Свернуть панель
Навигаторы…
Авторы
Благодарности
Где найти
Голосования
Дизайнерский Бутик
Доска объявлений
Доска почета
Звёзды кино
Землячества
Календарь
Кинодневники
Клубы
Клубы VIP
Конкурсы
Кулинарная книга
Лица форума
Онлайн-опросы
Переводы
Подарки
Подборки
Поздравления
Ролевые игры
Самиздат
Сериалы
Собст.творчество
Фанфики
FAQ
Регистрация
Вход
Полная версия
1 2
Андрей Басов:
» Конец седьмой главы
Арман высовывается в окно и зычным голосом кричит:
– Эй, приятель, что ты там вытворяешь!?
Мы мигом скатываемся по лестнице, вылетаем на улицу и оказываемся между фигурой в плаще и каретой. Мимо нас фигуре не проскользнуть. Фигура пытается это сделать, но Арман преграждает ей путь.
– Нет, друг, — с бесцеремонностью и настойчивостью пьяного ведёт себя Арман, — ты отсюда не уйдёшь, пока не скажешь, что ты тут делаешь.
А мнимая стража с топотом и поднятыми над головой факелами уже почти подбежала. Кучер кареты поспешил на помощь хозяину и пытается обойти нас, но Пьер в момент оттирает его в сторону и прижимает к стене. Караульный начальник ещё издали кричит:
– Именем короля! Всем стоять на месте!
Фигура на месте стоять не хочет и пытается протолкнуться через нас. Арман хватает её за плащ и притягивает к себе.
– Эге, да он в маске!
Действительно, визитёр в маске, скрывающей все лицо до низа подбородка.
– Кто в маске? Что тут происходит? — выкрикивает подбежавший фальшивый караульный начальник, а его подчинённые окружают нас.
– Вот этот в маске, — и Арман встряхивает фигуру, — ломится в монастырь.
– Чёрт! — с изумлением ругаюсь я. — Арман, Пьер, немедленно обоих в дом!
– Что случилось?
– Потом, быстро их в дом!
Хоть и недоумевая, Арман и Пьер мгновенно подчинились.
– Гийом, тоже очень быстро отгоните карету чуть дальше вперёд и предупредите привратника, что будет ещё один визитёр. Пусть всё делает точно так же. И мигом в засаду! Повторяем всё с самого начала. Следующий визитёр может быть уже на подходе.
Гийом что-то сказал одному из своих, и тот устремился к карете, а сам подбежал к воротам монастыря. На условный стук окошко открылось, и Гийом сказал в него несколько слов. Буквально за полминуты улица опустела. Я рванул к дому. Оба пленника стоят, прижавшись к стене, под суровым взглядом Пьера, поигрывающего длинным кинжалом.
– В чём дело, Серж?
– Посмотрите внимательней, Арман, — и он всматривается в человека в маске.
– Вот дьявол! А борода-то где? Я как-то и внимания не обратил.
– Вот именно.
Арман подходит к визитёру вплотную, откидывает на нем капюшон и сдёргивает маску. В каскаде пышных волос открывается молодое и миловидное женское лицо.
– Чёрт меня дери! Женщина!
– Ладно, разбираться будем потом. Мадам, как вы видите, произошла ошибка. Нам нужны не вы. Мы завершим своё дело и вас отпустим. Вы согласны вести себя тихо и благоразумно? — Женщина промолчала и только согласно слегка повела головой сверху вниз. — Отлично. Но меры предосторожности мы на всякий случай примем. Привяжите их к стульям и побыстрее. Времени у нас нет. И я, прыгая через ступеньку, понёсся наверх. Выглянул в окно — тихо. Через минуту подоспели остальные двое.
– Вот что называется непредвиденные обстоятельства. Чуть не погорела вся наша затея. Какое дурацкое совпадение, что кому-то ещё понадобился именно этот монастырь именно сегодня и именно в это время.
– Интересно, — задумчиво произнёс Пьер, — неужели привратник хотя бы по голосу не понял, что перед ним женщина? Напрасный переполох.
– Тсс, вроде снова кто-то едет.
И действительно, опять слышится стук колёс и копыт. Только теперь карета останавливается почти напротив нашей двери. Дальше всё повторяется один в один. И наши действия, и наши реплики.
Свет высоко поднятых факелов стражи ярок, и тени от широких полей шляп скрывают лица Армана, Пьера и Гийома. На мне шляпы нет, и моя физиономия открыта обозрению.
– Вот видите, сержант, — говорит Арман, обращаясь к начальнику караула. — Этот в маске, а тот, соскочив с кареты, бросился на нас со шпагой. Они грабители. Честные люди по ночам в масках не ходят и не ломятся в чужие двери.
– Снимите маску, сударь, — с железом в голосе произносит лжесержант.
– А если не сниму?
– Вы пожалеете. Мы сами снимем.
– Да что вы там с ним разговариваете! — горячится Арман. — Сейчас я ему так врежу, что он всю оставшуюся жизнь будет ходить в маске!
Это мгновенно сработало.
– Кардинал! Ришелье! — ахнули стражники.
– Кто же мог знать, Ваше Преосвященство, в такое время, в таком месте, — покаянно и льстиво начал лжесержант. — Кто бы мог подумать…
– Завтра у вас будет большая возможность подумать. Как ваше имя, сержант?
– Ему ещё имя подавай! — всё так же кипятится Арман, не отпуская и дёргая кардинала за плащ. — Да и какое это Преосвященство! Настоящее Преосвященство по ночам дома сидит, а не болтается по женским монастырям. Всё-таки я ему сейчас врежу! Бог простит.
– Сержант, обуздайте этого громилу, — с беспокойством и опаской, но властно распорядился Ришелье, и стражники, отцепив драчуна от жертвы, начали оттеснять Армана к открытой двери, из которой мы выскочили.
– Ваше Преосвященство, — проникновенно посоветовал лжесержант, — вам бы лучше уехать. Как бы драка не началась, а они все при оружии.
Это тоже сработало. Оскорблённый в своих чувствах и обеспокоенный явной опасностью, кардинал погрузился в карету, она с трудом развернулась на узкой улице и понеслась туда, откуда приехала. Мы же, смеясь от души, а, может быть, разряжаясь нервным весельем от напряжения, всей кучей ввалились в дом.
– Вот и всё, — сказал я пленникам. — Мы не очень долго? Пьер, освободите, пожалуйста, их. Вот так. Ваша карета чуть дальше того места, где вы её оставили. Можете идти, но мне хотелось бы сказать несколько слов вам, мадам. Время, место и маска позволяют думать, что ваш визит сюда должен быть тайным. Это так? — опять последовал молчаливый кивок. — Очень хорошо. Нам тоже огласка ни к чему. Вы нас не видели, и мы вас не видели. Согласны? — снова кивок. — Вот и договорились. На прощание сообщу вам небольшую новость, которую вы, возможно, не знаете. В этом монастыре со вчерашнего дня новая аббатиса. Впрочем, и все остальные святые сёстры тоже сменены. И порядки новые. — В её глазах что-то загорелось и погасло. Ещё один кивок. Медленный. Нет, это уже не кивок, а небольшой поклон — как бы в знак благодарности за сообщение. И таинственная дама, сопровождаемая своим кучером, отправилась на поиски кареты.
– Странная особа, — проговорил Гийом, — может быть, следовало узнать хотя бы её имя?
– Зачем? Нам чужие тайны вроде ни к чему. Со своими бы разобраться. Давайте-ка лучше на всякий случай побыстрее уберёмся отсюда!
Утром за поздним завтраком рассказ о ночной акции имел бурный успех. Опять удалось, разыгралось блестяще, хотя чуть не сорвалось. Луизу тоже заинтересовало странное поведение привратника монастыря, поднявшего шум в отношении женщины.
– Это я упустил, — покаялся Гийом, — когда разговаривал с аббатисой и привратником. Речь шла, в общем, о визитёре, посетителе. Не уточнялось, что это обязательно будет мужчина. Я и не мог предположить, что гость окажется не единственным. Кто постучал в ворота, тот и удостоился особого внимания привратника.
– Будем надеяться, что и грядущая ночь окажется удачной, — пожелал себе Арман. — Она, пожалуй, потруднее будет. Если действительно это будет ночь. Так что на всякий случай мы отправимся в Париж ещё до обеда.
– А нельзя ли и мне с вами? — спрашиваю я.
– Зачем? Вряд ли это хорошая мысль, — ответил Пьер. — Слишком опасно как раз для вас, Серж. У вас светлая голова, но вот готовность к таким действиям никакая.
– А для вас не опасно? — возражаю я. — Всё-таки это моя затея. Никогда не прощу себе, что когда вы все рискуете, я буду отсиживаться где-то в стороне.
– Пусть идёт с нами, — согласился Арман. — Гийом, вы не возражаете? Нет? Но при одном условии. Вы, Серж, из дома не выходите, нам не мешаете и только наблюдаете.
– Согласен.
– Мальчики, — вмешалась Луиза, — как я за вас боюсь! Ради Бога, осторожнее и если что вдруг будет не так, то немедленно удирайте. Плевать на Жозефа. Придумаем что-нибудь другое.
Улочка тихая. За те десять минут, что я сижу у окна второго этажа, мимо прошли всего двое. Ворота сада на противоположной стороне улицы слегка приоткрыты, а за густыми зарослями не видно, что там делает Гийом со своей командой. Сад словно вымер. Но вот один из прохожих, увидев приоткрытые ворота, останавливается, озадаченно задумывается и пытается через решётку что-то разглядеть в саду. Похоже, ничего заслуживающего внимания ему не видно, и он, приоткрыв щель ворот пошире, делает шаг внутрь сада.
Мгновенно из-за кустов появляется Гийом. Не выскакивает, как чёртик из табакерки, а по-хозяйски, барственно выплывает и медленно, лениво идёт к выходу на улицу. Любопытный так и застывает в воротах. Всё так же лениво, с доброжелательной улыбкой Гийом что-то говорит. Прохожий вежливо отвечает, понимающе кивает и идёт свой дорогой, а, обернувшись напоследок в сторону ворот сада, пожимает плечами. И снова на улице покой и тишина.
Пьер в полном облачении гангстера семнадцатого века валяется в сапогах на кровати. Уставившись в потолок, он обстоятельно, подробно и не без ругательных комментариев учит этот потолок правилам дворцового этикета. На самом деле слова предназначены мне. Арман сидит за столом и со смехом добавляет свои поправки в оглашённые Пьером перлы аристократического обхождения. Внизу, в первом этаже копошится пара слуг. Слышно, как они бряцают оружием. Внешне в доме всё вроде бы спокойно и не суетливо. Но так или иначе — нервное напряжение прямо-таки висит в воздухе.
Цокот копыт. Пьер приподнимается на кровати. Нет, мимо. Просто верховой прохожий. Проходит час, второй. Солнце клонится к закату. Сад накрывают длинные тени, и только дорожка к воротам хорошо освещена. Слуги приносят перекусить, и Арман с Пьером дружно набрасываются на еду. Мне же кусок в горло не лезет. Мои сподвижники тактично молчат на этот счёт, и, немного успокаиваясь, я тоже откусываю славную колбаску из съестных запасов графской кухни Аманды.
Тени стали ещё длиннее, когда от дальнего конца улицы, всё нарастая, послышался частый стук копыт лошади очень спешащего всадника. Арман с Пьером мгновенно оказались у окна рядом со мной. Всадник чуть замедлился, поравнявшись с нами, поднял вверх руку и скрылся, проскакав дальше.
– Всё, началось, — со вздохом облегчения проговорил Арман.
Пьер выскакивает на улицу, перебегает её и скрывается в саду. Двое людей замызганного рабочего вида выбираются из кустов. Их одежда тут и там оттопырена, видимо, какими-то инструментами. Они распахивают левую створку ворот и, стоя спиной к началу улицы, начинают что-то сосредоточенно рассматривать и ковырять в воротных запорах, постукивая молотком. Улица оказывается перегороженной почти до половины. Никакой карете не проехать. Арман сбегает вниз, и я с верха лестницы вижу, как он со слугами, вооружёнными какими-то короткоствольными мушкетами, смотрит на улицу в щель чуть приоткрытой двери.
Время словно замерло, когда я возвращаюсь к окну. Хотя проходит всего минуты три до того, как в начале улицы появляется довольно быстро катящаяся карета с кучером и с вооружённым мушкетом слугой на кóзлах. Карета приближается, замедляет ход и останавливается.
– Эй, болваны, освободите дорогу! — слышится окрик с козел.
– Сейчас, сейчас, ваша милость, — слышится подобострастный ответ.
Один из рабочих, как бы освобождая дорогу, отступает на противоположную от ворот сторону улицы и оказывается слева от кареты. Другой, как бы намереваясь закрыть створку ворот, оказывается справа от кареты.
– Живее! Что вы там…, — только и успевает в очередной раз прокричать слуга с козел.
И действительно, ведь очень трудно не то, что кричать, но и просто говорить, когда тебе в лоб с двух сторон направлены четыре дула мгновенно извлечённых из-за пояса "инструментов" рабочих. Оба на козлах оцепенели от неожиданности. Из дома и сада выскакивают вооружённые группы и вмиг оказываются у кареты. Гийом выхватывает мушкет из рук слуги на козлах. Двое рывком распахивают дверцы кареты, а Арман и Пьер с двух сторон вонзают свои шпаги во что-то внутри. Быстро что-то проделывают там и отскакивают прочь. Дверцы кареты захлопываются, створка ворот закрывается, освобождая путь, Гийом бросает отобранный мушкет в карету. Один из нападавших хлещет лошадей, и карета, убыстряя движение, уходит по улице всё дальше и дальше.
Нападавшие прячут оружие, расходятся в разные стороны и словно растворяются среди окружающих домов. Сколько всё это заняло времени? Минуту? Полторы? Арман подходит к двери и снизу кричит:
– Серж, уходим!
Я скатываюсь вниз, и мы быстро, но без спешки тоже растворяемся в ближайшую поперечную улочку.
– Вы, Серж, ещё можете успеть выехать из города до закрытия городских ворот, — говорит Арман. — Пасквильную бумагу мы сунули в портфель Жозефа.
На постоялом дворе уже ждёт Гийом с осёдланными лошадьми.
– Мы с Пьером будем к завтраку, как и договаривались, — оставаясь в городе, напутствует нас Арман, и мы отправляемся в замок.
Камилла де Буа, оказывается, ещё достаточно молодая, ещё не утратившая своеобразной красоты женщина. Живая хохотушка, совсем не похожая на какую-то заговорщицу. Говорят, что и довольно остроумная за столом, к какому мы, приехав, присоединяемся с Гийомом. Аманда вопросительно взглядывает на меня, на что я успокаивающе киваю. Она облегчённо вздыхает, не прерывая разговора с Камиллой об орлеанских сплетнях. Луиза и Катрин, перехватив наш молчаливый обмен взглядами, тоже заметно расслабляются.
– С тех пор как мы с Гастоном расстались, — продолжает Камилла прерванный нашим появлением разговор, — он стал каким-то пугливым и рассеянным. Уже не тот, что в молодости.
– Все мы в молодости другие, — уточняет Луиза. — Вот и я уже не могу пировать целыми ночами. Извини, Аманда, пойду к себе, — и Луиза поднялась, с доброжелательной улыбкой кивнув остальным сотрапезникам.
Поняв её уловку, всего минуту назад присев, поднялся и Гийом.
– Мы с Сержем тоже подустали, да и поздновато уже. Мы недавно по дороге перекусили. Так что до завтрака переживём.
Вся компания разбрелась по своим апартаментам. Но буквально через несколько минут опять собралась в покоях Аманды. Без Камиллы, разумеется.
– Удалось, удалось! — чуть не прыгая от возбуждения, восторженно восклицает Луиза. — Ну, мальчики, будь я королём — все бы вы ходили в орденах.
– Дело ещё не закончено, — напоминает ей Катрин. — Да и некоторые из возможных кавалеров твоих орденов прибудут только завтра. Не спеши раздавать награды.
– Да, — соглашаюсь я, — сейчас, возможно, начнётся охота за убийцами, и если мы не направим кардинала и Гастона в нужную сторону, то охота может привести и к нам. Хотя это и было бы не очень логичным. Жозеф не связан с беспокоящими нас арестами, и поиск убийц среди нас был бы странным. Хотя как циркулируют мысли в голове Ришелье, нам неведомо. Завтра начнём обрабатывать Камиллу.
– Начнём, — согласилась Аманда, — но ты как-то обещал объяснить, почему убийц не будут искать, только пока жив и свободен Гастон Орлеанский.
– Если будет вестись розыск, то это будет означать, что Ришелье не подозревает Гастона Орлеанского в причастности к убийству Жозефа. Гастон поймёт, что ему лично со стороны Ришелье угрозы нет, и продолжит свои заговоры и интриги. У кардинала государственный склад ума. Он не объявит розыск по любой из двух причин. Либо он будет уверен в вине Гастона, либо, догадываясь о страхах Гастона, будет держать того под постоянной угрозой расплаты за не совершенное тем убийство. Для второго нужно создать у Гастона впечатление, что под подозрением только он.
В первом случае в розыске нет смысла. Во втором случае розыск просто нельзя проводить. В обоих случаях Ришелье нейтрализует Гастона как заговорщика. Либо смертью от яда или кинжала подосланного кардиналом убийцы, либо постоянным страхом смерти от этого. Но первое не исключает поиска убийц Жозефа уже после смерти Гастона, а второе исключает розыск при жизни Гастона. Поэтому Гастон нам больше выгоден живой, чем мёртвый.
– Серж, — польстила мне Луиза, — пожалуй, по части интриг вы, если захотите, сможете переплюнуть и меня, и Ришелье вместе взятых.
– Не захочу. Тяги к интригам у меня нет никакой.
Посидели, помолчали и опять разошлись.
Внешне словно чем-то возбуждённые, Арман и Пьер прибыли на следующий день чуть ли не к концу завтрака. Поздоровались со всеми, уселись за стол и набросились на еду.
– Что это вы так поздно? — как бы с досадой спросила Катрин. — Аманда говорила, что вы составите нам компанию пораньше. Мы же на охоту вроде собирались. Вот и Камилла для этого приехала. А теперь зайцы Аманды опять по норам спать разбегутся.
– Не получилось, — пережёвывая кусок сочного окорока, ответил Арман. — Случайно встретились мои приятели из роты гвардейцев кардинала. Пока мы выпили с ними за встречу, пока выпытали за стаканом вина всё, что им известно…
– Что можно выпытать за стаканом вина, кроме завиральных историй?
– Париж возбуждён, — пояснил Пьер. — Сверху донизу и справа налево. Вчера вечером по дороге домой убили отца Жозефа. Как говорят кучер и слуга Жозефа, на них напало не меньше полусотни человек. Ришелье в бешенстве.
– Что?! — поразилась Луиза. — Жозефа? Ну и дела! Впрочем, он сам на это напрашивался. Мне, например, его нисколечко не жалко. Хотя и интересное событие. Вот теперь у кого-то полетят головы! Камилла, а вы, похоже, в восторге от этого известия.
– В восторге не в восторге, но причин печалиться не вижу, так же, как и вы. Гнуснейший тип, хоть и дворянин хорошего рода! И что рассказали ваши знакомые гвардейцы? Кто убил? Поймали ли? Или ещё только ищут?
– Найдут, — хмыкнул Арман. — Оказывается, существует заговор против кардинала и его окружения. Открылось это буквально вчера или позавчера, когда арестовали какого-то поэтишку. За то, что он в пьяном виде распространял слухи, порочащие кардинала и близких ему людей.
– Что за поэтишка? Вроде бы поэты в Париже политикой не увлекаются.
– Мне говорили имя, но что мне до него. Не запомнил. Что-то вроде Коклен или, может быть, Леклен. — Камилла побледнела.
– Поклен?
Вот-вот, точно — Поклен. Вы его знаете?
– Наслышана. И что этот поэт?
– В общем, ничего особенного. Язык свой, а слова чужие. У него найдено письмо с порочащей Ришелье ложью. По почерку видно, что писали двое мужчин, но не этот Поклен. Сейчас по образцам разной переписки ищут, кто именно написал письмо. А из этого Поклена, наверное, уже выбили признание, от кого он получил этот пасквиль. Письмо было в бумагах покойного отца Жозефа. Им и поэтом как раз занимался Жозеф, и тут его вдруг убили. Интересная история?
– Камилла, Камилла, — вскричала Аманда, — что это с тобой?!
Лицо Камиллы стало белее её кружевного воротника. Вот-вот хлопнется в обморок. Женщины вскочили и бестолково засуетились вокруг неё.
– Серж, — обратилась ко мне Аманда, — помоги отвести Камиллу в её комнату.
Я обхватил женщину за талию и в сопровождении Аманды препроводил Камиллу в её апартаменты.
– Может быть, приляжешь, Камилла? Я позову своего знахаря. Что с тобой?
– Нет, нет, в кресло. Мне уже немного легче. Не надо знахаря, — и, усевшись, вдруг заплакала в три ручья, — я пропала, я пропала, Аманда, — послышалось сквозь слезы.
– Как пропала? Куда пропала? Ты что — что-нибудь натворила?
Камилла, размазывая слезы по лицу, взглянула на меня, а потом на Аманду.
– Понимаю, — досадливо пробурчала Аманда. — Какие-то твои таинственные похождения? Не опасайся Сержа. Он мой близкий и очень надёжный, знающий человек, несмотря на молодость. Мне помогал не раз в трудных ситуациях. Можешь говорить при нём без опаски. Он не сторонник кардинала, как и я.
Я пододвинул стул, взял Камиллу за руку и, тихонько поглаживая по кисти, стал её успокаивать. Постепенно истерика стихла, и Камилла, шмыгая носом, призналась в страшном преступлении.
– Это я привезла в Париж то письмо, показала поэту, а обратно забрать забыла. Аманда, ты сама понимаешь, откуда это письмо, что в нем может быть и чьим почерком оно может быть написано. Я пропала! — и Камилла снова настроилась заплакать.
– Прекрати реветь! — рявкнула на неё Аманда. — Пока ты у меня, то ты ещё не пропала и пропасть тебе мы не дадим. Серж, что мы можем сделать?
– Камилла, скажите: что было в том письме? Правда или выдумки?
– Правда.
– Да? Вот это уже много хуже лжи в нашей ситуации. О чем?
– О разврате кардинала, его воровстве, преступном окружении, убийствах неугодных…
– Об отце Жозефе и короле там что-нибудь было?
– Было. Но о короле совсем немного.
– Немного? Всё равно совсем плохо. Даже если просто упоминание без обвинений и оскорблений. Значит, заговор не только против кардинала и его окружения, но и против короля. Так это может быть представлено. Кем письмо написано?
– Кем-кем! Гастоном Орлеанским, конечно, — вмешалась Аманда.
– Только последняя часть, — всхлипывая уже без слез, уточнила Камилла. — Основное писал мой муж под диктовку Гастона.
– А зачем вы передали письмо этому Поклену?
– Он должен был написать простую сатиру, понятную и благородным господам, и черни.
– Конечно же, для распространения. Понятно. И письмо осталось у него.
– Осталось. Он отказался, и от огорчения я забыла забрать письмо назад.
– Дальше всё понятно. Пьяный поэт начал болтать, о чём ему следовало бы помалкивать. Хуже некуда. Прямо сразу можно сказать, что вам, Камилла, в Париже нельзя появляться ни в коем случае. Кто-нибудь в Париже знает, что вы поехали сюда?
– Только камеристка.
– Тогда вас найдут и здесь, — у Камиллы опять задрожали губы. — Успокойтесь, сейчас мы всё обдумаем и найдём какой-нибудь выход. Аманда же сказала, что пропасть не дадим. Для начала представим всю ситуацию.
Есть письмо, которое ясно указывает на существование заговора против кардинала и его окружения. Есть и установлено важное лицо королевства, которое написало это письмо. Это Гастон Орлеанский. Известно, что он склонен к заговорам с целью свержения короля. Признаков других заговоров в королевстве не замечено. Тот же Гастон является давним врагом кардинала Ришелье. Первый друг и помощник кардинала убит, как только начал следствие по заговору. Множество нападавших на Жозефа — признак серьёзного заговора.
Вот такую картину сейчас рассматривают в Пале-Кардиналь и Лувре. Скверная картина. Из неё вытекает, что убийство Жозефа — результат заговора. А заговор против кардинала и даже Жозефа в наличии только один — Гастона Орлеанского. В доказательство есть письмо, свидетель и дурная слава Гастона как заговорщика.
Из этого вытекает только одно: организатор убийства — Гастон. Ришелье не простит ему потери друга и помощника. Ну, а как Ришелье расправляется с врагами даже королевской крови, то это всем известно.
Вот такое вытекает из создавшейся ситуации. Так что вы, Камилла, совсем не то лицо, за которым начнётся большая охота. С вами расправятся, если только под руку попадётесь. Ришелье задели слишком серьёзно.
– Но ведь Гастон на самом деле не поручал никому убивать Жозефа! — в отчаянии чуть не закричала Камилла. — Я это точно знаю.
– А это не важно, даже если и правда. Убийцей сейчас признают того, на кого всё указывает. Вы сможете доказать, что Гастон не причастен к убийству Жозефа?
– Конечно, нет.
– В том-то всё и дело. Сейчас будем соображать, что может спасти вас, Камилла. Да и Гастона тоже, если он точно сейчас ни при чем. Пожалуй, здесь только один путь. Пробудить в Ришелье сомнения в причастности Гастона к убийству Жозефа. Сейчас пока таких сомнений нет. И второе. Убедить Ришелье, что никакого заговора против него и короля нет, не было и не планируется. Это может сделать только сам Гастон.
Поверит ли Ришелье в честность и откровенность Гастона? Конечно, нет. Но он может поверить в страх Гастона перед местью Ришелье. Страх, который удержит Гастона от опрометчивых поступков. Гастон, ещё ничего не ведая, попал в такую западню, что если не затихнет со своими интригами и заговорами, то кончит очень печально от руки Ришелье. Никто Гастона выручать не будет, и королевское происхождение не спасёт. Слишком велика и очевидна вина. Дай Бог, в лучшем случае он остаток жизни проведёт в Бастилии. Если повезёт.
– Что же мне делать?
– Как что? Бежать в Орлеан, не заглядывая в Париж. Попробуйте убедить Гастона написать письмо Ришелье с соболезнованиями по случаю потери друга и помощника. А также с уверениями, что никакого заговора не было, а просто так — небольшая интрига против несимпатичного человека. Вспомнив, что было утрачено в результате предыдущих заговоров и конфликтов, Гастон понял, насколько это ужасно. Впредь он воздержится от поступков, которые могут поколебать покой и порядок в королевстве. Что-то в этом роде, Камилла. Причём сделать это нужно немедленно, пока Ришелье не начал действовать.
– Думаете, поможет?
– Допускаю, что да. Полностью не уверен. Может помешать что-нибудь такое, чего мы сейчас не знаем, но попробовать стоит. Ришелье рационалист. Он придержит своё стремление к мести ради политических выгод. Особенно если появятся сомнения в виновности Гастона. Уж как-нибудь постарайтесь пробудить эти сомнения.
– Тогда мне нужно ехать прямо сейчас!
– Верно. Чем быстрей, тем лучше.
– Камилла, я тебе в провожатые дам Гийома, — пообещала Аманда. — Ты же знаешь, какой он надёжный человек. Если захотите, то обратно он захватит от Гастона письмо к кардиналу.
Наблюдаем с башни, как карета с Камиллой и Гийомом скрывается за деревьями.
– Вот и движется к концу наше дело, — проговорил Пьер. — Правда, ещё не известно, к какому. Чем займёмся до возвращения Гийома? Аманда, а в твоих владениях на самом деле водятся зайцы или охота была только предлогом заполучить сюда Камиллу?
– Водятся, водятся и при этом во множестве. Охоту можно устроить, если хотите.
– А можно и навязаться в гости к Катрин, — предложил Арман. — Посмотреть, как там себя чувствуют наши беглецы. Катрин, можно навязаться с визитом к тебе в поместье?
– Можно. Посмотрим — и что дальше? Нет, давайте лучше разбежимся на денёк. Раз уж такой случай представился. Не знаю как у вас, а у меня домашние дела запущены за неделю отсутствия. Соберёмся здесь завтра к обеду.
И разбежались.
Гийом вернулся через двадцать шесть часов запылённый и усталый. Пришлось подождать, пока он переоденется и умоется. А за столом пришлось ещё ждать, пока он утолит острый голод. Катрин вся извертелась от нетерпения.
– Гийом, уж сколько можно нас томить!
– Ещё чуть-чуть. Моя последняя трапеза была в Орлеане. Вот, ещё глоточек — и я к вашим услугам.
Стало быть, так. Камилла и Гастон изругались в пух и прах. Орали друг на друга так, что сквозь двери всё было слышно. Гастон обвинил Камиллу, что из-за её ошибки провалилось такое важное дело. Тогда Камилла припомнила Гастону, сколько дел провалилось из-за его ошибок и сколько его соратников поэтому кончили свою жизнь на эшафоте. Заявила, что не желает отправляться вслед за ними. Я повеселился от души. Потом они затихли. Через некоторое время вышла Камилла и провела меня в комнату для отдыха. Где я поел и вздремнул часика четыре. Похоже, что сама Камилла не спала больше суток, потому что пришла ко мне снова с уже готовым письмом. Впрочем, какой тут сон, когда впереди маячит топор палача. Она вручила мне письмо и сказала, что герцог дарит мне на выбор любого коня из своей конюшни. Я, конечно, стесняться не стал. Видали, какой красавец!?
– Письмо, где письмо?
– При мне, конечно.
– Катрин, успокойся, — остановила порывы своей подруги Луиза, — вскрытие писем по моей части. Давайте, Гийом. Вот, главное — равномерно нагревать, чтобы на бумаге не появилось пятно от жара и не перегреть воск.
Луиза положила письмо на подносик и стала осторожно нагревать над свечой, любезно зажжённой Пьером. Через некоторое время восковая печать сама отлепилась. Просто видно, как Луиза борется со своим любопытством, искушающим первой сунуть нос в письмо. Однако, тяжело вздохнув, протянула письмо мне.
– Только, ради Бога, осторожнее. Не повредите печать.
– Постараюсь.
Я аккуратно развернул бумагу, пробежал её глазами сверху вниз и начал читать вслух.
"Уважаемый Сир.
Мы в Орлеане скорбим вместе с Вами об утрате Вашего друга и первого помощника Франсуа Леклерка дю Трамбле, произошедшей в результате неслыханного злодеяния. Уверяем Вас, что сделаем всё возможное для поиска и наказания преступников, если Вам потребуется наша помощь.
Пользуясь случаем, я лично высказываю сожаление о тех недоразумениях и конфликтах, которые имели и до сих пор имеют место между Вашим Преосвященством и мной. Надеюсь, что моя добрая воля вместе с Вашей принесёт успокоение в наши отношения.
Подумав также о тех ужасных потерях, которые понесла Франция в разногласиях между Парижским и Орлеанским дворами, я решил, что этого более не должно происходить никогда. Во всяком случае, по вине Орлеанского двора. Надеюсь, что наше взаимопонимание и дружественность будут со временем расти.
Гастон Орлеанский — принц Франции
28 сентября 1632 года от Рождества Христова»
Наступило молчание. Все в упор смотрят на меня.
– Чего вы на меня уставились?
– Твоя ведь затея, — ответила Аманда. — Ты выиграл.
– Не я, а мы. И при этом ещё не выиграли. Вот когда арестованных выпустят, то… Гийом, нужно письмо доставить адресату в Пале-Кардиналь. Только осторожно. Отдайте секретарю и сразу уходите, пока там не поняли, что к чему. Гонца от Гастона непременно постараются задержать.
– Мы с Пьером сопроводим Гийома, держась поодаль, — подал голос Арман. — Задержим преследователей, если они появятся.
– Отлично. Ждём вас всех обратно через два часа. Луиза, восстановите, пожалуйста, печать.
Через два часа вернулись все трое. Оживлённые.
– Всё прошло как нельзя лучше, — доложил Пьер. — Пока секретарь понял, от кого письмо, соображал, что предпринять и оглядывался на стражу, Гийома и след простыл.
– Замечательно. Теперь осталось только намекнуть кардиналу, почему причины удержания узников уже нет. Если он сам до этого не додумается. Я, например, полагаю, что он сразу это поймёт, получив письмо Гастона. Но на всякий случай ситуацию нужно будет подстегнуть. Ждём бала провинций в понедельник. Луиза, мне нужно будет, если возможно, взглянуть на письмо королевы кардиналу, до того, как его отнесут Ришелье. Это возможно?
– Попробуем. Анна напишет его перед балом. Я вынесу письмо, и вы его посмотрите. Потом королева его запечатает. Когда оно должно оказаться у Ришелье?
– Через пять минут после того, как я войду в его кабинет.
– Понятно. Сделаем.
Вместе с Амандой степенно вступаем в Лувр. Она специально проводит меня самым извилистым путём в приёмную королевы. Чтобы я мог посмотреть убранство дворца. Да-а, моему домику в Верне далеко до такой красоты и роскоши! Сколько же людей нужно обобрать, чтобы создать такие чертоги! Но ничего не скажешь — впечатляет. Луиза уже ждёт нас. Выскальзывает в соседнюю комнату и возвращается с письмом. Через оставшуюся приоткрытой дверь на меня внимательно смотрит довольно привлекательная женщина лет тридцати пяти. Я понимаю — королева. Кланяюсь, и дверь прикрывается. Луиза протягивает мне бумагу.
"Ваше Преосвященство.
Мне стало известно от множества пострадавших и свидетелей о Ваших невинных развлечениях на улице Капуцинок. Полагаю, что эти слабости не очень совместимы с Вашим положением министра Двора и иерарха Церкви. Я в сильном затруднении в оценке последствий, которые может вызвать возможная осведомлённость об этом короля и Святого Престола. Поэтому я пока воздержусь от передачи кому-либо того, что случайно стало известно мне. В свою очередь, надеюсь, что Вы впредь будете воздерживаться в своей деятельности на благо королевства от каких-либо опрометчивых действий в отношении любых граждан на земле Франции.
Анна
Королева Франции"
– Превосходно! — признал я, возвращая письмо. Теперь можно сдаваться кардиналу в плен. Ведите меня навстречу судьбе!
Зал приёмов уже почти полон. Колорит одежды, сверкание золота и камней, важность напыщенных лиц, гомон разговоров, тяжёлый запах немыслимой смеси духов и притираний — всё это создаёт праздничное и одновременно чем-то гнетущее настроение. Все ждут выхода короля, до которого, наверное, ещё с полчаса. А пока приветствуют друг друга, представляют новых лиц и обмениваются свежими сплетнями. Аманда идёт вдоль прохода, привычно раскланиваясь в обе стороны и иногда представляя кому-то и меня. Вроде вижу в нескольких шагах чем-то знакомое лицо.
– Кто это? — спрашиваю Аманду, указывая взглядом.
– А-а, вдова после годичного самозаточения вышла в свет. Пойдём, представлю.
– Здравствуй, Анриетта. Познакомься — мой племянник виконт Серж де Бурже — маркиза Анриетта ла Арк. Поболтайте пока, а я ещё пройдусь, проявлю вежливость.
– О чем будем болтать, маркиза? Даже и не думайте, что я стану выпытывать у вас тайну вашего появления среди ночи у монастыря капуцинок. Просто спрошу: решили вы свою проблему или нет?
– Как ни странно, какими-то своими действиями там вы неожиданно разрешили и мою проблему, не подозревая об этом. Должна вас поблагодарить.
– Отлично. Рад за вас. Обращайтесь, если будут какие-нибудь трудности. Аманда знает, где нас найти. Извините, вон она меня зовёт. Знаете, Анриетта, если бы я умел танцевать, то пригласил бы вас, когда начнутся танцы. Всего доброго.
– Стой немного позади меня, — поучает Аманда, — как подобает младшему в роду. Помнишь, что нужно говорить королю, если он обратит на тебя внимание?
– Помню.
Троекратный стук жезла церемониймейстера устанавливает тишину.
– Его величество король Франции Людовик тринадцатый!
Начинается обход гостей. Король как король. Лицо надменное и одновременно безвольное. Казимир Вернский гораздо интереснее, импозантнее. На шаг позади короля торжественно ступает кардинал. Доходят до нас. Мне показалось, или во взгляде кардинала на меня заметное замешательство?
– Здравствуйте, графиня, — произносит король, обращаясь к Аманде. — Что-то уж очень редко мы стали видеть вас в Лувре. Жаль. Кто это с вами?
– Мой племянник виконт Серж де Бурже, Ваше Величество. Недавно приехал из России.
– Видный молодой человек.
– Ваш покорный слуга, Ваше Величество.
– Хорошо когда покорный, — пробурчал король и прошествовал дальше.
Кардинал обернулся и ещё раз внимательно взглянул на меня. Обход гостей королём закончился. Опять троекратный стук жезла церемониймейстера.
– Королева Франции Анна Австрийская!
Начался обход гостей королевой. И она тоже приостановилась около нас.
– Ваш племянник, графиня Аманда?
– Да, Ваше Величество.
– Приятный молодой человек.
– Ваш покорный слуга, Ваше Величество.
– Я вас запомню, — и прошла дальше.
Церемония представления закончилась, и все хлынули в бальный зал. Тройной стук.
– Королевский менуэт! — и заныла непривычная моему уху музыка.
– Королевский — это значит, танцуют только король и королева, — шепнула мне на ухо возникшая вдруг из ниоткуда Луиза.
– Луиза, вы знаете маркизу Анриетту ла Арк?
– Конечно. В прошлом году она потеряла мужа. А она что, здесь? Я не была на представлении гостей.
– Здесь. Это её мы поймали на улице Капуцинок вместо Ришелье.
– Надо же, какая интересная история! Тихо, к нам идёт церемониймейстер.
– Виконт де Бурже?
– Да, в чем дело?
– Его Преосвященство просит посетить его в рабочем кабинете. Я провожу.
Луиза мигом куда-то испарилась. Поворот налево. Потом направо. Несколько ступенек вверх. Большой зал. Большая дверь и меня вводят в кабинет могущественного министра. Он сам сидит в глубоком кресле с высокой спинкой за огромным письменным столом. По стенам шкафы с книгами. В углу огромный глобус.
– Можете присесть, сударь, пока я думаю, с чего начать.
– Монсеньор, всегда проще всего начинать сначала.
– Остроумно. Вас здесь представили как виконта Сержа де Бурже, приехавшего из России. Да и ранее мне сообщили, что лицо с таким именем появилось в замке графини де Жуаньи.
– Невозможно отрицать. Появился и в замке, и здесь.
– Вот меня и интересует ваше странное появление. Оказывается, что границы Франции человек с таким именем не пересекал, а в родословных книгах человека с вашим именем последние пятьдесят лет не значится. Что тут можно подумать?
– А что тут думать, монсеньор. Появился не через границу, а имя фальшивое. Разве это имеет какое-то значение, если меня не собираются обвинить в каком-нибудь преступлении?
Похоже, я слегка озадачил собеседника таким прямым признанием. Попробую озадачить его ещё больше.
– Должен признаться, монсеньор, что-то похожее на преступление я всё же совершил. Не выполнил данное обещание. Некрасиво. Моя приятельница, подруга Сюзанны де Пуатье, попросила меня при первой же возможности передать вам письмо от Сюзанны. Но эта первая возможность произошла в такое странное время и в таком странном месте, что поручение просто вылетело у меня из головы. Так что, пользуясь случаем, передаю вам письмо сейчас, — и, перегнувшись через стол, отдал кардиналу письмо.
В дверь постучали. Вошёл слуга с какой-то бумагой на подносике. Открыл рот, но сказать ничего не успел.
– Положите на стол и закройте дверь, — рявкнул Ришелье и погрузился в чтение письма Сюзанны.
– Где они? — подняв на меня глаза, со скрытой угрозой в голосе спросил мой собеседник.
– Не знаю. Меня попросили передать письмо — я передал. Но грешен — прочёл. Думаю, Сюзанна на днях вернётся в Париж. Угроза заговора Гастона Орлеанского была, но миновала. Ведь, скорее всего, из-за существования этой угрозы и был арестован сын графини де Жуаньи и многие другие. А вот о своём сыне и его матери вы в такой ситуации почему-то не позаботились. Забыли? Совершенно посторонние люди подумали об этом.
– Я смотрю, вы не только шутник, но и кое-что знаете, а о чём-то пытаетесь догадаться. Ни для кого во Франции не секрет постоянная угроза для трона, исходящая из Орлеана. Почему вы решили, что эта угроза миновала?
– Так вы же получили в субботу письмо из Орлеана, в котором Гастон, по сути, безоговорочно сдаётся вам в плен, — тут политик без нервов всё же немного опешил.
– Как-как? Откуда вы знаете про письмо из Орлеана.
– А кому же, как не нам, знать! Ведь это мы вынудили Гастона Орлеанского написать его.
– Вы вынудили! Кто это — "вы"?
– Я и мои друзья.
– А-а, понимаю. Компания графини де Жуаньи. Письма о дружбе Гастона Орлеанского не стоят и гроша. Он никогда своих обязательств не выполняет.
– Нет, Ваше Преосвященство, вы, похоже, ещё не всё поняли. Вы не сопоставили события, расстояния и время. Письмо от Гастона вы получили через день после убийства отца Жозефа. Это как раз то время, которое требуется всаднику, чтобы только-только добраться с вестью до Орлеана и сразу же вернуться с письмом обратно. Письмо такого содержания и с такой быстротой может написать только человек, охваченный паническим страхом, а вовсе не намерением ввести в заблуждение. Понимаете?
– Понимаю. Он испугался моей мести за убийство дю Трамбле. Правильно. Всё указывает на него, но он свою причастность отрицает. Однако тут вы проговорились. Сказали, что вынудили Гастона, а вынудить вы могли только сами, убив дю Трамбле.
– Опять неверно. Мы вынудили, использовав в своих целях факт смерти отца Жозефа от чьей-то руки. Сразу же через приспешников Гастона донесли до него возникшую ситуацию, чем она ему грозит и как из неё выбраться. Вот вы и получили от него письмо, а Франция получила возможность отдохнуть от интриг и заговоров Гастона. Думаю, вы никогда не найдёте тех, кто убил дю Трамбле.
– Почему?
– Потому что их нельзя искать. Да и подозреваемых слишком много. Чуть ли не половина королевства. Вряд ли вы станете ставить под удар свою репутацию государственного человека и мудрого политика.
– Не понимаю о чём это вы.
– Если вы начнёте искать настоящих убийц дю Трамбле, то Гастон сразу поймёт, что вы его не подозреваете в убийстве своего друга. Угрозы вашей мести нет, и Гастон опять примется за свои козни. Перед вами выбор: спокойствие королевства или жажда мести.
– Странно. Со мной так бесцеремонно ещё никто не пытался разговаривать. Я просто обескуражен и вместе с тем как-то необычно заинтригован. В сообразительности, логике вам не откажешь.
– Спасибо. Но мне всё же хотелось бы прояснить дальнейшую судьбу сына графини де Жуаньи. Так есть или нет сейчас внутренняя угроза спокойствию государства?
– Похоже, что на сдерживающий Гастона Орлеанского страх можно какое-то время рассчитывать.
– Когда будет отпущен на свободу сын графини Жуаньи?
Кардинал встал, подошёл к глобусу и в раздумье стал бесцельно вертеть его. Наконец он на что-то решился.
– Скажите, Серж, или как вас там, а почему вы думаете, что арест сына графини связан с заговорами Гастона Орлеанского?
– Это очень просто. Надвигающаяся война, Гастон в тылу, беспочвенность арестов, беззащитность Парижа с уходом армии. Я думаю, вы хотели организовать защиту Парижа и короля от происков Гастона, создав вокруг Гастона пустоту, в которой не составить заговора. Нужны помощники в этом деле. Помощников можно уговорить, но это долго и трудно. А можно и заставить. Вы решили запугиванием вынудить вам помогать. Начались аресты.
– Сына графини отпустят завтра.
– А остальных?
– Тоже завтра, — и немного подумав, кардинал добавил: — Какой-то необычный разговор. Вы совсем не боитесь, что вас арестуют за всё, что вы мне тут наговорили.
– Эх, Ваше Преосвященство, я очень рад, что вы опрометчиво не попытались этого сделать. Неужели вы полагаете, что я случайно, лишь по вашему желанию оказался в этом кабинете. И совершенно случайно там, на улице Капуцинок, вы смогли увидеть только моё лицо. Прочтите письмо королевы, — и я пододвинул ему бумагу, лежащую на столе. — Увидите, что сейчас вы просто чудом избежали мгновенной отставки и лишения сана. С вашего позволения я вас покину. Хочу побывать на праздничном обеде.
Обернувшись у порога, я увидел лицо Ришелье, которое, кроме как изумлённым, назвать бы и нельзя. Луиза подстерегала меня за дверью.
– Как?
– Вроде всё в порядке.
– Идём, королева ждёт.
Королева приняла нас в своём будуаре.
– Луиза расписала мне ваш подвиг у монастыря капуцинок, — улыбаясь, произнесла Анна Австрийская. — Приврала, наверное, немного. Мы с ней долго смеялись. Помогло вам моё письмо в разговоре с кардиналом?
– Очень помогло — придало смелости, но осталось невскрытым. Удалось заболтать вашего министра так, что угрозы не потребовались. Сейчас он, наверное, письмо и читает. Оно сделает Ришелье более предупредительным и сговорчивым по отношению к вам, Ваше Величество.
– И чем ваша беседа закончилась?
– Завтра выпустят всех.
– Я рада за всех и за вашу тётушку особенно, — и в знак окончания аудиенции протянула руку для поцелуя, которую я покорно, но без всякого удовольствия и внутреннего почтения облобызал.
– Теперь не грех и выпить за здоровье королевы и нашу с вами победу, — поднимая бокал, провозгласил Арман. — Серж, и как вам показался кардинал?
– Не очень. Туговато соображает. Видно, слухи о его политическом гении и остроте ума несколько преувеличены. Пришлось многое растолковывать. Скучно как-то внушать то, что мы с вами здесь уже обсуждали. Да и во враньё он верит так же, как любой другой человек. А может быть, только делает вид, что верит?
– У меня предложение, — встрепенулась Луиза. — Нужно Сержа окончательно принять в нашу компанию. А то между собой мы обращаемся накоротке, а с ним — по этикету, как с посторонним. Серж, ты не против?
– Нисколечко.
– Тогда выпьем за ещё одного друга, — и бокалы зазвенели.
– Серж, — спросила Аманда, — как ты просил, лошадь тебе подготовили, но на завтрашний праздник, может, всё-таки останешься? Познакомишься с Антуаном.
– Нет, отправлюсь прямо сейчас. Вы просто не представляете, как я рад знакомству с вами всеми, и задержался бы ещё, но меня дома ждут. Могу только сказать, — и я поднял бокал: — До встречи, друзья!
Выехав из замка, я помахал рукой тем, кто на башне, и затрусил по дороге. Скрывшись за деревьями, свернул в лес и спешился. Как договорились с Амандой, привязал лошадь к дереву. Заберут.
Дом, Дом, где ты, Дом…
– Эй, приятель, что ты там вытворяешь!?
Мы мигом скатываемся по лестнице, вылетаем на улицу и оказываемся между фигурой в плаще и каретой. Мимо нас фигуре не проскользнуть. Фигура пытается это сделать, но Арман преграждает ей путь.
– Нет, друг, — с бесцеремонностью и настойчивостью пьяного ведёт себя Арман, — ты отсюда не уйдёшь, пока не скажешь, что ты тут делаешь.
А мнимая стража с топотом и поднятыми над головой факелами уже почти подбежала. Кучер кареты поспешил на помощь хозяину и пытается обойти нас, но Пьер в момент оттирает его в сторону и прижимает к стене. Караульный начальник ещё издали кричит:
– Именем короля! Всем стоять на месте!
Фигура на месте стоять не хочет и пытается протолкнуться через нас. Арман хватает её за плащ и притягивает к себе.
– Эге, да он в маске!
Действительно, визитёр в маске, скрывающей все лицо до низа подбородка.
– Кто в маске? Что тут происходит? — выкрикивает подбежавший фальшивый караульный начальник, а его подчинённые окружают нас.
– Вот этот в маске, — и Арман встряхивает фигуру, — ломится в монастырь.
– Чёрт! — с изумлением ругаюсь я. — Арман, Пьер, немедленно обоих в дом!
– Что случилось?
– Потом, быстро их в дом!
Хоть и недоумевая, Арман и Пьер мгновенно подчинились.
– Гийом, тоже очень быстро отгоните карету чуть дальше вперёд и предупредите привратника, что будет ещё один визитёр. Пусть всё делает точно так же. И мигом в засаду! Повторяем всё с самого начала. Следующий визитёр может быть уже на подходе.
Гийом что-то сказал одному из своих, и тот устремился к карете, а сам подбежал к воротам монастыря. На условный стук окошко открылось, и Гийом сказал в него несколько слов. Буквально за полминуты улица опустела. Я рванул к дому. Оба пленника стоят, прижавшись к стене, под суровым взглядом Пьера, поигрывающего длинным кинжалом.
– В чём дело, Серж?
– Посмотрите внимательней, Арман, — и он всматривается в человека в маске.
– Вот дьявол! А борода-то где? Я как-то и внимания не обратил.
– Вот именно.
Арман подходит к визитёру вплотную, откидывает на нем капюшон и сдёргивает маску. В каскаде пышных волос открывается молодое и миловидное женское лицо.
– Чёрт меня дери! Женщина!
– Ладно, разбираться будем потом. Мадам, как вы видите, произошла ошибка. Нам нужны не вы. Мы завершим своё дело и вас отпустим. Вы согласны вести себя тихо и благоразумно? — Женщина промолчала и только согласно слегка повела головой сверху вниз. — Отлично. Но меры предосторожности мы на всякий случай примем. Привяжите их к стульям и побыстрее. Времени у нас нет. И я, прыгая через ступеньку, понёсся наверх. Выглянул в окно — тихо. Через минуту подоспели остальные двое.
– Вот что называется непредвиденные обстоятельства. Чуть не погорела вся наша затея. Какое дурацкое совпадение, что кому-то ещё понадобился именно этот монастырь именно сегодня и именно в это время.
– Интересно, — задумчиво произнёс Пьер, — неужели привратник хотя бы по голосу не понял, что перед ним женщина? Напрасный переполох.
– Тсс, вроде снова кто-то едет.
И действительно, опять слышится стук колёс и копыт. Только теперь карета останавливается почти напротив нашей двери. Дальше всё повторяется один в один. И наши действия, и наши реплики.
Свет высоко поднятых факелов стражи ярок, и тени от широких полей шляп скрывают лица Армана, Пьера и Гийома. На мне шляпы нет, и моя физиономия открыта обозрению.
– Вот видите, сержант, — говорит Арман, обращаясь к начальнику караула. — Этот в маске, а тот, соскочив с кареты, бросился на нас со шпагой. Они грабители. Честные люди по ночам в масках не ходят и не ломятся в чужие двери.
– Снимите маску, сударь, — с железом в голосе произносит лжесержант.
– А если не сниму?
– Вы пожалеете. Мы сами снимем.
– Да что вы там с ним разговариваете! — горячится Арман. — Сейчас я ему так врежу, что он всю оставшуюся жизнь будет ходить в маске!
Это мгновенно сработало.
– Кардинал! Ришелье! — ахнули стражники.
– Кто же мог знать, Ваше Преосвященство, в такое время, в таком месте, — покаянно и льстиво начал лжесержант. — Кто бы мог подумать…
– Завтра у вас будет большая возможность подумать. Как ваше имя, сержант?
– Ему ещё имя подавай! — всё так же кипятится Арман, не отпуская и дёргая кардинала за плащ. — Да и какое это Преосвященство! Настоящее Преосвященство по ночам дома сидит, а не болтается по женским монастырям. Всё-таки я ему сейчас врежу! Бог простит.
– Сержант, обуздайте этого громилу, — с беспокойством и опаской, но властно распорядился Ришелье, и стражники, отцепив драчуна от жертвы, начали оттеснять Армана к открытой двери, из которой мы выскочили.
– Ваше Преосвященство, — проникновенно посоветовал лжесержант, — вам бы лучше уехать. Как бы драка не началась, а они все при оружии.
Это тоже сработало. Оскорблённый в своих чувствах и обеспокоенный явной опасностью, кардинал погрузился в карету, она с трудом развернулась на узкой улице и понеслась туда, откуда приехала. Мы же, смеясь от души, а, может быть, разряжаясь нервным весельем от напряжения, всей кучей ввалились в дом.
– Вот и всё, — сказал я пленникам. — Мы не очень долго? Пьер, освободите, пожалуйста, их. Вот так. Ваша карета чуть дальше того места, где вы её оставили. Можете идти, но мне хотелось бы сказать несколько слов вам, мадам. Время, место и маска позволяют думать, что ваш визит сюда должен быть тайным. Это так? — опять последовал молчаливый кивок. — Очень хорошо. Нам тоже огласка ни к чему. Вы нас не видели, и мы вас не видели. Согласны? — снова кивок. — Вот и договорились. На прощание сообщу вам небольшую новость, которую вы, возможно, не знаете. В этом монастыре со вчерашнего дня новая аббатиса. Впрочем, и все остальные святые сёстры тоже сменены. И порядки новые. — В её глазах что-то загорелось и погасло. Ещё один кивок. Медленный. Нет, это уже не кивок, а небольшой поклон — как бы в знак благодарности за сообщение. И таинственная дама, сопровождаемая своим кучером, отправилась на поиски кареты.
– Странная особа, — проговорил Гийом, — может быть, следовало узнать хотя бы её имя?
– Зачем? Нам чужие тайны вроде ни к чему. Со своими бы разобраться. Давайте-ка лучше на всякий случай побыстрее уберёмся отсюда!
Утром за поздним завтраком рассказ о ночной акции имел бурный успех. Опять удалось, разыгралось блестяще, хотя чуть не сорвалось. Луизу тоже заинтересовало странное поведение привратника монастыря, поднявшего шум в отношении женщины.
– Это я упустил, — покаялся Гийом, — когда разговаривал с аббатисой и привратником. Речь шла, в общем, о визитёре, посетителе. Не уточнялось, что это обязательно будет мужчина. Я и не мог предположить, что гость окажется не единственным. Кто постучал в ворота, тот и удостоился особого внимания привратника.
– Будем надеяться, что и грядущая ночь окажется удачной, — пожелал себе Арман. — Она, пожалуй, потруднее будет. Если действительно это будет ночь. Так что на всякий случай мы отправимся в Париж ещё до обеда.
– А нельзя ли и мне с вами? — спрашиваю я.
– Зачем? Вряд ли это хорошая мысль, — ответил Пьер. — Слишком опасно как раз для вас, Серж. У вас светлая голова, но вот готовность к таким действиям никакая.
– А для вас не опасно? — возражаю я. — Всё-таки это моя затея. Никогда не прощу себе, что когда вы все рискуете, я буду отсиживаться где-то в стороне.
– Пусть идёт с нами, — согласился Арман. — Гийом, вы не возражаете? Нет? Но при одном условии. Вы, Серж, из дома не выходите, нам не мешаете и только наблюдаете.
– Согласен.
– Мальчики, — вмешалась Луиза, — как я за вас боюсь! Ради Бога, осторожнее и если что вдруг будет не так, то немедленно удирайте. Плевать на Жозефа. Придумаем что-нибудь другое.
Улочка тихая. За те десять минут, что я сижу у окна второго этажа, мимо прошли всего двое. Ворота сада на противоположной стороне улицы слегка приоткрыты, а за густыми зарослями не видно, что там делает Гийом со своей командой. Сад словно вымер. Но вот один из прохожих, увидев приоткрытые ворота, останавливается, озадаченно задумывается и пытается через решётку что-то разглядеть в саду. Похоже, ничего заслуживающего внимания ему не видно, и он, приоткрыв щель ворот пошире, делает шаг внутрь сада.
Мгновенно из-за кустов появляется Гийом. Не выскакивает, как чёртик из табакерки, а по-хозяйски, барственно выплывает и медленно, лениво идёт к выходу на улицу. Любопытный так и застывает в воротах. Всё так же лениво, с доброжелательной улыбкой Гийом что-то говорит. Прохожий вежливо отвечает, понимающе кивает и идёт свой дорогой, а, обернувшись напоследок в сторону ворот сада, пожимает плечами. И снова на улице покой и тишина.
Пьер в полном облачении гангстера семнадцатого века валяется в сапогах на кровати. Уставившись в потолок, он обстоятельно, подробно и не без ругательных комментариев учит этот потолок правилам дворцового этикета. На самом деле слова предназначены мне. Арман сидит за столом и со смехом добавляет свои поправки в оглашённые Пьером перлы аристократического обхождения. Внизу, в первом этаже копошится пара слуг. Слышно, как они бряцают оружием. Внешне в доме всё вроде бы спокойно и не суетливо. Но так или иначе — нервное напряжение прямо-таки висит в воздухе.
Цокот копыт. Пьер приподнимается на кровати. Нет, мимо. Просто верховой прохожий. Проходит час, второй. Солнце клонится к закату. Сад накрывают длинные тени, и только дорожка к воротам хорошо освещена. Слуги приносят перекусить, и Арман с Пьером дружно набрасываются на еду. Мне же кусок в горло не лезет. Мои сподвижники тактично молчат на этот счёт, и, немного успокаиваясь, я тоже откусываю славную колбаску из съестных запасов графской кухни Аманды.
Тени стали ещё длиннее, когда от дальнего конца улицы, всё нарастая, послышался частый стук копыт лошади очень спешащего всадника. Арман с Пьером мгновенно оказались у окна рядом со мной. Всадник чуть замедлился, поравнявшись с нами, поднял вверх руку и скрылся, проскакав дальше.
– Всё, началось, — со вздохом облегчения проговорил Арман.
Пьер выскакивает на улицу, перебегает её и скрывается в саду. Двое людей замызганного рабочего вида выбираются из кустов. Их одежда тут и там оттопырена, видимо, какими-то инструментами. Они распахивают левую створку ворот и, стоя спиной к началу улицы, начинают что-то сосредоточенно рассматривать и ковырять в воротных запорах, постукивая молотком. Улица оказывается перегороженной почти до половины. Никакой карете не проехать. Арман сбегает вниз, и я с верха лестницы вижу, как он со слугами, вооружёнными какими-то короткоствольными мушкетами, смотрит на улицу в щель чуть приоткрытой двери.
Время словно замерло, когда я возвращаюсь к окну. Хотя проходит всего минуты три до того, как в начале улицы появляется довольно быстро катящаяся карета с кучером и с вооружённым мушкетом слугой на кóзлах. Карета приближается, замедляет ход и останавливается.
– Эй, болваны, освободите дорогу! — слышится окрик с козел.
– Сейчас, сейчас, ваша милость, — слышится подобострастный ответ.
Один из рабочих, как бы освобождая дорогу, отступает на противоположную от ворот сторону улицы и оказывается слева от кареты. Другой, как бы намереваясь закрыть створку ворот, оказывается справа от кареты.
– Живее! Что вы там…, — только и успевает в очередной раз прокричать слуга с козел.
И действительно, ведь очень трудно не то, что кричать, но и просто говорить, когда тебе в лоб с двух сторон направлены четыре дула мгновенно извлечённых из-за пояса "инструментов" рабочих. Оба на козлах оцепенели от неожиданности. Из дома и сада выскакивают вооружённые группы и вмиг оказываются у кареты. Гийом выхватывает мушкет из рук слуги на козлах. Двое рывком распахивают дверцы кареты, а Арман и Пьер с двух сторон вонзают свои шпаги во что-то внутри. Быстро что-то проделывают там и отскакивают прочь. Дверцы кареты захлопываются, створка ворот закрывается, освобождая путь, Гийом бросает отобранный мушкет в карету. Один из нападавших хлещет лошадей, и карета, убыстряя движение, уходит по улице всё дальше и дальше.
Нападавшие прячут оружие, расходятся в разные стороны и словно растворяются среди окружающих домов. Сколько всё это заняло времени? Минуту? Полторы? Арман подходит к двери и снизу кричит:
– Серж, уходим!
Я скатываюсь вниз, и мы быстро, но без спешки тоже растворяемся в ближайшую поперечную улочку.
– Вы, Серж, ещё можете успеть выехать из города до закрытия городских ворот, — говорит Арман. — Пасквильную бумагу мы сунули в портфель Жозефа.
На постоялом дворе уже ждёт Гийом с осёдланными лошадьми.
– Мы с Пьером будем к завтраку, как и договаривались, — оставаясь в городе, напутствует нас Арман, и мы отправляемся в замок.
Камилла де Буа, оказывается, ещё достаточно молодая, ещё не утратившая своеобразной красоты женщина. Живая хохотушка, совсем не похожая на какую-то заговорщицу. Говорят, что и довольно остроумная за столом, к какому мы, приехав, присоединяемся с Гийомом. Аманда вопросительно взглядывает на меня, на что я успокаивающе киваю. Она облегчённо вздыхает, не прерывая разговора с Камиллой об орлеанских сплетнях. Луиза и Катрин, перехватив наш молчаливый обмен взглядами, тоже заметно расслабляются.
– С тех пор как мы с Гастоном расстались, — продолжает Камилла прерванный нашим появлением разговор, — он стал каким-то пугливым и рассеянным. Уже не тот, что в молодости.
– Все мы в молодости другие, — уточняет Луиза. — Вот и я уже не могу пировать целыми ночами. Извини, Аманда, пойду к себе, — и Луиза поднялась, с доброжелательной улыбкой кивнув остальным сотрапезникам.
Поняв её уловку, всего минуту назад присев, поднялся и Гийом.
– Мы с Сержем тоже подустали, да и поздновато уже. Мы недавно по дороге перекусили. Так что до завтрака переживём.
Вся компания разбрелась по своим апартаментам. Но буквально через несколько минут опять собралась в покоях Аманды. Без Камиллы, разумеется.
– Удалось, удалось! — чуть не прыгая от возбуждения, восторженно восклицает Луиза. — Ну, мальчики, будь я королём — все бы вы ходили в орденах.
– Дело ещё не закончено, — напоминает ей Катрин. — Да и некоторые из возможных кавалеров твоих орденов прибудут только завтра. Не спеши раздавать награды.
– Да, — соглашаюсь я, — сейчас, возможно, начнётся охота за убийцами, и если мы не направим кардинала и Гастона в нужную сторону, то охота может привести и к нам. Хотя это и было бы не очень логичным. Жозеф не связан с беспокоящими нас арестами, и поиск убийц среди нас был бы странным. Хотя как циркулируют мысли в голове Ришелье, нам неведомо. Завтра начнём обрабатывать Камиллу.
– Начнём, — согласилась Аманда, — но ты как-то обещал объяснить, почему убийц не будут искать, только пока жив и свободен Гастон Орлеанский.
– Если будет вестись розыск, то это будет означать, что Ришелье не подозревает Гастона Орлеанского в причастности к убийству Жозефа. Гастон поймёт, что ему лично со стороны Ришелье угрозы нет, и продолжит свои заговоры и интриги. У кардинала государственный склад ума. Он не объявит розыск по любой из двух причин. Либо он будет уверен в вине Гастона, либо, догадываясь о страхах Гастона, будет держать того под постоянной угрозой расплаты за не совершенное тем убийство. Для второго нужно создать у Гастона впечатление, что под подозрением только он.
В первом случае в розыске нет смысла. Во втором случае розыск просто нельзя проводить. В обоих случаях Ришелье нейтрализует Гастона как заговорщика. Либо смертью от яда или кинжала подосланного кардиналом убийцы, либо постоянным страхом смерти от этого. Но первое не исключает поиска убийц Жозефа уже после смерти Гастона, а второе исключает розыск при жизни Гастона. Поэтому Гастон нам больше выгоден живой, чем мёртвый.
– Серж, — польстила мне Луиза, — пожалуй, по части интриг вы, если захотите, сможете переплюнуть и меня, и Ришелье вместе взятых.
– Не захочу. Тяги к интригам у меня нет никакой.
Посидели, помолчали и опять разошлись.
Внешне словно чем-то возбуждённые, Арман и Пьер прибыли на следующий день чуть ли не к концу завтрака. Поздоровались со всеми, уселись за стол и набросились на еду.
– Что это вы так поздно? — как бы с досадой спросила Катрин. — Аманда говорила, что вы составите нам компанию пораньше. Мы же на охоту вроде собирались. Вот и Камилла для этого приехала. А теперь зайцы Аманды опять по норам спать разбегутся.
– Не получилось, — пережёвывая кусок сочного окорока, ответил Арман. — Случайно встретились мои приятели из роты гвардейцев кардинала. Пока мы выпили с ними за встречу, пока выпытали за стаканом вина всё, что им известно…
– Что можно выпытать за стаканом вина, кроме завиральных историй?
– Париж возбуждён, — пояснил Пьер. — Сверху донизу и справа налево. Вчера вечером по дороге домой убили отца Жозефа. Как говорят кучер и слуга Жозефа, на них напало не меньше полусотни человек. Ришелье в бешенстве.
– Что?! — поразилась Луиза. — Жозефа? Ну и дела! Впрочем, он сам на это напрашивался. Мне, например, его нисколечко не жалко. Хотя и интересное событие. Вот теперь у кого-то полетят головы! Камилла, а вы, похоже, в восторге от этого известия.
– В восторге не в восторге, но причин печалиться не вижу, так же, как и вы. Гнуснейший тип, хоть и дворянин хорошего рода! И что рассказали ваши знакомые гвардейцы? Кто убил? Поймали ли? Или ещё только ищут?
– Найдут, — хмыкнул Арман. — Оказывается, существует заговор против кардинала и его окружения. Открылось это буквально вчера или позавчера, когда арестовали какого-то поэтишку. За то, что он в пьяном виде распространял слухи, порочащие кардинала и близких ему людей.
– Что за поэтишка? Вроде бы поэты в Париже политикой не увлекаются.
– Мне говорили имя, но что мне до него. Не запомнил. Что-то вроде Коклен или, может быть, Леклен. — Камилла побледнела.
– Поклен?
Вот-вот, точно — Поклен. Вы его знаете?
– Наслышана. И что этот поэт?
– В общем, ничего особенного. Язык свой, а слова чужие. У него найдено письмо с порочащей Ришелье ложью. По почерку видно, что писали двое мужчин, но не этот Поклен. Сейчас по образцам разной переписки ищут, кто именно написал письмо. А из этого Поклена, наверное, уже выбили признание, от кого он получил этот пасквиль. Письмо было в бумагах покойного отца Жозефа. Им и поэтом как раз занимался Жозеф, и тут его вдруг убили. Интересная история?
– Камилла, Камилла, — вскричала Аманда, — что это с тобой?!
Лицо Камиллы стало белее её кружевного воротника. Вот-вот хлопнется в обморок. Женщины вскочили и бестолково засуетились вокруг неё.
– Серж, — обратилась ко мне Аманда, — помоги отвести Камиллу в её комнату.
Я обхватил женщину за талию и в сопровождении Аманды препроводил Камиллу в её апартаменты.
– Может быть, приляжешь, Камилла? Я позову своего знахаря. Что с тобой?
– Нет, нет, в кресло. Мне уже немного легче. Не надо знахаря, — и, усевшись, вдруг заплакала в три ручья, — я пропала, я пропала, Аманда, — послышалось сквозь слезы.
– Как пропала? Куда пропала? Ты что — что-нибудь натворила?
Камилла, размазывая слезы по лицу, взглянула на меня, а потом на Аманду.
– Понимаю, — досадливо пробурчала Аманда. — Какие-то твои таинственные похождения? Не опасайся Сержа. Он мой близкий и очень надёжный, знающий человек, несмотря на молодость. Мне помогал не раз в трудных ситуациях. Можешь говорить при нём без опаски. Он не сторонник кардинала, как и я.
Я пододвинул стул, взял Камиллу за руку и, тихонько поглаживая по кисти, стал её успокаивать. Постепенно истерика стихла, и Камилла, шмыгая носом, призналась в страшном преступлении.
– Это я привезла в Париж то письмо, показала поэту, а обратно забрать забыла. Аманда, ты сама понимаешь, откуда это письмо, что в нем может быть и чьим почерком оно может быть написано. Я пропала! — и Камилла снова настроилась заплакать.
– Прекрати реветь! — рявкнула на неё Аманда. — Пока ты у меня, то ты ещё не пропала и пропасть тебе мы не дадим. Серж, что мы можем сделать?
– Камилла, скажите: что было в том письме? Правда или выдумки?
– Правда.
– Да? Вот это уже много хуже лжи в нашей ситуации. О чем?
– О разврате кардинала, его воровстве, преступном окружении, убийствах неугодных…
– Об отце Жозефе и короле там что-нибудь было?
– Было. Но о короле совсем немного.
– Немного? Всё равно совсем плохо. Даже если просто упоминание без обвинений и оскорблений. Значит, заговор не только против кардинала и его окружения, но и против короля. Так это может быть представлено. Кем письмо написано?
– Кем-кем! Гастоном Орлеанским, конечно, — вмешалась Аманда.
– Только последняя часть, — всхлипывая уже без слез, уточнила Камилла. — Основное писал мой муж под диктовку Гастона.
– А зачем вы передали письмо этому Поклену?
– Он должен был написать простую сатиру, понятную и благородным господам, и черни.
– Конечно же, для распространения. Понятно. И письмо осталось у него.
– Осталось. Он отказался, и от огорчения я забыла забрать письмо назад.
– Дальше всё понятно. Пьяный поэт начал болтать, о чём ему следовало бы помалкивать. Хуже некуда. Прямо сразу можно сказать, что вам, Камилла, в Париже нельзя появляться ни в коем случае. Кто-нибудь в Париже знает, что вы поехали сюда?
– Только камеристка.
– Тогда вас найдут и здесь, — у Камиллы опять задрожали губы. — Успокойтесь, сейчас мы всё обдумаем и найдём какой-нибудь выход. Аманда же сказала, что пропасть не дадим. Для начала представим всю ситуацию.
Есть письмо, которое ясно указывает на существование заговора против кардинала и его окружения. Есть и установлено важное лицо королевства, которое написало это письмо. Это Гастон Орлеанский. Известно, что он склонен к заговорам с целью свержения короля. Признаков других заговоров в королевстве не замечено. Тот же Гастон является давним врагом кардинала Ришелье. Первый друг и помощник кардинала убит, как только начал следствие по заговору. Множество нападавших на Жозефа — признак серьёзного заговора.
Вот такую картину сейчас рассматривают в Пале-Кардиналь и Лувре. Скверная картина. Из неё вытекает, что убийство Жозефа — результат заговора. А заговор против кардинала и даже Жозефа в наличии только один — Гастона Орлеанского. В доказательство есть письмо, свидетель и дурная слава Гастона как заговорщика.
Из этого вытекает только одно: организатор убийства — Гастон. Ришелье не простит ему потери друга и помощника. Ну, а как Ришелье расправляется с врагами даже королевской крови, то это всем известно.
Вот такое вытекает из создавшейся ситуации. Так что вы, Камилла, совсем не то лицо, за которым начнётся большая охота. С вами расправятся, если только под руку попадётесь. Ришелье задели слишком серьёзно.
– Но ведь Гастон на самом деле не поручал никому убивать Жозефа! — в отчаянии чуть не закричала Камилла. — Я это точно знаю.
– А это не важно, даже если и правда. Убийцей сейчас признают того, на кого всё указывает. Вы сможете доказать, что Гастон не причастен к убийству Жозефа?
– Конечно, нет.
– В том-то всё и дело. Сейчас будем соображать, что может спасти вас, Камилла. Да и Гастона тоже, если он точно сейчас ни при чем. Пожалуй, здесь только один путь. Пробудить в Ришелье сомнения в причастности Гастона к убийству Жозефа. Сейчас пока таких сомнений нет. И второе. Убедить Ришелье, что никакого заговора против него и короля нет, не было и не планируется. Это может сделать только сам Гастон.
Поверит ли Ришелье в честность и откровенность Гастона? Конечно, нет. Но он может поверить в страх Гастона перед местью Ришелье. Страх, который удержит Гастона от опрометчивых поступков. Гастон, ещё ничего не ведая, попал в такую западню, что если не затихнет со своими интригами и заговорами, то кончит очень печально от руки Ришелье. Никто Гастона выручать не будет, и королевское происхождение не спасёт. Слишком велика и очевидна вина. Дай Бог, в лучшем случае он остаток жизни проведёт в Бастилии. Если повезёт.
– Что же мне делать?
– Как что? Бежать в Орлеан, не заглядывая в Париж. Попробуйте убедить Гастона написать письмо Ришелье с соболезнованиями по случаю потери друга и помощника. А также с уверениями, что никакого заговора не было, а просто так — небольшая интрига против несимпатичного человека. Вспомнив, что было утрачено в результате предыдущих заговоров и конфликтов, Гастон понял, насколько это ужасно. Впредь он воздержится от поступков, которые могут поколебать покой и порядок в королевстве. Что-то в этом роде, Камилла. Причём сделать это нужно немедленно, пока Ришелье не начал действовать.
– Думаете, поможет?
– Допускаю, что да. Полностью не уверен. Может помешать что-нибудь такое, чего мы сейчас не знаем, но попробовать стоит. Ришелье рационалист. Он придержит своё стремление к мести ради политических выгод. Особенно если появятся сомнения в виновности Гастона. Уж как-нибудь постарайтесь пробудить эти сомнения.
– Тогда мне нужно ехать прямо сейчас!
– Верно. Чем быстрей, тем лучше.
– Камилла, я тебе в провожатые дам Гийома, — пообещала Аманда. — Ты же знаешь, какой он надёжный человек. Если захотите, то обратно он захватит от Гастона письмо к кардиналу.
Наблюдаем с башни, как карета с Камиллой и Гийомом скрывается за деревьями.
– Вот и движется к концу наше дело, — проговорил Пьер. — Правда, ещё не известно, к какому. Чем займёмся до возвращения Гийома? Аманда, а в твоих владениях на самом деле водятся зайцы или охота была только предлогом заполучить сюда Камиллу?
– Водятся, водятся и при этом во множестве. Охоту можно устроить, если хотите.
– А можно и навязаться в гости к Катрин, — предложил Арман. — Посмотреть, как там себя чувствуют наши беглецы. Катрин, можно навязаться с визитом к тебе в поместье?
– Можно. Посмотрим — и что дальше? Нет, давайте лучше разбежимся на денёк. Раз уж такой случай представился. Не знаю как у вас, а у меня домашние дела запущены за неделю отсутствия. Соберёмся здесь завтра к обеду.
И разбежались.
Гийом вернулся через двадцать шесть часов запылённый и усталый. Пришлось подождать, пока он переоденется и умоется. А за столом пришлось ещё ждать, пока он утолит острый голод. Катрин вся извертелась от нетерпения.
– Гийом, уж сколько можно нас томить!
– Ещё чуть-чуть. Моя последняя трапеза была в Орлеане. Вот, ещё глоточек — и я к вашим услугам.
Стало быть, так. Камилла и Гастон изругались в пух и прах. Орали друг на друга так, что сквозь двери всё было слышно. Гастон обвинил Камиллу, что из-за её ошибки провалилось такое важное дело. Тогда Камилла припомнила Гастону, сколько дел провалилось из-за его ошибок и сколько его соратников поэтому кончили свою жизнь на эшафоте. Заявила, что не желает отправляться вслед за ними. Я повеселился от души. Потом они затихли. Через некоторое время вышла Камилла и провела меня в комнату для отдыха. Где я поел и вздремнул часика четыре. Похоже, что сама Камилла не спала больше суток, потому что пришла ко мне снова с уже готовым письмом. Впрочем, какой тут сон, когда впереди маячит топор палача. Она вручила мне письмо и сказала, что герцог дарит мне на выбор любого коня из своей конюшни. Я, конечно, стесняться не стал. Видали, какой красавец!?
– Письмо, где письмо?
– При мне, конечно.
– Катрин, успокойся, — остановила порывы своей подруги Луиза, — вскрытие писем по моей части. Давайте, Гийом. Вот, главное — равномерно нагревать, чтобы на бумаге не появилось пятно от жара и не перегреть воск.
Луиза положила письмо на подносик и стала осторожно нагревать над свечой, любезно зажжённой Пьером. Через некоторое время восковая печать сама отлепилась. Просто видно, как Луиза борется со своим любопытством, искушающим первой сунуть нос в письмо. Однако, тяжело вздохнув, протянула письмо мне.
– Только, ради Бога, осторожнее. Не повредите печать.
– Постараюсь.
Я аккуратно развернул бумагу, пробежал её глазами сверху вниз и начал читать вслух.
"Уважаемый Сир.
Мы в Орлеане скорбим вместе с Вами об утрате Вашего друга и первого помощника Франсуа Леклерка дю Трамбле, произошедшей в результате неслыханного злодеяния. Уверяем Вас, что сделаем всё возможное для поиска и наказания преступников, если Вам потребуется наша помощь.
Пользуясь случаем, я лично высказываю сожаление о тех недоразумениях и конфликтах, которые имели и до сих пор имеют место между Вашим Преосвященством и мной. Надеюсь, что моя добрая воля вместе с Вашей принесёт успокоение в наши отношения.
Подумав также о тех ужасных потерях, которые понесла Франция в разногласиях между Парижским и Орлеанским дворами, я решил, что этого более не должно происходить никогда. Во всяком случае, по вине Орлеанского двора. Надеюсь, что наше взаимопонимание и дружественность будут со временем расти.
Гастон Орлеанский — принц Франции
28 сентября 1632 года от Рождества Христова»
Наступило молчание. Все в упор смотрят на меня.
– Чего вы на меня уставились?
– Твоя ведь затея, — ответила Аманда. — Ты выиграл.
– Не я, а мы. И при этом ещё не выиграли. Вот когда арестованных выпустят, то… Гийом, нужно письмо доставить адресату в Пале-Кардиналь. Только осторожно. Отдайте секретарю и сразу уходите, пока там не поняли, что к чему. Гонца от Гастона непременно постараются задержать.
– Мы с Пьером сопроводим Гийома, держась поодаль, — подал голос Арман. — Задержим преследователей, если они появятся.
– Отлично. Ждём вас всех обратно через два часа. Луиза, восстановите, пожалуйста, печать.
Через два часа вернулись все трое. Оживлённые.
– Всё прошло как нельзя лучше, — доложил Пьер. — Пока секретарь понял, от кого письмо, соображал, что предпринять и оглядывался на стражу, Гийома и след простыл.
– Замечательно. Теперь осталось только намекнуть кардиналу, почему причины удержания узников уже нет. Если он сам до этого не додумается. Я, например, полагаю, что он сразу это поймёт, получив письмо Гастона. Но на всякий случай ситуацию нужно будет подстегнуть. Ждём бала провинций в понедельник. Луиза, мне нужно будет, если возможно, взглянуть на письмо королевы кардиналу, до того, как его отнесут Ришелье. Это возможно?
– Попробуем. Анна напишет его перед балом. Я вынесу письмо, и вы его посмотрите. Потом королева его запечатает. Когда оно должно оказаться у Ришелье?
– Через пять минут после того, как я войду в его кабинет.
– Понятно. Сделаем.
Вместе с Амандой степенно вступаем в Лувр. Она специально проводит меня самым извилистым путём в приёмную королевы. Чтобы я мог посмотреть убранство дворца. Да-а, моему домику в Верне далеко до такой красоты и роскоши! Сколько же людей нужно обобрать, чтобы создать такие чертоги! Но ничего не скажешь — впечатляет. Луиза уже ждёт нас. Выскальзывает в соседнюю комнату и возвращается с письмом. Через оставшуюся приоткрытой дверь на меня внимательно смотрит довольно привлекательная женщина лет тридцати пяти. Я понимаю — королева. Кланяюсь, и дверь прикрывается. Луиза протягивает мне бумагу.
"Ваше Преосвященство.
Мне стало известно от множества пострадавших и свидетелей о Ваших невинных развлечениях на улице Капуцинок. Полагаю, что эти слабости не очень совместимы с Вашим положением министра Двора и иерарха Церкви. Я в сильном затруднении в оценке последствий, которые может вызвать возможная осведомлённость об этом короля и Святого Престола. Поэтому я пока воздержусь от передачи кому-либо того, что случайно стало известно мне. В свою очередь, надеюсь, что Вы впредь будете воздерживаться в своей деятельности на благо королевства от каких-либо опрометчивых действий в отношении любых граждан на земле Франции.
Анна
Королева Франции"
– Превосходно! — признал я, возвращая письмо. Теперь можно сдаваться кардиналу в плен. Ведите меня навстречу судьбе!
Зал приёмов уже почти полон. Колорит одежды, сверкание золота и камней, важность напыщенных лиц, гомон разговоров, тяжёлый запах немыслимой смеси духов и притираний — всё это создаёт праздничное и одновременно чем-то гнетущее настроение. Все ждут выхода короля, до которого, наверное, ещё с полчаса. А пока приветствуют друг друга, представляют новых лиц и обмениваются свежими сплетнями. Аманда идёт вдоль прохода, привычно раскланиваясь в обе стороны и иногда представляя кому-то и меня. Вроде вижу в нескольких шагах чем-то знакомое лицо.
– Кто это? — спрашиваю Аманду, указывая взглядом.
– А-а, вдова после годичного самозаточения вышла в свет. Пойдём, представлю.
– Здравствуй, Анриетта. Познакомься — мой племянник виконт Серж де Бурже — маркиза Анриетта ла Арк. Поболтайте пока, а я ещё пройдусь, проявлю вежливость.
– О чем будем болтать, маркиза? Даже и не думайте, что я стану выпытывать у вас тайну вашего появления среди ночи у монастыря капуцинок. Просто спрошу: решили вы свою проблему или нет?
– Как ни странно, какими-то своими действиями там вы неожиданно разрешили и мою проблему, не подозревая об этом. Должна вас поблагодарить.
– Отлично. Рад за вас. Обращайтесь, если будут какие-нибудь трудности. Аманда знает, где нас найти. Извините, вон она меня зовёт. Знаете, Анриетта, если бы я умел танцевать, то пригласил бы вас, когда начнутся танцы. Всего доброго.
– Стой немного позади меня, — поучает Аманда, — как подобает младшему в роду. Помнишь, что нужно говорить королю, если он обратит на тебя внимание?
– Помню.
Троекратный стук жезла церемониймейстера устанавливает тишину.
– Его величество король Франции Людовик тринадцатый!
Начинается обход гостей. Король как король. Лицо надменное и одновременно безвольное. Казимир Вернский гораздо интереснее, импозантнее. На шаг позади короля торжественно ступает кардинал. Доходят до нас. Мне показалось, или во взгляде кардинала на меня заметное замешательство?
– Здравствуйте, графиня, — произносит король, обращаясь к Аманде. — Что-то уж очень редко мы стали видеть вас в Лувре. Жаль. Кто это с вами?
– Мой племянник виконт Серж де Бурже, Ваше Величество. Недавно приехал из России.
– Видный молодой человек.
– Ваш покорный слуга, Ваше Величество.
– Хорошо когда покорный, — пробурчал король и прошествовал дальше.
Кардинал обернулся и ещё раз внимательно взглянул на меня. Обход гостей королём закончился. Опять троекратный стук жезла церемониймейстера.
– Королева Франции Анна Австрийская!
Начался обход гостей королевой. И она тоже приостановилась около нас.
– Ваш племянник, графиня Аманда?
– Да, Ваше Величество.
– Приятный молодой человек.
– Ваш покорный слуга, Ваше Величество.
– Я вас запомню, — и прошла дальше.
Церемония представления закончилась, и все хлынули в бальный зал. Тройной стук.
– Королевский менуэт! — и заныла непривычная моему уху музыка.
– Королевский — это значит, танцуют только король и королева, — шепнула мне на ухо возникшая вдруг из ниоткуда Луиза.
– Луиза, вы знаете маркизу Анриетту ла Арк?
– Конечно. В прошлом году она потеряла мужа. А она что, здесь? Я не была на представлении гостей.
– Здесь. Это её мы поймали на улице Капуцинок вместо Ришелье.
– Надо же, какая интересная история! Тихо, к нам идёт церемониймейстер.
– Виконт де Бурже?
– Да, в чем дело?
– Его Преосвященство просит посетить его в рабочем кабинете. Я провожу.
Луиза мигом куда-то испарилась. Поворот налево. Потом направо. Несколько ступенек вверх. Большой зал. Большая дверь и меня вводят в кабинет могущественного министра. Он сам сидит в глубоком кресле с высокой спинкой за огромным письменным столом. По стенам шкафы с книгами. В углу огромный глобус.
– Можете присесть, сударь, пока я думаю, с чего начать.
– Монсеньор, всегда проще всего начинать сначала.
– Остроумно. Вас здесь представили как виконта Сержа де Бурже, приехавшего из России. Да и ранее мне сообщили, что лицо с таким именем появилось в замке графини де Жуаньи.
– Невозможно отрицать. Появился и в замке, и здесь.
– Вот меня и интересует ваше странное появление. Оказывается, что границы Франции человек с таким именем не пересекал, а в родословных книгах человека с вашим именем последние пятьдесят лет не значится. Что тут можно подумать?
– А что тут думать, монсеньор. Появился не через границу, а имя фальшивое. Разве это имеет какое-то значение, если меня не собираются обвинить в каком-нибудь преступлении?
Похоже, я слегка озадачил собеседника таким прямым признанием. Попробую озадачить его ещё больше.
– Должен признаться, монсеньор, что-то похожее на преступление я всё же совершил. Не выполнил данное обещание. Некрасиво. Моя приятельница, подруга Сюзанны де Пуатье, попросила меня при первой же возможности передать вам письмо от Сюзанны. Но эта первая возможность произошла в такое странное время и в таком странном месте, что поручение просто вылетело у меня из головы. Так что, пользуясь случаем, передаю вам письмо сейчас, — и, перегнувшись через стол, отдал кардиналу письмо.
В дверь постучали. Вошёл слуга с какой-то бумагой на подносике. Открыл рот, но сказать ничего не успел.
– Положите на стол и закройте дверь, — рявкнул Ришелье и погрузился в чтение письма Сюзанны.
– Где они? — подняв на меня глаза, со скрытой угрозой в голосе спросил мой собеседник.
– Не знаю. Меня попросили передать письмо — я передал. Но грешен — прочёл. Думаю, Сюзанна на днях вернётся в Париж. Угроза заговора Гастона Орлеанского была, но миновала. Ведь, скорее всего, из-за существования этой угрозы и был арестован сын графини де Жуаньи и многие другие. А вот о своём сыне и его матери вы в такой ситуации почему-то не позаботились. Забыли? Совершенно посторонние люди подумали об этом.
– Я смотрю, вы не только шутник, но и кое-что знаете, а о чём-то пытаетесь догадаться. Ни для кого во Франции не секрет постоянная угроза для трона, исходящая из Орлеана. Почему вы решили, что эта угроза миновала?
– Так вы же получили в субботу письмо из Орлеана, в котором Гастон, по сути, безоговорочно сдаётся вам в плен, — тут политик без нервов всё же немного опешил.
– Как-как? Откуда вы знаете про письмо из Орлеана.
– А кому же, как не нам, знать! Ведь это мы вынудили Гастона Орлеанского написать его.
– Вы вынудили! Кто это — "вы"?
– Я и мои друзья.
– А-а, понимаю. Компания графини де Жуаньи. Письма о дружбе Гастона Орлеанского не стоят и гроша. Он никогда своих обязательств не выполняет.
– Нет, Ваше Преосвященство, вы, похоже, ещё не всё поняли. Вы не сопоставили события, расстояния и время. Письмо от Гастона вы получили через день после убийства отца Жозефа. Это как раз то время, которое требуется всаднику, чтобы только-только добраться с вестью до Орлеана и сразу же вернуться с письмом обратно. Письмо такого содержания и с такой быстротой может написать только человек, охваченный паническим страхом, а вовсе не намерением ввести в заблуждение. Понимаете?
– Понимаю. Он испугался моей мести за убийство дю Трамбле. Правильно. Всё указывает на него, но он свою причастность отрицает. Однако тут вы проговорились. Сказали, что вынудили Гастона, а вынудить вы могли только сами, убив дю Трамбле.
– Опять неверно. Мы вынудили, использовав в своих целях факт смерти отца Жозефа от чьей-то руки. Сразу же через приспешников Гастона донесли до него возникшую ситуацию, чем она ему грозит и как из неё выбраться. Вот вы и получили от него письмо, а Франция получила возможность отдохнуть от интриг и заговоров Гастона. Думаю, вы никогда не найдёте тех, кто убил дю Трамбле.
– Почему?
– Потому что их нельзя искать. Да и подозреваемых слишком много. Чуть ли не половина королевства. Вряд ли вы станете ставить под удар свою репутацию государственного человека и мудрого политика.
– Не понимаю о чём это вы.
– Если вы начнёте искать настоящих убийц дю Трамбле, то Гастон сразу поймёт, что вы его не подозреваете в убийстве своего друга. Угрозы вашей мести нет, и Гастон опять примется за свои козни. Перед вами выбор: спокойствие королевства или жажда мести.
– Странно. Со мной так бесцеремонно ещё никто не пытался разговаривать. Я просто обескуражен и вместе с тем как-то необычно заинтригован. В сообразительности, логике вам не откажешь.
– Спасибо. Но мне всё же хотелось бы прояснить дальнейшую судьбу сына графини де Жуаньи. Так есть или нет сейчас внутренняя угроза спокойствию государства?
– Похоже, что на сдерживающий Гастона Орлеанского страх можно какое-то время рассчитывать.
– Когда будет отпущен на свободу сын графини Жуаньи?
Кардинал встал, подошёл к глобусу и в раздумье стал бесцельно вертеть его. Наконец он на что-то решился.
– Скажите, Серж, или как вас там, а почему вы думаете, что арест сына графини связан с заговорами Гастона Орлеанского?
– Это очень просто. Надвигающаяся война, Гастон в тылу, беспочвенность арестов, беззащитность Парижа с уходом армии. Я думаю, вы хотели организовать защиту Парижа и короля от происков Гастона, создав вокруг Гастона пустоту, в которой не составить заговора. Нужны помощники в этом деле. Помощников можно уговорить, но это долго и трудно. А можно и заставить. Вы решили запугиванием вынудить вам помогать. Начались аресты.
– Сына графини отпустят завтра.
– А остальных?
– Тоже завтра, — и немного подумав, кардинал добавил: — Какой-то необычный разговор. Вы совсем не боитесь, что вас арестуют за всё, что вы мне тут наговорили.
– Эх, Ваше Преосвященство, я очень рад, что вы опрометчиво не попытались этого сделать. Неужели вы полагаете, что я случайно, лишь по вашему желанию оказался в этом кабинете. И совершенно случайно там, на улице Капуцинок, вы смогли увидеть только моё лицо. Прочтите письмо королевы, — и я пододвинул ему бумагу, лежащую на столе. — Увидите, что сейчас вы просто чудом избежали мгновенной отставки и лишения сана. С вашего позволения я вас покину. Хочу побывать на праздничном обеде.
Обернувшись у порога, я увидел лицо Ришелье, которое, кроме как изумлённым, назвать бы и нельзя. Луиза подстерегала меня за дверью.
– Как?
– Вроде всё в порядке.
– Идём, королева ждёт.
Королева приняла нас в своём будуаре.
– Луиза расписала мне ваш подвиг у монастыря капуцинок, — улыбаясь, произнесла Анна Австрийская. — Приврала, наверное, немного. Мы с ней долго смеялись. Помогло вам моё письмо в разговоре с кардиналом?
– Очень помогло — придало смелости, но осталось невскрытым. Удалось заболтать вашего министра так, что угрозы не потребовались. Сейчас он, наверное, письмо и читает. Оно сделает Ришелье более предупредительным и сговорчивым по отношению к вам, Ваше Величество.
– И чем ваша беседа закончилась?
– Завтра выпустят всех.
– Я рада за всех и за вашу тётушку особенно, — и в знак окончания аудиенции протянула руку для поцелуя, которую я покорно, но без всякого удовольствия и внутреннего почтения облобызал.
– Теперь не грех и выпить за здоровье королевы и нашу с вами победу, — поднимая бокал, провозгласил Арман. — Серж, и как вам показался кардинал?
– Не очень. Туговато соображает. Видно, слухи о его политическом гении и остроте ума несколько преувеличены. Пришлось многое растолковывать. Скучно как-то внушать то, что мы с вами здесь уже обсуждали. Да и во враньё он верит так же, как любой другой человек. А может быть, только делает вид, что верит?
– У меня предложение, — встрепенулась Луиза. — Нужно Сержа окончательно принять в нашу компанию. А то между собой мы обращаемся накоротке, а с ним — по этикету, как с посторонним. Серж, ты не против?
– Нисколечко.
– Тогда выпьем за ещё одного друга, — и бокалы зазвенели.
– Серж, — спросила Аманда, — как ты просил, лошадь тебе подготовили, но на завтрашний праздник, может, всё-таки останешься? Познакомишься с Антуаном.
– Нет, отправлюсь прямо сейчас. Вы просто не представляете, как я рад знакомству с вами всеми, и задержался бы ещё, но меня дома ждут. Могу только сказать, — и я поднял бокал: — До встречи, друзья!
Выехав из замка, я помахал рукой тем, кто на башне, и затрусил по дороге. Скрывшись за деревьями, свернул в лес и спешился. Как договорились с Амандой, привязал лошадь к дереву. Заберут.
Дом, Дом, где ты, Дом…
Андрей Басов:
» ГЛАВА 8: Новелла о козлоногой братии... (последняя)
На улице хмурая, плаксивая погода. Что поделаешь — октябрь. Капитан в плавании. Там, где-то в южных пиратских морях он устроил свадьбу Анабель с Грегори. Здесь же, уже как бы не в СССР, но ещё и не в России, — не очень надолго уплыл в Северную Африку. Анна Петровна, видимо, подзадержалась в своём замке под Парижем мушкетёров и королей. Так что мы втроём коротаем унылый вечер вторника, уединившись в каморке Ахмеда.
Ахмед плотоядно наблюдает, как я нарезаю большой фруктовый тортик. Александр сосредоточенно изучает водяную воронку, быстро вращая ложечкой в своей чашке чая. Наконец он не выдерживает и со вздохом изрекает несомненную истину:
– Тоска зелёная, — и, глянув в окно, уточняет: — И мокрая, премерзкая притом.
– Переходи в дворники. Всю скуку, как рукой снимет, — посоветовал ему Ахмед и хапнул себе самый большой кусок торта.
– Если уж тебе так скучно, то займись общественно-полезной ограниченному кругу лиц работой, — открыл я Александру перспективу.
– Какой?
– Разузнай всё о приватизации жилья. С коммуналками там много неясностей. Но самое главное, что нужно приватизировать квартиру Ахмеда.
– Верно, — согласился тот, — чтобы никто, кроме нас, сюда доступом не завладел. А я напишу завещание на всех вас.
– Вот-вот, — добавил я, — всё верно. И с подвалом надо бы что-то сделать. Занять его хотя бы как-то, если в собственность не получить. Бессмысленно защищать машину, если в подвале кто-то всё-таки отковыряет железо в кочегарке, обнаружит бункер и разрушит энергоустановку. Нужно зарегистрировать какое-нибудь частное предприятие, хоть контору "Рога и копыта", и взять подвал в долгосрочную аренду. Прибыльность большая не обязательна. Важна ширма.
– Даже если и просто ширма, — возразил Александр, под осуждающим взглядом Ахмеда расковыривая свой кусок торта на мелкие крошки, — то ты себе представляешь, каких это денег потребует? Ни моя учительская, ни твоя инженерская зарплата здесь не котируются.
– Ахмед, ты вообрази себе, что такое говорит латифундист*, имеющий шикарную виллу в Италии в окрестностях Рима! Ты поверишь, что у него денег нет?
– Ни в жисть не поверю! Видишь, как он зажрался! Как говорится, что не съем, то изуродую. Дай сюда, не порть продукт! — и Ахмед оттащил к себе от Александра его блюдце с тортом.
– Это ты, про какую виллу намекаешь!? — словно проснувшись, дёргается Александр.
– Про какую, про какую? Про твою, конечно. Извини, совсем забыл. Фавн Габор тебе привет передаёт. Денег-то как раз у нас у всех более чем достаточно. Думаю, что машина всё-таки позволит протащить сюда кое-какое золотишко не с корыстными целями. Это же для её собственной защиты необходимо.
– Нет, нет, давай-ка сначала с виллой разберёмся. Откуда ты про неё знаешь?
– Каким же ты занудой, Саня, иногда бываешь! Ахмед, объясни ему, что все его тайны в нашем общем сокровище для нашего круга не такие уж и тайны.
– Понимаешь, Саша, — дожёвывая александрову долю тортика, проникновенно начал Ахмед, — мы тут с Сергеем совершенно случайно попали на большой праздник волшебных существ наших миров. Там собрались все, какие есть. Совсем не трудно было подойти к неизвестным нам и расспросить, откуда они и с кем из людей у себя знакомы.
– Жульё! Влезли-таки в мою мечту. Радуетесь? Ладно, согласен, деньги у нас есть. Неплатёжные. Кто золото будет менять на бумажки? Опасное это дело. Да и монеты у нас будут странные.
– Странность их только удорожает. А опасность попробуем преодолеть. Есть люди, которые давно занимаются коммерческим промыслом. Нужно к ним внедриться. Есть тут неподалёку один жук в комиссионке. Весьма оборотистый малый. Попробую с ним завязать знакомство, а там и какая-нибудь акула появится. Нужны образцы монет.
– Слушай, это не тот ли оборотистый малый, который недавно тебя раздел?
– Тот.
– Тогда я верю, что это может быть нужный канал к обмену. У меня дома есть пара римских золотых монет. Принёс как сувенир для себя самого. Ахмед, а у тебя есть здесь золото?
Ахмед порылся в комоде и выложил на стол монеты.
– Вот, четыре динара. Берег себе на протезы, — и расхохотался, продемонстрировав тридцать два безукоризненных зуба.
– Отлично! — я сгрёб монеты Ахмеда в карман. — У меня сейчас нет, но завтра я схожу за деньгами к себе. План на ближайшие дни, стало быть, вот такой. Александр, ты разведываешь всю юридическую сторону приватизации жилья, регистрации предприятий и аренды нежилых помещений. Мы сможем нанять юриста для наших дел. Вот найти бы надёжного, толкового...
Ахмед, ты займёшься формальностями приватизации и своей квартиры, и наших комнат в коммуналках. У тебя больше свободы днём, чем у Саши. Мы тебе доверенности напишем. К Анне Петровне сходи. Может, она тоже присоединится.
Я займусь организацией предприятия. Скверно, что Капитан в плавании. Учредительный договор нужно будет подписать. К Анне Петровне за подписью можно сходить, а к Капитану — нет. Здесь у меня будет перерыв, пока Александр собирает информацию. Неплохо было бы отдохнуть денёк-другой в солнечной Италии. Всё-таки отпуск. А, Александр?
– Да чёрт с тобой! Топчите своими грубыми ножищами мою хрупкую мечту! Я отведу тебя туда и брошу. Делай, что хочешь, а у меня здесь учебный процесс. Пойдём, я тебе монеты отдам.
Решено. Завтра утром схожу в Верн, посмотрю, что там делается, и попробую протащить в Дом деньги. И бутылочку, само собой!
Позднее утро Верна солнечно и приятно. Во внешности встречной мужской публики ещё больше ощущается мáстерская рука Льюиса. В "Морском драконе" тишина. Сажусь за свой стол. Никто не спешит меня обслужить — некому. Что за чудеса? Оглядываюсь к посетителям за соседним столом. Те, поймав мой вопросительный взгляд, сами недоуменно разводят руками.
Встаю и заглядываю на кухню. Вот они все, голубчики, где! Столпились у плиты и заворожённо глядят в топку. Увидев рядом с плитой большое ведро с углём, понимаю, в чем дело — испытания нового топлива. Один из поваров бросает в плиту кусок чёрного камня. Уже который раз, наверное. Сначала не происходит ничего. Потом камень разогревается. По его поверхности начинают бегать искорки, появляются яркие пятнышки, из которых вырываются тонкие струйки огня, — и вдруг весь камень вспыхивает и, тихо гудя, начинает источать сильный жар.
– Трое посетителей уже умерли с голода, — похоронным голосом сообщаю я, — а ещё один обессилит сейчас прямо перед вами.
– Синьор Серж! — радостно восклицает Жанна. — Здравствуйте, я сейчас вас обслужу. Как обычно?
– Пойдём, пойдём, — ухватывает меня за рукав Колин, — мы тут увлеклись немного. Только что привезли горящие камни вместо дров. Удивительно!
– Ну, что у вас тут нового? — спрашиваю я, усаживаясь с Колином за стол.
– Знаешь, с лесным народом помирились. Почти все дровосеки стали рудокопами. Добывают горящие камни. Огласили королевский указ о дровах. Теперь в кузницах, тавернах, лавках и цехах дрова можно применять только для разжигания огня. В жилье только в четверти потребности в топливе разрешается применять дрова. С одной стороны, пилить-колоть ничего не надо. А с другой стороны, как-то непривычно без дров-то.
Жанна приносит жареные куриные ножки, яичницу и подсаживается к нам. Локотки ставит на стол и подбородком опирается на свои маленькие кулачки. Посетителей продолжает обслуживать вторая подавальщица.
– Ходят слухи, — продолжает Колин, — что лесной народ в возмещение ущерба получил какую-то необыкновенную вещь, но никто не знает, какую и от кого. Во дворце от всего отнекиваются.
Жанна понимающе и заговорщицки подмигивает мне. Чёрт, как она чем-то очень напоминает мне Зубейду! Синими глазищами? Пожалуй, не только ими.
– Только теперь возникла другая проблема, которой раньше не было, — произносит у меня за спиной очень знакомый голос. — Здравствуйте все!
Да что же это такое! У него какая-то волшебная следилка за моим появлением, что ли?
– Здравствуйте, Жозеф. Опять вы тут, как тут со своими проблемами. Поесть спокойно не дадите. Что за проблема?
– Сиди, сиди, Жанна, я уже позавтракал. Заглянул на минутку поздороваться с Сержем. Вообще-то пока не проблема, но когда-то ей станет. Золу от сгоревших дров обычно вывозят на поля. А теперь что делать? Сгоревший камень камнем и остаётся. Куда его девать?
– Могу сказать, куда его девают в нашей стране, а куда будете девать вы, то вам и решать.
– Интересно, интересно.
– Чёрный горящий камень называется уголь. А то, что остаётся после сгорания угля, называется шлак. Шлак — очень пористый материал и плохо проводит тепло или холод. Им можно засыпать пол чердака в доме — и потолок в помещении внизу зимой будет тёплый.
Но вам, Жозеф, нужно поговорить с изготовителями кирпичей. Если шлак раздробить в кусочки размером с ноготь, смешать с глиной и обжечь, то получаются большие и очень лёгкие кирпичи примерно в локоть длиной и в половину локтя шириной и высотой. Они довольно прочные, и можно быстро строить стены и здания до трёх этажей при толщине стен всего в один такой кирпич. Построенное здание удерживает тепло лучше возведённого из обычного кирпича. Только при изготовлении кирпичей нужно правильно определить пропорции шлака и глины. Я этих пропорций не знаю, но опытным путём их подобрать несложно.
– Почаще заглядывайте в Верн, Серж, — и у нас в государстве вообще не будет никаких проблем. Вы сейчас куда? Во дворец зайдёте?
– К Льюису и сразу обратно домой.
– Жаль. Я вас провожу чуть-чуть.
И мы выходим из таверны, попрощавшись с Колином и Жанной. Жозеф спрашивает:
– Серж, чем же вы так прельстили лесной народ, что они начисто забыли о своих требованиях по поводу утраты Священного дерева?
– А они сами вам не сказали?
– Нет.
– Имеют полное право не говорить. Когда-нибудь узнаете.
– Чувствую, Серж, нам никогда не рассчитаться с вами за ваши услуги.
– А что, разве был когда-нибудь какой-нибудь разговор о цене?
– Нет, но…
– Бросьте, Жозеф, я хорошо отношусь к вам всем. Вы все хорошо относитесь ко мне. К чему эти разговоры об услугах и расчётах? Мне направо.
Мы пожали друг другу руки и разошлись. В фирме Льюиса всё тот же, уже ставший привычным ажиотаж. На улице очередь, а внутри кипит безостановочная работа.
– Синьор Серж! Как хорошо, что вы зашли, — и Льюис, ухватив за рукав, тащит меня во внутренние помещения. — Что будете? Чай, кофе?
– Нет, спасибо, Льюис. Что у вас интересного?
– Знаете, ваша идея делиться частью прибыли с работниками оказалась очень удачной. Всё пошло как-то спокойнее и быстрее, а я при этом почти перестал вмешиваться в рутинную работу.
– У нас в стране это называется сопричастностью в труде, Льюис.
– Прекрасно называется! Но это не всё. Заказ из дворца поступил и исполнен. Я сам был поражён примеркой готового костюма. Такой милой и соблазнительной королевы нет ни в одной стране мира! Теперь я понимаю, что никакие возражения против мужской одежды для женщин не смогут остановить новую моду. Настолько это очаровательно и красиво! Вы и тут были правы. Я в секрете уже готовлю модели. Как только королева выйдет в свет в брючном костюме, сразу пустим их в ход.
Льюис выскочил за дверь и вернулся через минуту с двумя мешками.
– Вот ваша доля, синьор Серж. Четыреста двадцать декст. Налоги уже вычтены. Доходы растут и растут. Это радует, но есть и малоприятная сторона. Другие портные остаются без клиентов и закрывают свои мастерские. Люди теряют работу, а я не могу принять их всех. Тем более, бывших владельцев мастерских и вспомогательный персонал. Тот, что есть у нас, и так справляется. В Верне не должно быть безработных. Так говорит королевская политика.
– Это очень скверно, Льюис. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счёт?
– Нужно отдать часть своей работы другим ради спокойствия в городе. А мы возьмём своё, как вы предлагали, синьор Серж, расширяясь в другие города, страны.
– Вам виднее, Льюис. Вы же местный житель, а не я. В чем препятствие?
– Нужно ваше согласие на передачу моделей другим мастерским.
– Только и всего? Оно у вас есть.
– Тогда я побегу обрадую собратьев по профессии. Столько лет рядом работаем.
– Они что, ждут?
– Нет, просто целыми днями сидят в кофейне за углом. Что же им ещё остаётся делать?
– Тогда я с вами. Только вот ещё что, Льюис. Мне хотелось бы обменять серебро на золото.
– Зайдём к моему банкиру на соседней улице. Он не возьмёт процент за обмен.
Через десять минут, избавившись от мешков, я положил в карман сорок две новенькие, сверкающие золотые монеты с чеканным профилем Виолетты Вернской. Затем мы с Льюисом ввалились в кофейню на Рыночной улице. Банкротов можно узнать издали. Сидят в углу у окна группкой в шесть или семь человек с тоскливыми лицами. Льюис со свойственной ему энергией атаковал их с разгона.
– Друзья, синьор Серж любезно согласился с моим предложением передать вам часть нашей работы. Берите модели и открывайте свои мастерские.
Все встрепенулись, глаза ожили.
– Но на каких условиях, Льюис? — спросил самый старший. — Мы не сможем отдавать вам больше пятидесяти процентов.
Льюис посмотрел на меня. Я показал ему растопыренную пятерню. На что он согласно кивнул головой.
– Синьор Серж говорит, что достаточно пяти процентов, и я с ним согласен.
Мастера иглы и утюга просто опешили, а я вмешался в разговор.
– Будут дополнительные условия к этой цифре, — мастера насторожились. — В ваших мастерских цены на ткани и услуги не должны быть ниже, чем в мастерских Льюиса. И доля наших моделей в общем количестве ваших заказов не должна быть выше, чем у Льюиса. Вот и всё. По-моему, справедливо. Как вы сами-то думаете.
– А тут и думать нечего, — ответил за всех всё тот же дедок. — Это просто подарок. Вы с Льюисом наши спасители. Разрешите пожать вам руку, синьор Серж.
Я благосклонно разрешил и поспешил обратно в "Морского дракона". Взял бутылочку и, вернувшись в свою резиденцию, начал размышлять. Взять всё золото с собой или часть на всякий случай оставить здесь? А может, серебро взять с собой? Нет, оно мало стоит. Возни не оправдает. А зачем золото оставлять здесь? Для безопасного хранения? Зачем оно здесь ещё может понадобиться? Разве что Жанне в приданое дом к свадьбе купить. Так к тому времени ещё накопится. Заберу всё с собой! Деньги в кармане, бутылочка прижата к сердцу.
Дом, Дом, где ты, Дом…
Александр сидит у меня и рассказывает, что ему удалось разнюхать сегодня по части приватизации и аренды. Становится тошно. Бардак он и есть бардак. Но преодолевать придётся. Вываливаю своё богатство на стол. Достаю и ахмедовы динары, и александровы ауреусы*. Только сейчас дошло, почему Александр назвал монеты странными. Надписи на них — легенды на русском языке. Какими бы они ни оказались старыми при экспертизе, антикварными они быть не могут. И даже на фальшивки не тянут. В лучшем случае — ценные сувениры.
Александр любуется монетным профилем Виолетты.
– Я возьму одну на память?
– Конечно, — и он нахально отправляет себе в карман целых три монеты.
– Ладно, — говорю я, — отправляюсь на валютный промысел. Про передачки не забывайте. Хлебца, колбаски там… Жди меня здесь.
Ауреусов всего два. Так что и других монет тоже беру по две и заворачиваю все в бумажку. В гастрономе бросаю бумажку на контрольные весы. Перевалило за сто грамм. Монеты большие.
Повезло. В комиссионке оборотистый малый в наличии. С индифферентным* видом разглядываю товары. Потом взглядом проскальзываю малого, как пустое место и, вдруг, словно осмыслив увиденное, возвращаю взгляд назад и изображаю усиленную работу мысли по узнаванию объекта. Он с напряжением ждёт.
– А ведь мы с вами уже встречались, — констатирую я факт, при этом улыбаясь как можно фальшивее.
– Встречались, встречались, — радостно подтверждает он, — и весьма плодотворно.
– Помню, помню. Английский костюмчик совсем не плох.
– Могу быть вам чем-то полезен и в этот раз?
– Да вроде нет. Вот хожу, надеюсь, что попадётся что-то такое этакое, что и сам не знаю, но не попадается, не ложится на душу.
– Сочувствую. Заходите почаще — может быть, и попадётся.
– Разве что.
Иду к двери, берусь за ручку и замираю, словно вспомнив что-то. Возвращаюсь к малому.
– Знаете что, вспомнил я сейчас одну вещь. Мне вы кажетесь, как бы это сказать, ну, человеком квалифицированным, и если у вас имеются некоторые специфические связи, то мы могли бы продолжить плодотворное сотрудничество.
– Был бы весьма рад и обязан. В какой области?
– В области эквивалентного обмена. Но не здесь же говорить. Вы могли бы отлучиться на полчасика? В доме напротив уютное и немноголюдное кафе с обстановкой, располагающей к плодотворной беседе.
– Всё в наших силах.
– Тогда я жду вас там.
Буквально через пять минут мы уже сидим друг напротив друга и аристократически прихлёбываем кофе. Малого просто распирает от любопытства. Я небрежно и лениво начинаю.
– Тут у нас, простите, у меня в связи с государственной экономической политикой возникли некоторые затруднения финансового плана.
– О, я вас очень понимаю. Инфляция и все такое.
– Нет-нет, как раз инфляция нам, — как бы оговариваюсь я опять, — то есть мне никак не страшна. Я не держу свои средства в ассигнациях. Предпочитаю цветные металлы, оформленные как сувенирные изделия. Однако не будешь же ими расплачиваться в магазине или за оказанные услуги. Да и государственная политика в отношении легального обмена этих цветных металлов весьма строга.
– Я понял. Вы ищете человека, которому нужно было бы обратное. Обменять свои ассигнации на ваши цветные металлы.
– Вот именно.
– Вы правильно сделали, обратившись ко мне. Такой человек мне известен. Но он сразу поинтересуется, в каких единицах веса будет исчисляться обмен.
– В общем, за какой-то период времени в килограммах, — у малого округлились глаза. — При инфляции мне нет смысла в больших единичных сделках. Ассигнации, разумеется, не отечественные — потребуются периодически по мере нужды.
– Как бы посмотреть на металл, взвесить…
– Нет ничего проще. Я вам дам несколько экземпляров до завтра. Можете подвергать их каким угодно проверкам. Если вы их берете, то рассчитываетесь только за половину из них. Это своего рода бонус за первую сделку. В дальнейшем вашим будет каждый десятый экземпляр. Коммерческий курс обмена не оговариваем. Пусть на ваше усмотрение. Если расчёт по первой сделке мне придётся не по душе, то следующей просто не будет.
Я полез в бумажник, небрежно добыл из него свёрточек и подпихнул малому. Он почтительно взвесил его в руке и развернул у себя на коленях.
– Впечатляет, — хрипло поделился он произведённым на него эффектом. — Если вы сможете посидеть здесь ещё несколько минут, то с ответом, возможно, не придётся ждать до завтра. Вы мне можете полностью довериться.
– Ну что вы такое говорите! Доверие! Ребячество. Доверие в коммерции — это большой риск. Просто у меня есть возможности всегда вернуть своё, если что не так. Жду пятнадцать минут.
Смотрю, как он перебегает дорогу и скрывается в дверях своей комиссионки. Интересно, поверил он в мою липовую крутизну или нет? Впрочем, всё равно. Аргумент крутизны тут подлинность золота и его немалый вес. Не проходит пятнадцати минут, как он бежит назад и сев за стол, протягивает мне пухловатый конверт. Не заглядывая в него, запихиваю в карман и встаю.
– Если всё будет в порядке, то следующая потребность возникнет где-то через месяц и будет пообъёмнее.
– Меня попросили передать вам вот эту визиточку. Сказали, что было бы неплохо знать ориентировочный вес или количество предметов хотя бы за день до сделки.
– Не вопрос.
Мы распрощались, и я двинул домой.
Александр уже полностью выпотрошил мой холодильник и теперь сидит, доедает последний кусок колбасы. Мне остались только кильки в томате да полхлеба. Считаем ассигнации. Две тысячи долларов. Сверяемся с заблаговременно купленной газетой "Финаншенел таймс". Вспоминаем курс у спекулянтов валютой. Вроде соответствует. Рассматриваем визиточку — директор комиссионного магазина. Ладно, воспользуемся.
Восемьсот долларов отдаю Александру на текущие расходы. Двести отдам Ахмеду. Тысячу в резерв.
– Саша, ты хорошо понял текущую задачу? Найти путного юриста для постоянного сотрудничества.
– Понял, понял. Пойду-ка я домой, а то у тебя всё пищевое уже кем-то съедено.
– Ладно, сейчас схожу к Ахмеду и поднимусь к тебе. Поедем в древнеримскую Италию…
Так, Александр завёл меня в какой-то лес. Тепло. Градусов, наверное, двадцать пять. Уж не хочет ли он меня тут заблудить? Хотя нет — с одной из сторон между пальмами, каштанами и оливковыми деревьями проглядывается открытое пространство. Идём в ту сторону и буквально через сорок шагов выходим из леса. Выходим и оказываемся вроде как на заднем дворе внушительного строения из белого мрамора и жёлтого песчаника.
– Это и есть твоя вилла?
– Она самая.
Впечатляет. Сказать, что дом немаленький — это ничего не сказать. Но не в размере дело. Архитектура удивительная. Вроде что-то греко-римское и вместе с тем мавританское, арабское. Например, колонны. На первый взгляд, античные, но не такие массивные, тяжеловесные, а тоньше и изящнее. Рельефные и расписные портики не прямосторонние, а дугообразные. Оконные проёмы тоже. Три этажа идут террасами друг над другом. Поэтому всё здание стремится вверх, а не нависает над тобой. Вокруг этой прелести никакого забора, ограды. Непосредственно из дома можно выйти или выехать прямо в лес, на куда-то вьющуюся дорогу, в роскошный сад с протекающей речкой или на возделанное до горизонта поле.
– Надо же, просто нет слов, какая прелесть! Умеют же некоторые устраиваться! Особенно поборники демократии и равенства.
– Ты поосторожней с критикой-то, — с наигранной угрозой в голосе предупредил Александр, — а то стоит мне только свистнуть — и будешь под плётками пахать вон то поле с утра и до горизонта. В этом мире демократы не чураются и рабовладения. Историю читать надо.
– Что-то не видать никого. Вымерли? Мор какой-нибудь?
– Чур, меня, чур! Не выдумывай. Массовые болезни — бич этого времени в городах и крупных сёлах. А никого не видно потому, что почти никого и нет. Повар да три служанки на весь этот отель одного туриста. Больше и не требуется. На генеральные уборки раз в месяц-два приходят человек сорок из ближайшего села. Село далеко за полем и отсюда не видно.
– Интересно, а если тут нет никого, кроме трёх баб, то кому ты свистать собрался, чтобы меня запрягли в работы?
– Ладно, пойдём, я покажу дом, познакомлю с прислугой и отвалю в Питер.
Заходим в просторный и гулкий от большого объёма зал. Батюшки, красота-то какая! Почти как в Лувре. Только немного строже. Вместо картин мозаичные фрески, а вместо люстр — напольные и настенные светильники. Судя по всему, масляные. Расписной потолок, деревянные резные двери, через которые видно, что и другие помещения не хуже. Мебель европейского типа, но с изящной стилизацией под античность. Александр бьёт в небольшой, чеканный гонг, висящий у входа. Мелодичный звон громко и гулко разносится по дому.
Шум спешащих шагов — и из разных дверей в зал входят три девушки. Или молодые женщины? Кто их разберёт! Красивые, стройные и заметно выше меня ростом. Одетые в разного, коричневого оттенка, но почти одинакового покроя одежду — кожаные безрукавки с металлическими поясами и короткие юбки. Фигуры гибкие, женственные, но едва угадываются хорошо тренированные мышцы. Сандалии с переплетением завязок до колена, и там же у колена на ремешке с застёжкой у каждой — небольшой нож. Лица вроде приветливые, но одновременно настороженные. Чувствую, что предмет насторожённости — это я сам. Служанки? Ну и служанки! От них прямо источается ощущение силы и независимости. Если бы Александр им свистнул и ткнул бы в меня пальцем, то у меня не было бы никаких шансов спастись от насилия. В момент скрутили бы в бараний рог.
– Знакомься, Сергей. Это Ферида, Охота и Антогора. Девочки, Сергей мой друг и пробудет здесь несколько дней в моё отсутствие. Не обижать его и слушать как меня самого.
Насторожённость в глазах девушек растворилась.
– Ты по ходу дела запомнишь, кто из них кто по имени, — заметил Александр.
И действительно — девушки очень похожи друг на друга. Сестры?
– Приготовьте Сергею комнаты на втором этаже. Посмотрите, что ему подойдёт из моей одежды. Дом я сам ему покажу.
Посмотреть есть на что. В том числе и на водопровод, и на канализацию. А уж про шикарный бассейн и баню и говорить нечего. А отведёнными мне апартаментами из гостиной, спальни и ванной не побрезговал бы любой сибарит*. Зашли и в кухню, где среди мозаичных фресок с фруктами и дичью хлопотал повар по имени Мар, чем-то по внешности похожий на сорокалетнего, плечистого Сократа.
– Вода приходит из леса, — объясняет Александр. — Там речка, которая проходит через сад, падает со скалы. Скала не очень высокая, но даёт перепад уровней, чтобы поднять воду до второго этажа. Трубы от скалы и протянуты. Под скалой образовалось чудесное озерцо, и вместо бассейна в доме я частенько хожу купаться туда. Каждая из девочек делает по дому всё, что потребуется в какой-то момент. Все три и стирают, и охраняют, и работают на кухне и в саду. Так что с любым вопросом можешь обращаться к любой из них. Только вот сексуальных услуг не оказывают. Даже не пытайся.
– Перебьюсь уж как-нибудь. Но всё-таки их внешность, исходящая от них энергия как-то не очень вяжутся с уделом горничных. Каждой из них к характеру больше подошёл бы горячий конь, а не метла и рукоделье.
– В наблюдательности тебе, как всегда, не откажешь, — довольно хмыкнул Александр. — Конюшня с горячими конями вон там, за садом, а девочки — амазонки. Земля их племени в двух днях пути отсюда.
– Да ну! — ахнул я. — Правда? Ну и дела! А ты неплохо тут устроился за восемь-то лет общения с машиной Швейцера! Небось, в Риме тебя почитают даже за патриция.
– Почитают. Там я Александр Марцелл. Без государственной должности, разумеется, но в друзьях у многих молодых сенаторов. В Риме сейчас неспокойно. Это я тебе на всякий случай говорю. Мне пора возвращаться в Питер. Что ещё? Да, деньги я с собой брать не буду. Возьмёшь сколько нужно ты, как наш казначей. Девочки покажут, где они лежат. Вроде всё. Пошёл. Пока, — и буквально через полминуты патриций Марцелл уже скрылся среди лесных деревьев, от которых протянулись к вилле длинные вечерние тени.
Хорошо-то как здесь! Октябрь, а тепло летнее по нашим меркам и деревья зелёные. Ухоженный сад превосходен. Частью окультурен и полон цветов, а частью — явно намеренно в диком состоянии. Частью с фруктовыми деревьями. Правда, фрукты почти все уже отошли, но кое-где кое-что апельсинное или лимонное ещё висит. Небольшие статуи богов, богинь, героев и просто человеческие, преимущественно женские фигуры. Тут и там — мраморные и деревянные скамейки и скамеечки. Одноструйные, многоструйные и капельные фонтанчики. Уютно, покойно и романтично.
Разваливаюсь на скамейке с подголовником и смотрю в темнеющее небо. Сюда бы сейчас матрасик и подушечку из моего домика в Верне! Как разны наши мечты и фантазии по форме, и как всё же сходны по внутреннему духу!
На террасе второго этажа появляется одна из девушек и оглядывает окрестности. Узрев меня в саду, уходит, но через минуту появляется у скамейки и спрашивает:
– Сергей, ты будешь ужинать с нами или у себя?
Голос приятный, ровный и мелодичный.
– Э-э…
– Антогора.
– С вами, Антогора. А у Александра какая привычка?
– По настроению. Когда с нами, а когда у себя. Нам подаёт Мар, а в комнаты подаём мы.
Сидим вчетвером за большим столом в помещении рядом с кухней, а Мар обносит нас аппетитным мясным варевом. Потом и сам садится за стол поближе к кухонной двери. Вино? Нет, лучше молоко. Хлеб мягкий и душистый. Девушки едят чисто и аккуратно, искоса бросая на меня любопытные взгляды. Нет, молчание слишком тягостно действует на пищеварение.
– Антогору я теперь узнáю, — говорю я, отставляя миску и пододвигая поближе к себе кувшин с молоком. — У неё серьга в ухе. Наверное, даже Мара смогу отличить от других.
Одна из ещё не опознанных совершенно по-девчоночьи прыскает от смеха и признается:
– Я — Охота. У меня вот на подбородке родинка.
– Отлично. Теперь осталось самое трудное. Выяснить, кто же из вас всё-таки Ферида.
– Это очень просто, Сергей, — поддерживает меня Мар. — Если не Антогора, нет родинки и, главное, не я, то, значит, — Ферида. Не ошибёшься. Я всегда их так различаю.
Теперь смеются все.
– Александр говорит, что вы из племени амазонок. Сёстры?
– Нет, у нас матери разные, — отвечает Ферида.
– А отцы?
– Да кто же их знает! Может быть, и один. Между нами в возрасте разница в год.
– И много вас, похожих друг на друга в племени?
– Хватает. Нас вот трое, а есть по пять и шесть похожих как сёстры.
– Меня вообще-то очень удивило ваше присутствие здесь. Амазонки — и вдруг домашняя прислуга. Как это может быть?
– Как? — повторила за мной Охота. — Наша главная воительница Антиопа говорит, что так нужно. Договор есть договор.
– Договор о чём?
– Александр привозит откуда-то к нам в племя разные снадобья для лечения ран, болезней. А мы за это его охраняем, ухаживаем. По три человека в течение года. Мы вот здесь ещё только три месяца.
– Раньше много амазонок умирало от ран, — добавила Антогора. — Теперь от ран в племени почти никто не умирает и болеют меньше.
– Они верно говорят, — подтвердил Мар, — меняются через год. Чудесные девушки, и что их только так в драки тянет? Не пойму.
– А тебя, Мар, как судьба занесла в этот дом?
– Александр как-то в трудный момент спас меня от виселицы.
– И в чем была твоя вина?
– Беглый гладиатор. Прошло уже два года, а Александр говорит, что меня так ещё и не перестали искать.
Девчонки аж чуть не подпрыгнули.
– А ты ничего об этом не говорил! Это же надо, как нам повезло. Научишь?
– Не буду я никого учить кровопролитию. Не дело это, — и, видя, что Охота уже было начала раскрывать рот, отрезал: — Нет — значит, нет! Давайте миски. Пойду мыть.
Утро следующего дня. Слышно, как Мар хлопочет на кухне. Завтрак в этом доме весьма скромный. Хлеб, сыр, молоко, фрукты да одна жареная курица на всех. Правда, курица большая. Мне, чтобы почти насытиться, хватило половины грудки. Амазонки от птицы не оставляют ничего, кроме косточек, а я, как истинный и разборчивый аристократ, выбираю только белое мясо. Чувствую, как девочки внимательно наблюдают за мной исподтишка, и не могу понять причины такого пристального интереса.
– Сергей, — вдруг спрашивает Охота, — а ты шкурку не будешь? — и, не дожидаясь ответа, цапнула из моей миски предмет своего вожделения и мигом отправила в рот под завистливые взгляды подруг, опоздавших воспользоваться моментом.
От дверей со стороны леса послышался звук гонга. Ферида мигом исчезла из-за стола и через минуту вернулась с прелестной девушкой в лёгком голубом, почти воздушном и полупрозрачном одеянии.
– Присоединяйся к нам, Клития, — пригласила гостью Антогора, — тебе чего-нибудь положить?
– Нет, спасибо, — мелодично прозвучало в ответ, — я, пожалуй, возьму грушу.
– Как хочешь. А Александра нет.
– Как — нет? Я слышала, что он вчера пришёл.
– Пришёл и ушёл. Спешил очень. Вот за себя друга оставил. Сергеем зовут.
– Ничего не просил передать? — коротко взглянув на меня, спросила Клития.
– Просил. Что очень скучает, — быстро ответила Антогора, бросив на меня предостерегающий взгляд.
– Спасибо. Ну, я тогда пойду, — и девушка, мило улыбнувшись всем, словно растворилась в анфиладе комнат.
– Кто это? — интересуюсь я. — Кроме этой виллы, жилищ вроде бы поблизости нет.
– Она живёт в лесу. Клития — нимфа ручья. Очень огорчилась бы, узнав, что ей ничего не передавали. Видно, Александр был чем-то озабочен, когда уходил.
– А вас не удивляют его странные появления из ниоткуда и исчезновения в никуда?
– Мы уже как-то привыкли.
Простирающееся вдаль бескрайнее поле безлюдно и беззвучно ждёт весны, чтобы снова ожить. В этой стороне ничего интересного нет. Выхожу из виллы, сворачиваю направо, вхожу в лес и иду вдоль опушки в сторону сада, чтобы выйти к ручью. В кустах напротив виллы слышу какой-то подозрительный шорох. Из густой листвы торчат мохнатый зад и поросшие кудрявой шерстью ноги с копытами. Слегка пинаю копыто.
– Тс-с, — слышится из листвы, — не мешай!
Осторожно раздвигаю верхние ветви, чтобы увидеть дом. Во дворе, в тени виллы Охота, Ферида и Антогора занимаются гимнастикой. После завтрака-то? Никакого понятия о спортивном режиме! Однако зрелище весьма и весьма соблазнительное.
– Если они поймут, что ты за ними подглядываешь, то могут возмутиться и тогда тебе будет несдобровать, — тихо говорю я мохнатому заду.
Зад задвигался и стал выползать из кустов. Показалась рогатая физиономия.
– А, это ты, Серж, — с досадой произносит мой знакомец Габор. — Принесла тебя нелёгкая! Зачем мешать-то эстетическому наслаждению?
Девушки между тем, что-то услышав, прекратили свои экзерсисы* и внимательно смотрят в нашу сторону. Увидев это краем глáза, Габор выползает из кустов и вмиг стремительно исчезает в глубине леса. Похоже, что амазонки уже когда-то ловили его за этим занятием. Приподнимаюсь над кустами и успокаивающе машу девушкам рукой.
Это то ли маленькая речка, то ли широкий и довольно глубокий ручей. Прозрачная вода, галечное дно и ровный берег, по которому легко идти среди деревьев. Солнце просвечивает через кроны, а пение птиц и другие звуки леса создают ощущение какого-то сказочного ожидания. Оно — сказочное ожидание — не заставляет себя долго ждать. Шагов через пятьсот деревья расступились, открыв небольшое продолговатое озерцо с пологими берегами, густо поросшими травой и полевыми цветами. Кайма мелкого, чистого песка вдоль кромки воды усиливает очарование места. В дальнем конце озерца речка тихим водопадом по уступам сливается в озерцо с поросшей зеленью скальной стены. Волшебное место!
Сбрасываю с себя то, чем меня снабдили на вилле, и ныряю в тёплую и ласковую воду. Да, знает Александр толк в удовольствиях! Мне до него далеко. Заваливаюсь в траву и нежусь под лучами солнца.
От незаметно охватившей дрёмы меня пробуждают голоса и смех на противоположном берегу озерца. Группа легко одетых девушек. Смотрят в мою сторону и переговариваются между собой. Видимо, не ожидали кого-то здесь застать. А вон и Клития в их компании. Стало быть, нимфы тоже пришли порезвиться, и моё присутствие их смущает. Клития объясняет им что-то, кивая в мою сторону, и это разрешает сомнения. Компания не спеша раздевается.
Вдруг одна из девушек настораживается и, обернувшись в сторону леса, что-то коротко вскрикивает. Нимфы гурьбой бросаются в воду, вздымая тучу брызг, и быстро отплывают от берега. Из-за кустов вылетают четыре или пять фавнов и в досаде останавливаются. Момент внезапности потерян, и добыча ушла из-под носа. Между тем нимфы выбираются на мой берег и начинают выкрикивать фавнам всякие обидные словечки по поводу их волосатости и рогатости. Это не осталось без ответа. Фавны собрали одежду нимф, побросали её в воду и с независимым видом скрылись за деревьями.
Платья сохнут на кустах, а я лежу на боку и с интересом наблюдаю, как нимфы, отжав волосы от воды, расчёсывают друг другу их роскошное богатство. Одна из них, улыбаясь, внимательно смотрит издали мне в лицо. Подойти? Заговорить? Нет, пожалуй. Это их дом, а я в нем незваный гость. А если ещё окажусь и навязчивым…
Мне это только кажется, или глаза нимфы стали увеличиваться, приближаться ко мне? Они всё ближе и ближе. Всё больше и больше. Кажется, что я вот-вот утону в их зелёной бездне. Волной накатывается ощущение приятной слабости и неги. И я действительно тону…
Когда поднимаю веки, то солнце уже давно перешло полдень. Вокруг ни души. Тишина. Пение птиц и тихое журчание воды по камням водопада только поддерживают гармонию этой тишины с окружающим миром. Одеваю пожертвованный мне не то хитон, не то тунику и не спеша бреду к вилле. Проходя через сад, натыкаюсь на Габора, в блаженстве развалившегося на скамье.
– Что же ты, братец, подвёл-то меня? — пеняю я ему. — Я просил тебя развлечь Шехерезаду разговорами и танцами, а ты её в лес уволок. Она вроде бы обиделась насчёт несостоявшихся плясок.
– Не говори ерунды, Серж, — отмахивается он. — Ещё скажи, что она вообще осталась недовольной! Кто поверит в то, что говорят женщины? Это она меня обидела!
– Да ну?
– Всё время допытывалась, зачем мне мой хвост. Словно я козёл какой, — и, подумав, добавил: — Или дьявол. А вообще-то я бы с удовольствием поучил её и танцам при случае.
– Пойдёшь со мной обедать?
– Да ты что! Там эти.
– Что, попался им как-нибудь?
– Замешкался я что-то разок и попался, — признался Габор и недвусмысленно почесал спину.
– Ничего, пойдём. Без вины они никого не трогают.
– Точно?
– Точно. Ты не с того начал. Нужно не подглядыванием заниматься, Габор, если хочешь познакомиться с амазонкой.
– А чем?
– Если хочешь наладить хорошие отношения, чтобы не гоняли, то предложи соревнование. Тогда они проявят интерес и к тебе.
– Брось, какое я могу предложить им соревнование? Любая из них сильнее меня вдвое. А я ведь не слабак! На сельских праздниках в борьбе укладываю сразу троих мужчин.
– Предложи им посоревноваться в беге. Я видел, как ты сегодня улепётывал. А соревноваться в беге можно и в поле, и в лесу. Где-нибудь тебе проиграют даже амазонки.
Габор сильно задумался и в таком задумчивом виде вступил в дом. Оказалось, что самое время. Девочки уже за столом, но ещё не начали. На появление фавна даже бровью не повели. Пришёл и пришёл. Чего тут говорить?
– Знакомьтесь, девочки, это Габор.
– Мы уже знакомы, — за всех невозмутимо отвечает Антогора.
– Мар, — кричу, — у нас гость! Голодный.
– Сейчас, сейчас несу! Охота, Ферида, накрывайте на стол!
И в самом деле, что-то несёт, девочки накрывают, мы все рассаживаемся и приступаем к насыщению. Специально молчу. Интересно, как Габор будет выкручиваться сам?
– Вы всё ещё обижаетесь на меня? — спрашивает Габор, обратившись в сторону амазонок.
Охота хмыкает себе под нос что-то невразумительное.
– А я люблю смотреть на физические упражнения и сам тоже ими занимаюсь. Красивое зрелище меня завораживает и притягивает. За него готов даже и пострадать!
– Вот как-то и пострадал, — констатирует Ферида, — не надо было прятаться! Спросил бы, нельзя ли посмотреть на нашу тренировку. Не любим, когда за нами тайком подсматривают.
– Постеснялся.
Амазонки уставились на него ошалелыми глазами. Стеснительный фавн! Где это видано?
– Шутишь?
– Ну, как сказать, может, и не совсем как бы постеснялся, — начал выкручиваться Габор, — но всё равно было как-то боязно к вам подходить. Вы такие важные, красивые…
– Послушай, Габор, а ты сам-то какими упражнениями занимаешься?
– Бéгом.
– Не смеши нас! С твоими-то короткими ногами? Ну-ка, встань! — Габор поднялся, а Антогора встала рядом с ним. — Вот видишь, мой бедренный сустав выше твоего пояса. Какой ты бегун! — недоразумение.
– Недоразумение, недоразумение, говоришь! — задыхаясь от возмущения, вскричал фавн. — Раз вы такие уверенные, то вызываю вас на соревнование! Два этапа. Бег по полю и бег по лесу на триста локтей. Увидим, что важнее — мастерство или длинные ноги!
Амазонки переглянулись.
– Согласны. Один на один или команда на команду?
– Как хотите.
– Тогда командой. Когда?
– Завтра утром, как закончите свои упражнения.
Габор ушёл. Наверное, набирать команду. Охота и Ферида копошатся где-то в доме. Мы с Антогорой в библиотеке. Она вытащила из тайника в стене тяжеленный ларец и взгромоздила на стол. Сама же взяла какой-то свиток, в живописной позе улеглась на одну из кушеток и принялась за чтение.
Ларец доверху набит мешочками с золотыми и серебряными монетами. Сколько взять с собой? Сотни золотых ауреусов, наверное, хватит. Отсчитываю, ссыпаю в мешочек и поднимаю глаза на Антогору, собираясь сказать ей, чтобы поставила ларец на место, и замираю от неожиданности. Девушка вовсе не лежит на кушетке, а стоит, к чему-то встревоженно прислушиваясь.
– К нам кто-то едет верхом. Не один. Четверо, нет, пятеро. Не нравится мне это. Мы никого не ждём.
Я тоже напрягаю слух и не улавливаю ничего, кроме птичьих голосов за окном. Но тревога Антогоры передаётся и мне. Быстренько спускаемся к дверям, выходящим на дорогу. Охота и Ферида уже здесь. Мар в стороне от двери осторожно, краем глаза смотрит в окно на подъезжающую пятёрку всадников. Ферида, увидев, что Антогора подошла, проходит мимо нас и скрывается в сторону дверей, выходящих в сад. Мар хочет что-то мне сказать.
– Это за мной. Нашли всё-таки. Впереди едет Квинт Клодий — мой бывший хозяин. Я не вернусь к нему!
Только тут я замечаю у него в руке короткий меч.
– Вот что, Мар, ты не в своём доме, чтобы решать, что тебе делать. Ещё побоища нам тут не хватало! Тот, кто в доме по воле хозяина, тот под его защитой. А раз я сейчас заменяю Александра, то все в доме выполняют то, что я скажу. Быстро выйди, скройся в лесу и сиди там, пока не позовут. Ты понял?
– Да, — и Мар бегом понёсся к выходу в лес, а я направился к дверям.
В двадцати шагах от нас пятёрка всадников спешилась и, оставив лошадей стоять, твёрдо и решительно ступая, приблизилась к нам. Я бы сказал, что они четвёрка солдат с командиром, но по внешности не могу знать, какое место они занимают в римской иерархии. Тот, что стоит впереди, — понятно, Квинт Клодий. А те, что за ним? Солдаты регулярной армии? Какая-нибудь стража? А может быть, просто слуги? Во всяком случае, эти четверо вооружены и одеты одинаково. Здоровяки.
– Что тебе угодно на чужих землях? — спрашиваю я стоящего впереди, памятуя из истории, что в те времена обращения на "вы" ещё не знали.
– Я Квинт Клодий из Рима, — отвечает тот, — и мне нужно видеть Александра Марцелла.
– Это невозможно. Александр в отъезде. Я его друг Сергей. Просто Сергей и управляю за него домом и окрестными землями. Изложи своё дело, Квинт, и мы решим его так же, как если бы Александр был здесь.
– Досадно, что Александра нет, хотя, может быть, и к лучшему.
– Что — к лучшему?
– Нет-нет, ничего. Это я так, про себя. Мне стало известно, что здесь, на вилле Александра скрывается мой беглый раб. Я прибыл за ним и хочу его забрать. Не берусь судить, знает ли Александр Марцелл о том, что скрывает беглого раба, но будем считать, что не знает. Я просто хочу забрать своё имущество.
– Ценное имущество-то?
– Не меньше ста золотых ауреусов.
– Ого! И чем же так ценен твой беглый раб?
– Он хороший гладиатор.
– Вот как! Но ведь беглых гладиаторов, если не ошибаюсь, казнят.
– Это мне решать. Если выйдет на арену, то, может быть, ещё и поживёт.
– Забота о своём имуществе очень похвальна, Квинт. Впрочем, то, что ты не высказываешь никаких обвинений к Александру Марцеллу, говорит и о твоей похвальной осторожности. Однако как зовут раба?
– Мар. Мар из Эфеса.
– Мар? Человек с таким именем мне известен, но из Эфеса ли он, я не знаю. Он работал здесь поваром. Но его в доме уже нет.
– И где же он?
– Того не ведаю.
– Мне хотелось бы в этом убедиться.
– Вот как? Ты сомневаешься в моих словах? И как ты собираешься убедиться?
– Войти и осмотреть дом.
– Без согласия хозяина?
– Хотя бы и так, — и он, сделав шаг в сторону, мотнул головой своим солдатам.
Двое передних здоровяков обогнули меня и решительно двинулись в направлении дверей, около которых с совершенно невинным видом стоят Охота с Антогорой и внимательно слушают моё препирательство с Квинтом. Солдат, который слишком приблизился к Антогоре, вдруг охнул и рухнул, распластавшись на камнях. Антогора при этом даже почти не пошевельнулась. Тот, который протянул руку, чтобы отпихнуть Охоту от дверей…
Я никогда не предполагал, что мужчина может так истошно орать. Даже уши заложило! Да и как не орать, если рука у тебя чуть ли не вывернута в обратную сторону! Короткая, почти невидимая глазу подсечка — и кричащий валится рядом с первым, прижимая к себе руку с едва не вывихнутыми суставами. В этот момент за спиной у нападающих слышится стук копыт. Они смотрят назад. Между ними и их лошадьми появилась Ферида верхом на огромном чёрном коне и с длинным и тонким обнажённым мечом в руке.
– Амазонки, — только и произнёс один из стоящих солдат, и оба замерли, даже не пытаясь хоть что-нибудь предпринять.
– Вот результат твоей опрометчивости, Квинт. Как теперь поступить? Сам понимаешь, никакого Мара тебе сейчас и здесь уже не получить. Даже если бы он и был в доме. Конечно, ты можешь не успокоиться и явиться сюда ещё раз с целым легионом солдат. Но тогда ты не застанешь даже и остывших следов какого-то Мара. Можешь забыть о своих ста золотых, если и дальше будешь переть напролом. Хлопот будет много, а денег никаких.
Видишь ли, Квинт, Александр очень ценит покой и тишину. Потому и забрался подальше от вас всех. Ты этот покой нарушаешь. Но знаю, что ради покоя Александр был бы готов откупиться любыми деньгами. Вот что я предлагаю. Я тебе даю двести золотых, а ты подписываешь отказ от прав на своего Мара. Пусть он болтается, где хочет. Зато у тебя не станет повода ещё раз нарушить покой Александра. Ну, как?
– Двести золотых?
– Двести и по пять золотых для поправки здоровья этим увальням, которые тут развалились на земле.
Квинт недолго выбирал между хлопотами с неизвестно каким концом и деньгами прямо сейчас.
– Я согласен.
– Антогора, принеси деньги, а также на чём и чем писать.
Минуты через три-четыре она вернулась, неся мешок с деньгами и чернильницу в руках, а свиток то ли грубой бумаги, то ли пергамента — под мышкой.
– Здесь негде пристроиться со свитком, — пожаловался Квинт, — нельзя ли зайти в дом?
– Нет. Попытавшись ворваться силой, ты потерял возможность быть приглашённым. Вон на спине твоего охранника удобно бы писать! А другой чернильницу подержит. Только напоминаю, что Александру рабы не нужны. Пиши, что не продаёшь, а просто отпускаешь на свободу за двести золотых.
Так Квинт и поступил. Я прочёл бумагу. Пожалуй, всё верно. Бросил взгляд на правую руку Квинта и протянул свиток ему обратно. Он помазал чернилами свой перстень-печатку и приложил к документу. Пересчитал деньги, а я передал по пять золотых бедолагам, которые с трудом, но уже поднялись на ноги.
– Ферида, пропусти их! — и мы ушли в дом.
– Антогора, позови Мара. Он где-то поблизости в кустах отсиживается, а ему ещё ужин готовить. Отдай ему свиток.
Ну и сильны же эти амазонки! Я едва дотащил тяжеленный ларец до тайника, запихнул его туда и запер. Огляделся вокруг. В шкафах свитки, свитки, свитки… Никаких тематических табличек или подобия каталога. Как он во всём этом разбирается? Нужно будет спросить, нет ли здесь чего-нибудь про Атлантиду. С нижнего этажа доносится громкий визг и смех. Что за чёрт! Бегу. Вроде из бассейна. Так и есть.
Ферида, Антогора и Охота, бултыхаясь в воде, устроили потешную потасовку между собой и визжат, как недорезанные, и хохочут, как сумасшедшие. Начисто голые, конечно. Заметив меня, даже слегка не засмущались. У меня почему-то, глядя на них, мгновенно возникло катастрофически сильное желание вдруг оказаться в Багдаде с Зубейдой. Почему бы это? Она-то тут причём?
Сегодня утренняя гимнастика амазонок во дворе между домом и лесом необычно многолюдна. К ним присоединились и три фавна — Габор, Корий и Фаустус. Смешно смотреть, как они изощряются, пытаясь перещеголять амазонок в ловкости и гибкости. Ещё несколько представителей козлоногой братии тут и там расположились на траве и наблюдают за девушками. Из-за дерева выглядывает полноватенькая, пугливая дриада. Не та ли это дриада, которую охмурял Везер на празднике близ Багдада? Прочие нимфы живописной группой на всякий случай держатся подальше от копытных болельщиков. Мар отмеряет в поле дистанцию в триста локтей. Всё спокойно и вполне благонравно. Даже лавровые венки победителям заблаговременно сплетены нимфами.
– Девочки, Габор, наверное, пора выходить на поле, — говорю я.
Шестерка соперников уходит в поле, где их ждёт Мар. Бежать будут к вилле. Мар выстраивает всех в линию и хлопает в ладоши. Полетели! Вот это зрелище! Амазонки несутся и одновременно как бы плывут легко и грациозно. Фавны, как смешные заводные игрушки, так быстро переставляют короткие ноги, что это кажется просто невозможным для живого существа. Амазонки, похоже, поражены, что им никак не удаётся оторваться от фавнов. На последней четверти они делают рывок и оказываются впереди своих соперников с разницей между победительницами и проигравшими всего лишь в три-пять локтей. Девочки обескуражены. И в самом деле! Длина ног, оказывается, — ещё не гарантия преимущества в беге!
После небольшого отдыха соперники перемещаются к лесу, а зрители в сад. Бегуны стартуют с кромки леса, ворвавшись в лес, повернут направо, пробегут триста локтей вдоль виллы и выскочат прямо в сад.
С края сада видно, как наши спортсмены выстраиваются в линию. Рванули и исчезли в деревьях. Ждём с нашей стороны. Фавны из стены леса выскакивают почти одновременно и ждут соперниц. Те вылетают в сад с большой задержкой далеко не одновременно. Получается, что фавны опередили амазонок примерно на половину всей дистанции. Полный разгром! Девочки это понимают, но обиду поражения в одном хорошо скрашивает лавровый венок за победу в другом. Хорошая почва для взаимопонимания, когда все бывшие противники победители!
Габор в своём венке ходит гоголем, воображая из себя невесть что. Из дома в сад тащат столы, подносы с фруктами, блюда с разной едой, сосуды с напитками. В общем, в доме погром, а в саду суета. Праздник так праздник! Кутерьма. Но меня что-то не тянет участвовать в этом шумстве. Подзываю Антогору.
– Мне скоро пора уходить. Вы тут веселитесь, а я пойду немного погуляю в лесу напоследок. Так что не удивляйтесь моему исчезновению. Было очень интересно и приятно с вами. Проследите, чтобы потом прибрали, а то Александр всыплет нам всем. Девочкам передай мой привет. Я к вам неожиданно привязался за эти два дня, — и, привстав на цыпочки, слегка прикладываюсь губами к её щеке.
Антогора молчит, не зная как на это реагировать. Только слегка покраснела, наверное, от неведомого ей до селе смущения. Как неожиданно быстро пролетели эти неполные три дня. Из-за амазонок что ли? Непрерывно наблюдал за ними. Какие они странные, необычные. Добрые, послушные, домашние и я бы даже сказал, что, наверное, и ласковые когда-то. Но вдруг внезапно раскрывается, что при опасности они могут в один миг преобразиться в решительных, жёстких, несгибаемых и безжалостных. Поразительные девочки! Притягивают к себе вроде бы, как очаровательные женщины, но ещё больше, как какое-то неповторимое и загадочное явление. Да так притягивают, что… Нет, нужно непременно вернуться сюда к ним ещё раз и не раз. Такое ощущение, что и они присматриваются ко мне вполне благожелательно.
Наверху переодеваюсь, беру мешочек с золотом и выхожу в лес. Млея от восхищения окружающей природой, медленно бреду вдоль речки к озеру. Шум праздника за спиной становится все тише, тише и, наконец, совсем растворяется в шелесте листвы и пении птиц. Колдовство и очарование лесного озерца радует душу. Раздеваюсь догола и с наслаждением погружаюсь в ласковую воду. Надо же какое чудо создал Александр!
Заваливаюсь спиной в шёлковую траву и продолжаю млеть от неописуемого ощущения покоя и неги. Нужно будет узнать, а вдруг и в вернском лесу есть такое волшебное местечко. Не может не быть — сказка ведь. Веки тяжелеют и тихо, незаметно накатывается какая-то лёгкая и приятная полудрёма.
Вдруг какая-то большая фигура, громко по-человечески ругаясь, пролетает над деревьями, водопадом и с шумом кувырком рушится в воду, подняв тучу брызг. Из глубины выныривает какой-то субъект и, отдуваясь, отфыркиваясь, начинает вылавливать что-то трепыхающееся на поверхности воды. Выловил, осмотрелся и, увидев меня, поплыл к берегу.
Ещё вполне молодой, хорошо сложённый человек приятной, располагающей наружности. На голове каким-то чудом удержавшийся венок из виноградных листьев.
– Дионис*, – представляется он и бросает на берег пару сандалий с крылышками. Сандалии трепещут в траве, как выброшенные на берег рыбы. – А ты кто?
– Сергей – друг здешнего хозяина.
– Вот видишь, Сергей, что означает большая поспешность и плохая предусмотрительность. Услышал случайно, что фавны из моей свиты затеяли где-то здесь праздник, а меня позвать забыли. Решил нагрянуть. Выпросил у Меркурия* пару его запасных летучих сандалий, чтобы добраться поскорее. Кто же мог подумать, что сандалии-то ещё не объезженные, норовистые. Результат ты видел.
– Дионис, ты своих фавнов-то не обижай, - прошу я, – принимая сидячее положение. Это я устроил праздник в их честь, а не они сами себе. Я здесь впервые и с вашими традициями ещё не знаком. Приглашаю тебя. Может быть, и с запозданием, но от души.
– Спасибо. Принимаю. Вот, пожалуйста, тирс утопил. Опять в воду лезть.
– Давай я поныряю, а ты пока отожмись. Не пойдёшь же на праздник в мокрой одежде.
– И то, правда, – и Дионис начал разоблачаться.
Нырнув пару-тройку раз, я вытаскиваю на берег увитый плющом жезл Диониса.
– Вот твой символ божественности.
– Ага, а почему ты, Сергей, сам-то не на празднике? – спрашивает бог веселья, сверкая ягодицами и развешивая по кустам на солнышке свою лёгкую амуницию.
– Не знаю, не тянет меня что-то сегодня к шумным развлечениям. Домой нужно отправляться, а уходить отсюда не хочется.
Дионис огляделся вокруг.
– Действительно, очень милое и приятное местечко. Тебя можно понять. У нас на Горе* такого не найдёшь. Все ухожено и облагорожено так, что просто тошнит. Посижу-ка и я с тобой, пока одежда сохнет.
Крылатые сандалии, отряхнувшись от воды, пытаются взлететь. Дионис хватает их и приматывает завязками к ближайшему деревцу.
– Вот меркурьево отродье! Ещё и удрать пытаются, – в сердцах сетует начальник фавнов и собутыльник прочих гуляк мужского и женского рода.
Лежим рядом в траве, уставившись в небо и блаженствуя под тёплым ветерком. Перекидываемся ничего не значащими, короткими фразами. Кто бы мог подумать, что боги так просты в обращении. Даже не верится в реальность происходящего.
Дионис поднимается и ощупывает свою одежду.
– Вроде просохла. Можно двигать. Мне в какую сторону, Сергей?
– Вот по этой тропинке выйдешь прямо к столам и бочкам.
Дионис приветственно махнул рукой и скрылся за деревьями, таща с собой за завязки, парящие в воздухе крылатые сандалии.
Взглядываю на солнце. Наверное, часа три уже. Пора и мне отправляться. Одеваюсь.
Дом, Дом, где ты, Дом…
Сегодня суббота, и Александр дома.
– Ну как? Что ты в моей мечте натворил?
– Знаешь, там у тебя ничего творить не надо. Всё так великолепно, что я был просто поражён. Особенно озерцом с водопадиком. Сказочное по прелести место! Мне ещё до такого далеко.
Чувствуется, что хозяин сказки просто внутренне млеет от похвалы, моего восторга, но вида не подаёт. Поэтому продолжаю:
– Припёрся Квинт Клодий с солдатами забрать своего беглого раба. Кто-то, видимо, вас заложил. Пришлось выкупить у него Мара, чтобы Квинт больше не таскался, не искал его. Дороговато, но покой того стоит.
– И сколько он взял за мой покой?
– Столько, сколько ему дали — двести золотых. Он по ходу переговоров оказался в малость безвыходной ситуации по своей вине.
– Двести — это недорого за такое дело.
– Ещё пришлось из жалости дать двум его солдатам по пять золотых за увечья, полученные в переговорах.
– Да что это за переговоры такие с увечьями?
– Ты сам нанимал амазонок на службу, а они, наверное, не любят, когда их трогают пальцами.
– Да, кое в чем девочки очень взыскательны.
– И ещё одно. Помирил я твоих амазонок с фавнами. А то эти девицы совершенно запугали, затравили невинных лесных бабников!
– Брось, это невозможно! Амазонки на дух не переносят фавнов.
– Убеждение и ласка делают чудеса. Сейчас там, в саду праздник по поводу завершения местных олимпийских игр между командами амазонок и фавнов. Всё мирно и пристойно. Даже Дионис пришёл. Можешь ещё успеть, если захочешь.
Да, Клития заходила и спрашивала тебя. Кто-то сказал ей, что ты появлялся. Мы на всякий случай передали ей от тебя привет. Чтобы не подумала, что ты её забыл.
– Виноват, каюсь.
– Она сейчас тоже на празднике. А у тебя новости какие-нибудь есть?
– Нашёл я толкового и шустрого юриста для наших дел. Либо рассчитываться с ним по каждому вопросу, либо платить регулярно четыреста долларов в месяц независимо от наличия или отсутствия для него работы. Тогда любое наше дело в любое время и впереди всех.
– Второе удобнее.
– Я тоже так думаю. С оформлением документов всё затянется на месяц-два.
– А что делать? В нашем бардаке и это быстро. Ладно, пойду-ка я домой. Пока.
– Пока. Пожалуй, схожу и посмотрю, что за праздник вы там затеяли. Да и Диониса я ещё никогда не встречал. Как его ко мне занесло?
На самом деле я пошёл не домой, а в гастроном. Холодильник-то пустой! Набив его маленько, сажусь и думаю. В Багдаде всё спокойно — любят и ждут. В Париже утряслось. Иначе Анна Петровна в панике была бы здесь. В Верне проблемы решены. И пиратские моря не лишены тихой прелести семейного счастья у кого-то. Даже здесь потихоньку идёт какое-то движение. Жилье в собственность заберём. Подвал, пожалуй, отвоюем. Машину защитим. Так что живём однако…
---------------------------------------------------------------------------------
На этом заканчивается первый том романа. Второй и третий немного объёмнее и там уже не требуется вводить читателя в сюжет и характеры главных героев. Соответственно, увеличилась авантюрная составляющая повествования. Опять приключения в Париже времён мушкетёров, древнем Багдаде, сказочном Верне, пиратских морях. А уж что вытворяют амазонки в Древнем Риме и Париже двадцатых годов прошлого века...
Ахмед плотоядно наблюдает, как я нарезаю большой фруктовый тортик. Александр сосредоточенно изучает водяную воронку, быстро вращая ложечкой в своей чашке чая. Наконец он не выдерживает и со вздохом изрекает несомненную истину:
– Тоска зелёная, — и, глянув в окно, уточняет: — И мокрая, премерзкая притом.
– Переходи в дворники. Всю скуку, как рукой снимет, — посоветовал ему Ахмед и хапнул себе самый большой кусок торта.
– Если уж тебе так скучно, то займись общественно-полезной ограниченному кругу лиц работой, — открыл я Александру перспективу.
– Какой?
– Разузнай всё о приватизации жилья. С коммуналками там много неясностей. Но самое главное, что нужно приватизировать квартиру Ахмеда.
– Верно, — согласился тот, — чтобы никто, кроме нас, сюда доступом не завладел. А я напишу завещание на всех вас.
– Вот-вот, — добавил я, — всё верно. И с подвалом надо бы что-то сделать. Занять его хотя бы как-то, если в собственность не получить. Бессмысленно защищать машину, если в подвале кто-то всё-таки отковыряет железо в кочегарке, обнаружит бункер и разрушит энергоустановку. Нужно зарегистрировать какое-нибудь частное предприятие, хоть контору "Рога и копыта", и взять подвал в долгосрочную аренду. Прибыльность большая не обязательна. Важна ширма.
– Даже если и просто ширма, — возразил Александр, под осуждающим взглядом Ахмеда расковыривая свой кусок торта на мелкие крошки, — то ты себе представляешь, каких это денег потребует? Ни моя учительская, ни твоя инженерская зарплата здесь не котируются.
– Ахмед, ты вообрази себе, что такое говорит латифундист*, имеющий шикарную виллу в Италии в окрестностях Рима! Ты поверишь, что у него денег нет?
– Ни в жисть не поверю! Видишь, как он зажрался! Как говорится, что не съем, то изуродую. Дай сюда, не порть продукт! — и Ахмед оттащил к себе от Александра его блюдце с тортом.
– Это ты, про какую виллу намекаешь!? — словно проснувшись, дёргается Александр.
– Про какую, про какую? Про твою, конечно. Извини, совсем забыл. Фавн Габор тебе привет передаёт. Денег-то как раз у нас у всех более чем достаточно. Думаю, что машина всё-таки позволит протащить сюда кое-какое золотишко не с корыстными целями. Это же для её собственной защиты необходимо.
– Нет, нет, давай-ка сначала с виллой разберёмся. Откуда ты про неё знаешь?
– Каким же ты занудой, Саня, иногда бываешь! Ахмед, объясни ему, что все его тайны в нашем общем сокровище для нашего круга не такие уж и тайны.
– Понимаешь, Саша, — дожёвывая александрову долю тортика, проникновенно начал Ахмед, — мы тут с Сергеем совершенно случайно попали на большой праздник волшебных существ наших миров. Там собрались все, какие есть. Совсем не трудно было подойти к неизвестным нам и расспросить, откуда они и с кем из людей у себя знакомы.
– Жульё! Влезли-таки в мою мечту. Радуетесь? Ладно, согласен, деньги у нас есть. Неплатёжные. Кто золото будет менять на бумажки? Опасное это дело. Да и монеты у нас будут странные.
– Странность их только удорожает. А опасность попробуем преодолеть. Есть люди, которые давно занимаются коммерческим промыслом. Нужно к ним внедриться. Есть тут неподалёку один жук в комиссионке. Весьма оборотистый малый. Попробую с ним завязать знакомство, а там и какая-нибудь акула появится. Нужны образцы монет.
– Слушай, это не тот ли оборотистый малый, который недавно тебя раздел?
– Тот.
– Тогда я верю, что это может быть нужный канал к обмену. У меня дома есть пара римских золотых монет. Принёс как сувенир для себя самого. Ахмед, а у тебя есть здесь золото?
Ахмед порылся в комоде и выложил на стол монеты.
– Вот, четыре динара. Берег себе на протезы, — и расхохотался, продемонстрировав тридцать два безукоризненных зуба.
– Отлично! — я сгрёб монеты Ахмеда в карман. — У меня сейчас нет, но завтра я схожу за деньгами к себе. План на ближайшие дни, стало быть, вот такой. Александр, ты разведываешь всю юридическую сторону приватизации жилья, регистрации предприятий и аренды нежилых помещений. Мы сможем нанять юриста для наших дел. Вот найти бы надёжного, толкового...
Ахмед, ты займёшься формальностями приватизации и своей квартиры, и наших комнат в коммуналках. У тебя больше свободы днём, чем у Саши. Мы тебе доверенности напишем. К Анне Петровне сходи. Может, она тоже присоединится.
Я займусь организацией предприятия. Скверно, что Капитан в плавании. Учредительный договор нужно будет подписать. К Анне Петровне за подписью можно сходить, а к Капитану — нет. Здесь у меня будет перерыв, пока Александр собирает информацию. Неплохо было бы отдохнуть денёк-другой в солнечной Италии. Всё-таки отпуск. А, Александр?
– Да чёрт с тобой! Топчите своими грубыми ножищами мою хрупкую мечту! Я отведу тебя туда и брошу. Делай, что хочешь, а у меня здесь учебный процесс. Пойдём, я тебе монеты отдам.
Решено. Завтра утром схожу в Верн, посмотрю, что там делается, и попробую протащить в Дом деньги. И бутылочку, само собой!
Позднее утро Верна солнечно и приятно. Во внешности встречной мужской публики ещё больше ощущается мáстерская рука Льюиса. В "Морском драконе" тишина. Сажусь за свой стол. Никто не спешит меня обслужить — некому. Что за чудеса? Оглядываюсь к посетителям за соседним столом. Те, поймав мой вопросительный взгляд, сами недоуменно разводят руками.
Встаю и заглядываю на кухню. Вот они все, голубчики, где! Столпились у плиты и заворожённо глядят в топку. Увидев рядом с плитой большое ведро с углём, понимаю, в чем дело — испытания нового топлива. Один из поваров бросает в плиту кусок чёрного камня. Уже который раз, наверное. Сначала не происходит ничего. Потом камень разогревается. По его поверхности начинают бегать искорки, появляются яркие пятнышки, из которых вырываются тонкие струйки огня, — и вдруг весь камень вспыхивает и, тихо гудя, начинает источать сильный жар.
– Трое посетителей уже умерли с голода, — похоронным голосом сообщаю я, — а ещё один обессилит сейчас прямо перед вами.
– Синьор Серж! — радостно восклицает Жанна. — Здравствуйте, я сейчас вас обслужу. Как обычно?
– Пойдём, пойдём, — ухватывает меня за рукав Колин, — мы тут увлеклись немного. Только что привезли горящие камни вместо дров. Удивительно!
– Ну, что у вас тут нового? — спрашиваю я, усаживаясь с Колином за стол.
– Знаешь, с лесным народом помирились. Почти все дровосеки стали рудокопами. Добывают горящие камни. Огласили королевский указ о дровах. Теперь в кузницах, тавернах, лавках и цехах дрова можно применять только для разжигания огня. В жилье только в четверти потребности в топливе разрешается применять дрова. С одной стороны, пилить-колоть ничего не надо. А с другой стороны, как-то непривычно без дров-то.
Жанна приносит жареные куриные ножки, яичницу и подсаживается к нам. Локотки ставит на стол и подбородком опирается на свои маленькие кулачки. Посетителей продолжает обслуживать вторая подавальщица.
– Ходят слухи, — продолжает Колин, — что лесной народ в возмещение ущерба получил какую-то необыкновенную вещь, но никто не знает, какую и от кого. Во дворце от всего отнекиваются.
Жанна понимающе и заговорщицки подмигивает мне. Чёрт, как она чем-то очень напоминает мне Зубейду! Синими глазищами? Пожалуй, не только ими.
– Только теперь возникла другая проблема, которой раньше не было, — произносит у меня за спиной очень знакомый голос. — Здравствуйте все!
Да что же это такое! У него какая-то волшебная следилка за моим появлением, что ли?
– Здравствуйте, Жозеф. Опять вы тут, как тут со своими проблемами. Поесть спокойно не дадите. Что за проблема?
– Сиди, сиди, Жанна, я уже позавтракал. Заглянул на минутку поздороваться с Сержем. Вообще-то пока не проблема, но когда-то ей станет. Золу от сгоревших дров обычно вывозят на поля. А теперь что делать? Сгоревший камень камнем и остаётся. Куда его девать?
– Могу сказать, куда его девают в нашей стране, а куда будете девать вы, то вам и решать.
– Интересно, интересно.
– Чёрный горящий камень называется уголь. А то, что остаётся после сгорания угля, называется шлак. Шлак — очень пористый материал и плохо проводит тепло или холод. Им можно засыпать пол чердака в доме — и потолок в помещении внизу зимой будет тёплый.
Но вам, Жозеф, нужно поговорить с изготовителями кирпичей. Если шлак раздробить в кусочки размером с ноготь, смешать с глиной и обжечь, то получаются большие и очень лёгкие кирпичи примерно в локоть длиной и в половину локтя шириной и высотой. Они довольно прочные, и можно быстро строить стены и здания до трёх этажей при толщине стен всего в один такой кирпич. Построенное здание удерживает тепло лучше возведённого из обычного кирпича. Только при изготовлении кирпичей нужно правильно определить пропорции шлака и глины. Я этих пропорций не знаю, но опытным путём их подобрать несложно.
– Почаще заглядывайте в Верн, Серж, — и у нас в государстве вообще не будет никаких проблем. Вы сейчас куда? Во дворец зайдёте?
– К Льюису и сразу обратно домой.
– Жаль. Я вас провожу чуть-чуть.
И мы выходим из таверны, попрощавшись с Колином и Жанной. Жозеф спрашивает:
– Серж, чем же вы так прельстили лесной народ, что они начисто забыли о своих требованиях по поводу утраты Священного дерева?
– А они сами вам не сказали?
– Нет.
– Имеют полное право не говорить. Когда-нибудь узнаете.
– Чувствую, Серж, нам никогда не рассчитаться с вами за ваши услуги.
– А что, разве был когда-нибудь какой-нибудь разговор о цене?
– Нет, но…
– Бросьте, Жозеф, я хорошо отношусь к вам всем. Вы все хорошо относитесь ко мне. К чему эти разговоры об услугах и расчётах? Мне направо.
Мы пожали друг другу руки и разошлись. В фирме Льюиса всё тот же, уже ставший привычным ажиотаж. На улице очередь, а внутри кипит безостановочная работа.
– Синьор Серж! Как хорошо, что вы зашли, — и Льюис, ухватив за рукав, тащит меня во внутренние помещения. — Что будете? Чай, кофе?
– Нет, спасибо, Льюис. Что у вас интересного?
– Знаете, ваша идея делиться частью прибыли с работниками оказалась очень удачной. Всё пошло как-то спокойнее и быстрее, а я при этом почти перестал вмешиваться в рутинную работу.
– У нас в стране это называется сопричастностью в труде, Льюис.
– Прекрасно называется! Но это не всё. Заказ из дворца поступил и исполнен. Я сам был поражён примеркой готового костюма. Такой милой и соблазнительной королевы нет ни в одной стране мира! Теперь я понимаю, что никакие возражения против мужской одежды для женщин не смогут остановить новую моду. Настолько это очаровательно и красиво! Вы и тут были правы. Я в секрете уже готовлю модели. Как только королева выйдет в свет в брючном костюме, сразу пустим их в ход.
Льюис выскочил за дверь и вернулся через минуту с двумя мешками.
– Вот ваша доля, синьор Серж. Четыреста двадцать декст. Налоги уже вычтены. Доходы растут и растут. Это радует, но есть и малоприятная сторона. Другие портные остаются без клиентов и закрывают свои мастерские. Люди теряют работу, а я не могу принять их всех. Тем более, бывших владельцев мастерских и вспомогательный персонал. Тот, что есть у нас, и так справляется. В Верне не должно быть безработных. Так говорит королевская политика.
– Это очень скверно, Льюис. У вас есть какие-нибудь мысли на этот счёт?
– Нужно отдать часть своей работы другим ради спокойствия в городе. А мы возьмём своё, как вы предлагали, синьор Серж, расширяясь в другие города, страны.
– Вам виднее, Льюис. Вы же местный житель, а не я. В чем препятствие?
– Нужно ваше согласие на передачу моделей другим мастерским.
– Только и всего? Оно у вас есть.
– Тогда я побегу обрадую собратьев по профессии. Столько лет рядом работаем.
– Они что, ждут?
– Нет, просто целыми днями сидят в кофейне за углом. Что же им ещё остаётся делать?
– Тогда я с вами. Только вот ещё что, Льюис. Мне хотелось бы обменять серебро на золото.
– Зайдём к моему банкиру на соседней улице. Он не возьмёт процент за обмен.
Через десять минут, избавившись от мешков, я положил в карман сорок две новенькие, сверкающие золотые монеты с чеканным профилем Виолетты Вернской. Затем мы с Льюисом ввалились в кофейню на Рыночной улице. Банкротов можно узнать издали. Сидят в углу у окна группкой в шесть или семь человек с тоскливыми лицами. Льюис со свойственной ему энергией атаковал их с разгона.
– Друзья, синьор Серж любезно согласился с моим предложением передать вам часть нашей работы. Берите модели и открывайте свои мастерские.
Все встрепенулись, глаза ожили.
– Но на каких условиях, Льюис? — спросил самый старший. — Мы не сможем отдавать вам больше пятидесяти процентов.
Льюис посмотрел на меня. Я показал ему растопыренную пятерню. На что он согласно кивнул головой.
– Синьор Серж говорит, что достаточно пяти процентов, и я с ним согласен.
Мастера иглы и утюга просто опешили, а я вмешался в разговор.
– Будут дополнительные условия к этой цифре, — мастера насторожились. — В ваших мастерских цены на ткани и услуги не должны быть ниже, чем в мастерских Льюиса. И доля наших моделей в общем количестве ваших заказов не должна быть выше, чем у Льюиса. Вот и всё. По-моему, справедливо. Как вы сами-то думаете.
– А тут и думать нечего, — ответил за всех всё тот же дедок. — Это просто подарок. Вы с Льюисом наши спасители. Разрешите пожать вам руку, синьор Серж.
Я благосклонно разрешил и поспешил обратно в "Морского дракона". Взял бутылочку и, вернувшись в свою резиденцию, начал размышлять. Взять всё золото с собой или часть на всякий случай оставить здесь? А может, серебро взять с собой? Нет, оно мало стоит. Возни не оправдает. А зачем золото оставлять здесь? Для безопасного хранения? Зачем оно здесь ещё может понадобиться? Разве что Жанне в приданое дом к свадьбе купить. Так к тому времени ещё накопится. Заберу всё с собой! Деньги в кармане, бутылочка прижата к сердцу.
Дом, Дом, где ты, Дом…
Александр сидит у меня и рассказывает, что ему удалось разнюхать сегодня по части приватизации и аренды. Становится тошно. Бардак он и есть бардак. Но преодолевать придётся. Вываливаю своё богатство на стол. Достаю и ахмедовы динары, и александровы ауреусы*. Только сейчас дошло, почему Александр назвал монеты странными. Надписи на них — легенды на русском языке. Какими бы они ни оказались старыми при экспертизе, антикварными они быть не могут. И даже на фальшивки не тянут. В лучшем случае — ценные сувениры.
Александр любуется монетным профилем Виолетты.
– Я возьму одну на память?
– Конечно, — и он нахально отправляет себе в карман целых три монеты.
– Ладно, — говорю я, — отправляюсь на валютный промысел. Про передачки не забывайте. Хлебца, колбаски там… Жди меня здесь.
Ауреусов всего два. Так что и других монет тоже беру по две и заворачиваю все в бумажку. В гастрономе бросаю бумажку на контрольные весы. Перевалило за сто грамм. Монеты большие.
Повезло. В комиссионке оборотистый малый в наличии. С индифферентным* видом разглядываю товары. Потом взглядом проскальзываю малого, как пустое место и, вдруг, словно осмыслив увиденное, возвращаю взгляд назад и изображаю усиленную работу мысли по узнаванию объекта. Он с напряжением ждёт.
– А ведь мы с вами уже встречались, — констатирую я факт, при этом улыбаясь как можно фальшивее.
– Встречались, встречались, — радостно подтверждает он, — и весьма плодотворно.
– Помню, помню. Английский костюмчик совсем не плох.
– Могу быть вам чем-то полезен и в этот раз?
– Да вроде нет. Вот хожу, надеюсь, что попадётся что-то такое этакое, что и сам не знаю, но не попадается, не ложится на душу.
– Сочувствую. Заходите почаще — может быть, и попадётся.
– Разве что.
Иду к двери, берусь за ручку и замираю, словно вспомнив что-то. Возвращаюсь к малому.
– Знаете что, вспомнил я сейчас одну вещь. Мне вы кажетесь, как бы это сказать, ну, человеком квалифицированным, и если у вас имеются некоторые специфические связи, то мы могли бы продолжить плодотворное сотрудничество.
– Был бы весьма рад и обязан. В какой области?
– В области эквивалентного обмена. Но не здесь же говорить. Вы могли бы отлучиться на полчасика? В доме напротив уютное и немноголюдное кафе с обстановкой, располагающей к плодотворной беседе.
– Всё в наших силах.
– Тогда я жду вас там.
Буквально через пять минут мы уже сидим друг напротив друга и аристократически прихлёбываем кофе. Малого просто распирает от любопытства. Я небрежно и лениво начинаю.
– Тут у нас, простите, у меня в связи с государственной экономической политикой возникли некоторые затруднения финансового плана.
– О, я вас очень понимаю. Инфляция и все такое.
– Нет-нет, как раз инфляция нам, — как бы оговариваюсь я опять, — то есть мне никак не страшна. Я не держу свои средства в ассигнациях. Предпочитаю цветные металлы, оформленные как сувенирные изделия. Однако не будешь же ими расплачиваться в магазине или за оказанные услуги. Да и государственная политика в отношении легального обмена этих цветных металлов весьма строга.
– Я понял. Вы ищете человека, которому нужно было бы обратное. Обменять свои ассигнации на ваши цветные металлы.
– Вот именно.
– Вы правильно сделали, обратившись ко мне. Такой человек мне известен. Но он сразу поинтересуется, в каких единицах веса будет исчисляться обмен.
– В общем, за какой-то период времени в килограммах, — у малого округлились глаза. — При инфляции мне нет смысла в больших единичных сделках. Ассигнации, разумеется, не отечественные — потребуются периодически по мере нужды.
– Как бы посмотреть на металл, взвесить…
– Нет ничего проще. Я вам дам несколько экземпляров до завтра. Можете подвергать их каким угодно проверкам. Если вы их берете, то рассчитываетесь только за половину из них. Это своего рода бонус за первую сделку. В дальнейшем вашим будет каждый десятый экземпляр. Коммерческий курс обмена не оговариваем. Пусть на ваше усмотрение. Если расчёт по первой сделке мне придётся не по душе, то следующей просто не будет.
Я полез в бумажник, небрежно добыл из него свёрточек и подпихнул малому. Он почтительно взвесил его в руке и развернул у себя на коленях.
– Впечатляет, — хрипло поделился он произведённым на него эффектом. — Если вы сможете посидеть здесь ещё несколько минут, то с ответом, возможно, не придётся ждать до завтра. Вы мне можете полностью довериться.
– Ну что вы такое говорите! Доверие! Ребячество. Доверие в коммерции — это большой риск. Просто у меня есть возможности всегда вернуть своё, если что не так. Жду пятнадцать минут.
Смотрю, как он перебегает дорогу и скрывается в дверях своей комиссионки. Интересно, поверил он в мою липовую крутизну или нет? Впрочем, всё равно. Аргумент крутизны тут подлинность золота и его немалый вес. Не проходит пятнадцати минут, как он бежит назад и сев за стол, протягивает мне пухловатый конверт. Не заглядывая в него, запихиваю в карман и встаю.
– Если всё будет в порядке, то следующая потребность возникнет где-то через месяц и будет пообъёмнее.
– Меня попросили передать вам вот эту визиточку. Сказали, что было бы неплохо знать ориентировочный вес или количество предметов хотя бы за день до сделки.
– Не вопрос.
Мы распрощались, и я двинул домой.
Александр уже полностью выпотрошил мой холодильник и теперь сидит, доедает последний кусок колбасы. Мне остались только кильки в томате да полхлеба. Считаем ассигнации. Две тысячи долларов. Сверяемся с заблаговременно купленной газетой "Финаншенел таймс". Вспоминаем курс у спекулянтов валютой. Вроде соответствует. Рассматриваем визиточку — директор комиссионного магазина. Ладно, воспользуемся.
Восемьсот долларов отдаю Александру на текущие расходы. Двести отдам Ахмеду. Тысячу в резерв.
– Саша, ты хорошо понял текущую задачу? Найти путного юриста для постоянного сотрудничества.
– Понял, понял. Пойду-ка я домой, а то у тебя всё пищевое уже кем-то съедено.
– Ладно, сейчас схожу к Ахмеду и поднимусь к тебе. Поедем в древнеримскую Италию…
Так, Александр завёл меня в какой-то лес. Тепло. Градусов, наверное, двадцать пять. Уж не хочет ли он меня тут заблудить? Хотя нет — с одной из сторон между пальмами, каштанами и оливковыми деревьями проглядывается открытое пространство. Идём в ту сторону и буквально через сорок шагов выходим из леса. Выходим и оказываемся вроде как на заднем дворе внушительного строения из белого мрамора и жёлтого песчаника.
– Это и есть твоя вилла?
– Она самая.
Впечатляет. Сказать, что дом немаленький — это ничего не сказать. Но не в размере дело. Архитектура удивительная. Вроде что-то греко-римское и вместе с тем мавританское, арабское. Например, колонны. На первый взгляд, античные, но не такие массивные, тяжеловесные, а тоньше и изящнее. Рельефные и расписные портики не прямосторонние, а дугообразные. Оконные проёмы тоже. Три этажа идут террасами друг над другом. Поэтому всё здание стремится вверх, а не нависает над тобой. Вокруг этой прелести никакого забора, ограды. Непосредственно из дома можно выйти или выехать прямо в лес, на куда-то вьющуюся дорогу, в роскошный сад с протекающей речкой или на возделанное до горизонта поле.
– Надо же, просто нет слов, какая прелесть! Умеют же некоторые устраиваться! Особенно поборники демократии и равенства.
– Ты поосторожней с критикой-то, — с наигранной угрозой в голосе предупредил Александр, — а то стоит мне только свистнуть — и будешь под плётками пахать вон то поле с утра и до горизонта. В этом мире демократы не чураются и рабовладения. Историю читать надо.
– Что-то не видать никого. Вымерли? Мор какой-нибудь?
– Чур, меня, чур! Не выдумывай. Массовые болезни — бич этого времени в городах и крупных сёлах. А никого не видно потому, что почти никого и нет. Повар да три служанки на весь этот отель одного туриста. Больше и не требуется. На генеральные уборки раз в месяц-два приходят человек сорок из ближайшего села. Село далеко за полем и отсюда не видно.
– Интересно, а если тут нет никого, кроме трёх баб, то кому ты свистать собрался, чтобы меня запрягли в работы?
– Ладно, пойдём, я покажу дом, познакомлю с прислугой и отвалю в Питер.
Заходим в просторный и гулкий от большого объёма зал. Батюшки, красота-то какая! Почти как в Лувре. Только немного строже. Вместо картин мозаичные фрески, а вместо люстр — напольные и настенные светильники. Судя по всему, масляные. Расписной потолок, деревянные резные двери, через которые видно, что и другие помещения не хуже. Мебель европейского типа, но с изящной стилизацией под античность. Александр бьёт в небольшой, чеканный гонг, висящий у входа. Мелодичный звон громко и гулко разносится по дому.
Шум спешащих шагов — и из разных дверей в зал входят три девушки. Или молодые женщины? Кто их разберёт! Красивые, стройные и заметно выше меня ростом. Одетые в разного, коричневого оттенка, но почти одинакового покроя одежду — кожаные безрукавки с металлическими поясами и короткие юбки. Фигуры гибкие, женственные, но едва угадываются хорошо тренированные мышцы. Сандалии с переплетением завязок до колена, и там же у колена на ремешке с застёжкой у каждой — небольшой нож. Лица вроде приветливые, но одновременно настороженные. Чувствую, что предмет насторожённости — это я сам. Служанки? Ну и служанки! От них прямо источается ощущение силы и независимости. Если бы Александр им свистнул и ткнул бы в меня пальцем, то у меня не было бы никаких шансов спастись от насилия. В момент скрутили бы в бараний рог.
– Знакомься, Сергей. Это Ферида, Охота и Антогора. Девочки, Сергей мой друг и пробудет здесь несколько дней в моё отсутствие. Не обижать его и слушать как меня самого.
Насторожённость в глазах девушек растворилась.
– Ты по ходу дела запомнишь, кто из них кто по имени, — заметил Александр.
И действительно — девушки очень похожи друг на друга. Сестры?
– Приготовьте Сергею комнаты на втором этаже. Посмотрите, что ему подойдёт из моей одежды. Дом я сам ему покажу.
Посмотреть есть на что. В том числе и на водопровод, и на канализацию. А уж про шикарный бассейн и баню и говорить нечего. А отведёнными мне апартаментами из гостиной, спальни и ванной не побрезговал бы любой сибарит*. Зашли и в кухню, где среди мозаичных фресок с фруктами и дичью хлопотал повар по имени Мар, чем-то по внешности похожий на сорокалетнего, плечистого Сократа.
– Вода приходит из леса, — объясняет Александр. — Там речка, которая проходит через сад, падает со скалы. Скала не очень высокая, но даёт перепад уровней, чтобы поднять воду до второго этажа. Трубы от скалы и протянуты. Под скалой образовалось чудесное озерцо, и вместо бассейна в доме я частенько хожу купаться туда. Каждая из девочек делает по дому всё, что потребуется в какой-то момент. Все три и стирают, и охраняют, и работают на кухне и в саду. Так что с любым вопросом можешь обращаться к любой из них. Только вот сексуальных услуг не оказывают. Даже не пытайся.
– Перебьюсь уж как-нибудь. Но всё-таки их внешность, исходящая от них энергия как-то не очень вяжутся с уделом горничных. Каждой из них к характеру больше подошёл бы горячий конь, а не метла и рукоделье.
– В наблюдательности тебе, как всегда, не откажешь, — довольно хмыкнул Александр. — Конюшня с горячими конями вон там, за садом, а девочки — амазонки. Земля их племени в двух днях пути отсюда.
– Да ну! — ахнул я. — Правда? Ну и дела! А ты неплохо тут устроился за восемь-то лет общения с машиной Швейцера! Небось, в Риме тебя почитают даже за патриция.
– Почитают. Там я Александр Марцелл. Без государственной должности, разумеется, но в друзьях у многих молодых сенаторов. В Риме сейчас неспокойно. Это я тебе на всякий случай говорю. Мне пора возвращаться в Питер. Что ещё? Да, деньги я с собой брать не буду. Возьмёшь сколько нужно ты, как наш казначей. Девочки покажут, где они лежат. Вроде всё. Пошёл. Пока, — и буквально через полминуты патриций Марцелл уже скрылся среди лесных деревьев, от которых протянулись к вилле длинные вечерние тени.
Хорошо-то как здесь! Октябрь, а тепло летнее по нашим меркам и деревья зелёные. Ухоженный сад превосходен. Частью окультурен и полон цветов, а частью — явно намеренно в диком состоянии. Частью с фруктовыми деревьями. Правда, фрукты почти все уже отошли, но кое-где кое-что апельсинное или лимонное ещё висит. Небольшие статуи богов, богинь, героев и просто человеческие, преимущественно женские фигуры. Тут и там — мраморные и деревянные скамейки и скамеечки. Одноструйные, многоструйные и капельные фонтанчики. Уютно, покойно и романтично.
Разваливаюсь на скамейке с подголовником и смотрю в темнеющее небо. Сюда бы сейчас матрасик и подушечку из моего домика в Верне! Как разны наши мечты и фантазии по форме, и как всё же сходны по внутреннему духу!
На террасе второго этажа появляется одна из девушек и оглядывает окрестности. Узрев меня в саду, уходит, но через минуту появляется у скамейки и спрашивает:
– Сергей, ты будешь ужинать с нами или у себя?
Голос приятный, ровный и мелодичный.
– Э-э…
– Антогора.
– С вами, Антогора. А у Александра какая привычка?
– По настроению. Когда с нами, а когда у себя. Нам подаёт Мар, а в комнаты подаём мы.
Сидим вчетвером за большим столом в помещении рядом с кухней, а Мар обносит нас аппетитным мясным варевом. Потом и сам садится за стол поближе к кухонной двери. Вино? Нет, лучше молоко. Хлеб мягкий и душистый. Девушки едят чисто и аккуратно, искоса бросая на меня любопытные взгляды. Нет, молчание слишком тягостно действует на пищеварение.
– Антогору я теперь узнáю, — говорю я, отставляя миску и пододвигая поближе к себе кувшин с молоком. — У неё серьга в ухе. Наверное, даже Мара смогу отличить от других.
Одна из ещё не опознанных совершенно по-девчоночьи прыскает от смеха и признается:
– Я — Охота. У меня вот на подбородке родинка.
– Отлично. Теперь осталось самое трудное. Выяснить, кто же из вас всё-таки Ферида.
– Это очень просто, Сергей, — поддерживает меня Мар. — Если не Антогора, нет родинки и, главное, не я, то, значит, — Ферида. Не ошибёшься. Я всегда их так различаю.
Теперь смеются все.
– Александр говорит, что вы из племени амазонок. Сёстры?
– Нет, у нас матери разные, — отвечает Ферида.
– А отцы?
– Да кто же их знает! Может быть, и один. Между нами в возрасте разница в год.
– И много вас, похожих друг на друга в племени?
– Хватает. Нас вот трое, а есть по пять и шесть похожих как сёстры.
– Меня вообще-то очень удивило ваше присутствие здесь. Амазонки — и вдруг домашняя прислуга. Как это может быть?
– Как? — повторила за мной Охота. — Наша главная воительница Антиопа говорит, что так нужно. Договор есть договор.
– Договор о чём?
– Александр привозит откуда-то к нам в племя разные снадобья для лечения ран, болезней. А мы за это его охраняем, ухаживаем. По три человека в течение года. Мы вот здесь ещё только три месяца.
– Раньше много амазонок умирало от ран, — добавила Антогора. — Теперь от ран в племени почти никто не умирает и болеют меньше.
– Они верно говорят, — подтвердил Мар, — меняются через год. Чудесные девушки, и что их только так в драки тянет? Не пойму.
– А тебя, Мар, как судьба занесла в этот дом?
– Александр как-то в трудный момент спас меня от виселицы.
– И в чем была твоя вина?
– Беглый гладиатор. Прошло уже два года, а Александр говорит, что меня так ещё и не перестали искать.
Девчонки аж чуть не подпрыгнули.
– А ты ничего об этом не говорил! Это же надо, как нам повезло. Научишь?
– Не буду я никого учить кровопролитию. Не дело это, — и, видя, что Охота уже было начала раскрывать рот, отрезал: — Нет — значит, нет! Давайте миски. Пойду мыть.
Утро следующего дня. Слышно, как Мар хлопочет на кухне. Завтрак в этом доме весьма скромный. Хлеб, сыр, молоко, фрукты да одна жареная курица на всех. Правда, курица большая. Мне, чтобы почти насытиться, хватило половины грудки. Амазонки от птицы не оставляют ничего, кроме косточек, а я, как истинный и разборчивый аристократ, выбираю только белое мясо. Чувствую, как девочки внимательно наблюдают за мной исподтишка, и не могу понять причины такого пристального интереса.
– Сергей, — вдруг спрашивает Охота, — а ты шкурку не будешь? — и, не дожидаясь ответа, цапнула из моей миски предмет своего вожделения и мигом отправила в рот под завистливые взгляды подруг, опоздавших воспользоваться моментом.
От дверей со стороны леса послышался звук гонга. Ферида мигом исчезла из-за стола и через минуту вернулась с прелестной девушкой в лёгком голубом, почти воздушном и полупрозрачном одеянии.
– Присоединяйся к нам, Клития, — пригласила гостью Антогора, — тебе чего-нибудь положить?
– Нет, спасибо, — мелодично прозвучало в ответ, — я, пожалуй, возьму грушу.
– Как хочешь. А Александра нет.
– Как — нет? Я слышала, что он вчера пришёл.
– Пришёл и ушёл. Спешил очень. Вот за себя друга оставил. Сергеем зовут.
– Ничего не просил передать? — коротко взглянув на меня, спросила Клития.
– Просил. Что очень скучает, — быстро ответила Антогора, бросив на меня предостерегающий взгляд.
– Спасибо. Ну, я тогда пойду, — и девушка, мило улыбнувшись всем, словно растворилась в анфиладе комнат.
– Кто это? — интересуюсь я. — Кроме этой виллы, жилищ вроде бы поблизости нет.
– Она живёт в лесу. Клития — нимфа ручья. Очень огорчилась бы, узнав, что ей ничего не передавали. Видно, Александр был чем-то озабочен, когда уходил.
– А вас не удивляют его странные появления из ниоткуда и исчезновения в никуда?
– Мы уже как-то привыкли.
Простирающееся вдаль бескрайнее поле безлюдно и беззвучно ждёт весны, чтобы снова ожить. В этой стороне ничего интересного нет. Выхожу из виллы, сворачиваю направо, вхожу в лес и иду вдоль опушки в сторону сада, чтобы выйти к ручью. В кустах напротив виллы слышу какой-то подозрительный шорох. Из густой листвы торчат мохнатый зад и поросшие кудрявой шерстью ноги с копытами. Слегка пинаю копыто.
– Тс-с, — слышится из листвы, — не мешай!
Осторожно раздвигаю верхние ветви, чтобы увидеть дом. Во дворе, в тени виллы Охота, Ферида и Антогора занимаются гимнастикой. После завтрака-то? Никакого понятия о спортивном режиме! Однако зрелище весьма и весьма соблазнительное.
– Если они поймут, что ты за ними подглядываешь, то могут возмутиться и тогда тебе будет несдобровать, — тихо говорю я мохнатому заду.
Зад задвигался и стал выползать из кустов. Показалась рогатая физиономия.
– А, это ты, Серж, — с досадой произносит мой знакомец Габор. — Принесла тебя нелёгкая! Зачем мешать-то эстетическому наслаждению?
Девушки между тем, что-то услышав, прекратили свои экзерсисы* и внимательно смотрят в нашу сторону. Увидев это краем глáза, Габор выползает из кустов и вмиг стремительно исчезает в глубине леса. Похоже, что амазонки уже когда-то ловили его за этим занятием. Приподнимаюсь над кустами и успокаивающе машу девушкам рукой.
Это то ли маленькая речка, то ли широкий и довольно глубокий ручей. Прозрачная вода, галечное дно и ровный берег, по которому легко идти среди деревьев. Солнце просвечивает через кроны, а пение птиц и другие звуки леса создают ощущение какого-то сказочного ожидания. Оно — сказочное ожидание — не заставляет себя долго ждать. Шагов через пятьсот деревья расступились, открыв небольшое продолговатое озерцо с пологими берегами, густо поросшими травой и полевыми цветами. Кайма мелкого, чистого песка вдоль кромки воды усиливает очарование места. В дальнем конце озерца речка тихим водопадом по уступам сливается в озерцо с поросшей зеленью скальной стены. Волшебное место!
Сбрасываю с себя то, чем меня снабдили на вилле, и ныряю в тёплую и ласковую воду. Да, знает Александр толк в удовольствиях! Мне до него далеко. Заваливаюсь в траву и нежусь под лучами солнца.
От незаметно охватившей дрёмы меня пробуждают голоса и смех на противоположном берегу озерца. Группа легко одетых девушек. Смотрят в мою сторону и переговариваются между собой. Видимо, не ожидали кого-то здесь застать. А вон и Клития в их компании. Стало быть, нимфы тоже пришли порезвиться, и моё присутствие их смущает. Клития объясняет им что-то, кивая в мою сторону, и это разрешает сомнения. Компания не спеша раздевается.
Вдруг одна из девушек настораживается и, обернувшись в сторону леса, что-то коротко вскрикивает. Нимфы гурьбой бросаются в воду, вздымая тучу брызг, и быстро отплывают от берега. Из-за кустов вылетают четыре или пять фавнов и в досаде останавливаются. Момент внезапности потерян, и добыча ушла из-под носа. Между тем нимфы выбираются на мой берег и начинают выкрикивать фавнам всякие обидные словечки по поводу их волосатости и рогатости. Это не осталось без ответа. Фавны собрали одежду нимф, побросали её в воду и с независимым видом скрылись за деревьями.
Платья сохнут на кустах, а я лежу на боку и с интересом наблюдаю, как нимфы, отжав волосы от воды, расчёсывают друг другу их роскошное богатство. Одна из них, улыбаясь, внимательно смотрит издали мне в лицо. Подойти? Заговорить? Нет, пожалуй. Это их дом, а я в нем незваный гость. А если ещё окажусь и навязчивым…
Мне это только кажется, или глаза нимфы стали увеличиваться, приближаться ко мне? Они всё ближе и ближе. Всё больше и больше. Кажется, что я вот-вот утону в их зелёной бездне. Волной накатывается ощущение приятной слабости и неги. И я действительно тону…
Когда поднимаю веки, то солнце уже давно перешло полдень. Вокруг ни души. Тишина. Пение птиц и тихое журчание воды по камням водопада только поддерживают гармонию этой тишины с окружающим миром. Одеваю пожертвованный мне не то хитон, не то тунику и не спеша бреду к вилле. Проходя через сад, натыкаюсь на Габора, в блаженстве развалившегося на скамье.
– Что же ты, братец, подвёл-то меня? — пеняю я ему. — Я просил тебя развлечь Шехерезаду разговорами и танцами, а ты её в лес уволок. Она вроде бы обиделась насчёт несостоявшихся плясок.
– Не говори ерунды, Серж, — отмахивается он. — Ещё скажи, что она вообще осталась недовольной! Кто поверит в то, что говорят женщины? Это она меня обидела!
– Да ну?
– Всё время допытывалась, зачем мне мой хвост. Словно я козёл какой, — и, подумав, добавил: — Или дьявол. А вообще-то я бы с удовольствием поучил её и танцам при случае.
– Пойдёшь со мной обедать?
– Да ты что! Там эти.
– Что, попался им как-нибудь?
– Замешкался я что-то разок и попался, — признался Габор и недвусмысленно почесал спину.
– Ничего, пойдём. Без вины они никого не трогают.
– Точно?
– Точно. Ты не с того начал. Нужно не подглядыванием заниматься, Габор, если хочешь познакомиться с амазонкой.
– А чем?
– Если хочешь наладить хорошие отношения, чтобы не гоняли, то предложи соревнование. Тогда они проявят интерес и к тебе.
– Брось, какое я могу предложить им соревнование? Любая из них сильнее меня вдвое. А я ведь не слабак! На сельских праздниках в борьбе укладываю сразу троих мужчин.
– Предложи им посоревноваться в беге. Я видел, как ты сегодня улепётывал. А соревноваться в беге можно и в поле, и в лесу. Где-нибудь тебе проиграют даже амазонки.
Габор сильно задумался и в таком задумчивом виде вступил в дом. Оказалось, что самое время. Девочки уже за столом, но ещё не начали. На появление фавна даже бровью не повели. Пришёл и пришёл. Чего тут говорить?
– Знакомьтесь, девочки, это Габор.
– Мы уже знакомы, — за всех невозмутимо отвечает Антогора.
– Мар, — кричу, — у нас гость! Голодный.
– Сейчас, сейчас несу! Охота, Ферида, накрывайте на стол!
И в самом деле, что-то несёт, девочки накрывают, мы все рассаживаемся и приступаем к насыщению. Специально молчу. Интересно, как Габор будет выкручиваться сам?
– Вы всё ещё обижаетесь на меня? — спрашивает Габор, обратившись в сторону амазонок.
Охота хмыкает себе под нос что-то невразумительное.
– А я люблю смотреть на физические упражнения и сам тоже ими занимаюсь. Красивое зрелище меня завораживает и притягивает. За него готов даже и пострадать!
– Вот как-то и пострадал, — констатирует Ферида, — не надо было прятаться! Спросил бы, нельзя ли посмотреть на нашу тренировку. Не любим, когда за нами тайком подсматривают.
– Постеснялся.
Амазонки уставились на него ошалелыми глазами. Стеснительный фавн! Где это видано?
– Шутишь?
– Ну, как сказать, может, и не совсем как бы постеснялся, — начал выкручиваться Габор, — но всё равно было как-то боязно к вам подходить. Вы такие важные, красивые…
– Послушай, Габор, а ты сам-то какими упражнениями занимаешься?
– Бéгом.
– Не смеши нас! С твоими-то короткими ногами? Ну-ка, встань! — Габор поднялся, а Антогора встала рядом с ним. — Вот видишь, мой бедренный сустав выше твоего пояса. Какой ты бегун! — недоразумение.
– Недоразумение, недоразумение, говоришь! — задыхаясь от возмущения, вскричал фавн. — Раз вы такие уверенные, то вызываю вас на соревнование! Два этапа. Бег по полю и бег по лесу на триста локтей. Увидим, что важнее — мастерство или длинные ноги!
Амазонки переглянулись.
– Согласны. Один на один или команда на команду?
– Как хотите.
– Тогда командой. Когда?
– Завтра утром, как закончите свои упражнения.
Габор ушёл. Наверное, набирать команду. Охота и Ферида копошатся где-то в доме. Мы с Антогорой в библиотеке. Она вытащила из тайника в стене тяжеленный ларец и взгромоздила на стол. Сама же взяла какой-то свиток, в живописной позе улеглась на одну из кушеток и принялась за чтение.
Ларец доверху набит мешочками с золотыми и серебряными монетами. Сколько взять с собой? Сотни золотых ауреусов, наверное, хватит. Отсчитываю, ссыпаю в мешочек и поднимаю глаза на Антогору, собираясь сказать ей, чтобы поставила ларец на место, и замираю от неожиданности. Девушка вовсе не лежит на кушетке, а стоит, к чему-то встревоженно прислушиваясь.
– К нам кто-то едет верхом. Не один. Четверо, нет, пятеро. Не нравится мне это. Мы никого не ждём.
Я тоже напрягаю слух и не улавливаю ничего, кроме птичьих голосов за окном. Но тревога Антогоры передаётся и мне. Быстренько спускаемся к дверям, выходящим на дорогу. Охота и Ферида уже здесь. Мар в стороне от двери осторожно, краем глаза смотрит в окно на подъезжающую пятёрку всадников. Ферида, увидев, что Антогора подошла, проходит мимо нас и скрывается в сторону дверей, выходящих в сад. Мар хочет что-то мне сказать.
– Это за мной. Нашли всё-таки. Впереди едет Квинт Клодий — мой бывший хозяин. Я не вернусь к нему!
Только тут я замечаю у него в руке короткий меч.
– Вот что, Мар, ты не в своём доме, чтобы решать, что тебе делать. Ещё побоища нам тут не хватало! Тот, кто в доме по воле хозяина, тот под его защитой. А раз я сейчас заменяю Александра, то все в доме выполняют то, что я скажу. Быстро выйди, скройся в лесу и сиди там, пока не позовут. Ты понял?
– Да, — и Мар бегом понёсся к выходу в лес, а я направился к дверям.
В двадцати шагах от нас пятёрка всадников спешилась и, оставив лошадей стоять, твёрдо и решительно ступая, приблизилась к нам. Я бы сказал, что они четвёрка солдат с командиром, но по внешности не могу знать, какое место они занимают в римской иерархии. Тот, что стоит впереди, — понятно, Квинт Клодий. А те, что за ним? Солдаты регулярной армии? Какая-нибудь стража? А может быть, просто слуги? Во всяком случае, эти четверо вооружены и одеты одинаково. Здоровяки.
– Что тебе угодно на чужих землях? — спрашиваю я стоящего впереди, памятуя из истории, что в те времена обращения на "вы" ещё не знали.
– Я Квинт Клодий из Рима, — отвечает тот, — и мне нужно видеть Александра Марцелла.
– Это невозможно. Александр в отъезде. Я его друг Сергей. Просто Сергей и управляю за него домом и окрестными землями. Изложи своё дело, Квинт, и мы решим его так же, как если бы Александр был здесь.
– Досадно, что Александра нет, хотя, может быть, и к лучшему.
– Что — к лучшему?
– Нет-нет, ничего. Это я так, про себя. Мне стало известно, что здесь, на вилле Александра скрывается мой беглый раб. Я прибыл за ним и хочу его забрать. Не берусь судить, знает ли Александр Марцелл о том, что скрывает беглого раба, но будем считать, что не знает. Я просто хочу забрать своё имущество.
– Ценное имущество-то?
– Не меньше ста золотых ауреусов.
– Ого! И чем же так ценен твой беглый раб?
– Он хороший гладиатор.
– Вот как! Но ведь беглых гладиаторов, если не ошибаюсь, казнят.
– Это мне решать. Если выйдет на арену, то, может быть, ещё и поживёт.
– Забота о своём имуществе очень похвальна, Квинт. Впрочем, то, что ты не высказываешь никаких обвинений к Александру Марцеллу, говорит и о твоей похвальной осторожности. Однако как зовут раба?
– Мар. Мар из Эфеса.
– Мар? Человек с таким именем мне известен, но из Эфеса ли он, я не знаю. Он работал здесь поваром. Но его в доме уже нет.
– И где же он?
– Того не ведаю.
– Мне хотелось бы в этом убедиться.
– Вот как? Ты сомневаешься в моих словах? И как ты собираешься убедиться?
– Войти и осмотреть дом.
– Без согласия хозяина?
– Хотя бы и так, — и он, сделав шаг в сторону, мотнул головой своим солдатам.
Двое передних здоровяков обогнули меня и решительно двинулись в направлении дверей, около которых с совершенно невинным видом стоят Охота с Антогорой и внимательно слушают моё препирательство с Квинтом. Солдат, который слишком приблизился к Антогоре, вдруг охнул и рухнул, распластавшись на камнях. Антогора при этом даже почти не пошевельнулась. Тот, который протянул руку, чтобы отпихнуть Охоту от дверей…
Я никогда не предполагал, что мужчина может так истошно орать. Даже уши заложило! Да и как не орать, если рука у тебя чуть ли не вывернута в обратную сторону! Короткая, почти невидимая глазу подсечка — и кричащий валится рядом с первым, прижимая к себе руку с едва не вывихнутыми суставами. В этот момент за спиной у нападающих слышится стук копыт. Они смотрят назад. Между ними и их лошадьми появилась Ферида верхом на огромном чёрном коне и с длинным и тонким обнажённым мечом в руке.
– Амазонки, — только и произнёс один из стоящих солдат, и оба замерли, даже не пытаясь хоть что-нибудь предпринять.
– Вот результат твоей опрометчивости, Квинт. Как теперь поступить? Сам понимаешь, никакого Мара тебе сейчас и здесь уже не получить. Даже если бы он и был в доме. Конечно, ты можешь не успокоиться и явиться сюда ещё раз с целым легионом солдат. Но тогда ты не застанешь даже и остывших следов какого-то Мара. Можешь забыть о своих ста золотых, если и дальше будешь переть напролом. Хлопот будет много, а денег никаких.
Видишь ли, Квинт, Александр очень ценит покой и тишину. Потому и забрался подальше от вас всех. Ты этот покой нарушаешь. Но знаю, что ради покоя Александр был бы готов откупиться любыми деньгами. Вот что я предлагаю. Я тебе даю двести золотых, а ты подписываешь отказ от прав на своего Мара. Пусть он болтается, где хочет. Зато у тебя не станет повода ещё раз нарушить покой Александра. Ну, как?
– Двести золотых?
– Двести и по пять золотых для поправки здоровья этим увальням, которые тут развалились на земле.
Квинт недолго выбирал между хлопотами с неизвестно каким концом и деньгами прямо сейчас.
– Я согласен.
– Антогора, принеси деньги, а также на чём и чем писать.
Минуты через три-четыре она вернулась, неся мешок с деньгами и чернильницу в руках, а свиток то ли грубой бумаги, то ли пергамента — под мышкой.
– Здесь негде пристроиться со свитком, — пожаловался Квинт, — нельзя ли зайти в дом?
– Нет. Попытавшись ворваться силой, ты потерял возможность быть приглашённым. Вон на спине твоего охранника удобно бы писать! А другой чернильницу подержит. Только напоминаю, что Александру рабы не нужны. Пиши, что не продаёшь, а просто отпускаешь на свободу за двести золотых.
Так Квинт и поступил. Я прочёл бумагу. Пожалуй, всё верно. Бросил взгляд на правую руку Квинта и протянул свиток ему обратно. Он помазал чернилами свой перстень-печатку и приложил к документу. Пересчитал деньги, а я передал по пять золотых бедолагам, которые с трудом, но уже поднялись на ноги.
– Ферида, пропусти их! — и мы ушли в дом.
– Антогора, позови Мара. Он где-то поблизости в кустах отсиживается, а ему ещё ужин готовить. Отдай ему свиток.
Ну и сильны же эти амазонки! Я едва дотащил тяжеленный ларец до тайника, запихнул его туда и запер. Огляделся вокруг. В шкафах свитки, свитки, свитки… Никаких тематических табличек или подобия каталога. Как он во всём этом разбирается? Нужно будет спросить, нет ли здесь чего-нибудь про Атлантиду. С нижнего этажа доносится громкий визг и смех. Что за чёрт! Бегу. Вроде из бассейна. Так и есть.
Ферида, Антогора и Охота, бултыхаясь в воде, устроили потешную потасовку между собой и визжат, как недорезанные, и хохочут, как сумасшедшие. Начисто голые, конечно. Заметив меня, даже слегка не засмущались. У меня почему-то, глядя на них, мгновенно возникло катастрофически сильное желание вдруг оказаться в Багдаде с Зубейдой. Почему бы это? Она-то тут причём?
Сегодня утренняя гимнастика амазонок во дворе между домом и лесом необычно многолюдна. К ним присоединились и три фавна — Габор, Корий и Фаустус. Смешно смотреть, как они изощряются, пытаясь перещеголять амазонок в ловкости и гибкости. Ещё несколько представителей козлоногой братии тут и там расположились на траве и наблюдают за девушками. Из-за дерева выглядывает полноватенькая, пугливая дриада. Не та ли это дриада, которую охмурял Везер на празднике близ Багдада? Прочие нимфы живописной группой на всякий случай держатся подальше от копытных болельщиков. Мар отмеряет в поле дистанцию в триста локтей. Всё спокойно и вполне благонравно. Даже лавровые венки победителям заблаговременно сплетены нимфами.
– Девочки, Габор, наверное, пора выходить на поле, — говорю я.
Шестерка соперников уходит в поле, где их ждёт Мар. Бежать будут к вилле. Мар выстраивает всех в линию и хлопает в ладоши. Полетели! Вот это зрелище! Амазонки несутся и одновременно как бы плывут легко и грациозно. Фавны, как смешные заводные игрушки, так быстро переставляют короткие ноги, что это кажется просто невозможным для живого существа. Амазонки, похоже, поражены, что им никак не удаётся оторваться от фавнов. На последней четверти они делают рывок и оказываются впереди своих соперников с разницей между победительницами и проигравшими всего лишь в три-пять локтей. Девочки обескуражены. И в самом деле! Длина ног, оказывается, — ещё не гарантия преимущества в беге!
После небольшого отдыха соперники перемещаются к лесу, а зрители в сад. Бегуны стартуют с кромки леса, ворвавшись в лес, повернут направо, пробегут триста локтей вдоль виллы и выскочат прямо в сад.
С края сада видно, как наши спортсмены выстраиваются в линию. Рванули и исчезли в деревьях. Ждём с нашей стороны. Фавны из стены леса выскакивают почти одновременно и ждут соперниц. Те вылетают в сад с большой задержкой далеко не одновременно. Получается, что фавны опередили амазонок примерно на половину всей дистанции. Полный разгром! Девочки это понимают, но обиду поражения в одном хорошо скрашивает лавровый венок за победу в другом. Хорошая почва для взаимопонимания, когда все бывшие противники победители!
Габор в своём венке ходит гоголем, воображая из себя невесть что. Из дома в сад тащат столы, подносы с фруктами, блюда с разной едой, сосуды с напитками. В общем, в доме погром, а в саду суета. Праздник так праздник! Кутерьма. Но меня что-то не тянет участвовать в этом шумстве. Подзываю Антогору.
– Мне скоро пора уходить. Вы тут веселитесь, а я пойду немного погуляю в лесу напоследок. Так что не удивляйтесь моему исчезновению. Было очень интересно и приятно с вами. Проследите, чтобы потом прибрали, а то Александр всыплет нам всем. Девочкам передай мой привет. Я к вам неожиданно привязался за эти два дня, — и, привстав на цыпочки, слегка прикладываюсь губами к её щеке.
Антогора молчит, не зная как на это реагировать. Только слегка покраснела, наверное, от неведомого ей до селе смущения. Как неожиданно быстро пролетели эти неполные три дня. Из-за амазонок что ли? Непрерывно наблюдал за ними. Какие они странные, необычные. Добрые, послушные, домашние и я бы даже сказал, что, наверное, и ласковые когда-то. Но вдруг внезапно раскрывается, что при опасности они могут в один миг преобразиться в решительных, жёстких, несгибаемых и безжалостных. Поразительные девочки! Притягивают к себе вроде бы, как очаровательные женщины, но ещё больше, как какое-то неповторимое и загадочное явление. Да так притягивают, что… Нет, нужно непременно вернуться сюда к ним ещё раз и не раз. Такое ощущение, что и они присматриваются ко мне вполне благожелательно.
Наверху переодеваюсь, беру мешочек с золотом и выхожу в лес. Млея от восхищения окружающей природой, медленно бреду вдоль речки к озеру. Шум праздника за спиной становится все тише, тише и, наконец, совсем растворяется в шелесте листвы и пении птиц. Колдовство и очарование лесного озерца радует душу. Раздеваюсь догола и с наслаждением погружаюсь в ласковую воду. Надо же какое чудо создал Александр!
Заваливаюсь спиной в шёлковую траву и продолжаю млеть от неописуемого ощущения покоя и неги. Нужно будет узнать, а вдруг и в вернском лесу есть такое волшебное местечко. Не может не быть — сказка ведь. Веки тяжелеют и тихо, незаметно накатывается какая-то лёгкая и приятная полудрёма.
Вдруг какая-то большая фигура, громко по-человечески ругаясь, пролетает над деревьями, водопадом и с шумом кувырком рушится в воду, подняв тучу брызг. Из глубины выныривает какой-то субъект и, отдуваясь, отфыркиваясь, начинает вылавливать что-то трепыхающееся на поверхности воды. Выловил, осмотрелся и, увидев меня, поплыл к берегу.
Ещё вполне молодой, хорошо сложённый человек приятной, располагающей наружности. На голове каким-то чудом удержавшийся венок из виноградных листьев.
– Дионис*, – представляется он и бросает на берег пару сандалий с крылышками. Сандалии трепещут в траве, как выброшенные на берег рыбы. – А ты кто?
– Сергей – друг здешнего хозяина.
– Вот видишь, Сергей, что означает большая поспешность и плохая предусмотрительность. Услышал случайно, что фавны из моей свиты затеяли где-то здесь праздник, а меня позвать забыли. Решил нагрянуть. Выпросил у Меркурия* пару его запасных летучих сандалий, чтобы добраться поскорее. Кто же мог подумать, что сандалии-то ещё не объезженные, норовистые. Результат ты видел.
– Дионис, ты своих фавнов-то не обижай, - прошу я, – принимая сидячее положение. Это я устроил праздник в их честь, а не они сами себе. Я здесь впервые и с вашими традициями ещё не знаком. Приглашаю тебя. Может быть, и с запозданием, но от души.
– Спасибо. Принимаю. Вот, пожалуйста, тирс утопил. Опять в воду лезть.
– Давай я поныряю, а ты пока отожмись. Не пойдёшь же на праздник в мокрой одежде.
– И то, правда, – и Дионис начал разоблачаться.
Нырнув пару-тройку раз, я вытаскиваю на берег увитый плющом жезл Диониса.
– Вот твой символ божественности.
– Ага, а почему ты, Сергей, сам-то не на празднике? – спрашивает бог веселья, сверкая ягодицами и развешивая по кустам на солнышке свою лёгкую амуницию.
– Не знаю, не тянет меня что-то сегодня к шумным развлечениям. Домой нужно отправляться, а уходить отсюда не хочется.
Дионис огляделся вокруг.
– Действительно, очень милое и приятное местечко. Тебя можно понять. У нас на Горе* такого не найдёшь. Все ухожено и облагорожено так, что просто тошнит. Посижу-ка и я с тобой, пока одежда сохнет.
Крылатые сандалии, отряхнувшись от воды, пытаются взлететь. Дионис хватает их и приматывает завязками к ближайшему деревцу.
– Вот меркурьево отродье! Ещё и удрать пытаются, – в сердцах сетует начальник фавнов и собутыльник прочих гуляк мужского и женского рода.
Лежим рядом в траве, уставившись в небо и блаженствуя под тёплым ветерком. Перекидываемся ничего не значащими, короткими фразами. Кто бы мог подумать, что боги так просты в обращении. Даже не верится в реальность происходящего.
Дионис поднимается и ощупывает свою одежду.
– Вроде просохла. Можно двигать. Мне в какую сторону, Сергей?
– Вот по этой тропинке выйдешь прямо к столам и бочкам.
Дионис приветственно махнул рукой и скрылся за деревьями, таща с собой за завязки, парящие в воздухе крылатые сандалии.
Взглядываю на солнце. Наверное, часа три уже. Пора и мне отправляться. Одеваюсь.
Дом, Дом, где ты, Дом…
Сегодня суббота, и Александр дома.
– Ну как? Что ты в моей мечте натворил?
– Знаешь, там у тебя ничего творить не надо. Всё так великолепно, что я был просто поражён. Особенно озерцом с водопадиком. Сказочное по прелести место! Мне ещё до такого далеко.
Чувствуется, что хозяин сказки просто внутренне млеет от похвалы, моего восторга, но вида не подаёт. Поэтому продолжаю:
– Припёрся Квинт Клодий с солдатами забрать своего беглого раба. Кто-то, видимо, вас заложил. Пришлось выкупить у него Мара, чтобы Квинт больше не таскался, не искал его. Дороговато, но покой того стоит.
– И сколько он взял за мой покой?
– Столько, сколько ему дали — двести золотых. Он по ходу переговоров оказался в малость безвыходной ситуации по своей вине.
– Двести — это недорого за такое дело.
– Ещё пришлось из жалости дать двум его солдатам по пять золотых за увечья, полученные в переговорах.
– Да что это за переговоры такие с увечьями?
– Ты сам нанимал амазонок на службу, а они, наверное, не любят, когда их трогают пальцами.
– Да, кое в чем девочки очень взыскательны.
– И ещё одно. Помирил я твоих амазонок с фавнами. А то эти девицы совершенно запугали, затравили невинных лесных бабников!
– Брось, это невозможно! Амазонки на дух не переносят фавнов.
– Убеждение и ласка делают чудеса. Сейчас там, в саду праздник по поводу завершения местных олимпийских игр между командами амазонок и фавнов. Всё мирно и пристойно. Даже Дионис пришёл. Можешь ещё успеть, если захочешь.
Да, Клития заходила и спрашивала тебя. Кто-то сказал ей, что ты появлялся. Мы на всякий случай передали ей от тебя привет. Чтобы не подумала, что ты её забыл.
– Виноват, каюсь.
– Она сейчас тоже на празднике. А у тебя новости какие-нибудь есть?
– Нашёл я толкового и шустрого юриста для наших дел. Либо рассчитываться с ним по каждому вопросу, либо платить регулярно четыреста долларов в месяц независимо от наличия или отсутствия для него работы. Тогда любое наше дело в любое время и впереди всех.
– Второе удобнее.
– Я тоже так думаю. С оформлением документов всё затянется на месяц-два.
– А что делать? В нашем бардаке и это быстро. Ладно, пойду-ка я домой. Пока.
– Пока. Пожалуй, схожу и посмотрю, что за праздник вы там затеяли. Да и Диониса я ещё никогда не встречал. Как его ко мне занесло?
На самом деле я пошёл не домой, а в гастроном. Холодильник-то пустой! Набив его маленько, сажусь и думаю. В Багдаде всё спокойно — любят и ждут. В Париже утряслось. Иначе Анна Петровна в панике была бы здесь. В Верне проблемы решены. И пиратские моря не лишены тихой прелести семейного счастья у кого-то. Даже здесь потихоньку идёт какое-то движение. Жилье в собственность заберём. Подвал, пожалуй, отвоюем. Машину защитим. Так что живём однако…
---------------------------------------------------------------------------------
На этом заканчивается первый том романа. Второй и третий немного объёмнее и там уже не требуется вводить читателя в сюжет и характеры главных героев. Соответственно, увеличилась авантюрная составляющая повествования. Опять приключения в Париже времён мушкетёров, древнем Багдаде, сказочном Верне, пиратских морях. А уж что вытворяют амазонки в Древнем Риме и Париже двадцатых годов прошлого века...
Продолжение:
Сказки старого дома 2. Скачать часть 2 в FB2 или PDF за 100 руб.
Сказки старого дома 3. Скачать часть 3 в FB2 или PDF за 100 руб.
Андрей Басов:
» Примечания
Метафизика - учение о сверхчувственных принципах и началах бытия.
1 локоть = 0,5 метра.
Солентино = 1/100 серебряной дексты = 1/1000 золотого.
"Практифлекс" – марка немецких зеркальных фотоаппаратов.
Вариометр – катушка индуктивности особой конструкции, предназначенная для плавной настройки частоты колебательного контура.
Узел – мера скорости = 1 морская миля/час.
Морская миля = 1852 метра = 10 кабельтовых.
Кабельтов = 185,2 метра.
Галс – движение судна относительно ветра.
Чайный клипер – трёх или четырёхмачтовый парусный корабль, предназначенный для быстрой перевозки чая из Китая в Европу. Скорость клипера достигала 16-18 узлов.
Капер - частное судно, получившее разрешение своего правительства на ведение боевых действий против судов враждебных государств.
Дриада – лесная нимфа, покровительница деревьев в греческой мифологии.
Ажитация – сильное эмоциональное возбуждение.
Фирман – указ правителя, имеющий силу закона.
Магриб – территория африканских стран западнее Египта.
Зиндан – тюрьма, выкопанная в земле.
Око Света – волшебный камень, в котором можно видеть происходящие события.
Жан-Поль Готье – один из столпов современной парижской моды.
Отец Жозеф (Франсуа Леклерк дю Трамбле) – помощник и друг Ришелье. В истории и литературе оставил не однозначный след. По некоторым источникам довольно демоническая личность с садистскими наклонностями.
Нимфы – в античной мифологии – низшие божества природных сил.
Фавн – в древнеримской мифологии — бог (боги) плодородия, покровитель лесов, полей, пастбищ и стад. Входят в свиту бога Диониса.
Бретер – завзятый дуэлянт.
Латифундист – собственник крупного земельного владения.
Ауреус – золотая монета времён Юлия Цезаря.
Индифферентный – безразличный ко всему.
Сибарит - праздный, избалованный роскошью человек.
Экзерсисы – тренировочные упражнения в классическом танце (балете).
Дионис – бог растительности, виноградарства, земледелия, веселья.
Меркурий – бог торговли, прибыли, ремёсел, плутовства и воровства.
Гора – имеется в виду Олимп.
1 локоть = 0,5 метра.
Солентино = 1/100 серебряной дексты = 1/1000 золотого.
"Практифлекс" – марка немецких зеркальных фотоаппаратов.
Вариометр – катушка индуктивности особой конструкции, предназначенная для плавной настройки частоты колебательного контура.
Узел – мера скорости = 1 морская миля/час.
Морская миля = 1852 метра = 10 кабельтовых.
Кабельтов = 185,2 метра.
Галс – движение судна относительно ветра.
Чайный клипер – трёх или четырёхмачтовый парусный корабль, предназначенный для быстрой перевозки чая из Китая в Европу. Скорость клипера достигала 16-18 узлов.
Капер - частное судно, получившее разрешение своего правительства на ведение боевых действий против судов враждебных государств.
Дриада – лесная нимфа, покровительница деревьев в греческой мифологии.
Ажитация – сильное эмоциональное возбуждение.
Фирман – указ правителя, имеющий силу закона.
Магриб – территория африканских стран западнее Египта.
Зиндан – тюрьма, выкопанная в земле.
Око Света – волшебный камень, в котором можно видеть происходящие события.
Жан-Поль Готье – один из столпов современной парижской моды.
Отец Жозеф (Франсуа Леклерк дю Трамбле) – помощник и друг Ришелье. В истории и литературе оставил не однозначный след. По некоторым источникам довольно демоническая личность с садистскими наклонностями.
Нимфы – в античной мифологии – низшие божества природных сил.
Фавн – в древнеримской мифологии — бог (боги) плодородия, покровитель лесов, полей, пастбищ и стад. Входят в свиту бога Диониса.
Бретер – завзятый дуэлянт.
Латифундист – собственник крупного земельного владения.
Ауреус – золотая монета времён Юлия Цезаря.
Индифферентный – безразличный ко всему.
Сибарит - праздный, избалованный роскошью человек.
Экзерсисы – тренировочные упражнения в классическом танце (балете).
Дионис – бог растительности, виноградарства, земледелия, веселья.
Меркурий – бог торговли, прибыли, ремёсел, плутовства и воровства.
Гора – имеется в виду Олимп.
Продолжение:
Сказки старого дома 2. Скачать часть 2 в FB2 или PDF за 100 руб.
Сказки старого дома 3. Скачать часть 3 в FB2 или PDF за 100 руб.
1 2