Дорогами судьбы

Рустэм, и правда, не скупится на подарки сестре, подумал Роман проследив за рукой Рубины. Он сам складывал каждую монету, будучи младшим сыном, не особо рассчитывал на помощь родителей. А жену не только выкупить, но и привести куда-то нужно. Отец не подыскивает ему жену, но Романа это только радует. Он сам знает к кому бы послал сватов.

Роман улыбнулся хитрости цыганки, а в голове мелькнула мысль, что снять золото было проще, чем прятать его. Ром у рома никогда не украдёт, а гаджо к ним не сунутся - побоятся. Но у женщин свои причуды.

- Ну, прости, королева, - хмыкнул насмешливо, давая понять, что издёвка это, а не комплимент, и хотел пойти дальше, но услышал голос Зоры.

Бросив взгляд на Зору, словно прячущуюся за острым языком почти родственницы и в её тени, Роман придержал шаг и помотал головой.

- Нет, не удалось. - Он обернулся и увидел, что Рустэм тоже идёт назад. - Можешь сама его спросить.

Роман улыбнулся обеим и, снова затянув старую, как мир, мелодию, пошёл дальше.

Симза который раз обежала лагерь, но Тали нигде не было!
- Вы Талэйту не видели? - тихо обращалась она к встречаемым по пути цыганам и цыганкам, но в ответ лишь отрицательный жест с их стороны. И куда запропастилась малышка?

- Сестре скоро замуж, а ты все с ней, как с маленькой, - пожурила мать, - Дай ей больше свободы, ты хуже своего отца, Миза! Вот, лучше садись, поешь. Вам скоро в деревню идти, а много ты облапошишь гаджо на голодный желудок?
- Простите мама. Волнуюсь я за нее, сердце не на месте. А вы с отцом уже ели?
- Ели, ели. Бери что хочешь накладывай, моя золотая, не стой. А за Талэйту не переживай, вернется, еще тебя переворует.
Симза вздохнула и взяв мисочку с горячей похлебкой, да овощи с брынзой, присела на бревно у костров, где все еще варился ароматный суп. Еду разложила на коленях. Толстый слой юбок уберег от ожогов.
Маленькая сестренка выросла, давно выросла, невеста-красавица. А отпустить сердце никак не хочет. Не верится, что под звездным небом она одна будет мысли вслух говорить, не услышит их сестра, не поддержит, за своей судьбою пойдет, а Симзу одну оставит.
И за что цыганские Боги за дар свой, личным счастьем плату взяли? Симзе нельзя было замуж, потому и сидела в девках и век просидит, а так мечталось о женихах. Не перешептываются в таборе, не знают о ее недуге, родители молчат, жалеют, а она жизни радуется, будто и нет ничего. Но скребет порой её зависть к молодым, плодовитым цыганкам.
Кто богат детьми, а Симза будет богата золотом. В их таборе столько невест на выданье - одна прекрасней другой. Надо бы о подарках на свадьбу задуматься, а не вздохи пускать о долюшке женской. Глядишь, и Симзу жизнь пожалеет.

Табор уже обстроился на новом месте, то тут, то там мелькали огоньки разожженных костров. Девушки надели яркие юбки и о чём-то шептались, поглядывая на мужчин. Дочь стояла рядом с Рубиной, которая о чем-то спорила с Романом. Что-то причитала Эйш, рядом крутилась внучка - ещё одна девка в самом соку, эту бы тоже замуж отдать. Ведь, когда все в таборе женаты, то и проблем нет - цыганкам на глупости времени не остается, покуда своя семья есть, то и забот хватит. Некогда сплетничать да юбками крутить станет.
Громко свистнул Бар, привлекая внимание табора:
- Пора на промысел! Нечего заставлять гаджо ждать да позволять монетам уходить из наших рук. Запомните наказ мой. Кошель барона не прикосновенен, пока мы на его земле, что крестьяне порастеряют - дело их да наше. А как гости мы у хозяина брать не станем. А то ещё законников позовёт, будь они трижды прокляты. Симза, девочка, у тебя руки золотые и проворные, тебе прежде всего говорю! Джанго, возьмешь медведя, порадуй местных. Скорее, рома, не будем заставлять монеты ждать!!!

От работы её оторвало звонкое:


Протянутая на ладони малина была согрета любовью внучки:

- Ту мирЫ камлЫ,* - сказала Эйш своей девочке, - Наис, - подумав о прибыли, добавила, - И набери побольше, сделаем для женщин гаджо крем для кожи из остатков гусиного жира, толчёных цветов ромашки,ноготков и этой спелой ягоды, а ты уж придумай что им будем говорить, - хитро подмигнув.



Поедая сладкую ягоду, смотрела на вертящуюся в обновке Виту и улыбалась, видя каким счастьем горят её глаза:

- ТэрЭ якхА сыр чиргинЯ, мИри чАюри**, - утерев глаза, - И какая же ты быстрая, мамИ ещё проснулась, а ты уже с новой юбкой.

Взяв мой бубен, Вита широко улыбнулась и похвасталась, заставляя улыбаться ещё шире:



- Поёшь, как птица, - засмеялась Эйша, - Ты принеси, а я уж посчитаю! - налив чай в кружку для Виты и, продолжив работу с травами и сборами.



*Ты моя любимая, спасибо
** Твои глаза как звезды, моя девочка

Услышал поучения Тагар, усмехнулся. Да, не получается пока ещё у малышки, но девочка хорошая, старательная, и музыку чувствует. Как подрастёт, добрая танцовщица из неё получится.
- Старайся, детка, старайся. А когда научишься танцевать как Рубина, тогда можно будет и дальше учиться, настоящему мастерству. Будешь тогда со мной танцевать, а? - Потрепал замершую от восхищения малышку по чумазой щеке и повернулся к остальным.
- Ну как, готовы, красавицы? Рустэм, Зора, покажем сегодня этим гаджо, что такое настоящий огонь в крови?


- Ты прав, Бар, - Тагар склонил голову и усмехнулся, - Это же даже не вежливо с нашей стороны, золото ждёт нас, а мы не идём.
Любовь моя, цвет зеленый.
Лишь месяц цыганский выйдет,
весь мир с нее глаз не сводит -
и только она не видит.- он подмигнул девушкам, и двинулся вслед за ними в сторону деревни.

Много дел у цыгана, когда на стоянку останавливаются.
Лошадей распрячь, почистить, пастись отправить. Упряжь снять, где надо - починить. Возки на месте устроить, шатры поставить, да не только себе, но и вдовым да сиротам помочь. Сыновья у Бара взрослые, сильные, да и отцу далеко до бессильной старости, и своё поставили, и другим помогли. Трое мужчин на один воз - долго ли им управиться?
А вот женщина у них одна - Зора. Да и та сговорена, вот-вот сведёт её жених со двора, одни они останутся. С голода да холода не пропадут, знамо дело, но Арсен знал, что пора ему уже жениться, своё вардо построить. Конь есть, что Арсену принадлежит, да и золото накопленное имеется, не всё отцу тратиться. И девица-то одна уже Арсену в душу запала, казалось бы: скажи он только слово отцу, тот её в миг сосватает, только тянет Арсен чего-то. Убедиться хочет, что не зря засматривается. Что если пойдёт за него она - то не потому что сам Бар просит, а что жених хорош.
Совсем не красавец Арсен, не танцует фламенко, как Тагар, не завораживает огнём и шпагами, как Златан, не очаровывает песнями, как Роман. Скрипка пронзительная его - лишь фон, аккомпанемент для других, более ярких да весёлых.

Сменил Арсен рубаху потную на другую, поярче, как гаджо ожидают увидеть на цыганах, сковырнул грязь, к сапогам прилипшую, скрипку, подругу верную, в руки взял, молча с отцом рядом пошёл.

Талэйта чуть не опоздала. Только услышав песню Тагара она поняла, что все уходят в деревню. Оставив под пнем всё что собрала, она ринулась всех догонять. Главное запомнить местоположение того пенька. Времени возвращаться к родителям не было. Она бежала со всех своих босых ног мысленно умоляя сестру не ругать ее. Очень она не любила, когда сестра злилась. Симза была доброй по отношению к младшей сестре, но когда Талэйта выходила из-под надзора становилась строгой и неприступной. Для Талэйты, привыкшей, что ее любят и заботятся, это было слишком большой карой. Ведь тогда Симза не позволит ей работать с ней в паре.
Талэйта бежала и чувствовала под ногами горячую землю, иногда это была пыль и песок, иногда настоящая земля. Она не чувствовала мелких камешков, врезавшихся в ступню. Сейчас надо было догнать весь табор и сделать вид, что она так и шла с ними. И вот наконец она увидела широкие спины мужчин. С гитарой. И женщин, в цветастых юбках. Среди них она узнала спину сестры. Гордая осанка, тонкий стан, угольно черные волосы, туго заплетенные в толстую косу. Талэйта ускорилась. Еще несколько метров и она настигнет их. Спустя несколько минут она шла позади всех, улыбаясь и поправляя волосы, которые растрепались и лезли в лицо.

Сколько раз слышал похвальбу Тагара, а всё равно каждый раз морщился. Одно дело перед гаджо павлином ходить - шагай, Тагар, это делу лишь на пользу! И другое перед рома хвост распускать. Роман мотнул головой, отгоняя раздражение.

Роман кивнул Бару и через минуту вернулся со своей гитарой.

Роман скривился, как от боли. Фальшивое пение Тагара было ужасным.

- Ты бы лучше танцевал, Тагар. От твоего пения гаджо разбегутся, не дождавшись начала представления.

Цыгане пёстрою толпой вышли на дорогу, ведущую в деревню. Вита запела. Роман улыбнулся и подхватил следующий куплет. Сильные голоса: мужской и женский, сплелись и потекли над ромами, опережая их шаги. Один за другим к ним присоединялись родичи и друзья, расцвечивая шествие смехом и радостью.

Зора опускает глаза в землю, пальцы нервно теребят уже её браслеты. Рубина смотрит внимательно, хорош Рустэм и красив, и ловок, и руки у него золотые, да только сердечные дела странные. Часто не на тех смотрят глаза, на кого стоило бы, не по тому сердце замирает. Просто скромная невеста брата, вот и волнуется. Рубина кивает своим мыслям. Как иначе?

Рубина бросает взгляд из-под ресниц. "Королева" звучит издевкой, но девушка не позволит над собой смеяться. Она приподнимает подбородок и легко кивает:
- Можешь не извиняться в следующий раз.

О жеребенке Рубина слышала от брата, то что тревожит тот его мысли тоже знает. Хоть и равнодушна к лошадям девушка, но ради брата слово в молитве замолвила. Даст Всевышний и поправится жеребенок, порадует брата. На вопрос Роман не отвечает, отговаривается у брата спросить.

Рубина хмыкает, высокомерно приподнимает бровь, да юбку отряхивает.
- Как я учиться долго надо, ты слишком стар, Тагар, будешь, чтобы рядом танцевать.

Рубина кивает словам вайды, и подхватывает знакомый мотив.

Она понимающе кивнула. Закончив трапезу, пожевала пучок мяты, наспех подвела брови сурьмой, всегда хранившейся при ней, и ушла в деревню, вместе со всеми. Тагар заливался соловьем, поджигая в цыганах задор.
Сочная зелень деревьев нависала темной тенью над пыльной дорогой. С песнями, да приплясывая, ступили цыгане на деревенскую землю.
Симза расплела косу, опустила лиф платья пониже, достала из кармана колоду карт, да чего-то не хватало. Сестры! Она не стала оглядываться. Боялась что не сдержится и отчитает малышку за опрометчивое самовольство!
В мысли пьяной походкой ворвался бородатый, местный мужичок-гаджо. Он плыл прямо на нее, как рыба в сети. Симза зазывно улыбнулась, и отколовшись от своих, пританцовывая, встретила добычу.
От гаджо разило спиртным, а глаза его козьи, умом не светились.
- Ай, красавчик, ай, мужчина! - провела ладонью по щеке, ласково потрепав, - Жена вредная, жизни не дает? Да кровушку пьет и днем и ночью?
Гаджо удивленный её словами, выдал задумчивое:
- Правду говорят, что вы человека насквозь видите и судьбу его знаете! А что еще скажешь?
Симза видела что одет он не плохо. Мельник или его помощник, возможно пекарь, судя по муке на рукавах. Пьян, ищет приключений, значит дома не все ладно.
- Вижу, что работа твоя скоро принесет тебе сделку важную, обогатишься вдвое!
Гаджо радостно захлопал в ладоши:
- Да, мне как раз заказали печь пироги на одну свадьбу, обещали вознаградить, если постараюсь! Чудеса! А еще что видишь?
- Эй, красивый, богатый, а хочешь чтоб я даром тебе помогала?! Нее, - и она демонстративно развернулась, чтобы якобы уйти к своим, уже изрядно продвинувшимся вглубь деревни.
- Стой, погоди! Я заплачу, - и Симза через плечо отметила, что кошель он достает из правого кармана штанов.
Она вернулась к гаджо, протянула ему руку, куда он вложил несколько монет. Щедрый, да глупый.
Симза притиснулась к мужичку почти вплотную, выпятив грудь вперед. Гаджо похотливо уставился на её прелести, а ей того и надо. Взяла его руку одной своей, над грудью поставила, держит и линии читает:
- Вижу, жена твоя тебе с мельником изменяет, когда ты хлеб идешь печь. Вредная, деньги у тебя клянчит, а сама хозяйка плохая, родня её грызет тебя и днем и ночью. Вижу, скоро разбогатеешь. Деньги в дом не неси, спрячь, а жена скоро к Богу твоя отправится. Сама смерть найдет. И женишься ты на молоденькой девушке с нравом, как у овечки.
Почти половину её предсказаний, гаджо пропустил мимо ушей. Как и то, что свободной рукой она залезла в его карман, открыла кошель и благополучно вычистила.
Пока мужичок прибывал в эйфории, загипнотизированный фантазиями, Симза медленными шажками попятилась назад, а потом вприпрыжку догнала табор. Первый улов за сегодня есть!

Талэйта слушала голос Тагара. Он был зычным и лиричным. Он вкладывал душу в то, что пел. Это чувствовалось. Никакой фальши. Он и не мог фальшивить, ведь он был самым лучшим танцором в таборе. А может быть и среди всех цыган. Он слышал музыку, он показывал эту музыку через тело. Конечно он не пел так как Роман, у которого песня лилась изнутри, от самого сердца. Но и сказать, что Тагар пел не красиво, Талэйта не могла.

Мужчины. Гордость и самолюбие родились впереди них. Талэйта подошла к ним и между делом произнесла:
- Какая забота о гаджо. Грошь им цена, если они не оценят наших мужчин.
Она проскользнула среди мужчин и незаметно пристроилась к сестре.
- Симза, как думаешь, а может нам с тобой сегодня в паре сработать? Я выучила тот жест, которому ты меня учила. Смотри.
И Талэйта продемонстрировала свое умение.
- Ну как?

- Придумаю, придумаю.- Кивнув, Вита отхлебнула горячего и вкусного с травами и сушёными яблоками чаю. Немного у них гусиного жира осталось. Придётся ей присмотреться к дворам с гусями, правда эти жирные фон-бароны под юбку не помещаются, но она что-нибудь придумает. Ещё раз кивнув бабушке, Вита посмотрела по сторонам. Табор жил привычной суетливой жизнью. Маленькая Лачи танцевала перед взрослыми. Огромный дрессированный медведь, Вард, дремал в тени. Вита улыбнулась. Она слопала всю малину, которую набрала для медведя. Потом ещё наберёт, когда с корзинкой в малинник пойдёт.
Бабушка засмеялась и Вита вслед за ней.
- Обещаю. - Поставив рядом с мешочками старую жестяную кружку с погнутой ручкой, из которой напилась чаю, Вита посмотрела на старые, все в морщинках и пятнышках, руки, уже не такие ловкие как раньше...Тяжело мами ходить, болят кости старые Не показывает Эйш, свои болячки никому, да только сердечко внучкино чует да болит за родную.

Громкий свист Бара отвлёк их- заставил усмехнуться старшую и подскочить младшую.
- Пока, мами! Я побежала. - Завязывая платок и пряча до времени волосы, она уложила в маленькую корзинку немного бабушкиных снадобий и баночку с душистым кремом, который давала понюхать глупеньким мисс, и говорила, что крем этот особенный. Потом подошла к девушкам, которые уже собрались все вместе.

Подбоченясь, Вита улыбнулась на слова Тагара.
- Да разве ж поймут они душу цыганскую. Глупые гуси - эти гаджо.

Легко идти среди своих, весело на душе у молодой цыганки. Шуршит новая красная юбка, подолом лаская тонкие лодыжки босых ног. Запела Вита от души и улыбнулась Роману, когда он подхватил любимую песню девушки
"О красоте дороги млечной,
Разлитой звёздно в небесах.
О тяги к ней своей извечной..."
Подхватили цыгане, играют гитара и скрипка, звенит бубен старой Эйш, в такт песне, привлекая внимание. Зазывая любопытных гаджо, призывая достать спрятанные кошели.

Кивает Зора и ее гладкий лоб прорезают морщинки.
- Рустэм, скажи, он же будет жить? – с мольбой в голосе спрашивает Зора жениха своего, и боится слышать ответ, который огорчит девушку, - я буду молиться о его выздоровлении.


Свист отца перекрывает цыганский гул. Зора смотрит, как собираются цыгане вокруг вайды. Подхватывают они инструменты свои, которыми завлекать будут гаджо, чтобы монетки им кидали. Зора притоптывает от нетерпения на месте. Хочет она много монеток заработать, чтобы гордился отец ею. Чтобы хвалили братья её.
Следует Зора позади братьев своих и отца. Глядит она по сторонам на дома гаджо и слышит, как над головой песнь их цыганская проносится. Улыбается девушка и подхватывает куплет, вторя голосам народа своего. Громко идут цыгане, привлекают они внимание гаджо. Любопытный они эти белые, опасаются цыган, которые весело шагают по дороге пыльной, но манят песни их задорные. И следуют за ними они.

А вот и её малышка! Симза обрадовалась и вместе с тем, гордо вздернула подбородок.
- В паре? Нет, моя драгоценность, сегодня птичке пора одной полетать. Где ты была? Я весь лагерь вверх дном перевернула! - не сдержалась Симза, положив руки на пояс. А Тэли и виду не подала, что её беспокоит гнев старшей сестры. Ох и лисичка выросла!



В руках у Тэли оказалась та самая цепочка, найденная Симзой в лесу.
- Делаешь успехи. Мама как в воду глядела, сказав что сегодня ты меня переворуешь, - она ласково улыбнулась, и в порыве чувств, крепко обняла сестру, - Это тебе подарок. Талисман. Я нашла его в лесу.

Тем временем, на горизонте показалось с десяток молоденьких, любопытных гаджо. Симза выпустила сестру из объятий и кивнула в их сторону:
- Сегодня, я хочу чтоб ты попробовала это делать одна. У тебя получится, я знаю!

Табор весь в делах, кто-то идет за водой уже, кто-то одевается к выступлению... А он идет к стреноженным жеребцам и кобылам.
Лошади фыркают, приветствуя знакомого. Один держится поодаль, опускает голову, хрипит. Эх, небо, слышишь ли молитвы Рустэма, сестры его?
Нет, все так же плохи дела у маленького. Рустэм хмурится, ищет взглядом табунщика Богдана.
- Эй, брат, последи, чтобы мать этого дурачка далеко не убежала. Еще угонят, а без нее он вообще не справится.
Хороший парень этот Богдан, нелюдим, неразговорчив, но в животных толк знает.

Роман постоял рядом, тихо ушел. Немного легче стало от дружеской поддержки.

А время быстро бежит.


Пробегавший мимо мальчишка передал: зовет Бар. Всех зовет, и быстро.

Рустэм немного задержался, пришел к вардо, когда остальные уже собрались.

Все здесь, кто ему дорог.
Рубина как всегда красивая, быстрая. Роман уже думает о будущем выступлении. А Зора...

- Пока плох, - отвечает. - Спасибо тебе, Зора, сердце у тебя как мед в летнюю пору. Может, услышит небо тебя. Погоди, сейчас пойду оденусь...

Быстро оделся: все яркое, нарядное, чтобы слепить глаза женщинам и мужчинам с белой холеной кожей, чтобы деньги сыпались в протянутую мошну. Куртка сине-зеленая, рубашка белая, жилет темно-алый, ботинки со звонкими каблуками блестят так, что больно смотреть даже ему самому. А как иначе? Только так и надо жить.

Идя к остальным, услышал окрик.

Пожал плечами, усмехнулся. Одобрительно кивнул.
Цыган пока не умрет, пляшет и песни поет. Правда.


Неподалеку остальные идут, сильные, улыбающиеся. Пусть видят эти домоседы - табор пришел!
И на его губах тоже задержалась улыбка. Хорошо жить. Хорошо петь со всеми.


В деревне оказалось многолюдно. Все, кто был в домах, заслышав крики и песни рома, выскочили на улицу. Молоденькие и старые женщины смущались, встречая жгучие взоры танцоров. Их мужчины - мало, на работе они, в поле - мрачно наблюдали за малейшим движением чужаков. Дай им волю - сразу скрутят, потащат к местным властям и обвинят во всех грехах сразу.
Рустэм, пританцовывая прямо посреди дороги, захлопал в ладоши:
- Доброго дня вам, славные мужи и прекрасные жены! Не пропустите нашего представления, такого не увидите, даже если проживете еще тысячу лет! Ай-нэ, ай-нэ-нэй!
Ближайшая молодка, у забора стоявшая, ахнула, стыдливо спряталась за рукав, но глазом оттуда косила. Рустэм поймал ее смешок, ловко вспрыгнул на большой плоский камень и отбил первую чечетку на этой земле.
Стучат, стучат каблуки, искрами сыплют, молодка краснеет, опускает руку и жадно смотрит на цыгана-проходимца, на смуглого мошенника.
Рустэм ей усмехается, снова хлопает в ладоши:
- Люб ли танец, красавица? Может ли твой суженый так плясать?
Она тихо отвечает:
- Нет...
Он ей:
- Тогда смотри на меня, потом его научишь.

И начинает такие кренделя ногами выписывать, что ребятишки местные визжат от смеха и тоже начинают танцевать возле камня.
Хорошо жить!
_________________