Капкан на охотника

Привет, Оксана!
Я знакома с твоей поэзией, которая мне очень нравится. Пришло время узнать, как ты пишешь прозу. Я видела, что на ЛитРес твой роман отмечен как бестселлер. Молодец. Спасибо за совет относительно конкурса. Я уже отослала туда работу, посмотрим, попаду ли в лонг лист.
_________________

Оксана, добрый день. Поздравляю, тебя с дипломом ты его заслужила ...


Я с удовольствием прочитала твои другие произведения теперь пришла читать этот роман.

Спасибо тебе за творчество...


___________________________________

Привет, Таня! Я очень рада, что ты решила познакомиться с моей прозой. Надеюсь, не разочаруешься.))) Это замечательно, что ты решилась участвовать в конкурсе! Какие произведения и в какие разделы ты отправила, подскажи? Сама я не участвую - буду держать за тебя кулачки.))) Не сомневаюсь, что в лонг-лист ты попадешь. От всей души желаю тебе победы или хотя бы попадания в шорт-лист! А, главное, побольше благодарных читателей!


Наташа, доброго дня! Спасибо большое за добрые слова, поздравления и такую красивую открытку! Всегда очень рада видеть тебя в своих темах!
Поздравляю тебя и всех читателей с Рождеством Христовым! Пусть этот светлый праздник принесет в мир и в людские души любовь, свет и добро!

___________________________________

 » Глава 13

раида Сергеевна, а что стало с кошкой Агаты? Помните, у неё была рыжая кошка? – спрашиваю я, размешивая ложечкой сахар на дне чашки.

- А что с ней станется? Не выгонять же было её на улицу. Так она в квартире-то и обитается. Сейчас, небось, дрыхнет где-нибудь в тёмном углу. – голос старушки становится ворчливым, - Жрёт, она, ой, много. На мою-то пенсию едва саму себя могу прокормить макаронами да картошкой, а кошке той подавай рыбу да мясо. Разбаловала её Агаточка-то. Так ведь и кошка в ответ её обожала. В день, когда Агаточка померла, кошка эта с горя заболела. Сутки лежала не вставала. Вот ведь животина бессловесная, а всё понимает.

- Кис-кис-кис, - громко позвала я.

В кухню, важно неся свой пушистый рыжий хвост, мягко вплыла кошка Агаты. Она подошла ко мне и потёрлась о мои ноги.

- Годзилла! – воскликнула я.

- Вот ещё имя кошке придумали! Не выговоришь. Я её Муркой кличу. А ей всё равно, по-моему. Лишь бы кормили.

Кошка мягко вспрыгнула ко мне на колени, посмотрела мне прямо в глаза и замурлыкала.

- Ишь, как распелась-то она у тебя на руках, - то ли с упрёком, то ли с уважением в голосе произнесла старушка.

- Ираида Сергеевна, а можно, я её себе возьму? На память об Агате. Да и вам легче: лишний рот кормить не надо.

Думаю, именно напоминание о лишнем рте и решило дело в мою пользу. Бабуля махнула на кошку рукой и сказала:
- А и забирай. Вишь, как она к тебе ластится. Нравишься ты ей. Далеко живёшь-то?

- Около часа добираться.

- Сейчас пойду, найду тебе какую-нибудь коробку для Мурки. Иначе как ты её через весь город на руках потащишь? Подождёшь?

Я кивнула. Старушка с заметным усилием поднялась, потёрла поясницу и поковыляла, шаркая тапками, по коридору.

Оставшись одна, я отхлебнула из чашки остатки чая, и, откинувшись на спинку стула, не спуская кошку с рук, устроилась поудобнее, рассеянно бродя взглядом по многочисленным запискам на холодильнике Агаты.

Вот ведь как получилось. Человека уже нет на белом свете, а эти бумажки до сих пор хранят его планы на будущее: «Заплатить за телефон за сентябрь!!!», «В среду к парикмахеру в 6 часов!!!», «Не забыть купить курицу!!!», «Позвонить насчёт платья!!!» - теперь все эти восклицательные знаки тщетно взывают к действиям.

Вот ещё одна записочка: «Завтра». Что завтра? Уже никогда и не узнаю. Нет у Агаты больше «завтра».

Это коротенькое слово, написанное красным карандашом, будоражит моё внимание. Мне почему-то вдруг начинает казаться, что именно в этой записочке что-то не так. Чем больше я размышляю над этой запиской, тем больше она мне не нравится.

Это единственная из всех записок, состоящая из всего одного слова. «Завтра». Неудачное напоминание. Здесь не сказано, что необходимо сделать завтра, а значит, напоминание как бы теряет всякий смысл. Это единственная записка без восклицательных знаков, которые Агата щедро расставляла на всех остальных клочках бумаги. В отличие от других записок, написанных торопливым почерком Агаты, она написана печатными буквами.

Я пытаюсь представить себе Агату, пишущую эту записку, и понимаю, что вряд ли это писала она. Это совершенно не в её стиле.

И вдруг молнией в моём мозгу вспыхивают газетные строчки из статьи о смерти Берсеньевой: «В пишущей машинке найден чистый лист с единственным словом «Завтра». Нелепая смерть оборвала только-только начавшуюся работу над новым романом…»

Я вскакиваю, пристраиваю по-прежнему мурлычущую кошку на стул вместо себя, подхожу к холодильнику и отлепляю странную записку.

Спрятав загадочный клочок бумаги в карман, я открываю дверцу холодильника. Как всегда, почти пусто. Агата не делала из еды культа и продуктов покупала мало. Предпочитала перекусывать в кафешках, чтобы не готовить дома. Начатая баночка джема, полупустой картонный пакет молока, немного сыра, пара жестянок рыбных консервов и несколько яблок.

Ничего подозрительного. Да и маловероятно, что внутри меня ждала бы ещё одна записка, на этот раз с именем и домашним адресом убийцы. Но всё-таки стоило проверить.

Едва я успеваю вернуться за стол, раздаётся шарканье Ираиды Сергеевны. Кошка опять на моих коленях. В руках у меня чашка. Старушка входит на кухню, и я делаю вид, что допиваю чай, сосредоточенно жуя печенье.

- Вот, гляди, какую крепкую коробку я тебе нашла. Сейчас уж и не вспомню, из-под чего она. Хорошо, что я её не выкинула. Вот и сгодилась. Это вы, молодёжь, всё норовите выбросить. Я каждую тряпочку, каждую верёвочку складываю – авось в дело пойдёт. Сейчас-то всё такое в магазинах дорогое. И не укупишь.

Зная, что на подобные темы люди пожилые могут рассуждать бесконечно, я спешу поскорее отвлечь старушку от наболевшего, тем более, что у меня появилась идея.

- Ираида Сергеевна, я давала Агате кое-какие свои вещи: книги, кассеты, а отдать мне их Агата не успела. Я могу их забрать сейчас?

- Да как же ты их заберёшь, деточка? У Агаточки комнату милиция опечатала. Сперва обыск сделали повсюду. Даже у меня. А потом бумажку ей на дверь прилепили с печатью. Сказали, потом родственники приедут - вещи заберут. - Она разводит руками. – Это тебе к милиционерам надо идти спрашивать разрешение.

- Да ладно, шут с ними, с книгами. Пусть остаются родственникам.

Я делаю бодрое лицо, но для меня как для сыщика известие про опечатанную комнату - удар. Место преступления осмотреть не получится. Жаль. Возможно, там отыскались бы ещё какие-нибудь улики.

Что ж, пора уходить. Я сажаю кошку в коробку. Годзилла на удивление терпеливо переносит такое насилие над своей личностью и, чуть повозившись и пошуршав внутри, спокойно укладывается на бок. Уже стоя в коридоре у порога, обмениваемся со старушкой последними вежливостями.

- Спасибо вам, Ираида Сергеевна, за вкусный чай и за беседу.

- Да не за что, деточка. Мне, старому одинокому человеку, только в удовольствие с кем словом перемолвиться. Ты заходи ещё. Не забывай старуху-то. А то я тут совсем одна. Скучно одной, да и страшно тоже. Тут намедни Барабашка в квартире хулиганил.

- Барабашка? – машинально переспрашиваю я, не вникая в старухину болтовню и уже занося ногу над порогом.

- Ну да, Барабашка. Я про Барабашек по телевизору ещё раньше слыхала. Говорили, они навроде привидений, только безобидные. По квартире ходят, стучат, вещи иногда переставляют. А зла не причиняют. Да только кто их знает. Вот и этот бродил у нас на кухне.

Я шагнула назад в квартиру. Кажется, уходить мне ещё рано. Это дело надо прояснить. Тут может быть два варианта: либо бабушка Ираида тихо и незаметно для себя самой тронулась умом, либо всё гораздо серьёзнее.

- Ираида Сергеевна, расскажите мне про этого Барабашку, - прошу я, прислоняясь к дверному косяку и перехватывая поудобнее коробку с кошкой.

Бабуля рада-радёхонька, что наша беседа получила продолжение.

- Он только раз появлялся, днём. Агаточка в Барабашку не поверила. Посмеялась надо мной. Ведь ключи она всегда носит с собой. И замки в тот раз нетронутые остались. Да только я сама следы видала на кухне. Я сперва полы-то отмыла, а только потом сообразила, что надо было их соседке-то показать, а уж потом затирать. Тогда бы и она поверила в Барабашку этого.

- Следы? Какие это были следы? Мужские? Женские? – вновь дрожа от приступа сыскной лихорадки, спрашиваю я, чувствуя, что приближаюсь к какой-то важной отгадке.

- Грязные они были, а уж чьи, не могу сказать. Не то чтобы уж очень они были заметные. Да только я накануне, с утра только, полы на кухне помыла, потом пошла на рынок. Вернулась часа через два. Захожу на кухню продукты из авоськи выложить. Стала лимон вынимать, а руки-то у меня уже не те, лимон возьми и упади на пол. Я за ним нагнулась, смотрю: а на чистом линолеуме земля понасыпана, словно с чьих ног грязных. Точно Барабашка хулиганил. А кому ещё это быть? Агаточка-то на работе до вечера.

- А когда вы следы эти видели?

- Как раз за день до Агаточкиной смерти. Не случайное это совпадение. Видать, чуял Барабашка-то смерть эту. Может, предупредить хотел, потому и явился.

- А после убийства Барабашка появлялся?

- Вроде нет, после того он пропал. Уж, почитай, две недели прошло, всё спокойно. А всё равно страшно мне. Теперь-то я совсем одна осталась. А потом еще неизвестно кто в освободившуюся-то комнату въедет. Мож, алкоголики какие да наркоманы.

Так. Значит, Барабашка появлялся перед смертью Агаты. Мне всё меньше нравится этот представитель потусторонних сил. Выпытав у бабуси все подробности странного посещения, я торопливо с ней прощаюсь. Мне хочется скорее остаться одной и обдумать свежеполученную информацию.

Я еду в автобусе с коробкой на коленях, и пассажиры косятся на картонку, из которой периодически доносится недовольное «мяу» - наверное, Годзиллу там укачивает.

Таинственная записка жжёт меня сквозь карман, побуждая к действиям. Я чувствую, что напала на след преступника. Я в этом почти уверена.

Итак, нет сомнений, что старушка видела именно убийцу. И, разумеется, именно он был тем самым таинственным Барабашкой.

Но как он проник в квартиру? У него были свои ключи или открывал отмычкой?

А еще эта странная записка… Если предположить, что записку со словом «завтра» написал злодей, и на машинке Берсеньевой это слово напечатал тоже он, то получается, что убийца предупреждает свою жертву? Он что, играет с ней, как кот с мышью?

Но тогда это не обыкновенный преступник, каких тысячи, а псих или маньяк. Ну а если он маньяк, то на одной жертве он не остановится. Или были ещё жертвы? Но как это выяснить? Как?
___________________________________

 » Глава 14

ернувшись домой, я первым делом выпускаю Годзиллу из коробки. Она настороженно обходит все углы, знакомясь с новой обстановкой, а я лезу на антресоли за парой старых ванночек для проявки фотографий, которые, вложенные одна в другую, идеально подойдут для кошачьего туалета.

Старая газета послужит наполнителем, а позже куплю в зоомагазине что-нибудь более подходящее для этой цели.

Пока мои руки рвут на части газетную бумагу, мозг продолжает лихорадочно размышлять, Как же выяснить, были ли в городе другие одинокие женщины, убитые и ограбленные подобным образом?

Внезапно мой взгляд натыкается на заголовок «Криминальная хроника» на обрывке газеты в моих руках. Точно! Это идея! Я бросаюсь к своей сумке, вытряхиваю из неё записную книжку с номерами телефонов и открываю страничку на букву «Ш».

Звоню я своему бывшему однокашнику, а ныне сотруднику газеты «Криминальный вестник» Пашке Шурыгину. У меня записан номер служебного телефона Павла, и я, вслушиваясь в длинные гудки, молю провидение, чтобы суббота в редакции оказалась рабочим днём.

После шестого или седьмого гудка в трубке что-то щёлкает, и женский голос произносит:
- Редакция «Криминального вестника».

- Могу я услышать Шурыгина Павла?

- Минуточку…

Я нетерпеливо барабаню пальцами по телефонному аппарату. Наконец в трубке раздается:

- Шурыгин слушает.

- Пашка, привет! Это Рощина.

- Танюшка, ты! Сто лет тебя не слышал.

- Сам знаешь, какая нынче жизнь. Всё дела да хлопоты. Сам-то тоже не звонишь.

Мы с Пашкой подружились ещё в школе, когда вместе участвовали в подготовке школьных вечеров, викторин и прочей развлекаловки.

Он тогда попытался ухлёстывать за мной, но меня на тот момент больше занимала учёба, чем первые романтические опыты, и Пашка получил от ворот поворот, а точнее, предложение остаться друзьями.

Долго расстраиваться по этому поводу он не стал, и вскоре закадрил другую девицу из нашей школы, на которой впоследствии и женился, едва ему стукнуло восемнадцать, и с которой, назло всей бракоразводной статистике, до сих пор продолжает жить и растить двоих детей.

Любовь наша не состоялась, зато дружба тянется уже много лет, хотя и не так часто мы видимся, как хотелось бы.

- Как жизнь, Паша?

- Как у всех. По голове то гладит, то бьёт.

- Как семейство?

- Нормально. Младший в первый класс пошёл этой осенью. Старшая так вообще уже в пятый перешла.

- Да ты что? Стареем мы с тобой. Молодёжь на пятки наступает.

- Да ладно тебе плакаться. Уж ты-то ещё, небось, на все сто выглядишь. Ты у нас всегда была девушка симпатичная. Не был бы я женат на Маринке, я бы тебе предложение прямо сейчас сделал. Ты же знаешь, первая любовь она самая трепетная.

Я знаю, что Пашка просто зубоскалит. Жену он свою по-настоящему любит. Но до сих пор он при каждом удобном случае напоминает мне, что был в меня безнадёжно влюблён. Это уже у нас превратилось в своего рода игру.

- Пашуль, а у меня к тебе просьба, - подхалимски говорю я.

- А я и не сомневался, - отвечает Пашка. – С чего бы это ты ещё мой прах потревожила. Ты ко мне постоянно с просьбами подъезжаешь. Пользуешься ты моим к тебе хорошим расположением, чувствами моими к тебе застарелыми. Ох, пользуешься. Знаешь ведь, что не могу тебе ни в чём отказать. Ну, выкладывай, что тебе от меня надобно.

- Паш, срочно нужно подшивку «Криминального вестника» за этот год, а лучше и за предыдущий тоже. У вас ведь наверняка есть в редакции. Я бы сейчас заскочила, взяла, а в понедельник вернула. Никто и не хватится. А?

Я вкладываю в свой голос всё возможное обаяние, какое могу наскрести. И Паша сдаётся.

- Ладно, забирай. Кому эти подшивки могут понадобиться, тем более в воскресенье. Но только в понедельник верни обязательно!

- Торжественно обещаю и клянусь! Ты же меня знаешь. Я тебя никогда не подводила. Ты сегодня до какого часа на работе?

- До трёх. Успеешь?

Я смотрю на часы. Если не обедать, то успеваю. Впрочем, есть мне совсем не охота. Сыскная лихорадка лишила меня аппетита.

- Успею, - говорю я Паше, кладу трубку и подмигиваю Годзилле, сидящей напротив меня:
- Посидишь тут одна недолго?

Опять я выскакиваю из дома и бегу к остановке. Через полчаса я принимаю из Пашиных рук две увесистых пачки подшитых газет. Пашка шутит:
- Хорошо, что у нас еженедельник. А если бы ежедневная была газетка? Хотел бы я посмотреть, как бы ты попёрла тогда две подшивки!

Я запихиваю газеты в большую сумку, захваченную из дома, благодарно чмокаю Пашку в щёку и выскакиваю из редакции. Стоя на автобусной остановке, я вспоминаю, как ожидала скучного вялотекущего уикенда. Кто бы мог подумать, как всё обернётся!

Дома я выгружаю газеты из сумки, достаю из холодильника колбасу, кормлю кошку, сооружаю большой бутерброд для себя и устраиваюсь поудобнее на диване, перелистывая подшивки.
___________________________________

 » Глава 15

ачинаю с самых свежих номеров и сразу же натыкаюсь на статью о смерти Берсеньевой, а двумя номерами раньше встречаю сообщение о гибели Агаты, хотя не сразу осознаю, что речь идёт именно про неё.

В рубрике «Криминальная мозаика» написано лишь то, что «вчера в коммунальной квартире на улице Мира была найдена мёртвой в собственной комнате молодая женщина двадцати девяти лет. Жертва была задушена бельевой верёвкой. По горячим следам раскрыть убийство не удалось. Ведётся следствие».

Вот и весь некролог, которого Агата удостоилась. Даже имя её не названо. Теперь она просто «жертва».

Зато статья о смерти писательницы занимает чуть ли не всю полосу. Репортёр с неожиданно весёлой фамилией Плющиков подробно рассказывает обо всех обстоятельствах смерти Берсеньевой.

Впрочем, ничего нового для себя в этом материале я не обнаруживаю. Напротив, здесь даже не упомянут чистый лист в пишущей машинке со словом «Завтра». Либо Плющиков посчитал эту деталь незначительной, либо вообще не знал о ней.

И всё-таки статейку лучше сохранить. Быть может, она ещё пригодится.

Я мысленно прощу прощения у Паши и аккуратно вырываю лист со статьёй, надеясь, что никто в редакции этого варварства не заметит, и продолжаю листать подшивки.

Через два часа меня уже тошнит от репортажей о грабежах, убийствах и изнасилованиях. Я и не подозревала, что наш город такое криминальное местечко. Я старательно выписываю в блокнот все сообщения о гибели женщин от двадцати до пятидесяти лет. К девяти вечера сбор информации закончен, но мне ещё предстоит проанализировать результаты.

Итак, за последние два года в «Криминальном вестнике» упомянуто о двадцати одной погибшей женщине цветущего возраста, не считая Агаты и Ларисы.

Если отбросить ту, что была убита мужем-пьяницей, одну погибшую на производстве, одну утонувшую в купальный сезон, четыре покончивших жизнь самоубийством, одну задохнувшуюся на пожаре, пять сбитых автомобилем, одну умершую от передозировки наркотика, одну изнасилованную и зарезанную в парке, и одну убитую ревнивым любовником, то остаются пять женщин, чьи обстоятельства смерти кажутся мне подозрительными.

Все они погибли в своих квартирах. Все были задушены: кто проводом от настольной лампы, кто поясом от собственного халата, кто подушкой. Практически во всех случаях имело место ограбление.

Пятеро убитых за полтора года: одна прошлой весной, в мае, одна в прошлом декабре, одна в апреле, потом одна в июле и ещё одна в сентябре. Плюс в середине октября Агата и в конце октября Берсеньева. Промежутки между этими смертями раз от раза всё короче.

Да, это явно похоже на «серию».

Но всё-таки Берсеньева до конца в схему не вписывается. Она-то не была задушена. Несчастный случай. Отравление газом. Да и ограблена она тоже не была.

Но это слово «завтра» прочно связывает её с остальными убийствами.

Преступник что, сменил тактику? Может, стоит внести в свой список и всех женщин, совершивших самоубийство? Возможно, там тоже не всё чисто. А что толку? Я всё равно не узнаю подробностей. О таких происшествиях максимум пишут в двух строчках, если только это не самоубийство знаменитости.

Ладно, самоубийц отложим в сторону. Но все эти задушенные вполне могут иметь прямое отношение к убийце Агаты и Ларисы.

Интересно, оставлял ли преступник на месте всех преступлений слово «завтра»? Ведь это явно не случайное совпадение. Скорее всего, при осмотре места происшествия, такие улики найдены не были.

Но это не значит, что они не существовали. Ведь не обратил же никто из милиционеров внимания на маленькую записку, висящую на дверце холодильника среди десятков других записок.

А разве у кого-то вызовет подозрение слово, напечатанное на машинке в кабинете писательницы?

Очевидно, убийца действует по знаменитой формуле, гласящей, что легче всего спрятать лист в лесу, среди тысяч и тысяч других таких же листьев.

Преступник умён. В этом ему не откажешь. И ему мало убивать. Он ведёт какую-то игру. Возможно, просто забавляется.

По-прежнему остаётся открытым вопрос, есть ли связь между размещением данных писательницы в Интернете и её смертью. Я пока не знаю. И тем более я не смогу узнать, размещали ли свои объявления в сети все остальные погибшие женщины кроме Агаты.

Стоит ли дальше отрабатывать эту версию? И вообще, стоит ли мне глубже лезть в это дело? Оно всё меньше и меньше мне нравится. Наверное, лучше бросить свои игры в сыщика и больше обращать внимание на личную жизнь. Всё равно Агату уже не вернуть.

Я встаю, потирая затёкшую спину, размышляя, как мне поступить, и тут раздаётся звонок телефона.

Я вспоминаю, что мне обещал позвонить Кожин. Вчерашнее прощание у лифта встаёт у меня перед глазами. Такое ощущение, что это было во сне. Даже не знаю, как себя теперь с ним вести.

Делаю глубокий вдох и снимаю трубку. Это действительно Михаил.

- Добрый вечер, - мягко звучит в трубке его голос.

- Ах, это вы! Добрый вечер, - какой кошмар, я не знаю, что говорить дальше.

- Знаете, зачем я вам сегодня позвонил? – спрашивает, выручая меня, Кожин.

- Наверное, в вашем доме вдруг остановились все часы, и вы позвонили, чтобы спросить у меня, который час? – прячу я своё смущение за скоморошеством.

- Не угадали. Если вы ещё не заметили, я пытаюсь за вами ухаживать, и хотел бы пригласить вас завтра в «Сезам».

Ого! Лучший в городе ресторан! Во как! Давненько никто меня в подобные заведения не приглашал. Я краснею до ушей. Как здорово, что мы разговариваем сейчас по телефону, и Кожин не видит моего смущения.

Как приличная девушка, я не могу себе позволить сразу же согласиться на свидание, не помучив кавалера.

- Ну, раз вы пытаетесь ухаживать за мной, тогда, может быть, сначала споёте мне серенаду, а я пока подумаю, стоит ли принимать ваше приглашение.

По голосу я слышу, что Михаил Борисович озадачен моим требованием.
- Спеть? Вы уверены? Я отвратительно пою. Но для вас готов на всё.

К моему удивлению, Кожин действительно начинает петь.

Судя по звукам, доносящимся из трубки, пение, действительно, не принадлежит к числу талантов Михаила Борисовича.

Но, мысленно поставив за технику единицу, за артистичность я поднимаю Кожину табличку «6.0». Так проникновенно ещё никто не исполнял песню Элвиса Пресли «Love me tender», включая самого Элвиса.

Конечно, такое усердие не может остаться без награды. Я принимаю приглашение в ресторан. Михаил предлагает заехать за мной на своей машине, но не без задней мысли я настаиваю на том, что сама появлюсь в «Сезаме» завтра в семь часов вечера.

Я кладу трубку на рычаг, но тут снова раздаётся звонок. Наверное, Кожин забыл что-то мне сказать. Я поднимаю трубку и говорю:
- Алло.

Тишина.

- Алло, говорите.

На том конце провода молчат, хотя я ясно слышу чьё-то дыхание. Надеюсь, это не Михаил Борисович так по-детски развлекается.

Я пожимаю плечами и кладу трубку.
___________________________________

 » Глава 16

воскресенье утром я не могу думать ни о чём другом, кроме моего вечернего свидания с Кожиным.

Перетряхнув весь свой гардероб, я останавливаюсь на изящном чёрном платьице той простоты покроя, который дорогого стоит. Так идеально не сидит на мне никакая другая вещь.

К платью я добавляю туфли на шпильке (мои бедные ноги, привыкшие к кроссовкам!) и золотую цепочку с медальоном. Достаточно. Главное - не переборщить до безвкусицы.

Вымыв голову, я накручиваю волосы на огромные бигуди и бегаю в них по квартире с тряпкой и тазиком, пытаясь навести идеальный порядок – вдруг обстоятельства сложатся так, что наш вечер закончится в моей квартире.

Я краснею, как рак, при этой мысли, но мне почему-то приятно об этом думать.

В полседьмого я уже при полном параде: с укладкой и в вечернем макияже. Не зря я отказалась от того, чтобы Кожин заезжал за мной. Это одна из маленьких женских хитростей. Моё появление в ресторане должно произвести на него неизгладимое впечатление.

Это будет словно встреча с незнакомкой. До сих пор он видел меня только в джинсах и затрапезных свитерах, с волосами, висящими, как уши спаниеля. Сегодня он увидит обратную сторону луны – светскую даму с безукоризненными манерами и томным взглядом.

Я люблю такие превращения. И хотя это не настоящая я, и мне гораздо удобнее в старых джинсах, я с удовольствием примеряю на себя разные роли.

Ровно в семь часов – секунда в секунду – я появляюсь в дверях помпезно украшенного зала ресторана и окидываю его взглядом.

За столиком справа, возле колонны, сидит Кожин.

Прекрасно. Декорации подходящие. Зрители уже здесь.

Выпрямив спину, плавной походкой я иду прямо на Михаила, гипнотически глядя на него. Внутренне я от души веселюсь, видя, что он смотрит на меня во все глаза и, кажется, не узнаёт.

Поравнявшись со столиком, я спрашиваю:
- Здравствуйте, Михаил Борисович, неужели я так сильно изменилась?

Кожин ещё несколько секунд ошарашено глазеет на меня, не произнося ни слова, потом, наконец, спохватывается и, с лёгким поклоном привстав из-за стола, произносит:
- Татьяна Владимировна, вы ли это? Я всегда считал вас очаровательной женщиной, мечтой поэта, но сегодня вы просто сногсшибательны. Я чуть не лишился дара речи.

- Вы сказали «мечта поэта»? Редкий нынче комплимент. Меня ещё никто так не называл. Хотя, в данной ситуации, меня точнее было бы назвать «мечтой писателя». Как вы считаете?

Я шучу, но Кожин отвечает совершенно серьёзно, целуя мне руку:
- Полностью с вами согласен и надеюсь, эта мечта не окажется несбыточной.

Мы вновь возвращаемся к тому шуточному тону, который уже установился между нами прежде.

Время летит незаметно. Мы много болтаем и смеёмся. Мы танцуем. Я не танцевала уже целую вечность!

К середине ужина мы пьём на брудершафт и называем друг друга по имени. Я ловлю себя на том, что в этот момент чувствую себя абсолютно счастливой женщиной.

Внезапно всё меняется.

После медленного танца мы возвращаемся за свой столик, и Кожин предлагает мне произнести очередной тост.

- Знаешь, Миша, я думаю, что нам стоит поднять бокалы за его величество случай, который нас познакомил, - заявляю я со смехом. - Вот отдали бы твой роман на правку кому-нибудь другому, и мы никогда бы с тобой не встретились.

- Я не верю в случай, - возражает Кожин и нежно берёт меня за руку. - Я думаю, всё в жизни происходит по каким-то особым причинам. И наша встреча с тобой была записана на небесах задолго до того, как состоялась.

- Неужели там, наверху, прогнозируют каждый служебный роман? - шутливо поднимаю я брови. – Писатель и его муза, она же по совместительству редактор.

- А, ты именно так воспринимаешь наши отношения: как служебный роман? – поддразнивает меня Михаил. - Кстати, а чем такой роман тебе кажется хуже любого другого? Напротив, у него есть свои преимущества: жених с уже проверенной отделом кадров анкетой. Самый безопасный способ знакомства.

- А я-то думала, что безопаснее всего знакомиться через Интернет, - говорю я, вспоминая слова Игоря Бармина.

Кожин меняется в лице и, так как он по-прежнему держит мою руку, сильно сжимает моё запястье. Как-то странно глядя мне в глаза, Михаил спрашивает чуть напряжённым голосом:
- Интернет? Почему ты заговорила про Интернет? – его стальные зрачки словно пронизывают меня насквозь.

- Пусти! Ты делаешь мне больно, - вскрикиваю я.

Он вздрагивает, разжимает захват своей сильной ладони, и я быстро прячу руку под стол, машинально растирая запястье.

- Извини, я не знала, что ты воспринимаешь разговор на тему современных коммуникаций так болезненно, - поджав губы, ледяным тоном говорю я.

- Таня, прости меня, - на меня опять смотрит тот самый человек, с которым мы только что смеялись и шутили, и который вчера пел мне по телефону серенаду. - Я сам не знаю, что на меня нашло, - оправдывается он.

Но вечер уже испорчен, и хотя Михаил всеми силами пытается загладить возникшую между нами неловкость, я чувствую, что между нами возникает некая дистанция.

Мы выходим из ресторана. Михаил предлагает меня подвезти до дома и кивает в сторону белой «девятки», стоящей неподалёку. Я вежливо, но твёрдо прошу Михаила не провожать меня и сама ловлю такси. Словно почувствовав моё настроение, он не настаивает, кивает мне на прощание и суёт водителю купюру, прежде чем я успеваю возмутиться.

- Я тебе позвоню, - то ли вопросительно, то ли заискивающе говорит он, но я не удостаиваю его ответом.

Дома я закатываю рукав платья, рассматриваю багровые следы мужских пальцев на моей руке и вспоминаю, каким чужим и злым стало лицо Кожина пусть даже на какое-то мгновение. Неужели я совсем не умею разбираться в людях?

Бедный мой дневник опять принимает на себя все мои переживания…
___________________________________

 » Глава 17

аутро я просыпаюсь в отвратительном настроении.

Пару минут я лежу в постели, не торопясь вылезать из-под тёплого одеяла и привыкая к противной мысли, что сегодня понедельник, а значит, надо опять тащиться на работу.

Потом мысли мои перескакивают на странное поведение Кожина вчера за ужином. Я пытаюсь найти ему какое-то логическое объяснение – и не нахожу.

Настроение становится вообще хуже некуда.

Годзилла, всю ночь проспавшая у меня в ногах, замечает, что я проснулась, и, громко мурлыча, лезет ко мне со своими кошачьими нежностями. Я отпихиваю кошку и сбрасываю с себя одеяло. Как это ни противно, но мне, действительно, пора вставать.

Всё мне сегодня кажется каким-то не таким: кофе невкусным, джинсы тесными, погода отвратительной. Для полного «счастья» руки оттягивает сумка с газетными подшивками – я же обещала Пашке вернуть их в понедельник. Автобус тащится как никогда медленно, а на выходе из него я умудряюсь наступить в глубокую лужу и промочить ноги - ещё одна капля дёгтя в этот так гадко начавшийся день.

На работе я появляюсь мрачнее тучи. Сажусь за свой стол и вспоминаю, что работаю над романом Кожина. Я почти с ненавистью смотрю на его строчки, как будто они в ответе за руку, которая их написала.

Я даже себе не могу объяснить, почему так злюсь на Михаила. Скорее всего, я переживаю из-за того, что вчера Кожин даже не попытался объяснить мне причины своего странного поведения.

«Сам не знаю, что на меня нашло» - ну и оправдание! Чуть не сломал мне руку. «Нашло» на него! А в следующий раз на него «найдёт» и он проломит мне череп?

Я понимаю, что такая реакция возникла не на пустом месте, и что я столкнулась с какой-то областью в его жизни, куда он предпочёл меня не пустить. Но от этого мне ещё больше хочется узнать его тайну.

Любопытство – это один из моих самых огромных недостатков. Не зря англичане придумали пословицу «Любопытство убило кошку». Меня этот недостаток тоже, скорее всего, до добра не доведёт.

Кажется, я начинаю понимать корни своего недовольства Кожиным. Он разбередил моё любопытство и оставил его неудовлетворённым. Интересно, почему слово «Интернет» действует на господина Кожина, словно красная тряпка на быка? Как бы это выяснить?

Ох, что-то слишком много связанного с всемирной паутиной появилось в моей жизни в последнее время.

Кстати, это хорошо, что я вспомнила про Интернет. Я не проверяла свою электронную почту целых два дня. Вдруг мой виртуальный ящик под завязку набит объяснениями в любви? Вряд ли, конечно, и всё же… Пойду-ка я прогуляюсь в соседний отдел, загляну в электронную сеть и заодно попью с девчонками чайку из новой кружки.

Я вошла как раз в тот момент, когда в отделе по связям с общественностью ставили кипятиться чайник. Судя по тому, с какой высокой долей вероятности я угадываю назревающее чаепитие, здесь пьют чай каждые пять минут.

Залив чайный пакетик крутым кипятком и цапнув из лежащего на столе пакета печенюшку, я плюхнулась на стул перед временно освободившимся компьютером. Надо быстренько проверить почту, пока народ гоняет чаи. Не особо надеясь на успех, я ввела необходимые данные и нажала клавишу «Enter».

В моём виртуальном ящике лежало два послания.

Я почувствовала, как застучало сердце. Всё-таки сработало! Сразу два письма! Да у меня ещё будет возможность выбирать! Всегда мечтала копаться в женихах, как говорила одна моя знакомая, «словно курица в сору».

Что ж, посмотрим, какие претенденты будут сражаться за мою руку и сердце.

Я открыла первое письмо и не смогла сдержать возглас разочарования. Судя по тексту, это было письмо от администрации сайта, на котором размещался мой электронный почтовый ящик. В вежливой форме в нём выражалась бурная радость по поводу моего присоединения к числу их пользователей.

Да, мягко говоря, это немного не то, чего я ждала.

Совершенно расстроенная, я открыла второе письмо и пробежала глазами по начальным строчкам: «Здравствуйте, уважаемая незнакомка! Заранее прошу прощения за то, что набрался смелости Вам написать, но когда я увидел ваше фото на сайте, я сказал себе: «Какая красивая женщина», а когда я прочитал то, что вы написали о себе, и оказалось, что мы с Вами живём в одном и том же городе, я понял, что никогда не прощу себе, если не попытаюсь познакомиться с вами. Я думаю, подобные встречи случаются только раз в жизни».

Я отвела глаза от экрана. Какое вступление! Мне определённо нравится. Впрочем, надо сперва выяснить побольше об авторе письма.

Я продолжила чтение.

«Позвольте рассказать немного о себе. Мне 36 лет. Я работаю менеджером в крупной компании. Живу один в двухкомнатной квартире. Женат не был. Детей нет. Я чувствую, что в моей жизни наступила пора, когда хочется, чтобы рядом всегда был кто-то, с кем можно было бы разделить и светлые, и грустные моменты, кого я мог бы любить, и кто отвечал бы мне взаимностью. Мечтаю о создании счастливой семьи и надеюсь, что ваши намерения также серьёзны. Очень надеюсь, что моё письмо обратит на себя Ваше внимание и наше знакомство продолжится. С уважением, Вениамин».

Ишь ты! Вениамин. Где-то я уже слышала это имя.

Я морщу лоб, вспоминая.

Ах, да! Следователь Гуляев спрашивал меня про какого-то знакомого Агаты, которого звали так же. Вот тебе и редкое имя. Оказывается, не так уж редко оно встречается.

Теперь желательно взглянуть на этого Вениамина, благо он догадался приложить к письму свою фотографию. Кто знает, что за Квазимодо мне написал. Может, и не стоило тратить зря время на чтение письма.

Нет, я, конечно, не ставлю внешность мужчины на первое место из всех его характеристик, но и на последнее место тоже. А вдруг этот самый Вениамин лысый, беззубый и весит под полтора центнера?

Я кликнула мышкой на прикреплённый к письму файл, и, к моему огромному удивлению, с экрана монитора на меня взглянуло открытое, симпатичное лицо с белозубой улыбкой.

Аккуратная стрижка, джемпер крупной вязки, в руках пушистая кошка. Было что-то очень располагающее в этом человеке. Я бы такому денег заняла, и когда отдаст, не спросила.

Как это такой мужик дожил до тридцати шести лет неокольцованный? Что же, все его знакомые женщины слепые, что ли? Рядом ходит такое сокровище, а никто его до сих пор не подобрал. Может, дело в нём самом? Может, он такие завышенные требования предъявляет к своей будущей спутнице жизни, что ни одна кандидатка не выдерживает и отступается?

С другой стороны, в данном случае ситуация складывается в мою пользу. Ведь он сам меня выбрал из многих других, а значит, я в его вкусе, и это уже половина успеха. Так почему бы мне не попробовать достичь конечной цели, то бишь ЗАГСа, с этим симпатягой?

Письмо у него очень приятное, вежливое, написано грамотно и хорошим слогом. Работа престижная. Менеджер. Жильё своё есть, а значит, на мою несчастную однокомнатную квартирёшку зариться не будет. Женат не был, детей нет, следовательно, его прошлое не будет хвостом тянуться за ним и вмешиваться в нашу жизнь.

Кругом сплошные плюсы. Надо хватать и бежать пока он не передумал.

Получив разрешение распечатать «один малюсенький документик» и узнав, на какие кнопки для этого нужно нажать, я смотрю, как из принтера сначала ползут строчки, а после на бумаге постепенно появляются аккуратная стрижка, белозубая улыбка, джемпер и кошка.

И хотя принтер работает в чёрно-белом режиме, даже в такой скромной цветовой гамме Вениамин не теряет своего обаяния.

Ещё раз полюбовавшись фотографией Вени в цвете, я закрываю окошко своего почтового ящика на мониторе, забираю отпечатанные листки и встаю из-за компьютера.

К счастью, занятые чаем и болтовнёй, девчонки не поинтересовались, что я распечатывала, иначе слухов потом не оберёшься.

Я возвращаюсь в свой кабинет. Мне уже не до работы. «Кожин подождёт», - мстительно думаю я.

Достав чистый лист бумаги, я сажусь писать ответ Вениамину. Через полчаса потуг и многократных зачёркиваний, я останавливаюсь на одном из вариантов, понимая, что лучше у меня уже не получится.

Так, теперь надо отложить написанное в сторону, а через пару часиков снова прочесть «свежим» глазом.

Я подношу к глазам руку с часами. Ага! Вот и перерыв. Надо сбегать к Пашке Шурыгину в «Криминальный вестник», отнести подшивки и поблагодарить за помощь. Размеры своей благодарности я оцениваю в пределах купленной в магазине по дороге бутылки шампанского – пригодится в надвигающиеся праздники.

Пашка рад видеть нас обеих – и меня, и подаренную бутылку «игристого». Он бережно, как ребёнка, принимает подшивки из моих рук, прячет их в шкаф и широким жестом дарит мне свеженький, только что отпечатанный номер «Криминального вестника» из большой кучи газет, громоздящейся на его столе.

Мы точим лясы ещё минут пятнадцать, потом я спохватываюсь, что перерыв мой скоро закончится, прощаюсь с Пашкой и несусь в офис почти галопом.
___________________________________

 » Глава 18

ернувшись на рабочее место, я первым делом перечитываю сочинённое мной Вениамину письмо, решаю, что оно достойно того, чтобы быть отправленным, и опять бегу к девчонкам.

Отвлекаю их от работы именно с этой целью купленными в обед пирожными. Приём срабатывает безотказно. Снова шумит закипающий чайник, все собираются вокруг него, а я, получив компьютер в полное рспоряжение, одним пальцем набираю своё послание.

Закончив печатать, я отправляю своё письмо на указанный Вениамином в постскриптуме электронный адрес, гадая, получу ли ответ.

Уже ближе к концу рабочего дня в моём кабинете раздаётся звонок от Кожина.
- Добрый день! – произносит писатель бодрым тоном, словно и не было вчерашней размолвки.

Прислушавшись к себе, я понимаю, что всё ещё злюсь на него, к тому же чаша моих сердечных весов явно склонилась в сторону симпатичного и вежливого Вениамина. Что ж, в таком случае, стоит Кожина немного помучить.

- Здравствуйте, Михаил Борисович, - отвечаю я тоном, способным, наверное, заморозить целое море.

- Таня, почему «на вы»? Мы же вчера решили перейти на «ты»! Помнишь?

- Разве? Значит, вчера я явно перебрала со спиртным. Впрочем, «на ты», так «на ты», - говорю я, не меняя тона. - Здравствуй, Миша.

В трубке пару секунд царит тишина. Наверное, Кожин решает обидеться ему на такой холодный приём или нет. Потом, видно, миролюбивое настроение побеждает, и он спрашивает:
- Танюш, давай сегодня вечером встретимся, сходим куда-нибудь.

- Сегодня я не могу: занята, - отвечаю я.

- А завтра?

- Завтра тоже.

- Ну а послезавтра?

- Посмотрим. Позвони мне на следующей неделе, - продолжаю я выпендриваться.

- Хорошо, - отвечает Кожин, - я позвоню позже, - но произносит он это таким тоном, что я понимаю: всё-таки я его задела.

По дороге домой мысли мои вертятся вокруг нашего разговора. Меня мучит чувство вины. Может, зря я так обошлась с Михаилом? Кроме той секундной вспышки в ресторане, мне его совершенно не за что винить.

В конце концов, какое мне дело до его секретов? Я ему не мать и не жена. Нам весело и легко вместе – а это главное.

Злость моя совершенно уже испарилась. Я бы прямо сейчас позвонила Кожину и приняла его приглашение «сходить куда-нибудь», если бы знала его телефон. В этот момент я вдруг поняла, что не знаю никаких координат своего нового знакомого: ни номера телефона, ни домашнего адреса, даже приблизительного, ни места его работы. Просто Мистер Икс какой-то! Мы так много разговаривали и, как оказывается, в основном, обо мне. Какая же я дура! Не додуматься спросить его телефон!

- В следующий раз обязательно спрошу, - даю я себе обещание.

Если бы я знала тогда, при каких обстоятельствах мы встретимся в следующий раз!
___________________________________

 » Глава 19

ещё ковыряю ключами в замке, когда сквозь дверь слышу, что в квартире начинает трезвонить телефон. Я едва успеваю открыть, отшвырнуть в сторону сумку, и, не разуваясь, добежать до аппарата.

Это наверняка Кожин.

Но на том конце провода молчат.

Во мне закипает возмущение:
- Прекратите хулиганить! – ору я дурным голосом и швыряю трубку на рычаг.

Неужели это опять тот самый гад, который разбудил меня своим звонком в выходной? Давно пора купить себе телефонный аппарат с определителем номера.

Годзилла вылезает откуда-то сонная и помятая, не спеша подходит ко мне и противным требовательным голосом говорит мне: «Мяу!»

Всё понятно и без перевода. Разумеется, это означает: «Жрать!»

Переодевшись и вымыв руки, я вынимаю из сумки только что купленные в гастрономе продукты: плавленый сырок, пакет сока, батон и полпалки варёной колбасы, завёрнутые в свежие «Криминальные вести», подаренные мне Пашкой.

Мелко порезанная колбаса затыкает рот кошке и, пока та тихо возится около миски с едой на полу у плиты, я нарезаю батон и сооружаю пару сэндвичей с колбасой и сыром.

Можно, конечно, пожарить яичницу, но мне лень. Сойдёт и сухомятка.

Запивая бутерброд соком, я задумчиво рассматриваю обложку криминального еженедельника, лежащего на столе.

На первую страницу вынесены названия материалов номера. Среди прочих кричащих заголовков я читаю: «Новые подробности смерти писательницы Берсеньевой: несчастный случай или всё-таки убийство?»

Кусок бутерброда едва не встаёт комом у меня в горле. Новые подробности? Я торопливо разворачиваю газету на нужной странице.

Тот же самый А. Плющиков (ну как можно забыть такую фамилию!) пишет о том, что сначала смерть Ларисы была расценена как бытовая трагедия, ибо при осмотре места происшествия выяснилось, что один из кранов газовой плиты был повёрнут на половину оборота.

Будь это попытка самоубийства, женщина открыла бы все краны «на полную», а тут, очевидно, она случайно задела злосчастный кран, не заметила этого, приняла снотворное и легла спать. В течение следующих нескольких часов в квартире скопилось смертельное количество газа, так как все форточки были закрыты.

«Действительно, очень похоже на несчастный случай, - пишет Плющиков А. - Однако как тогда объяснить пропажу очень ценного кольца, фамильной драгоценности купеческого рода Ерофеевых, предков Берсеньевой, согласно семейному преданию, передаваемого от матери к старшей дочери? После революции семнадцатого года имущество Ерофеевых было национализировано, а сама семья выслана в Сибирь. Но кольцо с алмазом редкой красоты утаила зашитым в подол тогдашняя его владелица Ульяна Ерофеева. С тех пор алмаз продолжал передаваться в роду Ерофеевых по женской линии, пока не оказался у Ларисы Берсеньевой, правнучки Ульяны. Пропажу обнаружил брат Ларисы Константин, приехавший из другого города, чтобы уладить вопрос с открывшимся наследством – приватизированной квартирой Берсеньевой. Брат знал о кольце, но, помня о семейном предании, на него не претендовал, тем более что, став бизнесменом, он зарабатывал хорошие деньги. Лариса не скрывала от брата, что хранит кольцо в шкафу, в шкатулке, запираемой на ключ. Разумеется, войдя в квартиру сестры, Константин первым делом бросился к шкатулке. Замок её был взломан. Кольцо исчезло».

Ну, прямо отрывок из приключенческого романа!

Далее в статье также сообщалось, что за несколько дней до гибели Лариса сняла с книжки крупную сумму – гонорар за свой последний роман. Денег в квартире также обнаружено не было.

Так значит, Берсеньева всё-таки была ограблена! Теперь она точно вписывается в схему остальных убийств. Выходит, в первую очередь преступник преследует корыстный мотив.

Но всё равно остаётся ещё много непонятного.

Замки на входных дверях остаются не взломаны. Как преступник проникает внутрь? Если он может свободно входить в квартиры, чтобы их грабить, то почему он убивает хозяек? Не проще ли всё проделать, когда они отсутствуют? Значит, убийство в его глазах имеет какой-то особый смысл, какую-то необходимость?

Да ещё эта игра «в подсказки». Зачем? Насмотрелся психологических триллеров?

Картину Коровина у Агаты не взял. Почему? Потому что не представлял её истинной ценности? Или потому что вовсе Агату не грабил? Скорее всего, Агата всё-таки была ограблена, иначе с чего бы это Гуляев спросил у меня марку её музыкального центра. Но надо попытаться данный момент прояснить.

Странный маньяк приходит несколько раз перед тем, как убить. Зачем? Чтобы подготовить место действия, срежиссировать убийство?

А этот Плющиков, откуда он взял «новые подробности» смерти Ларисы? Впрочем, что в этом удивительного: как репортёр еженедельника о городском криминале, он должен иметь свои каналы в местной милиции для добычи информации. А значит, через него можно узнать ещё какие-нибудь детали интересующих меня происшествий. Нет, я просто обязана познакомиться с этим А. Плющиковым!

Но на какой козе к нему подъехать? Впрочем, можно попросить Пашу Шурыгина нас познакомить. Если они работают в одной редакции, то уж, наверняка, достаточно хорошо знают друг друга.

Я опять открываю записную книжку на букве «Ш». На этот раз я набираю домашний номер Павла. Только бы не подошла к телефону его жена Марина. Какой женщине бы понравилось, что её мужу звонят женским голосом, на ночь глядя?

Трубку снимает Пашкина дочь. Я мысленно облегчённо вздыхаю и прошу её позвать к телефону папу.

- Папа! Там тебя какая-то тётя! – слышу я, как орёт девочка мимо трубки.

Вот меня и рассекретили. Зря старалась. Пашке семейная сцена ревности обеспечена. Но отступать уже поздно.

- Вас слушают, - доносится до меня слегка сердитый Пашкин голос. Наверное, я оторвала его от вкусного ужина.

- Пашуль, это опять я.

- Танюшка, - Пашкин голос теплеет, - что случилось? Опять с просьбой?

- Паш, ты же меня знаешь. Я человек корыстный.

- Ну рассказывай, на что я тебе на этот раз могу сгодиться.

- Выручай! Очень надо познакомиться с одним репортёром из вашей газеты. По фамилии Плющиков.

- Да-а-а-а? - каким-то странным тоном произносит Пашка. – А почему именно с ним?

- Ну, Паш, не проси меня сейчас всё объяснять. Получится слишком долго и запутанно. Я как-нибудь потом тебе всё расскажу. А сейчас мне нужно поговорить с Плющиковым. Ты можешь устроить нам встречу?

Я знаю Пашку, как облупленного, поэтому недоумеваю, почему его голос звучит всё более и более странно:
- Ну хорошо, я попробую убедить его встретиться с тобой, хотя он страшно занятой человек. Сиди на телефоне, жди моего звонка. Минут через десять перезвоню тебе, скажу, как прошли переговоры.

Я кладу трубку и от нетерпения ёрзаю на месте в ожидании звонка Шурыгина. Наконец телефон мой вздрагивает и разражается пронзительной трелью.

- Танюшка, тебе страшно повезло, - слышу я вновь Пашкин голос. – Плющиков согласился встретиться с тобой. Жди его завтра в шесть часов вечера на третьей скамейке от входа в Парк культуры.

- Пашка! Как мне тебя отблагодарить?

- После сочтёмся, - загадочно говорит Пашка и кладёт трубку.
___________________________________

 » Глава 20

азавтра мой рабочий день начинается с нового письма Вениамина. Что ж, наш электронный роман продолжает развиваться. В этом письме, предварительно осыпав меня комплиментами, как и в прошлый раз, Вениамин задаёт мне несколько вопросов, чтобы «узнать меня лучше».

Вопросы вполне безобидные: как я люблю отдыхать, люблю ли я ходить в кино, в театр, часто ли я путешествую, как проходит мой обычный день и тому подобные.

К письму приложена ещё одна фотография. На этот раз Вениамин снят уже без кошки, но опять в симпатичном свитере, другого цвета и фасона. Интересно, кто ему эти свитера вяжет? Мать? Сестра?

Вкладываю всё своё обаяние в ответное письмо и тоже задаю своему электронному принцу несколько вопросов: о его семье, его хобби и увлечениях, как зовут его кошку, и так далее.

Интересно, как долго мы будем вот так переписываться? Скоро ли он созреет для того, чтобы пригласить меня на первое свидание?

Почему-то больше никто мне не пишет. Неужели во всём Интернете нашёлся всего один-единственный мужчина, чей взгляд я сумела привлечь? Где же обещанные «мешки писем»?

Впрочем, мне и нужен-то всего один муж, так что если у нас с Вениамином всё сложится серьёзно, то ситуация меня вполне устраивает.

Уже ближе к обеду в моём кабинете раздаётся звонок от следователя Гуляева. Немного удивлённая, я отвечаю на его приветствие.

- Татьяна Владимировна, мы могли бы встретиться сегодня в обед в том же самом кафе, где мы с вами разговаривали в прошлый раз? - спрашивает Гуляев.

Разве поспоришь с представителем закона? Разумеется, я соглашаюсь.

Через час я опять имею счастье созерцать рыжую шевелюру и карие глазки-буравчики капитана Гуляева.

- Татьяна Владимировна, - сразу переходит к делу следователь. - С какой целью вы заходили в прошлую субботу в квартиру, где жила Агата Полежаева?

Ого! Не спрашивает, была ли я там, а знает, что точно была. Вот это я называю «есть свой хлеб недаром»! Уже в курсе. Интересно, откуда? Наверное, старушку Ираиду Сергеевну пытал. А раз так, то врать нет смысла. Надо просто из двух целей, которые я преследовала, выбрать более безобидную, что я и делаю:
- Я приходила забрать себе кошку Агаты, - уж это заявление точно совпадёт с показаниями бабуси.

Но Гуляев не так-то прост:
- Забрать кошку - и всё? А для чего вы стремились попасть в её комнату?

Ай-яй-яй! Видать, одинокая бабушка Ираида рассказала следователю больше, чем мне хотелось бы.

- Ну, я хотела забрать кое-какие свои книги и кассеты, которые я одалживала Агате, - тут уж мне точно надо придерживаться той же версии, которую я задвинула старушке.

- Назовите конкретно, какие книги и какие кассеты, - не давая мне опомниться, нажимает Гуляев.

Тут я теряюсь, потому что вдохновенно врать я не мастак, а тем более вот так, с ходу, без подготовки.

- Ну, называйте же, - настаивает следователь, чувствуя моё замешательство. – Не можете? А я скажу вам, почему. Потому что вы не одалживали Агате никаких книг.

Глазки Анатолия Петровича буквально ввинчиваются в мои глаза, не давая отвести взгляд в сторону. В голосе звучит металл. Вот тебе и простецкая внешность. Колет меня по всем правилам следовательского искусства. Вопросы сыпятся, не давая мне опомниться:
- Вы хотели попасть в её комнату совсем с другой целью. Какой? Зачем вы расспрашивали соседку Агаты об обстоятельствах смерти вашей подруги? Почему вы этим так интересуетесь?

Под таким энергичным напором я не выдерживаю:
- Хорошо, я расскажу вам всё честно, только не надо обращаться со мной как с преступником. Я хотела попасть в комнату Агаты, чтобы посмотреть, не оставил ли убийца ещё каких-то улик.

От въедливого внимания следователя не ускользнуло это маленькое слово «ещё».

- А что, перед этим вы уже обнаружили какие-то улики?

Вот он, мой час торжества!

- Да, обнаружила.

И я рассказываю Гуляеву про загадочную записку на холодильнике, про подобную улику в деле Берсеньевой, про пять других похожих преступлений.

Слушая меня, Анатолий Петрович делает какие-то пометки в своём блокнотике, задаёт уточняющие вопросы.

Записку со словом «Завтра», которую я так и таскаю до сих пор с собой, он у меня забирает, внимательно рассматривает и тут же прячет её в свой блокнот.

- Вы спрашиваете, почему я так интересуюсь всем, что связано со смертью моей подруги? Дело в том, что мне не даёт покоя смерть Агаты. Мне кажется, это я виновата в том, что с ней случилось, что всё началось с того звонка по объявлению, которое показала ей я.

- А почему вы решили, что объявление о знакомствах связано со смертью Полежаевой?

Ну не буду же я рассказывать ему о своём визите к Бармину и о том, что я разместила своё объявление. Уж в моей личной жизни я никому копаться не дам!

- Я не знаю, - объясняю я, - мне просто так кажется, что гибель Агаты имеет какое-то отношение к тому злосчастному клочку бумаги, сорванному мной на остановке. Можете называть это интуицией, если хотите, ведь прямых доказательств, всё равно, нет. Я до сих пор не могу сказать точно, размещала ли Агата свои данные в Интернете. Но, может быть, я смогу ещё это выяснить.

Анатолий Петрович наклоняется ко мне через стол и сердито говорит:
- Зачем вы лезете в это дело? Если у вас есть комплекс вины перед убитой, сидите, лелейте его дома, а лучше вообще перестаньте считать себя виноватой. Не пытайтесь сами вести расследование. Подобные попытки, Татьяна Владимировна, могут закончиться ещё одним трупом. Вашим трупом, между прочим. Такие случаи уже были в моей практике.

Я встаю на защиту своего достоинства:
- Но ведь это я заметила то, что не заметили вы и ваши коллеги: записку убийцы! Если бы не я, этот факт так и остался бы вам неизвестен!

- Да, но что вы сделали, обнаружив этот факт? – ставит меня на место следователь. - Вы украли улику с места преступления вместо того, чтобы позвонить мне и рассказать о вновь открывшихся обстоятельствах. Ведь я оставлял вам свои телефоны. Вот что, Татьяна Владимировна, хватит воображать себя Шерлоком Холмсом! Если вы ещё раз попытаетесь вмешаться в ход следствия подобным образом, то есть, похищая улики и допрашивая свидетелей, я применю к вам соответствующие меры воздействия. Вы меня поняли?

Возражать в этой ситуации глупо, и я покорно киваю, уныло глядя в окно.
- Всего хорошего, - произносит Гуляев, вставая из-за стола.

- Всего хорошего, - бесцветным тоном отвечаю я, по-прежнему не отводя взгляда от окна.
___________________________________

 » Глава 21

аверное, с самого детства одной из самых негативных черт моего характера было упрямство, проявляющееся как реакция на слово «нельзя».

«Нельзя ходить по лужам!» - говорила мне мама, и, стоило ей на мгновение отвернуться, как я тут же забиралась по колено в грязную воду. «Нельзя грызть сосульки!» Мне самой бы, может, это и в голову бы не пришло, но раз сказано «нельзя», значит, обязательно надо сделать наоборот. «Нельзя рисовать на обоях!» - и в альбоме рисовать уже становилось совершенно неинтересно.

Когда я стала постарше, вместе со мной выросли и мои «нельзя». Теперь мне не разрешалось пользоваться косметикой, носить мини-юбку, возвращаться домой позже девяти часов вечера. Но все запреты меня только раззадоривали, и я в бурный период роста и взросления перенесла немало экзекуций за своё непослушание.

Так и теперь запрет Гуляева на вмешательство в расследование подействовал на меня, как сигнал трубы на старую полковую лошадь. То, что меня только что отчитали, словно маленькую девочку, только добавило мне спортивной злости. Я твёрдо решила, во что бы то ни стало, самостоятельно докопаться до истины.

Тем более что у меня на сегодня была назначена встреча с репортёром, который мог бы стать прекрасным источником информации, необходимой для моих дальнейших изысканий.

На третьей от входа в парк скамейке я сидела уже без десяти шесть. Погода была на редкость гадостная: ветер пополам с дождём норовил попасть за воротник моей куртки. Через пять минут я не выдержала и переместилась под прикрытие небольшого павильончика игровых автоматов метрах в пятнадцати от места встречи.

Оттуда мне было хорошо видно скамейку, на которой я только что сидела.

С опозданием в почти четверть часа, когда я уже начала понемногу терять терпение, из боковой аллеи вынырнула мужская фигура в куртке-«аляске» с капюшоном, низко надвинутым на лицо. Мужчина, не боясь промокнуть, плюхнулся на заливаемую дождём скамейку спиной ко мне и огляделся по сторонам. Он явно кого-то ждал. А значит, ждал меня.

Я не без сожаления покинула сухой и тёплый павильончик и двинулась к месту встречи. Так как я подходила с тыла, до последнего момента я не была видна ожидавшему меня человеку, и поэтому полной неожиданностью для него прозвучали мои слова:
- Здравствуйте, вы Плющиков?

Мужчина вздрогнул, повернулся, и из-под надвинутого капюшона озорно сверкнули такие знакомые глаза. Это был Шурыгин.

- Пашка! Что ты тут делаешь? Где Плющиков? Он что, не смог прийти? – немного придя в себя, засы́пала я его вопросами.

- Танюшка, погоди. Давай сперва найдём какое-нибудь сухое местечко, где мы могли бы спокойно поговорить, и я тебе всё объясню.

Я затащила Пашку в тот самый зал игровых автоматов, в котором только что скрывалась от дождя.

Помещение было полупустым. За несколькими автоматами сидели подростки, да в углу позёвывал прыщеватый парень в яркой бейсболке, очевидно, осуществляющий контроль за процессом. Увидев меня, он скуксился и сказал нахальным голосом:
- Девушка, опять вы сюда зашли. У нас тут не зал ожидания. Или играйте, или покиньте помещение.

Возвращаться под дождь не хотелось. Я протянула парню полтинник и он, сразу повеселев, разменял мне купюру на металлические пятаки.

Пашка тоже протянул полтинник и, разменяв его, сразу высыпал в мою ладонь все свои монеты:
- На, выиграй немного денег себе на машину, чтобы больше не шлёпать по дождю пешком.

Мы выбрали два автомата и взобрались на высокие табуреты перед ними.
- Ну, так где же твой Плющиков? – возобновила я прерванный разговор.

- Он здесь, - ответил Пашка.

- Не поняла. Где здесь?

- Плющиков – это я.

- То есть как это?

- А так. Ты что, никогда про псевдонимы не слышала? У нас, у журналистов, это обычное дело.

- Так значит, «А.Плющикова» в природе не существует? – произнесла я упавшим голосом.

- Ну, это как посмотреть. Я же говорю, что это я пишу под этим именем. Плющикова – девичья фамилия моей матери. У меня и другие псевдонимы есть. Бывает, в одном номере по два, по три моих материала выходят под разными подписями. Слушай, тебе зачем этот Плющиков понадобился? Ради редкой фамилии, что ли? Ладно, Тань, рассказывай. Кому, как не старому другу, можно доверить все свои секреты?

Я кинула монету в прорезь автомата, задумчиво посмотрела на завертевшиеся перед глазами картинки на морде «однорукого бандита», повернулась к Пашке и произнесла:
- Наверное, надо начать с того дня, когда я увидела это злосчастное объявление…
___________________________________

 » Глава 22

механически скармливала пятаки прожорливому металлическому монстру, впрочем, без особого успеха, и рассказывала Пашке обо всём, что происходило со мной в течение последних нескольких недель.

Рассказывала, как на духу, включая свой поход к Бармину, знакомство с Кожиным и с Вениамином. То ли грустный осенний дождь располагал к откровенности, то ли я подсознательно посчитала относящимися к убийствам и эти события.

Когда я закончила, Пашка озадаченно смотрел на меня:
- Ты что же, хочешь в одиночку размотать это дело? Зачем тебе это нужно?

- Паш, ну, во-первых, не в одиночку, потому что надеюсь на кое-какую помощь с твоей стороны, а во-вторых, если я это дело, как ты выразился, «размотаю», то из этого тебе можно будет сделать неплохой репортаж. Чуешь, материал-то какой благодатный: серийные убийства, жестокий маньяк и хрупкая девушка, то есть я, вычисляющая убийцу! Не меньше двух полос в номере!

- А ты не боишься стать просто парой строк в криминальных новостях в качестве жертвы, как твоя подруга?

- Но убийца же ничего не знает о моём существовании. В этом гарантия моей безопасности. Я же не буду бегать за ним по тёмным переулкам. Я попытаюсь вычислить его умозрительно. У-мо-зри-тель-но! С карандашиком в руке! А для этого мне просто нужно как можно больше информации по интересующим меня уголовным делам. Со мной, разумеется, никто даже разговаривать в милиции не станет, а у тебя, я знаю, есть свои каналы. Помоги, Паша!

Пашка не ответил «нет» сразу, а значит, уже наполовину готов был капитулировать: это я по его глазам поняла, поэтому, не давая ему опомниться, я продолжила наступление.

- Мне просто нужно получить ответы на несколько вопросов, касающихся смертей Агаты и Ларисы. Только немного информации. Ну, Пашуля, ну что тебе стоит?

Я заискивающе смотрела на Пашку. Сердце Шурыгина всегда было большое и доброе. Прожитые годы ничуть не озлобили его и не сделали черствым. Я знаю страшную Пашкину тайну: ему трудно отказывать людям, и я бессовестно пользуюсь этой тайной.

Я пошла на заключительный штурм:
- Пашенька, у тебя есть куда записать? Я знаю, у тебя всегда с собой блокнот. Вот и славно. Достань его, открой и запиши всего несколько вопросов любопытной женщины. Записываешь? Умница. Итак. Имело ли место ограбление Полежаевой? Какое отношение к убийству Полежаевой может иметь некий Вениамин? Мне нужен домашний адрес Берсеньевой, а также уточнить, принимала ли она снотворное, упаковка с которым была обнаружена около неё, и обнаружены ли на упаковке с лекарством её отпечатки пальцев? Что это за снотворное? Не была ли в ночь убийства или за день до этого у дома Агаты или Ларисы замечена чужая машина? Если да, то не запомнил ли кто-нибудь её номер или хотя бы марку и цвет? Не была ли обнаружена какая-нибудь распечатанная электронная переписка у обеих жертв? Не были ли обнаружены какие-либо следы или отпечатки преступника на местах убийств? Проверялся ли в обоих случаях замок входной двери на предмет использования отмычек?

Пашка едва успевал записывать за мной. Наконец, поставив последний вопросительный знак, он поднял голову:
- Ты обещаешь мне, что это расследование останется чисто умозрительным? – он посмотрел мне прямо в глаза.

- Обещаю.

- Ты обещаешь советоваться со мной?

- Хорошо, ты будешь моим доктором Ватсоном, - шутливым тоном ответила я.
Пашка схватил меня за плечи, встряхнул и повысил голос:
- Хочешь поиграть в сыщика? В Шерлока Холмса? В миссис Марпл? Поверь, чужая боль, чужой страх, чужая смерть – это не игра. Я достаточно долго варюсь в этом, чтобы иметь право так говорить. А ты не понимаешь, во что хочешь вляпаться.

- А для меня это не чужая боль, - тоже почти проорала я в ответ. - Это моя подруга убита!

Мы оба спохватились и оглянулись на парня в бейсболке, удивлённо таращащегося на нас из своего угла.

- Ладно, - уже спокойным голосом сказал Пашка, - я достану тебе ответы на твои вопросы. Не могу сказать точно, когда. Постараюсь поскорее. Я же тебя знаю: тебе всегда нужно было всё и сразу.

Я благодарно улыбаюсь Пашке и сползаю с табурета:
- Спасибо, Пашуля, ты золотой человек!

- Можешь зря не расточать свою лесть. Ты ведь своего уже добилась, - ворчит Шурыгин. – Лучше давай-ка двигать по домам. Дождь, кажется, уже закончился.

В моей руке, нагретая моим теплом, лежит последняя пятирублёвая монета. Я бросаю её в автомат, вешаю через плечо сумку, застёгиваю куртку, и мы направляемся к выходу.

Вдруг за моей спиной что-то звякает и раздаётся звон сыпящихся из автомата монет. Я смотрю на Пашку и издаю радостный вопль:
- Всё-таки повезло! Это добрый знак!

- Погоди радоваться, - говорит, оборачиваясь, тот.

Я тоже оборачиваюсь и вижу, что удача пришла не ко мне, а к щупленькому подростку, игравшему неподалёку от нас.
___________________________________

 » Глава 23

отвергла Пашкино предложение подбросить меня до дома на его почти новенькой «Тойоте», которой Шурыгин так гордился.

В другое время я бы с удовольствием прокатилась на авто вместо того, чтобы втискиваться в переполненный автобус. Но мы живём в противоположных концах города, я и так уже порядочно задержала Пашку со своими проблемами, а его ждёт семья.

Я царским жестом отпустила друга, о чём, впрочем, почти сразу пожалела. Дождь, лишь ненадолго притихший, припустил с новой силой и отравил моё возвращение домой.

Войдя в квартиру, я с наслаждением стянула с себя промокшую куртку и насквозь мокрые сапоги, чувствуя, что промерзла как цуцик.

К моему удивлению, Годзилла, которая каждый вечер обязательно выходила меня встречать, почему-то не появилась.

- Кис-кис-кис, - позвала её я, но кошка не вышла на зов.

Я начала её искать и через пять минут обнаружила в комнате, глубоко забившуюся под кресло.

- Киса, - ласково позвала её я, - иди ко мне.

Обычно легко откликающаяся на зов Годзилла, только жалобно сказала: «Мяу», - но убежища не покинула. Лишь волшебное слово «кушать» смогло заставить животное выбраться из-под кресла.

Как-то боком, с пришибленным видом, кошка двинулась на кухню.

Странно. Что-то тут не так. Я осмотрелась. Симпатичная стеклянная вазочка с карандашами и шариковыми ручками - цветов-то давно уж никто не дарил - разбитая, лежала на полу, хотя до этого мирно стояла на книжной полке. Карандаши цветным веером разложились среди осколков. Из-за журнального столика, стоящего возле дивана, я не сразу заметила это безобразие.

- Так вот в чём дело! – сказала я, входя в кухню и обращаясь к кошке. – Ты тут нахулиганила, а теперь тебя замучила совесть! Не бойся, я не буду тебя ругать. Это моя вина. Я должна была подумать о том, что ты без меня захочешь поиграть с моими вещами. И все-таки придется тебе в таком случае подождать свой ужин, пока я тут все приберу.

Кошка забилась под табуретку на кухне, провожая меня в комнату голодными глазами.

Наведя относительный порядок, я со вздохом сожаления отправила в мусорное ведро любимую вазочку, точнее то, что от нее осталось.

После этих кратких похорон без оркестра я открыла для кошки банку кильки в томате, сообразила себе огромную порцию чая в литровой глиняной пивной кружке – идиотском подарке коллег на прошлое восьмое марта, украшавшем полку с посудой, и присела за кухонный стол.

Есть не хотелось. Прихлебывая горячий янтарный напиток и чувствуя как, наконец, начинаю согреваться, я снова задумалась над запиской, которую отдала Гуляеву.

«Завтра».

Да что же должно быть в башке у этого убийцы, если он так хладнокровно назначает дату убийства, а потом пунктуально осуществляет свой план! Что там за тараканы у него в мозгах? И как эти ненормальные склонности суметь различить при встрече с ним? Ведь наверняка же он не соответствует теории Ломброзо!

Помнится, этот итальянский врач утверждал, что у преступника должен быть низкий лоб, сплющенный нос, большие челюсти и взгляд исподлобья. Давненько мне такие не попадались! Разве что у соседней пивнушки их полно.

Да и вряд ли Агата, Лариса Берсенева и прочие жертвы стали бы общаться с таким вот «красавцем» с внешностью неандертальца.

Скорее всего, преступник – интересный, видный мужчина, способный вскружить женщине голову.

Кошка поела, забралась ко мне на руки и замурлыкала. Гладя её пушистую спину, я задумчиво произнесла: «А ведь ты, наверное, видела убийцу, Годзилла. Если бы ты только могла разговаривать!»
___________________________________

 » Глава 24

роснулась я от зубной боли. Ныл коренной зуб справа. Давно ведь собиралась пойти сдаться врачу, но всё никак не могла решиться. Теперь не пойду – побегу. Пришлось отзвониться на работу и предупредить начальство, что появлюсь не раньше обеда.

Я выползла из дома, уныло держась за щёку.

Всю ночь шёл дождь, и перед моим подъездом вальяжно разлилась огромная лужа. Измерять ёё глубину своими сапогами мне не хотелось, и я решила обойти неожиданное препятствие.

Однако не тут-то было. С одной стороны лужа вплотную примыкала к невысокой ограде палисадника, а с другой, на совершенно сухом асфальте, стояла чья-то белая «девятка».

Иного пути, кроме как через водное пространство, не было.

Осторожно, на цыпочках, обходя лужу по краю, по мелководью, и одновременно пытаясь не измазать куртку об автомобиль, я чертыхнулась себе под нос, мечтая, что если бы в этот момент хозяин так неудачно припаркованной машины оказался поблизости, я бы высказала ему в лицо всё, что я о нём сейчас думаю.

К счастью для водителя, он так и не появился, потому что ноги я всё же слегка подмочила, растеряв вместе с этим остатки оптимизма.

В приёмной зубоврачебной поликлиники всё сияло белизной. У двери нужного кабинета обнаружилась небольшая очередь. Ещё пять или шесть таких же, как я, страдальцев с лицами мучеников сидели в удобных креслах, листая глянцевые журналы.

Застолбив себе место в очереди, я опустилась в ближайшее кресло, лелея больной зуб.

Скоро мне надоело блуждать взглядом по абсолютно белым стенам, и я взяла из кипы журналов на стеклянном столике первый попавшийся.

Им оказался журнал «Вязание». Я фыркнула: вот уж никогда особо этим не увлекалась, но за другим журналом вставать было лень, и я начала лениво перелистывать страницы с широко улыбающимися смазливыми девицами и парнями, одетыми в кофты, свитера, джемперы и пуловеры всех сортов и расцветок.

Перевернув очередную страницу, я чуть не выронила из рук журнал. С глянцевого листа мне широко улыбался Вениамин, сжимая в руках кошку. Это была та самая фотография, которую я получила вместе с первым его письмом.

Я вынула из сумки распечатанное на принтере чёрно-белое фото Вени. Две картинки отличались только цветовой гаммой.

Ещё через две страницы я нашла и вторую присланную мне фотографию.

Сомнений уже не оставалось. Некто, называющий себя Вениамином, пишет мне, используя чужие фото.

Оглянувшись по сторонам и убедившись, что все вокруг заняты каждый своим делом и не наблюдают за мной, я проворно запихнула журнал в сумку.

Так, это новое обстоятельство надо хорошенько обдумать.

Тут может быть несколько объяснений.

Скажем, этот пишущий мне человек, для удобства продолжим называть его Веней, стесняется своей внешности, считает, что, приложи он свою настоящую фотографию, ему никто не ответит.

Возможно такое? В принципе, возможно, но только если он довольствуется электронной перепиской, потому что при личной встрече обман сразу же раскроется.

Это может быть чья-то идиотская шутка.

Возможно такое? Возможно. В Интернете, говорят, полно придурков.

Ещё один вариант: этот человек скрывает своё настоящее лицо потому, что он вынашивает какие-нибудь преступные планы насчёт меня.

А ещё этот человек может оказаться тем самым, имеющим какое-то отношение к Агате, Вениамином, и совпадение имён вовсе не случайность. Допустим, они тоже познакомились через Интернет.

Возможно такое? Теоретически возможно. Агата назначала встречу с Барминым. Это я знаю наверняка. И Вениамин у нас с ней, не исключено, один на двоих - ведь Игорь говорил, что размещает все объявления на одном сайте. Вот этот Вениамин и мог написать сначала Агате, а потом, по случайному совпадению, и мне. А может, он вообще пишет всем подряд?

Мысли теснятся в голове, скачут, как белки. Меня опять бьёт сыскная лихорадка. Даже зубная боль как будто отодвинулась куда-то в сторону, уступив место суматошной работе разума.

Но тут подходит моя очередь к врачу.

Перед бормашиной сыскная лихорадка сдаётся. Собственные переживания заслоняют проблемы, ещё минуту назад так беспокоившие меня.

Всё моё существо сейчас сосредоточено на этом дёргающем болью коренном зубе. Я, заранее решившая перенести пытку без единого звука, начинаю позорно подскуливать в тон звуку бормашины.

Экзекуция продолжается двадцать минут, кажущиеся мне вечностью. Наконец, счастливая, трогающая изнутри языком свежезапломбированный зуб и не верящая, что это он принёс мне столько страданий, я вылетаю на улицу.

Рой мыслей о таинственном Вениамине опять копошится в моём мозгу. Мне нужно выяснить, переписывалась ли Агата с «моим» Вениамином. Но как это сделать? Буду надеяться, что эти сведения будут среди тех, что обещал накопать для меня Паша Шурыгин.
___________________________________