Медуза (мистика, романтика)

 » 14. Ответы

Сначала идея казалась бесперспективной. Как найти человека, вооружившись только предположением о том, что он несколько месяцев назад мог продать женские волосы? Правда, есть фоторобот, но люди очень, очень, очень редко запоминают лица маловажных собеседников, и ещё реже способны вспомнить эти лица по прошествии времени. Даже какая-нибудь некрупная парикмахерская обслуживает сотни человек в месяц, немудрено, что образы в сознании смешиваются и блекнут.
Но точек, где покупают натуральные человеческие волосы в наш век заменителей действительно мало даже в большом городе. И мужчина, принёсший на продажу охапку женских волос, как-никак выделяется на общем фоне посетителей. Если повезёт, при опросе вы натолкнётесь именно на того, кто оценивал и покупал вышеупомянутую охапку.
«Поставщик» волос важных данных о себе не предоставил, назвал имя, но вряд ли настоящее. Увы, больше порадовать вас нечем. Сожалеем. Фоторобот? Давайте посмотрим. Да, похож. Впрямь он. Не за что, жаль, что не помогли чем-то посерьёзнее. Погодите. Этот парень приезжал к нам на своей машине. Номера мы не запомнили, но когда он отъезжал, задел другое авто, владелец выбежал, но нашего с вами знакомого уже и след простыл. Хозяин побитой машины долго возмущался, потом вызвал ГИБДД, те насоставляли протоколов. Если ближе к делу, то у нас над входом висит камера наблюдения. Видео мы обычно храним только неделю, записи за тот день тоже давно стёрли, но работники ГИБДД брали у нас видеоматериал, чтоб попробовать узнать номер скрывшейся машины. Вдруг у них остались копии? А если удалось разобраться с номерами, личность парня, скорее всего, уже известна.

- Брр, холод собачий! – высказался один из участников проверяющей комиссии, представляющий городской градостроительный совет.
- Не май месяц на дворе, - пожал плечами коллега.
- Давненько таких холодов в ноябре не было, - подключился представитель прокуратуры. – И главное, как ударили – вдруг, за одну ночь.
- Изнежились вы все, - заключил делегат департамента ЖКХ. – Ноябрю и положено быть холодным, не в Австралии живём.
- Уж кто бы говорил, - ехидно вмешался ещё один работник прокуратуры, - вашего-то брата холода всегда застают врасплох.
Коммунальщик презрительно промолчал.
- Сегодня по всему городу аварии, - продолжил кто-то изначальную тему, чтоб сгладить ситуацию.
Его начинание поддержали.
- Такая метель, снега-то сколько навалило!
- Гололед хуже, считай, за одну ночь всё обледенело, почти никто резину на машинах сменить не успел. Удивительно, что обошлось без смертей и даже тяжёлых травм – если верить радио.
- Брр! – повторил зачинатель беседы. – Никита Александрович, чего ж у вас тут так холодно?
- В недостроенных зданиях редко включают отопление, - ответил Синяев с капелькой изысканного яда в голосе.
Ревизия была формальной и вялой. Чиновники разных уровней начали нагревать руки на этом проекте задолго до того, как в дело вступил Никита, и возможность спихнуть на Синяева вину за абсолютно все недоимки вряд ли будет упущена, если скандал не удастся замять.
Визитёры с умным видом вертели головами. Настоящих специалистов с измерительными приборами и прочим оборудованием сюда всё-таки должны запустить, по идее, с этого следовало начать. Видимо, кто-то сперва решил продемонстрировать внимание к ситуации, а потом уже в ней разбираться.
Никита нервничал не из-за этих клоунов. Из себя выводила боль в груди. Следы ладоней Амины исчезли, и теперь эти места на коже болели намного сильнее, чем другие участки туловища. Пришлось принять тройную дозу обезболивающего. Если б не суета вокруг «Дома Д», закрутившаяся ураганом, Амина давно бы общалась с Синяевым тет-а-тет.
Генеральный директор потёр грудь через тёплое пальто с рубашкой и поморщился - стало больнее, но на какие-то секунды исчезло гнусное чувство онемения.
Зазвонил сотовый телефон Никиты. Вновь объявился работничек, которому было поручено собрать сведенья о Майской. В прошлый раз он не сообщил ничего интересного: детдомовская девчонка, приёмной семьи не было; школа, институт; судимостей нет, пару раз переходила дорогу в неположенном месте, за что заплатила штрафы. Правда, занимательным было официальное появление Амины на свет. Удивляло не то, что новорожденный ребёнок вдруг оказался на берегу моря - находят же детей в канавах, в лесу, в мусорных ящиках. Поразительнее другое: как младенец выжил? Видимо, девочку обнаружили очень быстро, иначе замёрзла бы ко всем чертям.
- Никита Александрович, я это… На всякий случай…
- Что? – Брюнет, плотнее прижав телефон к одному уху, а другое прикрыв ладонью, отошёл в сторонку, во внутренний угол зала. – Говори нормально.
- Я это…
- Про «это» я уже понял, про «то» можешь даже не начинать. – Никита с грустью подумал, что собеседник не только не оценит, но и тупо не уловит юмора. Как утомляют идиоты, хорошо хоть, некоторые из них бывают исполнительными. – Есть что-то новое?
Парень обрадовался возможности дать простой ответ.
- Да.
- Что конкретно?
- Ну, это… Вы, видать, ошиблись. Или компьютер ошибся. Сбой, наверное. – Подчинённый запутался в тщетных попытках отыскать логичное объяснение и сдался. – Чертовщина, короче. Не знаю, зачем, просто в голову пришло… Я решил отпечатки с Вашей куртки…
- Рубашки.
- …Рубашки прогнать по старым базам данных. Не знаю, зачем, просто…
- Хорош повторяться. – Лёгкий намёк на раздражение из уст Никиты производил больший эффект, нежели бешеный ор многих других людей. – Давай по делу.
- В общем, я…
- Проверил отпечатки по старым полицейским базам данных; заметь, я не спрашиваю, откуда у тебя доступ. Что в итоге?
- Отпечатки совпали.
- С чьими?
- Какой-то бабульки…
Брови Синяева взмыли на полтора сантиметра выше своего обычного местоположения.
- Что за бабулька?
- Была одна психованная старушенция. В две тысячи девятом году устроила геморрой местному заводу, который повадился втихаря сливать отходы в море; а в две тысячи тринадцатом взяла и утопилась. Ей уже тогда за шестьдесят лет было, сейчас бы за восемьдесят перевалило.
Утопившаяся старуха. Былая шумиха вокруг сброса отходов в море. 2013-й год. Финский залив… Мысли Синяева заметались внутри мозга раскалёнными молниями. Кожа на груди заныла от усилившегося жжения.
- Как звали старушенцию?
- Сейчас скажу. – Наверное, собеседник сверился с записью. – Светлана Валерьевна…
- Гуревич, - не дав договорить подчинённому, выдавил Никита. Без того не отличающееся румянцем лицо стало белее бумаги.
На лоб генерального директора упало нечто похожее на облетающую штукатурку. С потолка действительно что-то сыпалось.
Последние лет десять осенние месяцы выдавались на редкость мягкими. Прав был работник Департамента ЖКХ, люди изнежились, забыли, что в ноябрях случаются истинные холода. Минувшей ночью температура воздуха упала на двадцать пять градусов. Те, кто ещё учил физику в школе, могли бы вспомнить, как такой резкий перепад способен повлиять на прочность твёрдых – и особенно низкокачественных - материалов. Прибавьте к этому полуторамесячную норму осадков в виде снега, которую с утра героически приняла на себя крыша здания. Природа вытворяла нечто невероятное, и «Дом Д» был не в том состоянии, чтобы долго сопротивляться.

 » 15. Сгущёнка и шампанское

Похолодание грянуло неожиданно, в доброй половине зданий ещё не подключили отопление, а в другой половине случилось немало мелких аварий наподобие лопнувших батарей. Отделению тоже не повезло, здесь стоял ощутимый холод, поэтому все были основательно одеты. На Амине, например, красовался тёплый пёстрый свитер, который буйством красок привлёк бы к себе внимание даже на карнавале в Рио-де-Жанейро. Пушистый воротник скрывал шею до самого подбородка, а из удлинённых рукавов выглядывали лишь тонкие пальцы, унизанные многочисленными кольцами.
- Что она там делает? – Логинов хмурился, через открытую дверь наблюдая за художницей, маячившей посередь приёмной полковника.
Они не виделись больше месяца. Разок-другой Амина приходила делать плакаты, Андрея в это время на месте не оказывалось. А ведь раньше случалось наоборот: в какой бы день и час ни появилась Майская, Логинов тоже был в отделении. Просто последние недели Андрей провёл не столько в отделении и вообще в Санкт-Петербурге, сколько в вынужденных разъездах по городам и весям.
- Она рисовала портрет подозреваемого в нападении, - пояснила сержант Пилипенко. – Потом вроде убирала старый плакат, теперь болтает с Ксюшей.
- Я спрашиваю в буквально смысле: что она сейчас там делает?
- Ест конфеты, - ответила Анна и, подтолкнутая многозначительным молчанием капитана, закончила описание картины: - Макая их в сгущёнку.
Амина долила сгущёнки (характерную сине-белую упаковку трудно было не узнать) в блюдце. Вновь окунула в молочное лакомство наполовину съеденную шоколадную конфету и отправила прямиком в рот. Судя по тому, что секретарша Ксюша уже не выражала удивления, конфета была не первая.
Пилипенко и Логинов зашли в приёмную.
- Майская, это извращение, – выговорил капитан. О доброжелательности, в общепринятом смысле, речи не шло, но немало значило отсутствие типичной для Логинова мрачности, которая со стороны казалась последней стадией человеконенавистничества.
Брюнетка спешно проглотила кусок конфеты.
- И Вам здравствуйте, капитан. – Она вовсе не обрадовалась, услышав его голос. А что сердечко забилось быстрее, щёки стали розовее, и мир вспыхнул всеми цветами радуги, так это из-за сладкого. Ага, сгущёнка в голову ударила.
Последние недель пять Андрею сильнее обычного хотелось на ком-нибудь сорваться, кого-нибудь напугать, а то и побить, еле сдерживался. Окружающие, все как один, казались клинически несносными и надоедливыми. Андрей сам понимал, что стал придирчивее, что поводы для раздражения притянуты за уши. Ещё он понимал, откуда такие перемены, только не признавался ни вслух, ни про себя.
- Не могла поесть дома?
В это время мимо проходил лейтенант Смирнов. Услышав слова Логинова и уловив суть ситуации, блондин заглянул в приёмную.
- Дома она уже слопала всё сладкое, в вазе из-под конфет полный вакуум.
«Ты-то откуда знаешь?» - едва не спросил Логинов, но ответ напрашивался сам собой.
- Завистник, - поддразнила Амина, во все тридцать два зуба улыбаясь лейтенанту. – Считай, что это месть; нечего сидеть в душе по полчаса, когда честные девушки утром собираются на работу.
- А ничего, что честные девушки сами не вылезают из ванны часа по два?
- Так ведь это вечером.
- …Когда честные парни собираются на работу в ночную смену.
Амина показала язык.
На душе стало противно. Не у Амины, конечно, - у Логинова. …Живут вместе. Чему тут удивляться? Оба молодые, с улыбками до ушей. Подходят друг другу. В конце концов, это не разочарование. Разочароваться можно, если на что-то надеялся, а у Андрея и в мыслях не было подобного. Просто иногда очень хотелось снова услышать её смех, увидеть прелестную открытую улыбку. Хотелось узнать, что бы сказала Амина на какую-нибудь новость или фразу.
- Лейтенант, у Вас какое-то дело? – выразительно сухо поинтересовался Андрей.
- Никак нет, - вытянулся стрункой Смирнов, спустя две секунды и след его простыл.
Капитан тоже не задержался.
Амина с Анной обменялись полуулыбками.
- Не забудьте: собираемся в шесть вечера в зале, - напомнила Пилипенко, сегодня отмечающая День Рождения. – Аминка, ты не сбежишь?
- Ни в коем разе.
- Она ведь тоже скидывалась тебе на подарок, - хихикнула Ксюша.

Андрей не участвовал в коллективных праздниках. Зачем сидеть с угрожающе сердитой физиономией и портить настроение окружающим? Или зачем против воли улыбаться и портить настроение себе?
Ещё два часа назад он мог уйти домой, его смена закончилась. Но капитан традиционно задержался, не потому, что оставались срочные дела, а потому, что отделение он не любил меньше, чем свою квартиру с её вечным унылым кавардаком.
Часы показывали двенадцать минут десятого, когда в дверь постучали.
- Чего надо? – не изменил своему стандартному дружелюбию Логинов.
Дверь открылась, на пороге стояла Амина. За прошедшие часы в помещении не слишком потеплело, но сейчас девушка держала свитер в руках, на ней самой осталась белая майка, которая хорошо сочеталась с чёрными джинсами, но определённо не согревала владелицу.
- У Вас есть аптечка?
Андрей прищурился. То ли свет настольной лампы проделывал фокусы, то ли на правой щеке брюнетки действительно рдел кровоподтёк.
- Что стряслось? – Логинов выбрался из-за стола.
- Шампанское. Не столько стряслось, сколько встряхнулось, открылось, съездило вылетевшей пробкой мне по щеке и окатило, вымочив весь свитер.
- Само?
- Не без помощи капитана Федулова. Я не успела вовремя спрятаться, когда он взялся открывать бутылку.
- Могла остаться без глаза. – Андрей, коснувшись подбородка девушки, заставил её приподнять и повернуть голову так, чтоб лучше было видно повреждение.
- Мне повезло, пробка прошла по касательной. А Федулов так долго извинялся, что я почти на него не сержусь.
Андрей кивнул в сторону своего рабочего стола.
- Садись.
Не считая личного места Логинова, других стульев в районе стола не было. Амина, поразмыслив, нерешительно присела на краешек столешницы, поближе к углу.
Мужчина извлёк на свет божий аптечку, о которой не вспоминал лет пять. Сдул пыль, открыл пластиковую коробку, освежил память.
- У меня только полувыдохшаяся зелёнка и просроченный активированный уголь. И вата странного сероватого цвета.
- Очаровательно. – Амина отложила свитер на другой край стола. – Бог с ним, обойдусь. Я, собственно, зашла по другому… Зачем это?
Андрей откопал синеватый флакон в нижнем ящике стола, где помимо всякого хлама в полном беспорядке хранились принадлежности для бритья.
- На безрыбье и рак рыба. – Мужчина открыл флакон и вооружился куском той самой сероватой ваты. – Могу, конечно, измазать тебя зелёнкой, если хочешь, но мне сдаётся, что одеколон лучше.
- Я тоже за одеколон, - спешно заявила Амина, представив, какой росписью на лице грозит зелёнка. Упёршись ладонью в столешницу, девушка склонила голову набок. – «Тройной»?
- Размечталась, «Тройной» не так-то просто достать с тех пор, как его внесли в список запрещённых напитков.
Майская распустила волосы, на которые тоже попало шампанское – пряди возле лица были мокрыми. Амина поздно сообразила, что лучше было сохранить причёску, по крайней мере, пока не закончится «обработка» лица; оставалось лишь повинно улыбнуться. Ясное дело, ответной улыбки не последовало, собственно, на такое чудо надежды не было изначально. Капитан вновь заставил Амину поднять голову, попутно убрал с лица девушки влажную прядь цвета горького шоколада, до самого конца пропустив между пальцами эту шелковистую «ленту». Волосы у Амины были блестящие, по-настоящему густые, хоть и прямые, очень длинные – до поясницы, впрямь шикарные; сейчас, когда они обрамляли лицо воспитательницы, накрывали плечи и спину, Майская походила на индианку, не хватало пера на макушке.
Амина тоже думала о волосах.
- Я знаю, что вы поймали того, - она покусала губы, пытаясь найти подходящее приличное слово, - …который Настю…
- Его фамилия Журов. – Одной рукой «придерживая» затылок брюнетки, другой Андрей осторожно провёл ватой по припухшему кровоподтёку, который тянулся от края нижнего века к уху. – Схватили его вчера, привезли в город сегодня утром.
- Журов. – Амина притихла. У такого чудовища обыкновенная в общем-то фамилия, это и странно и обыденно. – Я хотела спросить: вам хоть как-то помогло то, что я тогда сказала по телефону насчёт волос? Я не напрашиваюсь на похвалу, мне интересно.
Вата была щедро смочена одеколоном, и его аромат ударял в ноздри. То есть, не прям так ударял, запах был приятный, Майская его давно запомнила, и он ей нравился – когда был едва уловим, но в данный момент спиртовая составляющая обжигала нос.
- Вообще-то я полтора месяца гонялся за этим, - перед Логиновым встала та же проблема, что и перед художницей пятнадцать секунд назад. Обычно Андрей не стеснялся в выражениях, но у него, как у большинства других людей, при Амине язык не поворачивался сказать что-нибудь действительно отвратительное. - …Журовым по всему Северо-Западу. В октябре парень пустился в бега, мы сами виноваты – спугнули его, и он ушёл буквально у нас из-под носа. Уехать из страны не мог, его же объявили в розыск, вот и прятался в пределах Родины. – Андрей вздохнул. – Но первый раз мы вышли на него именно благодаря тебе и твоей волосяной версии. Хочешь почётную грамоту?
- Вы меня обидеть решили?
- Если б я решил тебя обидеть, ты бы это поняла чётко.
Амине и без того было холодно, а ледяной тон собеседника тепла не прибавлял. Зубы потихоньку начинали постукивать.
Андрей по обыкновению смотрелся утомившимся и недовольным, и это усугублялось усталостью, накопившейся за недели, в течение которых капитан мотался из одного города в другой, пытаясь поймать Журова.
- Его же посадят? – спросила Амина.
- Естественно.
- Надолго?
- Суд решит. Но Журов вряд ли выйдет на свободу, такие в тюрьме долго не живут, там свои понятия.
- Отлично. – Одно слово, ноль эмоций.
Полицейский удивился, такая манера речи была не в стиле Майской.
Амина охотно пояснила точку зрения:
- Человек должен отвечать за свои поступки, и не только на том свете, но и на этом.
- Некоторые уверены, что месть не приносит ничего хорошего. – Андрей орудовал ватой отстранённо, на автопилоте.
- Правильно, не приносит, но вспоминают об этом почему-то только после того, как пакость уже сделана. Нет уж, если считаешь, что месть – зло, будь любезен, задумайся прежде, чем совершить что-то плохое и заслужить её; а если всё же совершил, нечего потом жаловаться и кивать на обшарпанные мудрёные высказывания. Наш мир был бы гораздо лучше, если б за каждым преступлением неминуемо шло наказание - с процентами, чтоб другим неповадно было.
- Жёстко.
Девушка повела подбородком.
- Заметьте: я никогда и не утверждала, что я за «ваниль».
Мужчина, наконец, отнял вату от лица брюнетки и лишь тогда сообразил: одеколон должен был очень сильно щипать, а Амина и не поморщилась.
- Тебе не больно?
- Ерунда, со мной бывало куда хуже.
- Неужто? – усомнился капитан, подозревая собеседницу в хвастовстве.
Девушка усмехнулась.
- Сразу видно, в детдоме Вы не жили. – Усмешка превратилась в улыбку, но до такой степени грустную, что даже невпечатлительному Андрею захотелось взвыть. – Просто поверьте: фигово, когда у тебя нет никакой родни, кроме фауны Финского залива. - Амина прогнала грусть через две секунды, но и этого времени полицейскому хватило, чтоб понять, насколько трудно приходилось Майской.
Как ни банально, Амина отдала бы что угодно за настоящую семью, где все друг друга любят. Не сюсюкают, пускай иногда ругаются, ворчат, ошибаются, обижаются, но в действительности хотят лишь добра. В жизни Амина завидовала одной-единственной категории людей – детям, у которых есть родители, бабушки и дедушки, братья и сёстры. Майская не понимала тех, кто обвинял отца и мать в собственных неудачах, мол, я хотел по-другому, а родители отговорили, настояли, заставили. Они угрожали тебе ружьём, приставляли нож к горлу? Если не хватило твёрдости поступить по-своему, не надо всю вину взваливать на родителей. Да, они, может, и были не правы, но тебе-то собственная голова дана не только для красоты.
Дрожь девушки усилилась настолько, что это уже невозможно было игнорировать.
- Ты ж совсем замёрзла.
- Зато по цвету скоро буду сочетаться с обстановкой кабинета. – Брюнетка указала на синие стены.
Логичнее всего было бы выпроводить её, отправить греться в зал, где много людей и наверняка работает переносной обогреватель. Кроме этого, существовало минимум пять других вариантов, каждый из которых был разумнее и практичнее того, что сделал Андрей.
Амина, хоть и ненадолго, потеряла дар речи, когда шатен начал расстёгивать свою фланелевую рубашку.
- Что за поползновения, капитан?
Андрей снял рубашку и накинул художнице на плечи.
- Нельзя ж так с хрупкой девичьей психикой, - шуточно посетовала Амина, кутаясь в «подарок» и картинно пялясь на мужчину.
На нём тоже была белая майка, борцовка. Сегодня полгорода понадевало всякого разного под верхние вещи, чтоб утеплиться. Но вряд ли на многих мужчинах майки смотрелись так, как на Логинове. Он не дотягивал до тех качков, которые объедаются стероидами; но было на что посмотреть и от чего томно вздохнуть (спортзал, боксёрская груша, пробежки – помните?).
Впрочем, Амина обошлась без вздоха, сохранив верность улыбке.
- Спасибо.
Андрей плотнее запахнул рубашку на девушке, как бы сомневаясь, что брюнетка достаточно хорошо укуталась, его ладони сползли по рукам художницы, от плеч до запястий. Правое предплечье самого капитана было перевязано бинтом, Майская воздержалась от расспросов.
- Грейся.
Толстая серо-коричневая ткань, хранившая тепло хозяйского тела, впрямь быстро уняла озноб.
- А Вы сами?
- Я теплокровный. – Логинов упёр руки в бока.
Непонятная всё-таки ситуация, нелепая. Амине следовало уйти, Андрею – всячески этому уходу способствовать.
- Может, стоит сходить к Аниному столу? – предложила Майская после небольшой паузы. – У неё там столько вкуснятины.
- Не интересуюсь. – Андрей обогнул стол, дойдя до стула.
- Мне, наверное, тоже пора переставать интересоваться вкусностями и сесть на диету, пока я не ударилась в обжорство окончательно, - проговорила Амина. Ей ужасно хотелось обернуться, однако она пока не решалась. Девушка была уверена, что Логинов не сводит с неё взгляда, спину аж покалывало. – Но не достаёт силы воли.
Капитан стал перебирать бумаги в стопке на конце столешницы, противоположном тому, на котором ютилась Амина. Положение казалось ещё глупее.
«Пора уходить», - не первую минуту повторяла себе брюнетка и не двигалась с места.
- Правда, что Вы не пьянеете, сколько бы ни выпили?
- Кто тебе сказал?
- Кто-то… Упоминали пару раз при мне.
На самом деле, Андрей бы очень удивился, узнав, сколько всего о нём известно Амине. Не столь мало в жизни зависит от того, с кем ты пьёшь чай. Аня Пилипенко за время поедания пирожного могла выдать больше информации, чем любой пресс-секретарь, Ксюша тоже замкнутостью не отличалась.
Амина облизнула губы.
- Всё-таки правда или нет?
- Правда. Потому обычно не пью. И не курю – если тебе и об этом захочется спросить. – Капитан перестал терзать бумаги. Он стоял, рассматривая затылок собеседницы.
- Надо же, я думала, в полиции все курят. Я сама и то когда-то курила. Бросила в двадцать лет.
Логинов не сумел бы представить себе Амину с сигаретой в зубах, даже если б потратил на это весь остаток вечера.
- Тогда продержаться на диете для тебя не проблема.
- Ну не знаю, - с сомнением протянула девушка. Она всё же оглянулась, не поворачиваясь целиком, и посмотрела на Логинова, прижав подбородок к приподнявшемуся плечу. – Курила-то я всего три года, а ем уже двадцать два.
Это была не лучшая её шутка. Но и не худшая. Андрей перестал в чём-то себя убеждать и просто признал: он рад, что Амина здесь. Ему нравится с ней разговаривать, и ему не хватало её полтора месяца.
Мужчина, точно бы решив подписать акт капитуляции, осклабился, чуть опустив голову.
- Ого. – Амину настолько увлекло зрелище, что она забыла о сомнениях. Девушка развернулась полностью и придвинулась ближе к кромке стола, подле которой высился Логинов. - Оказывается, у Вас, капитан, голливудская улыбка, с ума сойти.
Она протянула руку и без всякой задней мысли дотронулась пальцами до щеки Андрея (некоторые бы заявили, что это сродни цирковому номеру, когда дрессировщик рискует жизнью, засовывая голову в пасть льва). Когда большой палец коснулся уголка губ полицейского, задняя мысль таки пришла, Майская осознала, что ведёт себя глупее прежнего.
Всё-таки Амина не спешила отдергивать ладонь. Отогревшиеся пальцы продолжали неподвижно касаться кожи шатена, потом неуверенно спустились ниже, по подбородку, шее и остановились между ключицами.
Пролети поблизости муха, её расслышали бы не хуже, чем целый самолёт.
Амина смотрела на свои пальцы, Андрей смотрел на Амину.
- Ты хоть скажи, тебя домогаться или как? – Губы художницы дрогнули в мимолётной беспомощной улыбке. – Я ж понятия не имею, что у тебя сейчас в голове. – Брюнетка, наконец, подняла глаза.
Хрупкая, непосредственная, смущённая, неподдельная. На щеках румянец. Глазищи потемнели, но серебринка осталась.
Андрею показалось, что его сердце пропустило пару ударов. Тут можно было бы перейти к менее романтическим органам, если б не память. Она, объединившись с совестью, молниеносно прокрутила в голове Логинова документальный фильм о событиях двадцатидвухлетней давности.
Разве выйдет что-нибудь хорошее? Амина удивительный человечек, добрый, светлый. Человечек, которому дали Второй Шанс, наверняка не для того, чтоб она снова связалась с одним из тех, кто сломал её жизнь в прошлом.
- Как же Серёга? – Да, вот лучший выход: напомнить о нынешнем кавалере, вместо того, чтоб озвучивать сентиментально-нудный отказ. Грубо отшить эту девочку Андрей бы попросту не сумел.
- Какой Серёга?
- Смирнов.
- Серёжа-то здесь причём?
- Он ведь твой парень.
- С каких пор? – неподдельно удивилась воспитатель. Она не отводила глаз ни на секунду.
- То есть он просто так к тебе заходит время от времени, помыться и пересчитать конфеты в вазе?
Недоумение сменилось хрустальным смехом:
- Серёжа живёт в нашей квартире, только не со мной, а с Шурой.
«Какой прекрасный повод пролетел», - вспомнилась Андрею фраза из старого выступления белорусской команды КВН; капитан на днях наткнулся на подборку выпусков знаменитой игры.
- …Они как раз сегодня отчаливают за город, Серёжа уже забрал Шуру из больницы.
- А с Аксёновой-то что? – Андрей уже ухмылялся, и в ухмылке было гораздо меньше холодности, чем хотелось продемонстрировать.
- С Аксёновой полный порядок, она в больницу ездила по работе. У нас тут обрушился «Дом Д», не слышал? – Брюнетка буквально проглотила последнее «и». Уж коли Андрей разок нормально отреагировал на «ты» в свой адрес, нечего сдавать позиции.
Обращение капитан не прокомментировал, но своим видом дал понять, что нарушение субординации не осталось незамеченным.
- Слышал, краем уха. До просмотра новостей так и не добрался. По-моему, говорили, что погибших нет.
- Погибших нет, пострадавших – несколько, в том числе директор строительной фирмы. – Поскольку Логинов понятия не имел, какая компания занималась возведением «Дома Д», сообщение впечатления не произвело. – Я ведь его знаю. Жалко, вроде неплохой дядька, садику нашему помогал. – Амина явно отклонилась от темы, и это отклонение девушку не устраивало. Пора расставить всё по местам, Майская не выносила тягомотины. – По-моему, я в тебя влюбилась…
Андрей отшатнулся, задев стул, который шумно опрокинулся на пол. Господи, за что?!.. Ладно-ладно, чтоб влюбиться в двадцать два года, весомая причина не нужна. И всё-таки…
Амина и не подозревала, что Логинов такой чувствительный.
- Зря сказала, да? – наморщила лоб художница. «Конечно, давно я себя дурой не чувствовала – целых тридцать секунд». – Ну сказала и сказала, зачем же мебель ломать? Прости, такой уж я человек: не договорить важное боюсь сильнее, чем сболтнуть лишнее.
Капитан плотно зажмурился, как человек, прогоняющий галлюцинацию.
- Неудачная идея, Витаминка.
- Почему?
Перед мысленным взором встал длинный список, мужчина выбрал наиболее приземлённый пункт:
- Хотя бы из-за возраста.
Всё верно, он же старше её на семнадцать лет, не говоря о том, что она старше его лет на сорок пять... Санитары, на старт!
Амина цокнула языком.
- Меня это не волнует. – Не успел Андрей сказать: «Зато меня волнует», как художница добавила: - И не называй меня Витаминкой.
- Другие-то называют, - рассеянно проговорил полицейский, невольно опять подступив ближе.
- Другие пусть называют, а ты не называй.
Кто их разберёт, этих девушек?
- Хорошо.
Возникла угроза экстремально неловкой паузы, Амина уцепилась за первую попавшуюся соломинку, коей оказалось перевязанное предплечье Андрея. Часть художницы уже вопила, что пора бросать затею, не выставлять себя ещё большей идиоткой, зато другая часть скалилась: куда уж больше?
- Журов тебя так? – Брюнетка собралась было опять распустить руки, но не осмелилась, да и пальцы дрожали.
Андрей кивнул. Наверное, это плохой признак – замена слов кивками. Наверное, он хочет, чтоб она ушла. Последняя попытка.
- Ножом?
- Если бы, - усмехнулся полицейский. – Схватился за аккумуляторную кислоту, гад.
Майская ахнула и взяла Андрея за руку. Осторожно, но быстро; забыв о смущении и прочем. Кислота это не шутки!
- Да я увернулся, только чуть-чуть и попало. – Андрей продолжал смотреть на девушку. – Больше никто не пострадал. Медики потом накрутили анестезирующий бинт и отправили восвояси; ничего серьёзного.
Не стоит, наверно, упоминать, что анестетик действовал только в присутствии Амины, то есть сегодня в приёмной и сейчас.
Словосочетание «анестезирующий бинт» говорит само за себя, но Амина всё равно спросила:
- Больно? – И подняла голову.
Их взгляды сошлись в одну прямую линию, которую теперь уже ни один не мог оборвать. Да и не хотел.
- Когда ты рядом – нет, - хрипловато ответил капитан. Он лишь сказал правду, однако получилось нечто большее.
Амина улыбнулась, и Логинов искренне возмутился: почему эта улыбка ещё не занесена мировым сообществом в список запрещённого оружия? Когда Амина так улыбалась, на её щеках появлялись ямочки, точёный носик казался ещё более острым и аккуратным, лицо становилось кукольно хорошеньким. И это не считая открытого, счастливого взгляда.
Гори всё синим пламенем, Андрей её поцеловал.
Сначала-то капитан собирался обойтись лёгким прикосновением губ к губам, но явно переоценил своё самообладание. Пяти секунд не прошло, как пара целовалась с той же страстью, с которой утопающий хватается за внезапно появившийся спасательный круг. Это был один из моментов, когда целый мир отходит на второй план и становится всего всего-навсего фоном к тому, что происходит с тобой и с человеком, который рядом. Когда логика галантно приподнимает шляпу на прощание, а неловкость вообще уходит по-английски. Когда дышать удаётся только урывками, но тебя это не волнует, ты просто перестаёшь думать.
Пальцы Амины то медленнее, то быстрее ерошили тёмно-каштановые волосы Логинова. Его руки, скользнувшие под рубашку, а потом и под майку художницы, двигались вдоль линии позвоночника. Когда брюнетка запрокидывала голову, Андрей прерывал поцелуй в губы, переключаясь на щёки, скулы, подбородок, шею.
- Амины давно нет, - заметила Пилипенко в актовом зале. – Ушла к Логинову за аптечкой и не вернулась. Слушайте, может, он уже труп где-нибудь закапывает?
Ксюша спрятала ухмылку за ободком своей кружки. Секретарь ведь предлагала Майской взять аптечку в приёмной, но Амина отказалась. Это что-нибудь да значило.
- Есть желающие нагрянуть к капитану с проверкой? – осведомилась Ксения.
Желающих не нашлось.

Комната была именно такой, каким Андрей и представлял себе обиталище Амины. Беспорядок граничил с библейским хаосом, но не оттого, что не делалась уборка, а оттого, что вещи помещались куда попало и вечно перекладывались. На стуле поверх рулонов ватмана образовалось гнездо из разноцветных шарфиков, платков и, похоже, перчаток, а мольберт непостижимым образом стал пристанищем для дамской сумочки и рюкзачка.
Было очень душно. Погода снова выкинула фортель, устроив потепление, а коммунальные службы только-только расшевелились и заставили отопление исправно работать во всех зданиях.
Капитан бесшумно встал с постели и подошёл к окну. Окинул взглядом пустынную ночную улицу, синевато-чёрное небо, за последние часы успевшее проясниться и теперь щеголяющее неполной яркой луной и необыкновенно чёткими звёздами. Давным-давно перевалило за полночь, и мир обволакивала спокойная, непроницаемая тишина. Шатен открыл форточку и обернулся.
Амина спала, лёжа на боку, положив обе ладони под щёку. Богатые волосы бархатистым покрывалом опутывали шею, частично спускаясь на грудь, частично разметавшись за плечами. Грех было не залюбоваться.
Он никогда не забудет, как они шли к её дому рука об руку, разговаривая обо всём, что приходило на ум. Тогда уже стало теплее, падал крупный снег, и Амина смеялась, подставляя ладонь под пушистые белые хлопья. Девушка рассказывала, что хотела бы оказаться где-нибудь в Сочи, в Крыму или в Абхазии, увидеть южную зиму, написать необычный пейзаж, посмотреть на те края без «налёта» туристов. И юное личико так сияло, что Логинов не удерживался, притормаживал и целовал спутницу.
Они пришли сюда и даже не включили свет. Вопреки темноте, полицейский видел блеск в удивительных глазах, отражающих отсветы с улицы. Должно быть, его собственные глаза тоже блестели. Она не отводила взгляд, ни когда раздевалась сама, ни когда раздевался Андрей, впрочем, эти два процесса в общем-то совпадали. Не скажешь, что девушка совсем не стеснялась. Однако она улыбнулась, протянула ему руку. Он почувствовал дрожь Амины, сжав тонкие пальчики. Но улыбка не исчезла, и её обладательница плавно опустилась на кровать, Андрей опустился следом…
Можно признать, что тебе было хорошо, очень хорошо, а можно вдруг обнаружить, что ты жив. Не смейтесь. Андрей только сейчас, впервые за долгие-долгие годы, по-настоящему осмыслил, что у него есть жизнь, а не существование!
По комнате разгулялся сквозняк, но лучше уж он, чем духота.
Капитан вернулся на кровать, обнял Амину, придвинувшись как можно ближе, чтоб не дать замёрзнуть.
- Уже пора вставать? – пробормотала брюнетка, когда тонкая ткань сна порвалась и возникла брешь, ведущая в реальность.
- Нет, - бережно прошептал Логинов. – И дальше можешь спать сколько влезет, сегодня суббота.
- Здорово. – Прежде чем сонное полотно срослось, Амина успела положить свою руку поверх руки шатена, обвившейся вокруг талии девушки.

 » 16. Старшеклассники

В действительности суббота это не гарантия свободного отдыха. В восемь утра Амине позвонили и попросили прийти в отделение, чтоб составить фоторобот. Компьютерный работник был близок к самоубийству из-за неуместных гипербол потерпевшей и надеялся на Майскую, которая обычно без труда разбиралась в путанице преувеличений и сбивчивых сравнений.
- Форменное свинство, - проворчал Андрей, поворачиваясь на бок. – Надо было послать их всех куда подальше.
Амина сидела на краю кровати. Девушка взяла со стула один из шарфиков – белый, полупрозрачный – и повязала на манер набедренной повязки. В данный момент это была единственная одежда брюнетки, хотя волосы заменяли накидку, закрывая груди.
- Мне не сложно. Сбегаю, набросаю портрет и сразу вернусь. – Сцепив руки над головой, художница сладко потянулась.
Андрей провёл рукой по обнажённой спине девушки. Амина повернулась к нему, осветив мир улыбкой.
- Сделай мне одолжение.
- Какое?
- Выспись. – Майская поднялась, но только за тем, чтоб присесть возле кровати, лицом к капитану. – У тебя слишком часто бывает усталый вид.
- Мало ли у кого что бывает, - по привычке начал было ворчать полицейский.
Он сдался, стоило Амине положить одну ладонь на другую, опустить поверх подбородок и умильно хлопнуть ресницами.
- Уговорила, - капитулировал Логинов без малейшей горечи поражения.
Радостно осклабившись, Амина взъерошила его чёлку левой рукой. И стала менее беспечной, потому что поймала взгляд, которого удостоилось её предплечье.
- Тебе не нравится? – В ответ на как бы недоумённо сдвинувшиеся брови шатена квартиросъёмщица разъяснила: - Моё родимое пятно. Я же вижу, как ты на него иногда смотришь. Оно некрасивое, да? Тебе не нравится?
Андрей взял её левую руку, взглянул на предплечье. Мягко обвёл пальцем очертания медузы.
- Мне всё в тебе нравится, запомни раз и навсегда.
Полторы минуты спустя Амина, надевшая штаны с аномальным количеством кармашков на молниях и облегающую безрукавную блузку с высоким воротом, давала ценные указания, заплетая волосы в свободную боковую косу.
- Захочешь есть – ни в коем случае не стесняйся, только учти: у нас в холодильнике одни грейпфруты и капуста, Шура на очередной диете. Иди к соседям в сорок шестую, проси у них еду.
- Показать им удостоверение и заявить, что мне срочно требуется бутерброд с колбасой для следственного эксперимента?
- Можно и так. Но вообще, в соседском холодильнике мы храним свои продукты, которые искушают Шуру.
- Соседям это не кажется странным?
- В сорок шестой квартире живут студенты, к концу месяца у них наступает вынужденное голодание, а мы с Шурой периодически подкармливаем бедняг, так что это взаимовыгодное сотрудничество.
- А не боитесь доверять свою провизию оголодавшим студентам?
- Нет, и они ещё ни разу не подорвали нашу веру в человечество. – Послав воздушный поцелуй, Амина покинула комнату.
Андрей вдруг вскочил, и, натянув джинсы, выбежал в прихожую. Амина успела надеть куртку, шапку и открыть дверь. Капитан сам не знал, что его подтолкнуло, просто захотел попрощаться как следует, обнять, поцеловать.
- Возвращайся скорее, - попросил он. Улыбнулся и ласково «мазнул» пальцем по кончику носа Амины.
- Обязательно, - пообещала девушка. Она посерьёзнела лишь на мгновение, но за это мгновение Андрей увидел в её глазах столько преданности, что хватило бы на целую жизнь.
Вновь засмеявшись, Майская чмокнула капитана и скрылась за порогом, напоследок напомнив:
- Постарайся поспать.

Андрею вправду удалось уснуть почти сразу после ухода Амины. Это был глубокий, спокойный сон, восстанавливающий и физические, и душевные силы. Он прервался часа через полтора, потому что зазвонил мобильный капитана. «Майская» - высветилось на экране.
- Слушаю.
- Привет, - как всегда неунывающе прозвенел голосок Амины. – Я тебя разбудила?
- Если честно, то да.
- Прости, спящий красавец. Я хотела испросить разрешения: можно мне взять немного той расчудесной серой ваты из аптечки?
- Бери хоть всю. Зачем тебе?
- Вчера я сняла старый плакат, а сегодня заметила следы от скотча, липкий слой никак не убирается. Мы тут общими усилиями нашли растворитель, а подходящих тряпок нет.
По окончании разговора Андрей опять рухнул лицом на подушку, блаженно погружаясь в манящее сонное небытие. Сознание становилось подобным вате, которая почему-то продолжала занимать вялотекущие мысли полицейского, молоточком постукивая где-то на задворках разума.
Вата. Вата в аптечке. Аптечку он вчера сунул в ящик стола. Второй или третий. Всё-таки в третий, во втором почти пусто, лишь несколько ручек, пара истрёпанных блокнотов да фотография.
Молоточек превратился в молот, который со всего размаху звезданул по черепушке изнутри. Андрей подпрыгнул.
Фотография! Снимок семнадцатилетней Гуревич!

Во втором ящике аптечки не обнаружилось, и художница собралась перейти к третьему, когда заметила уголок фотографии, торчащей из-под старого блокнота. Нет ничего плохого в том, чтоб просто посмотреть, правда?
Девушка достала снимок и с несказанным удивлением обнаружила саму себя.
Как трогательно, она и не знала, что у Андрея есть её фото… Если на то пошло, она не знала, что и у неё самой есть это фото. Амина не припоминала, чтоб когда-то носила такое платье или кофту, да и выглядит снимок довольно старым, он порядком выцвел. Но вот же оно – родимое пятно на руке, это не может быть другая девушка.
Брюнетка сильнее сдавила пальцами плотный бумажный прямоугольник, вглядываясь в свои черты, казавшиеся новыми, незнакомыми. Затем посмотрела на оборотную сторону фотографии.
«Света Гуревич, 10 «А» класс. 1968 год».

Худшее, что он мог сделать, это перезвонить Амине и попросить ни в коем случае не заглядывать во второй ящик стола. Скорее всего, Майская открыла бы вышеупомянутый ящик ещё до окончания разговора – женское любопытство непреодолимо.
Логинов ни разу в жизни не одевался так быстро, даже в армии. Он вылетел из квартиры пулей.
Шатен успокаивал себя: Амина могла и не заметить фотографию или вовсе сразу открыть третий ящик.
А вдруг нет? Вдруг она всё же нашла, что тогда?
На обороте есть надпись. Имя и год. Ясное дело, Амина удивится. В лучшем случае позвонит Андрею, в худшем – решит сразу поискать информацию в Интернете. И что-то подсказывало Логинову: пароль на компьютере не станет препятствием, система защиты не сработает. Амина полезет в Сеть.
Во Всемирной Паутине нет срока давности. Это вам не бумажный архив, где надо долго перебирать груды старых газет, прежде чем докопаться до нужного материала. Несколько ключевых слов в интернет-поисковике (которыми вполне могут стать «Светлана Гуревич», «Санкт-Петербург 1968» или «Светлана Гуревич», «Андрей Логинов», «Санкт-Петербург»), и на экране возникнут ссылки на статьи. О том случае писали в газетах, многие из которых имели электронную версию, информация размещалась и на других новостных порталах. Но и не это самое плохое.
Видео.
Ещё до того, как стало известно о самоубийстве Гуревич, Дима Ротько выложил в Интернет видео с мобильного телефона, запись последней встречи их компании со Светланой Валерьевной. Потом Ротько запись удалил, но её успел скопировать не один пользователь, и периодически она появлялась в свободном доступе. Уже повзрослев, Андрей иногда добивался того, чтоб видео удаляли с того или иного сайта, но по прошествии времени оно вновь всплывало где-нибудь.

Качество записи оставляло желать лучшего, она регулярно притормаживала, общая картинка дёргалась. Изображение не отличалось идеальной чёткостью, однако лица были узнаваемы. По крайней мере, Андрея Амина узнала сразу, вопреки подростковому возрасту, худощавости и голосу, который двадцать два года назад звучал по-другому. И Никиту Синяева Майская, пожалуй, тоже бы опознала, даже если б до этого не прочла о нём.
Похоже, видео было импровизацией, если бы ребята сразу собирались делать его, то воспользовались бы камерой с первых секунд. К моменту начала съёмки измывательство, судя по всему, длилось несколько минут.
Женщина в очках и в строгом сером костюме стояла спиной к доске, пытаясь что-то рассказывать про стороны и биссектрисы, отчаянно тыкая указкой то в один нарисованный мелом треугольник, то в другой. Амина с испугом узнавала собственные черты на бледном, иссушенном лице.
- Таким образом, - упрямым от безнадёжности и дрожащим от подступающих слёз голосом продолжала учительница, - зная размер одного из углов, мы можем…
Шарик из скомканной бумаги, пущенный девчонкой со второй парты, угодил Светлане Валерьевне в щёку. Класс заржал.
- Ольховская! – попыталась прикрикнуть педагог.
Синяев, наперекор всем правилам стоявший рядом с Гуревич, продолжал кривляться, передразнивая её.
- Чё? – хмыкнула Люда.
- Прекрати.
- А чё ты мне сделаешь? – Повернувшись, Люда улыбнулась прямо в камеру телефона, показала язык и «рокерскую козу».
- Я позову директора.
- Да беги уже, клюшка старая, - проскрежетала другая девчонка. – Песочек свой по дороге не рассыпь.
- Жжёшь, Верка, - похвалил оператор за кадром и захохотал.
Многие фразы были приправлены матерными словечками, но поскольку те не несли абсолютно никакой смысловой нагрузки, а только резали слух, эти перлы можно упустить.
К швырянию в учительницу бумагой, стирательными резинками и карандашами подключился Андрей. Затем он шумно выдвинул свой стул из-за парты и присоединился к Синяеву. Светлана Валерьевна не выдержала, выбежала из класса.
- Куда?! – азартно прикрикнул Никита и пустился в погоню.
Оператор, две девицы и Андрей двинули следом.
Картинка заскакала ещё активнее, зазвучал трещащий шорох.
Гуревич быстро, дёрганно вышагивала по коридору.
- Светлана Валерьевна, - Никита нагнал учительницу, загородил ей путь, - Светлана Валерьевна, ну чего Вы? – Он как бы пританцовывал вокруг неё, не давая идти дальше.
- Синеяв, отойди! - выпалила женщина. Такие выпады обычно случаются пред тем, как человек сорвётся и расплачется.
- Ой, блин, страшно-то как. Стучать директору побежала? – Парень схватил учительницу за руки.
Она высвободилась, но он снова вцепился, правда, тут же сам потерял интерес к хватке.
- Ну и вали, кошёлка. – Брюнет оттолкнул Гуревич вперед и, оказавшись позади, отвесил Светлане Валерьевне пинок, пришедшийся на место пониже спины.
Силы Никита не экономил. Женщина потеряла равновесие и, под дружный гогот своих мучителей, упала на пол. От встряски очки слетали и приземлились неподалёку от владелицы. Ещё ближе они оказались к тощеватому высокому парню с тёмно-каштановыми волосами.
Педагог задрала голову, будто успокоившись.
- Андрюша.
Она не просто произносила его имя, она уговаривала вспомнить что-то важное, хорошее.
Андрюша не колебался. Он наступил на очки, раздавил и самодовольно усмехнулся, услышав смачный хруст.
Потом Вера с Людой зачем-то разорвали пиджак Гуревич, так и не позволив «математичке» подняться. Вера вцепилась в причёску учительницы, разметав идеально уложенные волосы. Никита одним рывком поставил плачущую женщину на ноги. Она уже не отбивалась. Очередным пинком брюнет отбросил свою жертву в сторону.
Светлана едва не упала снова. На миг она застыла, поддерживая равновесие, после чего опрометью кинулась прочь, судорожно… не то чтобы всхлипывая, скорее, подвывая, захлёбываясь сдавленными рыданиями. Хохот подростков гнался за ней.
- Думаешь, настучит? – отсмеявшись, спросила Люда у Никиты.
- Пускай стучит, мне по фигу.
- Раньше уже стучала, - припомнил Дима.
- А толку?
На этом видео заканчивалось.
Амина посмотрела его много раз. С рвением истинного мазохиста снова и снова нажимала на значок пуска. И всякий раз ей всё сильнее казалось, что она смотрит на происходящее не столько снаружи, сколько изнутри. Чьими-то опухшими от слёз глазами.
Майская сама плакала. Она плакала бы в любом случае, даже если б происходящее на экране совершенно её не касалось. Такие издевательства были противны самой сущности Амины. В данный же момент девушка лила слёзы и о себе. В груди пылала и нормальная злость, и какая-то уж очень личная обида.
Брюнетка повернулась к хозяину кабинета. Капитан примчался минуты полторы назад, в разгар «киносеанса», Амина не отреагировала на появление шатена, она не отрывалась от монитора. За все эти годы Андрей так и не сумел заставить себя просмотреть запись. Отныне пробел был восполнен. У мужчины не хватило смелости заговорить первым.
Амина воззрилась на Логинова с немой, но жгучей, ясной мольбой. Каждая чёрточка, каждое мимическое движение заплаканного личика заклинали: «Скажи что это неправда! Подделка, провокация, заговор, что угодно! Ради бога, скажи, я поверю!»
Поверит. Максимум на пару часов, а потом здравый смысл возьмёт своё и больше не отдаст.
Полицейский смолчал. От стыда и чувства вины хотелось испариться, перестать существовать.
- Пожалуйста, объясни мне только одно. – Её голос не дрожал. Он был убаюкивающе спокойным. - Что в этом такого смешного? – Больше всего настораживали нотки искренней любознательности. - Скажи, я хочу знать, может, тоже посмеюсь. – На лбу девушки пульсировала маленькая вена, которую Логинов никогда раньше не замечал у Амины, зато видел у Светланы Валерьевны. – Я жду, Андрей.
Ему нечего было сказать. Самое отвратительное: действо на видео не единичный случай, а один, последний, из многих. Логинов предпочёл бы не помнить, как вместе с приятелями бросал обломки кирпича в окно Гуревич или как плевал на её дверь. Да и это далеко не полный список, столько всего было почти за целый год.
Наверное, до Андрея Амина и не влюблялась по-настоящему, а она была из тех людей, которые любят всем сердцем, всей душой. Но кроме того Майская была из тех людей, которые придерживаются принципа «Подонки есть подонки, не забывай».
Всхлипнув и быстро вытерев щёки, девушка спросила:
- Кто она? – Художница ожидала чего-то большего, чем информация, выуженная из Сети.
Но Андрей не сообщил нового.
- Моя учительница по математике, геометрии и алгебре.
- А я кто?
- Мне кажется, что ты и есть она...
Прозвучало дико, но для Амины – правдоподобно… Что было ещё более дико. Но, в конце концов, она появилась на том же месте, где исчезла Гуревич, на следующий день. Таких совпадений не бывает.
Он видел, что её трясёт. Больше всего Андрею хотелось обнять эту девочку, кем бы она ни была, утешить, согреть. Однако едва он попробовать подступить к Майской, та вскочила со стула.
- Не трогай меня. – Она сжала подёргивающиеся губы, по-прежнему не распрощавшись с жутким спокойствием в глазах и голосе. – Близко ко мне не подходи, больше никогда.
Что ж, он заслужил и не такое. Собственно, Андрей бы и предпочёл что-нибудь не такое. Пускай Амина бы кричала, ругалась на чём свет стоит, закатывала истерики, бросилась с кулаками, попыталась выцарапать ему глаза. Всё лучше этого мертвенного спокойствия.
Художница направилась к двери.
- Амина.
Девушка остановилась автоматически, а не по желанию. Безжизненно глянула на Андрея.
Он смотрел пристально и горячо. Облизнул губы.
- Я люблю тебя.
Она усмехнулась и переступила через порог. Прежде чем окончательно уйти, бросила:
- Помнишь, вчера я рассказывала о директоре фирмы, на которого рухнул «Дом Д»? Этот директор – Никита Синяев, чтоб ты знал. Говорят, его чуть ли не надвое перебило, грудная клетка - в фарш. Долго не протянет.
Девушка исчезла, аккуратно закрыв за собой дверь.

 » 17. Помнишь меня?

Амина бывала здесь каждый месяц. Приезжала в Петергоф, проходила к берегу и долго-долго смотрела на Финский залив, гадая, почему её некогда бросили, отчего какие-то люди свою кровиночку оставили не в роддоме, не в детдоме, а на берегу моря, безжалостно урезав шансы на выживание ребёнка. За что родители до такой степени ненавидели дочь?..
Водная гладь, скованная морозом и присыпанная снегом, превратилась в большую белую пустошь. Стало гораздо теплее, чем вчера, но всё равно было холодно. Беснующийся ветер застудил лицо и уши девушки, постоянно норовил сорвать с неё шапку и потрепать капюшон зимней куртки. Что характерно, других желающих прогуляться по берегу в такую погоду не нашлось.
«Где-то тут меня и нашли, у самой-самой кромки воды, если верить рассказам. А до этого я, получается, сама зашла в воду. И шла, и шла, и шла…» Художница ещё раз удивилась тому, насколько правдоподобным ей кажется дикое предположение о перерождении… или как такое правильно назвать? Нормальный человек должен был долго сомневаться, ужасаться и смеяться над собственным легковерием и фантазией. Головой брюнетка это понимала, но колючая вязкая тяжесть в груди подсказывала: нет никакого вымысла, ни Андрей, ни Амина ничего не придумали, они оба верно догадались, попали в яблочко.
Майская иногда купалась здесь; дабы как следует нырнуть, требовалось пройти не шаг-два, а гораздо больше. В каком отчаянии должна была находиться женщина, чтобы столь упрямо пробираться вперёд, сквозь ледяную воду навстречу собственной смерти?

Она не пожалела денег на цветы. Подмывало купить гвоздички, желательно в чётном количестве, но для убедительности пришлось взять три тюльпана.
- …Я из детского сада «Светлячок», Никита Александрович нам очень помог, был спонсором. – Амина приподняла жидкий букетик, демонстрируя его охраннику перед палатой Синяева. – Вот мы и решили… Можно мне передать ему цветы и пожелать поскорее поправиться?
Непросто проникнуть в отделение больницы, которое негласно зовётся люксовым, даже с учётом того, что сама больница не из рядовых. Однако Амине это удалось легко. И с охранниками, похоже, проблем не возникнет. Амбалы, каждый из коих своей габаритной фигурой мог полностью перекрыть дверной проём, готовы были порвать любого, кого заподозрят в недобрых намерениях по отношению к хозяину, который был ещё жив (следовательно, банковские счета продолжали функционировать и зарплата подчинённым начислялась). Если же Синяев вовсе выкарабкается, то дезертирство припомнит. Поэтому «стражи» были настроены разобраться со всякой угрозой, хоть с реальной, хоть с потенциальной. Но и матёрые охранники не видели угрозы в хрупкой, миловидной девушке с такими большими чистыми глазами. Посредством пары звонков быстро выяснили: Майская не лжет, и является именно той, за кого себя выдаёт. Это, впрочем, не значит, что Амину не обыскали и позволили остаться в палате наедине с Синяевым – один из охранников составил компанию. Чистые глаза чистыми глазами, а бдительность бдительностью.
Всё вокруг было безукоризненно белым, даже спинка кровати, не говоря о постельном белье. Синяев лежал, накрытый одеялом до плеч, на лице поблескивала прозрачная дыхательная маска, к горлу, рту и носу тянулись трубки, в руку была вонзена игла, которой заканчивался щупалец капельницы, стоящей рядом с ложем. Где-то что-то пикало, отслеживая дыхание и сердцебиение пациента.
Сам пациент не шевелился, но веки его не были сомкнуты. На сей факт Амина обратила внимание после того, как оценила неимоверную, пугающую бледность Никиты. На этом болезненном, безжизненном фоне лихорадочный блеск в глазах Синяева смотрелся ещё более пронизывающим и пробирал до костей… почти любого.
- Никита Александрович! – Амина устремилась к изголовью больного. – Миленький, как же так, что же Вы?.. – Она скорбно зацокала языком, сочувственно покачала головой.
- Он не может говорить, - кашлянул охранник.
- Правда? – Взгляд девушки, ненадолго оторвавшийся от Синяева, возвратился к бледному лику. – Бедненький. – Она положила цветы на прикроватный столик (тумбочки обитают в палатах попроще) и погладила Никиту по волосам. – Бедненький.
Синяев всё понимал, Амина видела это по его глазам. Но он ничего не мог поделать. Попытался что-то выкрикнуть, прохрипеть, пропищать, а вышло смазанное клокотание, которое со стороны вполне могло показаться выражением радости по поводу появления знакомой.
А Амина продолжала выглядеть безобидной. Она всегда выглядела безобидной, всегда была безобидной… - уж если не Майская, то Гуревич.
- Никитушка. – Брюнетка расплылась в ласковой с виду улыбке, проводя пальцами по лбу бизнесмена. Она чувствовала, как похолодели её пальцы, и точно знала, что каждое прикосновение обжигает Синяева ледяным огнём. А ещё не сомневалась: Никите известно, кем она была когда-то. – Помнишь меня? – Майская откинула короткую чёлку с воскового лба гендиректора.
В этот миг перестали действовать лекарства, Никита скривился и сжался от боли и самого острого ужаса из всех, что когда-либо испытывал. Мужчина силился подняться и оттолкнуть воспитательницу. Все потуги привели к вялому подрыгиванию и невнятному хрипу, с точки зрения постороннего наблюдателя это смахивало на попытку сказать что-нибудь типа «Не переживай так, солнышко, а то у меня сердце разрывается». Сердце у Синяева впрямь разрывалось. Глаза брюнета, округлённые до предела, бешено вращались… Не вокруг своей оси, разумеется, впрочем, тоже весьма зрелищно. К несчастью для бизнесмена, любоваться этим зрелищем мог лишь тот, кто находился в непосредственной близости.
- Помнишь, - не столько переспросила, сколько утвердила художница.
Охранник сделал вывод: шеф облапошил молоденькую дурочку-воспитательницу (богачи любят порой потешить себя подобными развлечениями), она, глупышка, повелась и влюбилась по уши. Поэтому не удивился, когда девушка, склонившись, стала страстно что-то нашёптывать на ухо Синяеву. Расслышать слова с расстояния в пять шагов возможным не представлялось.
- Врачи говорят, если выкарабкаешься, до самой смерти будешь есть через трубочку. Но скорее всего, ты не протянешь и суток. Сдохнешь, тебя закопают в землю, и никто не станет навещать твою могилку. Разве что конкуренты зайдут на досуге, чтоб плюнуть. Зато у меня впереди целая новая жизнь, и я возьму от неё всё. И даже не стану вспоминать о тебе – много чести. Так что будешь спокойно гнить в своём гробу. А ведь тебе всего-то и стоило когда-то в школе потрудиться над уроками вместо издевательств, и сейчас всё было бы замечательно. – Выпрямившись, Амина нежно осклабилась, погладила вконец побелевшего Синяева по щеке тыльной стороной ладони. – Зря ты геометрию с алгеброй не учил, Никитушка, зря.
Верхнюю одежду Амина оставила в гардеробе, и сейчас Никита краем глаза разглядел контуры на левом предплечье художницы. Медуза. «Сок медузы»... Медуза, медуза, медуза!
Силы возвратились к Синяеву, взорвавшись фейерверком. Мужчина резко поднялся, сел, вытащив дыхательную трубку. Следом за трубкой изо рта вырвалась кровь – не струёй, а мини-фонтаном. Красно-бордовая жижа хлынула на белоснежное одеяло под аккомпанемент булькающе-сипящих звуков, издаваемых Синяевым, который не мог вдохнуть и захлёбывался собственной кровью.
Охранник от переизбытка впечатлений выматерился, оттолкнув Амину.
- Врач! – принялся орать амбал. – Врача! – Затем решил, что до напарника докричаться проще. - Лёха, беги за врачом!
Пятно медленно расплывалось по ткани, одна его часть получилась округлой, будто зонтик, а другая разделилась на несколько отрезков-щупальцев.
Эти очертания были последним, что видел Никита. Они же стояли перед глазами Амины последующие десять минут.
- Не двинулась от зрелища? – поинтересовался охранник у девушки, стоявшей в коридоре напротив двери в палату Синяева. – Эй! – Амбал встряхнул брюнетку.
- А? – очнулась Амина.
- Я говорю: ты нормалёк или как?
- Или как, - простучала зубами художница.
- Да, - понимающе вздохнул амбал, - сценка была не очень. – Потом «вспомнил», что у девочки большая любовь только что откинула копыта. – Ты это, ну это, в порядке?
Амина хотела ответить словами, но покивать оказалось легче.
- Тогда чеши отсюда. Ему теперь ничем не поможешь.
- Он умер?
- Умер-умер.
- Точно?
- Мне не веришь – у врача спроси.
Брюнетка поковыляла прочь, больше не глядя на приоткрытую дверь, за которой кипела медицинская деятельность, уже не активная, а размеренно-шаблонная – с мертвецами торопиться не обязательно.
Долго не получалось прогнать из сознания пятно, рдеющее на больничном одеяле. Синяева не жаль. Жаль, что сама девушка опустилась до подобного, что она почти получила удовольствие от мучений и смерти другого человека. Эта неправильно. Майская по-прежнему злилась на всех виновников и не собиралась подыскивать им оправдания. Никита получил по заслугам. Но Амина не хотела бы, чтоб такое случилось и с Андреем…

 » 18. Дым без огня

Возникла идея хорошенько напиться, однако художница понимала: чтобы забыться, спиртное понадобится в опасном для жизни количестве. А полупьяное-полубредовое состояние облегчения не принесёт, не дай бог ещё потянет на задушевные беседы с посторонними, и тогда есть все шансы очнуться в учреждении для умалишённых. Майская пошла в клуб не напиваться, а танцевать. Шум вокруг должен перекрыть вакханалию, творящуюся в голове.
Хорошей танцовщицей Амина никогда не была, но и никогда из-за этого не волновалась. Парадокс: чем больше людей в помещении, тем меньше внимания они обращают друг на друга. А людей набралось впрямь много – хоть пока не вечер, зато суббота.
«Кактус» только начинал становиться по-настоящему модным клубом (с рестораном, баром и боулинг-залом в придачу), то бишь уже вызывал раздражение конкурентов, но ещё сохранил демократичные цены. Он располагался на одном из городских проспектов, на первом этаже большого многоквартирного дома. Либо в помещении была прекрасная звукоизоляция, либо все жильцы обладали отменным терпением, ну или схожими музыкальными пристрастиями.
Пульсирующее, мелькающее освещение бесилось десятками оттенков. Музыка грохотала, лилась, трещала, взрывалась, Амина двигалась в такт. Почти получилось отключить мозг. Пока не заявился Андрей. Он очутился здесь незаметно, словно всегда тут стоял, эдакий неподвижный айсберг в танцующе-прыгающей гурьбе. Немного встрёпанные волосы, черная куртка или пуховик, разноцветные отблески в зеленовато-золотистых глазах.
Майская не удивилась, что капитан её отыскал, ему положено уметь находить людей, девушку больше интересовало, зачем он это сделал. Брюнетка могла задать вопрос вслух, но пришлось бы орать, и художница принципиально решила не напрягаться. Она отвернулась.
Долго бойкотировать мужчину не удалось – сложно игнорировать человека, который хватает тебя за руку и тянет за собой. Андрей пробрался сквозь толпу, словно ледокол, прорубающий себе путь в Северном Ледовитом океане.
- И чего? – злобно выплюнула девушка, когда уровень шума снизился настолько, что можно было говорить, лишь слегка повышая голос. Случилось это после того, как оба работника полиции оказались в накуренной «прихожей» женского туалета - с выбором места капитан заморачиваться не стал. – Зачем пришёл? Скажешь что-нибудь новое? – Амина отошла на несколько метров, встала возле одной из раковин.
Андрей покачал головой.
- Решил убедиться, что ты в порядке.
- То есть на танцполе я выглядела неубедительно, обязательно нужно было волочь меня в туалет?
Вышедшая из кабинки девица встала как вкопанная.
- Без паники, - бросил капитан. – Мой руки и иди плясать дальше.
Манера Андрея людей и пугала, и в чём-то гипнотизировала, становилось не боязно, а по-настоящему страшно. Побив мировой рекорд в скоростном мытье рук, незнакомка сразу же замахнулась на рекорд по убеганию из помещения.
Когда дверь захлопнулась, Амина криво усмехнулась, сложив руки.
- У тебя хорошо получается затравливать людей. Впрочем, чему дивиться, ты же тренируешься со школы.
Андрей проигнорировал шпильку, обильно смазанную ядом, но напряжение возросло; сигаретный запах показался более удушливым, а стены помещения будто приготовились медленно сдвигаться.
- Я подумал, что ты можешь наделать глупостей.
Майскую это нисколечко не растрогало.
- Боишься, что я пойду и утоплюсь? Опять? – Она хохотнула. – Да не дождёшься.
- Слушай, я знаю, что виноват, что мы все были виноваты. – Андрей сказал это ровно, словно выдавал ничего не значащую отговорку. За столько лет он напереживался достаточно, чтобы эмоции перестали отражаться внешне, что отнюдь не мешало им продолжать жалить изнутри. – Сегодня умер Никита Синяев. – Он собирался добавить: «Теперь остался только я», но не успел.
- Я в курсе. – Серые глаза приобрели стальной оттенок. – Лично присутствовала при этом событии. Жаль, ты сам не видел, сколько было крови и как она растекалась по одеялу Синяева. – И бровью не поведя, Амина убедительно соврала: - Мне понравилось зрелище, обидно, что умирающих нельзя вызывать на бис.
Ей стало жутко от собственных слов, но виду она не подала. Пусть Амина не помнила себя Светланой, зато чувствовала переживания Гуревич. Когда беспомощного человека безжалостно мучают, это не может не вызвать злости, если уж ярость не закипит в самой жертве, то зажжётся в ком-то другом, а Амина была обоими вариантами сразу - и пострадавшей, и сторонним наблюдателем. Майская любила Андрея, но сейчас не способна была отделить от нынешнего Логинова образ жестокого мальчишки, не волчонка, нет, – шакалёнка, примкнувшего к чужой стае и выслуживающегося всеми способами.
Девушка облизнула губы и неожиданно тихо произнесла:
- Я хочу спросить.
Капитан кивнул. Он разрешил бы в любом случае, независимо от тона.
- Твоя жена, Люда, она была с вами?
В горле моментально пересохло, но ответил Андрей без хрипа:
- Да.
Смотря в основном себе под ноги, девушка сделал шаг навстречу полицейскому.
- Она тоже умерла?
- Да.
- Вы действительно несколько лет пытались завести ребёнка?
- Откуда ты…
- Я задала вопрос. – Ничего резкого, всё та же робкая неловкость, мол, извини, что напоминаю.
- Да. – Андрей понимал, что его к чему-то подводят, и при этом не пытался сорваться с крючка.
- И перед самой смертью у Люды случился выкидыш?
- Да. – Логинов осознанно стиснул зубы и неосознанно – кулаки.
- Скажи мне, - Амина подняла голову, взглянула Андрею прямо в глаза, на лице девушки сверкнула обворожительная улыбка, кошмарная в своей простоте и удовольствии, - она слышала врачей? Ей было очень больно, она сильно мучилась? Хотя бы всплакнула?
Секунды не прошло, как художница оказалась прижата в стенке, а правый кулак капитана, не советуясь с владельцем, нанёс удар.
Наступила тишина. Андрей впивался взглядом в Амину, Амина - в кулак, притиснутый к розовато-бежевому кафелю в нескольких сантиметрах от виска девушки. Кровь из разбитых костяшек пальцев текла по плитке двумя вялыми струйками, тонкими и короткими.
Вот оно что. Амина провоцирует, хочет увидеть худшее в нём, чтобы разочароваться и возненавидеть окончательно. Она не сомневалась, что удар достанется ей. А перепало ни в чём не повинной стенке.
Андрей резко отступил, опустив повреждённую руку. Собрался уйти, однако передумал и снова обратился к художнице, заговорив устало, без театральщины:
- Я бы сам себе переломал все руки и ноги, если б это могло что-то исправить.
У Амины сердце сжалось, столько безнадёжности и вины было в голосе капитана. Но колебалась девушка микроскопический отрезок времени.
- Очень удобно раскаиваться задним числом. – Она осталась у стены. Перебросила через плечо косу. – Раньше надо было думать.
Раньше, раньше, раньше. Андрей сам знал, что нужно было делать раньше, он долгие годы прокручивал в голове варианты того, что случилось бы, веди он себя по-другому. Логинов изморился.
- Мне было семнадцать лет! Всего семнадцать, понимаешь?
- Люди в этом возрасте уже умеют соображать.
Андрея тошнило от вечного чувства вины, тошнило давно, но полностью он это понял только сейчас.
- Ты была сухой, вредной и одинокой старухой. Жалкая жизнь. Посмотри на себя сейчас – молодая, симпатичная, у тебя в буквальном смысле всё началось заново. И ты жалуешься?
- Никто из вас не мог знать, какой она была на самом деле! Вы судили только в меру собственной тупости. – Брюнетку затрясло от обиды и ярости, перед глазами встала сизая пелена, запульсировала венка на лбу. – И даже если Светлане впрямь жилось несладко, то что? Вы теперь благодетели? Хочешь, чтоб я в ножки тебе поклонилась? Андрюша, - имя Майская произнесла профессиональным учительским тоном, - каким бы человек ни казался, это не повод измываться. Господи! Андрей, я объясняю тебе вещи, которые нормальные люди знают с детского сада. – Это уже смешно, правда; пускай смех и нервный. Дышать стало труднее, в горле защипало. – Ты хотя бы понимаешь, что поступил даже хуже, чем твои приятели? Они обычные уроды, им Светлана была никем, но ты-то видел от неё добро! Она занималась с тобой, помогала учиться. – Откуда Амине это известно? Прочла в Интернете? Или просто знала? - И вот твоё спасибо. Супер. – Под конец голос стал совсем тихим. Амина закашляла.
Что-то не так. Сизая пелена действительно здесь, а не в воображении. Воздух стал ещё более спёртым, и запах гари усилился. Дело не в сигаретном дыме.
Капитан тоже, наконец, обратил внимание на окружающую обстановку. Музыка по-прежнему звучала на заднем фоне, но теперь к ней примешивалось нетипичная суета.
…В основном помещении вместо лёгкой мглы стояла плотная, едкая завеса. Люди густой матерящейся толпой устремлялись к выходу. Запоздало сработала пожарная сигнализация.
Отсутствие видимой паники не означало отсутствия давки. Толчея была страшная, дым крепчал с каждой секундой, посетители всё быстрее и упорнее пытались прорваться к главным дверям. Кто-то из работников, кашляя, уговаривал следовать плану эвакуации, висящему на стене. Толку было мало.
Андрей-то вгляделся в вышеупомянутую схему-плакат и попробовал сменить направление, держа за руку оторопевшую Амину. Капитан собрался протиснуться в сторону запасного хода, даже пытался объяснить это окружающим, да никто не слушал. Посетители продолжали ломиться к парадному выходу. Десятки уже вышли, но сотни оставались внутри. Дымная завеса значительно сократила видимость, щипала глаза и драла носоглотки; что, сами понимаете, дисциплинированности не способствовало.
Начались крики. Кричали и от испуга, и от боли – давка перешагнула порог здравого смысла и теперь представляла серьёзную опасность.
Художница вскрикнула, оказавшись зажатой сразу между несколькими людьми. На неё давили со всех сторон. Девушку сжали с такой силой, что не получилось даже вдохнуть.
Андрей не столько оттолкнул, сколько раздвинул облепивших её людей, а ведь тем некуда было отступать, так что капитан практически совершил невозможное, здесь не справился бы человек с физической подготовкой похуже.
Люди цеплялись за «соседей», пытаясь протиснуться, хватали за одежду, дёргали.
Логинов переместился вместе с художницей в более-менее безопасное место; раз не получалось продвинуться назад, пришлось протащиться в сторону, до упора. Полицейский встал так, чтобы максимально загородить девушку. Амина приникла спиной к стене, Андрей был напротив, близко-близко, упирал руки в гладкую поверхность по обе стороны от брюнетки. Их тела соприкасались, но давления Майская не ощущала.
Зато ощущала острую боль в туловище и оттоптанных ногах. Рёбра горели огнём, нормально дышать было трудновато. Хотя, с каждым вдохом становилось легче, ведь больше Амину никто не сдавливал. Она радовалась этому, пока не сообразила: весь натиск приходится на капитана.
- Андрей…
Он молчал. Смотрел вбок, сосредоточенно и упрямо. Другие не натыкались на него, а бились непрерывным потоком, горизонтальной лавиной человеческих тел. Амина видела, как плечи и руки Андрея дрожат от неимоверного напряжения. Все удары Логинов принимал на себя. Один раз он резко выдохнул, крепче сжав челюсти, и девушка содрогнулась в полной уверенности, что сейчас он отступится и сдаст её на милость «лавине». Это не значит, что за себя Майская испугалась сильнее, чем за Андрея.
Из глубин памяти всплыли слова Шуры: «За ним как за каменной стеной». Правдивость высказывания Амина в данный момент чувствовала каждой своей клеточкой.
Тот, кто не бывал в гуще истинной неуправляемой толпы, вряд ли способен по-настоящему вообразить, какую мощь она собой представляет. Причём мощь направлена не куда-то, а прямо на тебя, вокруг тебя. Она сжимается подобно удаву, выбивая из легких воздух, не позволяя сделать новый вдох и всячески способствуя ещё более тесному знакомству внутренних органов друг с другом.
Следующие несколько минут стали вечностью.
И всё же они закончились. Толпа поредела, свободного пространства стало значительно больше. Лишь тогда капитан отошёл от девушки, всего на полшага; снова взял её за руку и потянул к выходу.
Уличный воздух показался особенно холодным из-за контраста с угарной духотой помещения.
Бывшие посетители клуба не расходились, большинство стояли и наблюдали, что же будет дальше, некоторые сидели прямо на снегу, нашлись и лежачие – в давке пострадал не один человек, да и дышать дымом тоже не слишком полезное занятие. Изысканный мат перемежался с кашлем на разные лады. Цензурные высказывания тоже имели место быть.
- Скорую вызовите, кто-нибудь!
- Вызвали уже, и пожарных тоже.
- Мужчина, вы встать можете?
- Мог бы – не сидел бы…
- Катя! Кать!
- Фу, господи, я чуть копыта не откинул.
- Куда все пёрлись-то, как козлы?
- Ты кого козлом назвал, баран?
Раньше Амина искренне считала себя невпечатлительной девицей; сейчас поняла бы, что ошибалась, – если б вернулась возможность чётко соображать. Девушка сознавала, что находится в безопасности, дышит свежим воздухом, подмечала даже, что на ней вдруг оказалась куртка Андрея. Только вот художница не разбирала звуков, слов - слышала, но не получалось вслушиваться.
Не исключено, что капитан что-нибудь спрашивал, Амина пару раз кивнула. Потом Андрей разговаривал с женщиной в пиджаке и отглаженных брюках. Наверно, с администратором, смекнула бы Амина, опять-таки, если б смекалка не взяла отгул.
Сбивчивые слова женщины и скупые вопросы Андрея, влетая в одно ухо Майской, успешно вылетали в другое. Некоторые оставляли осадок, который настоятельно рекомендовал мозгу вернуться в полноценный рабочий режим.
«Ремонт». «Заслонка». «Не перекрыли». «Газ». «Квартиры». «Рванёт».
Неподалёку на приличной скорости проехала машина, вывернувшая во внутренний двор здания через арку. Колёса проломили истончившийся за ночь лёд на большой луже посреди дороги, и всех находившихся в радиусе пяти метров щедро ополоснуло холодной и не самой чистой водой. Неприятная процедура окончательно привела Амину в себя - вовремя, чтоб брюнетка успела обеими руками вцепиться в предплечье Логинова, собравшегося направиться к входу, откуда плотными клубами валил сизый дым. Капитан как раз собрался попутно соорудить из рубашки подобие маски, закрывающей нос и рот.
- Андрей!
Он остановился, посмотрел на Майскую. Девушка затрясла головой.
- Не ходи!
Мужчина увидел панику, внезапно вспыхнувшую в зеркально-серых глазах, проследил взгляд. Следить пришлось недолго, взор Амины упирался в майку полицейского. На белой ткани темнели несколько пятен грязной воды, просочившейся сквозь ткань рубашки, и одно из них, покрупнее, было ужасно похоже на небезызвестную обитательницу морей и океанов.
«Наконец-то всё закончится», - сверкнула в мозгу Андрея мысль, вызвавшая неожиданное облегчение.
С отчаянием, переходящим в ярость, ладони Амины скользящими хлопками обрушились на пятно, ногти царапали ткань.
Люди обращали внимание на пару, в первую очередь на Андрея, но никто не рвался составить компанию в предстоящем походе.
За три секунды стараниями Майской очертания на майке потеряли всякую форму, перестав что-либо напоминать.
- Не ходи, - дрожащим голосом повторила девушка.
Андрей ничего не сказал, наклонился и поцеловал её, даже не в губы - в щёку. Затем убедительно гаркнул на остальных, велев отойти подальше на всякий случай, и отодвинул Амину назад, вслед за отхлынувшей людской массой. Развернулся и побежал, на ходу прикрывая нижнюю часть лица рубашкой.
Мир продолжал крутиться, бурлить, жить как обычно, но для Амины он скукожился до размеров дверей, в которых исчез Андрей. Дым стал чернее.
Другие люди предпочли убраться подальше, кто-то из неравнодушных попробовал увести Майскую, она не поддалась. Девушка осталась на месте. Приехавшие машины с мигалками отметились на задворках её сознания, но взгляд и внимание брюнетки были по-прежнему целиком и полностью прикованы к входу. Лишь бы он не остался для Андрея навечно входом, так и не превратившись в выход…
В любую минуту мог грянуть взрыв, и каждый новых звук - хлопанье машинной дверцы, оклик пожарных и тому подобное - заставлял вздрагивать, как от удара кнутом, сердце падало в пятки, и очень хотелось зажмуриться, но художница заставляла себя смотреть.
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! К чёрту всё, что было, мне наплевать, что ты сделал, я больше никогда ни в чём не буду тебя упрекать, только вернись! Андрей, вернись!»
И он вернулся.

«Красивая пара», - думал фельдшер скорой помощи, сидя по правую руку от водителя. Назад себя не смотрел, руководствуюсь элементарной деликатностью, но не находил ничего предосудительного в том, чтоб иногда посматривать в зеркало при лобовом стекле; и «слегка» видел, что происходило в салоне. Двое обнимались.
Они обнимались, ещё когда машина скорой только подъехала к месту происшествия. Девушка смеялась сквозь слёзы и ликующе что-то тараторила, прижимаясь к плечу мужчины, который заботливо успокаивал. Это было по-настоящему трогательно, а уж растрогать медиков непросто, слишком много они повидали.
Фельдшер и капитан Логинов встречались раньше, первый уже оказывал помощь второму, после перестрелки года три или четыре назад. Медик запомнил капитана - тот тогда, шипя от боли и зажимая рану на ноге, усмехнулся, мол, не тратьте зря обезболивающее. Это был первый и единственный подобный случай в практике фельдшера.
«Вам ведь обезболивающее не помогает», - припомнил и одновременно уточнил работник скорой, принимаясь за осмотр Логинова, когда полицейский и девушка оказались внутри машины. Капитан автоматически собрался подтвердить, однако что-то вспомнил; прежде, чем он успел всё обмозговать, в разговор вступила его спутница. «Думаю, на этот раз поможет», - улыбнулась она, и фельдшер отметил, что никогда не видел улыбки светлее. Брюнетка вложила свою ладонь в ладонь Логинова, переплетя их пальцы. Темноволосая оказалась права. В чём тут секрет, раздумывать было некогда, у капитана обнаружилось два перелома, поэтому сейчас его везли в больницу. Никому и в голову не пришло попросить брюнетку покинуть автомобиль.
Для человека с несколькими переломами пострадавший держался молодцом, да и вообще, по словам пожарных, он сегодня показал себя настоящим героем. Правда, как выяснилось, геройствовал напрасно – пожара в клубе не было. Кто-то специально устроил «дымовуху». Подожгли некую химическую пакость, но она не горела, а тлела в дальнем закутке, обильно испуская дым. Очевидно, происки конкурентов, попытка навредить репутации «Кактуса», отбить посетителей. Сам клуб не невинная жертва, пожарные за голову схватились от вопиющего нарушения правил безопасности, особенно, когда услышали про то, как проводился ремонт газового оборудования. Всё это, по мнению фельдшера, с которым бы многие согласились, ничуть не умаляло заслуги Логинова, ведь капитан рванул перекрывать газ, искренне полагая, что в любой момент здание взлетит на воздух.
…Амина старалась не обнимать слишком сильно, чтоб не сделать Андрею хуже. Логичнее было вовсе отлипнуть, но девушка не могла заставить себя отстраниться от шатена.
- Обезболивание правда действует? – переспрашивала она.
- Правда, - вновь подтверждал Андрей. – Не волнуйся. - Он погладил её изящную ладошку, приложенную к его груди.
Художница вспомнила, что капитан имеет обыкновение тащиться на работу в любом состоянии.
- Ты же сядешь на больничный?
- Если не сяду сам, усадят насильно, - Андрей кивнул в сторону фельдшера.
- Я не о формальностях. Ты действительно будешь сидеть дома и лечиться. – Это был не вопрос, а утверждение, за исполнением которого Майская намеревалась проследить лично.
На лице капитана возникла страдальческая мина.
- Возражения не принимаются, - отрезала художница.
- Ладно, - с наигранной покорностью вздохнул полицейский. Он коснулся лба девушки, откинув несколько дезертировавших из причёски прядей. От юмора не осталось следа. – Прости, я…
- Не начинай, - спокойно мотнула головой художница и повторила своё недавнее обещание: - Я больше никогда не буду тебя этим упрекать. – Её пальцы легли поверх пальцев мужчины, вроде бы грубых на ощупь, но таких бережных на деле. – Забудем раз и навсегда.
- Не получится, - еле заметно ухмыльнулся полицейский, - поверь мне.
- Значит, постараемся не вспоминать. – Даже при нынешних обстоятельствах оптимизм взял своё. – Теперь понятно, почему мне всегда так нравилось имя Света… Андрей, во всём этом есть минимум одна хорошая штука.
- Какая?
- Я узнала, что у меня не было родителей-извергов, которые преспокойно бросили своего ребёнка на холод. Это важно.
Он видел - она хотела спросить, известно ли ему что-нибудь о родителях Светланы, но сомневалась, что надо вслух произносить это имя.
- Я не знаю, кем были её родители, - ответил капитан на незаданный вопрос. – Но пару раз она говорила о них, очень тепло. Думаю, они были хорошими.
Улыбка, полная благодарности, тронула девичьи губы.
А Андрей осознал, что и он, и Майская до конца жизни будут спрашивать себя: стоило ли то, что узнала Амина, того, что она пережила, смотря видео из Интернета, и ещё переживёт, невольно размышляя обо всём
- Вот что. – Одной рукой обнимая художницу, другой Андрей в который раз ласково провёл по длинным тёмным волосам девушки. – Давай сразу после больничного я возьму обычный отпуск, у меня там черт-те сколько набежало вместе с отгулами. И мы с тобой поедем куда-нибудь к морю. К тёплому морю, на юг. Сочи, Абхазия, Крым.
Серые глаза зажглись одушевлением, Амина энергично закивала с неподдельным, детским восторгом.
Целуя её, Андрей одновременно и подумал, и почувствовал, как же сильно всё-таки ему дорога эта девушка, как горячо он любит.
- Я полезу купаться, как только приедем, - мечтательно пообещала Амина, приникнув щекой к плечу Логинова.
- Полегче на поворотах, там всё-таки не Африка.
- Тогда хотя бы поброжу в воде. - Такое времяпрепровождение тоже виделось весьма заманчивым на фоне северной зимы. Брюнетка сомкнула веки от предвкушения удовольствия. Совсем как котёнок, греющийся на солнышке. – Я сниму обувь и буду бегать по берегу, мчаться по кромке моря и пританцовывать вместе с волнами. Мы выберем какое-нибудь действительно красивое место...
- Там и поженимся.
- Чего-чего? – Амина задрала голову, выгнув брови.
- Поженимся, - безапелляционно повторил Логинов.
- А как же формальности? Например, сначала сделать предложение?
- Выйдешь за меня замуж?
Амина малость опешила от такой скорости, но затягивать не стала.
- Выйду.
- Ну вот, формальности соблюдены.
Поскольку парочка в салоне общалась приглушённо, фельдшер не мог расслышать разговор, но понимал: происходит что-то интересное и славное.
Андрей и Амина ютились на краю мобильной каталки. Капитан продолжил сидеть, прислонившись к окну, а художница развернулась и вытянулась вдоль лежанки, пристроив затылок на коленях шатена. Логинов поглаживал девушку по волосам, а она задорно смотрела на него.
- Между прочим, я детей хочу, - оповестила Майская.
Андрей банально не успел подумать на эту тему.
- Не рановато? – вымолвил капитан. – Сейчас все девушки утверждают, что не собираются рожать раньше тридцати.
- Просто они ещё не встретили человека, от которого действительно бы хотели ребенка. – Она продолжала улыбаться, но серьёзности это не исключало. – А я встретила.
Обсуждение не было для полицейского ни неприятным, ни неуютным, скорее, неожиданным.
- Когда ты это поняла?
- Окончательно – секунд тридцать назад.
Логинов тихо осклабился.
- Ты не хочешь? – Девушка нахмурилась, выражая внимание, не обиду.
Шатен выдержал паузу.
- Я пытался, когда был… - Ага, очень умно – напомнить о предыдущей жене сразу после предложения будущей. Договаривай, всё равно теперь не отвертеться. - Когда был женат.
Амина покивала, отвела взгляд лишь на секунду-другую.
- Но нам ничто не мешает попробовать, а? – потянувшись, она мягко обхватила его правую руку, задумчиво изучая ранки на костяшках.
Мужчина представил себе это: он, Амина и ребёнок. Их общий ребенок. Кто-то безумно дорогой, похожий на них обоих. Капитан внезапно сообразил, что ему нравится такая мысль. Проговаривать своё решение вслух не понадобилось – брюнетка прочла по глазам.
Её лицо в этот момент невозможно описать. Оно всегда было светлым в лучшем смысле слова, а сейчас стало сияющим. И столько обожания появилось во взгляде, столько нежности в прелестной улыбке, обнажившей красивые ровные зубы.
Андрей понял вдруг, что он счастлив. В эту самую секунду. По-настоящему счастлив. Жизнь больше не кажется унылой тропинкой в неизвестность, на сердце легко, и впереди ждёт что-то замечательное.
Девушка приподнялась, чтобы поцеловать капитана, который нисколько не возражал. Ему хотелось кричать, вопить от внезапно нахлынувшего чувства пьянящей радости, от тепла, переполняющего грудь.
- Амина Логинова, – в перерывах между поцелуями произнёс мужчина. Произнёс, потому что жгуче хотел услышать. – Разве не звучит?
- Звучит, - согласилась воспитатель, касаясь ладонью щеки Андрея. – Но учти: ты не представляешь, на что подписался. Я ж ненормальная.
- Нашла, чем пугать, - засмеялся Андрей, крепче прижимая художницу к себе.
На её щеках выступил нежно-розовый румянец, на губах играла ангельская улыбка, а в глазах сверкали звёзды – отражение всех цветов радуги, которыми для Амины заискрилось настоящее и будущее. Андрей внезапно осознал: тому, что Амина счастлива, он рад больше, чем своему личному счастью. Она сделалась самым дорогим человеком в мире, Логинов уж и не представлял, как бы смог жить без неё. Да если б с Аминкой что-то случилось, это стало бы для капитана худшим из наказаний, гораздо страшнее, чем собственная смерть.
Мысль не успела его насторожить, ибо в следующий миг машина скорой помощи содрогнулась от мощного удара извне. Заскрежетала сталь, зазвенело разбитое стекло.
Перекрёсток. Грузовик. Водитель, не справившийся с управлением. Иногда мироздание не утруждает себя изобретением новшеств, годятся уже использованные, но хорошо зарекомендовавшие себя схемы.

 » 19. Прощальный подарок

Кроме Амины в аварии никто серьёзно не пострадал, зато состояние Майской вызывало у врачей, как выразился один из них, тревожные опасения. Андрея не пустили дальше приёмного покоя. Не тот случай, чтоб спорить. Капитану велели ждать, и он ждал, часами протаптывая круги на больничном линолеуме, начисто забыв о собственных травмах. Хотя мужчину всё же спровадили к доктору, который наложил повязки.
Реальность превратилась в густой, липкий кисель, в котором Андрей увяз, будучи не в силах что-то изменить. Он мог лишь ждать и надеяться, а эти два занятия в жизни Логинова, как правило, оказывались бесполезными, и сейчас это пугало его, как никогда.
Сначала был тревожный вечер, потом беспокойная ночь, потом беспросветное утро. А потом прибежала Шура.
- Что с Витаминкой? – выпалила девушка, не отдышавшись.
Взгляд Андрея был пустым. Или так казалось из-за тёмных кругов под глазами.
- Травма головы, всё серьёзно. – Слова тоже звучали пусто. Эмоциональностью Логинов не отличался в принципе, однако сейчас дело было не в безразличии, а в тихом отчаянии. - Хотели делать операцию, но, как я понял, в итоге не пришлось. Амина пролежала без сознания всю ночь, как теперь – не знаю, медсестра давно не подходила.
В голове Аксёновой взвился вихрь вопросов. Почему Логинов и Амина были вместе в той машине? Они что, вместе были и в клубе? В каких они отношениях? Этот вихрь был моментально подавлен другим, менее крупным, зато более важным – его вопросы касались состояния Амины. Можно же найти кого-то, кто толком всё разъяснит. Хотя, трудно поверить, что Логинов не пытался, а уж убедительности полицейскому было не занимать.
Зарождающиеся планы журналистки рассеялись, когда торопливо подошла медсестра.
- Очнулась, - сообщила миниатюрная пожилая женщина в белом халате, обращаясь в первую очередь к Андрею. – Доктор уже осмотрел. Двадцать четвёртая палата. Только… - Медсестра заморгала вслед сорвавшимся с места мужчине и девушке, которые не дослушали. – До чего ж шустры. А этот-то с переломами как стартанул.
Палата не была одноместной, но прочие пациенты не обратили на себя ни малейшего внимания Логинова и Аксёновой.
Амина лежала, на голове девушки красовалась повязка «чепец», в одном месте на белом материале проступало побуревшее пятнышко. Художница была бледной, и губы по цвету почти сливались с остальной кожей лица. Но взгляд был осмысленным, и даже не без искорки.
- Витаминка. – Шура опустилась у изголовья, взяв подругу за руку.
- А мне волосы обрезали, - с грустной ужимкой поведала внештатная работница полиции. Из-под повязки впрямь торчали короткие топорщащиеся пряди. Так непривычно.
- Ничего. – Андрей ещё не до конца прочувствовал грандиозное облегчение, оно набирало обороты, грозя в итоге обернуться криком буйного счастья. Пока же капитан говорил хрипло. – Ты и с короткими волосами красавица. – Он протянул руку, чтоб дотронуться до щеки пациентки.
Майская отпрянула настолько, насколько позволяло положение и силы. Она с диким изумлением взирала на Логинова, явно не понимая, что он тут делает.
- Шура? – в поисках объяснения обратилась к подруге.
Журналистка наполовину беспомощно, наполовину виновато дёрнула плечами.
Пришлось опять посмотреть на Логинова, чьё лицо пониманием тоже не лучилось.
«Мамочки, что ж было-то?» - про себя охнула художница.
- Андрей Игоревич?
- А?..
Брюнетка провела языком по губам.
- Вам разве не объяснили?
- Чего?
Значит, не объяснили. Амина вздохнула.
- Мне уже сказали, что на дворе ноябрь, но я не знала из-за этого, - она аккуратно дотронулась указательным пальцем до виска. - Последнее, что помню, - пациентка повернулась к Шуре, – лето. Когда мы ездили к твоей родне на дачу, на шашлыки, ты ещё грозилась познакомить меня со своим двоюродным братом.
- Это было в начале августа.
- Вот… А потом – пустота. – Воспитательница опять воззрилась на Логинова, как на чужого человека.
Коим он, по сути, и стал.

В начале августа сильнее капитана Логинова Амина боялась разве что ядерной войны. И теперь, как бы проснувшись, Майская неожиданно узнала, что у неё с капитаном «что-то было». Если вам без всякой подготовки объявят, что у вас, оказывается, романтическая связь с Фредди Крюгером, вы поймёте состояние Амины.
Рассказ полицейского об их отношениях (ни каким боком не касающийся Гуревич) не помог – Амина поверила, только не вспомнила. Она даже не сумела заставить себя обращаться к капитану по имени без отчества.

- В голове не укладывается, - дивилась Шура. – Ты и Логинов.
Тема не исчерпала себя и после выписки Майской. Художница только что вернулась домой и принялась разбирать сумку с вещами, которыми пользовалась в больнице.
- У меня тоже не укладывается, категорически.
- Считаешь, он врёт?
Амина прикусила нижнюю губу. Вспомнила лицо капитана, его глаза, его голос.
- Ему незачем. – Девушка раздражённо потёрла лоб, попутно коснулась обкорнанных волос. До чего ж неуютно. – Если он, конечно, не одержимый чудик.
- Всякое бывает. – Шурино заявление основывалось на её профессиональном опыте. – Хотя, глупо… Логинов грубый, нелюдимый, но в своём уме на сто процентов. Я не знаю его близко, но ведь всё-таки более или менее регулярно с ним общаюсь, да и Серёжа рассказывает. Нет, на одержимого капитан не похож.
Амина тоже так считала, пускай, в отличие от Шуры, настоящих одержимых не видала даже через решётку… Вроде бы.
- Я верю Логинову, - пробормотала Амина. – Это-то хуже всего.
Возвращение вещей на родину, то есть в шкаф, завершилось, но нервничающей девушке нужно было ещё чем-нибудь занять руки. Художница решила навести порядок на стоящем в углу столике. Чисто теоретически столик был журнальным, но если на нём и водились журналы, они давно оказались похоронены под грудой эскизов, набросков, чистых листов всевозможных размеров, карандашей, кистей, коробок с красками и прочих атрибутов амининой профессии.
- Если у меня, как говорят в мелодрамах, были к нему чувства, теперь они напрочь забыты. А вдруг те чувства навсегда останутся забытыми?
- И что? В любом случае будешь жить дальше, ты Логинову ничем не обязана, и он это понимает. Не станешь же себя привязывать к человеку, которого терпеть не можешь.
- Не то чтобы терпеть не могу, просто он меня… напрягает, очень сильно.
- Это не лучше. Он набивается в гости?
- Не особо. Наверно, ждёт, что я сама приглашу зайти, поговорить.
- Но ты не приглашаешь?
- Не приглашаю. – Майская попробовала уложить верхние листы в подобие стопки, в результате несколько штук слетели на пол. Девушка наклонилась, чтоб поднять.
- А у вас с ним до постели дошло? – Другая бы на месте Аксёновой долго мялась и вывела что-нибудь типа: «А у вас, ну это, ну было, ну это, ну то самое?» Шура не мучилась с условностями, и раньше не спросила лишь потому, что в больнице не было возможности остаться с Майской наедине.
Амина резко выпрямилась, держа в руках подобранные рисунки.
- Неужели ты не интересовалась? - и бровью не повела Шура. – Он должен был сам тебе сказать, ну хоть намекнуть!
Ой нет, изображать негодование в адрес Аксёновой – пустая затея.
- В открытую не говорил, - со вздохом призналась воспитательница. – Но дал понять…
- Что?
- То.
- То самое?
- Ага.
- Ого. Я бы даже сказала о-го-го! Слушай, до чего ж обидно, что ты ничего не помнишь, и мне рассказать не успела. Теперь так и не узнаем, кто лучше – Логинов или твой Вовка на четвёртом курсе.
- Шура!
- Прости. – Журналистка, успевшая прикусить свой длинный язык, подошла к соседке и приобняла ту. – Прости меня, дуру, Витаминка. – Положила подбородок на плечо подруги. - Я с этой криминально-событийной рубрикой скоро вконец изойду на цинизм. Ух ты. Твоя работа?
Они вместе глядели на портрет в руках Амины, только что найденный среди прочих творений. Майская внимательно изучала рисунок, прекрасно узнавая собственную манеру и стиль.
- Видимо, моя. Только я не помню, как писала это.
- Может, и не помнишь. – Шура с удивлением обнаружила, что ей очень трудно отвести взгляд от портрета, хоть к числу ярых поклонниц Логинова, если таковые вообще имелись, она сроду не относилась. Просто в этой картине было нечто прекрасное и неподдельное; без идеализаций, и в то же время художница сумела подчеркнуть то хорошее, что имелось в облике капитана, а, может, и не только в облике. – Но даже я понимаю, что это рисовала девушка, влюблённая по уши.
- Познакомиться бы с этой девушкой.

Будь Андрей обычным человеком, скорее всего, отношения бы постепенно восстановились. Он и Майская проводили бы время вместе, разговаривали, и девушка снова отыскала б то, что один раз уже нашла в капитане. Но тем, кто не знал Андрея по-настоящему (то бишь практически всем из ныне живущих), он казался угрюмым монстром. Подобное отношение не способствовало более близкому знакомству. Получался замкнутый круг. В прошлый раз Амина разорвала его с помощью лёгкого нрава, весёлости, жизнелюбия. Что немаловажно, её никто не заставлял делать это. Теперь художница чувствовала себя обязанной разглядеть в Андрее что-то, вспомнить, снова влюбиться. Ласковое обращение мужчины лишь усиливало эти неприятные чувства, что вконец усугубляло ситуацию.

- Добрый вечер, дорогие телезрители, в эфире программа «Давай разведёмся».
Это была любимая передача Шуры, но сегодня Амина смотрела сей телешедевр с большим интересом, нежели подруга, которая, наоборот, сидела с отстранённым видом. Не успела ведущая представить всех героев, как Аксёнова выдала:
- Я решила сменить работу, - и упёрлась взглядом в Майскую, внимательно наблюдая за реакцией.
Новость ошарашила Амину.
- Как?! – ушам своим не поверила художница. – Ты ведь обожаешь свою работу!
- Я обожаю свою профессию, это разные вещи. – Журналистка сделала неглубокий вдох. – Вчера писала материал, который должен выйти на следующей неделе. Там речь об ограблении со стрельбой. Одна из пострадавших в больнице между жизнью и смертью. Я печатала и вдруг поймала себя на том, что думаю: блин, кто ж знает, как ситуация изменится к моменту публикации, вдруг девица придёт в себя, и мои сведенья получатся устаревшими, лучше б она померла, чтоб всё было чётко и ясно. Так же нельзя.
- Конечно, нельзя.
- И это не первый случай. Я перестала видеть в людях людей, теперь они в первую очередь персонажи.
- Плохо…
Шура склонила голову. Амина ободряюще похлопала подругу по руке.
- Эй, если ты чувствуешь, что больше так не можешь, то незачем и дальше себя мучить. Кому от этого лучше?
- Никому.
- Вот-вот. У тебя классная работа, но если она перестала радовать, начала тяготить и ты хочешь уйти, уходи. Тогда хотя бы воспоминания будут хорошими, а если останешься, возненавидишь всех и вся.
Шура изогнула бровь и чуть было не спросила, по-прежнему ли они говорят о работе. Однако девушка предпочла смолчать и дать соседке возможность довершить мысль. Похоже, для Амины это будет полезнее, чем для самой Шуры.
- Когда ты начинала работать, ты пылала, - продолжала Майская. – Если теперь дело обстоит иначе, это же не значит, что ты неблагодарная, что ты желаешь зла своей работе или не уважаешь, не ценишь её. Никто не сможет вернуть прежние ощущения, в том числе ты сама. Поэтому нечего тянуть кота за хвост, этим не поможешь никому и ничему.
- Золотые слова, - лукаво улыбнулась Аксёнова.
Майская застыла с приоткрытым ртом на секунду-другую, потом тоже улыбнулась. Подарила подруге мягкий взгляд.
- Что будешь делать, уйдя из журналистики?
- С чего ты взяла, что я ухожу из журналистики? – картинно округлила глаза корреспондент. – Нетушки, меня из неё палкой не выгонишь, я в этой сфере останусь до пенсии. Сменю тематику. Хочу перейти на спортивное направление: там и события, и адреналин, и борьба, и при этом никто никого не грабит, не насилует, не убивает… Во всяком случае, не так массово, я надеюсь.
- По-моему, это очень хорошая идея, - одобрила Амина. – А что говорит Серёжа?
- Ты первая, кому я рассказала. Хотела посоветоваться.
- И какой из меня советчик? – озорно поинтересовалась художница.
- Классный. А Серёжа, думаю, тоже меня поддержит. Тем более, сам собирается перейти в спорт.
- То есть? – не поняла Амина. – Из полицейских подастся в профессиональные спортсмены?
- Он хочет попробовать заняться бизнесом, связанным со спорттоварами.
- Считаешь, получится? Не в том смысле, что я сомневаюсь, просто никогда не замечала в Серёже предпринимательской жилки.
- Может, у него пока не было случая её проявить. Я в него верю. Лучше попробовать и узнать наверняка, чем всю оставшуюся жизнь сомневаться.

Майская знала: Логинов ждёт, надеется. Она и боялась, и жалела его. Жалела себя, злилась на себя, злилась на него. Они виделись на работе, не регулярно и не часто, но каждая встреча, щедро приправленная неловкостью, становилась для обоих пыткой худшей, чем предыдущая.
Больше так продолжать было попросту нельзя.

- Говорят, ты написала заявление об увольнении, – прозвучало вместо приветствия.
Амина замерла возле кабинетного порога, который только что миновала.
- Как раз зашла сказать... – Она по привычке стала накручивать локон на палец, забыв, что волосы теперь не доходят ей и до плеч. Стрижку, подкорректированную парикмахером, нельзя было назвать дурной, и в паре со своей фантазией брюнетка уже организовала на голове то, что окрестила лёгким творческим беспределом.
Андрей лишь поднялся из-за стола, не стал приближаться.
- Когда уходишь?
Тон капитана не выражал эмоций, но, посмотрев в глаза мужчины, Майская отвела взгляд с той же скоростью, с которой отдёргивают от утюга обожжённую руку.
- По идее, надо отработать две недели, но выяснилось, что мне положен отпуск, аккурат четырнадцать дней. – Брюнетка внимательно изучала дырку от гвоздя на стене рядом с собой. – Уйду сейчас, а официально получится, что уволилась тридцатого декабря.
Она не представляла, что добавить. На сердце было тяжело, давили сожаление и вина. Оттого ещё сильнее хотелось скорее покончить с этим, уйти побыстрее и подальше. «Бедный Андрей Игоревич, ни в чём не виноват. Но и я ведь не виновата, не терроризировать же теперь саму себя».
Логинов молчал, тем не менее Амина понимала: финальная черта пока не подведена.
- Я кое-что принесла. – Плоский полиэтиленовый пакет, ранее неприметно покачивавшийся в руке художницы, лёг на стол капитана. – Это подарок для Вас. – Девушка стремительно отошла назад.
- Напоследок? – ухмыльнулся Логинов. Что-то подсказывало: Амине не хочется, чтоб он открывал при ней.
- Ну да…
Андрей сосредоточенно покивал, засунул руки в карманы джинсов, выпрямился. Какой смысл тянуть? Пара последних вопросов, и всё.
- Ты уходишь только с этой работы?
- Из садика тоже. Я решила малость попутешествовать. Съезжу на юг – в Сочи или Абхазию. Или в Крым. – Она осклабилась, как человек, которому не раз и не два указывали на нелепость его затеи, и который остался при своём мнении. – Знаю-знаю, зимой там не сезон, зато…
- …Не мешаются отдыхающие, и можно спокойно писать зимне-южные морские пейзажи.
Очи Амины, синеватые из-за цвета стен, расширились.
- Как Вы… - Она осеклась. – Я Вам рассказывала, да?
Шатен кивнул.
Вы, Вас. Они были на ты меньше суток, казалось бы, за такой срок не привыкнешь напрочь. Но теперь каждое «Вы» из уст Амины было для Логинова болезненным напоминанием, подчёркиванием пропасти, пролёгшей между капитаном и художницей. Чего бы он только ни отдал, чтоб она снова сказала ему: «Ты»…
- Было дело, - с некоторой заминкой вслух подтвердил полицейский.
На секунду в глазах девушки шатену почудился малюсенький всполох сомнения. Именно в эту секунду Амина могла передумать.
Однако не передумала. Всполох погас.
- Удачи Вам, Андрей Игоревич. – После недолгих колебаний она решила, что лучше обойтись без рукопожатия.
- Тебе тоже. – Голос приглушённый, тёплый.
Андрей не злился. Знал, что ей тяжело. Пусть для Амины это испытание закончится.
Он не сорвётся без неё. Не покатится вниз, не пустится во все тяжкие, не сиганёт на самое дно. Он продолжит идти по жизни прямо. В никуда. Без надежды, без радости, с чувством вины. И с воспоминаниями об Амине Майской, которые будут то нежно пригревать, то жечь адским пламенем.
Капитан выпрямился.
- Береги себя, Амина.
- Постараюсь. Вы тоже.
Оказавшись по другую сторону порога, девушка какое-то время прижималась к закрывшейся двери спиной, глубоко дышала. Затем ступила вперёд. Осмотрелась. В груди легонько кольнуло. Часть Амины не хотела покидать это место, дорожила им. Меньшая часть. Очень маленькая часть. Забытая часть.
Помедлив ещё мгновенье, Майская улыбнулась и зашагала к выходу. С каждым шагом её улыбка становилась смелее, ярче.
У себя в кабинете Андрей открыл пакет и достал содержимое – картину в рамке. Это был портрет Логинова, тот самый, что Амина написала когда-то, встав посреди ночи, и который нашла после возвращения из больницы. Художница долго думала, что делать с творением, и в итоге постановила: лучше отдать Андрею. Ей его портрет всё равно уже ни к чему.
Впереди её ждала целая жизнь.

 » Эпилог

2045-й год
Июльский вечер был светлым, жарким и вдобавок праздничным. Отмечали День города.
Сегодня в Петергофе было многолюдно даже по местным меркам. Впрочем, речь о той приятной, рассредоточенной многолюдности, которая не раздражает. Люди не толпились, не валили всем скопом в одном направлении, они равномерно распределились по достопримечательностям, по берегу, по прибрежным паркам и лужайкам.
За десять лет Андрей Логинов не превратился в любителя праздников, но ему захотелось сменить обстановку. Хотя, это не помогло.
Мимо пронеслась свора детишек, возглавляемая мальчиком с воздушным змеем.
- Ровняй, ровняй!
- Во как летит!
- Не отпускай!
Андрей улыбнулся им вслед.
Мужчину по-прежнему можно было величать шатеном, но каштановый цвет ощутимо разбавлялся отдельными нитями седины, и стрижка стала короче, почти по армейским стандартам.
Жизнь Логинова не обернулась кошмаром, сплошным страданием и горем. Она вернулась в прежнее русло, вновь стала монотонной, не скрашенной ни единой настоящей надеждой. Разница лишь в том, что теперь всё это резко контрастировало с крохотным периодом, когда будущее улыбалось полицейскому, а рядом была любимая девушка, которая хотела подарить Андрею ребёнка.
«Я был бы хорошим отцом». Это не навязчивая идея, а обычная констатация факта. Наблюдая за детьми, Андрей всегда невольно представлял своего несуществующего сына или дочку. Представлял, как возился бы с ним или с ней, учил плавать, водил в садик, объяснял, что надо слушаться воспитательницу. Рассказывал сказки, дурачился. Катал на плечах, с удовольствием устраивал аттракцион «лошадка» или что-нибудь другое. Например, подбрасывал ребёнка и ловил, как этот парень. Андрей бы тоже так смог.
Перед спускающимися к берегу каменными лестницами расстилался огромный газон с несколькими деревьями. Здесь тоже было немало народу, а один из секторов стал чем-то вроде детской площадки, где родители развлекали своих отпрысков.
Мужчина лет, наверное, тридцати пяти играл с малышкой, которой вряд ли было больше полутора годиков. Он держал её, подкидывал вверх – девочка заливалась счастливым смехом – и ловко ловил. Рискованно, но не в том случае, если хорошо развита координация движений, есть достаточные сила и проворство.
Парочка, которая, судя по виду, лишь недавно вышла из категории подростков, сюсюкала над детской коляской фиолетового цвета.
Ещё один беззаботный папаша бегал с сыном на плечах, изображая самолёт. Энтузиазму мальчика не было предела.
- Быстрее, пап!
- Ты, главное, держись покрепче.
- Держусь!
Грустно ухмыльнувшись, Андрей направился к лестнице.
Логинов оставался видным мужчиной во всех смыслах. Крепкое телосложение, высокий рост, широкие плечи все ещё выделяли шатена из толпы. В обыкновенной серо-синей футболке и не менее обыкновенных серых штанах полицейский привлекал к себе больше внимания, чем иной щёголь в костюме по последней моде.
Андрей двигался к заливу. Ему нравилось смотреть на эту голубоватую гладь, то спокойную, как нынче, то бурную.
…Она снилась ему практически каждую ночь, он ничегошеньки не мог поделать. Сняв обувь, звонко смеясь, девушка с развевающимися волосами носилась по морскому берегу, подпрыгивая с наивной ребяческой радостью. Подбегала совсем близко, Андрей дотянулся бы до неё, стоило приподнять руку. Но он каким-то образом всегда упускал этот момент, Амина ускользала.
Амина.
Амина?
Логинов остановился и заморгал. Амина находилась прямо перед ним, и понадобилось мгновение-другое, чтоб он понял, что это не отголоски воспоминаний, проделывающие фокусы с сознанием.
Художница возникла, поднявшись по лестнице, по которой полицейский намеревался спуститься. Шагов за десять до Андрея брюнетка замедлила ход. Приоткрыла рот. Взгляд был растерянным, но внимательным, ожидающим.
В таких случаях комплиментом считается фраза «Ты совсем не изменилась», однако она была бы ложью. Амина изменилась, именно изменилась, а не сделалась хуже. Наоборот, похорошела. Черты лица стали чуток острее, утонченнее, кожа – немного смуглее. Волосы опять доходили до поясницы, но теперь имелась чёлка, которая придавала брюнетке сходство с египетской царицей, хотя джинсы и бирюзовая майка вряд ли были традиционным нарядом монархинь Древнего Египта.
Андрей тщетно пытался сказать хоть что-нибудь. Взбесившийся пульс колотил по шее, точно сердце оказалось в горле.
Амина продолжала идти, только очень медленно. Ступала и вглядывалась, вглядывалась, вглядывалась. А потом, широко улыбнувшись, бросилась вперёд.
И пробежала мимо Андрея, не заметив его. Она с самого начала не замечала, ища совсем другого человека. Вернее, людей.
- Вот вы где! – подбегая к «детскому сектору», она раскинула руки.
- Мама! – полуторагодовалая девчушка в лёгком розовато-белом платьице, которую отец бережно опустил на землю, засеменила навстречу Амине не особо ловко, зато с неподдельным рвением.
В тот миг, когда девочка едва не споткнулась, её подхватила мама, подняла и закружилась вместе с ней.
- Ах ты, Светик неугомонный, - художница расцеловала дочь в круглые щёчки.
- И в кого же она такая неугомонная? – весело поинтересовался папа ребёнка, подойдя. – Теряюсь в догадках!
Высокий, не хрупкий, с тёмными волосами, постриженными довольно коротко, но не радикально. В меру загорелый. Кажется, кареглазый. Он был похож на Андрея. По крайней мере, самому Андрею хотелось так думать.
- Вариантов-то полно! – не растерялась Амина.
Она поставила девочку. Спонтанно образовалась игра в догонялки. Радостная Света старательно удирала от папы, который ещё старательнее отставал.
- Беги, Света, беги! – подбадривала Амина, хлопая в ладоши и едва не подпрыгивая от воодушевления болельщика. – Итак, Светлана обгоняет главного соперника, который явно находится не в лучшей спортивной форме.
- Что-о? – возмутился несправедливо обвинённый. – Такие заявления не прощаются!
Он подскочил к Амине, сгрёб в охапку и повалил себе на плечо. Художница взвизгнула и рассмеялась громче. Спортсмен сделал пару-тройку крупных оборотов, надежно придерживая свою ношу.
- Ай, хватит! – хохотала ноша, по мере возможности болтая ногами. – Поставь меня обратно! Голова кружится.
Амина быстро оказалась в вертикальном положении. Мужчина продолжал её придерживать.
- Сильно? – обеспокоенно спросил он, опасаясь, что переборщил с оборотами.
- Сильно, - серьёзно ответила Амина. Мотнула головой, великолепные распущенные волосы всколыхнулись завораживающе блестящей волной. Губы тронула улыбка. – У меня от тебя голова всегда кружится сильно.
Лицо темноволосого осветилось широкой улыбкой, белозубой и добродушной, с примесью иронии. Он обнял брюнетку за талию, а брюнетка положила руки ему на плечи, «сомкнув» запястья за его шеей. Спортсмен наклонился немного, и они с Аминой соприкоснулись лбами.
Пока родители миловались, Света вертела головой по сторонам. И, в отличие от родительницы, заметила человека, окаменевшего подле лестницы. Девочка с интересом взирала на него лучистыми серыми глазищами – точной копией маминых.
Сколько это длилось, Андрей не представлял. В конце концов тот, чьего имени Логинов никогда не узнал, взял дочку на руки, Амина пристроилась рядышком, и все трое побрели прочь. Взрослые что-то обсуждали так жизнерадостно, как это могут делать лишь по-настоящему счастливые люди.
Небо не стало тёмным, но праздничному салюту это не помешало. Живописные огненные брызги всех цветов радуги прекрасно виднелись на бледном фоне. Поговаривали, что этот фейерверк, созданный с применением новейших технологий, был подарком от самого Фиделя Кастро в честь недавнего визита кубинской делегации.
Люди, подняв голову, любовались вспыхивающими цветами, фонтанами искр и переливающимися дорожками. Только один человек смотрел себе под ноги, неспешно идя в никуда.
Логинов не понимал, что именно чувствует в данный момент по-настоящему. Он ощущал себя опустошённым, как разрядившаяся батарейка. У него не было проблем со здоровьем, он просто очень устал, и вся усталость обрушилась на него камнепадом.
Одна из скамеек на набережной оказалась полностью свободной, полицейский присел. Откинулся на спинку, зажмурившись, запрокинул голову. Вот бы сейчас как в детстве – лечь поудобнее и уснуть, ни о чём не беспокоясь, ничем не терзаясь.
Постепенно накреняясь, мужчина улёгся на бок. Вытянулся, положил ладони под щёку.
Андрей в последний раз открыл глаза.
Салют продолжал греметь и окрашивать мир вокруг разноцветными отсветами.
У неё всё хорошо.
Андрей в последний раз закрыл глаза.
Заключительный взрыв был самым пёстрым и самым ярким. Тысячи огоньков вскипели, распустившись гигантским шаром, который сверкал пурпуром, золотом и бирюзой. Когда же искристые брызги стали опадать, растворяясь в воздухе, форма фигуры изменилась. Прежде чем светящиеся следы фейерверка окончательно растаяли, над Финским заливом несколько секунд сияла огромная медуза.

Конец


Николай Гумилёв
«Загробное мщение»

Как-то трое изловили
На дороге одного
И жестоко колотили
Беззащитного его.

С переломанною грудью
И с разбитой головой
Он сказал им: «Люди, люди,
Что вы сделали со мной?

Не страшны ни Бог, ни черти,
Но клянусь, в мой смертный час,
Притаясь за дверью смерти,
Сторожить я буду вас.

Что я сделаю, о Боже,
С тем, кто в эту дверь вошёл!..»
И закинулся прохожий,
Захрипел и отошёл.

Через год один разбойник
Умер, и дивился поп,
Почему это покойник
Всё никак не входит в гроб.

Весь изогнут, весь скорючен,
На лице тоска и страх,
Оловянный взор измучен,
Капли пота на висках.

Два других бледнее стали
Стиранного полотна:
Видно, много есть печали
В царстве неземного сна.

Протекло четыре года,
Умер наконец второй,
Ах, не видела природа
Дикой мерзости такой!

Мёртвый глухо выл и хрипло,
Ползал по полу, дрожа,
На лицо его налипла
Мутной сукровицы ржа.

Уж и кости обнажались,
Смрад стоял — не подступить,
Всё он выл, и не решались
Гроб его заколотить.

Третий, чувствуя тревогу
Нестерпимую, дрожит
И идёт молиться Богу
В отдаленный тихий скит.

Он года хранит молчанье
И не ест по сорок дней,
Исполняя обещанье,
Спит на ложе из камней.

Так он умер, нетревожим;
Но никто не смел сказать,
Что пред этим чистым ложем
Довелось ему видать.

Все бледнели и крестились,
Повторяли: «Горе нам!» —
И в испуге расходились
По трущобам и горам.

И вокруг скита пустого
Тёрн поднялся и волчцы…
Не творите дела злого, —
Мстят жестоко мертвецы.

Елена, спасибо, прочла с удовольствием вашу повесть.
Не знаю, как удалось Светлане стать Аминой, и смущали многочисленные "брюнетка", "шатен", "мужчина", "девушка" - но это уж переводческие заморочки, меня учили немного по-другому ))
А в целом - классический сюжет о страшной мести, яркие герои, приятный язык.
И что очень важно - четкий нравственный посыл произведения, этого в последнее время стало не хватать.

Надеюсь, когда повести присвоят статус "Завершено", вы еще что-то опубликуете )
Да, видео с ВК тут совсем не вставить, только ютьюб и рутьюб. А ролик интересный. И иллюстрации тоже
_________________

Благодарю Вас!
Насчёт "брюнетка", "девушка," "шатен", "мужчина" и т. д. - ещё в школе привили мысль, что, если есть возможность, лучше использовать разнообразные варианты "называния" одного и того же предмета либо человека.
А по поводу превращения Светланы в Амину - ну, тут что-то из области мистической справедливости; я изначально не хотела давать этому какое-то чёткое объяснение.
Что же касается нравственного посыла, то это для меня, пожалуй, было самым важным. Спасибо, что отметили!
Я сама стала симпатизировать Андрею, и была даже мысль о счастливом для него конце, но всё-таки я решила оставить первоначальную задумку. Сделал подлость - отвечай за свой поступок. Меня с самого детства раздражали фильмы или книги, в которых проповедуется всепрощение. Я считаю, что всепрощение порождает вседозволенность.


Обязательно опубликую!
Спасибо Вам ещё раз - и за похвалу, и за замечания!

Произведение захватило: сюжет интересный и написано ярко. Спасибо за такую мистическую историю.

Очень не хватать! Надоело читать, как девушки влюбляются не только в своих мучителей, но и в насильников и убийц. И никаких разговоров и раскаяния, достаточно их просто приласкать в самом пошлом смысле этого слова


Да, я тоже согласна, "око за око, зуб за зуб" - то, что сдерживало в узде в древности многих. А с появлением христианства... "Посмотрите на него, не спит, не ест, раскаивается, простите его. Или дайте 3 года вместо 15 лет". Как будто это отменяет свершенное.
Андрей очень понравился. Вся его работа и жизнь были направлены на исправление содеянного. Но сделанное: она не была незнакомой ему учительницей, не была противной и несправедливой, помогала ему, а он так отплатил. Если бы хотя бы отстранился, не поддерживал своих друзей, она бы не отомстила ему так страшно. Как он морально ее убил, растоптав очки и надежду на его совесть, так и она... Вообще, подобное тянет на "доведение до самоубийства". Не только в школе мучили, но и преследовали ее и дома.
Странно, что администрация не замечала этого. И не реагировала. На пенсию могли отправить, чтобы свести конфликт на нет.
Но жаль, Амина забыла свои чувства, а ведь любила, и сильно. Светлана все-таки использовала Амину, не посчиталась с чувствами.
Очень красивая пара из них получалась.

Меня тоже такие героини, влюбляющиеся в своих мучителей и/или преступников, мягко выражаясь, не прельщают.

Пара Андрей/Амина мне самой очень нравится, пожалуй, на данный момент она в моём творчестве самая удачная, или, по крайней мере, одна из самых удачных. Но я таки надеюсь, что это ещё не предел.
Вы прямо как будто мои мысли прочитали. Большое спасибо за отзыв!

Спасибо автору за повесть, а Элли - за отзыв, приведший меня сюда

История действительно сильная и интересная. Я такое редко читаю и, наверное, прошла бы мимо, но автор-то обманщик Дадада, поверьте, обычного читателя метки "романтика" и "юмор" настраивают на что-то легкое, забавное и, естественно, дюже романтиШное. Здесь же у нас драма во всей красе. Не о мести, о возмездии, неизбежном и беспощадном.
Особенно жестоким показался момент, когда Андрей вроде получил прощение, "вернись, живи, прошлое неважно". Получил кусочек счастья и моментально всего лишился. Он наказан больше всех, потому что жил/существовал, терял и наблюдал за всем со стороны. Наверное, потому что тогда, в далеком прошлом, его вина тоже была самой большой - ведь одно дело, когда человек тварь и ведет себя соответственно, а тут... Нормальный парень, на которого учительница надеялась, к которому потянулась за помощью, но напрасно.
Счастливого финала для пары не ждала, но надеялась. Опять же, виноват указанный в самом начале жанр. Но все закончилось закономерно.
И да, лично мне не нужны объяснения, как Гуревич стала Аминой. Это такой... абстрактный образ возрождения и карающей длани... Мистический элемент, коему детали совсем ни к чему, имхо.
Отдельно отмечу название. Шикарно.

Теперь к шероховатостям, с позволения автора.
Полностью соглашусь с Элли, брюнеты/шатенки/девушки/мужчины - а-та-та. Резать, убирать, жестоко и беспощадно.

Мысль правильная, на, видимо, неверно понятая. Русский язык не терпит повторов, да. И если в каждом предложении давить именем вроде "Вася встал... Вася пошел... Вася сказал" - читатель повесится. Потому стараются чередовать имя/местоимение. Иногда и этого мало для гладкого текста, тогда в ход идут заменяющие описательные существительные, НО! Тут важен контекст. В условиях ограниченного третьего лица (у вас оно ограничено лишь местами, но все же), герой, чьими глазами мы смотрим на происходящее, не может думать про себя "брюнет" или "мужчина". Увы. Да и про даму, с которой только что переспал, "шатенка" никогда не подумает)))) А мы же (условно) в его голове.
Да и вообще, когда в тексте идет "шатенка", в следующем предложении "художница", а дальше "девушка" и имя, создатеся впечатление, что их там как минимум четверо
Плюс такие штуки обезличивают. Вы можете обозвать "брюнетом" проходного персонажа, но главных... очень-очень-очень не рекомендуется. Я бы даже сказала "запрещено!", но как бы... кто я такая, чтобы запрещать? ))))
Просто обидно, когда по-настоящему стоящие истории чуть меркнут из-за таких мелочей. Есть же множество приемов и хитростей, чтобы избежать повторов, не наводняя текст ненужными личностями.
Хотя, конечно, не все читатели такие же профдеформированные как мы с Элли, так что на нас можно не обращать внимания

В любом случае, еще раз мерси за повесть и творческих вам успехов
_________________

Однозначно повесть понравилась. А своим неожиданным, но как заметили другие - справедливым, - финалом это произведение меня вообще выбило из колеи. Я все рассчитывала на хоть какое-то подобие х/э для Андрея. Не просто того, что он увидел Амину счастливой. Привыкла в книгах к прощению через действия/испытания, да и сама надеюсь на существование этого самого "вселенского прощения". Заметьте, я не говорю о "всепрощение", так как, по моему мнению, оно не подразумевает осознание и исправление обидчиком своей вины. Конечно фатальные ошибки исправить невозможно, но попытаться же как-то изменить в лучшую сторону жизнь других тоже не плохо. А Андрей хлебнул много горя после случившегося в школе и помогал другим через свою работу.

Согласна. Ожидалось чего-го менее эмоционального

Автору спасибо за повесть

Принимайте в читатели
_________________