Курносая:
07.05.12 21:31
» Глава 1
От себя хочу сказать следующее: не ожидайте от этой книжки уж очень многого. Это маленький любовный роман, к тому же 1983 года, то есть из самого начала творчества Робертс. Сама я в восторге от этой дилогии, по большей части, из-за Николая Давыдова, но чтобы дойти до книги о нем, нужно сначала прочитать историю про Линдси и Сета, чтобы все было по-порядку) Так что всем приятного чтения)))
И еще: если вдруг среди читателей найдутся знатоки балета, которые усмотрят в тексте какую-либо ошибку, пусть говорят, не стесняются
___________________________
Глава 1
Ветер становился все холоднее. Он гнал по небу темные облака, шелестел в листве и намекал о наступлении осени. Стоящие вдоль улицы деревья уже были, скорее, желтыми, чем зелеными, с алыми и бордовыми брызгами. Завтра - первое сентября, и лето превратится в осень.
Послеполуденный солнечный свет прорывался между туч, косо падая на дорогу. В воздухе пахло дождем. Линдси шла быстро. Она знала, что тучи в любой момент могут победить. Ветер растрепал ее серебристо-белые волосы, и она раздраженно откинула их назад. Было бы разумнее оставить их стянутыми узлом на затылке, подумалось ей.
Линдси непременно насладилась бы прогулкой, если бы ее не поджимало время. Она бы упивалась признаками наступающей осени и надвигающейся грозы. Но сейчас она торопясь шла вдоль проезжей части, размышляя о том, что еще может сегодня свалиться ей на голову.
С тех пор, как она вернулась в Коннектикут и стала учителем, прошло три года, и за это время на ее голову свалилось немало неприятностей. Но сегодняшний день занял первое место в десятке самых невезучих дней. Замена водопровода в студии, сорокапятиминутная лекция чересчур активной родительнице о способностях ее ребенка, два порванных костюма, ученик с расстройством желудка – и, ко всему прочему, ее автомобиль решил проявить характер. Тот, как обычно, кашлял и стонал, когда Линдси повернула ключ в зажигании, но вместо того, чтобы завестись, просто трясся на месте, пока хозяйка не признала свое поражение. «Эта машина – моя ровесница, - подумала она с печальной улыбкой, - и мы обе устали».
После бесполезного осмотра двигателя, Линдси стиснула зубы и решила пройти пешком две с половиной мили(1) от студии до дома.
Глядя на непостоянное солнце, Линдси признала, что могла бы кому-нибудь позвонить. Она вздохнула, понимая, что просто вспылила. Десять минут энергичной прогулки должны ее остудить. Это нервы. Она просто нервничает из-за сегодняшнего концерта. Хотя, не совсем из-за концерта, признавалась она, засовывая руки в карманы. Девочки были готовы, репетиции прошли идеально. Самые маленькие ученицы настолько милы, что ошибки уже не имеют значения. Ее тяготило время до и после концерта. И родители.
Она знала, что некоторые будут недовольны ролями своих детей. Хуже того, некоторые будут давить на нее, требуя увеличить интенсивность тренировок. Почему их Павлова(2) еще не на пуантах? Почему у дочери Миссис Джонс роль больше, чем у дочери Миссис Смит? Не пора ли перевести Сью в средний класс?
Слишком часто объяснения Линдси по поводу анатомии, растущих костей, выносливости и распределения нагрузки порождали лишь еще больше советов. Обычно она использовала смесь лести, упрямства и запугивания, чтобы сдержать натиск. Она гордилась своими способностями сдерживать настойчивых решительных родителей. В конце концов, разве ее собственная мать не была такой же?
Больше всего на свете Мэй Данн хотела видеть свою дочь на сцене. Сама Мэй была слегка коротконогой, с маленьким плотным телом. Но обладала душой танцовщицы. Благодаря решительности и профессиональной подготовке, она завоевала себе место в кордебалете небольшой гастролирующей труппы.
Когда Мэй вышла замуж, ей было уже почти тридцать. Смирившись с тем, что ей никогда не быть прима-балериной, она какое-то время преподавала, но разочарование сделало ее плохим учителем. С рождением Линдси все изменилось. Да, Мэй не стала прима-балериной, но ее дочь станет.
Уроки для Линдси начались с пяти лет и проходили под беспрестанным надзором Мэй. С тех пор жизнь девочки представляла собой водоворот репетиций, концертов, балетных туфель и классической музыки. Ее диета постоянно контролировалась, отслеживались малейшие изменения роста, пока не стало понятно, что Линдси не вырастет выше пяти футов и двух дюймов(3). Мэй была довольна. Пуанты прибавляли еще шесть дюймов роста, а высокой балерине было намного труднее найти партнера.
Дочь унаследовала вес своей матери, но, к удовольствию Мэй, тело Линдси было тоньше и деликатнее. После переходного периода, Линдси из нескладного подростка превратилась в прекрасную девушку: мягкие светлые волосы, кожа цвета слоновой кости, скандинавские голубые глаза и тонкие естественно изогнутые брови. Ее костная структура была изящной, скрывая силу, приобретенную за годы тренировок. Ноги и руки стройные, с длинными мускулами классической танцовщицы. Все молитвы Мэй были услышаны.
Линдси обладала телом балерины, а еще у нее был талант. Мэй не нуждалась в мнении учителей для подтверждения того, что она и сама видела. У дочери были координация, техника, выносливость и способности. И даже больше – в выступления она вкладывала душу.
В восемнадцать лет Линдси приняли в нью-йоркскую балетную труппу. В отличие от своей матери, она не задержалась в кордебалете, а продвигалась как солистка, и, в возрасте двадцати лет, стала прима-балериной. На протяжении почти двух лет казалось, что мечты Мэй стали явью. Затем, без предупреждения, Линдси оставила сцену и вернулась в Коннектикут.
Уже три года ее профессией было преподавание. Мэй была разбита, а Линдси относилась ко всему философски. Она все еще была балериной. Это никогда не изменится.
Тучи снова затянули солнце. Линдси вздрогнула, жалея, что не вспомнила о куртке, которую в порыве злости бросила на переднее сиденье машины. Теперь ее руки были голыми, а плечи прикрывал лишь тонкий светло-голубой леотард(4). На ней были надеты джинсы и еще гетры, но она все же с тоской подумала о куртке. А поскольку сами мысли ничуть не грели, она ускорила темп до легкого бега. Ее мышцы откликнулись мгновенно. Движения Линдси всегда были плавными и грациозными, скорее инстинктивно, чем запланировано. Вскоре она начала наслаждаться пробежкой. Для нее было естественным во всем искать и находить удовольствие.
Внезапно начался дождь, будто кто-то проткнул тучи. Линдси остановилась и уставилась на темное, хмурое небо.
- Что еще? – Ответом ей был мощный раскат грома. Усмехнувшись, она покачала головой. Мурфилд-хаус находился совсем рядом, через дорогу. Она решила сделать то, что должна была с самого начала – попросить Энди отвезти ее домой. Потирая руки, она вышла на дорогу.
От резкого гудка сердце подскочило к горлу. Линдси повернула голову и увидела за плотной стеной дождя неясные очертания приближающегося автомобиля. Она резко отпрыгнула в сторону, поскользнулась на мокром асфальте и с плеском шлепнулась в лужу.
Линдси закрыла глаза, пульс бешено забился. Она услышала скрежет тормозов и скольжение шин по мокрому асфальту. Чувствуя, как намокают джинсы, она думала, что годы спустя, наверняка, будет улыбаться, вспоминая этот момент. Но сейчас ей было не до улыбок.
- Вы что, спятили? – Сквозь шум дождя Линдси услышала рычание и открыла глаза. Над ней возвышался разозленный, промокший великан. Или дьявол, подумалось ей, пока она смотрела на него снизу вверх. Мужчина был одет в черное. Его волосы тоже были черными, гладкими и влажными, и обрамляли смуглое, худое лицо. Было что-то немного опасное в этом лице. Может, так казалось из-за темных бровей со слегка поднятыми концами, а может из-за странного контраста темных волос и светло-зеленых глаз, смотря в которые думаешь о море. В данный момент эти глазах сверкали от ярости. Его нос был длинным и довольно острым, добавляя лицу резкости. Одежда прилипла к телу из-за дождя, подчеркнув крепкую, статную фигуру. Линдси бы это оценила с профессиональной точки зрения, если бы лицо мужчины не заворожило ее. Не находя слов, она лишь смотрела на незнакомца большими глазами.
- Вы не ранены? – спросил он, так и не дождавшись от нее ответа на первый вопрос. В его голосе не было ни капли беспокойства, только едва сдерживаемая злость. Линдси лишь покачала головой, продолжая, молча, смотреть на него. Нетерпеливо выругавшись, он взял ее за руку и дернул вверх, значительно оторвав от земли, прежде чем поставить на ноги. – Вы что, совсем не видите, куда идете? – спросил он, быстро тряхнув ее, и только потом отпустил.
Мужчина не был гигантом, как сначало показалось Линдси. Он определенно был высок – наверно на целый фут выше ее – но вряд ли походил на ломающего кости великана или призрака сатаны. Она начала чувствовать себя больше глупой, чем напуганной.
- Я очень сожалею, - начала Линдси. Она полностью осознавала, что была виновата, и готова была это признать. – Я смотрела, но я не…
- Смотрели? – прервал он ее. Нетерпение в его голосе едва перекрывало нарастающую, жестко контролируемую ярость. – Тогда вам, возможно, пора носить очки. Готов поспорить, ваш отец заплатил за них приличные деньги.
Резко ударила молния, расчертив небо белой полосой. Линдси возмутил его тон даже больше, чем сами слова.
- Я не ношу очки, - возразила она.
- Вполне возможно, вам надо их носить.
- У меня прекрасное зрение. – Она откинула прядь волос со лба.
- Тогда вам следует лучше знать, как нужно переходить улицу.
Она свирепо уставилась на мужчину, пока по ее лицу катились дождевые капли. Удивительно, почему они не превращаются в пар?
- Я извинилась, - огрызнулась она, уперев руки в бока. – Или, по крайней мере, начала, прежде чем вы набросились на меня. Если ждете, что я буду перед вами пресмыкаться, то можете забыть об этом. Если бы вы не сигналили так резко, я бы не поскользнулась и не свалилась в эту дурацкую лужу. – Она пыталась оттереть джинсы, но безрезультатно. – Полагаю, вам даже не пришло в голову извиниться самому.
- Нет, - тут же ответил он, - не пришло. Я вряд ли виноват в вашей неуклюжести.
- Неуклюжести? – повторила Линдси. Ее глаза округлились и стали просто огромными. – Неуклюжести? – на этот раз ее голос треснул. Для нее не существовало более гнусного оскорбления. – Да как вы смеете!
Она могла стерпеть падение в лужу, могла выдержать грубость, но обвинений в неуклюжести Линдси не потерпит.
- Да вы самое жалкое подобие мужчины, которое я когда-либо встречала! – Теперь ее лицо пылало от гнева. Она нетерпеливо откинула волосы, которые из-за дождя падали ей на лицо. На фоне разрумянившейся кожи ее глаза казались неправдоподобно голубыми. – Вы чуть не наехали на меня, напугали до смерти, из-за вас я упала в лужу, вы отчитали меня, будто я близорукий ребенок, а теперь еще смеете называть меня неуклюжей!
От ее пламенной речи его брови удивленно взмыли вверх.
- На воре и шапка горит, - пробормотал он, затем огорошил Линдси тем, что взял ее за руку и потянул за собой.
- Что это вы делаете? – требовательно спросила Линдси. Она попыталась сказать это невозмутимо, но вышло как-то слишком пискляво.
- Ухожу с проклятого ливня. – Он открыл дверь со стороны водителя и бесцеремонно усадил ее внутрь. Автоматически Линдси передвинулась на пассажирское сиденье, освобождая ему место. – Я же не могу оставить вас мокнуть под дождем, - добавил он резким тоном, садясь за руль, затем захлопнул дверь, оставляя бурю снаружи.
Он провел пальцами сквозь густые волосы, которые из-за дождя теперь липли ко лбу. Его руки мгновенно приковали к себе взгляд Линдси. Широкие ладони и длинные пальцы пианиста. В сложившейся ситуации она почти прониклась к нему симпатией. Затем незнакомец повернулся к ней, и его взгляда оказалось достаточно, чтобы убить любую симпатию.
- Куда вы направляетесь? – спросил он строго, будто обращался к ребенку. Линдси распрямила мокрые, замерзшие плечи.
- Домой, около мили дальше по этой улице.
Его брови снова поднялись, когда он внимательно посмотрел на нее. Светлые волосы были мокрыми и сейчас безжизненно свисали вокруг лица. Ресницы были темнее и закручивались вверх без помощи туши, обрамляя удивительно голубые глаза. Губы надуты, но они явно принадлежали не ребенку, за которого он поначалу ее принял. Хоть и без помады, но определенно это были губы женщины. В этом не накрашенном лице было нечто большее, чем простая красота. Но, прежде чем он смог это понять, Линдси вздрогнула, отвлекая его.
- Если уж собрались гулять под дождем, - сказал мужчина мягким голосом, потянувшись на заднее сиденье, - нужно было одеться соответствующе. – Он бросил ей на колени желтовато-коричневую куртку.
- Мне не нужно… - начала Линдси, но не смогла договорить, чихнув два раза подряд. Стуча зубами, она просунула руки в рукава куртки, пока мужчина заводил двигатель. Они ехали молча, и только стук дождя по крыше нарушал тишину. Вдруг Линдси осенило, что мужчина был ей незнаком. Она знала практически всех в этом маленьком прибрежном городке – если не по имени, то хотя бы в лицо. Всех, но не этого мужчину. Вряд ли бы она забыла такое лицо. Медлительная, дружелюбная атмосфера Клиффсайда позволяла Линдси быть немного небрежной, но она прожила семь лет в Нью-Йорке и знала, чем может грозить поездка с незнакомцем в его машине. Она попыталась незаметно придвинуться ближе к пассажирской двери.
- Кажется, немного поздно думать об этом, - тихо произнес мужчина.
Линдси резко повернула голову. Ей показалось, что незнакомец улыбнулся одним уголком рта, но полной уверенности в этом не было.
- Остановитесь здесь, - спокойно сказала она, указывая налево. – Дом из кедра с мансардными окнами.
Машина мягко остановилась у белого деревянного забора. Собрав воедино все свое достоинство, Линдси повернулась к мужчине, намереваясь холодно поблагодарить его.
- Вам лучше поскорее переодеться в сухое, - посоветовал он, прежде чем она смогла заговорить. – И в следующий раз смотреть по сторонам перед тем, как переходить улицу.
У нее вырвался лишь приглушенный звук ярости, пока она нашаривала дверную ручку. Выскочив из машины, она обернулась через плечо.
- Премного благодарна, - рявкнула она и хлопнула дверью. Оббежала машину сзади и проскочила в ворота, даже не вспомнив, что на ней чужая куртка.
Линдси ворвалась в дом. Так как пыл еще не утих, она встала и закрыла глаза, призывая себя успокоиться. Произошедший инцидент приводил Линдси в ярость вне всякой меры, но сейчас ей абсолютно не хотелось пересказывать эту историю своей матери. Линдси отлично понимала, что ее лицо было слишком выразительным, а в глазах можно многое прочитать. Ее умение настолько явно показывать свои чувства было преимуществом для карьеры. Когда она танцевала Жизель, она чувствовала, как Жизель. Зрители с легкостью могли прочесть трагедию на ее лице. Она танцевала, целиком и полностью погружаясь в историю и музыку. Но, снимая балетные туфли и снова становясь Линдси Данн, она знала, что разумнее не позволять чувствам отражаться на лице.
Увидев, что Линдси расстроена, Мэй обязательно начнет ее расспрашивать, потребует рассказать ей все в деталях, а потом лишь раскритикует. Меньше всего сейчас Линдси хотела слушать лекцию. Промокшая и уставшая, она не спеша начала подниматься по лестнице на второй этаж, но тут услышала звук медленных, неровных шагов – постоянное напоминание о несчастном случае, который убил отца Линдси.
- Привет! Я собиралась подняться наверх, чтобы переодеться. – Линдси убрала мокрые волосы с лица и улыбнулась матери, которая стояла у основания лестницы, держа руку на столбике перил. Хотя волосы Мэй, неизменно светлые, были уложены в идеальную прическу, а на лицо был умело нанесен макияж, весь эффект портило вечно недовольное выражение ее лица. – Моя машина снова капризничает, - продолжила Линдси, не давая начаться допросу. – Я попала под дождь, прежде чем меня подбросили до дома. Энди подвезет меня сегодня вечером, - немного подумав, добавила она.
- Ты забыла отдать ему куртку, - заметила Мэй. Она тяжело оперлась на столбик, смотря на свою дочь. Ноги начинали сильно беспокоить ее, реагируя на дождь.
- Куртку? – Линдси озадаченно посмотрела вниз и увидела мокрые и очень длинные коричневые рукава. – О, нет!
- Не зачем так паниковать, - раздражительно произнесла Мэй, перенося вес с одной ноги на другую. – Энди вполне сможет обойтись без куртки до вечера.
- Энди? – повторила Линдси, затем поняла связь, которую установила ее мать. Объяснять что-то было бы слишком долго. – Да, наверно, - быстро согласилось она. Затем, спустившись на несколько ступенек вниз, она накрыла ладонью руку матери. – Ты выглядишь уставшей, мама. Ты сегодня отдыхала?
- Не говори со мной, как с ребенком, - огрызнулась Мэй и Линдси тут же застыла на месте, убрав руку.
- Прости. – Ее голос был сдержанным, но в глазах промелькнула боль. – Я пойду наверх, переоденусь к ужину. – Она хотела повернуться, но Мэй взяла ее за руку.
- Линдси. – Мэй вздохнула, с легкостью читая эмоции в больших голубых глазах дочери. – Извини, я сегодня слишком раздражительна. Дождь меня угнетает.
- Я знаю. – Голос Линдси смягчился. Именно дождь и плохие шины послужили причиной аварии, в которую попали ее родители.
- И я ненавижу то, что ты живешь здесь и заботишься обо мне, вместо того, чтобы быть сейчас в Нью-Йорке.
- Мама…
- Это бессмысленно. – Голос Мэй вновь стал резким. – Все будет неправильным, пока ты не будешь на своем месте, пока не будешь там, где должна быть. – Мэй повернулась и пошла дальше по коридору своей неуверенной, неровной походкой.
Линди дождалась, когда Мэй скроется из виду, и только потом начала подниматься по лестнице. Где мое место, думала она, направляясь в свою комнату. А где оно на самом деле? Линди закрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной.
Комната была просторная и полная воздуха с двумя широкими окнами, расположенными рядом. На туалетном столике, который достался Линдси от бабушки, расположилась коллекция ракушек, собранных на пляже недалеко от дома. В углу стояла полка с ее детскими книгами. На полу лежал поблекший восточный ковер, который она забрала с собой из нью-йоркской квартиры. Кресло-качалка, купленное на магазинной распродаже в двух кварталах от дома, репродукция Ренуара в раме из художественной галереи Манхэттена. Линдси подумала о том, что ее комната представляет собой отражение двух миров, в которых она жила.
Над кроватью висели бледно-розовые пуанты, которые она надела на свое первое профессиональное соло. Линдси подошла к ним и легонько коснулась пальцами шелковых лент. Она помнила, как завязывала их, и как при этом скручивало живот от волнения. После своего выступления Линдси видела восторг на лице матери и благоговейный трепет отца.
Как будто это было в прошлой жизни, думала Линдси, пропуская ленты сквозь пальцы. Тогда она верила, что возможно все. Пожалуй, какое-то время именно так и было.
Улыбнувшись, Линдси позволила себе вспомнить музыку, движения, магию и эпоху, которые она ощущала, когда ее тело было непринужденным, пластичным и свободным. Реальность уходила на задний план, со всеми невыносимыми судорогами, сбитыми в кровь ногами и напряженными мышцами. Как же было возможно снова и снова сгибать собственное тело в неестественные фигуры, которые требовал танец? Но она это делала, она толкала себя к пределу своих возможностей и выносливости. Она отдавала всю себя, принося в жертву свое тело и свои годы. Существовал только танец. Он поглощал ее целиком и полностью.
Покачав головой, Линдси отдернула себя. Это было давным-давно. Сейчас ей нужно думать о других вещах. Она сбросила с себя мокрую куртку и хмуро посмотрела на нее. «Ну и что мне теперь с ней делать?»
Снова вспомнилась вопиющая грубость ее владельца, и Линдси нахмурилась еще больше. Если он хочет получить куртку назад, то может просто прийти и забрать ее. Быстрый осмотр материала и марки одежды сказал ей, что это не та вещь, о которой можно с легкостью забыть. Но вряд ли это ее вина, уговаривала себя Линдси, подходя к шкафу, чтобы взять вешалку. Она бы не забыла вернуть ему куртку, если бы он не разозлил ее так сильно.
Линдси повесила куртку в шкаф и начала снимать мокрую одежду. Она завернулась в толстый синелевый(5) халат и закрыла дверцу шкафа, приказав себе забыть о куртке и ее хозяине. Ни то, ни другое не имеет к ней никакого отношения.
__________________________________________
(1) 1 миля=1609,344 м
(2) А́нна Павловна Павлова - русская артистка балета, одна из величайших балерин XX века.
(3) 1 фут=30,48, 1 дюйм=2,54 см.
(4) Леотард – обтягивающий предмет одежды, закрывающий тело, но оставляющий ноги голыми; гимнастическое, акробатическое или танцевальное трико.
(5) Синель — это пушистый вид ткани, полученный в результате сшивания нескольких слоев ткани параллельными строчками на швейной машинке и последующего разрезания верхних слоев между строчек.
...