Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа (СЛР)

Илья - это...?
Бутерброд с икрой		5%	[ 8 ]
Кальцинированный творожок		5%	[ 8 ]
Коньяк Hennessy X.O.		29%	[ 44 ]
Кофе с лимоном		9%	[ 14 ]
Марципан		1%	[ 3 ]
Мультивитаминный сок		2%	[ 4 ]
Салат "Оливье"		0%	[ 1 ]
Салат "Цезарь"		4%	[ 7 ]
Салат столичный		0%	[ 0 ]
Сухарик		5%	[ 8 ]
Фраппе		1%	[ 3 ]
Черный шоколад		31%	[ 47 ]
Чизкейк		2%	[ 4 ]

Всего голосов: 151 Опрос завершён. Как создать в теме новый опрос?

Антик:

Скоро будет праздник!!! Ждём.Новую Главу!!!

...

Saidazx:

Ждем главу.

...

Lililia:

Да, он самый!!!)) Обязательно попробую и отчитаюсь!)) Вот как только кухню доремонтируем!))

Вот после этих слов я тоже начала подозревать, что не про Красный бархат идет речь!))) А, скорее всего, как и предложила Мультик


Или...


Ой, обожаю открытки!!! Могу их часами разглядывать!!! Как бы я хотела открытку с картиной Ван Гога. Люблю его подсолнухи!!!))
И какая у тебя замечательная история связана с лошадкой!)

Очень ждем!!!

...

Марина В:

Очень красиво, акценты красиво так выделяются

...

whiterose:

Всем привет!
Я так поняла, что тему подарков у нас сменяет потихоньку тема гастрономическая, поэтому... мы все еще в Париже
Кофе или чай сегодня каждый наливает себе сам, а я обеспечиваю сладостями)))
В последние года два-три у нас (в России) стали популярны не знаю, как правильнее назвать - печенья, безе... в общем, такие разноцветные штучки, которые называют либо макароны, либо макаруны. Это французские сладости. И в Париже есть два магазина "Ладури", основанные в 1862 году, которые как раз специализируются на них. Вот один из таких магазинов я и хочу вам показать. Очень красивые витрины))) В магазине есть и кафе, но мы туда не попали, потому что там часто очень людно, и свободного столика надо ждать, а у нас времени не было.
https://img-fotki.yandex.ru/get/4122/38246415.d/0_7bfba_c70d3245_orig

https://img-fotki.yandex.ru/get/4128/38246415.d/0_7bfbb_b4629445_orig

Голубые макаруны называются "Мария Антуанетта".
https://img-fotki.yandex.ru/get/4130/38246415.d/0_7bfbc_ca06f485_orig
Хотя посидеть нам и не удалось, зато мы набрали коробочку самых разных цветов (и вкусов) этих сладостей. От малиновых до фисташковых. А потом я еще купила фиалковые леденцы.
https://img-fotki.yandex.ru/get/6433/38246415.d/0_7bfa4_a20c5c28_orig


Света, я не знаю, в курсе ли ты, но у Квадро есть авторская страничка. https://lady.webnice.ru/litsalon/?act=article&v=964
Пока ждешь продолжения - загляни сюда. Мои личные предпочтения: "Трофейный Вальтер" (я считаю, что это вообще одна из лучших вещей, написанная на Леди за все время существования форума), "Здравствуй..." (женская проза), "Рагорвикский Бог или безумный день Quadro на планете Суалеш" (космическая фантастика).


))))))))))))) на свеклу мне пришел обстоятельный ответ, и я не буду спорить с этим человеком Потому как у меня точно ничего не поднимется.



В общем, ждем Лиану и ее эксперимент.

Ну и спойлер)))

...

Aydan:

Здоровская обложка

...

маркуся:

Розик, спасибо за Францию
И за кусик
Ждем
Про свеклу
Вчера была не в силах уже, но не смолчу. Я категорически против свеклы : появляется новая нотка вкуса ( лично меня не устраивает) . Свекла, обожаемый мной овощ, в кондитерском деле не в тему. В рецептах, где выверено все до грамма, можно накосячить

...

Свет и Кат:

Всем привет!

Розик, спасибо за кусочек главы!
Вдохновения!

Ссылку на страничку Квадро поймала.

...

Julia:

Умммм, 8-я глава... я в предвкушении)))
Обложка красивая))), а можно как-то нижнюю часть баннером выделить? Я профан в ФШ, поэтому прошу помощи у профи...) очень хочется ))))

...

Veruschka:

Доброго вечера всем!
Обложка - супер!
Париж - он такой Париж ( Обожаю Парижские улочки и витрины с момента прочтения "Дамское счастье" Эмиля Золя. Дай Бог памяти, в каком это году...)
Согласна с тем, что свекла, не совсем подходящий овощ для кондитерки. А вот в борщ И салатики
Предлагаю варианты красных тортиков:


Розик, огромное спасибо за спойлер опять хомяка вспоминали
Дописано И да, ждем Лиану

...

evera:

Значит, смотрите сериал The Paradise, у нас, кажется, так и перевели "Женское счастье". Там, конечно, и не поймешь, что Париж, и не совсем по книге, но все красивуще! Он совсем маленький, на 2 сезона.

...

Лорочка:

Добрый вечер,чайная.)
Примите нового посетителя-читателя.
С большим удовольствием прочла все имеющиеся главы и с нетерпением жду продолжения.)

...

whiterose:

 » Глава 8. Часть1

Восьмое ЕГО правило: «Хочешь целовать – целуй».

Иван еле выдворил «мисс Пензу». Ближе к двум часам ночи – какое-то заколдованное время. А этому предшествовал спектакль. Во время которого Ване так и хотелось воскликнуть хрестоматийными словами Константина Сергеевича.*
Тобольцев к своим тридцати с гаком точно знал, когда он отрабатывает на полную катушку, а когда с ленцой. С «Пензой» он был классическим ленивцем. Да там и не надо было активничать – «Пенза» отжигала за двоих. А то и за троих – был какой-то смутный намек на Рината, но Иван сделал вид, что не понял.
«Пенза» скакала на Ване, стонала на пределе голосовых связок, несла какую-то чушь родом явно из фильмов для взрослых: «О, какой ты большой! Хочу тебя глубже. Трахни меня сильнее». А Тобольцева в этот момент парадоксально занимал вопрос, как в одном и том же городе могут вырасти такие разные девушки.
И уже потом, после, пришлось проявлять недюжинную выдумку, чтобы не дать ей остаться у него на ночь. Проще было, конечно, и вовсе не пускать «Пензу» на свою территорию, но не в гостиницу же к ней идти? Палево полное. В общем, еле выпроводил и усадил в такси. А потом отпивался на кухне мятным чаем. Дожил.
Впрочем, внутренний раздрай сложился в некое подобие ровной пирамиды. Но Иван был в три часа ночи твердо уверен, что причиной этого послужила мята. А не предшествующее ей. И можно было, собственно, мятой и ограничиться.

*
Про проблему с ландшафтным дизайном Дуня не забыла, с самого утра она вызвала к себе сотрудника, допустившего ошибку. Разговор был краткий. Через десять минут он вышел из кабинета Евдокии Романовны с нежизнерадостным выражением лица, готовый извиниться перед клиентом и исправить недоразумение. Правда, общаться самому с таким воинственно настроенным заказчиком не хотелось. Оля-блондинка, вспоминая вчерашние грубости посетителя, с сочувствием посмотрела вслед ландшафтнику, прежде чем поднять трубку.
- Слушаю, Евдокия Романовна.
- Пригласи ко мне Лену и Пашу к половине одиннадцатого.
- Хорошо.
Дуня отключила связь, открыла файл с проектом, и почти сразу же в кабинете зазвучала музыка. Та самая, вчерашняя, из «Красотки». От неожиданности Дуняша вздрогнула. События минувшего дня вдруг на мгновенье ожили. И показалось, что автостопщик снова рядом. Но она была одна. А музыка резко оборвалась, чтобы через пару минут зазвучать вновь.
Звук раздавался из-под листов с репродукциями. Дуня приподняла их и увидела телефон. Иван-фотограф забыл телефон! Звонить перестали, а она все смотрела на экран. Какой-то Олег. Срочно? Важно?
Где же ты, автостопщик? Как тебя найти?
Прикоснулась пальцами к гладкому корпусу. Красный. Надо же. Здесь большая часть твоей жизни. Наверняка в мобильном устройстве тоже сохранены фото. И, конечно, куча рабочих и личных контактов, и переписка, и музыка, и заметки, и выход в Твиттер и в Инстраграм. Практически дневник. Как и у большинства. Подробный рассказ о жизни человека в одном маленьком аппарате. Дуня как завороженная смотрела на смартфон, а потом он снова зазвонил. На этот раз обычно, так звонили старые советские стационарные телефоны. И высветился номер. Набор цифр, неопознанный контакт.
Это вернуло Дуню к действительности. Надо работать, а способ передать забытую вещь она найдет. Обязательно.
Неопознанный номер звонил еще раз пять, но это не мешало. Телефон лежал на столе рядом с Дуняшей, и ей было даже интересно такое соседство. Два раза высветился «Фил Лебедев» и один звонок прошел от «Марины Рох». На каждого была поставлена своя мелодия. Еще пришла пара сообщений. Дуня внимательно смотрела на экран компьютерного монитора и улыбалась. Телефон жил своей активной жизнью.
В первую очередь Дуняша отредактировала принесенные вчера фото, обрезав лишние части, включая двух мужчин за столиком, и отправила полученный результат на печать. Затем… затем открыла поисковую систему, чтобы внимательно просмотреть работы Бакста. Как же это она про него забыла?! Бакст – прекрасный декоратор, у него отличные орнаменты, которые можно использовать… в витраже. Птицы, цветы… и все такое… самобытное…
Дуня перебирала различные узоры, сохраняя те, что соответствовали тематике, и вдруг наткнулась на акварельный портрет. Совершенно не типичный для Бакста. Девушка в кокошнике. И замерла. Чуть опущенная голова, красивый профиль, прозрачность краски… Это уже не только красный торт, автостопщик. Это еще и мороженое.
Ровно в десять тридцать местный гений Паша и графический дизайнер Лена зашли в кабинет Евдокии Романовны Лопухиной. И сразу же зазвонил красный телефон. Мама дон Кихота. Песню про кирпич в стене не спутаешь ни с чем. На экране абонент высветился как «Гениальная Идея». Дуня закусила губу. Пока все рассаживались и открывали ежедневники, музыка играть перестала, совещание можно было начинать. И Дуня начала. Она разложила перед сотрудниками пилотные варианты интерьера, рассказала подробно о двух зонах – кафе и игровой, озвучила придуманное ей новое название, дошла до Бакста, но тут снова запели про кирпич. На этот раз долго и упорно.
- Так вот,- проговорила Дуняша, когда наступила тишина. – Лена, я хочу, чтобы ты поработала с этим портретом. Костюм явно не подходит, девушки Руси не носили декольте, поэтому все, что ниже бус, нужно будет размыть и свести на «нет», но сам профиль… попробуй обыграть. Мне кажется, это отличная основа для логотипа. Надо еще подобрать правильный шрифт…
Песня про кирпич раздалась еще и сбила с мысли. На этот раз Дуня не стала ждать окончания звонка и с бормотанием «прости, о, Иван», все-таки взяла в руки его телефон, чтобы сбросить звонок. Зря она это сделала! Он тут же зазвонил опять! Пришлось поставить на бесшумный режим.
- Про шрифты. Попробуй подобрать вариантов пять, подходящих по стилю, и мы из них выберем три. Конечно, меню кафе пока неизвестно, но это не суть важно, макет папки и листов с нужными шрифтами и расположением текста можно уже начинать разрабатывать.
Оказалось, что Дуня поставила телефон не на беззвучный, а на вибро-режим. Смартфон жужжал и слегка подпрыгивал, передвигаясь по столу. Экран высвечивал все ту же «Гениальную Идею».
Ладно, раз другого выхода нет, познакомимся с мамой.
Она взяла в руки трубку, включила связь и проговорила:
- Добрый день.
- Вы кто?! – подозрительно послышалось с другого конца.
- Евдокия Лопухина. А вы, наверное, мама Вани, - вежливо проговорила Дуняша.
- Хм. Минимальная логика присутствует - уже хорошо. Да, я мама. Для всех, кроме Вани - Ида Ивановна. Где мой сын, позвольте полюбопытствовать? И почему вы берете трубку его телефона, Евдокия Лопухина?
Вот это напор! Дуня пару раз моргнула, прежде чем ответить. Надо было как-то адаптироваться к такому требовательному и совсем не мягкому голосу.
- Дело в том, что ... – она тщательно подбирала слова, - Иван Иванович вчера забыл свой телефон. Случайно. Но вы не переживайте, я найду способ передать его владельцу. И он с вами свяжется.
- Иван Иванович?! А... В смысле... поняла. А Ваня точно не с вами? Мне он нужен срочно. Очень срочно!
- Нет, в данный момент он... где-то еще. Но не рядом.
- Понятно. Как обычно. Послушайте, Евдокия... Если он все-таки рядом, но просто не хочет со мной говорить, передайте Ване, что его искал Скороходов. Юрий Валентинович Скороходов. Запомнили? Срочно искал. Это важно. Это по поводу... Впрочем, Ваня сам знает. Запомнили?
- Подождите, - Дуня искала глазами лист бумаги и ручку, - я сейчас запишу. Скороходов?
- Да. Скороходов Юрий Валентинович. Это Ванин... Хотя, неважно. Записали?
- Да, записала, - она действительно сделала это. На оборотной стороне листа с орнаментом Бакста. - Я не уверена, правда, что увижу его, но...
- Ой, только не рассказывайте мне сказки! – совсем непочтительно перебила Дуню «Гениальная Идея». - Девушки так просто Ванечку не отпускают! Так что просто передайте ему это и все. Вы же какая-нибудь... модель?
- А Ванечка специализируется только на моделях?
- К моему прискорбию, да.
Ух ты! Значит, девушки Ванечку не отпускают? Значит, у Ванечки запросы исключительно на ноги от ушей?
- Нет, я не ханжа, - продолжала говорить мама. - У меня просто иная система ценностей.
- Девочка с высшим образованием и золотой медалью? – не удержалась от колкости Дуняша.
- И музыкальным образованием! Не иронизируйте, деточка, о том, о чем не имеете понятия. Если Ваня оставляет у вас свой телефон - у вас свои понятия о хороших девочках. И я вас - заметьте - не осуждаю.
Неужели? Дуня чувствовала, как к лицу приливает кровь. Эта незнакомая ей женщина была заранее уверена, что разговаривает с недостойной девушкой. Как снисходительно она «не осуждает»! Из трубки слышался, да-да, голос учителя.
- Я просто знаю потребности своего сына. И – обратите внимание - сейчас я говорю о духовных потребностях. О своем теле Ваня заботится сам. И если говорить о его потенциальной избраннице... Хотя вам-то это зачем знать, верно, Евдокия Лопухина? Впрочем, то, какой вы себе выбрали...хм... творческий псевдоним... свидетельствует в вашу пользу. Или это Ваня посоветовал?
- Вы абсолютно правы, мне его посоветовал Ваня. Прямо вчера. Когда мы, – взгляд наткнулся на заваленную бумагами столешницу, - занимались любовью... на столе. На столе оно, знаете ли... тоже иногда духовно получается.
Сердце колотилось сумасшедше. «Хм… творческий псевдоним»… Так ее еще не унижали!
В трубке что-то неразборчиво в ответ прошипели, а потом связь оборвалась. Дуня некоторое время смотрела на телефон. Перезвонит? Нет. Телефон молчал. И тогда она его отключила. Совсем. На второй диалог с Идой Ивановной Дуня сегодня готова не была.
- Значит, на чем мы остановились? – по возможности спокойным голосом проговорила она, положив выключенную трубку рядом с компьютером. – Паша, закрой рот и не надо на меня так смотреть. Держи фото витражного окна и орнаменты Бакста. Попробуй придумать что-нибудь интересное. Я тоже поразмышляю над дизайном. Потом обсудим. И прозвони фирмы, занимающиеся витражами, на предмет цен, сроков и готовности выполнить подобную работу.

*
На следующее утро от ровной пирамиды не осталось и следа. Царица не брала трубку! На Ванином телефоне. Он набирал раз шесть. В последний раз аппарат сообщил об отсутствии абонента в сети. Что, черт побери, с Ваниным телефоном?! Что с ним сделала царица?!
Тобольцев бы сорвался тут же, но - дела. Куча просто. А потом пришел Олег с крайне интересным каталогом прошлогодней фотовыставки «Москва. Твой город. В фокусе», и мысли Ивана приняли резко иной поворот. В этом году снова планировалось устроить подобное мероприятие и выпустить к нему, соответственно, новый же каталог. А на разворотах – реклама различных увеселительных и гастрономических заведений.
Тин. Надо это ему показать. Срочно.
Но не настолько срочно, чтобы не заехать домой и не освежиться. Полчаса хватит. Потому что Ваня в принципе очень чистоплотный. А не потому, что после Тина собрался навестить царский офис. Или поэтому. Неважно.
Темные джинсы, почти брюки. Белая льняная рубашка. Сколько ни брейся, а все равно морда иссиня. Папеньки наследие, со слов матери. А Марина свое дело знает – стрижка смотрится стильно. Тонкие полоски кожи с амулетом для удачной охоты дополнили часы. Дедова «Победа» - ссохшийся и потрескавшийся кожаный ремешок, тусклый золотой циферблат, гравировка «40 лет Победы». Это вам не «Лонжин». Который, к слову сказать, у Тобольцева тоже был. Дареный. Но дедова «Победа» - ценнее.
Иван еще раз посмотрел в зеркало. Поморщился. Смена имиджа не кардинальная, но заметная. О причинах этой смены Тобольцев себе задумываться запретил. Но выглядит хорошо – этого не отнять. Безо всякой лести самому себе.

*
В обед Паша, до сих пор находившийся под впечатлением от услышанного телефонного разговора Дуни, залил любимую начальницу кофе. С головы до ног. Не удержал в руках кружку. Хорошо, что кофе уже остыл, и обошлось без ожогов. Зато платье было испорчено. Дуня надеялась - испорчено не окончательно, однако сидеть в таком наряде в офисе, не говоря уже о том, чтобы принимать клиентов, не могло быть и речи.
Виновник кофейного обливания взирал глазами провинившейся собаки, Оля-блондинка срочно искала бумажные полотенца - хотя бы промокнуть мокрую ткань, а Дуне только и оставалось, что стоять и считать до десяти. Ей же еще телефон возвращать! Не в грязном же платье.
Отправив Пашу заниматься обзвонами фирм, Дуняша скинула на флешку файлы, принесенные вчера Тобольцевым, отключила компьютер, положила в сумочку красный телефон и уехала домой. Все равно надо переодеться. Поработает дома над эскизами окон, а потом свяжется с Тихим.
Она знала, что, дав Паше творческое задание, которым занимается сама – бросила ему вызов, разбудила азарт творца. Дуня не в первый раз прибегала к такому способу родить замечательную идею. Они трудились вместе над одним и тем же, держа в тайне собственные наработки, а потом одновременно выкладывали их на стол. Как правило, окончательный вариант вбирал в себя идеи обоих авторов и всегда был нестандартен.
В половине пятого Дуняша сделала рабочий перерыв и набрала номер ресторатора.
- Тихон Аристархович, добрый день. Это Евдокия Лопухина.
- Добрый, Евдокия, - бархатный голос из трубки обволакивал.
- Тихон Аристархович, вы на месте, в "Тине"? Могу я к вам подъехать... минут через тридцать-сорок?
- А почему бы и нет, Дуня? Если минут через сорок, и если нам хватит часа - приезжайте.
Почему-то на ум сразу пришли пирожки и ароматный чай. Пришлось отгонять виденье и пообещать себе купить на ужин парочку булочек, хоть это и вредно.
- Мне буквально на пять минут, Тихон Аристархович. Передать вам телефон Тобольцева. Он вчера забыл трубку в моем офисе. И где его найти, я не знаю. Вот подумала, что вы-то уж точно найдете. А то Ивану Ивановичу весь день звонят и звонят, - Дуня посмотрела на выключенный телефон и уточнила. - До обеда, во всяком случае, звонили.
В разговоре образовалась еле заметная пауза. Почти невесомая, но она ее все равно почувствовала, а потом Тихий неторопливо заговорил:
- Вот как... А я-то думал, что вы меня хотите уже порадовать... предложениями. Завозите телефон, без проблем. Передам в целости и сохранности.
- Я порадую, обязательно, - пообещала Дуняша и, прежде чем отключиться, добавила. - Спасибо!
Ну что же, значит, с работой на сегодня закончено. Ее ждут «Тинъ», пирожки, да солнце за окном.
Дуня открыла гардероб и окинула взглядом висевшую в нем одежду.

*
От всей наведенной дома красы неземной практически ничего не осталось – все слизал имени В.И. Ленина Московский метрополитен. В ресторацию к другу Иван влетел взмыленный, растрепанный и почти растерзанный. Зато с каталогом и преисполненный гениальных идей.
Которые неблагодарный свинтус Тихий не оценил. Что-то бурчал, высказывал всевозможные сомнения, подозрения и недовольства. Ваня уже начал всерьез свирепеть – настолько это все было не похоже на очень точно распоряжающегося своим рабочим временем Тина. А потом вдруг: стук в дверь – знакомый почти до мурашек голос – «Можно?». И все встало на свои места.
Яркие цветы на юбке-клеш. Талия у Дуни такая тонкая, что вдруг появляется зуд в руках – проверить, сомкнуться ли пальцы. Кофточка желтого солнечного цвета облегает, обтекает, обнимает то, что очень даже надо облегать и обнимать – точеные и, одновременно, круглые плечи, изящные руки и… Все-таки, у женщины должно быть там именно так! А не «суповой набор», по аттестации Олега. Он так и характеризовал участниц – «суповой набор из Екатеринбурга за сто двадцать», «набор для холодца из Ростова за сто восемьдесят».
В общем, совсем не бизнес-леди, которая садилась в черный мерседес и клала на колени пакет цвета «тиффани».
И еще голубые балетки. Иван терпеть не мог эту обувь, но на Дуниных ногах она смотрелась… на своем месте. И все это вместе – юбка в желто-малиново-бирюзовые цветы, цыплячья кофточка и школьные балетки - почему-то согрело. Красиво. Тепло. Радостно. Смотреть – не насмотреться.
Так не дали же налюбоваться. Тин издал свой фирменный то ли хмык, то ли хрюк. Иван бросил сердитый взгляд на друга. Мог бы и предупредить! Желание пригладить волосы и поправить воротник рубашки удалось подавить, но Тихому достался еще один сердитый и укоризненный взгляд Ивана Тобольцева. На что Тин ответил традиционно - изобразив на своей наглой щекастой физиономии выражение крайне невинного изумления. Все, кто знал Тихона Тихого хотя бы один месяц, этому выражению его лица никоим образом не верили, но Тин все равно регулярно упражнялся в его изображении.
- Однако, даже получаса не прошло. Входите, конечно, - Тихий еще и образцово-показательную улыбку радушного хозяина продемонстрировал. – Дуня, как обманули вечные московские пробки?
Ее ответная улыбка была под стать солнечному цвету кофточки.
- Я колдовала, Тихон Аристархович. Вот, телефон... – ее протянутая рука замерла, когда взгляд уткнулся в Тобольцева. - Здравствуйте... Иван Иванович.
Угу. Иван. Иванович. По имени-отчеству, никак иначе. Мы же все такие официальные. Я знаю запах твоих духов. Цвет твоей ночнушки. И все про твои веснушки.
- Привет, Дуняша! - ответная улыбка была прожекторной мощности - Ты такая умничка! Телефон мой привезла, - Ваня сцапал из ее рук телефон, успев накоротко кайфануть прикосновением пальцев. - Не стоило беспокоиться, я сам за ним собирался заехать. Но в любом случае - спасибо.
- Я его выключила, он постоянно звонил, и еще... – невероятно, странно, но она казалась… смущенной? - В общем, мне кажется, я не понравилась твоей маме.
В наступившей паузе всхрюк Тихона Тихого услышался очень отчетливо. Несмотря на то, что Тин стыдливо прикрылся клетчатым носовым платком размером со скатерть
- Не переживайте, Дуня, - Тихий высунулся из-под платка - Ей никто не нравится из числа Ваниных друзей. По крайней мере, в этом вы будете не одиноки. А в компании меня и Ракитянского. А мы не самые плохие люди.
Иван смог только усмехнутся. Он давно привык к тому, что его дражайшая матушка производит на окружающих зачастую даже навороченным утюгом с функцией вертикального отпаривания неизгладимое впечатление.
- Вы просто не знаете к ней подход! - и этим стоит ограничиться. Есть масса более интересных тем для разговора. И одна из них лежала прямо перед носом Ивана. - Кстати, Дуня, раз уж ты здесь... - Ваня подпихнул в сторону Евдокии каталог. - Предлагаю Тину сюда разместиться на текущий сезон. Что скажешь? Нравится?
Тихий демонстративно и томно обмахивался носовым платком, пока Дуня рассеянно листала «Москва. Твой город. В фокусе». А Иван не сводил с нее напряженного – с чего бы, казалось? - взгляда. И поэтому сразу заметил, как порозовели ее щеки. Да что там такого на этих обычных глянцевых страницах?!
- Вообще-то, я не должна была снимать трубку, - Дуня явно отвечала не на вопрос, а на собственные мысли. - Я знаю. Но у меня было совещание. Важное. Как раз по вопросу Тихона Аристарховича, - Тихий из-под платка закивал с самым серьезным видом. - А телефон все звонил и звонил. Я пару раз скинула номер, потом поставила на виброзвонок. Не помогло. Вот я и решила сказать, что тебя нет, и... и даже записала нужную информацию. – Она неловко как-то полезла в сумочку и достала оттуда листок бумаги. - Вот! Держи. – И добавила еще более неловко. - В общем, прости.
Ее смущение… извинения… Все это было таким… Теплым каким-то. Ваня вполне мог себе представить, что способна выдать по телефону Ида Ивановна Тобольцева. Да все, что угодно. И от этого Дунина реакция была такой особо… умилительной что ли.
- Дуня! - Тобольцев старательно и артистически округлил глаза. - То, что ты не выбросила телефон после общения с моей мамой - уже чудо. Тебе не за что извиняться. Так... – раз уж Дуня не поленилась записать информацию, то стоило уделить ей внимание, и Тобольцев развернул листок бумаги. Юрий Валентинович, его первый учитель мастерству в фотокружке. Ладно, потом перезвонит матери. Листок отправился в карман, а Иван продолжил: - Спасибо, что поработала моим секретарем, теперь я твой должник, но торт тебе не спишу, так и знай. – Улыбнулся, заметив, как ответно дрогнули в усмешке ее губы. - Что скажешь про каталог? Тихон Аристархович упрямится и сомневается.
Дуня неспешно пролистала страниц пять, подняла голову от каталога и твердо сказала:
- Мне не нравится. Такое впечатление, что это не Москва, а конкурс на то, кто претенциознее сфотографирует и обработает кадр. Разве это - Москва? - ее палец с алым лаком указал на шпильку выходящей из «бентли» девушки. – А это? - теперь под обстрел красного маникюра попала группа тусовочной молодежи с шампанским. - Это глянец. Но не город. Город... он совсем другой.
- Правда? То есть, ты знаешь, какая Москва настоящая. А этот, - Иван упер свой палец рядом с ее, - плод труда не одного десятка человека - просто фэйк. Не Москва. Ненастоящая Москва, так?
- Именно так, - румянец на ее щеках стал ярче. Уже не смущение. Азарт. - Это - ярмарка тщеславия, дорогой Иван Иванович. На которой каждый показывает себя. Но не город. Какой город ты тут видишь? Что? Клубы, тусовки, парковки с дорогущими машинами и... о боже, не могу поверить - Москва Сити! Хоть что-то. Вот, пожалуй, Москва Сити и... и вот эта аллея - это все, что мне нравится. Здесь авторы не выпячивали свое крутое гламурно-утонченное эго, а творили.
«Дорогой» пусть и в компании «Ивана Ивановича» так Тобольцеву приглянулся, что с ответом он сообразил не сразу. Сначала внутренне наслаждался тем, как его назвали. Но потом все же собрался. Уж больно хорош румянец на царских щечках. Надо еще добавить цвета.
- Гламурно-утонченное эго? Да уж… - Иван демонстративно потер переносицу. - Но нравится тебе или нет, Дульсинея, это - современная Москва. Она - такая. Это девятый по величине город мира. Это небоскребы, дорогие машины, деловые центры, клубы, красивые женщины. Что ты имеешь против этого? Таков облик мегаполиса, нравится это тебе, о, царица, или нет.
- А куда тогда девать старые особняки, цирк на Цветном, палатки у метро и людей с сумками, стоящих на остановках? Свадебные фото в Кусково? Чистые пруды? Лица стариков, когда они считают деньги на хлеб? Это все тоже девятый город в мире, о, Иван! Но на это мы закрываем глаза, да? - Дуня не вытерпела и вскочила на ноги и обличительно наставила каталог на Тобольцева. - Это все не для утонченно - высокого искусства? Дом на Набережной. Кинотеатр «Ударник». Где все это? Что-то не вижу.
- Ну, знаешь ли! - азарт оказался заразителен. - Москва не резиновая, и этот каталог тоже! У него свои цели, и своя целевая аудитория. И туда невозможно впихнуть каждый московский двор.
- Давай так, автостопщик, - она шлепнула каталогом о стол и знакомым жестом уперла руки в бедра в ярких цветах. - Ты меня спросил - я ответила. Мне НЕ понравилось.
- Нет, так не пойдет, - для убедительности Тобольцев покачал головой. - Аргументы не засчитаны. Эта Москва тебе плоха? Покажи свою, правильную Москву. Ту, которая нравится ТЕБЕ.
- Я не знаю, какая Москва правильная. У каждого она своя. И моя тебе может не понравиться…
Тут она замолчала. Иван тоже не торопился с ответом. И только Тин вдруг издал свой фирменный полухмык-полухрюк. И только тут Иван вспомнил, что они в кабинете не одни. Что здесь еще хозяин кабинета присутствует – маскирующийся клетчатым носовым платком.
- Ты хочешь увидеть мою Москву? - ее слова прозвучали негромко.
Бинго!
- Ну, наконец-то! Я уже думал, что не дождусь царского приглашения! Пошли? Ты как раз обута для прогулки, - Тобольцев с чистой совестью оглядел ее ноги - по делу же, исключительно по делу.
- Ну уж нет, царицы не занимаются благотворительностью! - голубая балетка пристукнула по полу. - У нас будет сделка. Я тебе показываю Москву, а ты ... Ты отвечаешь очень честно на, скажем, пять моих вопросов. - Скрестила руки на груди и приподняла бровь. – Ну, так как?
- Всего пять? Продешевила! И учти, я не знаю, кто убил Кеннеди и куда делся Золотой Пояс Дмитрия Донского!
Даже огромный клетчатый платок не смог заглушить ехидный смешок.
- Мал золотник да дорог, - с истинно царским достоинством парировала Дуня. - Я найду, о чем тебя спросить. Пять вопросов окажется за глаза. Пошли. До свиданья, Тихон Аристархович, - Тихий наконец выполз из-под платка, изо всех сил изображая серьезное выражение лица. - Работа над проектом идет очень интенсивно, в назначенный день вы получите полный пакет предложений по ресторану.
Тихий покивал согласно, запихивая платок в карман пиджака, и потянулся к телефону. Ему надо было срочно поделиться кое с кем свежими сплетнями.
Пропуская в открытую дверь Дуню, Тобольцев обернулся и на прощание показал Тихому язык. Тот в ответ лишь лапкой помахал быстро-быстро, выпроваживая гостей.
Переднее пассажирское красной «Ауди ТТ» показалось Ивану родным. Странно, но так. Ощущение, что будто домой вернулся. Такое все удобное, знакомое. Иван прокашлялся, слегка расслабил горло и выдал томно и на полтона ниже своего обычного голоса.
- Здравствуй, девочка. Я по тебе скучал. А ты?
А потом наклонился и демонстративно чмокнул «девочку» в бардачок. И после паузы скосил глаза влево. Дуня, прикусив губу, вставляла в замок ключ зажигания, но это у нее не очень получалось. Отлично. Провокация удалась. Наконец, ключ оказался в замке и там повернулся. И машина тронулась с места.
Некоторое время они ехали молча. И только минут через пять Дуня вдруг выдала серьезно:
- Я тебе не верю.
- Вообще? Ни одному слову? Это разбивает Дон Кихоту сердце.
Она не поддалась на подначку.
- Я не верю, что ты там не понимал все, что я объясняла. В тебе говорила профессиональная гордость и естественное желание защитить своих. Но человек, который так снял собственное путешествие по стране, не может не понять, что я имела в виду.
Ох, Дуня, Дуня… Дался тебе этот каталог. Мы гулять поехали. Забудь ты про каталог!
- Я даже не знаю, как тебе сказать правду... – Ваня погладил пластик бардачка. - Эх, ладно, рискну. Я просто хотел вытащить тебя на прогулку. Поэтому ты, конечно, права - я... тебя прекрасно понял.
- Ты очень коварен, автостопщик, - вздохнула Дуня без особого сожаления. - А вот что действительно надо снимать и размещать в раздел "на злобу дня" - это парковку в центре.
Тут, как говорится, не поспоришь. Все обочины заставлены плотно, впритык.
- Ты же умеешь колдовать - сама сказала Тину. Наколдуй парковку. Но я пальцы на руках и ногах на всякий случай на удачу скрестил.
На продемонстрированную руку со скрещенными пальцами Дуня улыбнулась, однако колдовала молча. И эффективно, так как место для парковки нашлось быстро.
- Выходи! - ключ зажигания покинул свое вместилище.
- Мяу-мяу, хозяйка. Не забудь взять на поводок, а то удеру. И не отвечу на пять вопросов!
Без поводка Иван оказался достаточно быстрым, чтобы открыть перед Дуней дверь автомобиля и продемонстрировать хорошие манеры. Или не принято открывать водителю дверь? Тут Иван засомневался, но руку царице с удовольствием подал. И она его руку приняла. Кажется, тоже без особого отвращения.

...

whiterose:

 » Глава 8. Часть 2

*
Дуня поставила машину на сигнализацию и, не оборачиваясь, бодро пошла по улице. Она знала, нет, чувствовала, что автостопщик идет за ней. Потом ему позвонили, и Иван слегка отстал. Дуня чуть замедлила шаг, однако продолжила свой путь. Потому что подслушивать чужие разговоры некрасиво. Даже двух произнесенных за ее спиной отчетливых фраз «привет, куколка» и «нет, сегодня не получится» вполне хватило, чтобы понять – звонок личный.
Куколка… это, как выражается Ида Ивановна – модель? Одна из тех, что так просто Ванечку не отпустит? Хотя, ей-то какое дело? Пусть автостопщик сам разбирается со своими куколками. Ей, Дуне, абсолютно все равно.
- Я тебя еле догнал, - послышалось за спиной. – Думал, ты куда-то свернула, и мы потеряемся.
- Просто ты слишком долго разговаривал по телефону. Я могла бы и на Северный полюс за это время дойти.
- Не могла.
- Это почему?
- Ты бы замерзла на полюсе в такой юбке.
Дуня улыбнулась, а Иван, наконец, поравнялся с ней и пошел рядом.
- Так куда ты меня ведешь?
- К нулевому меридиану, - ответила Дуняша. – Знаешь, мне кажется, что если город тебя принял, то в нем обязательно есть нулевой меридиан. Твой личный. Отправная точка, с которой все начинается.
Они остановились на улице Рождественка перед красивым классическим особняком, украшенным вставками из мозаики.
- Для меня нулевой меридиан в Москве – это мой институт. С него началось все: учеба, самостоятельная жизнь, дружба, школа…
- Школа?
- Да. Школа. Школа жизни. Мне кажется, что почти все, что есть в моей жизни теперь, я получила здесь. Пойдем.
Дуня зашла за ограду и оказалась во внутреннем дворе. Она остановилась перед дверями, зная, что дальше без студенческого билета ее не пропустят, и заглянула в окна.
- Странно… кажется, еще вчера я сама была там, искала учебники, обсуждала семинары, договаривалась о походах в кино, прогуливала лекции, а сейчас за окном совсем другие молодые люди начинают свои жизни. И это для них жизнь бьет фонтаном, это им все ново и интересно, и это у них все впереди.
- А у тебя? – просил Иван, стоя за спиной. – Разве у тебя впереди нет ничего?
- Много всего. Но у них гораздо больше. Институт – это, наверное, первые уроки на прочность, на честность, на зрелость, на принятие важных жизненных решений. Обязательно – на дружбу… Да,- Дуня отвернулась от окна и коснулась рукой стены. – Это мой нулевой меридиан.
Она не смотрела на своего спутника, но знала, что он ее внимательно слушает. Некоторое время она молчала, а потом подняла глаза и улыбнулась:
- Пошли дальше?
С Рождественки Дуня и Тобольцев свернули на Кузнецкий мост.
- Видишь, сейчас среди мостовой стоят скамейки, образуя пешеходную зону, а когда-то такого не было. Зато зимой на улице стояли художники с замерзшими носами и руками и продавали свои акварели. У меня в памяти почему-то остались ирисы. Хотя было много разных работ, но запомнились именно они. Наверное, потому что очень хотелось их купить. Только бедным студентам многое недоступно. А вот этот магазин, - Дуня показала на противоположную сторону, - раньше назывался «Английская книга», и в нем всегда продавались очень интересные альбомы по искусству и англоязычная литература. И там тоже было все очень дорого, но как-то… совсем уж необыкновенно. Когда что-то не ладилось, я заходила сюда и просто ходила между стеллажей, разглядывая обложки. А в конце учебы все же накопила денег и купила маленький альбом «Прада». Сейчас здесь тоже продают иностранную литературу, но внутри все совсем по-другому. Того магазина нет.
Пока она говорила, Кузнецкий мост остался позади, а чуть позже показалась Петровка.
Это было какое-то чудо. Улицы гудели, наполненные потоком людей и машин, а Дуня в легких голубых туфельках порхала, умудряясь не сталкиваться с идущими навстречу, она шла по своим дорогам, здоровалась с дорогими сердцу местами, и улыбка не сходила с ее ставшего вдруг девчачьим в майских веснушках лица.
Легкость, счастье, свобода. Словно возвратилась юность.
- А вот художественный салон. Первый, в котором я побывала в Москве. Представляешь, что это было для девочки из маленького городка Пензенской области? Столько альбомов, красок, карандашей, кисточек. И все в одном месте! У нас же были уроки изобразительного искусства в институте. Основы, - она вдруг резко обернулась. – Ты должен понять, ведь ты фотографируешь. Меня всегда завораживали цвета и их сочетание. В фотографии и в интерьере очень важны цвета, и оттенки, и полутона, и плотность и прозрачность тона. Но впервые с миром цвета я соприкоснулась вот здесь, когда вошла внутрь и увидела много-много самых различных красок. Этот салон – тоже часть моей Москвы. А через дорогу, видишь, отель?
Конечно, Иван видел.
- Давай перейдем на ту сторону, - Дуня неосознанно взяла его за руку, и они вместе перешли проезжую часть. – Когда-то это место казалось мне чем-то… чем-то похожим на кадры из заграничной красивой жизни. Особенно зимой, когда на улице уже темно, и совсем скоро новый год, и ты идешь к метро, и впереди зачеты, и ты в этом городе одна – совсем одна. Твои друзья возвращаются в семьи, к родителям, братьям, сестрам, в свой родной теплый дом, а у тебя съемный угол и хозяйка и… вот ты идешь и видишь эту гостиницу, с огромными окнами, внутри все так красиво и по-иностранному, и украшено к не-нашему Рождеству. Чувствуешь сразу себя немного героем Диккенса.
- Тебе было так одиноко? – негромко спросил Иван.
Дуня помолчала, прежде чем ответить. Она отвернулась от гостиницы, обогнула маленькую часовенку и свернула в Столешников переулок.
- Временами, да. У каждого человека бывают периоды радости и грусти. И одиночества. Разве у тебя не было таких дней, когда ты чувствовал себя очень-очень одиноким? Если станешь отрицать, то я не поверю.
- Я не стану отрицать.
Она кивнула головой, а потом решительно зашагала дальше. Тобольцев тоже прибавил скорости.
- Очень люблю Столешников переулок. Он для меня словно продолжение гостиницы. Здесь всегда были дорогие магазины.
- Ты мечтала в них одеваться?
Дуня улыбнулась:
- Мне кажется, многие девушки мечтают иметь красивую удобную обувь и умопомрачительную сумочку. Но дело не в этом. Эти магазины – они просто всегда были красивыми, особенно в преддверие нового года. И когда ты идешь по улице мимо изысканных витрин, тебе кажется, что люди за окнами – счастливчики, у них все хорошо. У них красивые дома и красивые машины, они имеют возможность тратить деньги, не думая о том, что может не хватить на еду. У них красиво все. И только с возрастом приходит понимание, что у них так же, как и у всех. Одиночество, проблемы в семье, желание быть кому-то нужными и любимыми. И возможность зайти в такой магазин не делает их счастливыми.
- А что делает людей счастливыми?
- Много чего, - Дуня обогнала Ивана и, повернувшись к нему лицом, вдруг пошла спиной вперед, – например, мороженое. Помнишь, как в детстве, купил мороженое, идешь, ешь его на улице. И счастье!
- Дульсинея, я смотрю, ты специалист по счастью, - Тобольцев остановился и посмотрел на свою спутницу слегка прищуренными глазами. – Ты уверена, что мороженое работает и в тридцать?
- Абсолютно, - заявила Дуняша. – Мы проверим на тебе. Только не здесь.
- А где? На Тверской? Кажется, мы почти дошли до нее.
- Почти дошли, - подтвердила она. – Но есть мороженое на Тверской не совсем удобно. Слишком много спешащих людей. И, кстати, в твоем каталоге я не увидела Тверской, а ведь это главная улица города. Не отставай!
- Честно говоря, - заметил Иван, выйдя на Тверскую, - я был уверен, что ты повернешь в сторону Пушкинской площади, а ты, похоже, собралась показать мне Красную. Планируешь дегустировать мороженое перед Мавзолеем?
- Увидишь, - загадочно произнесла Дуняша.
- Я понял, - через некоторое время сказал автостопщик. - Ты ведешь меня в Камергерский, и мороженое будет там.
- Почему ты так решил?
- Ну, Дульсинея, это просто – там МХАТ!
- Не угадал, Дон Кихот. Хотя Камергерский я тоже очень люблю. Но не больше Тверской с ее Центральным телеграфом, книжным, мэрией и памятником Юрию Долгорукому. Посмотри вокруг! Здесь всегда люди, всегда жизнь. Наверное, именно здесь я сильнее всего чувствую Москву. И, может, как раз оттого, что совсем рядом Красная площадь. А напротив, видишь, Ермоловский театр. Очень красивое здание. Каждый раз, когда прохожу мимо – любуюсь. Он кажется совсем игрушечным в окружении больших гостиниц. И, кстати, если говорить про театры, то моя Москва – больше Ермоловский, чем МХАТ.
- Почему? Мне кажется, что Москва – это в первую очередь МХАТ, Современник, Таганка и Ленком.
- Ого, неужели мы беседуем о театрах, автостопщик? – с веселым изумлением воскликнула Дуняша. – Не забудь добавить к списку Большой, Малый и Вахтанговский. Только мы ходили в Ермоловский. Там в кассе всегда были билеты, и продавались они по ценам, доступным студентам. Конечно, - она хитро посмотрела на Дон Кихота, – сейчас мой список значительно расширился МХАТом, Ленкомом и Большим.
Они дошли до конца улицы, и Дуня никуда не свернула. Она спустилась в подземный переход.
- Неужели все-таки Красная площадь, Дульсинея?
Она ничего не ответила, но довольная улыбка так и не сходила с ее лица.
Нет, это оказалась не Красная площадь. Дуняша привела его в Александровский сад. И когда Тобольцев понял, что сейчас они пойдут вдоль цветущих клумб и распустившихся уже совсем по-летнему деревьев, она стала очень внимательно, как-то по-детски смотреть на его лицо, пытаясь прочитать в его глазах хотя бы отблеск того восторга, который все больше и больше охватывал ее саму. Ей так хотелось, чтобы он понял, увидел, почувствовал все то, что чувствовала в этот момент она.
Сад в самом центре города, по дорожкам которого катаются на самокатах дети, старики неспешно прогуливаются или сидят на лавочках, беседуют. Много молодежи, уже появились студенты на роликах. И здесь никто не спешит, и над головой высокое-высокое небо, и вокруг – май. Цветущий, яркий, неповторимый.
- Мы опоздали, - сказала вдруг Дуняша, и, заметив его растерянный взгляд, объяснила: – В Александровский сад надо ходить чуть пораньше, когда уже распустилась сирень, но еще не отцвели тюльпаны. Это необыкновенно. Здесь такие клумбы, целые… целые ковры тюльпанов самых разных цветов. И я, наверное, никогда не смогу к этому привыкнуть, каждый раз дух захватывает от такой красоты. Вот это моя Москва, автостопщик, она именно такая, но в твоем каталоге ее нет.
Они неспешно шли по дорожке и молчали, их обгоняли другие гуляющие, и Тобольцев видел, как время от времени Дуня на мгновенье закрывала глаза и поднимала лицо к солнцу, словно пыталась поймать его тепло.
- Она у тебя слишком красивая, - сказал он, наконец. - Тверская, Александровский сад, Столешники.
- Согласна, - ответила Дуняша, остановившись перед лотком с мороженым, чтобы купить два эскимо.
Одно она протянула Ивану.
- Вот здесь лучше всего есть мороженое. Пробуй.
И стояла, и ждала, пока он развернет упаковку и начнет есть.
- Чувствуешь счастье?
Он смотрел на ее почти без косметики лицо, маленькую вертикальную складочку на лбу, выбившиеся из хвоста пряди волос и ответил:
- Чувствую.
- Я же говорила! Пойдем к сирени. В мае ни в коем случае нельзя пропустить цветущую сирень.
И они пошли.
- Ты, конечно, прав, это далеко не вся Москва. Есть спальные районы и метро, есть неубранные улицы и бездомные люди. И это тоже – город. Просто в один день нельзя обойти все. И, наверное, сегодня мне захотелось показать тебе ту Москву, которую я очень люблю.
Дуня остановилась перед кустом сирени и аккуратно наклонила цветущую ветку к себе, чтобы насладиться ароматом. Иван не пошел вслед за ней. Он стоял чуть в стороне и просто смотрел.
- Ну что, ты готов есть красный торт? – спросила Дуняша через несколько мгновений, присоединившись к нему.
- Ты знаешь, где их готовят?
- Конечно. В «Шоколаднице». Нам надо только выйти отсюда и найти ближайшее кафе.
- То есть не в ресторан? – уточнил Тобольцев.
- То есть ты сноб? – поинтересовалась Дуняша и окинула его взглядом с ног до головы.
Пришлось признать, что выглядел автостопщик… в общем, она могла понять моделей. Так непривычно было поначалу увидеть его в такой стильной почти классике. И Тобольцеву удивительно шли и темные джинсы, и рубашка, и старые неспортивные часы на запястье. Дуня все это заметила и, сейчас, стоя напротив него, вдруг остро почувствовала, что проводит этот вечер с мужчиной. Не свидание, нет, просто прогулка и обещанный торт, как благодарность за Пашу, но… все равно. Перед ней стоял мужчина. Который вчера, пусть и случайно, но так осторожно и так интимно до нее дотронулся. Иван что-то ответил, и Дуне пришлось сделать усилие, чтобы отвести глаза и прийти в себя, и отогнать прочь совершенно ненужные и неожиданные мысли. И понять, что он сказал.
- То есть автостоп несовместим со снобизмом?
- Совершенно верно, Дульсинея.
- Отлично. Тем более тогда никаких ресторанов со звездами Мишлен. Мы направляемся в кафе. Ты хотел неотлакированную Москву? Добро пожаловать в место, куда ходят жители спальных районов, студенты и гости столицы. Ну и скоро доберутся фотографы-неснобы.

Кафе нашлось без труда. И свободный столик тоже. Пока они ждали официанта с меню, Тобольцев спросил:
- Скажи, а если бы у тебя не сложилось с профессией дизайнера, кем бы ты стала?
- Реставратором, - не задумываясь, ответила Дуняша. – Это очень сложная и очень ответственная профессия. Реставраторы – они как хранители. Именно эти люди дают новую жизнь старому зданию и берегут корни города. Старые дома – не просто ветхие строения, но и история страны, часть культуры. Иногда мне кажется, что Москва исчезает. Да, как и любой город, она не стоит на месте. Как ты сказал сегодня? Мегаполис. Москва – мегаполис. Без сомнения. Она расстраивается, украшается клумбами, летними кафе, детскими площадками. Современный город нельзя представить без высоких домов и огромных торгово-развлекательных центров. Все так. Но есть еще и другая Москва. Старая. Дореволюционная. И особняки. Есть Покровка, есть Пятницкая, есть Чистые пруды. Для меня такие места - это словно сердце города, понимаешь? А сердце – его надо беречь.
Было немного странно сидеть с ним снова за одним столиком в ожидании меню. Словно на один вечер возвратилась совместная дорога. Дуня замолчала. Он больше не задавал вопросов. Может, тоже ощутил это иррациональное чувство продолжающегося общего пути?
Наконец, подошла девушка и оставила на столике два меню. Дуня быстро пролистала до страницы десертов и положила свою папку перед Тобольцевым.
- Заказывай на ужин что пожелаешь, а торт будем есть вот этот. «Москва».
- Ты все-таки специализируешься по городам, Дульсинея. «Ленинградский», «Москва»…
- И по цветам, - согласилась она. – Он красный.
Заказ приняли быстро, напитки и салаты тоже не заставили себя ждать. Внутреннее состояние нереальности происходящего росло. Дежавю. Кафе, торт, автостопщик.
Наверное, возникшая пауза начала давить, потому что Тобольцев отвлекся от еды и спросил:
- А если бы здесь не предлагали красный торт и вообще, ты не была бы мне его должна, если бы кафе стало частью твоего рассказа про Москву, куда бы ты меня отвела?
- Сюда же. В «Шоколадницу».
Он не смог скрыть изумления:
- Никогда бы не подумал. Мне почему-то казалось, что ты можешь выбрать уютную веранду или дворик, где подают хороший кофе. Но точно не это место. Сетевое кафе. Нет, про красный торт я все понял.
Дуня некоторое время молчала, рассеянно размазывая вилкой по тарелке салат, а потом стала говорить. Она сама не знала зачем. И нужно ли. Но он удивительно умел слушать. Даже не так. Он понимал.
- Конечно, ты прав, я очень люблю открытые летние дворики или столики у окна, люблю… хорошую кухню, просто… когда-то в Москве не было этой сети. А была просто «Шоколадница» на Октябрьской. Не знаю, как правильно назвать сейчас это заведение – кафе или ресторан. Но там подавали изумительную домашнюю лапшу и блинчики с шоколадом. И там я впервые оказалась благодаря подруге. Во время прогулки ты спросил об одиночестве. В большом городе одиночество неизбежно, но мне повезло. У меня появился друг, настоящий. Катя. Коренная москвичка. И именно она водила меня по Москве и все показывала и рассказывала, и знакомила с городом, и помогала с учебниками. И однажды отвела в ту самую «Шоколадницу», куда ходила в детстве сама, и где мы оставили половину стипендии. Наверное, это очень сложно понять… прошло довольно много лет, «Шоколадница» стала брендом сетевого кафе, а для меня это… словно код. Наше место. Наша дружба.
Что-то ты, Евдокия, совсем не о том. Пора заканчивать. Очень кстати принесли горячее.
- А где она сейчас?
- Кто? – не поняла Дуняша.
- Катя. Вы общаетесь?
- Конечно. Она вышла замуж, уехала из Москвы, родила двух прекрасных детей – моих крестников.
- Коренная москвичка? Уехала из Москвы? Разве так бывает? – удивился Иван.
- А что в этом странного, автостопщик? - Дуня отложила столовые приборы и внимательно посмотрела на собеседника. - Думаешь, жены декабристов перевелись? У ее мужа хорошая работа, они живут в своем доме, небольшом, но уютном, отдельно от родителей. Любят друг друга. Всегда можно уехать, если знаешь, ради чего.
- А ты? Ты бы смогла уехать?
Дуня повертела в руках стакан с соком и поставила его на место. Она знала ответ на этот вопрос, но не знала и не понимала, как вдруг они дошли до таких тем в разговоре. Кто они друг другу, чтобы сидеть вот так и рассуждать по сути… о личном. Он тоже перестал есть, а она снова разглядывала его руки. Очень старые часы. Просто винтажная штучка-фенечка или все же дорогая памятная вещь? Знакомые бусинки на запястье. Почему-то вдруг подумалось, что там, как раз под этими ремешками бьется пульс и, если отодвинуть в сторону все кожаные путы и дотронуться пальцем, то можно услышать сердце. Услышать прикосновением.
- Уехать ради чего? Должна быть причина. Важная причина, - она не ответила на его вопрос и отлично понимала это.
В этот вечер было и без того сказано более, чем достаточно.
- Теперь твоя очередь, о, Иван, - Дуня отодвинула от себя тарелку и резко сменила тему. – Скоро принесут красный торт, а мы еще не приступили к опросу из пяти пунктов.

*
Не удивился. Да и с чего? Уже слишком хорошо познакомился с упрямством и прямолинейностью девушки, сидящей напротив.
- Не забыла, - вздохнул Иван. - Окей, давай свои вопросы. Но если они будут очень интимными, я оставляю за собой право... соврать.
- Ну уж нет! - да кто бы сомневался, что Дульсинея не упустит шанс поспорить и настоять на своем. - Ты оставляешь право промолчать, и тогда я меняю свой вопрос. Потому что теряется смысл. Правдивые ответы, автостопщик.
И даже пальцем пригрозила. Совсем как Антонина Марковна. Только у бабули не бывает такого роскошного алого маникюра.
- А в прошлой жизни ты была Торквемадой, - вполне убедительно удалость сохранить серьезное выражение лица. - Хорошо, договорились. Правда, только правда и ничего кроме правды. – Тоже понял руку. - Клянусь тортом.
Дуня улыбнулась. Улыбка у «Торквемады» получилось мягкой. Но с хитринкой.
- У меня много имен, о, Иван. Итак, вопрос первый. Что означает твое тату? Почему ты решил его сделать и как выбирал орнамент?
- Вот так, значит, - Иван удивился умеренно. Потому что ожидаемо, в целом. Зря, что ли, он своим трайблом по делу и без дела светил? - Без разогрева и прелюдий? Сразу про интимное?
Старательно изобразил слабую задумчивость и легкую печаль.
- И врать нельзя, да? А так хотелось рассказать, как мне пять суток набивали тату в хижине, крытой пальмовыми листьями, трое вождей племени масаи. Тебя бы впечатлил такой рассказ?
- Меня бы впечатлил, да. Если бы был правдой. Так как насчет правды?
Дуня, ты просто зациклена на правде. Сама тоже никогда не врешь? Иван привычным жестом пошевелил бусинки на запястье.
- Это был первый серьезный протест против материнской опеки. Как только стал получать более-менее большие деньги - пошел в тату-салон и набил. В пять сеансов. Исключительно для того, что приехать в Коломну и довести мать до нервного срыва. Теперь стыдно, конечно, а уже ничего не изменишь. – Дуня смотрела серьезно, ожидая продолжения. И он продолжил. - А что до значения тату, то я без понятия. Однажды добросердечные африканские аборигены с помощью жестов пытались мне объяснить смысл моих татуировок. Насколько я понял, там изображена то ли история несчастной любви суриката к страусу, то ли готовность принести себя в жертву местному божеству. В общем, парень, который набил мне это тату, был шутник. А может, и сам толком не знал.
Дуня сидела, внимательно слушая и слегка наклонив голову. Не рассмеялась почему-то, хотя про суриката - смешно же. Вместо этого спросила:
- Ты… тебе легко было общаться с людьми, с которыми у вас такая пропасть… в восприятии жизни? Не страшно было?
- А нет никакой пропасти, Дуня. Там просто нет шелухи. Все предельно обнажено и откровенно. Нет иллюзий и все очень честно. Африка… она очень честная. И страшная в своей честности и обнаженности – всего. Человеческой породы, природы. Наверное, тебе бы там понравилось. Ты же любишь правду. Хотя… Мне на самом деле интересно, как бы у тебя там… сложилось. Но это вряд ли удастся проверить. Итак, я ответил на первый вопрос?
- Да. Ответил. Ну и раз ты заговорил про маму... тогда второй вопрос. Почему ты назвал ее в телефоне "Гениальной Идеей"? Это случай из жизни? Или особенность характера - идейность?
Усмешка вышла непроизвольно. Как бы объяснить, чтобы не выглядеть инфантильным идиотом?
- Она у меня, конечно, идейная. И гениальная. Но все проще. Ей зовут так - Идея Ивановна. Так что, как ты понимаешь, самый идейный у нас в семье дед. Был. Идейный коммунист. И дочь так назвал. А мог бы Революцией. Или Даздрапермой.
- А Ида - это сокращенное от Идеи, да? - продолжила допытываться Дульсинея. - Потому что мне она представилась, как Ида Ивановна.
Усмешка перешла в смех.
- Дошло дело до представлений? Похоже, ты выхватила по полной программе. Тебя учили жить? Читали нотации? Надеюсь, ты не приняла ничего на свой счет? Что бы и кому бы моя мать не говорила, это все равно адресовано мне. Даже если говорила она не со мной. Так что если что - не бери в голову, ладно?
Совершенно неосознанно протянул и легко тронул пальцами ее руку. Это был жест сочувствия человеку, в первый раз в жизни пережившему общение с Идой Ивановной Тобольцевой. А у Дуни совершенно по-девичьи зарозовели щеки. Она уставилась на его руку и произнесла тихо и не очень уверенно:
- Вообще-то... я ей там ответила не очень... ну, скажем... я сама от себя не ожидала. На самом деле, мне страшно неудобно... - Дульсинея замялась, а потом единым духом выпалила: - Она решила, что Евдокия Лопухина - мой псевдоним. А я девушка - легкого нрава, в общем, я не могла ее разочаровать и вошла в роль. Вот.
Хорошо, что чайник с чаем и два куска – действительно! – красного торта принесли только теперь. А не на десять минут раньше, потому что тогда бы Ваня поперхнулся - либо чаем, либо тортом. А так свободно и легко расхохотался.
- Значит, вошла в роль? - улыбка с лица не желала сползать. - Угадай, о чем я сейчас вспомнил?
- О чем?
- О поставленном на счетчик брате, безвинно убиенном хомяке и о том, что я страшный человек!
Теперь звонко рассмеялась Дуня.
- Это был экстремальный случай, и организм мобилизовался!
- Могу себе представить... Что ты могла и не то сказать, войдя в роль. И уверяю тебя: ты доставила Идее Ивановне огромное удовольствие. Оправдала все ее ожидания о том, с кем я общаюсь.
- Ты меня успокоил, - пробормотала Дуня, помешивая ложкой чай. - Торт пробовать будешь?
- Буду, - Иван отломил ложкой кусок. - А ты думай пока над третьим вопросом.
Красный торт оказался вполне себе. Несмотря на цвет. Или – благодаря ему.
- Ммммм... Какая вкусная... Москва.
Дуня улыбнулась, но за свой торт приниматься не торопилась.
- Третий вопрос готов. Когда ты влюбился в первый раз. В детском саду? Или уже в школе?
Вопрос был явно шутливый. Задан с улыбкой. Но Тобольцев почему-то отложил ложку.
Конечно, мальчики влюбляются в девочек. Обычно так. Но в детском саду Ваню как-то миновала чаша сия. А потом у него появилась Лизка. Нет, он в нее не влюбился. Именно благодаря ей Ваня узнал многое о девочках. Например, о том, для чего нужны тампоны. Что одна грудь начинает расти раньше другой. И много чего другого, что предпочел бы тогда не знать, и что его в те годы откровенно смущало. Сейчас-то – сейчас Тобольцев понимал, что когда складывается танцевальная пара, определенная степень близости – и эмоциональной, и физической – неизбежна. Вне зависимости от того, готов ты к ней или нет. Ваня готов не был. И эта плотная вынужденная близость с неплохой, в сущности, девочкой Лизой убила все романтичные мысли в сторону противоположного пола. Какая, в пень, романтика, после фразы: «Ванька, ногу мне аккуратнее задирай, первый день». А потом, когда с танцами удалось распрощаться – тогда романтику вытеснили гормоны.
Влюблялся ли Иван позже? Много раз. В лица перед объективом, и не только в лица – влюблялся иногда страстно. Секунд на двадцать. Ну, может, на пару минут. Горячо был влюблен в своего первого педагога – Юрия Валентиновича. Абсолютно асексуально. Как в человека и наставника. С огромной симпатией относился к Марине Рох, и даже, наверное, был чуть-чуть, самую капельку влюблен – в ее сумасшедшую энергетику, мегапрофессионализм, отзывчивый характер, широкую улыбку и во все ее девяносто пять килограмм. Но это же не то. А что – то? И мы считаем только детский сад и школу? Потому что прямо в данный момент, кажется, что-то меняется. Кажется…
- Я не буду отвечать на этот вопрос.
Темные ресницы растерянно моргнули. Она явно не ждала такого резкого ответа на свой шутливый вопрос. Тронула пальцами висок. Кивнула.
- Ладно. Хорошо. Тогда так. Почему у тебя нет агента?
- А можно отвечать вопросом на вопрос? - надо как-то сгладить эту неожиданную резкость. - Кто такой агент?
- Агент, это тот человек, который тебя ведет, устраивает твои выставки, подбирает заказы и прочее. У тебя замечательные работы, и если бы был кто-то, согласный взять на себя организационные части, то ты мог бы выставляться. Не сразу в Москве, но в разных городах. Во многих городах. Персональные и сборные фотовыставки. Твои работы достойны этого, правда.
Чтобы не покраснеть, Иван принялся увлеченно уминать красный торт. Дунина похвала грела изнутри лучше чая. Тепло так и грозило затопить щеки. Не хватало еще смущаться как гимназистка!
- Я об этом просто не думал, - все-таки пришлось прокашляться. - Или думал слишком мало. Мне процесс важнее результата. По крайней мере, так было еще совсем недавно. Или... Не знаю, в общем. Вряд ли смогу ответить точнее. – Остатки смущения растворил глоток чая. - Красный торт просто обалденный. С тобой выгодно спорить, Дуня.
- А ты подумай, - разумеется, она не стала отступать от выбранной темы. - Конечно, можно и нужно печататься в журналах. Но многие работы хороши в большом формате. Они - как картины. Ведь фотография - тоже искусство. И мы не спорили. Это - мой долг за твоего юриста.
Ощущение того, что кого-то всерьез волнуют твои фотографии и их судьба… Оно было не новым. Нет, оно было именно новым. Потому что так серьезно, честно, безо всякой выгоды для себя – только она. Чтобы окончательно не огимназиться, Иван решительно оправил в рот остатки красной Москвы.
- Ладно. Я понял тебя. На второй кусок мы заработали с Росей? Очень вкусный торт, а ты зря не ешь.
- Я думаю над вопросами, - спокойно ответила Дуня. - Если хочешь, можешь угоститься и моим куском.
- Только из твоих рук. Угостишь? Я не кусаюсь.
Это был вызов. Ее глаза знакомо блеснули. Вызов принят.
- Мне кажется, что города берет не смелость, а наглость, - Дуня слегка прищурилась. - И вообще - не царское это дело - кормить с рук. Так что решай - берешь или нет?
- Можно не с руки, можно с ложки. Я не гордый.
Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза.
- Хорошо, я это сделаю, но ты не берешь право вето на четвертый вопрос.
Ваня демонстративно оценивающим взглядом смерил последовательно: торт, ложку, Дунину руку. Потом кивнул.
- Мое обжорство меня погубит. Давай, корми. Я продался с потрохами за вторую порцию торта с царской тарелки.
Иван внимательно следил за тем, как ложка отломила кусок торта с красной глазурью, как потом придвинулась к его губам, но не коснулась. И раздался негромкий голос.
- О чем ты мечтаешь? Какая твоя самая главная мечта? Та, которая очень важно, чтобы сбылась?
Он смотрел ей в глаза. А она смотрела почему-то на ложку. Или на то, что было рядом с ложкой? Так вот? Ладно.
Ее запястье целиком уместилось в кольце его пальцев. Торт Иван снимал с ложки медленно и аккуратно. И руку ее не отпускал. Под большим пальцем четко слышался пульс. Кажется, учащенный.
Она по-прежнему не смотрела ему в глаза. Он аккуратно слизнул крошку из угла рта. И ответил тихо.
- Главное, это понять - зачем? А поняв - успеть. Наверное, это звучит абстрактно. Но важнее трудно придумать. Мне кажется, это вообще важно каждому. Но, может, только кажется.
Она подняла взгляд. Едва двинула рукой, и Иван тут же разжал пальцы. Ее ладонь подперла щеку.
- Мне кажется, я понимаю. Ты... успеваешь?
Накатило ощущение какой-то… обнаженности. Интимности. Тесной близости. Словно они тут одни. Словно знакомы сто лет и один день.
- С твоей тарелки торт вкуснее, - попытка спугнуть то, что внезапно натянулось между ними, вышла слабой и неубедительной. И Иван сдался. - Я не знаю, успеваю ли я. Но бегу изо всех сил.
Дуня придвинула к нему всю тарелку.
- За главным? Ты можешь отбрасывать и понимать, что вот это - второстепенное? Потому что... потому что бывает, что мы бежим, бежим, а потом, через некоторое время понимаем, что это было всего лишь суетное, и оно не стоило таких усилий. Бывает такое? Мне кажется, что с возрастом я начинаю как-то разделять вот это: главное и мимолетное.
- Дуня, когда ты говоришь "с возрастом"... – он попробовал усмехнуться, но губы не послушались, поджались упрямо. - У меня возникает дичайший когнитивный диссонанс с тем, что я вижу.
Все эти цветы, солнечная кофточка и выбившаяся темная прядь над ухом. Девочка. Какая же ты девочка, Дуня. Какое тут «с возрастом».
- Я понимаю, о чем ты. Мне кажется, что я четко вижу шелуху в своей жизни. Или, как ты говоришь, мимолетное. Но вот как угадать из всего остального, что самое главное? Не знаю. Наверное, надо очень внимательно смотреть и слушать. В современном ритме это трудно, почти невозможно. А бывает еще знаешь как? - Иван зеркальным жестом подпер щеку - Ты что-то отбрасываешь как мимолетное. А оно возвращается. И оказывается главным. Может быть, даже самым главным. Или мне снова кажется.
И после слова были уже лишними. Две пары карих глаз - одни почти счерна, другие коньячные - говорили друг с другом без слов. Тишина была внешней и абсолютно условной. И она нарушилась подошедшим официантом. Царское: «Счет, пожалуйста» прозвучало хрипловато и негромко.
- Последний вопрос. Твои часы. Откуда?
- Эти? - перевел взгляд на запястье. Честный ответ дался теперь совсем легко, как дыхание. - Деда. Он был жутко идейный. Партийный. Знаешь, за что я больше всего не люблю этих... бывших хозяев страны? Не за то, что запудрили мозги нескольким поколениям. А за то, что потом бросили их как беспомощных котят. Я до сих пор помню лицо деда, когда он узнал, что его родной, горячо любимой партии больше нет. Он стоял с партбилетом и так растерянно спрашивал у нашего соседа: "Саша, а куда же теперь взносы нести?». – Удивления от того, что рассказал об этом – очень личном, и о чем не спрашивали – уже не было. Лишь добавил тихо, но с чувством: - Сволочи. - А потом все-таки выдохнул и сумел переменить тон. - Ну да ладно, это все равно давно в прошлом. Я могу задать один встречный вопрос?
- Давай.
- Экскурсия окупилась? Оно того стоило? – и, после паузы: - Тебе было интересно?
- Да.
Ответ прозвучал просто. Искренне. Что не помешало им повздорить по поводу счета. Но, наверное, больше по привычке. В кожаную папку легла банковская карта, на которой было написано «Иван Тобольцев».
Из кафе до машины они шли молча. Просто словами было добавить нечего. Или – лишним. У капота красной «ауди» Дуня остановилась.
- Спасибо за то, что составил компанию в прогулке. Что оценил красный торт. И… за честные ответы. Потому что…
- Подожди.
Она замерла на полуслове и озадаченно уставилась на него, ожидая ответа. Но Иван не собирался отвечать. Он жадно вбирал глазами композицию. Тонкий редкий сиреневый цвет неба. Розовые перья облаков в стеклах офисного здания рядом. Темный гранит колонн. И она – ярким мазком, экзотическим цветком, прощальным бликом закатного солнца. Ему нужен «зум». Смена ракурса. И чтобы иначе лег свет.
В следующую секунду Иван обнаружил себя целующим Дуню.
У нее теплые, сладкие после торта губы. Хотя – она же не ела торт. А все равно сладкие. Слегка приоткрытые – но это не приглашение, это удивление.
Пальцы плотно обхватили ее талию. Все-таки не смыкаются. Чуть-чуть. И Дуня чуть качнулась вперед. Губами тоже.
Нет, он прекрасно сознавал, что они стоят на улице, в центре Москвы. И что им обоим давно не семнадцать. Но остановиться было невозможно. После слов. После рук. После взглядов. Теперь говорили губы. Невербально. Острожными изучающими прикосновениями. Тихими выдохами.
Его пальцы сильнее сжались на ее талии. Потом поднялись вверх и обхватили ее лицо. Потому что мало было, мало прикосновений так вот – кожа к коже. Подушечки пальцев – на виски. Ладони на скулы. Запястья касаются подбородка. Его руки идеально облекли ее лицо. А ее рука легла на его плечо. Мелькнула паническая мысль, что сейчас оттолкнет. Нет, наоборот, погладила – легко, невесомо. Скользнула вниз. А потом все-таки он почувствовал, как надавила. Сигнал не слишком явный, но он уловил. Стоп. Все, Тобольцев, стоп.
Он отодвинулся совсем чуть-чуть. Только чтобы разомкнуть касание губ. Чтобы дать ей возможность упереться лбом в его плечо, а самому обнять за спину. Но рук все же не отнимать – ни ему, ни ей. И только спустя пару минут, полную их дыхания – учащенного, все никак не выравнивающегося, Иван услышал тихое:
- Давай ничего не усложнять и не портить то, что есть. Существует много причин. Первая – я несвободна, и ты это знаешь. Вторая – я тебе не подхожу, потому что не модель, и ноги у меня значительно короче тех, к которым ты привык. Третье – я не подхожу твоей маме. У меня нет музыкального образования, а это, как выяснилось, огромный недостаток. Поэтому… спасибо за хороший вечер и мне пора.
Руки они разжали одновременно. Он – убрал сразу. Ее пальцы еще прощально скользнули по его предплечью.
Взметнулась цветным парусом юбка, хлопнула дверь. Красная «ауди» сердито сверкнула стоп-сигналами на прощание. И темноволосый молодой мужчина в джинсах и светлой рубашке остался стоять на обочине один.

*
У нее горели губы.
Бывает, так горят щеки, когда кровь приливает к лицу, и кожа ощущает внутренний жар. А у нее горели губы.
Дуня проскочила свой поворот и теперь думала, как лучше выехать на нужную ей дорогу.
«Дура, - вынес приговор внутренний голос, – где была твоя голова? Как ты допустила этот поцелуй? Тебе сколько лет? У тебя есть мужчина, серьезные отношения и устроенная жизнь».
Коко остановилась на светофоре. Дуня прикоснулась пальцами к губам. Поцелуй был на месте. Он все еще согревал. Искрами. Когда костер гаснет, на его месте остаются угли, которые этот костер словно хранят, и время от времени мерцают крошечными огоньками. Так и у нее. Остались рассыпавшиеся по губам горячие искры.
«Внештатная ситуация, - сказала сама себе руководитель «ДизайнИдеи» Евдокия Романовна Лопухина. – Бывает. Главное в таких случаях что? Правильно. Самообладание и выдержка. Ну, поцелуй. Один случайный поцелуй. Я не давала повода. Я пресекла продолжение. И я отчетливо сказала «нет».
«Ты ответила! Ты ответила на поцелуй. И тебе понравилось».
Понравилось?!
Сзади раздались гудки автомобилей. Светофор давно показывал зеленый, только Дуня этого не заметила. Коко тронулась с места.
Внутренний диалог возобновился. Понравилось… Какое-то неточное определение.
«Еще бы! Когда мозг отключился полностью, «понравилось» - не слишком удачное слово. Девочка в шестнадцать лет! Вот ты кто!»
Раздался звонок телефона. Илья.
- Привет, - ответила Дуняша.
«Ну, опыт самообладания у тебя есть, да, голос вроде ровный».
- Привет, - раздалось на том конце. – Ты дома?
- Нет, только еду.
- Задержалась на работе?
Пауза. И что ответишь, Дульсинея. Соврешь?
- Н-н-нет… нет, не на работе. У меня… была встреча.
Благодарность за юриста в виде торта, да. Вот. Сказала правду.
- Понятно. А ты можешь сейчас подъехать ко мне?
Нет!
Блин! Опять проехала нужный поворот.
- Я… я сейчас перезвоню.
Свернув в первый попавшийся переулок, Дуня остановила машину. Было уже довольно поздно. Город укутывали сумерки. Так просто сейчас набрать номер и, сказавшись на усталость и уже скорую ночь, отказаться. И ей очень хотелось отказаться. Очень. Прийти домой, набрать ванну теплой воды, налить туда ароматной пены и лежать долго-долго, храня на губах поцелуй и вновь переживая в уединенной тишине те мгновенья… Руки… теплые ладони, обнимающие лицо, губы… пробующие, удивительно деликатные, неторопливо ласкающие, оставляющие искры… и кружится голова…
«Ну, дура! Точно. Приди в себя! Это – автостопщик. Всего лишь – автостопщик. Тот самый, из леса. Наглый, готовый уболтать кого угодно, переночевать в чужой квартире и, если ты уже забыла, любящий девочек модельной внешности. Что говорит о том, что он не обременяет себя какими-либо отношениями вообще. Он всех так целует. ВСЕХ!»
Дуня потерла пальцами виски, вздохнула и взяла в руки телефон.
- Прости, мне сегодня на редкость не везет с дорогой. Второй раз пропускаю нужный поворот. Конечно, я сейчас приеду.
Да, именно так. А все остальное – вычеркнуть. Как ошибку. Досадное недоразумение.
Через полчаса Илья открыл дверь своей квартиры.
- Проходи. Ты голодная?
- Нет. Но от кофе не откажусь.
- Я сейчас приготовлю, - с этими словами он удалился в кухню, и Дуняша была тому рада.
Ей казалось, что поцелуй легко можно было разглядеть на ее губах. Если внимательно присмотреться. Илюша был такой… Она даже не поняла точно, что почувствовала. Беспокойство? Сожаление? Опасение?
Илья был такой, как всегда. Обычный. Привычный. Ни о чем не подозревающий. Доверяющий. Часть жизни.
И Дуне стало неловко. Да, неловко. И стыдно. Он не сомневался в ней. А она… она стояла с чужим поцелуем на губах.
- Иди в кабинет, - раздалось из кухни. – Там компьютер включен, увидишь план загородного дома. Заказчица – очень крутая дочка одного политика. И считает, что за свои деньги может получить все. Даже удалить несущую стену. И сколько бы ей ни объясняли, что делать этого нельзя, и что она была согласна изначально с проектом, и сейчас, когда дом фактически построен, уже поздно что-либо менять, не слышит. А завтра встреча. Я все думаю над формой своего ответа.
Дуня прошла в кабинет и села за стол. Взяла мышку, увеличила на экране план. Прямо перед ней через мгновенье возникла кружка с горячим кофе – Илья поставил. И наклонился над Дуняшей. Дуняша вздрогнула. Посмотрела на свою ладонь на мышке. И на ладонь Ильи, которой он совсем рядом опирался о стол. Скользнула взглядом выше. Рука. Без наколок, ремешков и прочих фенечек. К черту все! Сосредоточиться на плане.
- Видишь, вот здесь? – он взял карандаш и показал на небольшое внутреннее помещение. – Мы говорили о его хозяйственном назначении. А теперь заказчице мало площади для комнаты, и спорить бесполезно. Надо что-то придумать. Может, предложишь какую-нибудь фишку с дизайнерской точки зрения? Например, соврать про модные сейчас специальные тайные будуары? Я не знаю, что угодно. Видишь, здесь и метраж достаточный…
Они вдвоем просидели над проектом за полночь, Дуня выдвигала идеи назначения помещения, потом варианты оформления. Илюша время от времени удалялся, чтобы принести еще кофе. Они обсуждали возможность изменения площади при условии сохранения несущей стены. И когда, наконец, предложение для капризной заказчицы было готово, оба рухнули спать. В два часа ночи.
Перед тем, как выключить свет, Илья прижал ее к себе и поцеловал. Почти стер то, другое прикосновение. Почти. Потому что, даже окунаясь в дрему, Дуня все еще чувствовала еле тлеющие покалывающие искорки на своих губах.

Восьмое ЕЕ правило: «Не целуй того, с кем не планируешь встречаться».



* Константин Сергеевич Станиславский – выдающийся русский театральный режиссер. «Не верю!» — фраза, ставшая легендарной в мире кино, театра и в бытовой сфере, после того, как её стал употреблять в качестве режиссёрского приёма Станиславский.

...

anjelika:

Спасибо за главу!!!И...хочется продолжения!!!

...