ЦАРЬ ОСТРОВОВ. Столица мира

А может, не стоит нам думать о снеге
За зимами быстрыми.
Горячее солнце вновь землю согреет,
Пройдет без следа.
А может, не стоит нам думать о грусти,
Мы поняли истину.
Чтоб солнца дождаться, нам надо с тобою
Прожить холода.
Лариса Алексеевна Рубальская

Царь Островов. Столица. Внутренний Сад.

Погулка.
Казалось бы, что в ней такого?
Мне помнится, как я гуляла раньше. Шесть сотен лет почему-то не стерли этого в моей памяти.
Одна или с кем-то, я всегда ощущала радость от природы рядом, пока не попала в Льдистый Предел. Он и отучил меня любить открытые пространства, полные бесконечного холода.
Не сегодня.
Мне тепло.
Его рука поддерживает, позволяет опереться.
Так давно не чувствовала, что могу положиться на другого человека.
И пусть он не знает, кто я на самом деле, пусть он - мой враг... это все же он.
Тот, от одной улыбки которого, сердце рвется из груди как шальное.
Украденное на время, теперь временно принадлежащее, но именно МОЕ сердце.
Спрашивает имя, и я произношу "Бригита", будто выплевывая.
Оно не мое, не пренадлежит мне, терзает меня. И одновременно это символ того, что я украла.
Бри, конечно меня можно звать так. Особенно Вам, повелитель. Вам все можно.
Может быть, если сократить имя, вина тоже станет чуть меньше?
Туфли остались под старым дубом.
Не знаю что сказать, о чем вести беседы.
Воспоминания Бригиты скудны и полны только старым поместьем. Мои же покрыты инием вечных льдов. В душе - лишь восторг от его присутствия рядом.
О чем принято говорить с тем, кто еще несколько минут назад целовал тебя столь пылко?
Не знаю.
Не рассказывать же, что я хочу остаться одна, чтобы понюхать кончики своих пальцев, чтобы ощутить а них его аромат?
Или что у меня замерзли ноги, но я готова идти за ним, хоть на край Царя Островов? Прямо так, босой.
Остается молчать или мямлить что-то глупое, и я выбираю первое.
Как быстро от влюбленности глупеют? В моем случае, наверное, слишком...
Проходит не так много времени, когда я ощущаю на себе подлость природы.
Камешек - маленький и острый, впивается в беззащитную мякоть ступни, заставив меня обиженно ойкнуть и запрыгать на неповрежденной конечности.
Смотрю перед собой обиженно.
Никак не ожидала такого коварства.
Именно в тот момент, когда твердо решила дойти с ним если не до края мира, то, хотя бы, до ближайшей скамейки.
И даже топнуть с досадой больно.
Дарий смотрит вопрощающе.
Приподнимаю юбки, открывая ступни и лодыжки.
Пожимаю плечами.
- Иногда так случается, - говорю, - когда ходишь без обуви.

»» 13.03.15 10:13 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Бригита. Я был необъяснимо уверен, что услышу иное имя. Какое-то другое. Имя из старинных хроник, что заставлял меня читать Датцо. Откуда эта уверенность? Не знаю.
Это имя не идет ей, слишком тяжелое, слишком чопорное. Можно ли звать ее Бри? С радостью соглашается.
Идем рука об руку. Молчим. Не привык к праздным разговорам. Могу говорить о ценах на зерно, о постройке кораблей, о наемниках из Гильдии, о политике Амира. О делах. Но не с ней же.
Рассчитывал, что Бри будет щебетать как птаха. Но она тоже молчит. Смотрит сосредоточенно перед собой, словно по канату идет. И только руку мою прижимает к себе крепко-крепко.
А потом останавливается вдруг, ойкает совсем по-детски, и по-детски же скачет на одной ноге. Что за странная забава не ко времени? Ответ обнаруживается тут же, под ее приподнятыми юбками.  Тонкие белые чулки. Дорогие – я это точно знаю, потому что я подписываю счета вдовствующей королевы.  Тонкие щегольские дорогие чулки – все мокрые от росы.
Маленькая глупая девочка. Кто же ходит спустя четверть часа после рассвета босиком, когда трава тяжела от росы.
- Где туфли?
Взмах руки, неопределенный. Ей все равно? Мне – нет.
Она не весит совсем ничего. Разве что платье – с намокшим подолом, оно весит что-то. Она же на моих руках – словно перышко. Или испуганная птица. Притихла. Прижалась щекой к груди. Осмелела и обняла за шею.
Я не хочу думать об увитой плющом беседке в дальнем углу сада. Я не думаю о ней. Но ноги мои идут именно туда.
_________________

И единственное спасение от холода — это те, кого ты держишь у сердца.
Драконы: Подарок ночной фурии (Dragons: Gift of the Night Fury)



Не знаю, чего я от него хочу.
Но пока этого не получу - не успокоюсь.
(с) женщина

Царь Островов. Столица. Внутренний Сад.

Четкий профиль Алария Всепрощающего прямо перед моим носом. Могу коснуться, провести пальцами по теплой коже, прогладить короткие волосы и собрать их в горсть, пропустить меж пальцев.
Дарий.
Подаренный.
Что несешь ты в себе, потомок древнего рода? Смерть тем, чья кровь нечиста, или же...
Судьбу свою мы пишем сами на холстах жизни. Лишь мой ткут бесконечно, но и он когда-нибудь окончится. Что будет на нем написано, кто знает...
Что будет написано на твоем?
Обнимаю за шею. Украдкой глажу короткие волосы на затылке.
Знаю, что есть тайны, которые нельзя рассказать. Но очень хочется.
Знаю, что будет больно потом. Но это будет после.
Почему нет во мне сил покинуть тебя, сын моего врага?
Я могла бы наблюдать на расстоянии, как и всегда.
Почему нет сил назвать тебя врагом, также как и предков твоих?
Вокруг птичий щебет и утро все позднее. Так громко стучит мое непослушное сердце. Слышишь?
От беседки, стоящей недалеко, доносится приторно-сладкий аромат.
От него ломит виски и болят зубы.
Не хочу. Не могу. Не буду.
Утыкаюсь носом в мужскую шею, надеясь что его запах прогонит все дурное.
Не случается.

Вдоль дороги растут крупные белые цветы. Они как насмешка над нами, прощенными.
Цветы на могилу, вот что это. С крупными венчиками, большими белыми лепестками, будто вылепленными из воска.
Нам не жить, это знают все.
В глазах тех, кто рядом застыла обреченность и страх.
Только что на наших глазах убили двоих - мать и ребенка. Она просила,умоляла спасти его, позволить ему жить, но не найдя сочувствия, решила бежать.
Двадцать шагов.
Ее настигла стрела, а потом и мечи преследователей.
Мы ничем не могли помочь. Просто стояли и смотрели на судьбу, которая ждет всех нас.
Но если бы знали заранее, что ждет, не выбрали бы более легкую смерть?
Цветы тогда окрасились карминно-красным.
Запах удушающ. Сладость с металлом крови.
Как и сейчас.
И я не могу вытерпеть.

- Постой. Погоди.
Облизываю губы.
Могу ли я так говорит с ним? Могу ли называть так?
Или как принято обращаться к тому, с кем целуешься... так..?
Не помню.
Но назвать его на "Вы" не могу, будто что-то мешает. Будто мы не чужие друг другу. Будто он меня пометил каким-то странным образом.
Замирает.
Считает ли он меня дерзкой?
Глупой?
Странной?
Мне хотелось бы знать. И одновременно не хотелось бы.
Потому что я боюсь ответа.
Интересно, если я поцелую его снова, это будет так же волшебно?
- Опусти меня, - прошу.
Он борется с собой минуту или две, как любой человек, который не привык слышать чужие приказы, но наконец уступает.
У меня под ногами снова дорожка.
- Закрой глаза, - снова командую.
Хмурится.
Не привык слушать чужие приказы.
Правитель до мозга костей.
Улыбаюсь.
- Закрой.
Неохотно выполняет.
Каждое усилие должно быть вознаграждено. Особенно - над самим собой.
Он очень высок, поэтому тяну на себя, чтобы Дарий нагнулся. Приникаю губами к его губам - легко, чтобы еще раз почувствовать вкус. И поворачиваясь туда, где предположительно остались мои туфли, мчусь во весь опор, убегая - понятно от кого.
От себя.
И мне очень тепло.
_________________

"Главная площадь в центре столицы, два года назад".

Дальше. Что будет дальше? Когда прогорит погребальный костер, когда с палубы королевского фрегата развеют над волнами пепел, когда полог опустится и два долгих скорбных года Столице не будет мерещиться твое лицо - что будет дальше?
Время течет сквозь, бежит мимо, как вода из треснувшей клепсидрной колбы, собирается на дне души лужицей раздражения. Мне давно пора уходить с этого мрачного торжества, но покорная решениям девочка, тяжестью своего худосочного тельца сделавшая нечувствительной правую руку, с тревогой ждет именно этого момента. Льнет щекой к моему плечу, сопит мирно, почти сонно и не знает, как эта смесь тревоги и покорности горчит на моем языке. Не представляет даже, что надежда ее светлая, та самая, с которой, крепко жалеючи, прижимает к себе завернутую в горестные ткани куклу, острыми иглами искренности пришпиливает к очерствевшей плоти ошметки истлевшей души. Не ведает, что вера ее наивная в мудрость царскую окаянную, в справедливость божественную, в то, что все-все с этой черной вороной на постаменте обязательно будет хорошо, что юноша с хмуростью по бледной растерянности лица расчерченной станет добрым правителем, почти таким же добрым, как тот, что нынче прилюдно возлежит под белым покрывалом - эта вера ее чистая грубыми стежками шьет ошметки те, стягивает бережно ветхие края. Стягивает так безжалостно, что душа ветрами морскими продубленная, солью дорог небесных до прозрачности разъеденная, вновь чувствовать начинает, сочиться сквозь новые швы, что еще не застыли жестокими шрамами, сочувствием и пониманием. Жалостью, как сукровицей, сочиться.
Вилкот-Вилочка, знаешь ли, чувствуешь ли, что ты наделала?
Жаль мне их. И юношу бледного, безземельного, на обозрение магом выставленного, и мужчину молодого, из чьих рук сила навсегда ушла, и еще совсем девчонку, слезами опухшую, горем обезображенную. И город этот, на перемены обреченный, жаль. Еще немного, и мага дряхлого жалеть начну, но ветер, слава О'шьену меняется. Тянет, тянет с глубины Столицы запахом сытным, мясным, коим скоро и на этой площади вкусно запахнет. Только вряд ли глядя на шкворчащее на углях нынешнее жаркое кто-то вспомнит про ужин. Может быть, маг? Может еще пару десятков стариков, кто не единожды уже провожал царственных покойничков, да те гвардейцы из оцепления, что бывало несли караул на той, другой площади, чьи плиты уже давно несмываемо зачернели от копоти. Я тоже вспомню, но отведу Вилкот не в таверну, куда всем существом стремлюсь, а в кофейню на соседней улочке лакомиться взбитым сладким маслом и заварными лебедями с цукатами. Не потому что сам хочу - совершенно равнодушен к кондитерским изделиям, потому что ребенка надо баловать. Хоть изредка. Да и кто знает, пройдет ли та уютная кофейня через следующую навигацию?
Дальше. Что будет дальше? Закатное солнце огненными всполохами окутывает золотые кандалы на черном крепе. Как же от тебя веет, Королевна, ненавистью. Не веет даже, смердит. Вина ночью не хватит этот смрад удушливый запить, из себя вытравить. Знаком слишком, как отражение в зеркальных осколках. Не вином не залить его, ни кровью, ни кострами полыхающими до утра не выжечь, ни женщинами среди разобранных простыней возлежащими не отвлечь, ни звоном поминальных тризн не заглушить. Ненависть стережется лишь одного - запаха молочного, детского, ладошки мягкой доверчиво по щеке колючей поглаживающей, шепота тихого в самое ухо:
- Дядя Дий, у тебя что-то болит? Дядя Дий, ты ведь не плачешь, нет?
- Нет, ребенок, не плачу. Я никогда не плачу.
- Никогда-никогда? А почему?
- Потому что я моряк, а моряки не плачут.
- Вам нельзя, да?
- Да. Нам нельзя.
- Совсем-совсем?
- Совсем.
- Плохо. У тебя щека мокрая. Тебя ругать будут?
- Не будут. Это соринка в глаз попала. Кто же будет ругать за соринку?
Нет, не умаляет ненависть звон поминальных тризн, не думай Куколка. Справишь одному врагу, а он позовет за собой других. И ты потеряешься в их веренице. Хуже, и город этот белокаменный, паутиной воздушных дорог пронизанный, потеряешь. Нет у тебя, Куколка, личных врагов. Только государственные. Подумай над этим. У тебя целых два года на то, чтобы подумать, решить, что будет потом. Дальше.
А пока солнце касается крыш и маг приходит к телу. Буднично приходит, привычно. И в этой неспешной привычности движений его теряется любая жуть. Золотой иглой маг прокалывает прямо сквозь веки глаза покойному и тут же ею скалывает неподатливые серые губы. Не режет серпом кривым грудину, а деловито колет острой воронкой в межреберье, заливает ковшичек малый горячего свинца так аккуратно, что на белой вышитой рубахе и пятнышка не остается. Разве что алым хвостом тянется по покрывалу белизны кипельной, шелковой, нить, что руки Эдварду чопорно внахлест связала. И пятки, бесстыдно заголенные, накрест режет сноровисто. Глубоко режет, так что и живой бы не скоро встал, а покойник.. Покойник и не собирался. Не нужен больше Эдвард Милостивый, Эдвард Мученник никому. Тело. Вещь. Символ. Вот только почему с каждым движением мага болью скручивает. Не его - ее. Ту, что, по обычаю, вынуждена магу прислуживать, мужа собирать. Так скручивает, так корчит, что кажется и впрямь любила царица молодая своего царя. Все две недели законного брака и любила.
Не в тишине Мелос обряд творит, все, что нужно проговаривает, просто я его не слушаю. Мне его голос, шелестящий, бездной усиленный, что тоже лезвие изогнутое, только ржавое, тупое, по пяткам босым, что гвозди раскаленные в ступни. Так пнуть хочется, что пальцы в сапогах кулаками сжимаются.
Отворачиваюсь, благо и повод есть - гвардейцы дорогу до погребального костра расчищают совсем рядом, пара голов всего впереди. Снимаю Вилочку с руки, сажаю на плечо - пусть смотрит, пусть видит. Как уносят с помоста носилки с телом Царя - не гвардейцы плюмажные уносят, а ближайшие сановники рыцари Дома Аэрас, как медленно, будто семеняще, движется за ними маг, и только после царственная ... крыса.
Самая натуральная, тоже траурных черных тонов, крыса. А за ней вторая. Третья. Пятая. Площадь вдохнуть не успела, как из-под ног толпы вначале по отдельности, а потом и стайками на расчищенную широкую тропу устремились десятки, сотни городских, мелких, и портовых, раскормленных, наглых крыс. И все они, большие и малые, черные, бурые, серые и рыжие потекли вперед, за белеющей в сгущающихся сумерках путеводной звездой погребального кортежа.
По моим ногам тоже проскрежетали торопливые острые коготки.
- Не боишься, - спрашиваю Вилкот, пока еще что-то слышно.
- Нет, - отвечает девочка и крепче обнимает меня за шею.
И тут поднялся визг. До самых темнеющих небес.
На самом краю площади, впереди, за так пока и не воззоженным костровищем, на плечах дюжего мастерового вместе с сотнями других дам, а где-то и мужчин, истерично вопила круглолицая деваха, в наряде среднего дохода горожанки. Не слишком полная, не слишком худая, не слишком красивая, но уж и не совсем страшная девица, вопила во всю луженую глотку, выкатывая бесцветные со страха глаза, отчаянно колотя по макушке своего "коня" зажатым в потную ладошку предметом, коий при самом ближайшем рассмотрении оказался простой деревянной свирелью. Словно в насмешку, чаровница сама смертельно боялась своих вызываемых, что обиднее всего, платя за дар совсем не этим.
Кем была та первая несчастная, что с отчаянным, совсем не человеческим воем прорвала растерянное гвардейское оцепление и ступила ножками в бурливую пищащую реку? Так и останется неизвестным, как никто не знает имени первой весенней ласточки. Толпа качнулась, шатнулась и двинулась, как огромное, мало поворотливое животное. Смяла похоронные строй, рассыпала, в миг единый отсекла голову процессии от едва двинувшегося по брусчатке хвоста, оставив мага с телом Эдварда где-то впереди, а вдовую Королевну и молодого Царя здесь, рядом, так близко, что я смог все же рассмотреть какого цвета ее глаза. Синие-синие. Рассмотреть и уже в следующий момент замахнуться на нее трехгранной Честью. И тут же с приятностью узнать, что новый Царь у нас будет не совсем уж медлительным ротозеем. Короткий церемониальный меч рыбкой впорхнул в его руку и устремился.. я сделал шаг вперед, поворачиваясь к нему левым боком, отгораживая собой вцепившуюся мне в волосы молчаливую Вилкот... устремился мне в сердце. Замер, едва не пробив мундир. На мгновение мне была оказана высокая честь пристального внимания Бастарда, но вряд ли старательно напущенная в мой взгляд смесь верноподданнического рвения, любопытства и легкого, присущего всем морякам, снисхождения к сухопутным воякам, стала решающим аргументом в защиту капитанской невиновности. Аргумент, вереща, сучил задними лапами, бешено вращал лысым хвостом, съезжая по задранному острием вверх длинному кинжалу под собственной тяжестью. Горячая крысиная кровь текла по тускло блестящему лезвию на гарду, а оттуда на белую форменную перчатку, пачкая не только ее, но и изрядный кусок туманно-серого шелка, зажатого в парализованные передние лапы и так же насаженного на острие. Что поделать, вышедшие из подчинения твари тут же решили покинуть данное увеселение и делали это, с присущим всему крысиному племени размахом, по земле и по воздуху, не гнушаясь использовать в качестве ширм широкие дамские юбки, а в качестве укрытий - их вычурные шляпки и причудливые прически.
Королева крысам представлена не была. Впрочем, молодой Царь тоже. В крысином фаворе оказался только один Магистр Мелос, которого чуткие твари обтекали со всех сторон как зачумленного. Всем остальным такой пиетет не грозил. Прихватив шелковый огрызок вуали пальцами, я уронил трупик вниз под ноги, и, глядя в мажью спину, не без удовольствия раздавил каблуком. Острие вместе с мечом и Царем исчезли немногим раньше, увлекаемые пробившимися к нам сквозь ошалелую толпу телохранителями.
В тот памятный вечер, увлеченно отбиваясь от крыс, я еще не знал, что эти похороны в будущем породят множество слухов, одним из которых будет: "А новый Царь-то не настоящий". И уж более чем буду истинно ошеломлен, узнав, кому народная молва приписывает их авторство.

»» 29.03.15 22:34 Безбрежные воды
_________________

Замок, покои августейшей вдовы Дома Аэрас


И я взвыла как раненый зверь, хватая амирские сказки и пользуясь ими как щитом и мечом одновременно, совсем не жалея итак уже временем потрепанный переплет. Раздавала пощечины, хлесткие удары, протыкала шпагами и рубила топорами. Обернулась, сметая со стола отравленную пищу и кубок. Посуда зазвенела, но никто не сбежался. Эдварда не было. Не было прямо за мною, но я лучше всех знала, что он где-то рядом здесь, ходит, стенает по длинным коридорам замка и бередит незаживающую рану в груди.
Задыхаясь, я вылетела из комнаты. Ужас, леденящий душу, выползал следом за мною из покоев и цеплялся за ноги, хватал за подол платья, не хотел отпускать. Хотел оставить только себе, задержать, обездвижеть и заморозить душу.
Призрак Эдварда. В зеркалах, в отражениях. Даже в кирасе на груди стражника, которого я ударила изо всех сил книжкой, стискивая ее двумя руками. Стражник не пошевелился, не сдвинулся даже на дюйм, но мне было все равно.
- Оставьте! - приказала, когда почувствовала, что он готов подхватить под руку. И поползла дальше, утирая рукавом слезы, зная здесь каждый поворот, каждую дверь. Лестничный пролет, на котором я едва удержалась на ногах. Стояла я перед дверями и не двигалась. Мое дыхание все еще оставалось тяжелым и прерывистым, но я приложила усилие, чтобы успокоиться. Хотя бы немного. Хватит уже того, что меня подозревают. Я не сдамся. Не умру.

Дверь распахнулась и я увидела перепуганные лица.
- Госпожа! - испуганно, удивленно.
Вид у меня наверняка был еще тот, но я мало заботилась о том какой перед ними стою. Лохматой, раскрасневшейся. Я пришла не для того, чтобы миловать. Я не умру.
- Где она? - глаза поблескивают опасно безумием. Я вижу призрак своего мужа вот уже два года. Он приходит, рождая в душе моей страх и сомнения. Кажется, я схожу с ума. Кажется, я потеряю рассудок быстрее, чем кто-то отравит меня.
- Где Рикке? - иду мимо них в другие двери. Там вспугнула еще каких-то пташек в ночных рубашках. Что у них тут? Собрание? Ведьминский шабаш?
- Она уехала к тетушке в город, миледи, - залепетала одна девица, когда я вернулась и снова стою у двери, - Тетушка прислала письмо, что слегла.
- Чем-то заболела, - подхватила ее другая (почему я не помню их имена?), - Риккея тут же и отбыла. Я видела ее письмо и подпись.
Не убедительно. Я как грозовая туча над ними. Грому быть. Шатает, но я не умру.

Смотрю на отчасти незнакомые лица. Слышу за спиной топот ног, звон лат. Капитан стражи проснулся?
- Капитан. Велите отыскать мою фрейлину, деву Риккею дома Шантерос. Она, возможно, пыталась отравить меня. Отравленная еда в моих покоях, - фрейлины благочестиво ахнули, но предусмотрительно остались стоять в скорбных позах на коленях. Авось пронесет. Стражники обеспокоенно оглядывались друг на друга. Только капитан сурово молчал с свои капитанские усы. Не впервой ему. Я глубоко вздохнула. Спина прямая. Ноги не дрожат больше. Слабости нет. Вино не было отравлено - только еда. Я не умру.
Глупая девчонка - ее личико стояло у меня перед глазами. Ради чего? Ради денег? Ради чьей-то прихоти? Если бы не мышь, я была бы уже мертва.

- Велите приготовить мою повозку. И отправьте кого-нибудь на корабль. Будите всех. Мы отправляемся немедленно!
И уже в повозке я провожаю глазами спящий замок, сжимая в руках книжку с амирскими сказками. И не верится, что это произошло. Не верится, что это ужасное место вместе с его призраками останется теперь позади. И ничего, ни радости, ни надежды. Мне нечего увезти с собой.


-- западные земли, дом Эйвиос

»» 26.03.15 10:55 ЦАРЬ ОСТРОВОВ: СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ
_________________

Дворец Правителя. Внутренний сад.

Маленькая птаха на моих руках становится куском льда. Холодеет, каменеет.

Останавливаюсь, не дойдя пары шагов до беседки. Голову дурманит сладкий запах цветов. Останавливаюсь не от приказания. От неожиданности повелительного тона и обращения на «ты». Так говорят со мной только Датцо и Кэйрон, и только наедине. Они знали меня сопливым мальчишкой. Бри – фрейлина при дворе. Она обязана быть со мной почтительна. Но мне отчего-то все равно. Нет, не все равно. Мне это даже нравится.

Дрожит. Дышит часто. Ты боишься, девочка? Меня? Этой беседки? Того, что там может произойти? Пустое. Я сам этого боюсь. А ты не бойся.
Опускаю ее с рук. Тебе холодно в одних мокрых чулках, но  - воля твоя.

Никогда. Нет. Это выше меня, сильнее. Я не могу закрыть глаза. Закрыть глаза здесь – значит, оказаться беспомощным. Не способным отразить удар. Нет. Способность соображать все же вернулась ко мне.

И улыбка. Ярче, чем солнца свет. Все части моего тела сегодня на диво самостоятельны. Я не хочу этого делать. Но веки опускаются, отправляя меня в темноту.
А дальше – снова ее руки на шее, легкое касание губ. Замираю. Жду. Открываю глаза. В тени увитой плющом беседки я один. Бри простыл и след.
Раннее утро, утро для меня одного – закончилось. Где-то за деревьями слышны голоса – дамы вышли на утренний моцион. Провожу пальцами по губам, потом по лицу. Словно стирая. Запирая на замок. Надевая маску.
На обратной дороге вижу лишь макушки склоняющихся в поклонах придворных. Огненно-рыжей макушки среди них нет.
_________________

А мне бы снегом в ладони нежно твои ложиться,
А мне бы в небе в полёте лёгком свободном кружиться.
Катя Чехова - Снегом

Царь Островов. Столица. Дворец.

Не могу изгнать его из своей головы как ни стараюсь.
Вкус поцелуя Дария.
И когда сломя голову бегу к дворцу, и когда встречаю других придворных, кланяясь буквально в беге. И когда забываю подобрать туфли - да, я забыла. Даже когда встречаю отца Бригиты - и моего сейчас.
Я думаю о вкусе поцелуев правителя.
Мне хочется облизывать губы снова и снова.
Мне хочется прыгать прямо в небо.
Мне хочется опять увидеть его.
Но я понимаю, как все это было бы неуместно.
Я молчу.
Иду в свою комнату, оставляя грязные отпечатки ступней на ковре. Их потом ототрет служанка, такая же, как я, для вдовствующей королевы.
А она уехала.
Взяла и уехала.
И я совершенно неожиданно полностью свободна.
Отец тревожится о том, что я буду делать. А что принято, при отсутствующей госпоже?
Не знаю.
Зато знаю, что нужно мне.
Я буду глазами и ушами, как должно.
И буду думать о поцелуях.

Синее платье не так удобно, как розовое. Оно мне мало. Но и идет намного больше. Мне так кажется.
Сижу в кухне, вспоминаю услышанное.
Говорят, будто "Констанца сошла с ума. Сказала, что ее пытались отравить. Поехала лечить нервы. Ведь где это видано, отправляться куда-то без собственной свиты".
"Ну и пусть ее", говорят.
"Бедлам по ней плачет".
Мне все равно.
Я там, где есть и слышу нечто интересное.
Магистр Мэлос стар и болен. И хоть был он стар и болен еще при моей бабушке (слова одной из служанок), то теперь совсем сдал. Даже учеников не берет. Вон, только четверо осталось из двух десятков, что повсюду шныряли. И где остальных дел, не понятно.
Сожрал?
Они и не знают, насколько правы.
Помню его еще молодым и полным сил.
Одним из трех последних.
Чем меньше учеников, тем ближе окончание цикла.
Скоро во дворце будет новый маг.
Еще более страшный чем предыдущий.
Впитавший в себя знания черной души предшественника.
И пока он будет молод, доступа сюда мне не будет.
Чернота через край.
Страшно.
Тянет взять в ладонь длинный локон и запутаться в нем пальцами. Как когда-то, когда слушала сказки. Но волосы забраны в прическу.
Как не попасть на глаза магу?
Сделать так, чтобы он не имел причин тебя видеть.

Так провожу свой день.
Вечером отец сообщает, что должен съездить в поместье, а я остаюсь, на случай возвращения Констанцы.
Все складывается как можно лучше, не так ли?
Главное не попадаться магу.
Выйти на балкон, глядящий на сад, попытаться рассмотреть беседку вдалеке. Задуматься об утреннем.
Наверное, надо бы пойти послушать, что говорят о правителе, но не хочу. Не могу знать о нем дурное, будто это заведомо неправда.
Трогаю кончиками пальцев свои губы.
Почему он целовал меня?
Про Дария ходят слухи. Странные и нелепые. Что он не любит женщин. Что окружил себя мужчинами намеренно. Что зол и недружелюбен. Что слушает только магов.
Первое - я уже знаю доподлинно - не правда.
Что еще врут о тебе, правитель?
Или ты просто загадка для подданных?
Я помню как пахнут твои волосы. И теплоту дыхания. И руки там, где они касались.
Больше не верю слухам о тебе.
В них нет правды.
Правда в тебе самом.
И я ее узнаю?
_________________

Дворец Правителя. Покои Правителя.

Когда я только осваивал умение ездить верхом, я получил копытом в лоб. До звезд перед глазами. Так что я знаю, что это. Именно так я и почувствовал себя, когда мне доложили об отъезде Констанцы.
Накануне Совета Десяти Первая Леди правящего Дома Царя Островов покидает Дворец. Спешно. Не испросив моего разрешения. Без объяснений. Не оставив мне, Главе Дома, даже крошечной записки! Зато оставив целый выводок фрейлин.
Я никогда не проявляю свой гнев бурно. Но скрыть его совсем невозможно. Тербий смотрит в одну точку перед собой. Начальник охраны королевы, седоусый ветеран дворцовой службы, бледен.
Какие странные объяснения. Попытка покушения. Замешана фрейлина. Тут же вспоминаю Бри. И тут же отгоняю эту мысль. Я додумаю ее потом.
Я двинул рукой, Тербий вскинулся.
- Догнать, Правитель? Они не могли отбыть далеко… - начальник дворцовой стражи замолчал под моим взглядом.
- Вдовствующая Королева Констанца Непорочная, вдова моего безвременно почившего брата Эдварда Мученика, первая леди Дома Аэрас свободна в своих действиях и передвижениях. Тот, кто думает иначе – оскорбляет честь дома Аэрас, - Тербий судорожно выдохнул. – Пергамент. Стило. Чернила. Я должен написать королеве письмо, в котором отражу всю мою скорбь по поводу произошедших событий.
Я знал, что ты недолюбливаешь меня, Констанца. Да что там - я точно знаю, что ты меня ненавидишь. Но чтобы так… Оставить меня накануне Совета Десяти, с ворохом истеричных девиц-фрейлин – это уже за гранью добра и зла, многоуважаемая вдова.

Любезная венценосная сестра моя Констанца. С великой скорбью узнал о том, что предатель пробрался в наш дом и совершил злодеяние. Я приложу все усилия, чтобы найти и покарать виновного или виновную. Лелею надежду, что ваше путешествие будет приятным и безопасным, и в скором времени вы вернетесь туда, где ваше место. Остаюсь преданным вам, ваш брат Дарий. Правитель.

Надеюсь, письмо взбесит тебя, Констанца. Ты ведь терпеть не можешь, когда я называю тебя сестрой. Но я сильно сердит на тебя.
- Догнать и вручить лично в руки королеве. И позовите ко мне леди Авиллу.
Леди Авилла – двоюродная сестра Аллария. На дух не выношу ее, и она отвечает мне жаркой взаимностью. За два года моего правления я преуспел лишь в том, чтобы она перестала меня в глаза называть ублюдком. И казнить нельзя – тетка, как-никак. А теперь мне еще и нужна ее помощь.
- Правитель, - ее шея едва уловимо наклонилась. Голос скрипучий. На ее лице слишком много румян и пудры. И чего-то еще, чему я даже не знаю названий. – Вы звали меня? – всем своим видом демонстрируя, какую непочтительность я проявил, призвав ее. По ее мнению, Бастард Дарий должен был сам явиться к ее покоям. И еще там аудиенции дожидаться. Интересно, если я сейчас протяну ей руку – с печаткой Совета Десяти – что она сделает? По протоколу должна поцеловать кольцо. Но она лучше удавится собственной ненавистью, но не сделает этого. Впрочем, не буду и проверять. К делу.
- Вы знаете о покушении и отъезде королевы?
Леди Авилла поджала губы и кивнула. Констанца тоже в списке тех, кем недовольна старая грымза.
- О грядущем Совете Десяти вам тоже известно?
Она надменно кивнула – дескать, как может быть что-то такое, о чем бы ей не было известно.
- В таком случае мои слова не станут для вас сюрпризом… тетушка.
Сейчас ее хватит удар. Надеюсь. Хотя – нет. Не ко времени.
- Только вы, с вашим опытом, тактом и чувством прекрасного можете подготовить все для приема лордов с супругами. И всего, что с этим связано – обеды, бал и все остальное. Так ведь, леди Авилла?
Старая грымза, наконец-то, выдохнула. Кивнула. Глаза ее блеснули. Сколько бы лет ни было женщине, но одно только слово – «бал»…
- И возьмите под свое покровительство фрейлин королевы, - Авилла снова кивнула. – Я позже решу, что с ними делать. Составьте мне список – имена, фамилия, из какого дома, родители и прочее.
Авилла еще раз кивнула, напоследок – с пониманием. С учетом слухов о причастности к покушению на Констанцу фрейлин мой интерес более чем объясним. Вот и прекрасно. Одно имя в этом списке меня особо интересует
____________

Вот теперь можно, наконец-то, поесть – правда, под брюзжание Датцо.
Я отщипнул кусок воздушной, пышной лепешки – с пылу, с жару. Да, у меня плебейские вкусы в еде – так и остались. Люблю лепешки, ничего не могу с этим поделать. И немного золотистого меда из земель Эйвиос. И отвар кисетника. Все, что я могу себе позволить. По сравнению с днями в Восточной башне это – роскошь.
Я слизнул с губ остатки меда. И понял вдруг, какого вкуса были ее губы. Именно меда. Мед и Бри. Бри и мед.
- Где ты был все утро? – меня вывел из состояния мечтательной задумчивости скрипучий голос Датцо.
- Гулял.
- Гулял и…?
- И все!
- Дарий!
Я зло отодвинул кубок с отваром. Откуда он всегда все про меня знает?!
- Это ничего не значит.
- Дарий… - Датцо подошел ближе. – Что? Ты? Натворил?
- Это был всего лишь поцелуй! Только поцелуй и ничего больше! Больше ничего!
О, Боги. Кажется, я краснею. Нет, это от горячего отвара кисетника.
Датцо тяжело опустился напротив меня.
- Тебе нельзя даже этого.
Как будто я не знаю.
- Кто она?
Я упрямо поджал губы. Не скажу. И старый маг не сможет достать этого из моей головы. Я просто не буду думать о ней в его присутствии.
- Помни о цене, Дарий, - неожиданно сурово произнес Датцо. – Помни о цене. Когда в следующий раз захочешь ее поцеловать. Помни о комнате на вершине Восточной башни.
_________________

Зима в том году была очень холодная. Даже солнце простудилось, отморозило щеки, и у него сделался насморк. А когда солнце простужено, от него вместо тепла идет холод.
Рудольф Эрих Распе. Приключения барона Мюнхгаузена

Царь Островов. Столица. Дворец.

Проходит лишь день, а мне кажется минула вечность.
Так бывает, когда не видишь того, кто значит для тебя что-то.
А я и не помнила.
Будто он починил что-то во мне, давно разбитое. Чтобы сломать потом еще раз.
Теперь мне всегда тепло, потому что не могу не думать о нем. И даже боль в горле не мешает. Раньше всегда холодели пальцы. А теперь изнутри греет.
Дарий.
Притягиваю к носу ромашку на длинном стебле и вдыхаю горечь.
Не хочу срывать, портить.
Люди и так много испортили.
Ах, если бы я могла стать птицей! Полетела бы к его окну, заглянула внутрь, узнала, думает ли обо мне.
Сижу в саду на том же месте.
Надеюсь встретить его еще раз?
Наверное.
Но это лишь мечтания. И нужно как-то уговорить себя. Что он правитель и не обратит внимания на простую фрейлину захудалого рода. Что он не знает кто я, а если бы знал, то гибель моя была бы вопросом времени. Что он сын моего врага, брат моего врага, сам мой враг...
Такое немудрое сердце.
Не слушает голоса разума.
Бьется чаще от звука чужих шагов.
Вздрагивает от упоминаний имени.
Я знаю, что не могу.
Не знаю, что именно.
Не думать о нем?
Солнце играет в моих волосах, но ему далеко до теплых рук правителя.
А я думала, что ничто не сможет согреть меня так.
Глупая.
- Белатрис-Бригита!
Надеваю туфли и со вздохом поворачиваюсь к своей нянечке. Она стара, как замшелый пенек на пригорке, но любопытна как пикси, о которых я почти забыла. Денег на гувернантку нет, ну и хорошо. Больше времени на мои тайные дела.
- Благородная дама не должна сидеть на солнце! У вас будут веснушки, госпожа!
Слепа как курица.
Они уже есть. Меня целовало солнце, оставив на лице свои маленькие печати.
А еще... меня целовал Дарий.
Он тоже оставил на мне свою печать?
Сердце падает в ноги и снова подпрыгивает, остановившись где-то в горле.
- Благородная дама не должна сидеть на траве! - тем временем продолжает нянюшка. - Ваше платье помялось, ножки намокли, а вчера вы кашляли во сне!
И правда. Совсем забыла об этом.
Но кто будет думать о мелочах, когда есть что-то более важное?
Встаю и послушно иду за няней.
Пока отца нет, Бри все еще примерная дочь.

Вечером у меня начинается жар.
А ведь я почти не помнила, что это такое, хотя однажды и умирала в теле, охваченном болезнью.
В теле будто разожгли огонь и теперь он пожирает каждую клетку.
Совсем не похоже на утренние ощущения.
Нянюшка кудахчет. Приносит теплое питье с медом. Обтирает влажной тряпицей. Пытается рассказывать сказку, чтобы отвлечь.
- И были в те страшные времена люди, что путались с Древними. Ох и ужасны были те, не найти хуже! Насылали разные хвори если не по-ихнему! Много люда прокляли! И маги - только маги помогли спасти народ от проклятия этого. Собрали всех лихих людей, да и отправили за Стену, в холода. А Древних заперли в лесу, со всех сторон городами окружив, чтобы не расползалась зараза, чтобы сами люди могли остановить их, если вылезут поганые...
- Пошла вон, дура старая, - перебиваю, - и без тебя плохо.
Знаю, как все было, лучше чем она.
Злюсь.
Болит голова. Кажется, все тело ломит.
В горле саднит и я задыхаюсь.
- Иди отсюда, иди, - повторяю, а рядом все плывет.
- Ох ты ж деточка моя! - тишина вырастает в причитание. - Позовите скорее мага, или ученика, кто ближе будет!!
"Не надо", - с ужасом хочу сказать, но слова тяжело оседают на языке.
И я проваливаюсь в темноту.

»» 23.03.15 20:40 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Дворец Правителя. Покои Правителя

Так и проходит день – обычный день Правителя. Подготовка к Совету Десяти.  Надо решить, кого отправить на Север – проводить в последний путь Ага. Целый час сочинял письмо леди Лессандре с соболезнованиями.  Как Дзютте, интересно? Скоро ли доберется до Греха. Точное время путешествия угадать не всегда можно. Хотя команда самая проверенная.
Ближе к вечеру от Авиллы приносят свиток с именами фрейлин. Она – вторая сверху. Белатрис-Бригита. Единственная Бригита в списке. Теперь я знаю больше. Дом, откуда она. Имена родителей. Звания, доход, земли. Не самый знатный род. Усмехаюсь сам себе. Для бастарда – забавные мысли.
Ночь падает незаметно, и я понимаю, что устал. Вон, все вон. Я – бастард, плебей, волчонок с улиц столицы. И дворцовые церемониймейстеры ненавидят меня едва ли не больше всех прочих обитателей Дворца. Сакральный процесс отхода Правителя ко сну ограничивается тем, что я запираю изнутри дверь своей опочивальни. Упразднены должности Хранителя ночного колпака, Мастера, омывающего ступни и куча подобного же дерьма. Мне плевать. Я не сплю в ночном колпаке и ночной рубашке. А ноги перед сном я в состоянии омыть себе сам. Главное – что можно, наконец, остаться одному.
Плечам легко – нательная кольчуга из эллиниума, мой вечный спутник, брошена с тихим звоном на высокую спинку стула. Когда из одежды остаются лишь короткие батистовые штаны до щиколоток – я чувствую, как этот длинный день отпускает меня, уходит, улетает в окно. По комнате гуляет ветер, свежо.
Несмотря на усталость, заснуть не могу. Мне то жарко под пуховым одеялом, то холодно без него. Если прикрыть окно ширмой – душно. Без нее – слишком свежо.
Раздраженно опускаю ноги на пол. Врать себе не имею привычки. Не могу заснуть из-за нее. Привыкнуть можно ко всему. К любым ограничениям. Не есть мясо, рыба – раз в неделю, никакого вина. Все это давно стало привычкой и не раздражает. И все это пустяки по сравнению с тем, когда просыпается и поднимает голову зов плоти. Стократно прав Датцо. Тысячекратно. Но что делать с этим – я не знаю. Как унять, как изгнать то, что уже проникло в кровь?
Подхожу к окну. Отсюда виден лишь самый край Восточной башни. И мне вдруг становится невозможно душно в комнате, полной свежего воздуха. Душно так, будто тугой воротник церемониального наряда для коронации давит мне на шею. Как два года назад.
Не глядя, достаю чистую рубаху, которая приготовлена на завтра. Зачем они всегда так крахмалят воротники? Взгляд Тербия, когда отворяется дверь опочивальни Правителя, полон изумления. Мне снова плевать. Я – Правитель. Я имею права на придурь. Именно сегодня.
 - Я  - на замковую стену.
Ночной ветер треплет волосы, надувает за спиной парусом рубаху. Запрокидываю голову, пытаюсь вспомнить уроки астрономии от Датцо. Голова кружится. Слева нависает Восточная башня.
Да. Именно туда. Сорок три ступени, дверь из дуба, тяжелый засов  - изнутри. Иначе - никак.
Налетает еще один порыв – совсем холодный. Пора возвращаться. Босые ноги леденят древние камни дворца. И я вдруг понимаю, что сейчас совершенно беззащитен – кольчуга осталась там, в опочивальне. Там же сапоги, в которых я ношу ножи. Ничто не защитит меня от тяжелой арбалетной стрелы из-за стены. От кривого кинжала предателя. Как я мог быть так беспечен? Как мог забыть?
Резко оборачиваюсь на шорох за спиной. Тербий.
- Повелитель. Одной из фрейлин Констанцы плохо. У нее жар, она в беспамятстве.
Да какое мне дело до фрейлин Констанцы?! Это теперь головная боль леди Авиллы. Видимо, мой взгляд красноречив, потому что начальник стражи добавляет торопливо:
- Возможно, что ее тоже отравили. Тем же ядом, что и пытались отравить королеву.
А вот это меняет дело.
 - Мага вызвали?
- Да.
- Кто она?
Услышав имя, срываюсь на бег. Босые ноги отсчитывают ступени. С утра была босая ты. Сейчас – я.

Спальня Белатрис-Бригиты.

Она бела – бела неживой бледностью. И два алых пятна на щеках. Рядом причитает старуха. В дверях неловко мнется Тербий и еще кто-то. Что здесь делаю я? Маг справится со всем. Уходи, Дарий, уходи. Тебе не следует находиться здесь, в одном исподнем, босым, ночью, в спальне фрейлины. Тебе не следует смотреть на ее тонкие плечи, с которых сползла сорочка. Ни на что не стоит больше смотреть. Уходи. Тем более  - пришел маг.
Глаза Бри распахиваются.
 - Нет!  Пусть он уйдет!
Она не размыкает губ. Откуда я слышу этот голос? Он как будто звучит в моей голове. Но в следующий миг разворачиваюсь.
  - Все вон!
- Господин,  - хватает меня за руку старая нянька. – А как же моя девочка? Она вся горит…
- ВСЕ! ВОН!
Последним дверь прикрывает Тербий.
Я больше не спрашиваю себя, зачем я здесь. Я здесь, потому что нужен ей. И затем, что мне нужны ответы.
У кровати – маленький стульчик, для няньки, наверное. Сажусь. Она следит за мной глазами загнанной дичи – или мне кажется в переменчивом свете свечей? Касаюсь руки.
Жар. У нее жар – сказал Тербий. Пальцы ее ледяны. Так ледяны, что их согреть хочется тут же. Зажимаю ее ладонь между своих, пытаясь согреть.
Иное происходит. Холод от ее рук наполняет мои пальцы, ладони, пробирается выше, к локтям, плечам. Мне становится страшно, но я уже не могу отнять рук – словно сцепило что-то, склеило наши руки – ее и мои.
Лицо на белой подушке дрожит, меняется. И мне начинает казаться, что я вижу другую – беловолосую, бледную, с острыми чертами лица – совсем не похожую на утреннюю Бри. Два лица наплывают, сменяют друг друга. Мне страшно, как никогда. Мне кажется, я  в комнате на вершине Восточной башне, после недельного поста. Только там я вижу нечто подобное. Но когда заглядываю в себя.
Зажмуриваюсь. Но когда открываю глаза, вижу все то же – два лица в одном. Одно сквозь другое. Ледяной холод добрался до сердца.
 - Кто ты? - шепчу холодными губами.

»» 24.03.15 05:28 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

Как это замечательно: протянуть руку, коснуться и почувствовать чье-то тепло. Как долго, сам того не замечая, я жил без этих ощущений.
Харуки Мураками. Хроники Заводной Птицы

Царь Островов. Столица. Дворец - покои Бригиты.

Я знаю одно - не хочу умирать.
Какая смерть вернее, от болезни, или руки мага?
Темнота вокруг. Обычная для меня темнота. Для той меня, что спит во льдах. Без движения и без чувств.
Не хочу туда снова.
Не сейчас.
Не здесь.
Не так.
Сознание Бри наплывает снежной вьюгой. Танцует волшебные "па" с телом. Приглашает в дуэт болезнь.
Я рядом.
Не хочу умирать.
Хочу жить, смеяться, солнца, поцелуев.
Не хочу так.
Хочу...
Мои желания пугают меня саму.
Я вижу правителя рядом, полуодетого, странного, испуганного. И мне удивительно.
Неужели разгоряченное сознание играет такие шутки?
Черный столп позади того, о ком я думала весь день, мигает. Упирается в меня ленивым голодным взглядом. Испытующе смотрит.
Страх перебивает волны жара льдистым касанием. Сжимает сердце от невозможности дышать.
Нет, нет, нет, нет!
Только не сейчас, не так, не еще один недомаг.
Не хочу умирать, нехочунехочунехочу!!
Нет! Пусть он уйдет!!
- Все вон!
Голос Дария перекрывает все звуки. Только он, и тишина.
Только тот, на кого я хочу смотреть.
Он и что-то темное внутри него, в самой сути.
Где-то там причитания няни.
- ВСЕ! ВОН!
И тишина.
Не отрываю взгляда.
Внутри него что-то.
Все равно.
Мне спокойно, будто рядом идет снег. Будто я снова в Пределе. В таком, каким его никогда не знала и не видела. Наполненном светом и теплом. И ощущениями.
На губах должно быть сладость. Мне так кажется. Но я не могу ее слизнуть, потому что во рту пересохло.
Дарий.
Зачем ты тут?
Или я срослась с ней настолько, что брежу?
Тогда... пусть это продлится еще немного. Пожалуйста.
Касается, не одергивая руки.
Мне не холодно, а тебе?
Я хочу быть ближе. Взвиться птицей. Обвить вьюгой. Покрыть снегом. Смерзнуться.
Не поглотить - распробовать.
Не стать им, не завладеть. Он и сам хорош, даже с этой червоточиной, с тьмой. Я хочу...
Сжимает мою ладонь плотнее, отогреть пытаясь.
Не нужно.
Не сможешь.
Или постараешься?
Выше, глубже. Проберусь к тебе, к самому сердцу, обласкаю изнутри. Дотронусь черноты ореола.
Смотри на меня, смотри в меня. Узри истину.
Не знаю зачем, знаю - нужно.
Сын моего врага, кто ты мне?
Решайся.
Или забирай совсем, или отпусти.
Ближе к оболочке моей нынешней, сильнее.
Дотронуться бы до тебя мне настоящей. Не телом - душой бы тронуть. Обласкать, согреться, вымолить.
В глазах бело, словно вьюга. И кажется, от Бригиты все меньше. Лишь шаг еще, и я - вот она. Совсем ее сожру, во плоти тут буду.
Делать это никак нельзя.
Решай же, кто бы ты ни был мне.
Прямо сейчас.
Что будешь делать?

- Кто ты?
Прикладываю ему палец к устам.
Мягкой подушечкой глажу нежную кожу нижней губы.
- А тебе зачем знать? - отвечаю, - Незачем.
Тяну на себя. Льну как кошка. Трусь макушкой о подбородок.
Он теплый, теплее солнца.
От него хворь бежит.
Пальцами вниз, от скулы к подбородку, будто слепая. Обвиться бы всем телом и будь что будет.
Убьет или пожалеет? Быть может, позовет ученика мага, которого сейчас прогнал? Отдаст меня?
Беру лицо Дария в ладони, смотрю пристально в глаза.
- Ты мне скажи, кто я?
_________________

Дворец Правителя. Спальня Белатрис-Бригиты.

Говорят, когда человек замерзает – ему не холодно. Там, за определенной гранью, холод уже не чувствуется. И уже тепло. Замерзать – тепло. Кажется, теперь и я это знаю. Снега укутывают мое сердце. И мне тепло.
Я по-прежнему вижу два лица. Бледное, острое, все из штрихов и граней. И румяное юное лицо с веснушками. Какое из них настоящее?
Еще я вижу ожившие древние легенды. Порченные. Ночь обреченных. Льдистый предел. Опаляющее дыхание вечных снегов. Но я вижу и другое. Горе и боль изгнанников. Моего пра-пра –пра, Аллария Прощающего – с мечом , верхом на вороном, дарующего прощение нечистым. Кровь на снегу. Крики, что застывают облаками пара в морозном воздухе. Слезы, что замерзают льдинками на щеках. Две правды – в ее глазах, и в свитках хроник. Какая из них настоящая?
Когда замерзаешь – не холодно. Так ли это? Скажи мне – ты, что сейчас обнимает мое лицо ладонями. Было ли холодно ТЕБЕ?

Страшные давние легенды оживают прямо передо мной. Подо мной. Эта легенда обнимает меня за шею, гладит мои губы, смотрит в глаза. Ты – Льдистая.
Страх затапливает меня всего. Страх затмевает свет свечей, все затмевает, оставляя только одно. Одно лицо. Настоящее. Одна правда. Настоящая.
И я не сразу понимаю, что это за страх. Чего я боюсь. Я боюсь не ЕЕ. Я боюсь ЗА нее.
Зачем ты здесь? Ты понимаешь, как это опасно? Там, за дверью, маг. Одно его слово - и… Я же ведь ничего не смогу сделать. Я - Правитель, меня чтит чернь, я научил Совет десяти уважать меня. Но перед магами я - никто. Если он почует тебя – я не смогу защитить тебя, понимаешь?!
Уходи. Здесь опасно. Ты пришла сюда как-то, я не знаю – как. Уходи – так же, как пришла. Пожалуйста. Мне страшно. Потому что я не смогу защитить тебя от магов.
«Уходи» - шепчут беззвучно мои губы. «Уходи!» - кричит мой разум. А сердце и руки отпустить не могут.
Одно лицо. Одна правда.
_________________

Люди всегда чувствуют тепло, когда касаются друг друга.
Грэй-мен (D. Gray-Man)

Царь Островов. Столица. Дворец - покои Бригиты.

Когда я была маленькой, еще совсем-совсем крохой, отец брал меня на руки и обнимал. Мне казалось, что я попадаю в ураган, в самый центр его, бурлящий улыбкой и весельем. Эти объятия всегда дарили спокойствие и ощущение, что тебя любят.
Я думала, что забыла, как это бывает.
Что это не мой удел больше.
Что я не настолько человек.
Или настолько не человек.
Тогда почему я делаю это сейчас?
Обнимаю его?
Верю своему врагу?
Отдаю жизнь свою в его руки, даря право казнить или помиловать одним мановением пальцев?
И почему он не торопится подарить мне смерть, хотя явно видит, кто я?
Ты же видишь, правда?
Ты видишь меня?
Видишь.
Не глазами. Сердцем.
Нутром видишь.
Видишь.
И тебе все равно?
В глазах Дария страх, но вопреки ему, правитель прижимает меня все ближе и теснее.
Значит не меня боится.
За меня?
Мысль эта нелепа.
Правнук Алария боится за полукровку.
Он мог бы сделать со мной все, что угодно. Он мог бы отдать меня магам. Он мог бы... но он боится за меня.
За меня.
Я бежала всю свою жизнь. От людей, от магов, от себя, от холода.
Мне не хочется бежать от него.
Мне хочется быть ближе.
Но я не могу быть ближе, чем есть.
Или могу?
У него немного колются щеки. Щетина под моими пальцами. И бледность. Это ведь я болею, не ты?
Запах чистоты и мыла со свежестью. Вопреки или в противовес темной каемке внутри.
Не хочу в нем этого.
В нем это неправильно. Неверно.
Будто прекрасный цветок души заляпан грязью. И нельзя ничего сделать, чтобы убрать.
Если бы я могла...
Но это не в моих силах.
Я могу лишь жаться к тебе, ласкаясь, в попытке быть еще ближе.
Не страшна эта чернота. Совсем.
Ничего рядом с тобой не боюсь. Даже ученика мага, что стоит под дверью, прислушиваясь, словно чума.
Не сожрет. Не сможет.
Поперхнется.
Не он важен сейчас.
Не на него смотрю, не его вижу.
Тебя.
Глажу высокие скулы и линии бровей. Четкий профиль носа и длинные ресницы кончиками пальцев, будто слепая. Хочу сохранить в памяти на далекое потом, которое еще будет.
Лицо Дария Скорбящего, полное страхом за полукровку.
Лицо, которое не хочу забывать.
Пусть бы это "потом" никогда не наступило.
А потом я целую. Сладко, мягко, морозно. Облизывая губы, прикусывая плоть от жадности, чтобы быть еще ближе. Скользя пальцами по затылку, сквозь пряди волос.
Не Бригита - я сама.
Потому что так хочу. Или потому, что чувства ее, теперь уже мои настолько, что нельзя отличить. Потому, что я чувствую - а это истинно невозможно.
Потому, что продала я душу свою за жизнь в холоде.
Значит ли это, что я теперь умру?
_________________

Дворец Правителя. Покои Белатрис-Бригиты.

Я не знал тебя до сегодняшнего дня. И сегодня мой день начался и закончился тобой. Это странно, но я хочу, чтобы завтрашний был таким же.
Но – нельзя. Понимаешь – нельзя!? Нет, не понимаешь. Или  - понимаешь. Что у нас есть только этот миг. И в следующий может уже не быть ничего.
У нас нет будущего. И нас-то тоже нет. Есть только этот миг, твои жадные и горячие губы. Нетерпеливые пальцы. Мои руки на твоих плечах. И звон в моей голове. Нарастающий гул.
Так неправильно все. Ты – враг. Ты – часть тьмы, поглотившей мир людей. Отчего же я не боюсь тебя? Ты – Тьма. Но и я – не Свет.
Жаркое дыхание, и руки тянут все ближе. Столько лет воздержания, практик, усмирения плоти – и все. В один миг все разрушается, и я не буду прежним. Ради тебя я готов перестать держаться за то, что не дает тьме внутри поглотить меня. Потому что ты не боишься того, что во мне. Потому что ты видишь. Настоящего меня.
И я хочу тебя видеть. Не это тело – чужое, заимствованное. А ту, что пробивается – словно цветок из земли после долгой земли. Светлые волосы, острые скулы – не порезаться бы. Хочу потрогать и проверить. Настоящую тебя.
Голоса за дверью. Громкие. Кто-то спорит. Тербий и... ? Мэлос. И все уходит на второй план. Маленький гаденыш позвал большого гада.  Тебе надо уходить. Пожалуйста. Уходи. И пообещай мне, что больше не будешь так беспечна. Пообещай мне… что мы больше не увидимся. Это погубит нас обоих.
С моего безымянного пальца скользит тяжелая печатка с ладьей Аэрас. Вкладываю в маленькую горячую ладонь. Помни обо мне.
Последний, краткий, почти ворованный уже – в губы. Плачешь? Не надо. Уходи. Только пообещай мне, что мы обязательно увидимся.

»» 01.04.15 05:47 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________

— Веришь в теплоту тел?
— Что?
— В теплоту тел! В секс без секса? В объятия.
Рэй Брэдбери. Смерть - дело одинокое

Царь Островов. Столица. Дворец - покои Бригиты.

Кольцо - на тяжелую цепь, что на шее ошейником. Отбросить кольцо, подаренное неведомым женихом. Пусть его.
Сжать в пальцах, чтоб до боли и отпечатка ладьи на ладони.
Вытереть губы.
Провести по своим плечам - там, где были его руки.
Пообещать себе подумать об этом после.
Отдышаться.
Не помогает.
Сердце рвется из груди. Трепещет. Ползет за ним, оставляя невидимый кровавый след.
Как он успел так быстро стать моей частью? Стать ближе?
И тьма по контуру его души, которая ласкается словно бархат. Откуда она?
Сжимаю кольцо сильнее. Кажется, еще немного, и символ впечатается в меня навсегда. И я буду этому рада.
Оседаю в подушки. Прикрываю глаза.
Дышу.
Рано умирать, слишком.
Если придет магистр - придется.
Но сегодня причин жить больше, чем когда-либо.
И почему я верю Дарию?
Почему я ему верю?
Не могу не верить.
Не могу.
Снова накатывает болезнь.
Трется в горле песочной ратью, жарит на медленном огне.
Теперь я не боюсь ее. Приветствую. Болеют только люди. А сейчас так важно доказать, что я - человек.
Выпустить Бригиту.
Забиться в самый уголок сознания.
Молчать.
Чтобы даже намека на нечеловечность.
Входит недомаг. Магистра не видно.
Не пускай его сюда, Дарий.
Не пускай, не пускай, не пускай!
Он почует, как акула - кровь.
Он убьет меня!
Его не смогу обмануть.
Не сумею.
Та часть меня, которая Бригита, что-то лепечет ученику о болезни. Говорит о боли в горле, о жаре, о вопросах правителя про яд. Врет складнее, чем я помню - надо.
Умничка.
Превращаюсь в слух. Слушаю за дверью, откуда не доносится ни звука.
Не пускай его, Дарий.
Не пускай, или больше никогда меня не увидишь.
Он меня сожрет.
Не пускай.

»» 01.04.15 07:43 Обсуждение текущего сюжета игры Забытый мир
_________________