Жена моего врага (СЛР,приключения,18+)

 » Глава 9. Свои, родные

Глава 9. Свои, родные

Идя по деревянным мосткам уже знакомой дорогой, Алексей думал только о том, с чего начать разговор. Что сказать единственной для него женщине: «Прости, что я – не он»?
У знакомого подъезда он стал свидетелем жестокой драки двух котов. Один был рыжим, другой – чёрным, шерсть клочками летела и с того, и с другого. Лёха с усмешкой мысленно сделал ставку на рыжего, но чем дело кончится, не удалось узнать – с балкона вылили тазик воды на дерущихся. Хорошо хоть чистой, капли попали мужчине на джинсы. Коты, взвизгнув совершенно по-человечьи, разбежались в разные стороны.
«Так и с нами ещё не решилось…» – подумал лейтенант о себе и Тимуре.

Егоров позвонил, двери открыла Настя.
– Настя, кто? – услышал он родной голос.
У него перехватило дыхание, на мгновение показалось что он – «Берц», офицер спецназа – вот сейчас в этом коридоре просто бухнется в обморок. Он опёрся на стенку и присел на полу на корточки, сердце словно остановилось
– Свои! – закричала девочка.
И тут же навстречу мужчине выбежал и Жорик. Он с разбегу обнял Лёху и закричал:
– Папа, папочка, мой пришёл!
Лёха сидел на полу, а маленькие детские руки вытирали его слёзы.
И тут, наконец-то, вышла Варя. Она подошла к нему, и все вместе они помогли мужчине встать.
Он неловко стал вытаскивать деньги из карманов, они рассыпались по полу.
– Вот… надо… сыну форму покупать… дочке платье… – бормотал Лёха.
Оказалось, что всё уже куплено. Только потом Варя сказала, что ей нужно срочно купить зонт, потому что старый – никуда не годный, и они ушли вдвоём.

Они гуляли, целовались под новым зонтом, тесно прижимаясь друг к другу.
– Пойдём к тебе, – прошептала она.
– Так ведь я, Варя, у друга остановился, а у него две комнаты, двое детей и тёща, а до этого я у Костиной мамы на кухне ночевал.
Влюблённые сели на электричку и уехали за город. Как только за окнами вагона зазеленел лес, они вышли на незнакомой станции.
Они углубились в лес, и Лёха сразу безошибочно вывел их на поляну. Полянка встретила влюблённых пением кузнечиком в высокой сочной траве, ароматом медуницы, ирисов и земляники. Алексей постелил свои шорты и майку на траву, и они легли рядом, замерли, чтобы посмотреть друг другу в глаза.
– Лёша, Лёшенька… милый, любимый… – Варя стала целовать его в губы и в брови, пока он сам не поймал ее губы своими и поцеловал.
Кружилась голова, перехватывало дыхание. Так долго они ждали этого мгновения.
Дольше всего пришлось снимать Варины лосины, так они сидели в облипочку, но зато они стянулись вместе с трусиками.
В зелёных Вариных глазах Лёха увидел смешные жёлтые точки, словно у котёнка. Нос обгорел, и вся она, кроме очень белого животика, была цвета румяного яблока.
– Загорала?.. – хрипло спросил он.
– Ага, только живот не загорел.
– Не только, – прошептал Лёха и сполз вниз, целуя и мягкий живот, и ниже, где кололись пробивающиеся тёмные волоски.
Варе было немного стыдно, у неё впервые было такое – под огромным небом, словно у всего мира на виду.
Её мужчина снова вернулся к её губам и очень ласково стал ласкать грудь. Варя и сама не ожидала, что так заждалась этой близости, словно ей вновь было семнадцать лет, и никого у неё не было. Всё тело звенело от желания, словно струна. Она захотела, чтобы всё случилось быстрее: стала ласкать рукой то, что так жаждало принять её лоно. Лёха вздрогнул. Это было так нежно и приятно, кровь пульсировала везде: в висках, в груди, в паху, даже, казалось, начался жар. Когда они стали одним целым, он снова вернулся к её губам, поцелуй был словно зеркальным отражением того, что происходило с их телами ниже, в месте соединения. Всё закончилось очень быстро. В голове у парня словно фейерверк взорвался. Лёха ничего не мог с собой поделать – он так давно её хотел. Чтобы помочь Варе достигнуть блаженства, Лёха спустился вниз и раскрыл руками лепестки её плоти. Нескольких движений языка по её набухшей вишенке хватило, чтобы спазмы женского лона доставили и мужчине, и женщине восторг и наслаждение.
Варя застонала, и он увидел слёзы в её счастливых глазах.
Они лежали, обнявшись. Над ними плыли облака, лес затих, словно прислушиваясь к симфонии их любви. Сияло ласковое солнце, а потом закапал слепой дождик, словно улыбка сквозь слёзы. Они чувствовали себя под огромным небосводом как Адам и Ева, ещё не изгнанные из рая.

Было удивительно легко и радостно возвращаться в город. Они по очереди говорили по телефону с детьми, уговаривая их ложиться спать. А потом снова целовались, смеялись, радовались тому, что они принадлежат только друг другу.
И тут вновь раздался телефонный звонок:
– Мама, папа нашёлся! Он забрал шкатулку и меня ударил! Мама, я живая, а Жорик лежит и не встаёт! Он меня защищал! Мама! – рыдала Настя по телефону.
Они бежали по пустым улицам быстрее ветра. Она не успевала за ним, и Лёха, боясь бросить Варю, просто перекинул её через плечо и побежал как мог.
В квартире было тихо. Они увидела, как Костина мама, вернувшись от соседей, пыталась влить в рот девочке валерьянку. Оказалось, что это «корвалол».
Он пытался дозвониться майору Гладышеву, но у того телефон был вне сети.
Жорка уже очнулся, из ушей у мальчика текла кровь, и им оставалось ждать скорую помощь. Ребёнка тошнило, он просил пить, и Варя качала его на руках, шепча мальчику нежные слова.
Алексей вышел в коридор, надеясь встретить либо милицию, либо кого-то из ФСБ. Но наружное наблюдение ФСБ-шники ещё не поставили, просто ограничились видеокамерой в подъезде. А вот на неё осторожный, как зверь, Тимур набросил тряпку. Из-за неё весь подъезд провонял бензином. Лёха подумал, что Тимур ни к детям пришёл, ни к жене любимой. Он шёл за медальонами, чтобы сдать их хозяевам и получить деньги.
И тут мужчине отчётливо вспомнилась и марка новой машины, купленной якобы Костей, и даже номер он припомнил. Ему сейчас нужна была помощь милиции, но в телефоне вновь и вновь звучало: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

 » Глава 10 Бой

Провинциальный городок спал. Скорая помощь приехала быстро, всей семьёй они поехали в больницу.
Мальчика приняли сразу, отвезли на каталке куда-то за выкрашенную белой краской дверь, куда не пустили ни Варю, ни Алексея. Врач был молоденьким худеньким мальчиком, похожим на воробышка. Он вернулся к ним через полчаса и успокаивающе сказал: «Перелома черепа нет, сотрясение небольшое, сделаем перевязку и в палату».
Алексей просто чувствовал, как уходит драгоценное время, для того чтобы догнать Тимура, и он, оставив Варю с Настей в приёмном покое, вызвал такси.
Как только машина отъехала от больницы, он попросил таксиста, молодого парня, остановиться, аккуратно «вырубил» парня и положил на лавку у какого-то подъезда. Машина таксиста была новая, и, слава богу, с навигатором.
Правда Лёха и так хорошо понимал, что Тимур будет прорываться к трассе на Москву. Дороги в Елецке, как и в большинстве таких небольших городов в Росси, были хуже среднего, и, если бы не его армейская реакция, он раз пять бы улетел в кювет.
В машине закончилась очередная песня охрипшего Лепса, когда Алексей наконец-то выехал на показавшейся ему почти взлётной полосой трассу Москва – Уфа.
Он гнал под двести. Ему сигналили фуры дальнобойщиков, явно принимая его за смертника или каскадёра.
И всё-таки он смог догнать машину Тимура. Это был он на чёрной «субару». Это был его госномер. Лёха боялся только одного, что Тимур мог продать машину, и теперь за рулём кто-то другой.
Егоров поравнялся с «субару». И, так как вечер был жаркий и стекло у машины было опущено, ему хватил нескольких секунд, чтобы узнать этот ненавистный профиль. Егоров пошёл на столкновение, ударил сбоку по машине, и водитель, не успев вырулить, вылетел в кювет. Подушки безопасности в машине Тимура сработали исправно, а вот таксист, видно, купил битую машину, его подушки безопасности от столкновения не сработали. Но Лёхе это было только на руку. Он вытащил оглушённого Тимура и стал связывать тому руки ремнём.
Наёмник очнулся довольно скоро, быстрее, чем Лёха успел зафиксировать его руки и лодыжки. Алексей провёл удар ногой в подбородок, и спецназовец прикусил себе язык. Всё-таки у предателя, видно, давно не было контактного боя. Похоже, он стал специалистом по убийствам из-за угла и из хорошей оптики. Хотя реакция у Тимура была хорошая, но она его не спасла. Те, кто учил Алексея защищать Родину, заодно и спасали ему жизнь. Он провел коронный удар своего учителя, прямо пальцами в гортань. Удар был сделан с такой быстротой и филигранной точностью, что враг, потеряв сознание, рухнул, и очнулся уже в машине связанный, без вариантов освободиться.
Егоров возвращался в город. На переднем сиденье машины лежала шкатулка с медальонами – последний поклон родным погибших солдат и офицеров.
Алексей нашёл свой и надел, металл приятно холодил тело. Другой, Костин, положил в карман рубашки. Этому медальону не пришлось быть долго в обществе ненавистного соперника.
И тут, наконец-то, майор Гладышев перезвонил сам.
Когда они встретились на городской окраине, полицейский обнял спецназовца.
– Ну ты даёшь, Лёха!
– Майор, я тут не при чём. Ты с ребятами его на себя запиши.
– Теперь точно квартиру трёхкомнатную дадут.
– Машину таксисту верните. Правда, поцарапал немного.
– Да он так рад будет, что нашли. У нас, если что угоняют, без вариантов «висяк». У меня кореш в ГИБДД работает, чисто оформим, не беспокойся.
– И моей Варе не проговорись.
– Да не в жисть. Это всё равно, что своей сказать, что я на лодку-моторку собираю. Что я, камикадзе?
– Вот и езжайте, а я к Варе и детям.
Он ничего не боялся, Алексей Егоров, русский офицер, кроме слёз любимой женщины и детей, уже ставшими ему родными.
Остаток этой непростой ночи он провёл у постели возлюбленной. В больнице ей сделали успокаивающий укол и, видно, перестарались с дозировкой. Варя была словно сомнамбула, сонной и безразличной. А Лёха то засыпал, то просыпался и проверял, дышит ли она. Настя стонала во сне и даже что-то бессвязно шептала. Он погладил девочку по голове. Та проснулась и вцепилась в его руку, да так и не отпустила до утра от себя.
Проснулся Алексей от великолепного запаха любимого блюда – пельменей. Варя варила эти злосчастные пельмени. Он ещё удивился – куда столько? А Варя, не глядя ему в глаза, перечислила: и Алексею, и Жорику с мальчишками в больнице, и Тимуру в тюрьму.
Варя положил судки в сумку и вышла из дома. Автобусы в городке ходили плохо, и она решила пойти пешком. Маленькой девочкой и позже подростком она знала, что в этом старинном здании бывшего дворянского собрания сидят самые главные разведчики в городе. Конечно, она учила историю в школе и знала о репрессиях, но этот красивый дом никак не ассоциировался в её сознании с застенками. Из современного антуража у здания был высокий кованый забор.
Поднявшись по ступенькам и еле справившись с массивной деревянной дверью, Варя вошла и совершенно растерялась, не зная, к кому обратиться и что сказать. Строгий часовой за стеклянной перегородкой по переговорному устройству запросил у неё пропуск и спросил имя следователя.
Варя никаких фамилий не знала, и назвала свою – Колыванова.
Офицер куда-то позвонил и вежливо сказал женщине, что её мужа увезли ночью спецрейсом в Москву. Пропуск ей выписывать не стали – ну неинтересна она была этому ведомству. Варя, почти успокоившись, вышла и с ещё тёплыми судками поехала к сыну в больницу.

Жорка лежал с перевязанной головой в палате. Кроме него, были ещё пятеро мальчиков. Они уважительно посмотрели на огромного папу их нового соседа.
– Папа, а я совсем не плакал на перевязке! – гордо похвастался Жорка.
– Ничего сынок, прорвёмся. Мама тут тебе пельменей прислала, а я тарелки одноразовые захватил. Всем хватит.
Алексей стал накладывать горячие пельмени и разносить по палате мальчишкам.
Потом юные знакомые провели Алексею ликбез по компьютерным играм, и Лёха даже сам смог осилить эту премудрую задачу. Судя по восторженным крикам мальчишек, у него неплохо получалось.
Варя наблюдала всё это в приоткрытую дверь. А потом она потом вошла, поцеловала сына и попросила Алексея выйти с ней в коридор.
– Тимура увезли в Москву.
– Так надо, наверное.
– У тебя ведь там квартира. Можно мы поживём у тебя с детьми, пока всё не выяснится?
Конечно, он согласился, правда, на время отсрочил себе «казнь», сославшись на травму Жорки.
Жалел ли он, что не убил Тимура? Ни секунды. Если бы это было в бою, без сожаления бы выстрелил. Он хорошо сделал свою работу, и Тимур ответит за все смерти и за предательство.
Варя выглядела уставшей: бессонная ночь и страх за детей не прошли даром. Она, ещё вчера светившаяся светом любви, сегодня словно поблекла. Яркий сарафан только подчёркивал её усталость и какую-то обречённость. Она была похожа на раненную птицу с перебитым крылом.
Вечером Алексею хотелось быстрее остаться с любимой наедине. Уложив детей, он попытался обнять Варю, но та отстранилась и, пожелав ему спокойной ночи, закрылась в спальне. Анна Викторовна тоже уже спала.
Алексей лёг на раскладушку в кухне и пытался заснуть. Он запрещал себе думать о том, что будет делать Варя.
«Останется с Тимуром?.. А если пожизненное?.. – И снова одёргивал себя: – Не думать, не сметь думать, просто ждать…»
Утром пришла Варина мама. Сменив гнев на милость, она согласилась посидеть с детьми, пока Варя съездит в Москву.
– Жорка пока в больнице поваляется, а уж с Настёной я справлюсь. Езжайте, – разрешила Галина Михайловна.

Они поехали на автобусе. Лёхе было грустно. Может, эти часы с любимой женщиной последние, что дарит ему судьба.
Поехали налегке. Варя взяла всего лишь небольшую сумку-рюкзак. Всё это Алексей положил на полку в автобусе. Он был рад вот так сидеть с любимой рядом. Ему захотелось узнать о ней больше. И он начал расспрашивать её о детстве, о маме…
Оказалось, мама у Вари простая школьная уборщица, а высшее образование Варе помог получить отец. Он ушёл из семьи, когда ей было семь лет, долго не давал о себе знать, до самого Вариного выпускного. Отец смог закончить институт, женился на москвичке, и только детей у него так и не было больше.
Он забрал дочь учиться в Москву, но с новой семьёй не знакомил. Правда помогал выжить в дорогой, в прямом смысле, столице. Варя познакомила его с Тимуром и даже благословение успела получить. А потом обширный инфаркт… и никого, кроме Тимура, рядом. Он был такой сильный, смелый.
С Тимуром она познакомилась, когда он с друзьями курсантами пришёл в их пединститут на дискотеку. Он выбрал её и не отходил весь вечер, но, когда ребята-дагестанцы из другого вуза затеяли драку с «местными», он заступился за Варин факультет. Потом ему даже объявил благодарность проректор по воспитательной работе.
Варя влюбилась сразу, и за всё время учёбы так и не завела подругу. Она была молчуньей, и соседки не задерживались в её комнате. Она даже и не замечала, что живёт уже с другой девочкой. Они строили планы, как Тимур окончит училище ВДВ, получит назначение, а Варя потом к нему приедет.
Он не торопил с близостью, и она сама отдалась любимому, так верила, так любила. Они были оба девственны, неумелые, но искренние в своей жажде любви. Продавленная сетка старенькой общаговской кровати была и ложем страсти, и уже позже колыбелью для дочери Насти. Когда Варя родила, Тимур ушёл служить солдатом. Когда он вернулся, то был разочарован, что первенец – дочка. Очень обидно вёл себя, не беря Настю на руки, когда та плакала; не помогал, когда она болела; не вставал по ночам, когда дочь температурила.
Даже в постели стал другим – жадным до новых ощущений и смеявшимся над Вариной стыдливостью и робостью.
Конечно, этого она Алексею не рассказала, просто поведала, как счастлива со своими детьми. Это самое светлое и радостное событие всей её недолгой жизни с мужем.

Они сидели с Алексеем в кабинете следователя на Лубянке. Того мучил шейный прострел. Смотрелся он, как горбун из Нотр Дама*, но взгляд был суров и непреклонен.
– Он вам кто?
– Муж, – сказала Варя.
Алексей просто кивнул, подтверждая.
– По документам он мёртв. Вы утверждаете, что ничего не знали о его «работе».
– Я действительно не знала, вернее, думала, что он воюет, но за наших.
– За наших – это за кого? – оживился следователь.
– За русских, за Россию, – поправила женщина сама себя.
– Прочитайте, подпишите.
– А суд когда?
– Вас вызовут, а может, и нет. Вы же не свидетель, не участник. Спите спокойно, он же умер. Вы его похоронили, поминки, наверное, справили.
– Да, справила.
– Вот и живите дальше, свободной и счастливой.

Свойства всех казённых помещений – давить людям на психику, даже невиновным. Алексей чувствовал, как Варя дрожит от холода в этот жаркий день. Он пожалел, что не взял пиджак и теперь не может помочь Варе согреться. Потом они купили в уличном киоске горячий кофе, очень даже неплохой, в меру крепкий и сладкий, и блинов. Варя от блинов отказалась, выпила кофе и умоляюще посмотрела на мужчину.
– Лёша, я так устала, давай уже быстрее домой.
Ему было стыдно признаться, но денег на такси у него не было. Ремонт машины, ремонт Костиной квартиры, а ещё одному хорошему парню, бывшему сослуживцу, купил и подарил панели для «бронежилета».
Он, чтобы преодолеть неловкость от Вариного отчуждения, начал рассказывать, как им надо самим покупать себе амуницию, и ни на чём не сэкономишь, цена – жизнь. У сослуживца были то похороны, то крестины в семье, а жизнь его государству не так важна, как жене и малышам-двойняшкам.
Варя его не слушала, думала о чём-то своём, но шла с Алексеем под руку и невольно прижималась ближе, пытаясь согреться.
Наконец-то они переступили порог Лёшиной квартиры.
Варя легла спать рано, отказалась от ужина. Лёха, даже не разогревая, ел на кухне холодные макароны с кетчупом, потом смотрел на кухне телевизор без звука. Он боялся заснуть: вдруг позовет… Не позвала.
Утром оказалось, что женщина уже собрала сумку. Лёха лежал на кухонном диванчике и слышал, как она вызывала по телефону такси.
«Ну, вот и всё, не пойду провожать. Спать!» – приказал сам себе и уснул, так измотала его эта ночь напрасного ожидания.

* Горбун из Нотр Дама – персонаж из анимационного фильма студии Дисней (1996 год).

 » Глава 11 Заключительная

Глава 11

Варя уехала. Лёха, чтобы не запить от беспросветной тоски, затеял ремонт. С деньгами было напряжённо, сидел на макаронах, да ещё по старой дружбе ему привезли ящик просроченной тушёнки. Тушёнка была ещё советская, действительно с мясом, а не непонятно с чем, как современная.
Он и спал, и ел, и даже лишний вес стал набирать… Время будто остановилось.

А потом его вызвал следователь, тот самый – с больной шеей.
– Присаживайся, лейтенант. Вот, ознакомься.
Почерк у Тимура был неплохой, мелкие, словно бисеринки буквы, ровные строчки.
«После миномётной атаки я понял, что будут идти на штурм, поэтому, оставив укрытие, поспешил к лестнице. И как раз успел, бросил гранату. Первый боец был ранен или убит. Пока первый номер падал, я успел выстрелить его напарнику в незащищённое место, между шлемом и бронежилетом. Потом снял с обоих жетоны, перепачкавшись в крови, и взвалив амбала, который всё ещё был жив, вышел к федералам. Сказал, что снайпер жив, и сам слышал приказ бомбить дом.
Нас обоих отправили в госпиталь. В госпитале меня записали, как Константина Емельянова. Я вызвался сопровождать раненого Егорова в Москву. Я должен был исчезнуть, потому что Лёха этот меня узнал, в бреду называл моё имя. Убить его было невозможно, рядом всегда были люди.
Вернуться к семье я боялся, казалось, что за мной следят. Мои хозяева обещали меня переправить за границу, как только я добуду паспорт убитого мной офицера. Что я и сделал. Это было нетрудно. Меня сгубила жадность. Я вернулся за жетонами, в шкатулке их было ни на одну тысячу долларов. Я хотел начать жизнь с чистого листа в свободной стране».
– Прочитал, а теперь вот смотри, – и следователь положил листок с номерами жетонов, тот самый, что Алексей отдал Бате.
Только теперь листок был прикреплён к официальному бланку, и напротив каждого номера стояла фамилия, имя, год и место рождения.
Успел Батя, смог спасти – как всегда спасал – пусть не жизнь, но честь своих ребят. И пусть ни Лёха, ни его командир многих и не знали, но это были «свои». Ведь все мы по большому счёту твои, матушка-Россия, сыновья! А те, кто пасынки и сыновний долг отдавать не спешат, или не хотят, – о тех и память коротка.

***
Варя вернулась из Москвы. И, только обняв детей, она успокоилась. Всё позади. Какая любовь, мужчины и прочее… Дети – вот счастье! Пусть и тяжело одной, без мужчины, но это даже лучше – всякие глупости не будут в голову лезть.
Она помирилась с мамой. Когда дети спрашивали о папе, она терялась, не зная, что ответить.
Но однажды Жорка спросил:
– Мама, а папа Лёша в командировке?
– Он живой? – уточнила дочь.
В это время они сажали картошку на маленьком участке возле маминого дома.
– Какой он вам папа, просто хахаль! Поматросил и бросил! – запыхавшись от работы, отрезала бабушка.
– Дядя Лёша просто друг, он живёт в Москве.
– А когда мы в Москву вернёмся, мама? Я так по нашему двору соскучилась, по подружкам.
– И я, и я! – закричал Жора.
Дети, её такие смелые и стойкие дети, расплакались.
Варя бросила лопату и, присев на корточки, обняла прильнувших к её плечам малышей.
– Расти, расти неженок. Жизнь – она крокодил, слопает, не подавится! – вещала старуха.
– Всё будет хорошо, мои золотые. Вот летом поедем на экскурсию и всех проведаем: и друзей, и подруг.
– И папу Лёшу? – снова вернулся к запретной теме Жорик.
– Всё, работать! А то зимой без картошки кто-то останется, – закончила разговор Варя.

В зале на диване спала мама и дети, Варя – в спальне. Хорошо, что кровать детская была двухъярусная, а то бы пришлось Насте спать с храпящей бабушкой.
У Вари ныли плечи и ноги после дачных работ, но только уснула, как ей приснился он – Лёша.
Одет он был как жених, с цветком в петлице, и невидимые гости всё кричали «горько». А вот невесты Варя не увидела, но чувствовала, не она стоит рядом с дорогим и любимым мужчиной. Лёха выглядел во сне усталым и грустным.
Варя проснулась, встала и пошла в ванную. Там, зажав ладонью рот, зарыдала в голос.
– Ну почему, почему всё у меня не так, как у людей. И красотой Бог не обидел и умом, и дети такие чудесные, а всю жизнь жить одной. За что, Господи, за что!
И сама себе уже мысленно ответила: это был знак. Ведь могла потерять сына. Поэтому ничего не надо менять.
Потом она представила, как они вернутся в Москву, к Лёше, в его однокомнатную квартиру. Снова мужчина наденет ярмо ипотеки, и всё опять по кругу. Ну не в наёмники, так в киллеры пойдёт, где денег-то взять, с банком расплачиваться? Они начнут ссориться, а если ещё и маленького Алёшку родят, а Варе очень бы этого хотелось, то – вообще край. Она, сама того не замечая, пересказывала сюжеты любимых мамой сериалов.
Слёзы высохли. «Нет, не судьба! Пусть себе живёт там, женится, пусть даже на этой Катьке, – всё равно…»
Если бы кто-нибудь сказал семнадцатилетней Варе, что так вот обернётся её жизнь, а её любовь кончится грязью и болью, – она бы не поверила. Если бы кто-то показал Варе её, нынешнею, такую вот, плывущую по течению жизни, – она бы удивилась. Всегда думала, что смелая и храбрая, до отчаянности, теперь вот дорогого своего человека другой отдаёт и смиряется.
А теперь вот и сил любить нет. Вернее, её любовь к Алексею всегда с ней, но пусть так и останется: он сам по себе, она с детьми отдельно.

А Алексей, ничего этого не зная, делал ремонт и, выбирая обои, думал о ней: понравятся они Варе или нет. А если утеплить лоджию, то там можно сделать кухню, а из кухни детскую, но делать это без Вариного согласия показалось ему смешным и глупым.
Лёха наконец решился, просто сел в поезд и поехал в Елец.

В городе цвела сирень. Оказалось её здесь так много, и яблонь, и груш, что этот аромат просто кружил голову, как и ожидание встречи с любимой.
Он подъехал к дому и увидел саму Варю. Она сидела на скамеечке и перебирала картошку, на голове миленькая косыночка.
Розы нежно-абрикосового цвета он вёз из самой столицы.
Сначала Варя почувствовала аромат, нежный и почти забытый, потом увидела знакомую футболку, голубые глаза и ёжик рыжих волос.
Они стояли, обнявшись, на виду у всего двора.
– Ждала, верю. Ты жди меня, Варя, мне больше ничего не надо в жизни.
С балкона на них смотрели дети, Варина мама, соседи.
Галина Михайловна, утирая слёзы фартуком, всё же не удержалась, чтобы не съязвить:
– А тёщу, значит, побоку?
– Что вы, Галина Михайловна. Мы пока вот с Варей ремонт поедем делать, потом будем решать квартирный вопрос.
– Надеюсь, к школе решите.
– Я постараюсь.
– Вот и ладно. Уже голубцы поспели, айда кушать.

Так счастливо закончилось эта история.
А потом в Настиной шкатулке появится благодарственное письмо от Министерства Обороны России. Благодарность за возвращение памяти о погибших: стране, детям, матерям и жёнам.

P.S.
Что остаётся от человека после смерти? Дела, фотографии, видео… А от бойцов и офицеров ещё жетоны или медальоны смерти.
Они бывают разные: простые с уникальным номером, выданные в военкомате, или с гравировкой родов войск, с иконами… Все они – последний привет погибшего, «похоронка» современной войны.
И смерти нет, пока жива память обо всех не вернувшихся с войны: и той великой, что была семьдесят лет назад; и локальной, о которой передавали вчера в новостях.

Я почему-то думала, что эта история закончится трагически. Уж больно тягостно всё было у главных героев. Варя почему-то всё время отталкивала от себя возможность счастья с Лёшей.
Спасибо за оптимистический конец истории. Особенно хорошо прозвучало напоминание о памяти к ушедшим, и героям освободительных войн особенно.
Не выше того предназначения, чем "положить душу за други своя".