Научиться дышать 18+

Спасибо!
___________________________________

В читателях! Вдохновения!
_________________

В читателях

Спасибо
Я читателях
_________________

Примите в читатели начало понравилось

Заинтересовало.Читаем дальше.
_________________

С открытием темы!!!
Вдохновения и много благодарных читателей!!!
Принимайте в гости
_________________

Наташа,здравствуйте,примите в читатели.Заранее благодарна.Две семьи, Вани и Ирины,а между ними пропасть,до того разные,и если в семье Ивана царит любовь и теплота,то Вересовы этим похвастаться не могут. Странное холодно отчужденное отношение к дочери инвалиду,мать бежит на встречу с подружками предвкушает эффект,который произведет ее новое платье,для сестры Ира тоже ненужный балласт.Такое чувство,что в семье каждый живет своей жизнью,и на их фоне Иван с бабушкой живые ,настоящие и чувства у них искренние.Очень надеюсь,что Иван найдет свое место в жизни.Наташа,очень интересно читается.Спасибо.
_________________

С открытием темы!!! Вдохновения и легкого пера!
Принимайте в читатели.

Всем спасибо, и очень рада видеть каждого в своей первой теме

Здравствуйте! Тема классовой пропасти, назовем это так, еще будет поднята дальше в романе. Я, признаться честно, не эксперт по жителям Рублевки, но для меня семья Вересовых - некий собирательный образ таких людей. Людей, у которых всего слишком много, они пресыщаются жизнью в раннем возрасте (сестра Дарины), у них не остается никаких иных целей, кроме как участвовать в глупых светских собраниях (мать). Мать Иры из тех женщин, которые пытаются обмануть время, а так как этого сделать нельзя, независимо от количества денег и ботокса, пытается засветиться на разных громких мероприятиях среди таких же сливок общества, как и она сама. Естественно, дочь-инвалид уже не представляет такого интереса для матери, она обуза.
А у Вани Волкова нет ничего и никого дороже бабушки, которая его вырастила. Он не испорчен деньгами, для него невдомек, что нечто материальное может быть важнее духовного.
Спасибо вам за отзыв!

 » Глава 2

2

У людей теперь нет времени друг на друга.
Рэй Брэдбери

Из-за темных штор доносится лишь легкое постукивание дождя по крышам. Он будто бы носится по ним, как мальчишка-сорванец, спасаясь бегством, заметая следы своих преступлений. Он смывает грязными разводами пыль с дорог после жаркого лета, собирает опадающую листву в разноцветные вихри и уносит прочь. Далеко. До следующего лета.
Ирина подъехала к окну и немного отодвинула штору. Барабанная дробь дождя приобрела видимые очертания капель. Дождь лился стеной, каскадом с неба, словно невидимый Бог проливал слезы. Но по кому же плачет небо? Кого зовет громкими всхлипами сентябрь?
Сердце не помещалось в груди, просясь бежать вслед за дождем, еще дальше, чем на край света. Туда, где никто не посмотрит на тебя косо, не ухмыльнется, показывая этим свое отношение. Деньги не имели никакого веса после того, как она перестала ходить. Пачки купюр не удержали рядом с ней былых заводных друзей, не смогли поддержать пыл бывшей любви, были не в состоянии помочь ей остаться любимой младшей дочкой своих родителей. Теперь ее любила только эта дорогая, ультрасовременная инвалидная коляска.
Трудно вспомнить еще одну такую безликую, полную душевной боли осень. Раньше она и не знала, что в сентябре идет дождь. Часто с друзьями или семьей они ездили по всему свету: Таиланд, Эмираты, Египет, Марокко… В загранпаспорте скоро не хватит места для проставления печатей о ее путешествиях. Ей всегда казалось, что она видела этот мир, многие уголки света, а вышло так, что мир она совсем и не знала.
— Ира! — позвала мать и вошла к ней в комнату. — Скоро ужин, будь готова через полчаса.
— Да, мама, — ответ на автомате, даже не поворачивая головы, все так же скользя взглядом по стеклу вместе с умирающими капельками дождя.
— Почему ты опять грустишь? — решила все-таки проявить участие в жизни дочери Оксана Дмитриевна.
— Все хорошо, мам. Просто дождь навевает грусть.
Что-то сказав, Ирина даже не пыталась слушать мать, та ушла. Просто дождь навевает грусть. И в подобную ложь все всегда верили и будут верить. Так проще. Это словно детская игра: закрыл глаза – и ты в домике, ничто тебя не касается. Но если все постоянно будут закрывать глаза на своих близких, мир ослепнет?..
Просто дождь, просто слишком жарко, просто голова болит… Все очень просто. Просто никто и не хочет услышать ее честный ответ. О том, как не хватает любви семьи, хотя она уже стала сильно сомневаться, что вообще знала что-то об этой любви.
Больше медлить и предаваться угнетающим думам не было времени, пришлось ехать вниз, в столовую. В последнее время Ирину стала раздражать изживающая себя традиция собираться всей семьей за обедом. Незнакомые люди рассаживаются за овальным столом, накрытым лучшим поваром Москвы, хрусталь и фамильное серебро начищены до зеркального блеска, все в праздничном. А на лицах только и написана скука, иногда читается голод.
— Дарина, помоги спуститься! — крикнула Ирина, зная, что сестра в соседней комнате наводит красоту.
— Ира, ну ты же можешь сама. Я занята!
— Я… я плохо себя чувствую… — пробормотала себе под нос девушка и проглотила горькие слезы вкуса пережженного миндаля.
У нее правда болела голова от дождя и всех этих переживаний, и руки немного дрожали. Внезапно накатил страх перед лестницей. Но это же хорошо ей знакомый пандус. Все будет в порядке.
Ирина съехала вниз и выдохнула. В этот момент из комнаты как раз вышла сестра, сверкая и переливаясь, точно ограненный алмаз на свету. Громко стуча тонкими каблучками, она модельной походкой спустилась с лестницы и прошла мимо Ирины, подарив ей короткую ослепительную улыбочку.
— Что-то отца долго нет, — пожаловалась мать, следя за тем, как слуги расставляют посуду.
«Словно в восемнадцатом веке живу. Рабы накрывают нам стол, вся семья ждет хозяина поместья», — думалось Ирине, когда она снова подъехала к окну, в этот раз французскому и незашторенному.
Дождь не прекращал унылую песнь ни на минуту, заливая все вокруг своими слезами. Земля превратилась в грязевые топи, ухоженные деревья и кусты поникли, сам дом казался вымокшим, жалким кирпичным чудовищем.
Пришел отец. Мать кинулась к нему с расспросами о том, что его задержало, но он лишь отмахнулся, будучи не в настроении. Они удалились для приватной беседы, но обрывки фраз все же долетели до ушей Ирины: любовница, я все знаю, как ты смеешь мне лгать.
— Ира, доченька, как ты себя чувствуешь? — мимоходом поинтересовался отец, разглядывая столовые приборы на предмет чистоты и усердия домашнего персонала.
— Хорошо, пап, только устала дома сидеть.
— А что же ты хочешь, дорогая? Ни на море, ни на горнолыжный курорт мы не можем поехать…
Он не договорил, что из-за неходячей калеки, которая стала черным, склизким, расползшимся по фамильной биографии пятном.
— Нет, нет, не думай об этом, пап. — Ее прервало появление матери и сестры, которые заняли свои места за столом. Осталось дождаться брата. — А у тебя как дела?
— Ничего хорошего, солнышко. Вчера сорвалась встреча с прорабом из-за его опоздания, найти ему замену оказалось довольно проблематично. Никто меня больше так не устраивает, — раздраженно сказал он и, не дожидаясь нужного момента, отпил вина.
— Ты же можешь позвонить ему и сказать, что все-таки возьмешь его на работу?
— Думаешь, я могу так поступить?
— Может, мы не будем говорить о работе за столом? — прервала их мать недовольным и нетерпеливым взмахом руки.
— Да, пап, думаю, можешь. К чему проявлять губительную для тебя же гордость? Дай возможность этому человеку заработать денег и сам получи качественную работу. Иногда нужно идти на уступки даже в бизнесе. Мы же не знаем, почему он опоздал, вдруг что-то важное его задержало.
— Ну все, хватит о работе! — снова фыркнула Оксана Дмитриевна и принялась за отбивную. — Вы слышали последнюю новость о Долинских?
Дарина вяло ответила, что нет, но всем это очень интересно. Оказалось, что ее «подруга» разводится с мужем. У того любовница. При этом взгляд матери красноречиво метнулся к отцу, однако он встретил его равнодушно. Будь у него хоть тысяча любовниц, точно у шейха, деньгами обеспечивал ее именно он, а значит, посягать на его свободу она не имеет никакого права.
Ирина хмуро ковырялась в салате. Брат опаздывает. Это в его стиле. Скорее всего не придет, как он любит делать. Мать болтает о всякой гламурной ерунде и передает замусоленные светские сплетни, будто бы всем так хочется копаться в действительно грязном белье соседей. Дарина молчит, хотя иногда и она вставляет пару слов о модных показах и нью-йоркских тусовках, куда ее приглашают друзья.
И только один человек всегда хранит молчание и старается не слушать общего шума. Дождь за окном становится реже. Кап-кап-кап. И вот Ирина уже полностью поглощена его резким, идущим на убыль ритмом.
— Сегодня же у всех выходной? Никто никуда не поедет? — решилась заговорить она, когда остальные члены семьи исчерпали бездонный колодец пустой болтовни.
Молчание. Видимо, в знак согласия.
— Тогда, возможно, кто-нибудь из вас сможет позаниматься со мной?
Столько мольбы и надежды в голосе, что он аж звенит. А как робко притаилась в душе эта скромница-надежда. Спрятала головку и не дышит, зная, что все равно откажут. Но вдруг… Есть у нее такая скверная черта характера — продолжать верить до конца.
— Я, наверное, буду общаться по скайпу с Рэймондом, — тут же нашлась сестра.
«Друг из Америки важнее меня», — с некоторой обыденностью пронеслась в голове Ирины мысль.
— А я… думаю, все-таки съежу к Долинской, успокою ее.
«Долинская, Храмовы, Ковалевы… Какие еще она вспомнит люксовые российские фамилии, наводняющие Рублевку и всегда встающие выше родной дочери по важности?» — и эта мысль не удивила девушку.
На отца Ирина даже не посмотрела. Его ответ она знала: работа. Тем более с прорабом проблема.
«Проблема с прорабом…» — думала она, когда поднималась обратно к себе.
Зашторив окна, чтобы не видеть мерзко-сырой погоды за окном, где лужи блестят от выбивающегося из-за рваных клочков облаков солнца, девушка подъехала к столу и взяла плеер. Тихая мелодия Баха заполнила душу, отрезая от неприветливого внешнего мира. Симфониям нет дела до того, полноценная она или нет.

***
Где-то вдали заурчал гром, и бабахнуло на всю округу. Иван отодвинул тоненькую занавеску от окна и вгляделся в природу, которая сейчас бесновалась и сходила с ума, стреляя куда попало молниями. Серебристая вспышка осветила прилегающую к дому местность, и снова землю сотрясло от раската грома.
Резко все прекратилось и воцарилась молчаливая тишина, прорезаемая лишь звуком его дыхания да сопением бабки из соседней комнаты. Бунтарский дух природы угас.
— Ба, ты как там? Вставать будешь?
— Немного погодя, Ваня, встану.
Он неодобрительно качнул головой, ему совершенно не нравилось, что бабушка замуровалась в этой комнатке и не выходит из нее. Волков все понимал, и осознание истинных мотивов ее поступков больно ранило. Она не хотела быть обузой для внука.
Самопожертвование, столь редкое во все времена качество, в их время совсем утратило свое великое значение. Люди скрываются друг от друга за новомодными мониторами и девайсами, вводят логины и пароли, только чтобы не встречаться друг с другом взглядами. И если гаснет значок «онлайн», человек будто бы умирает. И никому нет ни до кого дела в настоящей жизни. А в реальности мы все чахнем от одиночества и задыхаемся без общения, без рукопожатий и дружеских похлопываний по плечу, без улыбок и смеха. Смайлики стали нашими губами: они грустят за нас, злятся и смеются.
У Ивана, наверное, единственного в деревне, был интернет. Но друзей в сетях он не заводил. Не видел смысла в этих страницах с аватарками. Это же не люди, а роботы. Настоящий человек, проживший долгую трудную жизнь, поставивший его на ноги, давший ему все, несмотря на бесчисленные потери и неудачи, жил сейчас рядом с ним и не высовывал носа из своей каморки, дабы не отягощать внуку жизнь.
— Ба, так не пойдет! — проорал Волков, пытаясь перекричать маленький древний телевизор, который заработал, стоило только непогоде отступить. — Я сейчас приготовлю нам поесть, и тебе придется выйти!
— Ладно, — проскрипела она.
Готовить он научился отлично, выбора просто не было. Как любили шутить деревенские парни: «Волк должен прокормить себя сам!» Этим Иван и занимался. Куриный суп возбуждал аппетит своим сочным ароматом и томился на медленном огне до полной готовности. Чайник был готов вот-вот засвистеть и запрыгать на старехонькой плите (руки не дойдут обновить технику в доме), чайные пакетики отложены в сторону. Бабушка терпеть не могла такое новшество, как чай в пакетике. Ей больше по душе был рассыпной, крупнолистовой, заваренный и настоянный в специальном керамическом чайничке. Печенье покупное, так как до выпечки пока Волков не дорос. Не выходили у него пироги, будь они прокляты! Только тесто изводил.
Когда все блюда расточали манящий аромат, красуясь на столе, и Иван понял, что гордится своими кулинарными способностями, он отправился за бабушкой. Встретить ее сопротивление он был готов, поэтому никакие увещевания не помогли, и ей пришлось пройти с ним. Волков поддерживал бабушку, ведя в кухню. Усадил ее за стол и расставил столовые приборы.
— Ваня, какой ты стал самостоятельный, — тихо проговорила она, стирая слезинку из уголка глаза. — Мать бы гордилась своим сыном.
— Да, супчик у меня получается не хуже, чем у нее.
Он до сих пор помнил этот запах детства: куриный бульон. Предвестник сытного, вкусного обеда и поцелуя мамы в лоб. А потом бежать во двор к мальчишкам и проводить свое детство так, как и положено ребенку: за играми и весельем. Однако в один ужасный день его детство навсегда закончилось – и не осталось больше ни мамы, ни куриного бульона.
— Ты скучаешь по ней, — утвердительно сказала бабушка. — И я тоже. Настя очень хотела ребенка. Ты был желанным сыном. А суп действительно выше всяких похвал, Ваня. Ты прости меня, старую, что я забросила дом совсем, оставила все на тебя. Но… но ты пойми, что…
— Нет, ба, не надо этих слов. Устал я все понимать. Слышишь, устал? Не хочу ничего понимать.
— Я умру, Ванюша, это дело времени. Смерть уже точит свою косу, я чувствую ее могильное дыхание.
Волков с раздражением встал и, пнув стул ногой, стал расхаживать по кухне. Как же он устал все понимать… Понимать, что жизнь такова, что постоянно все у него отбирает, как старший ребенок в песочнице отнимает все у маленьких. Так и он, Волков, был не ровня высшим силам, которые из раза в раз оставляют его в одиночестве и печали. Но ведь ничего особенного он и не просил никогда у Господа. Только чтобы бабушка прожила дольше, раз у него забрали родителей. Чтобы удача хоть чуть-чуть улыбнулась. Все тщетно. Святые духи оставались глухи к его мольбам. Они словно бы закрывали уши, мотали головами и кричали: «Мы не слышим тебя, Ваня Волков! Мы не слы-ы-шим!»
— Ба…
— Ш-ш-ш, — Антонина Григорьевна приложила палец к губам, поднимая на внука любящий, ласковый взгляд. — Не будь ребенком, Иван. Мы оба понимаем, к чему все идет, поэтому бери все деньги прямо сейчас и переезжай в город. Надо бы к тридцати годам иметь свой очаг, Ваня.
— Если ты опять просишь меня бросить тебя здесь, то…
Гневное начало Волкова было прервано взмахом руки бабушки. Пусть дослушает ее, нечего перебивать.
— Время не вернуть, Ваня. Оно нас не ждет и с нами не считается. Можно сколь угодно долго смотреть ему вслед и постоянно спрашивать: «Почему?», ничего не изменится. Время не дает нам шанса внести коррективы в прошлое, оно ведет эту безжалостную игру на выживание. Поэтому отпусти мысли о родителях, они тянут тебя вниз, внучек. Перестань думать днями обо мне; я уже старая, свой век повидала, своего счастья вкусила, горя тоже хлебнула. С меня хватит, я не жалуюсь. Пришла твоя очередь наполнить свою жизнь воспоминаниями, а не жить с бабкой в глуши.
Пожилая женщина видела, как Ивана разрывают на части противоречивые чувства. Так и должно быть. Молодость ведь бывает раз в жизни. Старость кажется тягучей, как резина, долгой, не кончающейся. А молодость вспыхнет, точно спичка, и погаснет. Нельзя дать ему упустить шанс пожить в свое удовольствие, так, как хочется именно ему, ее любимому Ване. Она приняла твердое решение и была намерена довести его до конца.
Волков остановился возле маленького столика у выхода из кухни, взгляд его привлекла небольшая рамочка на нем. Он часто видел эту пожелтевшую от прошедших лет фотографию, хранившую на себе магию многих годов. На ней была запечатлена улыбающаяся Антонина Волкова. Молодая, прямо как он сейчас, полная жизни и огня. Иван посмотрел на бабушку. Годы забрали свое, забрали то, что сами же ей и дали: знойную красоту и густые волосы, сверкавшие ярче любых камней; озорной блеск в глазах, какой бывает у молодости, когда все горизонты еще открыты; стройное, гибкое тело.
А рядом фото матери. Она навсегда осталась молодой и здоровой, полной сил женщиной, ждущей новый день и новый восход солнца. Только вот солнце больше для нее никогда не взойдет.
— Твоя мама красавица. Уверена, они с отцом сейчас в лучшем месте, чем мы с тобой, Ванюша. Спасибо тебе за вкусную еду, да только зубы уже не те, все съесть не могу.
Иван кинул взгляд на стол и увидел, что почти вся еда осталась нетронутой. Он вернулся к столу и сел рядом с бабушкой. Голову уронил на сложенные руки и протяжно выдохнул. Усталость скоро сожрет его, точно безжалостный огонь. Морщинистая, но все же теплая и нежная ладонь бабушки погладила его по волосам.
— Я опоздал на ту встречу вчера, ба. Там у входа в здание девушка-инвалид мокла под дождем, я… я не смог оставить ее так, укрыл от дождя под зонтом. И опоздал. Меня даже слушать не стали, сразу указали на дверь.
— Разве же ты не знаешь, Ваня? — в голосе Антонины Григорьевны искрились доброта и любовь.
— Что, ба?
— Что добро всегда возвращается к нам сторицей. Твое большое сердце иногда может толкнуть тебя на глупый поступок, который, кажется, перечеркнет все мечты и надежды. Но где-то совсем близко тебя уже ждет награда. Ее просто не нужно ждать, и она сама отыщет тебя, где бы ты ни был.
— Это все классно, — скептически произнес Волков, не веря словам, а веря фактам (на работу-то не взяли, и никакая награда не выпрыгнула неожиданно из-за угла), — но почему-то так ни разу и не повезло.
Бабушка не успела ответить, так как зазвонил телефон Ивана. Он нащупал его в кармане домашних штанов и достал, вглядываясь в экран. Номер незнакомый.
— Господин Волков? — раздался твердый, уверенный голос мужчины. — Вас беспокоит Анатолий Вересов.
У Волкова дыхания как не бывало. Такой человек, и сам звонит…
— Добрый день, господин Вересов, — спустя пару секунд нашелся он.
Дальше ему было коротко предложено встретиться еще раз. Только да или нет, никаких церемоний и уговоров. Волков согласился, не раздумывая. Над такими предложениями не раздумывают.
Были даны указания, куда подъехать и где его заберут люди Вересова и доставят к нему домой. Такой поворот событий удивил Ивана, но он решил не придавать этому большого значения. У сильных мира сего свои причуды, с которыми явно не ему спорить.
— Ба, похоже, удача снова со мной! — Он стиснул бабушку в объятиях и поцеловал в щеку. — Знай, что я вернусь с хорошими новостями!
Отведя Антонину Григорьевну обратно в ее комнату, Волков спокойным, размеренным шагом достиг своей комнаты и принялся одеваться. Никаких дорогих костюмов и кожаных ботинок. В этой одежде его вышвырнули, как котенка за шкирку, значит, она не работает. Он будет собой. Это самая верная тактика.
Темно-синие джинсы, черные замшевые ботинки, рубашка и куртка. «Хоть сейчас на выданье!» — привычная реакция Лидии Игоревны, их соседки, при виде его. Волков всегда снисходительно улыбался от ее слов, но сейчас, разглядывая себя в зеркале, согласился с ними. Мы все такие, какие есть. Каждый индивидуален, а эти однотипные деловые костюмы крадут нашу самобытность, подменяя ее официальными условностями и масками. Он всего лишь Ваня Волков, не магнат и не видный бизнесмен. Ни к чему тогда устраивать маскарад.

***
— Господин Вересов уже ожидает вас, — отчеканил сидевший рядом с ним человек.
Иван на это только кивнул и продолжил смотреть в окно. За рулем сидел водитель, рядом с ним еще какой-то человек в костюме (возможно, охранник?), а возле самого Волкова, как он понял, доверенный человек Вересова.
«И вся эта компания собралась в дождливый, промозглый день для того, чтобы сопроводить меня, точно принца марокканского до апартаментов Вересова», — думал про себя Иван, удивляясь происходящему.
Дождь настойчиво что-то пытался сказать ему, выстукивая азбуку Морзе на стекле. Ветер усилился, затягивая свою свистящую песню за окном. Ивана пробрала дрожь холода.
Они ехали по смолкшему шоссе, по которому проносились редкие машины. Как мог заметить Волков, автомобили были не такими, как большинство в городе. На этом шоссе даже не пахло бедностью и провинцией. Ему стало неуютно, ведь именно оттуда, из бедности, он и происходил.
Место назначения оказалось роскошным особняком в современном стиле с пристроенным гаражом. Чего-то подобного Иван и ожидал. Осталось только не сделать лишнего движения в этом дворце, чтобы ему снова не указали на дверь. Водитель заглушил мотор у подъездной дорожки, и Волков вышел в сопровождении того самого доверенного лица, которое теперь раскрыло над ним зонт.
«Какие почести, надо же», — не переставал изумляться он.
При подходе к дому взгляд Ивана привлекла какая-то суета в саду. Человек в коляске застрял в размокшей земле. На нем был дождевик, на голове капюшон, поэтому Волков решил, что это, возможно, мужчина.
— Подождите минутку, — бросил своим спутникам и побежал в сад, забрызгивая штанины сзади грязью.
— Ну, давай же! — кричала девушка и хлопала ладонью по стали коляски. — Выезжай!
Ее голос отдался в голове Волкова знакомой частотой и высотой. Где-то он уже его слышал… А еще в нем было столько ярости, просто не вяжущейся с миниатюрной фигуркой в коляске.
— Стойте, — мягко сказал Иван и наклонился к колесам коляски, вытаскивая по одному из мокрого грунта. — Все, теперь можно трогаться с места.
Он взялся за ручки коляски и выкатил ее из сада. Вот нелепость — застрять в мокрой земле в этом дивном саду! Волков закатил девушку в дом и остановился у порога, чтобы не занести в этот внушающий благоговейный страх дом грязи.
— Вы как? — спросил он, помогая ей снять дождевик. — А мы с вами уже виделись…
На него смотрели уже знакомые глаза цвета плавящегося шоколада, а из-под капюшона выскочила грива объемных шелковистых волос. И эта малышка чуть не сломала со злости коляску…
— Я просто хотела выйти из дома, а никто… все были заняты…
Она огорченно опустила взгляд, чтобы не видеть его насмешки над ней. Глупая калека, до которой никому нет дела, застряла в садовой грязи! Отличный заголовок для желтых газетенок и антипиар для ее семьи.
— А меня один раз корова гнала через все поле. Думал, забодает насмерть, дьяволица! — рассмеялся Иван. — И гуси как-то хотели покусать, а сколько раз собаки вешались на меня, точно на батон колбасы! Меня Ваня зовут, кстати, — протянул ей руку для пожатия.
— Ирина, — тихо сказала девушка и вложила свою ладошку в его большую шершавую ладонь.
«Много работает, раз имеет такие крепкие руки», — решила она.
«Какие нежные ручки с красивым маникюром, не то что мои наждачные ладони», — восхищенно подумал Волков.
— Господин Волков, Анатолий Викторович сейчас занят. Он примет вас минут через десять, — доложил человек без имени, которого Иван окрестил про себя «доверенный».
Волков кивнул, а Ирина пригласила его пока выпить чаю. Он проследовал за ней в кухню, но ступал осторожно, боясь касаться своими ногами их напольной керамической плитки.
— Вы и есть тот прораб, который опоздал на встречу? — поинтересовалась девушка, согреваясь за чашкой «Эрл Грей».
— Да, — смутился Иван. — Спасибо за чай.
— Спасибо за то, что не дали мне заболеть от переохлаждения под дождем и вытащили сегодня из грязи.
— Вы бы поменьше одна рассекали по опасным местам. А в дождь сад становится опасным местом для коляски, можно здорово забуксовать.
Легкая улыбка на губах Вересовой сменилась натянутым грустным оскалом. Если бы кто-то хотел с ней проводить время! Тогда бы, наверное, она не попадала в такие дурацкие ситуации.
— Вы бы стали возиться с инвалидом? — задала неожиданный вопрос она и уже хотела было вернуть слова обратно, но Волков успел ответить.
— Не с любым инвалидом, естественно, но если это мой родственник или просто близкий человек, то конечно. Все же я считаю, что человек человеку не волк, иначе как бы наше общество смогло так долго продержаться? Моя бабушка сейчас болеет, я не отхожу от нее, когда у меня выходные. А уходя на работу, присылаю к ней сиделку.
— Ваши родители могут гордиться вами, — вновь улыбнулась Ирина, не заметив скользнувшей по лицу Ивана тени.
— Надеюсь, что они гордятся.
Они допили чай с печеньем, и Волков отметил про себя, как скромна и хороша была эта девушка. Не было в ней этого серого налета буржуазности, ржавчины, которую оставляют в душах людей деньги. Так просто угощает незнакомого парня чаем и болтает с ним обо всем на свете.
— Вас без костюма и не признать, — произнесла Ирина, удобно устраиваясь в своей коляске. — Я тогда подумала, что вы бизнесмен.
— Ничего подобного. Я всего лишь Ваня, прораб. Пытался в тот раз быть кем-то другим, но только не собой самим.
В кухне появился «доверенный» и велел следовать за ним в кабинет Вересова. Он помахал своей новой знакомой и услышал тихо вслед:
— Ваня мне нравится больше.

***
Дом Вересовых Иван покинул со счастливой улыбкой на губах. Анатолий Викторович предложил ему желанную должность и немного поднял зарплату, чтобы загладить тот небольшой инцидент.
Волков шагал к машине, которая должна была доставить его обратно, и не мог нарадоваться своей удаче. Она стреляет редко, но метко.
Из окна на втором этаже на него смотрели карие глаза. Ирина махнула ему на прощание и улыбнулась. Иван подмигнул ей и скрылся в салоне автомобиля.
Новая работа. Большие деньги. Большой город. Наконец-то он построит свой дом, посадит дерево и остепенится. Теперь-то с такими деньгами отбоя от поклонниц не будет. Возможно, и повышение дадут, если хорошо себя зарекомендует…

Спасибо за продолжение!
_________________

Привет, Наташа!
Позволишь присоединиться к твоим читателям? Начало интересное!

Привет! Конечно, рада новому читателю
___________________________________

Спасибо за продолжение.