Karmenn:
15.05.23 11:06
» Глава 5
перевела
Karmenn
отредактировала
Sig ra Elena
украсила
Анна Би
Оливия содрогнулась.
- Та песня... Словно голос из могилы.
— Не хотите рассказать?
Тад вроде как предлагал, но прозвучало скорее как требование.
- Это печальная история.
- Я как-нибудь переживу.
Они подошли к скамейке у дорожки, и Тад жестом указал на нее, но Оливия не захотела садиться. Ей просто не хотелось смотреть ему в лицо. Но возникло желание ему исповедоваться. Хотелось ослабить броню, за которую держалась так крепко, что просто задыхалась, и рассказать этому едва знакомому мужчине то, на что подруге Рэйчел могла только намекнуть. Поскольку Оливия шла впереди Тада, ей не приходилось смотреть ему в глаза.
- Адам был хорошим тенором, но отнюдь не великим. Ему больше удавались не требующие неимоверных усилий роли comprimario — роли второго плана. Сильное желание у него имелось, но он не обладал инструментом, чтобы справляться с большими партиями.
- В отличие от вас.
- В отличие от меня. - Оливия к тому же работала усерднее, чем Адам, но она ведь работала больше, чем почти все в их круге, и не могла винить его за то, что он за ней не поспевает. - У нас было все общее — музыка, наша преданность карьере. Адам посещал школы и рассказывал ученикам о музыке. Он отлично ладил с детьми. Любил животных. Милый, чувствительный мужчина. И он обожал меня. - Она перешагнула через каменистую канаву на более ровную тропу. - Когда он сделал мне предложение, я согласилась.
— Вы его любили?
- Он был идеальным. Как я могла его не полюбить?
— Значит, вы его не любили.
Оливия поколебалась.
- Я была счастлива.
— За исключением тех случаев, когда не были.
За исключением тех случаев, когда не была. Она замедлила шаг, чтобы не поскользнуться на сланце.
- Я знала, его беспокоило, что я была на вершине карьеры, которой он сам не мог достичь.
К ее стыду, зачастую она пыталась принизить себя, чтобы не задеть его. Она отказывалась от ролей, которые следовало принять, а когда репетиция или спектакль особенно удавались, преуменьшала их успех. Но Адам все равно узнавал. И все больше замыкался в себе. Иногда он огрызался на нее по какому-нибудь мелкому поводу. Потом всегда раскаивался и винил в своем плохом настроении недостаток сна или головную боль, но Оливия знала настоящую причину.
Тад с Оливией свернули за поворот.
- Я не терплю неудачи, и у меня очень хорошо получается предаваться самообману. Хотя я становилась все более и более несчастной, я не признавалась себе, что разлюбила Адама.
— Поскольку ни в одном из тех колец, которые вы так любите носить, не сверкает бриллиант, предполагаю, что вы наконец опомнились.
- Слишком поздно. - Мысли об этом все еще заставляли ее поеживаться. - За неделю до свадьбы я ее отменила. За одну неделю! Самое сложное, что я когда-либо делала. Худший поступок в моей жизни. Я слишком долго тянула и разбила Адаму сердце.
— Все лучше, чем обрекать его на неудачный брак.
- Ему так не казалось. Он был опустошен и унижен. - Нельзя увильнуть и умолчать о последующих событиях, и Оливия, наконец, посмотрела на Тада. - Он покончил с собой два с половиной месяца спустя. Ровно девятнадцать дней назад. - У нее перехватило горло. - Оставил предсмертную записку. Точнее, предсмертный емейл. В духе современности, верно? Он написал мне, как сильно любил меня и что я разрушила его жизнь. Затем нажал «отправить» и застрелился.
Тад поморщился.
- Жестоко. Убить себя — это одно, а обвинять в этом кого-то другого... Это низко.
Оливия окинула невидящим взглядом окрестности.
- Адам был такой чувствительной натурой. Я это знала, и все же. Следовало бы больше думать. Надо было порвать с ним, как только стало ясно, что из этого ничего хорошего не выйдет, но победило мое упрямство.
- Последний телефонный звонок вам… Записка, которую вы получили вчера... Ведь эта история еще не закончилась?
Тад намного умнее, чем кажется с виду.
— Пришли еще две записки.
- В той, которую я видел, говорилось: «Это твоя вина. Чтоб ты подавилась». Остальные в том же духе?
- В первой: «Навечно запомни, что ты сотворила со мной». Утром, когда начался наш тур, была еще одна. «Ты сделала это со мной». - Над головой шумно кружил вертолет. - До сих пор я думала, что он написал записки перед смертью и нашел людей, которые отправили их за него по почте. Но тот телефонный звонок... Это из вокальной записи, которую он сделал.
- Очевидно, что звонил не он.
- Должно быть, тот, кто отправил письма по почте. Я не возьму в толк. Адам ведь никогда не был мстительным.
— Пока не отправил вам свое предсмертное письмо.
- Это было мучительно больно. И эти записки...
- Либо он спланировал все до того, как покончил с собой, попросил кого-то отправить записки и сделать этот телефонный звонок, либо у вас есть враг по эту сторону могилы. Вы хоть представляете, кто это мог бы быть?
Оливия колебалась, но зашла уже так далеко, что вполне могла сделать последний шаг.
- Его сестры в горе, и они обвиняют меня. Адам и его две сестры росли без отца. Он был золотым ребенком. Мать и сестры души в нем не чаяли. Каждый свободный доллар, который любой из них зарабатывал, шел на его уроки вокала. После смерти матери у него остались только сестры. Когда я возникла на горизонте, им это пришлось не по вкусу.
— Они к вам ревновали?
- Скорее уж защищали его. Они хотели, чтобы он жил с женщиной, которая поставила бы его карьеру на первое место. Определенно не с той, у кого собственная успешная карьера. Если они узнавали, что Адам провалил прослушивание или не получил роль, то обвиняли меня. Они считали, что я не поддерживаю его так, как должна, что ставлю свои интересы выше его. Но это неправда! – Оливия посмотрела на Тада, умоляя ее понять и ненавидя себя за то, что нуждалась в этом. - Я сделала все, что могла, чтобы помочь ему. Я рекомендовала его на роли. Отказалась от некоторых отличных возможностей, чтобы быть с ним.
Тад покачал головой.
- Вот такие вы, женщины. Сколько мужчин сделали бы что-то подобное?
- Он был особенным.
- Ну, если вы так говорите...
Оливия потерла руку и почувствовала на коже острые песчинки.
- Назначили вскрытие, поэтому похороны отложили. Я не проверяю свою электронную почту регулярно и просмотрела ее только через неделю после его смерти.
— Предсмертное письмо?
- Мне не следовало идти на похороны. Это превратилось в сцену прямо из Пуччини. Две обезумевшие от горя сестры публично обвиняют меня в его убийстве. Это было ужасно. - Она моргнула, сдерживая слезы. - Адам был для них всем.
— Это не извиняет их за то, что они клянут вас.
- Я думаю, что это им нужно, чтобы справиться с горем.
- Очень самоотверженно. Я путешествую с Матерью Терезой.
- Вовсе не так.
- Разве? Со стороны мне кажется, что вы таскаете за собой целый грузовик вины за то, чему не были причиной.
- Но, очевидно, что всему причиной я. Я смалодушничала. Я согласилась выйти за него замуж, хотя в глубине души знала, что не стоит. И затем дождалась, когда до свадьбы осталась всего неделя, и отменила ее. Разве не трусость?
— Не так трусливо, как продолжать такие отношения. - Тад мягко остановил ее. — Обещайте сообщить мне, если получите еще такие сюрпризы.
- Это моя проблема. Нет необходимости…
- Нет есть. Пока этот тур не закончится, все, что происходит с вами, влияет на меня. Дайте слово, что вы мне сообщите.
Оливии не следовало так много откровенничать, но было в нем что-то, что вызывало доверие, поэтому неохотно согласилась. На обратном пути она проверила номер на своем телефоне и попыталась дозвониться. Автоответчик сообщил, что номер больше не обслуживается.
Когда они вернулись в номер, Анри встретил их новостью о том, что в Сан-Франциско объявлено штормое предупреждение.
- Я слышал от пилота. Нам нужно быстро улетать, иначе вы пропустите свои дневные интервью.
Оливия быстро приняла душ, надела чистые штаны для йоги и длинный белый свитер. И взяла себя в руки уже в самолете.
Тад никогда не видел Оливию без макияжа. Даже в то утро, когда они гуляли, на губах у нее была помада и, возможно, какой-то тонирующий солнцезащитный крем. Теперь, с чистым лицом и собранными в хвост волосами, она выглядела моложе. Меньше походила на примадонну, скорее, на горячую барменшу, суетившуюся за прилавком причудливой кофейни, где ни одна из кружек не походит на другую.
Мариель уже сидела в самолете, когда они добрались туда. Она отвела Анри в сторону, казалось, у нее переменилось настроение, и тон беседы свидетельствовал о не очень дружеских отношениях. Пейсли боялась Мариель так, как не боялась Анри, и всю поездку жалась к задней переборке, пытаясь стать невидимой.
Незадолго до приземления Оливия вышла из туалета самолета в одном из своих классических нарядов. Темно-серое деловое платье с перекрещенным фиолетовым ремнем и пара крупных украшений. Стильно, элегантно и дорого. А Тад скучал по горячей барменше. Мариель отправила Пейсли разобраться с багажом и составила компанию Анри на живое выступление Тада и Оливии в полуденных новостях и ток-шоу. После они записали интервью на одной из местных кабельных станций. Появилась фотография Тада, несущего Оливию, и на этот раз в рассказ о жиме лежа углубилась Оливия. Толпа разразилась смехом, часы засветились перед аудиторией, и все хорошо провели время.
Кроме Мариель.
- Оливия не должна вести себя так легкомысленно в своих интервью, — выговаривала она Таду позже в тот же день, сопровождая его на другую радиостанцию, в то время как Пейсли пряталась, а Анри пошел с Оливией на послеобеденный чай с группой модных блоггеров. - С брендом «Маршан» связано определенное достоинство.
Властные манеры Мариель действовали Таду на нервы.
- Именно так делается хорошее телевидение. Так пытаются привлечь более молодых потребителей, а для них достоинство не имеет большого значения.
Мариель пожала плечами в истинно галльской манере. Слов нет, она была импозантной женщиной, но Тад обрадовался, увидев Анри, ожидающего его в отеле в Сан-Франциско.
На этот раз Тада и Приму разместили в отдельных небольших апартаментах, а ужин для клиентов в тот вечер проходил в столовой отеля. Тад начал искренне ненавидеть эти обеды, которые длились вечность и требовали тратить на светскую беседу слишком много сил. Тем не менее, они были частью того, на что он подписался, и ему слишком хорошо платили, чтобы жаловаться. Он заметил, что Прима ограничилась одним бокалом вина после их памятной ссоры на террасе. Мариель доминировала в разговоре, оперируя фактами и цифрами о бренде «Маршан», а привычная приветливость Анри, казалось, держалась на грани. В одиннадцать, когда ужин, наконец, закончился, Тад вместо того, чтобы лечь спать, направился в фитнес-центр. Но даже после длительной тренировки ему никак не удавалось заснуть. Он продолжал думать об угрожающих записках, которые получала Прима. У него также сложилось тревожное ощущение, что она рассказала ему не все.
После утреннего душа Тад позвонил ей.
— Вы уже позавтракали?
- Я больше никогда не буду есть.
- Сомневаюсь.
— Вы видели, как я вчера вечером прикончила крем-брюле?
- Не мое любимое. Слишком сладкое.
- Не бывает слишком сладкого. Что с вами такое? И почему мне звоните?
- Я собирался заказать завтрак в номер, а есть в одиночестве не люблю.
— Это приглашение?
— Было, но вы что-то не в духе, так что забудьте.
- Мне черный кофе, и я буду через полчаса.
- Погодите. Я же сказал, что передумал…
Оливия повесила трубку. Он улыбнулся и позвонил в обслуживание номеров — кофе и пару яиц-пашот для него. Кофе и бельгийские вафли для нее.
Оливия и тележка с едой прибыли одновременно. Она приготовилась к утренней фотосессии — платье, открывающее ноги, туфли на шпильке, рубиновое ожерелье с голубиное яйцо. Тад выбрал джинсы и разноцветный свитер с шалевым воротником.
— Уютный вид, — задумчиво сказала Оливия.
- Еще один яркий пример гендерного неравенства.
Он полюбовался сияющими локонами ее волос, затем повел к столику у окна и откинул согревающие салфетки с тарелок.
- Да вы просто садист, — сказала Оливия, когда он выставил перед ней вафлю с клубникой и взбитыми сливками.
— Я съем все, чего вы не захотите.
- Только троньте, и вы труп.
Тад рассмеялся. Ему нравилась Оливия. Нравились ее ум и своеобразное чувство юмора. Ну и что, если она малость взбалмошна? Он и сам такой. Просто лучше скрывает.
Она взяла вилку.
— Видели, как Мариель поднимала на меня брови прошлым вечером? Все потому, что я ела свой обед, а не лизала его, как она.
— Нет, не видел.
Но слышал, как Мариель говорила одному из гостей, дескать, какое счастье, что Оливия выбрала карьеру, при которой ей не нужно беспокоиться о своем весе. Поскольку тело Оливии было столь же впечатляющим, как и ее голос, он подозревал, что Мариель просто завидует.
— С вашим багажом все в порядке?
Ему потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть, что она сменила тему.
- Что вы имеете в виду? У вас пропал один из ваших трехсот сорока двух чемоданов?
- Не преувеличивайте. Нет, ничего не пропало, но... - Она пожала плечами. - Я упаковывалась в спешке, показалось, что кое-какие вещи поменяли места. - Она пренебрежительно махнула рукой. – А, ладно, забудьте.
— Думаете, кто-то рылся в вашем багаже?
- Наверное, у меня паранойя.
Оставив больше половины вафель, Оливия отодвинула тарелку.
- Не позволяйте Мариель мешать вам наслаждаться завтраком, — посоветовал он.
- Я сыта. Вопреки ее мнению, у меня нет привычки набивать себе утробу.
Тад снова наполнил кофейные чашки.
— Слышно что-нибудь от Руперта?
- Нет, а что?
— Просто интересно, не придумал ли он что-нибудь новенькое, чтобы привлечь ваше внимание.
- Что это у вас на уме насчет Руперта?
- Однажды меня преследовал сталкер. Женщина, которую я никогда не встречал, которая решила, что мы родственные души.
- Руперт не сталкер. Он фанат.
- Как и она. Она стала появляться везде, куда бы я ни пошел. В конце концов, она залезла в мою квартиру. Вмешалась полиция. Последовал запретительный судебный ордер. Получилось некрасиво.
- Так что же случилось?
- Некоторое время она провела в тюрьме и в конце концов уехала из штата.
- Руперт не такой.
Его собственный опыт в сочетании с тем телефонным звонком, письмами с угрозами, а теперь и возможностью того, что кто-то рылся в ее багаже, заставили Тада насторожиться. Существовала также загадка, кто же сфотографировал их возле бара в Фениксе четыре дня назад. Это вышло случайно или кто-то действовал умышленно?
Позже этим утром он загнал Анри в угол.
- Убедитесь, что у нас с Оливией с этого момента всегда будут смежные апартаменты, ладно? И я был бы признателен, если бы вы могли попросить сотрудников переместить меня сегодня до вечера в номер по соседству с ней.
- Смежные люксы?
Анри не выказал удивления, но ведь он же был французом.
- Конечно.
Тад не видел причин говорить Анри, что речь идет о безопасности, а не о сексе, хотя его собственный мозг ящерицей продолжал скользить именно в этом направлении.
- Меня перевели, потому что им нужно продезинфицировать мой номер, — говорил он Оливии тем же вечером, заходя в смежный номер после их последнего ужина с клиентами в Сан-Франциско.
- Продезинфицировать? От чего?
- Эй, это вы у нас эксперт по жукам. А не я.
- Есть жуки, а есть клопы. Вы не спрашивали?
- Нет. - Разговор Оливии с менеджером отеля о клопах - последнее, что Таду было нужно. - Кажется, они говорили что-то о муравьях.
- Странно.
- Не я устанавливаю правила. Я просто им следую.
- Когда вам удобно.
- Что вы имеете в виду?
— А то, что на вашей совершенной физиономии так и написано: «нарушитель правил». Вы просто прячете это за фальшивым обаянием.
С оперным размахом Оливия исчезла в своих апартаментах. Тад посмотрел на дверь, которую она закрыла между ними. У него был нюх замечать неприятности — ненароком сместить тело влево, когда защитник менял руку, которой опирался о землю. Держаться начеку - часть его работы, и ему хотелось, чтобы Прима находилась поблизости. Теперь все, что ему нужно сделать, это придумать логичную причину, чтобы соединяющая их дверь оставалась открытой. Тад разделся, почистил зубы и натянул спортивные штаны, прежде чем постучать в межкомнатную дверь.
- Что вам надо? — спросила она по другую сторону.
Он снова постучал.
Наконец Оливия открыла дверь. Тад не знал точно, что на ней должно быть надето, но ожидал, наверно, что-то вроде тонкого черного неглиже и, возможно, вычурной маски для сна, сдвинутой на макушку. Вместо этого она облачилась в футболку Чикагского джазового фестиваля и пижамные штаны с принтом соленых огурцов.
- Лучше б я ослеп, - застонал Тад.
Она позволила взгляду неспешно поблуждать по его обнаженной груди.
— Да и я тоже. - Эта открытая оценка его с трудом заработанных мускулов чуть не выбила Тада из игры. Оливия улыбнулась, зная, что получила преимущество. — Вы напоминаете мне музейный экспонат, — добавила она. - Смотри сколько хочешь, но руками не трогай.
- Некоторые музеи предназначены для более чувственного опыта.
Она держалась стойко. И не пропустила удар.
– Плавали. Знаем. Больше не тянет повторить. Что случилось?
Тад потер подбородок:
– Да как-то неловко.
- Тем лучше.
— Я был бы признателен, если бы вы держали это при себе, но… Когда вы будете выключать свет, не могли б оставить дверь между комнатами открытой?
- О, Боже... Боязнь темноты?
Он быстро соображал.
- Скорее... клаустрофобия.
- Клаустрофобия?
- Накатывает время от времени, ладно? Забудьте, что я попросил. Я знаю, как вы, женщины, любите жаловаться на то, что мужчины боятся показать свою уязвимость, но как только один из нас позволит вам увидеть его слабую сторону…
- Отлично. Я оставлю дверь открытой. - Оливия посмотрела на него с подозрением. — Может, вам стоит поговорить с психотерапевтом?
— Думаете, я не говорил? - Он импровизировал. - Итог — фобия закрытых дверей ни с чем не связана.
Она не была дурой, и одна из этих темных дугообразных бровей вылезла на лоб.
— Это ведь не ваш первый шаг в попытке меня соблазнить?
Тад уперся локтем в дверной косяк и лениво окинул ее взглядом.
— Детка, если бы я хотел соблазнить тебя, ты бы уже была горячей и голой.
Оливия смутилась. К сожалению, и его член стал тверже, так что она была не единственной, кого это привело в смущение.
В ту ночь, когда Тад лежал в постели в темноте, он услышал джазовые напевы «Peace Piece» Билла Эванса, доносящиеся из темноты. Леди знала толк в хорошем джазе.
На следующее утро Тад проводил Приму в вестибюль отеля, где Анри сообщил хорошие новости: Мариель уехала в Нью-Йорк.
— Наш лимузин ждет снаружи. - Он взглянул на часы и нахмурился. — Если вы меня извините, я посмотрю, что задержало Пейсли.
- Наверное, пишет сообщения своим лучшим друзьям, — пробормотала Оливия, когда они вышли на улицу.
- Ты ревнуешь, потому что я ей нравлюсь намного больше, чем ты, — возразил Тад.
Она ухмыльнулась.
— И Клинт ей нравится больше, чем ты, старик.
- Задет за живое.
- Кстати, о лучших друзьях.
Оливия достала телефон и позвонила своей подруге Рэйчел. К сожалению, часть их разговора была сосредоточена на чем-то, называемом грудным голосом, из-за чего Таду захотелось посмотреть именно на эту часть анатомии Лив.
Как только они закончили, в лимузин скользнула Пейсли. Единственный макияж, который был на ней, остался со вчерашнего вечера. Она не расчесала волосы и не похоже, чтобы хотела извиниться.
- Я проспала.
Анри сел позади нее с мрачным лицом:
— Простите, что заставил вас обоих ждать.
—
Pas de problème (Нет проблем – фр.), — заверила Оливия.
Анри и Оливия завели скорострельный разговор на французском языке, который прервала Пейсли.
- О мой Бог! Вы на «Ратчет Ап»!
- Это еще что такое? — спросил Анри.
Она опустила телефон.
- «Ратчет Ап». Это сайт сплетен, который читают все.
Пейсли им показала, и вот они. Тад и Оливия. Вернулись в отель вчера утром с прогулки. У Оливии торчали вылезшие из хвоста пряди, а Тад положил руку ей на плечо. Они выглядели как пара.
— Это разве новости? — высказал сомнение Анри. - Это ничего не значит.
Пейсли смотрела на него снисходительно.
- Людям нравятся сплетни. Я же вам говорила. А Тад и Оливия составляют гламурную пару, потому что они, типа, такие разные. Да все зенки повыпучили.
— Зенки?
— Люди любят смотреть на такое, — нетерпеливо пояснила Пейсли.
Анри остался при своем сомнении.
- Я не уверен, что люди, которые следят за этим сайтом, заинтересованы в покупке часов «Маршан».
- Вы смеетесь? Да все знаменитости читают «Ратчет Ап», и это именно та фигня, что нам нужно запостить. Или, по крайней мере, покормить сайты сплетен.
- Никакой кормежки сайтам сплетен, — возмутилась Оливия. - У меня есть профессиональная репутация, о которой мне нужно думать.
Это взбесило Тада.
- А как же моя репутация? Думаете, я хочу, чтобы парни в раздевалке считали, что я встречаюсь с оперной певицей?
Он был прав, и у нее хватило такта смутиться.
...