Modiano:
18.09.15 07:00
» Глава 1 (часть вторая)
перевод Modiano
редактор Reine deNeige
оформление Esmerald
Стефан с тоской глянул вокруг себя. О Карруже у него сохранились лишь смутные воспоминания. Например, как дождливым воскресеньем играл в прятки со своей кузиной Клеманс десять лет тому назад. Но он забыл, насколько дом огромен, неуютен и мрачен.
Из комнаты, в которую его поселила Ирен, открывался вид на парк. Затянутые красным полотном стены придавали оттенок театральности. Довершали картину альков, высокий камин, плотные затканные узорами шторы на трех окнах, а еще нагромождение тяжелой мебели.
- Не уверен, что выдержу здесь долго, - заявил он матери, стоящей на пороге.
Вечеринка подошла к концу, судьба сына на некоторое время определена – и Аньес торопилась уехать.
- Смотри по ситуации, ты не в тюрьме и не в пансионе.
Снисходительность матери выглядела неуместной и тягостной, но Стефан догадывался, что ее терпение вот-вот истощится, так же как и последние деньги. Он подошел к ней и обнял.
- Поезжай в Лион спокойно, - сказал он дружески.
Аньес подписала контракт на гастрольный тур и должна была догнать труппу на следующее утро. Стефана вдруг охватила волна нежности к матери. Со дня смерти Виктора она вела мужественную борьбу за приемлемую жизнь, и ему внезапно стало стыдно за свои эгоизм и трусость.
- Давай, поторапливайся! Ты едва успеешь вернуться в Париж…
Аньес забронировала спальное место в ночном поезде, а еще надо было собрать вещи.
- Ты бросишь свои глупости с наркотиками? – попросила она. – Если захочешь связаться, позвони моему агенту, он всегда знает, где я…
Не слушая больше, Стефан подтолкнул мать к коридору, провел ее до лестницы, поцеловал за ухом в последний раз и проводил взглядом. Аньес неслышно спустилась: звуки гасил толстый ковер, натянутый медными спицами под каждой ступенью. Стефан подождал еще несколько томительных минут и вернулся в красную комнату. Его комнату. Как он мог дойти до такого? Что стало с его мечтами?
Голос Барта жестко разорвал тишину:
- Устраиваемся, молодой человек? Обживаем владения?
Дядя стоял возле кровати, уверенный в себе, с насмешливым видом изучая содержимое открытой сумки. Он вынул книгу, бросил ее на подушку, плейер и компакт-диски последовали той же дорогой.
- Боишься заскучать? - Продолжая обыск, Барт выудил несколько пар джинсов и футболки. - А где галстуки? Считаешь, можно прийти на работу в таком виде?
- Папа говорил, что вы любитель цепляться, - огрызнулся Стефан. – Но не до такой же степени…
Болье-старший поднял голову и внимательно посмотрел на племянника. Пристальный взгляд его темно-синих глаз мог выдержать не всякий, чем он беззастенчиво и пользовался.
- Хорошее начало, - одобрил он. – А сейчас поговорим по-мужски, надо тебе кое-что разъяснить.
Барт направился прямиком к окну и распахнул его настежь. Когда он обернулся, силуэт его в оконном проеме показался Стефану очень тонким и высоким.
- Я не желаю, чтобы ты говорил о своем отце. - Произнесенная спокойно, фраза, однако, прозвучала двусмысленно. Барт помолчал несколько мгновений, затем продолжил: - Я любил Виктора. Это был одаренный… бунтарь. Ему было что поведать миру, и он многое бы сделал. Жаль его, твою мать и тебя, что он вздумал строить из себя каскадера на этом чертовом мотоцикле. По этому поводу скажу еще только одно: тебе не нужно прикрываться именем отца. Авторитет мертвого человека – плохая защита.
Мгновения тишины – только чтобы раскурить сигару. При свете вспыхнувшего огонька Стефан хорошо разглядел скулы, тонкий нос и впалые щеки дяди. Барт, должно быть, нравился женщинам и внушал страх мужчинам. Виктор всегда говорил о старшем брате в странных выражениях, охотно сравнивая его то с хищной птицей, то с кем-то из семейства кошачьих. Он и восхищался им, и побаивался его.
- Ты не испытываешь особой радости, очутившись здесь… Местечко не из приятных, на редкость претенциозное. Заметил? Настоящая школа плохого вкуса! В то время владельцы охотно демонстрировали, что у них водятся денежки. Но довольно о декоре. Унылый он или нет, здесь есть несколько правил, главное из которых тебе следует хорошо усвоить: командую я. В Карруже и типографиях. Просто, правда? Тебе просят подыскать работу, потому что ты неспособен сам найти хоть что-то. Не вздумай вообразить, что получишь поблажки. Проясним ситуацию: ты не наследный принц. Если бы дело и семья тебя интересовали, приехал бы по собственному желанию. А тебя мамочка привела за ручку! Мне достаточно для выводов.
Барт снова сделал паузу, как бы давая Стефану возможность ответить, но тот хранил враждебное молчание.
- У меня работы полным-полно, я несу ответственность за восемьсот человек: у нас они зарабатывают на хлеб. Я знаю, что ты балуешься наркотиками, воруешь, когда нужны деньги… список прегрешений длинный. Короче, ты полное ничтожество. И ни малейшего желания изменить жизнь, но не вообрази себе лишнего – мне на это плевать! Привлекай к себе как можно меньше внимания - большего я не прошу. Крыша, минимальная зарплата – если будешь работать – ничего другого в обозримом будущем. А, еще пинок под зад в случае каких-либо проблем.
Задетый отсутствием реакции, Барт смолк. Ссора позабавила бы его куда больше, чем равнодушие. Подождав несколько мгновений, он вышел из комнаты.
Стефан глубоко вздохнул несколько раз, зажмурив глаза. Открыл их, оглядел вещи, разбросанные в беспорядке на кровати. Будущее оказалось хуже, чем он с тревогой ожидал. Стефан рванулся к окну, по пояс высунулся наружу, борясь с тошнотой. Его мучила ломка. К счастью, этот мерзавец не притронулся к несессеру с туалетными принадлежностями, где Стефан припрятал несколько таблеток экстази. Запас позволит продержаться какое-то время. А затем…
Он еще мог уехать. Добраться автостопом до Довиля, сесть в поезд. Денег на билет хватило бы. А обшарив квартиру, он найдет что-нибудь на продажу.
Но почему-то эта мысль пугала. Мало-помалу он скатывался в пропасть. Карруж не страшнее клиники, куда Аньес его поместила в прошлом году. На лечение ушли все сбережения матери – и впустую. Здесь же пребывание не стоило ни гроша, а Барт ничуть не походил на тех приветливых психологов, которые ничем не смогли помочь.
И Стефан решил немного подождать. Совсем немного. А еще постараться оттянуть момент приема очередной дозы, словом, заставить себя перетерпеть, сделать первый шаг к выздоровлению – так говорили товарищи по несчастью.
- Надеюсь, ты окажешься на высоте, дядюшка…
Стефан знал – это его последний шанс. Где-то в глубине души он понимал - жесткое отношение станет, вероятно, для него спасительным. При условии, что дядя проявит интерес к поединку. Однако вывести из себя кого-то, подобного Барту, было бы нетрудно и опасно.
Не отдавая себе отчета, молодой человек начал улыбаться. Что ж, он еще не совсем утратил умение трезво глядеть на вещи. Решено - он попытается спасти то, что еще возможно.
Барт уехал из дома рано утром, не собираясь никого ждать - и меньше всего племянника. Он остановился перед решеткой парка поговорить с Симоном. Сторож, как всегда, поднялся на рассвете и сейчас обихаживал и обрезал вьющиеся розы.
- Если продолжится сухая погода, жди беды! – покачал головой Симон.
- А почему не поливаешь? – удивился Барт, опустив стекло.
Счета за воду его совершенно не беспокоили.
- Цветники поливаю, лужайку – как без этого! Но аллея вся в пыли, молодые деревья сильно страдают… А посмотри, что творится в лесу! Конечно, я наполняю поилки для диких животных…
Цветущие акации и катальпы справа и слева от массивных колонн главного входа уже выглядели поникшими. Симон сокрушенно показал на кусты у себя за спиной:
- Даже жимолость не пахнет!
Смешение ароматов и гармония красок были его самой главной заботой.
- Делай, как считаешь нужным, мне плевать, – отрезал Барт, трогаясь с места. – Ты начальник.
Он махнул рукой, прежде чем закрыть стекло и включить климат-контроль. Барта мало волновало состояние парка: он с сожалением смотрел на усилия, которые Симон прилагал, желая угодить всем. Ирен беспокоилась о своих клумбах, Жеральдин – только о поддержании в хорошем состоянии теннисного корта, Франклин без конца придумывал и менял японские садики, а Дельфина питала особую слабость к фруктовым деревьям. Бедный Симон! Он так любил охоту и чащу леса, заросли, полные дичи…
Мотор заурчал, Барт откинулся на спинку сиденья. Страсть к машинам толкнула его к покупке итальянского купе, быстрого и супернизкого. За рулем этого автомобиля он наслаждался, как мальчишка. Ирен заявила, что, молодясь, он выглядит смешно. Но Барт действительно чувствовал себя молодым. Водить похожий на катафалк седан, чтобы соответствовать имиджу – ни за что, пусть этого и ожидали от него окружающие. Скорость оставалась для него одним из самых больших удовольствий.
Жеральдин не проснулась, когда муж встал час назад, или же притворилась, что продолжает спать. Барт проводил с ней не более двух-трех ночей в месяц, ценой большого усилия и отдавая дань вежливости, однако жена сохраняла ровное настроение, какой бы ни был день недели. Всегда со вкусом одетая, активная, но уступчивая, внимательная, но ненавязчивая, она являла собой тип идеальной супруги. Он мог бы даже полюбить ее. Почти смог. По крайней мере сначала. В сорок лет Жеральдин была еще красива и все так же влюблена в мужа. За пятнадцать лет брака - ни скуки, ни вспышки раздражения, хотя муж так и не подарил ей ребенка. Как доказали тесты, именно он был в этом виноват. «Жеральдин еще больше расцвела бы, став матерью», - думал Барт. Она много раз повторяла, что не страдает от отсутствия детей, но душевный надлом было не утаить. Всякий раз, когда Барт пытался поговорить начистоту о своем бесплодии, жена меняла тему, щадя его самолюбие. Он предложил подумать об усыновлении, Жеральдин сделала вид, что не расслышала. Словно надежда еще не была потеряна! Но результаты медицинских исследований безжалостно говорили об обратном.
Погруженный в свои мысли, Барт на полной скорости проскочил последний поворот перед спуском к Онфлеру, пришлось сдавать задним ходом. Машина послушно подчинилась его руке. Через несколько минут он будет на месте, в Ля-Рок. В типографии, которую любил больше всего на свете, которая стала смыслом существования.
Ля-Рок стоял очень уединенно на холмах, спускавшихся к реке Риль, недалеко от равнины Вернье. Посетители с удивлением обнаруживали посреди настоящего леса здания двухвековой давности с фасадами из красного кирпича и островерхими крышами. Стоило перешагнуть порог, как завод, будто сошедший со страниц Золя, превращался в сверхсовременное предприятие, в ангарах которого день и ночь стоял адский шум от трех печатных прессов «Кэмерон».
На административном этаже Барт столкнулся с Жоржем, выходящим с совещания руководителей цехов. Они перекинулись несколькими ничего не значащими словами и пожали друг другу руку. Жорж работал на Барта в течение двадцати лет, слепо ему доверял – и никогда не проявлял ни малейшей инициативы. Это был честный и преданный человек, ставивший работу превыше всего, но абсолютно лишенный воображения. Барт поручил ему руководство Ля-Рок без малейшего сомнения. Что бы ни случилось, Жорж не предал бы ни типографию, ни хозяина. В Понт-Одме дела обстояли совсем иначе: верхушка правления соперничала в честолюбивых планах, на протяжении всего года вспыхивали стычки между мечтавшими о месте преемника. Патрон забавлялся, глядя на интриги заместителей, и постоянно сталкивал их лбами. Возглавляемая им группа предприятий Болье всегда будет зависеть только от него.
Барт пересек огромный кабинет и снял трубку телефона. Забота о племяннике была возложена на Франклина. Накануне вечером он назвал мальчика милым - сомнительный комплимент для тех, кто был в курсе сексуальных пристрастий Франклина.
Секретарь узнала голос шефа и немедленно связала его с братом.
- Скажи, Франк, куда ты подевал мальчишку?
Стефан отправился выпить кофе. Услышав эту новость, Барт расхохотался.
- Типография не дом отдыха! Поручи его Ришару, пока я не приеду. Найди рабочий халат нужного размера, пусть поможет кладовщикам, чтобы занять время до обеда.
Не обращая внимания на протесты, Барт повесил трубку. Ришар отличался крепкой хваткой – из молодых, да ранних. Стефана он возненавидит в тот же миг, как узнает о его принадлежности к клану Болье. И, опасаясь угрозы для своего кресла и авторитета, изо всех сил постарается сломить моральный дух непрошеного гостя. Именно этого Барт сейчас и добивался.
Он глянул в открытый график запланированных дел и просмотрел записи о назначенных встречах. Секретарша вносила новые данные в два одинаковых ежедневника – один для Ля-Рок, другой для Понт-Одме. Настоящая эквилибристика, прекрасное исполнение обязанностей. Барт снова взялся за телефон - уточнить список приглашенных. Каждый вторник без исключения он проводил неформальные собрания, совмещенные с обедом. На них обязательно присутствовали все представители администрации и с полдюжины гостей. Барт умело обхаживал крупных клиентов, издателей, представителей прессы и рекламы, и этот еженедельный прием позволял ему быть прекрасно информированным человеком. Для парижан дорога до типографии в Понт-Одме занимала не более полутора часов, что облегчало деловые контакты. Одну из заводских столовых с самой обычной кухней специально переоборудовали, с раннего утра в ней распоряжался нанятый повар. Вторники Барта Болье приобрели известность в мире книгопечатания, и присутствовать на них считалось большой честью. Никакому агенту по связям с общественностью не пришла бы в голову лучшая идея. Решение было принято семь лет назад после спора с Франклином, и теперь приемы стали традиционными.
Барт вышел из кабинета и спустился на этаж набора. Несмотря на стеклянные перегородки, отделявшие каждого сотрудника, слышался глухой шум ударов по клавиатуре компьютеров. В этом зале напечатанные рукописи редактировались и верстались. На ходу Барт кинул взгляд на два-три экрана мониторов, затем подошел к лестнице, ведущей прямо в ангар. Как только он толкнул тяжелый занавес из плотного гибкого пластика, до ушей донеслось ворчание старого пресса «Кэмерон». День, когда двенадцать лет тому назад он подписал чек американскому производителю, до сих пор стоял у него перед глазами. Астрономическое капиталовложение, заставившее фирму трепетать в течение многих недель, но произведшее настоящую революцию. Следом Барт приобрел второй пресс, а в прошлом году приказал построить новое здание - для третьего. В Ля-Рок печатались только книги, но десятками тысяч в день. Традиционные печатные прессы и ротационные машины перевезли в Понт-Одме. Типография Ля-Рок работала в три смены без остановки, и Барт иногда приезжал ночью послушать шум работающих механизмов.
- Приладка завершена, начинаем печать! – крикнул Жорж, появившийся рядом с хозяином.
Конвейер стал двигаться заметно быстрее, Барт поднялся по металлической лестнице до валов. Огромные цилиндры вращались над ним на большой скорости, распространяя никогда не надоедающий тяжелый запах чернил. Полимерная матрица крутилась навстречу натянутой бумаге, но на такой скорости тысячи строк и выпуклые литеры сливались в общее полотно.
Жорж следил за соблюдением различных этапов процесса. Присутствие Барта заставляло его работать взыскательнее. Нахмурившись, управляющий внимательно смотрел на резаки, под которыми рулон распадался на отдельные отпечатанные листы, те складывались в стопку строго по порядку, затем подхватывались чудовищными зажимами. Быстрое нанесение на корешок переплетного клея, распластанная обложка встречалась с томиком и оборачивалась вокруг него. Прежде чем попасть под лезвия бумагорезательной машины, книги ехали некоторое время по конвейерной ленте, чтобы остыть. Затем складывались и запаивались в упаковочный целлофан стопками по десять. На эти операции уходило всего несколько секунд.
Внизу рабочий стремительно прошел вдоль линии и взял один из первых экземпляров тиража, внимательно проглядел и проверил края обложки. В течение следующего часа появятся на свет и будут погружены в грузовики три тысячи книг. Адский темп работы типографии не допускал ни малейшей заминки.
- Я еду в Понт-Одме, - с сожалением бросил Барт.
...