Циклопы (фантастика)

Да уж! Вот это метаморфозы произошли с Завьяловым!
Интересно, а почему встреча с Кешей произошла именно во дворе больницы? Может, потому что встреча с Косым там должна была назначена? И Кеша, оказавшись в теле Бориса, был просто в растерянности и не знал куда идти и что делать дальше? Ведь, скорей всего, он же не является этим бомжом?

Вот и хорошо, что при этом хлипком старческом теле, у него сохранились ясные трезвые мозги! А то, вообще, бы было совсем плохо дело.

Спасибо, Оксана, за продолжение!
Интересно, очень!


А мне, наоборот, это нравится! Потому что - не теряется нить событий, и всё свежо в памяти.
_________________

Дорогие девочки, спасибо за послания! У меня сегодня Почта барахлила, ничего не приходило. Сижу в печали, думаю: "Эх, наверное, ты плохо, Ксюша сочиняешь, никому твои истории на фиг не сдались..."
Почта к вечеру воскресла, я в нее глянула: мама дорогая... все в порядке.
До встречи, мои хорошие! Удачи нам всем!
_________________

 » 3 отрывок

По дороге к дому Завьялов философски размышлял о прихотях злокозненной судьбы. Частенько отвлекался на Кешу, почти расплющившего нос о боковое стекло: Кеша разглядывал московские улицы с неуемной непосредственностью любопытного ребенка.
«Откуда же ты взялся, такой дикий?» – думал, удивляясь ни сколько Кешиной реакции, сколько самому себе в бомжатском теле.
По идее, Боря должен был сейчас биться головой о больничную стену, кусать ворот смирительной рубашки – или Иннокентия лупить! – а он, в обличие старика, преспокойно катит на «порше» до дома. Наблюдает за своим телом, за Кешей, как за неисследованной зверушкой…
Чудеса и выкрутасы здравой психики. Завьялову понадобилось полтора часа, чтобы обвыкнуть в новом теле, которое становилось все более послушным. Час, чтобы разложить по полочкам последовательность действий. Пять минут, чтобы остановить «порше» у обочины, выйти из салона и через приятелей узнать, точнее - вспомнить, вычеркнутый из жизни и адресной книжки мобильный номер Сухотского.
- Алло, Сухой.
- А-а-а… - в этот момент Сухотский, вероятно, монтировал воедино незнакомый голос в мобильнике и высветившийся номер Завьялова на нем же, - это… кто?
- Привет из позапрошлого года, Сережа. Из двадцать третьего февраля в «Пивных Традициях».
- Завянь, ты что ль?!
- Много текста. У тебя – е с т ь? По адресу забросишь?
- Боря?.. Борь, да ты что?! Я ж завязал давно!! - Голос Сережи сорвался на испуганный фальцет, перешел на трагический шепот: - Ты чо, Завянь, я уже сто лет не в теме…
Тут скажем прямо, что испуг Сережи родился не на пустом месте. В позапрошлом феврале Завьялов уже как шесть месяцев жил с девушкой. О предложении вполне всерьез подумывал. Лёля, встречая внука без Маринки, даже спрашивала: «А где твоя звероватая амазонка?» Маринка сумела поладить с Лелей, невзирая на диаметральную разницу мировоззрений-предпочтений. Пожалуй, даже подружилась.
Но внук однажды поймал Маринку-амазонку в ванной комнате над кокаиновой дорожкой с трубочкой из сторублевки в носу.
Морду сразу не набил. Попробовал – внушать.
Нарвался на непонимание.
- Завянь, я не из поклонников пивного клуба! Меня тошнит от алкашей, от твоего Косого, воняющего скумбрией! Сейчас – все! Завянь, все так живут!!
- Это кто же так живет? – спокойно поинтересовался Завьялов.
- Все! Ханку жрут одни дегенераты!
- Значит, и я – дегенерат?
- Ну-у-у… - Марина покрутила в воздухе тонкой сильной ладонью…
- Послушай, милая. С моими дегенератами, сколько бы они не выпили, можно – р а з г о в а р и в а т ь. Понимаешь? Разговаривать, б е с е д о в а т ь. А с твоими обкуренными обсосками, о чем трещать? Они же овощи, Маринка. Овощи! Хихикающие, прыгающие, стеклянные, без разницы. У них мозги в кашу, о чем можно разговаривать в овощехранилище? В пустую стену башкой стучаться, да?! Косой после первого стакана только речевые обороты набирает, а твои торчки уже мозги ботвой накрыли! Это мне, понимаешь – мне! - не о чем базарить с обкуренными дебилами! Я не лягушка, чтобы над болотом квакать!!
Через знакомых Завьялов выяснил, кто снабжает Маринку дурью. Совсем не удивился: у Сухого половина московских центровых паслась на «травке» и «снежке». Выловил Сержа у клозета в «Пивных Традициях» и коротко внушил:
- Еще раз услышу, что ты Маринке кокс толкаешь, намотаю причиндалы на гаечный ключ и вырву с корнем.
Сухой проникся моментально и поверил каждому слову. Знал недоносок: Боря-Завянь слов на ветер не бросает.
Услышав в телефоне просьбу от Завьялова «пригнать по адресу», подумал: «Вот о н о… пришло». Точнее, прилетело.
- Сережа, - ласково проговорил неузнаваемый по голосу Завянь, - я не спрашиваю тебя в теме ты или нет. Я тебе говорю – привези. Ты отвечаешь «когда и сколько?» и бежишь исполнять. Вкурил?
- Вкурил, - громко сглотнув, подтвердил Сухотский. – Когда и сколько?
- Через… - Завьялов на секунду задумался. – Через два часа. На одну понюшку. Адрес знаешь?
- Угу. А… это для тебя, Завянь?
- Много текста, Серый. Через два часа скажешь консьержке, что привез… журнал. Океюшки?
- Яволь.
Завьялов произвел отбой. Пару секунд постоял перед «порше». Поскреб щетину и пошел к водительской дверце.
Кеша, пытавшийся заинтересованно подслушать разговор из запертого салона, извелся нетерпением. Мрачный «бомж» Завьялов сел за руль. Направил на себя зеркальце заднего вида, включил освещение салона и ощерил в зеркало зубы.
Сюрприз. У бомжа оказались хоть и прокуренные, но в целом недурственные зубы. Боря пошире разинул пасть…
Батюшки. И пломбы не железные, практически неразличимые!
В интересного бомжа меня «одели», возвращая зеркало в нормальную позицию, подумал Завьялов. Еще раньше он слегка удивился обстоятельству: ноги бомжика уверенно обращались с автомобильными педалями. Борис даже слегка расслабился, убедившись в достойных мышечных реакциях изношенной бомжеской системы…
Теперь еще и зубы в приличном состоянии.
Занятно. Очень кстати.
Уверенно воткнув «порше» в автомобильный поток, Завьялов покатил в знакомый магазин. По пути проинструктировал затихшего Иннокентия:
- Сейчас мы приедем в магазин, Кеша. Там ты, с уверенной рожей скажешь девчонкам: «Привет, красотули, прикиньте-ка нехило моего дядю из… Конотопа, например. Пригласите Аркадия Генриховича, пожалуйста, работа – для него». Попозже накидаешь им в уши историю. «На вокзале дядю обокрали. Раздели. Побили. В ментовке добавили – сутки дядя просидел в приемнике». Усёк?
Кеша быстро пробормотал историю про дядю и поинтересовался:
- А это зачем?
- А затем, родимый, - вздохнул Завьялов, - что мне как-то надо жить в этом теле. Желательно – одетым.
- Аркадий Генрихович, это – кто?
- Легенда, - хмыкнул Боря.
Лет восемь назад Завянь привез в одежный магазин Аркадия Генриховича вусмерть пьяного жениха. Жених перегулял на мальчишнике, когда отправился за невестой – не совладал с желудком.
До процедуры получения с рук на руки невесты оставалось меньше часа. Костюм воняет и цветет разводами вчерашнего салата «оливье». Свободную жизнь жених пропивал на совесть – три дня, две ночи. Мальчишник закончился в каком-то диком шалмане со стриптизершами под «оливье» не установленной свежести.
Завьялов выгрузил тело жениха перед салоном кудесника Генриховича, транспортировал фигуру до примерочной и кратко информировал:
- Аркадий Генрихович, друг любезный, выручайте. Эту пьяную харю ждет взвод потенциальных родственников из первой полусотни «Форбс». Ежели профукаем невесту – повесится на первой же березе.
Владелец магазина проникся речью, оглядел фигуру, мгновенно вычислив размер, и щелкнул пальцами продавщицам:
- Девочки в примерочную коктейль номер пять. Ирина, готовь ботинки из последней коллекции…
Через восемнадцать минут в отмытый салон лимузина усаживался совсем другой жених. В костюме от лучшего лондонского дома, в удобных итальянских лаковых штиблетах, благоухающий отнюдь не «оливье».
… - Возьми кредитку, Кеша. И не вздумай стоить глазки продавщицам. Они девицы – вышколенные, мы парни – независимые. Когда легенда будет набивать пакеты, о ценах – ни гу-гу. Я в салоне ничего примерять ничего не буду, скромным обворованным дядюшкой из Конотопа постою в сторонке, в носу поковыряю.

Следующий инструктаж прошел уже в машине знатно набитой приличными картонными пакетами. Чародей Аркаша не подвел, прикинул конотопского дядюшку вплоть до трусов и шейного платочка.
- Сейчас, Иннокентий, мы войдем в мой дом. Поздороваешься с консьержкой: «Здрасьте, Полина Викторовна». Далее – по отработанному тексту. Дядю обокрали, побили, он два дня не жрамши. Если дядя будет приходить ко мне – пускайте без звонка, у него есть ключ. И кстати. Пакетики не забудь помочь донести престарелому родственнику…
* * *
Знакомая до мелочей трехкомнатная холостяцкая берлога как будто увеличилась в размерах. Потолок улетел ввысь, дверные ручки упирались в бок выше зоны талии и постоянно цеплялись, попадались в рукава растянутой олимпийки…
Низкорослым прибитым найденышем Завьялов растерянно бродил по комнатам и заставлял себя не сосредотачиваться на гнусных ощущениях горошины, попавшей из кофейной чашечки в графин.
Жесть! Как все паршиво изменилось… Стало чужим, несоразмерным, непривычным!
Подобное ощущение Завьялов уже испытал в «порше». Но там он, скрипнув зубами, отрегулировал водительское кресло и бдительно следил, чтобы машинально не промахиваться мимо рычагов управления.
С квартирой этого не сделаешь. Потолок не приспустить. Высоту дверных ручек тоже не отрегулируешь. Любимые тапки – не ушьешь на скорую руку.
Раздраженно поглядывая на беспечно прогуливающегося по трехкомнатным просторам Кешу – себя, себя, себя!! – Завьялов с трудом удерживал в гортани рычание. В горле клокотала, закипала ненависть к родному телу, хотелось вцепиться ногтями в собственную грудь, разодрать ее на части и – вынуть! вытащить оттуда существо, занявшее чужое место!
Завьялову казалось, что квартира предала его. Впустила и приняла чужака, позволила себя разглядывать, как «плечевая» проститутка на шоссейке! Отдалась – задаром развалилась! изменила старому, нет! НАСТОЯЩЕМУ хозяину за здорово живешь!
Завьялов никогда не страдал вещизмом. Реально обалдел, когда почувствовал ревность – пальцы тела-Кеши прошлись по кнопкам пульта управления музыкального центра.
Его, его центра! Кеша вроде бы пытался запустить проигрыватель, на котором ЕГО «битлы» стояли!
- Не трогай, – глухо произнес Борис. – Ничего здесь – не трогай.
- Почему? – удивленно обернулось тело. – Вы думаете, я здесь что-нибудь сломаю?
Завьялов закрыл глаза, мысленно сосчитал до десяти и только тогда, поглядев на стену мимо родимого лицо, размеренно проговорил:
- Давай договоримся сразу, Иннокентий. На м о е м п о л е, ты играешь по м о и м правилам. Если я говорю – «не трогай», значит на это есть причины. Сядь на диван. Можешь включить телевизор. И молчи, пока тебя не спросят. Усек?
- Угу. - Тело-Кеша послушно опустился на диван. Поглядел вокруг. - А как включить этот… телевизор?
Собравшийся уйти из гостиной Борис остановился. Вопрос был неожиданным, так как на журнальном столике, на самом виду лежал пульт управления. Похититель чужой собственности сюрпризы подносил мешками.
- Пульт перед тобой, - пристально наблюдая за движениями еще недавно собственных серо-стальных глаз, проговорил Завьялов.
Зрачки сновали по сторонам, довольно продолжительное время не останавливались на прямоугольнике с кнопочками.
- Ты телевизора никогда не видел? – хмуро поинтересовался Боря.
- Ну почему же, - пожало плечами тело и вольно раскинуло руки по спинке дивана. – Видел, конечно. Только не такой.
- А какой? – Завьялов встал напротив дивана, задумчиво набычился.
- Мы переходим на мое поле, Борис Михайлович, - знакомое до мельчайшей черточки лицо сложилось в ухмылку. Боре жутко захотелось хотя бы шелобан в родной лобешник отвесить.
Сдержался.
Повернулся на пятках к арке-выходу, пошел в прихожую. До прибытия Сухого с понюшкой в пакетике оставалось сорок пять минут, а надо еще бомжеское рыло по мере возможности облагородить. Учитывая, что скорострельными банно-прачечными процедурами здесь не обойтись – цейтнот.
В прихожей напротив сплошь застекленного платьевого шкафа стояла тумба с выдвижными отделениями. В приличных семьях в подобных ящиках хранят перчатки, складные зонтики, запасные ключи и даже гостевые тапочки. Завьялов называл вместительную верхнюю ячейку привычным автомобильным термином «бардачок». Там валялись – порой годами – многочисленные мелочи, оставленные в холостяцкой берлоге хитроумными подружками в качестве предлога. «Борис, я у тебя браслетку позабыла… Зайду?» «Боренька, тебе не попадалась моя любимая помада?» «Завянь, я не могла у тебя оставить очки? неповторимые перчатки? бюстгальтер из Парижа!! рыдаю-пропадаю – бусики забыла!..»
Перчаток – парами и поодиночке, бусиков, браслетов, туши для глаз, шарфиков, духов и прочей нежной дребедени набралось за годы холостяцкой жизни – множество. Если бы Завьялов хранил еще и копеечные расчески, зубные щетки, носовые платочки, разрозненные чулки и тому подобное, давно бы выделил под дребедень отдельный шкаф. Но по дну ящика он позволял елозить лишь приличным побрякушки и исключительно чистым предметам дамского обихода.
Борис выдвинул ящик на всю длину. Достал вместительную косметичку амазонки – гордячка Маринка так за ней и не явилась, поковырялся в отделениях. Выловил несколько баночек и тюбиков с названиями «маска», «скраб», «гель для век», «бальзам для губ»… Подумал. Присовокупил еще и тоник.
На ванной полочке у раковины Завьялов хранил скромный джентльменский набор из лосьона, геля и пены для бритья. Пока Борис пренебрегал всяческими метросексуальными ухищрениями вроде кремов-притирок, но вовсе их не исключал в потенциале. Ходить с обвисшей обветренной рожей, безусловно, можно. Но совсем не обязательно.
Лицо бомжа простым набором не облагородить. Его, пожалуй, надо драить пемзой и предварительно вымачивать.
Борис вздохнул, отнес баночки и тюбики в ванную комнату. Вылил на дно ванны полфлакона шампуня, для создания пены включил воду на всю мощь; вернулся в прихожую. Встал перед огромной зеркальной дверью шкафа.
Пришла пора знакомиться п о д р о б н о.
Сбрасывать бомжескую одежду на чистый кафель ванной Борис побрезговал. Вот уже три часа он постоянно прислушивался к телесным ощущениям, приглядывался, искал между пальцев отметины и признаки чесоточного клеща. Ждал, когда начнется зуд в паху или на лысой голове… Вспоминал есть ли дома запас одноразовых бритвенных станков – пах, вероятно, брить придется…
К разоблачению Завьялов приступил, как к хирургической операции. Резко сделал первый обнажающий надрез: сбросил треники вместе с трусами!.. Стремительно скинул олимпийку вместе с оленями и нижней футболкой!
Прищурил левый глаз.
В огромном зеркале напротив стоял сухощавый старик с «деревенским» загаром: молочно белыми, местами синеватыми ногами, загорелой до черноты шеей, руками и грудью в местах, где заканчивалась майка-«алкоголичка». Обвисшая морщинистая кожа обтягивала весьма упругие мышцы, под тонкими складочками на животе угадывался – пресс!
Нормально.
А вот брить здесь уже нечего. Хотя когда-то бомжик был, мгм… не слабым парнем…
Завьялов поднял руки, покрутился, оглядываясь на старика через плечо…
Татуировок нет. Синяков не наблюдается.
Занятный бомж.
Если б не одежда и грязные, неухоженные руки с черными ногтями, Борис подумал бы, что ошибся. Тело старикан содержал в порядке: кожные складки не заросли впечатляющим слоем жирной грязи, кривоватые бледные ноги под носками тоже оказались довольно чистыми. Растрескавшиеся пятки при прочем общем великолепии – полнейшая ерунда.
Судя по тому, что брюхо не болит и не подводит, старикан питался не с помойки… И зубы чистил.
Так, может быть, не бомж? Пошел приличный старикан на прогулку, упал, скатился в лужу. Его за бомжа приняли – ведь документов нет, на «скорой» до больницы отвезли…
Завьялов поднял с пола грязную одежду, расправил на весу штаны, как следует оглядел олимпийку…
Одежда пестрела пятнами различной давности. Если бы «приличный» старикан единожды свалился в лужу, то это было бы заметно. Но олимпийку и треники застирывали многократно и небрежно, замызганная шапочка с помпоном залапана грязными ручищами…
Борис оставил размышления-предположения на потом, быстро – время поджимало - убрал бомжеские вещички в большой пакет, забросил в угол и, высунув в гостиную только голову, сказал телу-Кеше:
- Я мыться. Если буду еще в ванной отмокать, а в домофон позвонят и скажут: «Привезли журнал», прикажи впустить, получи что принесли и лишнего не разговаривай. Придет Серж Сухой, дай ему вот эти деньги и выставь. Понял?
Родная голова изобразила кивок с достоинством: «Угу». Но Боря не поверил. Если бы три часа назад ему сказали, что он может выглядеть ушлепком на двести процентов…

Бомжеское тело опустилось в горячую воду как кусок рафинада: блаженно растворилось. Разнежилось под шапкой пены, вытянуло ножки-ручки, подмышки поскребло и подбородок почесало…
Запах хорошего шампуня ублажал ноздри, Завьялов томно прикрыл глаза, приготовился к десятиминутному релаксу-отмоканию…
Не получилось. Появился странный и требовательный внутренний зуд: бомжескому телу чего-то явно не хватало. В груди возникло странное теснение – вроде бы не от сердечной недостаточности, – тело требовало чего-то привычного, необходимого и важного. И этого необходимого хотелось ТАК, что подвело желудок. До тошноты. До спазма. До головокружения. Тело ТРЕБОВАЛО дополнить существование неким фактором…
«Спиртным!» - неожиданно, с гадливостью поморщился Завьялов. Его угораздило очутиться в теле алкаша! пропойцы, готового за стакан портвейна последний метр жилья отдать! бухарика, уже пропившего свою жизнь и настойчиво молившего «нового жильца» повторить подобную ошибку!
Борис крепко стиснул кулаки и зубы, отправил внутрь себя рычание: «Не выйдет. Не выйдет, слышишь, ты урод! Я лучше сдохну от инфаркта в этой ванной, чем налью тебе хоть рюмку!! Я лучше завтра в погребальную контору съезжу и похороны оплачу, а послезавтра в бетонную стену врежусь! Я лучше…»
Тело изнывало и корежилось. На лбу Бориса выступил пот, свело скулы, желудок чуть не вывернуло…
«ПОШЕЛ ТЫ К ЧЕРТУ!!!»
Завьялов сел. Взял в трясущиеся пальцы щетку-скребок, которым отдраивал руки после возни с автомобильными движками, и начал зло скрести ногти, кожу в пятнах старческой гречки…
На глаза наворачивались слезы. Завьялов скреб доставшееся ему тело с остервенением злобного конюха; сдирал со шкуры обломившейся ему клячи остатки прошлой жизни. Мочалкой выбивал спиртную дурь!
В какой-то момент показалось, что переусердствовал: в ушах застучал сумасшедший пульс кровотока, в носу как будто шар раздулся…
Борис отбросил мочалку. Открыл сливной клапан ванны, осторожно перебрался через край и медленно, придерживаясь стены, доплелся до душевой кабины в углу.
Он вообще чрезвычайно редко залезал в наполненную ванну. Предпочитал контрастный душ, стремительные, как его жизнь процедуры.
…Холодная вода вернула тело в норму. Борис домывался уже в кабине.
Тело почти подчинилось новому хозяину, о рюмочке уже не намекало. Легкий тремор пальцев Борис списал на недавнюю ярость.
Прежде чем выйти из ванной комнаты, Завьялов нанес на морду лица густой зеленоватый слой тонизирующей маски. Едва не плюнул в зеркало – такая гуманоидная харя там сидела! Одел банный халат, в коем утонул от макушки до пяток, и вышел к Кеше.

Хорошо, что не упал.
На диване перед уже включенным телевизором сидело НЕЧТО.
На мимолетный взгляд - вполне Завянь. При трезвом рассмотрении…
- Ты что с собой… со м н о й наделал, дятел долбанутый?!!
Пока Завьялов драил щеткой ногти, Иннокентий тоже не сидел без дела.
На журнальном столике перед ним лежала расхристанная Маринкина косметичка и кое-что еще из «бардачка»: пара тюбиков помады, тональный крем, духи и тушь.
Если бы Кешу равно заинтересовали и чулки…
Совсем Завьялов родное тело, конечно же, не удушил бы этими чулками, но вариантов и без удушения хватает. Связать, к примеру, мог вполне.
Тело-Кеша испуганно и нежно дотронулся ладошкой до ежика волос, вздыбленного укладочным гелем с фиолетовыми блестками… Отдернул руку, словно укололся! Обиженно округлил глаза: а в чем, собственно, проблема, старичок?! Я вроде бы - старался!
По сути дела – правда. Постарался он на славу. Подвел глаза и брови, румянами побаловался. Губы подчеркнул карандашом – растушевал, поддал немного земляничного блеска.
Борис Завянь его трудами превратился в дивно румяного, глазастого и губастого юношу лет двадцати пяти. Из кордебалета.
Когда Завьялов унюхал еще и (реально и невинно) позабытые духи своей бухгалтерши Людмилы Константиновны... Его совсем накрыло!
… - А что?! А что такое?! – Тело-Кеша шустро бегало вокруг дивана. Низкорослый бомж Завьялов пытался зацепить его рукой через спинку, но постоянно промахивался, пару раз падал. – Я выбрал неправильный тональный крем, да? Помаду?! Тушь?!.. А-а-а, отпустите, вы больно щиплетесь! Чего вы так разозлились-то?!
Минуты через две запыхавшийся Завьялов, тяжело опираясь руками о колени и глядя на тело-Иннокентия исподлобья, просипел:
- Ты чо… придурок. Смерти лютой ищешь?
Тело широко развело руками и вздело плечи до ушей:
- Не понимаю. Не понимаю, на что вы взъелись! Я взял вашу косметику без спросу, да? Я что-то…
- Какую мою, лошапед ты стебанутый!! Какую – мою?!
- Из тумбочки, - тело-Кеша пугливо вытянуло палец в сторону прихожей.
Кряхтя и охая «бомж» Завьялов добрел до кресла и рухнул в него древней колодой.
Действительно. Чего он взъелся? Лошапед Иннокентий увидел полный ящик бабского дерьма… и что подумал?
Подумал, что Боря-Завянь каждый день перед выходом из дома марафет наводит. Земляничным блеском губы мажет. Тем белее что гонялся Завянь за собственным телом с зеленой тонизирующей масочкой на бомжатской харе и до сих пор не знает, как воспринимать захватчика – он или оно?
Н-да. Умора. Заснять на камеру – вся банда со смеху подохнет.
- Ты хотя бы брови мне не выщипывал? – хмуро разглядывая размалеванный «кордебалет», поинтересовался Боря.
- Ой. – Иннокентий приложил пальцы к груди. – Забыл. Мне надо было вам, Борис Михайлович, оформить брови?!
_________________

Спасибо за продолжение.

Оксана,спасибо за продолжение.

спасибо за продолжение

Привет!
все страньше и страньше. Что за тело ему досталось?
И весело))) особенно в конце, про косметичку. Спасибо!
_________________

Всем привет и добрый вечер!
Я уже в теме. В читателях обязательно!
_________________

Умора! Слушайте, может наш захватчик тела Кеша инопланетянин?
Что такое пульт от телевизора он не знает. Или он из другого времени? Но ведь автомобиль то его не удивил!
И зачем Борису наркотики?
Короче, вопросов много. Но интересно то как!

Оксана, спасибо!
_________________

Всем привет!

Оксана,с новой темой!

Любопытно, кто ж такой дедуля, и куда делось тело Иннокентия - осталось дожидаться в будущем? Неувязочка какая-то вышла.

 » 4 отрывок

До гостиной доносились звуки: под душем прополаскивался и отфыркивался Иннокентий в чужом теле. Завянь его предупредил, что ежели по возвращению из душевой кабинки учует от него хоть чуточку богатых духов бухгалтерши Людмилы Константиновны – покончит его жизнь своим самоубийством.
Тело старалось. Отмывалось.
Завьялов потуже запахнулся в халат – отмытое бомжеское туловище подмерзало. Погоревал о том, что в шикарном салоне Аркадия Генриховича нет отдела домашней одежды. Халат – великоват, в подмышки поддувает… Завянь вообще халатами практически не пользовался. Ходил после душа голышом или, на крайняк, полотенце на бедра наматывал. А тут даже о капюшоне на лысой черепушке помечтал.
От двери донесся звонок домофона.
«Черт!» - всполошился Завьялов. Сухой уже притопал, а Кеша в душе!
Пролетая к двери мимо зеркальной двери шкафа, Завянь на секундочку затормозил и оглядел облагороженную харю на предмет предательских остатков тонизирующей маски.
Быстро наслюнявил палец и удалил, оттер зелененькое пятнышко от уха.
…- Да, Полина Викторовна. Журнал принесли?.. Пускайте.

Сухой просочился в квартиру, как разведчик во вражеский генштаб.
С оглядочкой. На цырлах. Бдительно придерживая карман тысячедолларового пиджака. Беззвучно ступая ботиночками по той же цене.
- Мгм… мне бы это… Борю…
- Давай что принес, - без лишних словопрений буркнул приведенный в божеский вид «пропойца», - Боря в душе.
- Ага, ага… - тонкие губы Сержа зазмеились сладенькой улыбкой. Тело-Кеша мылся громко. Что-то напевал. - Но мне как бы…
- Дурь давай, - строго произнес Завьялов, на что Сухотский приподнял брови. – Я родной дядя Бориса, он мне велел забрать у тебя «журнал».
- Но я бы хотел…
Старикан в великом размера на три халате впечатления на Сержа не произвел. Покрутив головой и шмыгнув красным носом, Сухой обошел утлого старпёра, выглянул за арку в гостиную… Услышал за спиной совершенно завьяловские интонации:
- Ты чо, глюколов, нос «припудрил» и совсем, в натуре, нюх потерял?
Сухотский машинально втянул голову в плечи. Оглянулся: в прихожей только старикан, Завянь в душе распевает.
- Да что вы, дяденька! – изобразил смущение на всякий случай. – Я как бы к Боре с разговором…
Дяденька протянул глюколову хрустящую зеленую бумажку и буркнул:
- Ченч, Сухотский. Меняем и отваливай.
Сухотский деликатно оттолкнул дедовскую руку с денежкой.
- Мне надо с Завянь потолковать. Он обещал мне тачку выправить…
- Свистеть перед девочками-малолетками будешь, - оборвал Завьялов. – Никакую тачку Боря выправлять не обещал.
- Но я только как бы перетереть хотел…
- Ты вначале Арсену бабло за покалеченного «мерина» зашли. А потом о других делах перетирай.
Глаза непонятного старикана буравили Сухотского непримиримо и пронзительно. Сержу показалось, что он, реально, чего-то сегодня попутал – либо с дозой, либо с нервами. Поскольку небывало странное раздвоение имело место: глаза видят старика, а уши слышат, печенка ощущает – Борю.
«Да ну их на хер этих родственников!» - подумал Серж, произвел обмен пакетика на деньги и был таков.
После ухода Сухотского Борис сходил на кухню и вымыл руки. Сухой представлял из себя наиболее мерзкий тип наркодилера: сам «сидел» крепче некуда и других вовсю подсаживал.
- Разгребусь с делами, выполню намеченное: уработаю урода, - не заметив, что разговаривает вслух, пробормотал Завянь. – И Коля впишется с огромным удовольствием.

В пай-мальчиках Завьялов никогда не числился. Избыточными приступами ханжества тоже не страдал: в нежной юности Завянь попробовал в с е. И если уж совсем по-чесноку, с Маринкой-амазонкой расстался совсем не из-за дури. Все как-то вдруг само собой разладилось. Он начал замечать разбросанные вещи. По утрам – потеки туши на неумытом с вечера лице и в обязательном порядке подгоревшую яичницу. Нечищеную обувь, измятую блузку, громкий хрипловатый хохот стал бить по ушам назойливо и резко…
Что было изначально – прозрение или подозрение, не угадать. После происшествия в ванной, Завьялов начал пристально приглядывать за подругой; вгляделся – обмер: что их связывает?!
Обоюдная безбашенность – любовь к экстриму?
Незабываемый момент, когда, после дикой гонки по трассе, вылезаешь из спорткара и целуешь девушку, сбежавшую к тебе с трибуны? От вас одинаково, чуть по-звериному разит а д р е н а л и н о м. Ее хриплый хохот отзывается в ушах, как продолжение гонки, рычание мотора. Она сама рычит и виснет, твои руки стискивают ее ловкое тело крепко-крепко, как руль, как рычаги! Она не стонет и не охает, а – радуется и вопи-и-и-ит!!!
Подруга. И единомышленница. Ее заводит то же, что и тебя.
Но гонка была на прошлой неделе. А твой гоночный костюм три дня, будучи уже выстиранным, провалялся в стиральной машине и буквально протух. Закис, как половая тряпка.
Его нужно было элементарно вынуть из машины и развесить!
Ты много не требуешь!
Но тебе не дают даже этой малости. Не удостаивают. Так как ПОДРУГА – не прислуга.
И появляется досада: ты не заслуживаешь мало-мальски крошечных усилий.
Паршиво. Завьялов чувствовал себя сексистом-шовинистом, но ничего не мог с собой поделать. Его стала раздражать любимая звероватая амазонка. Она была – исключением в череде его любовниц. Он с испытанием – не справился.
И тем признанием ее утешил.
…Завьялов тискал в отмытой бомжеской руке пакетик с невесомым порошком; каждый раз при упоминании любой дури на него накатывали воспоминания об амазонке. О Маринке. Он думал о Маринке, хотя имел и собственный единичный опыт общения под коксом.
Лет семь назад Завьялов залетел на крутую тусу. В то время у него была девушка, мечтающая о славе Спилберга: подруга с камерой не расставалась даже в туалете: сидела на толчке не с газеткой, а с камерой беседовала, делилась впечатлениями. Она радушно предложила Борису втянуть внушительный кусок «дорожки», он, не шибко думая, поддался.
На следующий день…
- Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!
Боря глянул на цифровой экранчик камеры… И стиснул зубы.
Вчера ему казалось, будто он насквозь веселый и раскрепощенный прожигатель жизни. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка… Но в основном – болтал.
Вчера казалось – изрекал.
На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! «Поразительные» сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы…
Захотелось удавиться.
Но опыт был получен. Как ни крути, узнал: под коксом он звенит ведром и веником молотит – не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, Завянь решил раскрепостить пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственную печень. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?

Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:
- Это… то, что я думаю, да? Или…
- Это то, что ты думаешь, Кеша. Вставь трубочку в нос, зажми одну ноздрю, втяни…
- Борис Михайлович… - пораженно прошептало тело-Иннокентий, - я никогда не слышал, чтобы ВЫ…
- Враки, Кеша, враки, - убедительно соврал Завьялов. А сам подумал: «Любопытно. Кеша собирал про меня информацию? Ее кто-то для него собирал?.. Черт, такая работа – дорогого стоит…
Тогда какой здесь выхлоп? И стоит ли соваться?!»
Но Иннокентий с удивительным послушанием уже «пылил» ноздрей. Реакция – пошла. Причем стремительно. На мягкий подголовник дивана откинулся уже совсем другой «Борис Завьялов»: задумчивый улыбчивый ушлепок.
Завянь дал телу время на полноценное погружение в нирвану. (Болтливость нападет немного позже, сначала мы чуть-чуть поулыбаемся.) Ласково поглядел на собственный разомлевший организм и приступил с простейшего вопроса. Для смазки и разгона, так сказать:
- Кеш, а Жюли красивая?
Тело шлепнуло ресницами, причмокнуло губами:
- Божественно.
- Ты ее любишь?
- Угу.
Разговор пока что клеился и продвигался - вяло. Кеша безвольно плыл по кокаиновой волне, водил глазами по потолку…
- Кеш, а Жюли – кто? – чувствуя себя папашей Мюллером, применившем на допросе изощренные методы давления, поинтересовался Боря.
- Моя жена.
«Ого! Не дай бог, реально – наша! – Борис стремительно прогнал эту мысль по голове: - Жюли, Жюли… Проститутка, что ли? Эскорт? Нет, не эскорт, Жюли попахивает стриптизом из того же Конотопа… Черт! А если они меня женили и грохнут из-за хаты?!»
- А вы давно женаты?
- Не очень… - На родимом лице возникло небольшое оживление. Тело-Иннокентий село прямо, поглядело на «бомжа» Завьялова, как на родного брата, и отправилось в экскурс: - Я увел ее прямо со свадьбы, представляешь! В тот год были в моде тематические свадьбы, Жюли и ее бывший - Стефан выбрали церемонию в феодальном стиле, я познакомился с чужой невестой на репетиции. Делал моей божественной Жюли многоуровневую прическу… И вот мы только поглядели в глаза друг другу и – все! - пропали оба! Она была в аривальном платье, я был…
Интимные одежные подробности Завьялова интересовали слабо.
- Кеш, а ты что же… парикмахер, получается?
Тело забормотало, Борису послышалось перечисление синонимов «куафер, брадобрей, цирюльник…»
- Ах, да! По-вашему – стилист, - весомо и значительно подтвердило тело.
«Твою ма-а-ать!! В меня какого-то фигаро заслали!! Ничего получше не нашлось?!»
А Кешу уже понесло, как того Остапа Бендера:
- Вообще-то, - доверительно склоняясь к «бомжу», повествовал «стилист Завьялов», - я хотел отправиться в свадебное путешествие к моему кумиру. - Тело закатило глаза и, сжав руки перед грудью, с придыханием поведало: - К Сереже Звереву. Вам, Борис Михайлович, повезло, вы живете в одно время с г е н и е м…
Завьялов плюнул на возникшую было разницу мировоззрений и не стал вносить поправок, под воздействием кокса тело незаметно прошло точку невозврата. Ключевая фраза была произнесена.
- А ты в какое время живешь, друг Кешка? – Завьялов ласково перебил восхищенное восхваление парикмахерской звезды Сережи Зверева.
То, что произошло дальше, напомнило Борису сценку из жизни попугаев. Сидел себе яркоперый говорун на жердочке - бац! - на клетку плед накинули. Кеша заткнулся так резко, что вроде бы даже язык прикусил. Сидел и пучил на «бомжа» совершенно круглые птичьи глаза.
- Ну, ну, Кешка! – приободрил Завьялов. – Какие тайны могут быть между своими? Ты мне и так уже все выболтал, болтун - находка для шпиона.
Куафер обтер ладонью моментально вспотевший лоб.
- Я что… у ж е?! Все-все?!
- Уже, Кешенька, уже, - добродушно скалясь, подтвердил Завянь. – Все-все.
- О боже… Я идиот. Жюли этого не переживет…
- «Поражение в правах», да, друг?
- Да фиг с ним с н а ш и м поражением! – внезапно взвился куафер. – Поражение отразиться на наших детях!!
- У вас есть дети? – проявил заботу Боря.
- Нет. Но мы уже записались в…
Не договорив, тело стремительно захлопнуло рот обеими руками. Над сомкнутыми ладонями на Завьялова таращились безумные глаза.
Дети это серьезно, существенно расстроился Борис. В каких бы правах их там не ущемили, дети – запредельная цена.
Что делать?
Успокоить Кешку, что выболтал не много?
Или уже и так без разницы?
Честь вычислять разницу между «выболтал совсем чуть-чуть» и «крупномасштабной находкой для шпиона» Завьялов оставил за парикмахером.
Кокс брал свое, из-под ладоней неудержимо лились слова:
- Я говорил Жюли: «Давай к Сереже! Погуляем, почудим…» Она сама! Сама ваш роман выбрала!!
- Чей это - ваш? – напрягся Завьялов.
- Ваш и Зои Карповой!!! «Изумительный роман, удача, очереди ждать не надо»!! – Парикмахера несло в болтливость бесповоротно и стремительно. Сделав речь слегка манерной и писклявой, Иннокентий изображал жену Жюли: - «Мы в теме того времени, дорогой, готовить нас не нужно…» Сама уговорила!! Я хотел к Сереже!!
Судя по всему, из какого бы времени стилист ни прибыл, нравы там остались прежними: Иннокентий искал в Завьялову мужчину-единомышленника и непрозрачно намекал: «Все бабы одинаковые. Они нам напортачат, куда-то влипнут, а разгребать-то - нам».
- Ты что-то сказал о Зое Карповой? – прервал стенания Борис.
- А как же! – отлепив ладони от лица, заверещало тело. – Самый знаменитый роман столетия: вы и обворожительная Зоя! Жюли все форматы с вами проглядела! В архивах рылась, мечтала вами побывать!!
- Так, стоп! – Завьялов грохнул старческой ладонью о журнальный столик. – Я и Зоя Карпова – самый знаменитый роман э т о г о столетия?
- Да! Жюли ваша фанатка, она…
- Заткнись!!
Борис скорчился, потер давно зудевший правый глаз… Из глаза что-то выпало. Прищурился: на сгибе указательного пальца лежала прозрачная выпуклая блямба глазной линзы.
Оп-паньки. Бомж носит линзы?!
Не время. Не время размышлять над странностями этого изношенного организма. Последний глаз практически ослеп!
Завьялов быстро поднялся из кресла, добежал до бардачка и разыскал в нем чей-то футляр с очками. Достал весьма приличные окуляры унисекс, наладил их на нос и глянулся в шкаф.
Порядок. Повезло. Очки хоть и слабые, но видеть можно. Одна проблема: почему один глаз видел хорошо, а второй отказывал, - решена.
Борис вернулся в комнату, где обезумевшее от нервотрепки тело-Кеша скакало вокруг дивана и, судя по обрывкам слов, вело с супругой виртуальный диалог:
- А я тебе говорил, предупреждал!! Не надо менять решений, Жюли, не надо! А ты мне…
Завянь сел в кресло, запахнул на подмерзающих коленях банный халат и уставился в одну точку.
Зоя Карпова. Невероятно. Завьялов подойдет к ней лишь в одном случае: если они оба окажутся на необитаемом острове последними представителями рода человеческого. В совместную постель уляжется только после литра. Даже двух. В беспамятстве.
Какой – роман? Откуда ему взяться?! Завьялов и Карпова две разные вселенные, пересекутся и взорвутся на хрен!!
Борис прикрыл усталые глаза. Представил Зою…
Красотка с глянцевой обложки, мечта прыщавого периферийного юнца, богатенькая стервочка пергидрольной масти. Ее золотопромышленный нефтяной батюшка тот еще субъект: первая десятка Форбс, сволочь каких мало – из судебных исков и с желтых страниц не вылезает.
И э т о мне летит из будущего?!!
Да застрелите, не женюсь!! Роман не замучу!!
- Кеш, - открыв глаза, Борис прервал беготню тела вокруг дивана, - а ты ничего не попутал? Таки я и Зоя Карпова?
- Милостивый государь! – вельможно пробасило тело и тут же пискнуло: - Пардон, не та эпоха, сударь. Борис Михайлович, не может быть ошибки: вы и Зоя Карпова сегодня встретитесь, полюбите друг друга…
- С первого взгляда? – ошарашено перебил Борис.
- С одного единственного! – уверенно подтвердил куафер. – Ну не с первой же секунды, в начале вы немного поершитесь, но пото-о-ом, потом, когда поглядите ей в глаза… - Иннокентий восторженно воззрился потолок. - Вы предназначены судьбой.
«Пожалуй, дело пахнет, точнее, пахло литром, а даже и двумя. Сегодня Косой уходит в штопор, я должен был его дружески поддерживать».
- И где мы встретились? То есть – еще должны встретиться?
- В «Золотой ладье», конечно!
«Пока идем по расписанию. В «Ладье» Косой назначил стрелку братанам».
- И Зоя Карпова придет - туда? – Завьялов красноречиво поднял брови.
- Ну да. Она и еще три подружки.
«Матерь божья… Карпова с подружками в «Золотой Ладье». Картина подсолнечным маслом. Сегодня в Москве закроют на спецобслуживание все кабаки для пафосного люда?»
- Кеш, а ты надолго в моем теле?
- По вашему времени на две недели, по реальному - поменьше. Сонные периоды для путешественников, так скажем… перелистывают, - словоохотливо сообщил Иннокентий.
- А-а-а… мне, то есть тебе - обязательно с Карповой надо замутить?
- Конечно! В этом вся суть! У вас родятся дети – близнецы! Иван и Марья откроют закон пере… - Кеша снова превратился в попугая, захлопнувшего клюв. Продолжил через полминуты: - Не важно, что они откроют. Ваш роман – легенда. Сегодня или в ближайшие дни вам необходимо стать любовниками и зачать детишек!
- А если не получится? – прищурился Завьялов. «Я и Зоя? Любовники? Детишки-близнецы? Ты бредишь, Кеша».
Тело эффектно приосанилось:
- С чего это у меня не получится?
- Ну-у-у…
- На «ну», сообщаю: в теле Зои сейчас Жюли. Если будет сбой в эмоциях – скорректирует, настроение подправит. Вы как никак наше свадебное л ю б о в н о е путешествие.
«Нормально. Заслали из будущего какого-то придурка. Жюли в Карпову подсадили. Путешествуют, блин, наслаждаются чужой лавстори. Вуайеристы долбанные!
Но впрочем… спать с Карповой будет Иннокентий. Мне эта чикса - никуда».
- Кеш, а вы можете взаправду управлять своими… мгм, носителями? Зоей, например?
- Совсем взаправду не получится. - Тело-Кеша примостилось на краешек дивана напротив тела бомжа и доверчиво залопотало: - Управлять полноценным интеллектом весьма непросто. Если бы вы оставались в своем теле, то даже не заметили бы моего присутствия, я бы просто наслаждался вашей историей, испытывал ваши любовные переживания…
- Как получилось, что я вылетел из тела и попал в бомжа? – задавая этот вопрос, Завьялов почувствовал, как больно сжалась чужая, дряхлая диафрагма.
- Произошел некий технический сбой программы, - беспечно пожал плечами стилист. – Если мы будем придерживаться расписания, то, возможно, наверстаем упущенное время, все исправим… - Кеша глянул на настенные часы: - Жюли… то есть Зоя появится в «Золотой Ладье» примерно в полночь. У нас есть время – три часа. И если уж оно есть, если так получилось, то я не могу не воспользоваться возможностью узнать…
- Не мямли!
- Борис Михайлович. Ваши биографы делают различные предположения…
- У меня и биографы есть?! – опешил Завьялов. Карповой как будто мало?!
- Безусловно, - подтвердило тело. – Так вот…
Ошарашенный новостью Завьялов слушал родной голос очень невнимательно. Как каждого нормального человека, не имеющего наполеоновских замашек, его ошеломила весть о появлении в будущем личных биографов. Летописцев, исследователей его жизни, ведущих всамделишные научно-исторические споры по предмету: Борис Завьялов.
Ни фига себе ты, Боря, докатился!!
Так и не позволив говорливому стилисту оформить вопрос, Завьялов перебил:
- А много еще ваших путешественников по нашим телам бродят?
- Ну-у-у… интеллектуальные туры довольно популярны. При достойном техническом обеспечение совершенно безопасны – ты испытываешь бездну эмоций, не подвергаясь реальной опасности членовредительства.
«Сутки напролет сидишь в каком-то кресле, в мешочек через трубочку, небось, гадишь», - мгновенно представил Завьялов.
- Конечно, это весьма и весьма недешево, - продолжало тело. - Но оно, Борис Михайлович, того стоит.
- Ты уже где-то… в ком-то побывал?
Тело смущенно мотнуло башкой:
- Ага. Еще до Жюли смотался с подружкой в Александра Сергеевича и Натали.
«Понятно, откуда «милостивый государь» и «сударь» взялись».
- И как?
- Феерия. Дуэль, правда, ужасное воспоминание. Но в остальном – все чудно. Балы, мазурки, реверансы…
- Ты реально пулю на Черной речке схлопотал?!
- Угу, - родное лицо изобразило горделивую скромность.
- А сбои часто бывают?
- В телах, плотно включенных в цепочку исторического процесса, никогда. К вам, например, стали допускать совсем недавно и только исключительно и многопланово проверенных путешественников. Но очередь уже-е-е… - тело закатило глазки. – Если бы пара, собравшаяся к вам, неожиданно не отказалась, я и Жюли ждали бы своей очереди очень-очень долго.
- То есть… в м е н я то и дело «ходят» путешественники? – Борис попытался не слишком громко заскрежетать зубами.
- Только на две недели! – предупредительно поднял раскрытые ладони Кеша. – Всем интересен один момент вашей биографии – двухнедельный период возникновения романа с Зоей, зачатие известных ученых Ивана Бори…
Птица-говорун захлопнулась. Растерянно заморгала ресницами.
- Проехали, Кеша. Что будет, если я закрою тебя в этой комнате и не разрешу встретиться с Карповой? – «На фига она мне сдалась?!»
- Борис Михайлович… - растерянно заблеяло тело, - вы не посмеете… вы права не имеете!! История слетит с катушек!
- Плевал я на историю, - хмуро нахамил Завьялов.
- Но это же нечестно!! – подскочило тело. – Я вам все как есть! По правде, по существу вопроса. Можно сказать – Жюли и будущих детей предал!! А вы… - Тело неожиданно хлюпнуло носом.
- Ну ладно, ладно, Кеша, я пошутил. Сейчас пойдем оттрах… Пардон, влюбимся в твою Зойку и Жюли.
Тело-Иннокентий недоверчиво глядело на бомжа.
_________________

Спасибо за продолжение.

Сколько же Борис информации получил!
Вот ведь умный парень - сразу сообразил, проанализировав особенности своего организма на кокс, "испытать" это на ничего подозревающем Кеше! И тот поплыл, выболтал все. Фанат Зверева!
Вот теперь мне стало интересно, а дети эти - близнецы, на самом деле чьими буду являться? Ведь в эту брачную ночь туристы валом валят, все поучаствовать в "процессе" хотят.

В общем, закрутилось то все как!
И что-то про тело бомжатское так и не прояснилось. Ясно, что сбой в системе, но понятнее от этого не стало.

Спасибо, Ксюша.
_________________

 » 5 отрывок

Завьялов никогда бы и не предположил, что верзила с выпирающей отовсюду мускулатурой может выглядеть разобиженным, отшлепанным ребенком.
- Не парься, Кеш. Ответь: а что бывает, если, как у нас с тобой, происходит несанкционированный сбой? Все путается, кто-то не рождается… История идет другим путем, да?
Пришибленное кокаином тело растерянно моргало. Видать, прикидывало: чего это оно так разболталось, разоткровенничалось? Какой еще подвох готовится?
- Послушай, Иннокентий - разглядывая вытянувшуюся во весь рост перед креслом родимую фигуру, Завьялов чиркнул большим пальцем под горлом: - Зуб даю! Ответишь по-чесноку на пару-тройку вопросов, и поедем влюбляться в Зойку. Чтоб мне сдохнуть – сделаю все, чтобы эта чикса на тебя на полном ходу запала! И Жюли нам не понадобится.
- А вы не врете? – осторожно присаживаясь на диванный подлокотник, спросило тело-Кеша.
- Биографы меня вруном считают?
- Нет.
- Отлично. И я тебе еще немного помогу договориться с совестью: как думаешь, Кеша, ты смог бы решить нашу общую проблему, не посвятив в нее меня?
Тело всерьез задумалось. Ответа не дало, но было ясно, что прониклось.
- Так что там с историей, дружок?
- Сие есть неподатливая и несуетливая материя, - в манере пушкинской эпохи приступил стилист. – На заре интеллектуальной телепортации существовало множество теорий. Пока подтверждение получила лишь одна: теория устойчивости временной контаминации в ограниченном периоде распада…
- Без словоблудия, пожалуйста, - перебил Завьялов. - Попроще, как родному прадеду.
- Попроще? – Тело-Кеша прикусило губу. – Попроще будет так. Представьте, Борис Михайлович, что вы вошли в кафе. – Иннокентий встал с подлокотника и, дабы простота доклада была подкреплена наглядной демонстраций, эдаким гоголем с вихляющими бедрами прошелся по гостиной. Уселся за рабочий стол с компьютером, изобразил лицом рассеянного посетителя кафешки. Ладонь под подбородок умастил: - Сидите. А напротив девушка скучает. Если бы вы – такой прекрасный и брутальный - не зашли в это кафе, незнакомка обратила бы внимание на скромного паренька в углу. Но вы – затмили всех…
«Тобой – «затмишь», - мрачно наблюдая за наглядным спектаклем, подумал Боря. – Если ты еще пару раз задницей крутанёшь, затмишь-приманишь всех педиков в округе…»
Но Иннокентий, вероятно, воображал себя в чужом теле в связи с историческими представлениями, навязанными его эпохе Бориными биографами.
«Доживу до встречи хоть с одним биографом, ушатаю на фиг!!»
- Вы, Борис Михайлович, ушли из кафе, - печально продолжал стилист. – А девушка осталась одиноко коротать скучный вечерок, парнишку так и не заметила… И если бы не ваше появление, они бы обязательно познакомились, влюбились и нарожали деток!
«Какой же я негодник, ай-яй-яй! Надо было девушку подклеить, чтоб шибко не скучала…»
- Но вот какой же казус происходит дальше! – Рассказчик внезапно, из махрового минора перешел в восторженный мажор: – Через несколько месяцев вы, Борис Михайлович, втыкаетесь машиной в автомобиль того самого паренька!
«А это – дулю, фигушки. В чужие автомобили я втыкаюсь только намерено на гоночной трассе».
- А свидетелем столкновения является эта самая девушка! – воодушевленный собственной наглядной изобретательностью, воскликнул сказитель. – И девушка становится на сторону паренька! Когда приезжают эти… Кто у вас сейчас? Гаишники, да?
- Не отвлекайся.
- Так вот. Девушка и паренек, при вашем непосредственном участии – знакомятся, влюбляются.
«Рожают детишек».
- Историческая цепь замыкается тем самым человеком, что разомкнул ее совсем недавно.
Борис заинтересованно хмыкнул.
- Это теория или закон?
- Судя по нашему формату – закон. Наука подтверждения дает намеками и скупо. Пару десятилетий форматы о неудачных многоразовых пертурбациях делали самые кассовые сборы. Любимая фишка: одни и те же герои то и дело, не зная подоплеки происшествий, попадают в различные ситуации. Как будто мадам История – вполне разумно и осознанно - пытается восстановить разомкнутое звено, делает попытку за попыткой, насылая на героев все более изощренные испытания, подводя их к определенной итоговой цели. Герои не успевают выпутываться из одной ситуации, тут же попадают в другую – живую материю Истории поджимает график контаминации…
- Что за штука ваш формат? – перебил Завьялов.
Кеша порядком удивился:
- Формат уже и у вас есть. Не знаю в точности какой… Вы тактильные ощущения в кинотеатрах уже получили? Или хотя бы обонятельно присутствуете в действии?
- Понятно, Кеша, ты о кино толкуешь.
Завьялов пообещал горе-путешественнику, что заставит его раскошелиться лишь на три вопроса. Один вопрос уже впустую профукал. «На фига мне эти кины с обонятельной вонью разложившихся зомби, когда собственную шкуру отобрали?!»
Завьялов пригляделся к телу-Кеше… Навряд ли этот простофиля вопросики подсчитывает. Коли что ответим: дополнительные «формативные» вопросы включены в прейскурант подпунктами.
- А про меня у вас формат снимают?
- А как же! Жюли знает наизусть всю вашу историю в кинематографии!
- И что в ней будет дальше? – Завьялов давно задавался вопросом: «Чего такого они с Зоей за две недели начудили, раз к ним мозговые путешественники валом валят? За нешуточные бабки». Предположение: свалились в койку, сломали три кровати – отверг. Не потому что запереживал насчет потенции, а потому что был обычным приземленным реалистом: побывать в шкуре страстных любовников можно и дешевле – езжайте в тела знаменитых куртизанок, старика маркиза навещайте. А Кеша сделал ему аванс как личности исторического мирового масштаба. Так что вопрос – чего мы начудачили? – совсем не шуточный. «Куда ж мы влипли-то, раз История нами заинтересовалась?»
- Дальше будет немного страшно, - вздохнул стилист, мечтающий о мирном путешествии в Сержу Зверева. – Влюбившись, вы выйдете из «Золотой Ладьи». Погоды – прекрасные стоят, бабье лето наступило… Пойдете гулять по улицам до самого утра…
«О чем я с этой напомаженной чиксой разговаривать-то буду?!» – разнервничался Боря, так как предположение о минимальном литре, уже накрылось тазом! Завьялов думал: упьюсь до черта, подхвачу то, что смог рукой нашарить… А тут – прогулка по бабьему лету!
- Ты проводишь Зою до дома…
«П р о в о ж у?! И даже в дом не поднимусь?!»
- Возле подъезда на Зою нападут похитители.
«Ах вот в чем дело. Мы, типа, не д о ш л и до койки…» Опомнился:
- Что?! Карпову похитят?!
- Нет, Борис Михайлович, - гордо выпрямился стилист. – Мы ее – отстоим.
- В натуре?
- Угу.
- И сколько будет похитителей?
- По формату – человек пятнадцать. Но биографы и полицейские архивы подтверждают лишь четырех человек.
«Ни фа себе мочилово?!! Это что же я… четырех профессионалов раскидаю?! Или Карпову приедут хитить малолетки из соседнего профтехучилища?..»
Попадос, однако.
- А ты ничего, Кеша, не попутал? биографы не намудрили с четырьмя бандосами?
Кеша чиркнул большим пальцем по кадыку:
- Зуб даю, чтобы мне сдохнуть. Один бандос, правда, будет за рулем сидеть, но трем вы накидаете отменно.
- Ну я-то, может быть, и накидаю… И может быть, отменно, - задумчиво разглядывая тело с мокрой курицей внутри, пробормотал Завьялов, - как карта ляжет… Но вот ты, Иннокентий…
- Доверюсь вашей мышечной памяти и рефлексам!

Стоя перед зеркальным шкафом в прихожей, Завьялов налаживал на морщинистую бомжескую шею шелковый платочек. Завязывал в который раз, пропихивал под воротник рубашки. В качестве бонуса щедрому покупателю Генрихович положил в пакет поверх костюма шикарный итальянский галстук. Но появляться с претенциозной шелковой удавкой в «Ладье»?.. Предпочтительней реально удавиться! Пацаны уписаются. Зачморят «конотопского дядюшку» вместе со стилистом, а от Кеши помощи не жди – не отбрешется болезный, родственника от насмешек не спасет.
- После битвы с похитителями вы пойдете к Зое, - вращался вокруг грамотно прикинутого «дядюшки» Иннокентий. На него продолжал действовать порошковый зуд болтливости, стилист делился информацией: - Там вы вызовете полицию, приедет месье Карпов…
- Без этого месье не обойтись? – оттягивая нижние веки и разглядывая тусклые бомжеские глазки, между делом интересовался Боря.
- К сожалению, - вздохнул стилист, - нельзя. Павел Максимович крепко увязан в сюжете.
- А если – развязать? – многозначительно хмыкнул Завьялов.
- Даже думать нечего! После ссоры с тестем… потенциальным тестем, вы, Борис Михайлович и Зоя уедете на Кипр. Поскольку Павел Максимович заподозрит в вас охотника за приданным. Решит, что похищение подстроили – вы. Зоя предложит вам уехать на курорт, когда вы возвратитесь через десять дней – правоохранительные органы уже установят заказчиков похищения.
- Слушай, - задумчиво и недоверчиво разглядывая стоящую рядом предполагаемую грозу бандитов, сказал Завьялов, - а может, ну их к лешему этих похитителей… Стуканем ментам… или сразу папе Максимовичу... Пусть заранее подъедут к дому, густо наваляют похитительскому коллективу…
- Борис Михайлович! – возмущенно зароптал поклонник Зверева. – В этом вся соль! Сюжет. Зоя станет вашей навеки, увидев в вас заступника!
- «Навеки ваша», - хмыкнул Завьялов. Оглядел «конотопскую» фигуру, нашел ее вполне съедобной. После банно-прачечных процедур обвисшая бомжеская харя весьма облагородилась: здоровый цвет лица проклюнулся. – Еще пару раз промыть-прокипятить, цены не будет дяденьке.
Тело-Иннокентий внимательно поглядело в зеркало на отражение недавнего бомжа и тоже согласилось:
- Значительный эффект. Носитель вам еще спасибо скажет.
- За то что пемзой обработал? – закладывая в карманы бумажник и ключи, невнимательно поинтересовался Завьялов.
- За то что – побывал, - значительно задирая палец вверх, сказал стилист. – Знаете, сколько подобные омолаживающие процедуры в наше время стоят?.. О-го-го! На процедуру по подсадке интеллектуального омолодителя иные деды с малолетства средства начинают копить! Ваш носитель вам еще громадное мерси скажет! Такой выброс адреналина ему устроили… Лет на десять уже помолодел!
- Я думал – показалось.
- Отнюдь, Борис Михайлович. Кажется, уже и в ваше время доктора стали приходить к мысли, что возраст не есть проблема чистой биологии. Душевное состояние индивида – вот главная проблема! Если индивид теряет душевные, эмоциональные устремления, он будет стареть неуклонно и безвозвратно. Если же он остается молод душой – тело отвечает ему сторицей.
- Главное, ребята, сердцем не стареть… - невнимательно пропел Завьялов, проверяя шнуровку ботинок.
- Вот-вот! Хороший интеллектуальный омолодитель, используя вашу лексику – адреналиновый алкоголик, чрезвычайно ценный тип! Несколько процедур и внуки дедушек не узнают! По сути дела, кстати, лучшими омолодителями для дедушек являются ближайшие кровные родственники, но, - Иннокентий глубоко вздохнул, - не всем везет. Иные внуки – абсолютно бесполезный генофонд.
«Бальзам на раны», - снимая с полочки туалетную воду, подумал Завьялов. Кешина болтовня избавила его от жутких подозрений: очнулся он на каталке в морге с ледяными членами и очень подозревал, что залетел не просто в тело, а конкретно - в труп. Свободный от заселяющего его прежде, пользуясь терминологией стилиста, интеллекта, а проще говоря – души. Вылетел Боря Завьялов из родимого тела, пометался по больнице и нет чтобы в коматозного полуживого пациента залететь, попал в помершего, бесповоротно «свободного» бомжару. Вспоминая фильмы ужасов про зомби, Боря начинал уже принюхиваться – не завонял ли разложением? Приглядывался исподволь, не появились ли на теле трупные пятна.
Но если бомж замолодел… Тогда – порядок. Ошиблись доктора, свалили в морг полуживого дедушку.
Завьялов побрызгал на тело-Кешу туалетной водицей, себя обонятельно облагородил…
- А кстати, Борис Михайлович, - не унимался болтун-путешественник, - почему вы, скажите на милость, побрели не к палате уважаемого Косого, а застряли в больнице между этажами? Когда вас «выкинуло», я, прямо-таки скажем, растерялся! Не знал, куда стопы направить. По нашим форматам господин Косой – внушительный рыжеволосый мужчина с бородой, мне никто подобный на глаза не попался…
- У меня ухо оглохло, - выключая свет в прихожей и делая Кеше жест «на выход», проговорил Завьялов. – Решил к врачу наведаться.
- ЧТО?!?!
Тело, только что спешившее на романтическую встречу с Зоей и Жюли, начало пятиться в темноту гостиной. Из небольшой щелки на него падал лучик света с лестничной площадки; если бы секунду назад тело-Кеша не выглядело насквозь здоровым парнем, Завьялов решил бы, что разложение коснулось именно его.
В темноту уползало мертвенно белое лицо с остекленевшими глазами и отпавшей челюстью.
- Эй, Кеш, ты чего? – негромко позвал Завьялов. – Иди сюда. – Чуть было не добавил «кис-кис-кис».
- Борис… Борис… Борис… - невнятно лепетал стилист.
Допятился до кресла, едва не рухнул, устоял, слепо нашарив подлокотник, и спиной обогнул препятствие.
Завьялов захлопнул входную дверь. Быстро прошагал до гостиной и включил верхний свет.
Занервничавший Кеша испуганно присел и прикрыл лицо руками, как будто из люстры ударили не лучи, а копья.
- Ты чего это, дружище…
- Борис Михайлович, - сипло прокаркало родимое горло, - не подходите. Это может быть опасно.
- Кому? Тебе или мне?
- Наверное… Наверное… - Завьялову показалось, что Иннокентий внутренне прислушивается к себе, то есть к полученному телу. - Уф! Я слышу. Борис Михайлович, я одинаково слышу обоими ушами!
- Раз за себя. За нас. – Завянь хмуро глядел на перепуганное лицо напротив. – Что случилось-то?
- Беда, - коротко проинформировал стилист и утер вспотевшее лицо. – Борис Михайлович, вы не ощущаете внутри себя какого-то… постороннего присутствия? В новом теле вы – один?
- Ну… как бы – да, - прислушавшись к ощущениям, кивнул Завьялов и вернул вопрос: - А ты?
- И я вроде бы… пока…
- Кеш, ты толком ответить можешь? Что происходит?!
- Ой, Борис Михайлович, ой-ей-ей! – по-бабьи заголосило тело. – Ой, мы – попа-а-али-и-и… Ой, Жюли мне голову оторве-е-ет…
- Да это ты ей, Кеша, оторвешь, - напомнил Боря. – Ты хотел к гениальному Сереже Звереву.
Успокоительное упоминание кумира скончалось втуне. Кеша хватался завьяловскими лапами за его же голову, раскачивался и приседал:
- Ну я попа-а-ал… ну зале-е-етел…
- Куда ты Кеша залетел?
- В вас!! – яростно и обличительно завопил парикмахер. – В вас, Борис Михайлович!!
- А я-то тут при чем? – развел руками принаряженный бомж. – Я типа не просил…

Успокоить Иннокентия удалось минут через пять. Тиская ручищами стакан с водой, Кеша быстро говорил:
- У нас есть путешественники-нелегалы. Они отрицают упорядоченные проникновения. Путешествуют, куда изволят, лишь бы был свободный носитель. Делятся на несколько течений. Первые - любители, так скажем, игры в рулетку: повезло, не повезло. Клика сумасбродов самоубийц. Есть ренегаты-умники, копошащиеся в архивах, выискивающие занимательных носителей, они отправляются в прошлое, как на разведку в опаснейшее приключение. – Кеша глотнул водицы. Маленько подавился. Прокашлялся, продолжил: - Самое опасное течение нелегалов – циклопы. Сие есть - террористы. Они презрели все законы, для них проверить действенность теории исторического самовосстановления – раз плюнуть. Они проникают даже в особо охраняемые хроно-личности. Разрушая последовательность известных исторических событий, они вмешиваются в ход развития цивилизации. Циклопы, Борис Михайлович, опаснейшие диверсанты.
- Ого, - Борис проникся ситуацией в полнейшей мере.
- Вот-вот, - судорожно кивнул стилист.
- Но-о-о… Кеша. Как циклопы могут вмешиваться, если совсем недавно ты утверждал, будто путешественник не может управлять полноценно активным интеллектом носителя?
- А они и не управляют интеллектом, - печально усмехнулось родное лицо Бориса Завьялова. – Они исподволь берут в плен. Вначале действуют на уровне центральной нервной системы. Любимый прием – отключить изнутри какой-то из парных органов. В вашем случае, Борис Михайлович, это было – ухо.
Завянь сглотнул.
- А что… могла быть и почка, например? Или легкое?
- Бывало и такое, - мрачно подтвердил Иннокентий. – Больной носитель становится легкой добычей. Он, Борис Михайлович, - управляем, поскольку – ослаблен и сосредоточен на здоровье.
- Твою ма-а-ать…
- Вот именно. Вам еще повезло, что начали с уха. Циклопы предпочитают бить наверняка и в первую очередь поражают орган зрения. Отсюда и их прозвище.
- То есть… ты хочешь сказать… что сейчас где-то в моем теле затаился и сидит еще один путешественники-диверсант?!
- А пес его знает.
- Что значит «пес его знает»?!! – взревел Завьялов во всю мощь бомжеской глотки. – Кто там во мне сидит и что он может отключить в любой момент?! Легкое?! Почку?! Руку или ногу?!
- Борис Михайлович! – чуть не расплакалось тело. – Не кричите! Вы мешаете мне думать!
«Было бы чем думать, интеллект ты хренов!!»

Перенервничавший Иннокентий большей частью думал вслух. Бродил из угла в угол перед сидящим в кресле нарядным конотопским дядей и бормотал:
- Вначале я подумал… - ничего страшного. Поедем всей компанией на Кипр… Там я и Жюли переместимся, дедушка рядышком посидит, родственничка поизображает… Мы с Жюли попадем домой – исправим неполадки. Теперь… теперь… теперь…
Парикмахера заело. Дальше чем «теперь» идея не продвигалась, застопорилась в мертворожденной фазе.
- Кеша, - привлек внимание Завьялов. – А как ты собирался бомжа на Кипр переправлять?
- Воздушным транспортом, - продолжая бродить, беспечно поделилось тело.
- Бомжа? Воздушным транспортом через границу?
- А что…
- А то! У меня паспорта нет! Не знаю как у вас, а у нас еще через границы с паспортами путешествуют!
- Ну ни фига себе-е-е… - тело оседлало подлокотник дивана и хлопнуло по лбу ладонью: - Позабыл!
Борис набычился:
- А что ты еще п о з а б ы л, экскурсант недоделанный?
Иннокентий обиделся:
- Простите, милостивый сударь, я как-то упускаю вашу гиблую действительность из виду.
- Проехали. Слушай сюда. Думаю, ты уже понял, что без меня ты ни фига не справишься, так что давай колись: какого черта мы всей капеллой должны на Кипр двинуть? Зачем вам там дедушка-бомж в качестве родственника?
Родное тело призадумалось, закусивши верхнюю губу. Завьялов сделал свое новое лицо дико злобным, мыслительный процесс пошел живее:
- Географические и временные привязки интеллектуальной телепортации имеют исключительно жесткие условия. Носитель должен находиться в определенном месте в четко обозначенный момент. В случае с вами, Борис Михайлович, и Зоей Карповой это гостиничный номер кипрского отеля. Однажды ночью вы уснули бы в объятиях красотки…
«Меня счас вырвет».
- А я и Жюли преспокойно вышли бы из интеллектуального анабиоза в нашем времени. Тела – не пострадали.
- Но? – понукая заскромничавшего вдруг Кешу, подтолкнул Завьялов.
- Но, - вздохнул стилист, - в нашем единичном случае, Борис Михайлович, ваше тело лишится управления. Души, если хотите.
- Когда тебя изымут в точной географическо-временной привязке, я – умру? – с удивительным спокойствием произнес Завьялов.
- Не сразу, - скромно опустив глазки, вздохнуло тело. - Какое-то время организм будет функционировать, так сказать на автомате и рефлексах…
Рука бомжа медленно протянулась к вороту любимой косухи, сгребла ее крепче некуда и притянула к себе любимое тело:
- Ты хочешь сказать, ушлепок… что без тебя я типа - сдохну?!
Иннокентий не стал вырываться.
- Подохните, Борис Михайлович, - произнес чистосердечно и покаянно. - Так что отпустите, давайте мыслить конструктивно. – Завьялов ворота не отпускал, тело продолжало речь в неудобной, скорченной позиции: - Нам необходимо всем вместе оказаться через тринадцать дней в номере кипрского отеля. Я и Жюли переместимся, без управления интеллектом ваше настоящее тело впадет в прострацию. В кому, если хотите. Вас в новом образе мы объявим близким родственником, вы будете неотлучно находиться рядом с впавшим в кому племянником Борисом Завьяловым. Когда я и Жюли сообщим в туристической компании о произошедшем… Вас тут же вернут обратно в ваше тело! – жизнерадостно закончил Кеша.
- Облом, Иннокентий. Бомжа и даже конотопского дядю вы на Кипр не переправите. А если я не скажу тебе, где мой заграничный паспорт, то, поверь, и тебе там не бывать!
- Борис Михайлович! – затрепыхался Кеша. – Неужели вы думаете, что заботы о собственном благополучии моя первостепенная задача?!
- А в чем твоя забота, Иннокентий?
Кешино счастье, что он не знал до тонкостей завьяловских интонаций. Иначе, не взирая на заинтересованную ласковость вопроса, выпрыгнул бы из курточки и наутек через балкон четырнадцатого этажа!
Иначе схлопотал бы по полной мере и понял – как в этом времени бывает БОЛЬНО.
Но тело-Иннокентий остался болтаться в окрепшей бомжеской руке, вещал:
- Борис Михайлович, моя первостепенная задача - неизменность исторического процесса развития земной цивилизации.
- Высокопарно. А по сути?
- По сути, - вздохнул стилист, - все тот же шкурный интерес. Если вы не переспите с Зоей и не зачнете близнецов, забудьте вообще телепортацию. Без их рождения через девять месяцев развитие цивилизации изменит ход – мне будет некуда возвращаться. ТАМ будет уже другая Земля. И есть ли на ней место Иннокентию Капустину… вопрос.
_________________

Что-то все совсем так сложно!
Понятно, что ничего не понятно.
Если тело, в которое подселяется "турист", потом умирает, тогда откуда очередь, желающих " путешествовать" именно в эту личность?
_________________