовь... (ИЛР)

Попробую))))

Марина, я в восторге. Интересно,захватывающе. Я прожила это произведение с героями. Очень хочется продолжение. Просто сил нет , как хочется узнать что же дальше. На самом интересном месте прервано. Очень нравятся главные герои и хочется им счастья.

Как и обещала, мои варианты героев в большом размере:
Анна.
1. Современный вариант, правда глаза не серо-голубые но с помощью фотошопа можно сделать.
2. И вариант 19 века [img][/img]
Андрей. и ссылка намундир который я использовала при фотошопе (фото есть в верху) http://densvi.com/tags/%E8%F1%F2%EE%F0%E8%F7%E5%F1%EA%E8%E9/page/2/
3. Мария

Здравствуйте, леди!



Первое сообщение в твоей теме, относиться к 18 апреля 2011.

Лоран, спасибо за картинки, мне было интересно их увидеть, полагаю Марине тоже.



Не вижу я Анны в этих изображениях, впрочем у меня так бывает, нужно прочесть роман до конца. чтобы составить своё мнение о героине. Она для меня ещё до конца не раскрылась, в иные моменты я даже не знаю принимаю ли её.



Ну нет этот вариант мне не нравиться и дело вовсе не в мундире, а в лице. что то в нём жестокое есть для мня. Взглянула - и мне показалось - такой человек по головам пойдёт ради достижения своей цели. Андрей же не таков.



А вот, Мария для меня 100% попадание. На первой картинке. Мне кажется изображённая здесь женщина сочетает в себе опасную притягательность и прелесть с некой порочностью. Именно таковой Мари стала после замужества. Но как же она отличается от той в милой девочки, что встретила я в начале романа и что так согрела мою душу. Эх, интересно, где Мария сейчас и что делает после того как оставила Андрея?
_________________

 » Глава 40

Глава 40

Утро было поистине весенним – солнце так и норовило заглянуть в окна яркими лучами, с крыш звонко капали маленькие брильянты, и уже всем становилось ясно, что скоро в эти края ступит пора первой зелени и цветов. Удивительно, но в Москве еще лежал снег, а тут же он стремительно таял, показывая черноту земли, убегая в темноту лесов, где еще можно было схорониться под густыми ветвями ельника от солнечных лучей, несущих гибель. Звонко защебетали воробьи на дворе, перелетая с ветки на ветки, приветствовали приближение весны. Пасхальное воскресенье, по обыкновению, принесло с собой быструю смену сезона – еще недавно везде лежал снег, а погляди-ка, пара-тройка дней, и его как ни бывало, а в поле вовсю уже бороздят, вспарывая сохами черноту земли, щедро напоенными первыми водами.

Казалось бы, предчувствие весны вместе с лучами солнца, скользнувшими через прозрачные занавеси в малую столовую дома, должно было коснуться и сидящих за столом людей, заразить их той радостью, с которой даже дворовые, суетясь на заднем дворе, поднимали лица к солнцу. Но этого не случилось. И мужчина во главе стола, молча пьющий горячий темный кофе, не запивая холодной водой – привычка, приобретенная в Европе, и девушка, склонившая низко голову к тарелке, чтобы не встретить ненароком взгляд матери, сидящей напротив, не улыбались. Они едва ли замечали, как благостно ныне этим весенним утром, как радостно встречает природа субботу Светлой недели (Первая неделя после Пасхи).

Как обычно за семейными трапезами царила гнетущая тишина, прерываемая только еле слышными шагами лакеев, звяканьем приборов да редкими репликами, которые отпускала Алевтина Афанасьевна. Редкими, потому что ныне никто не стремился отвечать ей, как бывало прежде: Андрей за эти годы, что отсутствовал, потерял уважение к матери, по ее мнению, и даже из вежливости отвечал ей коротко и как-то нехотя, а Софи, почувствовав присутствие брата, стала подражать тому во всем. Даже редко ныне бывала с Алевтиной Афанасьевной, все с Андреем. Знала она, о чем они там беседуют наедине! Тот все ей голову морочит, что она должна жизнь свою устроить. А ее жизнь тут, подле Алевтины Афанасьевны?! Да и кому будет нужна девица в летах? И это ныне-то, после войны и похода в Европу, когда женихов справных на всех девиц не хватает?

- На Красную горку свадьбы в селе будут, - проговорил Андрей, напоминая матери и сестре, что придут за благословением и к усадебному дому по обычаю, заведенному прежним хозяином, который Андрей был намерен поддерживать и далее. – Не возьмете ли на себя, maman, подготовить подношения для молодых?
Крепостных молодоженов следовало не только благословить добрым словом, но и поднести тем по кубку крепкого вина, разделяя вместе с барином тост за будущую жизнь, а еще одарить тех деньгой. Андрей уже подготовил по золотому рублю для каждой пары, что придет на следующей неделе к парадному подъезду усадебного дома.

- Не могла бы я…? – Софи любила домашние хлопоты, которые предоставила ей вести мать в Агапилово и в московском доме, потому и осмелилась предложить свою помощь. Но была тут же прервана недовольной репликой матери:
- Не могла бы! Андрей Павлович должен о том просить буфетчика своего, коли нет той, кто занялась бы тем по праву. Коли супруги нет! Пора бы уж подумать о том вашему брату. Не юнец давно, - а потом вздохнула деланно тягостно, показывая свое недовольство. – Но нет! Вашему брату надо было ехать на сев через бездорожье весеннее вон из Москвы. Там ему было не по нутру, вестимо, раз выехал, когда все благоразумные люди по домам сидят.

Алевтина Афанасьевна до сих пор не могла забыть, как едва приступ сердечной у нее не случился, когда за похожим на этот завтраком в московском доме Андрей сообщил, что намерен ехать на Пасху в гжатские земли. И она ясно понимала, что тянет его туда, и это вовсе не забота о посевных работах.
Сперва хотела разыграть болезнь, чтобы удержать сына от этого шага. Было время - несколько лет назад, эта уловка так помогла ей, когда нашла в Агапилово письмо от этой кокетки Надин. Когда узнала, что та может оставить одного брата ради другого, как сделала это некогда. Ну, уж нет, вспылила тогда Алевтина Афанасьевна. Что бы ее Бориса да с носом оставили! И кто – собственный брат! Quelle scandale!
И она тогда писала в Петербург, куда уехали за покупками к свадьбе Надин с родителями и Борис: «Mon cher fils, mon couer (Мой милый мальчик, мое сердечко (фр.)), вы должны немедля повести под венец свою нареченную, покамест не потеряли то, что считаете своим. Доверьтесь maman, венчайтесь тотчас, как получите от меня иную записку с вестью о моей хвори, ссылайтесь на то, что я на одре заклинаю тому свершиться…». Ее Боренька так сильно желал эту темноволосую вертихвостку. Разве она могла поступить иначе? Потому и легла в постель в тот же вечер, разыгрывая приступы боли, призывая к себе местного иерея для «последней исповеди». Андрей не оставил ее тогда – смиренно сидел у постели, как она просила, являлся по первому зову в спальню. Она удерживала его при себе ровно до того момента, как получила вести, что дело свершилось, а Борис венчался с Надин в одной из церквей столицы. Когда Андрей не успел бы помешать тому, что должно было случиться.

Нельзя сказать, что Алевтина Афанасьевна не жалела обманутого в своих ожиданиях младшего сына. Конечно же, ей было больно, как и ему, когда он прочитал письмо Бориса. И его глаза… При его взгляде даже сердце сжалось на миг. Но выбор между Боренькой и Андреем был сделан. И, наверное, сделан еще тогда, когда ей показывали младенчиков при рождении – Андрей и Софья были вылитые отец на лицо, а вот Боренька был ее породы. Боренька был ее мальчиком. Всегда.

Боренька… Борис ни за что ни поступал бы нынче, как Андрей. Он не позволил бы себе не замечать реплик матери, как делает это младший сын с тех самых пор, как она встретила его по возвращении из Европы. И уж определенно не прислал бы в ответ на сообщение о болезни матери слова, что до Милорадово около двух дней пути, и он успеет прибыть в Москву по первому ее зову. Quelle impertinence!( Какая грубость, дерзость! (фр.)) Нет, Алевтина Афанасьевна тогда твердо решила, что не позволит Андрею осуществить задуманное, а уж она-то видела, куда дует ныне ветер. Эта наглая девчонка, позволившая себе так унизить фамилию Олениных! Хорошо еще, что не все знакомцы были осведомлены об обручении – война помешала тому. Покарана она по заслугам, за заносчивость свою, за то, что позволила себе подобную выходку. Ах, отчего только та по-прежнему в девицах?! И отчего Андрей не забыл о том, сколько неприятностей ему доставила эта Шепелева, а все печется и печется о ее благополучии? И вот этот отъезд в преддверии Пасхи в гжатские земли…
Алевтина Афанасьевна не была бы самой собой, коли б не приметила, как менялось лицо сына в присутствии этой девицы – как удивительно оно смягчалось, будто с него какая маска падала вмиг. И как он смотрел на ту на службе пасхальной поверх огоньков свечей, видела. Нет, не бывать Шепелевой подле ее семьи никогда! Никогда! Надобно бы убирать ее из имения да чем скорее, тем лучше!

- Je suis curieux de savoir… (Хотела бы я знать… (фр.)), - начала Алевтина Афанасьевна по-французски, но передумала, решила продолжить так, чтобы и слуги слышали каждое слово из сказанного. Как делала это ранее, больно коля словами, хлеща обвинениями. Знала, что гораздо неприятнее, когда о твоем промахе тебе замечают при слугах.
А еще надеясь, что по старой памяти кто-то донесет до ушей Шепелевой разговор за столом. Уж она бы не преминула выведать о том, что говорят в семье Олениных, будь на месте Анны!
- Хотела бы я знать, сколь долго угодно вашему брату, моя дорогая, быть благодетелем? И для чего? Чтобы в очередной раз стать предметом насмешек всего уезда, когда mademoiselle станет madam princesse? Или madam Polonaise? (Мадам княгиня… мадам полька (фр.)) Она в который раз попользует вашего брата, помяните мое слово, так и будет! Как это мило со стороны вашего брата предоставить ей кров и прочие блага! O, c’est une bonne farce! (Какая забавная выходка (шутка)! (фр.)) Пойти в церковь под венец из-под крова прежнего жениха! Какова! А быть может, он втайне все еще питает надежду на переменчивость mademoiselle Шепелевой в выборе, на то, чтобы ее благосклонность снова обратилась на его персону?
- Вы сегодня удивительно красноречивы, мадам, - заметил Андрей будто бы безразлично, но по его голосу Алевтина Афанасьевна поняла, что попала в цель – задела его за живое. С трудом удержалась, чтобы не улыбнуться торжествующе. Злость и ревность способны многое разрушить, она знала, как никто иной, насколько острое это оружие.

- Смею ли я надеяться, что ваше здравие идет на лад? – казалось бы, невинный вопрос сына к матери, но даже лакеи отчего-то резко выпрямили спины, старались стать невидимыми в этот момент, когда несмотря на солнечные лучи, согревающие комнаты, воздух заледенел. – Раз вы столь многословны ныне.
- Это неслыханно! Это переходит все мыслимые границы, разве можно не понимать того? Что за бесстыдство? – Алевтина Афанасьевна не желала уступать, убежденная в своей правоте, будто не слышала его. - Мадам Крапицкой следовало бы последить за своей nièce (Племянницей (фр.)). Мало того, что живет девицей в одном доме с дитем, прижитым невесть кем…
- C’est neveu (Племянник (фр.)), смею вам напомнить, - сухо заметил Андрей, и Алевтина Афанасьевна с готовностью кивнула, по-прежнему не глядя на сына, словно разговаривала сама с собой.
- Neveu… знаем мы таких сродственников! Уж кому ли знать, как не нашей семье, о тех!
- Madam! – в этот раз Андрей резко поднялся из-за стола, перепугав резкостью своего движения лакея, прибирающего его посуду на поднос. - Sois poli si vous n'es pas joli! (Прошу вас повежливей! (фр.) )

Но Алевтину Афанасьевну разве можно было напугать холодным и сухим тоном? Она уже привыкла слышать точно такой же за долгие годы своего брака, встречать такой же предостерегающий взгляд, когда она пыталась изо всех сил хотя бы в разговорах принизить ту, о которой даже думать без гнева и ревности не могла. И как же Алевтина Афанасьевна ненавидела этот голос и эти глаза Павла, так и буравившие ее!

- Ma chere fille, будь добра, передай своему любезному брату, что мужчинам неведомо, как быстро попадается зверь в силок, коли тот расставлен с умом. А ныне у девицы Шепелевой не то положение, чтобы их не ставить! Оглянуться не успеет, как уж сызнова попадет под очарование этой Венеры provincial, положит свое имя к ее ногам на растоптание. Она улыбнется, взмахнет ресницами, прелестью поманит, и твой брат тут же позабудет обо всем. Ей ведь нынче даже проще – он и под боком, и состоятелен, и без раздумий особых отдастся в ее руки. А ей того и надо, по нынешнему-то положению …, – и не договорила, вдруг испуганно замерла, когда Андрей резко прошагал к ней, склонился к самому уху, скрытому тонким полотном чепца.
- J'en ai assez! – медленно выговаривая каждое слово, произнес он, давя с силой на спинку стула матери. – Assez! (С меня довольно! Довольно! (фр.)) Вы можете говорить, что угодно о моей персоне, мадам, но более, прошу вас, ни слова под этой крышей об Анне Михайловне. Под крышей моего дома, мадам. Assez! Ни слова более против Таты также. И еще – коли желаете что-то сказать мне, то обращайтесь ко мне. Иначе, мадам, я не слышу отныне ни единого слова. Вы слышите? Ни единого! Avec votre permission! (С вашего позволения (фр.))

Алевтина Афанасьевна опомнилась, только когда сын вышел вон, и за ним закрыли двери лакеи, делая вид, что не слышали ни единого слова из этой беседы, не видели ни единого жеста.
- Ah, je me sens mal! (Ах, мне дурно! (фр.) ) Votre frère, Софи, убивает меня! Истинно так! - Алевтина Афанасьевна разрыдалась, прикладывая руку ко рту, словно пытаясь спрятать плач за ней. – Как же он, ваш брат, Софи! Как он мог…! Ах, как он мог! Он стал совсем иным! Он не жалеет меня!
По знаку к мадам Олениной шагнула личная горничная, стоявшая тут же в уголке комнаты в ожидании приказаний барыни. Алевтина Афанасьевна оперлась на подставленный локоть девушки и удалилась к себе, не завершив завтрака. Но уже не стонала в платок тихонько, демонстрируя, как болит ее сердце и душа. На сына, к ее удивлению, это более не действовало. И это не могло не злить ее еще больше.

- Он стал таким же, как ваш отец, Софи, - выговаривала Алевтина Афанасьевна позднее дочери, изливая на ту свое недовольство поведением сына. – Черствый и жесткий. Злой. И если ваш отец мог быть таким, я допускаю то вполне, то Andre должен помнить, кто перед ним. Мать! Мать перед ним! Грешник ваш брат. И глупец, прости Господи… Ah, face-à-main! (Ах, лорнет! (фр.)) Ну же! Ну, что с тобой, дорогуша? – ущипнула с досады горничную за руку, когда та замешкалась подать лорнет. – Ты спишь у меня тут? А ну!
И быстро приблизила лицо к стеклу окна, когда в парке мелькнуло цветное пятно среди деревьев, пытаясь через лорнет разглядеть, не барышня ли из флигеля на прогулку вышла. Или это кто из дворни прошел по одной из дорожек парка? Ох, уж эти годы! Совсем не те глаза что ранее. Не разглядеть даже с помощью стекла, кто именно привлек ее взгляд.

- Где Андрей Павлович нынче? В доме ли? – спросила Алевтина Афанасьевна и нахмурилась, когда услышала тихий ответ горничной, что барин вышел с собаками в лес.
- Mal, - проговорила рассеянно Алевтина Афанасьевна, ощущая горечь очередного поражения. – De mal en pis! (Худо… все хуже некуда! (фр.))

Послать ли за сыном тотчас под мнимым предлогом? Призвать к себе, ограждая от встречи, которая способна изменить судьбу ее семьи? Так не пойдет же нынче! Алевтина Афанасьевна поджала губы в раздражении. Во всем виноваты покойники – муж и сестрица – воспитали в Andre невероятного упрямца, потакая его желаниям. Особенно Павел, выделявший младшего сына перед старшим в свои короткие визиты в имение, где постоянно жила семья. Нет, это делалось неявно, не так открыто, но Алевтина Афанасьевна видела, как тот радуется успехам Андрея, в которых отчитывался престарелый немец, взятый учителем в дом Олениных по рекомендации графини Завьяловой, как светятся гордостью за младшего глаза мужа. И как в спорах тот чаще прислушивается к Андрею, а не к Борису, в отличие от нее самой. Будто в пику ей, не иначе!

И она всегда знала… С тех самых пор, как поймала в церкви ту встречу взглядов поверх кружев крестильной пеленки, когда Марья посмотрела на Павла, поднимая взор от личика младенца, и муж незаметно для остальных улыбнулся сестре уголками губ. Андрей родился с лицом супруга Алевтины и с глазами ее собственной сестры. Словно это было их общее дитя, словно не она сама выносила его под сердцем столько месяцев, принеся в этот свет в муках, едва не отдав Богу душу. Она нарочно просила сестру стать восприемницей младшего сына, потакая странному желанию приблизить мужа и сестру в который раз. Приблизить, чтобы как никогда ранее они оба не почувствовали, как далеки друг от друга, словно мстя им обоим за то, что разрушила сама – за свое так и не сложившееся семейное счастье. Хотя бы на миг почувствовать облегчение своей боли, видя, что и им так же несладко, как и ей самой, что им гораздо хуже. Ведь свое утешение Алевтина Афанасьевна нашла в Бореньке, ее мальчике так схожим с ней внешне и по нраву, а у сестры и мужа не было даже того.

Ах, зачем она позвала сестру в крестные матери Андрею? Теперь Алевтина Афанасьевна понимала свою ошибку. Кто ведает, не привяжись так сестра к младенчику, не охладела бы к нему сама мать? Ведь чем больше Марья Афанасьевна любила Андрея, чем чаще дарил ему свою ласку Павел, Алевтина все чаще отвергала сына. Сначала, правда, находила себе оправдание привычным равнодушием первого времени после разрешения от бремени, а потом… потом перестала искать себе оправдание. В конце концов, к дочери, появившейся на свет пятью годами позже, она тоже осталась равнодушна, впустив в свое сердце только первенца, зачатого в ночь надежды на счастливый удел.

- Ты думаешь, душенька, что я из нелюбви пытаюсь оградить Andre от mademoiselle Шепелевой? – внезапно прервала Алевтина Афанасьевна чтение дочери, и та смолкла на полуслове, подняла взгляд от страницы на мать, задумчиво глядящую куда-то вдаль весеннего парка. - Pas du tout! (Отнюдь! (фр.)) Коли б так, то позволила ему без единого возражения, а после только взирала на его муки, которые он несомненно получит в том браке. Что сей союз несет ему? Ровным счетом ни единого блага. Ни единого! Я ошиблась, давая согласие на брак Борису Павловичу. Горька была расплата за ту ошибку. И я ошиблась, когда решала твою судьбу, моя милая, готова признать это. Господин Муханов… он так любил тебя. Он мне сказал о том, прося твоей руки. Но я не смогла отпустить тебя от себя, побоялась остаться одна. Ведь в те дни, когда мы потеряли Бореньку, ты стала моим утешением, моя милая… Ошибка, горькая ошибка! Простишь ли ее мне когда-нибудь?
Софи не сдержалась, глухо вскрикнула, не в силах сдержать чувств, волной всколыхнувшихся в груди при словах матери, при воспоминаниях, вихрем пронесшихся перед глазами. Бледное лицо над высоким воротом шинели. Грустная прощальная улыбка.
А потом порывисто поднялась со своего места, бросив книгу на пол, приблизилась к матери по легкому знаку той, опустилась на колени у ног той, пытаясь удержать слезы, навернувшиеся на глаза. Неужто день, о котором Софи так молила Бога наконец настал? Неужто maman осознала свою неправоту…? Мать смотрела на нее с таким участием в глазах, что Софи не могла не схватить ту за руку, не прижать эту уже морщинистую сухонькую ладонь к губам, показывая матери тем самым, что не держит на нее зла.

- Посему позволить себе ошибиться ныне не могу, не имею права. Коли так ошибалась прежде, - произнесла Алевтина Афанасьевна мягко, еле слышно, ласково проводя ладонью по аккуратно причесанной голове дочери, утешая ее. - Ах, Софи! Любишь ли ты, душенька, своего брата? Вручила бы его сердце женщине, которая не обладает ни единым достоинством для того? Столько горя и душевных мук принесшей ему? Унизившей славное имя нашей семьи? Та, что была бы достойна, молила бы Господа ежечасно о спасении Андрея в те дни, когда мы могли потерять его, как были лишены Бориса. А не пятнала бы свое имя и имя нареченного кокетством с врагом Отечества нашего. С тем, кто мог бы отнять жизнь твоего брата на поле брани, кто мог пролить его кровь. И не притворялась бы отменно тебе сестрой и другом, нося в уме совсем иное.
- Но вы, должно быть, помните, маменька, что Марья Афанасьевна тогда говорила…
- Она ошибалась! - отрезала Алевтина Афанасьевна, на короткий миг теряя из голоса и взгляда непривычную ей мягкость. – Душа моя, Сонечка, милая моя… мы все подвержены этому недугу, все ошибаемся. Тем паче, когда так обманчивы речи и прекрасен лик сущей Венеры, а сердце питает слабость. Коварно существо - женщина, и только иной женщине под силу разглядеть это коварство… мужчине не дано. Тем паче, когда душа его слаба, не дает разглядеть истину. Мужчина должен принимать решения, потакая не сердца порывам, а доводам разума. Помоги мне, дитя мое, Сонечка. Не в почет матери, а только во имя любви к брату. Он ныне в смятении, не ведает, каков путь верный, а каков ведет к доле несчастной…

Алевтина Афанасьевна была бы удивлена безмерно, если бы узнала, насколько правдива была эта фраза, слетевшая с ее уст. Андрей действительно был в некоторой растерянности, а душа его раздираема на части совершенно разными чувствами, порой даже противоположными друг другу. Совсем как тогда, несколько лет назад, когда похожее состояние погнало его прочь из этих мест. Только вот слишком поздно он уехал той зимой – уже упало то самое зерно, которое дало не только пышные всходы, но и пустившее такие длинные корни в самое его нутро, что и не вытащить ныне, не выкорчевать. Пусть и выжжена душа полностью, как некогда были уничтожены в этой стороне земли врагом, прокатившимся до Москвы и обратно, да только под толщей пепла остались они, эти корни. Обугленные, страшные своей чернотой, словно тисками, оплетшие его душу. Оттого не дышалось даже здесь свободно – на свежем воздухе, наполненном ароматами пробуждающейся природы: березовыми почками, вспаханной землей, ранней травой и цветущей вербой.

Он не мог быть в ином месте, а не в Милорадово. Мысли постоянно возвращались сюда, в эти земли, требуя от тела того же самого. И он не мог находиться здесь. Совершенно не мог. Андрей отчетливо понимал это, ступая через лес, стараясь не отставать от бегущих впереди собак, которых взял с собой на прогулку. Этот дом, в котором многие комнаты по-прежнему хранят воспоминание о ее присутствии. Оранжерея, которую управитель полностью восстановил в прежнем виде, до того, как Андрей успел напомнить о том, чтобы ни в доме, ни в саду не было роз светло-розового оттенка. Парк, аллеи которого так знакомы, которые до сих пор хранят воспоминание об их прощании. И эта тропинка лесная, ведущая от парковых аллей в лес и далее, на которой он впервые поцеловал Анну, нагнав ее в утро дуэли.

Сердце тогда, казалось, стало таким огромным в груди после того, как смерть снова обошла стороной, не позволила пуле гусара даже капли крови пролиться. И как всегда после того, как побывал на самом краю, остро чувствовалось все кругом: ослепительный свет солнца, ароматы леса, чувство, пробудившее душу после долгого сна. Он помнил, как шел по ее следу, петляя среди стволов, отводя ветви от лица. Не в силах отвести взгляда от русоволосого затылка, неприкрытого шляпкой, от хрупкой шеи над круглым воротом легкого платья, от края шали, скользящего по мокрой от росы траве. И он знал еще тогда, когда ступил в лес, заметив девичий силуэт среди зелени, распознав сердцем, а не слухом ее тихий вскрик, знал, что не отпустит ее от себя, пока не коснется губами ее губ. Мысль об этом так настойчиво и громко билась в голове в ритм стуку сердца, затмевая все доводы рассудка.

Андрей обернулся к парку буквально за какую-то долю секунды до звонкого лая борзых, чей игривый бег между деревьев лесных был потревожен появлением чужого. Собаки быстро выбежали из леса на дорожку и, словно соревнуясь друг с другом по-прежнему, побежали к двум женским фигурам, чтобы узнать, чего ждать от тех, но повинуясь резкому оклику хозяина, вернулись к его ногам.
- Вам не стоит бояться их, - произнес Андрей, успокаивая женщин, после обмена короткими приветствиями, когда приблизился к ним, стоявшим у самого начала залесной аллеи. – Они не злобливы совсем. Зазря зубы не покажут.
- Я знаю, - улыбнулась легко Анна, касаясь кончиками пальцев затылка одной из борзой. – Медор – лучший из всей своры отца...
А потом вдруг смутилась, поняв, что ее фраза могла быть воспринята, как намек и укор, что Андрей пользуется не только собаками, некогда принадлежавшими ее семье, замолчала, ощущая неловкость. Впрочем, эту самую неловкость она несла в себе еще от флигеля, понимая, как может быть расценено ее смелое поведение нынче.

- Но вы правы, - она опустила взгляд на собак, переступающих с лапы на лапу нетерпеливо у сапог хозяина, а потом не могла не взглянуть на сильную руку, удерживающую тех подле себя. – Я действительно побаиваюсь собак. Хотя и люблю охоту. Меня еще в малолетстве прикусила играючи одна из собак своры. Даже не собака, щенок… С тех пор не могу без опаски быть подле них. Перепугалась тогда сильно.
Андрей тут же махнул рукой, подзывая к себе одного из дворовых, что возились в этот солнечный день в парке, убирая пожухлую траву и обрезая старые сухие ветви с кустарников, передал тому собак, чтобы тех отвели на задний двор на псарню. И Анна склонила голову в коротком благодарственном поклоне.

- Прошу простить меня за то, что нарушила уединение ваше, - проговорила она и направилась по аллее, делая вид, что продолжает то, ради чего и оказалась здесь в парке, далеко от флигеля – притворяясь, что просто прогуливается.
Андрей позволил ей отойти на несколько десятков шагов, так далеко, что Анна даже испугалась, что ошиблась в своих расчетах, и он не пойдет за ней. Но потом расслышала, как тихо зашуршал гравий под сапогом, когда он нагнал, а после пошел подле нее. Они так и ступали далее - на расстоянии шага друг от друга по залесной аллее, прочь от леса и той самой тропки, на которую каждому из них хотелось обернуться, а потом взглянуть на своего спутника по прогулке. Чтобы убедиться, что тот все еще помнит и то лесное утро, и тот первый поцелуй.
Но все шли и шли по аллее, не оглядываясь, молча, впервые за время наслаждаясь теплом весеннего дня и солнечными лучами. На виду у работающих в парке дворовых, в сопровождении Глаши, ступающей в нескольких шагах позади. Но в то же время - будто наедине друг с другом.

- Как здравие мадам Элизы? – первым прервал молчание Андрей, стараясь не косить глаза на пряди у ее лица, на эти тонкие русые волны, в которых так красиво играл солнечный луч. – Надеюсь, есть изменения?
- Благодарю вас, доктор Мантель обещался, что к концу месяца она выправится полностью, - небольшая ложь, прибавленная к тому обману, в котором, как ей уже начинало казаться, она скоро утонет, как топи болотной.

Нет, мадам Элиза действительно простудилась в то памятное путешествие из Гжатска в Милорадово, отчего они не принимали никого до самой Пасхи. Даже Андрею, пришедшему к порогу флигеля на следующее утро после приезда в Милорадово, пришлось отказать. Анна тогда наблюдала за тем, как он медленно уходит прочь от дома, аккуратно вышагивая по дорожке, и пыталась унять свое неудержимое сердце, заколотившееся в груди при одном только упоминании имени Оленина.
То чувство, проснувшееся в ней при одном только взгляде на него тогда, в Гжатске, не желало никак уходить, как она ни пыталась задавить его, как обычно пыталась забыть ночные грезы при первых лучах утреннего солнца. Даже цепкие пальчики Сашеньки, вцепившиеся в подол ее платья, даже его нескладная пока речь и неловкая игра с деревянными лошадками и солдатиками, не заставили забыть о том сожалении, что терзало душу теперь. Она поступила верно тогда, уговаривала себя мысленно Анна, наблюдая, как Пантелеевна с прибаутками пытается накормить своего питомца кашей. Ее жизнь должна быть посвящена только Сашеньке, и никому иному, даже о себе она должна позабыть ради его счастья.

Но отчего так больно было наблюдать, как проходит по самой дальней аллее парка Оленин к лесу на прогулку с собаками? Злясь и на него за этот крюк, удлиняющей изрядно его путь до лесной тропы, и на себя – за то, что ждала его появления, стоя у окна. Отчего так хотелось порой придвинуть к себе «бобик» и выплеснуть на бумагу то, что терзало ее душу сейчас? А потом послать Дениску к усадебному дому и не вернуть его от самого порога, позволяя донести до адресата послание. Или отдать то самое неотправленное письмо, которое столько раз перечитывала за эти годы, жалея, что вернула его письма.

- Помоги мне, - шептала Анна, когда все остальные слушали в благоговении и радости от Святого праздника слова пасхальной службы, разлетающиеся по всему периметру храма. – Поддержи… подскажи, как поступить...
«Помоги остаться верной долгу, переступая через свои желания. Помоги не отринуть кровь брата, не отказаться от нее ради своих чаяний, ради своего счастья…». Но Бог остался глух к ее мольбам, вестимо. Иначе разве позволил бы Оленину приблизиться к ней через толпу прихожан, медленно расходящихся с церковного двора после службы, а после коснуться троекратно губами ее кожи, обжигая этими положенными по неизменному ритуалу поцелуями? Тепло его щеки, скользнувшей по ее щеке, запах его кожи и кельнской воды… И снова слабеет воля, умоляя уступить, сделать шаг навстречу ему. Он был нужен ей. Несмотря на то, что принес ей столько боли, несмотря, что сердце по-прежнему кровоточит при мысли о его неверности.

Он был ей нужен. Он был ее слабостью, которой, как ей казалось, уже нет в ее жизни и в ее сердце. Он напомнил ей, что она жива. Ведь именно появление Андрея вдруг заставило вспомнить о собственной внешности. Следующим утром в Светлый понедельник, взглянув на свое отражение в зеркале, когда Глаша застегивала очередное черное платье, она поразилась, насколько не похожа сейчас на ту, что когда-то прельстила Андрея. Жалкое подобие! Оттого и бросилась к мадам с вопросом – не пора ли ей снять строгий траур? Нет, сразу облачаться в светлые девичьи тона Анна еще не была готова, но почему не носить лиловые и жемчужно-серые, которые можно приукрасить кружевом? И даже душа запела, когда переменила мрачные одежды, когда заметила, что не потеряла былого очарования, а ее улыбка все та же – способная привлекать взгляды. А еще проснулся забытый интерес к выбору наряда на очередной день, к кудрям, в которые стали завивать ее прямые волосы на papillotes.

- Совсем как раненько, - с улыбкой говорила в кухне Глаша Пантелеевне, месившей тесто на пироги, а та только радостно кивала в ответ.
- Весна! - говорила она. – Вот и наша барышня расцветать принялась. Солнышко-то ее наконец-то подле нее, цветочка нашего. Грех тут не цвести-то!
Вот даже нынче поутру, торопясь выйти из дома, чтобы поскорее переговорить с Олениным, Анна не могла не задержаться, чтобы выбрать более подходящую к ее наряду шаль и шляпку, чтобы не окинуть себя внимательным взглядом в отражении.

- Полагаю, весь уезд ныне надеется, что здравие madam votre maman поправится к началу мая, когда настанет время «маевок», - проговорила Анна после того, так справилась в ответ о здоровье матери Андрея. Едва только мадам Оленина прибыла в Милорадово, как сказалась больной, чтобы избежать нежеланных визитов. Даже полагающийся по случаю пасхальный завтрак, на который в Милорадово собиралась до войны вся округа после службы, и который, как предполагали в уезде, будет устроен Олениным, как новым хозяином усадьбы, не состоялся. Анна понимала, отчего так происходит – в такой манере показывали ей, что ее присутствие совершенно нестерпимо. И тогда она попыталась хоть как-то сохранить лицо при этом – распространила весть, что сама не может ни делать визиты, ни принимать те из-за болезни мадам Элизы. Очередная безрассудная ложь в ее копилку…

- «Маевок»? – переспросил Андрей, и она пояснила ему, вспомнив, что тот совершенно не знаком с местным образом жизни. Немудрено – он рос близ Москвы, если не в самом городе, служил после в столице, ходил с походами в Европу. Что мог он знать о том, житель города?
- В начале мая мы обычно начинаем прогулки и вечера. Наш маленький сезон, только летний, - Анна не могла не улыбнуться, вспоминая май прошлых лет. – Выезжаем кататься в колясках или верхом, обедаем на природе, вечера в парке под иллюминацию свечей. Папа часто давал рауты, он ведь был предводителем, вы помните. Порой не в душной зале, а именно здесь, под деревьями наши театральные давали концерты… Возродите ли вы «маевки», Андрей Павлович? Полагаю, от вас этого многие ждут ныне.
- А вы бы этого желали, Анна Михайловна? – ответил он вопросом на ее вопрос, и она на мгновение растерялась, не зная, что ответить ему. Разве могла она посещать все эти выезды и вечера ныне, когда у нее ни сопровождения для того достойного, ни средств, а только лишь желание? Сидеть по милости в чужих колясках, в последних рядах стульев на концертах, стоять у стен вовремя танцев, как это происходило ранее с теми, кто был по рангу дворянскому вхож в дом ее отца, но имел имущественное положение едва ли не ниже, чем у простого мещанина?

- Я думаю, Софье Павловне весьма по душе пришлись бы наши развлечения, - аккуратно подобрав слова, произнесла Анна, уходя от ответа. – Ведь иных здесь нет.
- Может статься, что Софья Павловна не останется до мая, - заметил Андрей с легкой иронией в голосе, по-прежнему не глядя на нее, а куда-то вдаль в галерею стволов липовой аллеи. – Здешний воздух, как оказалось, вреден моей матери. Может так сложиться, что Софье Павловне придется уехать из этих мест, сопровождая Алевтину Афанасьевну.

И Анна с трудом удержалась от того, чтобы не взглянуть на него тотчас слегка испуганно, сбилась с мерного шага, едва не оступившись на гравии аллеи. Она совсем не ожидала, что визит Олениных может быть так короток, забыла, что Милорадово могло и не стать имением для постоянного проживания. Отчего-то решила, что Андрей приехал в эти земли надолго, по крайней мере, точно до осени. Что у нее есть время снова расположить его к себе, вернуть то, что было меж ними на ту самую точку, с которой и началось разрушение столь заботливо выстроенной в мечтах жизни. И если в Андрее осталась хотя бы частичка былого чувства (а она осталась, Анна часто воскрешала в памяти каждое слово из сказанного когда-то в гостиной флигеля), то так и случится со временем… непременно случится.
Но неужто уедет вскорости? И она забыла о том, что планировала держаться с ним отстраненно и вежливо, как должна бы сперва, постепенно смягчая отношение к нему – ее самая привычная тактика в той прежней жизни, задала вопрос, крутившийся в уме.

- А вы, Андрей Павлович? – он даже замедлил шаг вдруг, распознав перемену в ее голосе, остановился, как и Анна, взглянул в ее лицо, полускрытое тенью от полей шляпки от его взора, пытаясь разгадать, что скрывается в глубине ее глаз сейчас. – Вы тоже уедете из Милорадово до мая?
- Я не знаю, - честно ответил он после минутного молчания. Андрей действительно не знал, насколько долго сможет остаться здесь. Так близко и в то же время так далеко от нее. – Мое присутствие здесь не столь важно…Усадьбу поправили, село восстановлено. И потом – как мне быть здесь, когда уедут мать и сестра? Вы же сами понимаете – все эти толки, шепотки, пересуды. Я бы не хотел, чтобы даже одно худое слово коснулось вашего имени…

Она не могла не улыбнуться ему после этих слов, коснулась кокетливо кончиками пальцев рукава его редингота, скользнула ими по ткани. Все-таки не подвело ее внутреннее чутье, когда помогавшее определить, кто и как расположен к ней. Значит, еще помнит сердце то, как когда-то билось для нее. Значит, все еще возможно – вернуть то, что еще недавно казалось потерянным, то что сама так часто отвергала.
Но Анне не понравилось, как Андрей вдруг нахмурился отчего-то при виде этой улыбки, а потом и вовсе отошел от нее на пару шагов. Словно пряча лицо от ее взгляда. Или не желая видеть ее…?

- Я искала вас, Андрей Павлович, - проговорила она медленно, будто подбирая каждое слово. И как же плохо не видеть его лица! Не знать отклика на свои слова. – Искала, чтобы поблагодарить за то, что вы распорядились отпустить Дениску, не передали о его проступке уряднику в уезд для дальнейшего хода. А ведь он вольный…
Денис был пойман три дня назад в лесу одним из сельских десятских (выборное должностное лицо из крестьян для выполнения полицейских и различных общественных функций. Обычно выбирался на 10 жилых дворов), когда пробовал ставить силки на мелкого зверя. Десятский был из тех крестьян, что не любили дворовых, считали, что у тех доля легче, чем у тех, кто на земле свою повинность нес. Не пожалел, не отпустил, и привел не к старосте, а сразу на усадебный двор, под суд барина. И был удивлен, когда мальчика отпустили прочь, отмерив в качестве наказания пяток ударов розгами по толстому тулупу. Разве ж то наказание…?

- Я хотела поблагодарить за все, что вы делали и делаете для меня, - продолжила Анна, стараясь, чтобы голос звучал немножко иначе – как ранее, когда хотела обольстить своей красой. «Voix de sirène» (Манящий голос, сладкоголосая сирена (фр.)), называл эти нотки Петр когда-то, забавляясь тому, как оправдывает название тот – и стар, и млад тут же, сами того не замечая, прельщались сестрой.
- Кто бы вам что ни сказал, он обманул вас, - ответил Андрей, пнув сапогом гравий с дорожки, наблюдая после за коротким путем маленького камешка вдоль обочины в намечающейся зелени травы. – Я не делал ровным счетом ничего, за что меня надобно благодарить.
- В таком случае меня обманули мои глаза. И мой разум, - а потом добавила лукаво, играя, зная, что следующей репликой загонит его в угол, ведь и далее обвинять во лжи означало оскорбить эту персону. А Андрей вряд ли бы решился на это, что означало капитуляцию. Неминуемую и бесповоротную. А далее Анна сумела бы вывести его на нужную тему разговора. Заставить первого признаться в чувствах, снова повторить то, что он когда-то говорил в гостиной флигеля. И ей останется только протянуть ему руки и, улыбнувшись, признаться в ответ.

- И моя собственная тетушка, которая писала ко мне, как дурно с моей стороны столь злоупотреблять вашим гостеприимством. И вашей добротой и благородством натуры. Тогда мне следует поблагодарить вас…

Андрей обернулся к ней, щурясь от лучей солнца, бивших ныне ему прямо в лицо, как-то странно взглянул в ее сторону. И Анна невольно встревожилась, заметив выражение его лица. То самое, которое было когда-то в церкви на Рождество. Словно он видит перед собой что-то не по душе и скрывает это за знакомой Анне отстраненностью.
- Bien! Раз уж так… То, что я делаю по отношению к вам, Анна Михайловна, вовсе не из чаяния получить взамен вашу благодарность или ваше расположение ко мне. Я уже писал вам, помнится, что вы можете располагать мною. Я не могу принять, чтобы нужда толкала вас к каким-либо решениям по поводу вашей будущности, тем, что вам не по нутру. И буду подле вас всегда. Потому что чувство вины не дает мне покоя ни на минуту в этих стенах, на этих землях. Я обманул вашего отца. И я не имею права ныне оставить вас без защиты и покровительства, под которую, как тот думал, отдает вас мне. У меня долг пред ним, пред его памятью за то. Надеюсь, вас не тяготит мое опекунство, потому что я не смею ныне поступать иначе.

Долг. Опекунство. Разве эти слова Анна желала слышать в эту минуту? И в миг вспыхнула в ней как прежде злость на то, что происходящее вовсе не шло тем ходом, каким она предполагала его, ступая в аллеи парка. Все должно быть по-иному, совсем не так!
- Я не желаю, что вы были моим названным опекуном! И не желаю таковой заботы и попечительства…! Я желаю… желаю…, - и сбилась, испугавшись, что вот-вот выдаст себя с головой, вырвутся слова, которые она предполагала сказать только после его признания, после его капитуляции.

Они смотрели друг другу в глаза так пристально и внимательно, будто пытались каждый найти что-то в лице стоявшего напротив. Нечто, что тут же развеяло весь флер ошибок прошлого, разочарования, недосказанности. Что устранило бы все препоны, стоявшие меж ними, разрушило бы все стены, так тщательно возводимые.
Но взгляду порой не под силу сделать то, на что способны всего лишь несколько слов, всего лишь несколько коротких фраз, увы, Анна поймет это слишком поздно. Но она молчала. Для нее было совершенно невозможным первой сказать то, что должно, признаться и покаяться в своих ошибках и лжи. Первым начинать разговор, первым предлагать перемирие после долгой размолвки – огромнейший риск…

Она с трудом сдержит удивленный возглас, когда Андрей первым решит уйти. Короткий поклон, тихо проговорив: «Excusez-moi, je vous prie» (Прошу простить меня (фр.) ), а после развернется от нее и зашагает прочь по аллее. Только полы редингота развеваются от резких шагов, соединены руки за спиной в резком и злом пожатии.
И только тогда, глядя в его спину, Анна вдруг забыла обо всем, что удерживало ее прежде от тех слов, которые она выкрикнула ему вслед. Они вырвались под влиянием страха потерять окончательно, оттолкнуть себя в желании вернуть, не поправ ни на миг свою гордость. Единственное, что, как она полагала, способно вернуть Андрея к ней:
- Сашенька – не мой сын!






/
_________________

Аллилуйя!

прошло совсем чуть-чуть времени и мы получили проду)))) и как всегда конец на самом интересном месте!
Надеюсь следующую главу не придется долго ждать))))
_________________

Так уж вышло... Мне самой неловко смотреть на даты выкладки глав последних, но... так уж сложилось...
Постараюсь больше так не затягивать. И потом - на декабрь у меня есть смягчающие вину обстоятельства.


Стараюсь...


О, этой весной будем праздновать 2-хлетнюю годовщину! А я свою пропустила... в декабре была. Аж 4 года. В 2013 - 5-летний юбилей. С ума сойти!


Спасибо. Меня очень заинтересовали варианты Анны (я там пыталась узнать актрису) и Андрея (тут меня больше привлекла форма ).
Этого мужчину я тоже видела, когда искала картинки на эпоху. Именно эту фотографию. И еще видела. Мне внешность мужчины нравится, честно говоря...


Спасибо за ссылку . Очень интересная. Хотя я ничего не умею делать в этом плане, и хотя мундир там не совсем в теме (но для антуража вполне ничего ), пригодится, я полагаю. Утащила в свои закрома.


Спасибо за отзыв. Окрылили творить дальше
_________________

Марина спасибо большое за новую главу )))
я так рада новой встрече с нашими героями )))
Маменьку я конечно терпеть не могла и
сейчас так же . Может я бы попыталась её понять и может даже поняла бы , если бы она действительно любила Андрея , если бы хотела для него добра. Но ведь не любит же . О приличиях думает , да .
Но ведь это совсем другое.
А вот встреча Анны и Андрея. И её последняя фраза. Услышит ? Не услышит ? Обернется ? Уйдет ? Сердце просто замирает.
Не получается связно написать , слишком много эмоций .
Марина ещё раз спасибо за эти эмоции
___________________________________

Марина, у нас сегодня праздник очень-очень долгожданное продолжение. Большущее спасибо!!!
Ой, какая солнечная и весенняя глава. Словно в окошко теплое солнышко заглянуло и надежду подарило. Так и захотелось вместе с Аннушкой перышки почистит и расцвести. И Андрей какой же молодец с поцелуем на пасху. Не растерялся! Пусть, пусть девушка помнит и не забывает.
АА только всю картину портит своей нелюбовь к собственным детям. Но такие герои нам тоже нужны, это как в жизни и хорошего и плохого для равновесия. Но все же хочется вырвать Софи из под её опеки. Андрей думаю должен помочь сестре. Не будет Софи счастья рядом с матерью.
Еще и "маевки" нас ждут впереди! Марина, какое знакомое слово, оказывается уже и тогда оно было. Возлагаю большие надежды на эти "маевки".
Да и очень интересно, услышал Андрей или нет? Так что жду следующую главу с нетерпением.

Марина, ой как ты сегодня порадовала новой главой. Спасибо!
Да, мать у Андрея та еще мегера. В принципе с ней все понятно, всю жизнь несчастна, озлоблена и старается нагадить всем в отместку.
Интересно, какой будет реакция Андрея на последнюю реплику Анны. После всего произошедшего с ними, никто из них никак не решится честно признаться в своих чувствах. Кто же сделает первый шаг?

А мне все-таки хотелось бы,чтоб первый шаг сделала ни в коем случае не Анна.И не хочется, чтоб Андрей услышал посл. фразу - предпочитала всегда,чтоб первый шаг делал мужчина , даже если его вины в сложившейся ситуации вроде как-бы и нет.Женщинам все-таки многое надо прощать(естественно не измену и тому подобное). Спасибо,Марина.
_________________

Марина спасибо за главу! Спасибо за Андрея! Рада видеть его таким, собранным, дающим отпор маман! Думая, что не нужен Анне, заботится о ней. Взрослый,состоявшийся человек. Не хочу, чтоб услышал признание Анны.. Ужасно не хочу.
Анна, проснулась душа, повернулась к свету любви.
Хочется, ужасно хочется продолжения!!
Боюсь, как бы маман Софью в интригу против Анны не втянула. Жуткая женщина.
Лови сердечко!
+1

Ну вот первая глава в новом году. Поздравляю с этим радостным событием и автора, и читателей! Спасибо, Марина, за яркую пейзажную зарисовку в начале главы. (Это же весна 15-го?), какой контраст с атмосферой царивший за столом! Ох уж эта А. А! Право же она меня бесит сильнее, чем мать Марины в своё время! Не перевариваю людей, которые вину за свои беды на других перекладывают. Она же.сама - сама! выходила замуж, за Павла, зная что он любит её сестру, сама оттолкнула от себя младшего сына. Какой реакции ждала на это, идиотка?! Очень я рада, что Андрей резко поставил её на место. Наконец-то, какие-то человеческие эмоции. И Софи, конечно я понимаю, ей слышать материнское слово - бальзам на душу, но надеюсь. она всё же примет сторону брата в этой борьбе...
Моё восхищение тем, как изящно ты перешла от А. А. к Андрею . Ох-хо-хо, понимает ли он к чему всё идёт? И его резкий выпад - понял ли он маневр Анны или просто не желает выслушивать, как она рассыпается в благодарностях, ибо ему ведь ему от этой прелестницы отнюдь не благодарность нужна? Так или иначе, получила удовольствие, от того как Андрей, щелкнул её по носу. Игра, снова игра с её стороны, когда же пройдёт эта уверенность, что весь мир крутиться вокруг неё, и всё только как она пожелает?! Многое будет зависеть от того разговора, в ожидании, которого я теперь замерла. Молодец, Марина, закончила так, что читатели будут в нетерпении ждать продолжения!

_________________

Доброго дня всем!

Спасибо, что вы вернулись ко мне после столь долгого перерыва. Что дождались возвращения Муза в родные пенаты!


То, что она его не любит, как Бориса, может и не означать, что она не заботится о его благе и благе семьи. Тут даже не столько до приличий может быть, сколько нежелание впускать в свой дом проблемы и трудности. Хватило ей, полагаю, с Надин тех.
И если сам Андрей сомневается в чувствах Анны, то как может знать о тех АА? Для нее скорее Анна - охотница за мужем, каких полно вокруг холостого и богатого всегда. И более того, охотница, которая может иметь преимущество по сравнению с остальными. Все судят людей по поступкам, со стороны. И еще в какой-то степени - "со своей колокольни".
Так и у нас...


Я тут сижу и думаю, уж лучше бы не слышал... Хотя с другой стороны - полезно для него. Весьма полезно


Я тоже, когда писала еще до НГ эту главу, так захотела весны... Я словно даже запах ее чувствовала, когда эти строки появлялись. Да и сейчас я в весне, не в зиме совсем


Сейчас оно есть? Потому что я принесла его из переписок и записок 19-го века... Мне оно сначала слух резало, а потом привыкла.


Смотря, что понимать под первым шагом. По мне его уже сделал Андрей в одной из прошлых глав. Честно рассказал о своих чувствах к Анне и в который раз получил разворот.
Это будет считаться первым шагом в признании или нет?


У нас выходит, что Андрею придется простить именно измену. Не только физическую измену. Для него многое совсем не так, как видим мы. И Анна не торопится ни открывать правду, ни признавать свои ошибки. Такова уж моя стрекозка...
Она, как и многие, считает, что женской красоте можно простить многое. Даже когда они о прощении и не просят...


Подожди еще. Ты Анечку разве не знаешь нашу?


Со стороны и жуткая. Но в тоже движимая совсем не худыми намерениями.
И АА привыкла существовать в своем мирке, как и Анна в своем. Как каждый человек. У каждого человека есть некая призма восприятия окружающего мира. У АА вот такая. Через собственную мнимую правоту.


Именно! Скоро ждем наших бравых из Европы...


Иногда проще обвинить в своих бедах других людей, чем признать собственную вину в крушении многого в твоей жизни. Так и тут... Для нее утешение находить иных виновных в том, что сама она так несчастна. Не замечая совсем, что могла бы приложить усилия некие (да хотя перемениться во взглядах, оглянуться по сторонам) и найти себе немножко иное, но счастье. Быть бабушкой, быть матерью, наконец... Увы!


На это скажу так - вспомните зиму 1811 года. И многое в поведении Андрея станет ясно


Когда придет мудрость. Пока же Анечка не видит, что должно меняться и ей, немножко подстраиваясь под остальных. Пока же убеждена, что ей многое должно сойти с рук как раньше... Ведь до сих пор по сути - многие ей потакают.

Судите сами. Тетушка могла бы настоять на том, чтобы Анна уехала из Милорадово, оставила ребенка. Есть средства и методы, даже по отношению к совершеннолетней. Но ничего не сделала, позволила ей остаться. Она могла бы принять предложение князя, даже не интересуясь мнением Анны, как старшая в семье. Но ждет ее решения.
И не вычеркнула за своевольность Анну из своей жизни, по-прежнему в ней участвует, пусть и издалека.
Андрей. Этот вообще ей устраивает жизнь с точки зрения удобства. У нее есть крыша над головой, есть дрова и многое из припасов (это потом узнаем). Да, она продает украшения. Но по дороговизне после военной жизни это малость... Конечно, по сравнению с прошлой жизнью не шикуешь. Но и не голодает, и не бедствует.
Павел Родионович. Продавил мать на поддерживание контакта с Анной, помогая ей не вылететь из местного круга. Пусть и плоховат он, пусть не сравним с городским, но все-таки. И сама Анна, если вы помните, держится отстраненно со всеми. Холодно, свысока... Ей могли бы простить это ДО войны, но ПОСЛЕ войны, когда она стала ровней... Но все же общаются. Пусть и не все, потерявшись со временем из списка контактов, не только по вине тех, кто терялся...

Все было бы гораздо печальнее, не будь всего этого.


Старалась...
_________________

Марина, спасибо! Замечательная глава! Весенняя!.. И даже коварные планы АА не выветрили это ощущение весеннего ветерка и запаха! Я поняла, что Анна как то попытается выкрутится опять на последнюю кинутую вслед фразу? Вновь защитная реакция?

___________________________________