Fatal amour. Искупление и покаяние (ИЛР)

Ничего себе. Я как-то никогда особо и не задумывалась об этом, но похоже времена-то жутковатые были в глубинке. Это в столицах пиры да балы, а тут если что, и защитить некому.

Да, Леночка. Как оказалось 19 век - это не только прекрасные дамы и благородные кавалеры. Что тогда, что сейчас действует одно право - право сильного.
___________________________________

 » Глава 1

Смоленская губерния
1832 год

Господа, вы бывали когда-нибудь на Смоленщине? Удивительная земля, надо сказать! В лихие годы войны прошёлся по ней сапог французского солдата, оставляя за собой разорённые поместья да выжженные деревни. Но минуло два десятка лет и об ужасных днях нашествия Bonaparte уже почти ничто не напоминало. Отстроились заново усадьбы, поля радовали глаз золотом созревающих хлебов, а о былом подрастающее поколение узнавало лишь от очевидцев тех кажущихся невообразимо далёкими дней.

Вот и Марья Филипповна Ракитина, барышня семнадцати лет, об ужасах войны знала со слов маменьки да папеньки. И если отец в первых же рядах вступил в дворянское ополчение и с боями прошёл за отступающим французом до самого Парижа, то матери пришлось бежать из разграбленной пылающей усадьбы в поместье своего брата с трёхлетним сыном на руках. Ох, и страху же натерпелась тогда Елена Андреевна! Вспоминая, она и по сей день не могла удержать слёз. Марья и представить себе не могла подобного. Как-то она спросила брата, помнит ли он о тех временах, но Серж отвечал, что был слишком мал, чтобы запомнить.

Благодаря то ли горячим молитвам супруги, то ли счастливому стечению обстоятельств, Филипп Львович Ракитин к исходу 1814 года вернулся в родные места, овеянный славой победителя Bonaparte без единой царапины.

Его поместья Ракитино и Полесье лежали в руинах, но утешением стало то, что целы и невредимы остались и жена, и сын. Потому, посокрушавшись немного об утерянном, Ракитин рьяно взялся за восстановление разрушенного хозяйства. К тому времени, когда Маше исполнилось три года, семейство Ракитиных перебралось от хлебосольных родственников в заново отстроенный особняк в Полесье, где и проживало по сей день.

Нынче в жизни Марьи Филипповны наступил особый день: ей исполнялось семнадцать лет. В честь дня ангела любимой дочери Филипп Львович устраивал грандиозный бал, пригласив всех соседей.

Проснувшись против обыкновения довольно рано, Марья обнаружила на туалетном столике красивую коробочку, обтянутую бархатом. Внутри, на белой атласной подкладке, покоились изящные жемчужные серьги и такой же кулон на тонкой золотой цепочке. Девушка восторженно ахнула и, приложив серёжку к маленькому аккуратному ушку, залюбовалась собственным отражением.

Хотя Марья, в силу довольно юного возраста, ещё не вполне осознавала силу собственных чар, ей весьма часто доводилось слышать, как местные кумушки, говоря о ней, предсказывали, что на её счету будет немало разбитых сердец. Впрочем, сии замечания лишь укрепляли её во мнении о собственной исключительности и позволяли свысока взирать на прочих девиц в уезде.

Посмотреть и в самом деле было на что. Густые русые локоны, выгоравшие по лету до золотистых прядей, обрамляли безупречно красивое лицо, на котором сияли серо-голубые глаза, опушённые длинными тёмными ресницами. И даже очаровательная россыпь веснушек на аккуратном чуть вздёрнутом носике ничуть не портила прекрасный облик юной прелестницы.

Вволю налюбовавшись собой, Марья выглянула в будуар и, без особых церемоний растолкав сладко посапывающую на узком диванчике горничную, велела подать утреннее платье.

Она едва сдерживала нетерпение, нервно сплетая тонкие пальцы, пока Настасья раскручивала папильотки и укладывала туго завитые локоны в причёску. Ах, как ей хотелось сбежать вниз, заглянуть в кабинет отца и поблагодарить папеньку за чудесный подарок! Как любила она эти утренние часы, когда отец обыкновенно занимался своими делами, но всегда находил время, дабы сказать ей несколько приятных слов и пожелать доброго утра!

Филипп Львович и в самом деле был в своём кабинете. Проскользнув мимо лакея, чинно открывшего перед барышней двери, Марья Филипповна бесшумно впорхнула в комнату. Ракитин, нахмурившись и барабаня по столу пальцами, читал какое-то письмо. При виде дочери его лицо просветлело, он ласково улыбнулся и поднялся ей навстречу.

- Мари, именинница, ангел мой, поздравляю! – Отец расцеловал её в обе щёки. - Всё хорошеешь с каждым днём! Уж недалёк тот час, когда и вовсе выпорхнешь из отчего дома, - шутливо заметил он, но от Марьи не укрылась обеспокоенность, которую он постарался спрятать за непринуждённой улыбкой и нарочито беспечным тоном. Отмахнувшись от тревожных мыслей, девушка обняла отца и от всей души чмокнула в щёку, защебетав:

- Ах! Папенька, какой чудесный подарок вы мне сделали!

- Полно, душа моя! Моя дочь достойна только самого лучшего! – не без гордости созерцая любимое чадо, улыбнулся в ответ Ракитин.
Вторым человеком, поздравившим mademoiselle Ракитину с днём рождения, стал брат. Сергей перехватил сестру в просторном светлом холле особняка, куда она спустилась, намереваясь совершить ежеутренний promenade. Брат закружил её по паркету в нескольких быстрых па вальса, расцеловал и потребовал оставить мазурку за ним. Марья, смеясь, растрепала светлые кудри Сержа и согласилась, после чего уговорила его пройтись с ней по парку. Несмотря на довольно ощутимую разницу в шесть лет, брат и сестра были весьма близки друг другу. Нынче mademoiselle Ракитиной не терпелось поделиться с Сержем некой маленькой тайной.

Взяв сестру под руку, Сергей Филиппович подстроился под неспешный шаг девушки:

- Ну, говори уж, не томи, - усмехнулся он. – По глазам вижу, задумала что-то.

- Ничего я не задумала, Серж! – Марья остановилась. – Мне Василевский вчера в любви объяснился! – и девушка театрально закатила глаза.

- Что, сам Василевский? – беззлобно поддел сестру Ракитин-младший, вспомнив, как поспешно покинул их дом накануне Павел, старший отпрыск генерала Василевского.

- Не веришь? – Обиделась девушка.

- Отчего же?! Верю, ma сherie, - рассмеялся Сергей. – И что же ты ему ответила?

- Ничего, - Марья пожала плечиками. – Это же Поль, мы с ним сто лет знакомы.

- Ну, а есть кто-то, кого выделяет ma petite sœur (моя маленькая сестрёнка)? – Шутливо продолжил он.

- Никого, - девушка тяжело вздохнула. – Можешь мне не верить, но я нахожу здешнее общество невыносимо скучным.

- В Москву собралась? – Сергей пнул лежащий на дорожке камешек.

- Папенька обещал непременно на будущий год, - с мечтательной улыбкой отозвалась сестра.

Серж отвёл взгляд и промолчал. Грёзы Марьи о сезоне в Первопрестольной не являлись для него тайной, но по множеству мелких и вроде бы незначительных фактов он догадывался: дела у них в последнее время шли не так уж гладко. Решение отца отложить на год выход в свет младшей сестры лишний раз убеждало его в этом. Отец ничего не говорил, но и без слов становилось понятно: причины для беспокойства есть. Коли всё было бы в порядке, Филипп Львович уже в нынешнем году повёз бы дочь в Москву, а ежели отложил – стало быть, неспроста.

- Идём завтракать, ma cherie, маменька ждёт, - не желая погружаться в тревожные раздумья, предложил Серж.

Елена Андреевна давно уже восседала за столом в столовой. В другой день она непременно бы попеняла детям за опоздание к завтраку, но сегодня решила быть снисходительной, да и глава семейства отчего-то задерживался. Пожелав дочери долгих лет и прочитав короткую молитву, madame Ракитина приступила к завтраку. Филипп Львович присоединился к трапезе только в самом конце. Марья отметила, что отец нынче как-то странно весел, но при том не могла отделаться от ощущения, что веселье сие напускное, ненастоящее.

Впрочем, о своих тревогах она позабыла, как только пришло время готовиться к предстоящему балу. Из окна покоев mademoiselle Ракитиной прекрасно просматривалась вся подъездная аллея. Стоило у ворот появиться первому экипажу, как Марья принялась торопить горничную, закрепляющую шпильками бутоны белых роз в замысловатой причёске барышни.

Первыми приехали Василевские. Павел Василевский, краснея и не поднимая глаз, пробормотал приличествующие случаю поздравления, коснулся невесомым поцелуем руки именинницы и прошёл в залу вслед за матерью и отцом. Марью немного задело такое пренебрежение: кавалер, вчера пылавший страстью, нынче не удосужился даже спросить о танце. А ведь бальная карточка всё ещё оставалась пустой, коли не считать мазурки, что она оставила за Сержем.

Огорчение её прошло, как только один за другим стали прибывать остальные приглашённые. Роскошная бальная зала по желанию виновницы торжества была украшена точно такими же белыми розами, какие были вплетены в её причёску и прикреплены к корсажу бального платья. Музыканты настраивали инструменты, слышался приглушённый рокот голосов гостей, лакеи в парадных ливреях сновали с подносами, на которых красовались фужеры из дорогого хрусталя, наполненные лучшим шампанским, какое только удалось достать в Первопрестольной.

Не прошло и получаса, как в бальной карточке Марьи свободным оставался только вальс, который mademoiselle Ракитина не пожелала отдать никому. Раздумывая о том, что была чересчур жестока с Полем Василевским, Марья решила: вальс, коли он соизволит подойти, оставит за ним. Но, видимо, обида генеральского сына и впрямь оказалась велика, потому как с приглашением он к ней не спешил.

Поутру, рассказывая брату о признании молодого Василевского, Марья немного слукавила, отвечая, что ничего не ответила на признание. Она и в самом деле не сказала ни слова в ответ, но вот смеха сдержать не смогла. Уж больно забавным показался Поль, когда пытался объясниться ей в своих чувствах. То, как он поминутно промокал взмокший лоб надушенным платком, мучительно подыскивал слова и даже, - о, ужас! - заикался, не могло не вызвать веселья. Вот и сейчас при одном воспоминании этом улыбка скользнула по её губам.

В распахнутые двери вошли припозднившиеся гости. Марья нахмурилась. Князья Урусовы хоть и были ближайшими соседями, но на любое собрание всегда приезжали последними, и их всегда ждали, не открывая бал до прибытия сиятельных особ.

- Марья Филипповна, вы очаровательны! - Склонился над её ручкой Илья Сергеевич. – Позвольте поздравить вас с днём ангела и вручить сей скромный дар.

«Скромным даром» оказался французский роман, видимо, совсем недавно доставленный прямо из Парижа: посетив на днях книжную лавку в Можайске, Марья сего сочинения не видела, а ведь весьма внимательно и придирчиво перебрала все новинки.

- Благодарю вас, Илья Сергеевич. Вы, несомненно, знаете, как угодить барышне, - скромно потупила очи Марья.

- Могу я надеяться на счастье танцевать сегодня с вами? – не отпускал её ладонь из своей руки князь Урусов.

Краем глаза Марья заметила Поля Василевского, приближающегося к ней со стороны бального зала. Очевидно, он всё же надумал пригласить её. Вне всякого сомнения, она могла бы отказать Урусову, сказав, что увы и ах, все танцы расписаны – и то вовсе не было бы ложью. Но желая наказать Василевского за долгое ожидание, Марья ослепительно улыбнулась князю и протянула ему свою бальную карточку.

- Ежели найдёте свободный танец, он ваш, - глядя из-под ресниц на Урусова, выдохнула она, как ей самой показалось, обольстительно и томно.

Урусов пробежал взглядом по списку, загадочно усмехнулся и вписал своё имя в единственной свободной строчке напротив вальса. За Ильёй Сергеевичем поздравить именинницу подошла его сестра – княжна Наталья. Окинув бальный туалет Марьи Филипповны придирчивым взглядом и не найдя в нём ни единого изъяна, Натали с кислым выражением лица пробормотала поздравления и, опираясь на руку старшего брата, проследовала в бальную залу.

Неприязнь между Марьей и Натальей являлась взаимной. Будучи княжной Урусовой, Натали никому не позволяла забывать о данном факте, но, к её величайшему сожалению, не могла похвастать столь же приятной наружностью, какой обладала их ближайшая соседка. Она была не лишена привлекательности, но рядом с Марьей Филипповной ощущала себя бледным ночным мотыльком против яркой экзотической бабочки. Всего годом старше самой Марьи, она уже провела один сезон в Первопрестольной, но суженного себе выбирать не спешила, полагая, что получить её руку – счастье, которого достоин не каждый. Марья же невзлюбила княжну за высокомерный нрав и нелестные высказывания в свой адрес, намекавшие на её легкомыслие и чрезмерное кокетство.

Бал открыли полонезом, в котором в первой паре хозяин имения повёл красавицу дочь. Танцы следовали один за другим. Раскрасневшаяся, довольная атмосферой всеобщего веселья, Марья Филипповна блистала в мазурке, легко и изящно обходя вокруг брата, припавшего на одно колено в фигуре танца. Неприкрытая зависть уездных барышень и откровенное восхищение молодых людей, как бальзам на сердце, льстили самолюбию.
Остановив лакея, Серж снял с подноса два фужера с шампанским и протянул один сестре:

- Сегодня можно. - С улыбкой сказал он.

Марья, послав ему благодарный взгляд, пригубила восхитительный игристый напиток, но первые аккорды вальса напомнили о том, что танцевать ей предстояло с князем Урусовым. Неприятный холодок пробежал по спине девушки, когда Илья Сергеевич склонился перед ней в учтивом поклоне. Для семнадцатилетней девицы двадцатисемилетний князь казался едва ли не стариком - уж во всяком случае, с ним не получалось вести себя так же, как с остальными поклонниками. Этот «старик» обладал весьма выдающейся наружностью: худощавое лицо словно было высечено скульптором в довольно резкой манере, обусловленной стремлением подчеркнуть твёрдую линию подбородка, высокие скулы, тонкий прямой нос. Но Марья Филипповна его привлекательности не замечала. Рядом с Ильёй Сергеевичем она ощущала себя несмышлёным, избалованным ребёнком, и сие ощущение было ей неприятно. Всякий раз ей казалось, что Урусов видит её насквозь, прямо-таки читает её мысли, а покровительственно-снисходительный взгляд невольно подталкивал к мысли, что князь находит её забавной, но ни в коем случае не равной своей сиятельной персоне.

Вложив свои пальчики в протянутую ладонь, Марья позволила вывести себя на середину залы. Едва рука Ильи Сергеевича коснулась её тонкой талии, как тело невольно напряглось, а чуть заметная дрожь пробежала по спине.

- Мне казалось, здесь довольно душно, - тихо заметил Урусов, закружив именинницу в сумасшедшем вихре танца.

- Вы правы, ваше сиятельство, - не поднимая глаз, отозвалась Марья.

- Так отчего вы дрожите, mon couer? - усмехнулся Илья Сергеевич.

- Вам показалось, - осмелилась поднять голову Марья Филипповна, вздрогнув от адресованного ей «mon couer» (сердце моё).

Никогда раньше Урусов не обращался к ней подобным образом. Что-то неуловимо изменилось в его отношении к ней. Истинно женским чутьём Марья уловила перемены, но не могла сказать, что сие открытие доставило ей удовольствие. Илья Сергеевич всегда чем-то пугал её.

- Сквозняк, - беспечно улыбнулась она, - все окна открыты.

- Марья Филипповна, не желаете составить нам с сестрой компанию? Мы завтра собираемся в Можайск. Думаю, Натали была бы рада вашему обществу, тем более, я ничего не смыслю во всех этих штучках, столь милых женскому сердцу, - обратился к ней Урусов.

«Едва ли Натали обрадуется моему обществу», - подумала Марья, но вслух вежливо ответила согласием. Отчего бы и не досадить лишний раз высокомерной княжне своим присутствием? С последними аккордами вальса Илья Сергеевич ещё раз напомнил о данном ею обещании и сообщил, что заедет за ней ближе к полудню.

За окнами совсем стемнело. Сделав музыкантам знак прерваться, Филипп Львович обратился к гостям:

- Господа, прошу на террасу! Фейерверк - семнадцать залпов в честь именинницы!

Толпа гостей устремилась на широкую мраморную террасу, весело переговариваясь в ожидании нового развлечения.

Марья застыла у самой балюстрады, вглядываясь в тёмные небеса. Звёзды, далёкие и чужие, словно подмигивали, но вскоре поблекли перед яркими всполохами фейерверка. В воздухе запахло порохом, на псарне зашлись лаем собаки, кто-то восторженно захлопал в ладоши, а mademoiselle Ракитина вдруг испытала странное ощущение сродни усталости. Вся эта толпа, фейерверк, танцы, шампанское, вдруг показались ей чем-то скучным и утомительным. Радостное настроение померкло. Захотелось, чтобы все разошлись… остаться одной в тишине. Оглянувшись на распахнутые французские окна, на возвращающихся в зал гостей, Марья легко сбежала по ступеням в ночной парк. Обхватив себя руками за плечи, она медленно побрела по освещённой призрачным светом фонарей аллее. Быстрые шаги позади заставили учащённо забиться сердце, но это оказался Серж. Набросив на плечи сестры тонкую шёлковую шаль, он молча побрёл рядом.

- Серёжа, - вздохнула девушка. - Урусов назавтра позвал меня ехать в Можайск с ним и Натали.

- Ты согласилась? – Поинтересовался брат.

- Почему нет? – Она пожала плечиком.

- А как же Василевский? Я думал, он нравится тебе.

Марья остановилась.

- Увы, Серёжа, мне никто не нравится.

- Так и никто? - Задумчиво переспросил Серж. - Ты слишком много романов читаешь, ma cherie. А Урусов тебе тоже не нравится?

- Он пугает меня, - честно призналась Марья.

- Отчего? – Сергей в удивлении поднял бровь.

- Не знаю. Не могу объяснить, но рядом с ним я сама себе кажусь глупым вздорным ребёнком.

- Может, и в самом деле, пора повзрослеть, Мари, - тихо заметил Ракитин-младший.

- Не пойму, о чём ты? – Совершенно искренне изумилась девушка.

- Меня всего лишь беспокоит несметное число твоих поклонников, коих ты привлекаешь, как пламя мотыльков, но при том никого не выделяешь, никому не отдаёшь предпочтения. Рано или поздно это может сыграть с тобою злую шутку, Мари.

- Пустое, Серж, - отмахнулась Марья. – Разве моя вина в том, что все как один, находят меня привлекательной?

- Может, и так, - согласился брат.

Остановившись в конце аллеи, брат и сестра одновременно оглянулись на освещённые окна особняка. Странное тревожное чувство посетило обоих – будущее предстало вдруг пугающе неясным. Вроде ничто не предвещало беды, но в том веселье, что царило нынче в доме, им почудилось что-то зловещее.

- Ты тоже чувствуешь это? – Тихо спросила Марья.

- Что? – ещё тише переспросил Сергей.

- Будто всё это вот-вот кончится. Всё переменится, и ничего уже не будет как прежде.

- Ты просто устала, - попытался успокоить сестру Сергей, но внутренне содрогнулся от того, как точно она вслух высказала его собственные ощущения.

- Ты прав, - улыбнулась девушка. – Я нынче очень устала. Как думаешь, будет очень невежливо, ежели я прямо сейчас отправлюсь спать?

- Ступай, - Сергей предложил ей руку и пошутил: – Нынче тебе всё можно.

А Марья уже откровенно зевала, прикрывая рот ладошкой:

- Верно, то от шампанского. Маменька завтра журить будет.

Поднявшись в свои покои, Марья с удовольствием избавилась от тесного корсета и с вытянулась на постели. Даже приглушённый шум из бального зала и отдалённые звуки музыки не помешали ей соскользнуть в сон, едва она смежила веки. Её нисколько не тревожил тот факт, что не все танцы она станцевала сегодня, и кое-кто из её поклонников так и не дождался своего часа…

К полудню следующего дня во дворе дома остановилась четырёхместная коляска Урусовых. Под пристальным взглядом Ильи Сергеевича Марья Филипповна нарочито медленно сошла по ступеням и, опираясь на руку его сиятельства, забралась в экипаж. Князь расположился напротив девушек, спиною к вознице, и всю дорогу до городка развлекал их разговорами. Наталья едва перемолвилась с mademoiselle Ракитиной и парой фраз, молча негодуя на брата за такое соседство.

Ещё по дороге к Можайску, Марья с досадой обнаружила, что забыла дома ридикюль, в котором осталась небольшая сумма, выделенная папенькой на булавки, но промолчала. Как назло, ей приглянулась шляпка, примерив которую, она с сожалением вернула дивное творение модистки приказчику. Заметив её огорчение, Илья Сергеевич расплатился за шляпку и с шутливым поклоном преподнёс соседке коробку:

- Ежели это способно ещё более придать красоты вашему совершенному облику, то оно непременно должно быть ваше.

Марья робко улыбнулась в ответ. Передавая ей коробку, Илья Сергеевич позволил себе чуть задержать руку девушки в своих ладонях. Многозначительный взгляд князя поверг её в смущение, граничащее с паникой.

«О Боже, только не это!» - вздохнула Марья, уже сожалея о своём импульсивном желании подразнить Натали: ведь она невольно подала князю мысль, что может быть неравнодушна к нему.

Дома, примеряя перед зеркалом обновку, она с грустью осознала: шляпка ей уже не нравится. Может быть, всё дело в том, что куплена она на деньги князя Урусова? Как бы то ни было, девушка пообещала себе впредь быть осторожнее в своих поступках и ни в коем случае не выказывать князю расположения, поставив его в один ряд с другими поклонниками.

___________________________________

Ну, Юля, наблюдаются значительные перемены в первой главе. Вернее, обсалютные. Много описаний переживаний героини, что только уличшило текст и подлило масло в огонь интереса читателей. Исчез Анатоль, зато появился Василевский. У братца характер улучшился, вроде как. А убиенный на дуэли возвернется на время, или же ты его прах оставила почитать в старом варианте глав?
___________________________________

Глава поменялась в лучшую сторону как мне кажется. Только вот похоже грядут какие-то глобальные перемены в жизни героини. А пока девушка радуется жизни в кругу любящей семьи.
Мне изменения понравились.

Юлия это уже похоже новый роман, здорово! Семья Ракитиных в полном составе и братец Серж положительный малый и всё ещё так хорошо, всё благополучно, но предчувствие Марьи Филиповны что вот-вот всё оборвется, закончится... Ощущение тревоги автор сумел передать .Юлия уже волнуюсь, завьюжит Машу судьба!
___________________________________

Девочки, всем доброго дня!


Надюша, скажем так, та глава - предыстория к основному действу. Анатоль действительно исчез и не вернётся, Серж теперь белый и пушистый, но это вовсе не означает, что ошибок он не наделает, убиенный на дуэли вернётся, но опять же на время.

Лена, спасибо. Перемены грядут, и героиня уже ощущает их приближение.

Ох, завьюжит, Наташа. Тем тяжелее будет принять всё, что судьбой уготовано, раз нынче всё так хорошо.
___________________________________

Юленька, привет!!!
Большое спасибо за новый вариант главы. Надо отметить, что ситуация очень изменилась. Чувствуется, что неприятности приближаются и нешуточные, но нет прежней безысходности. И семья в полном составе. Появился новый поклонник - Василевский. И Урусов явно выражает симпатию к Маше.

Мне они тоже нравятся.
Да, несмотря на знакомых героев, действие разворачивается совсем по-другому.

_________________

Мне нравятся изменения! Совершенно другое произведение, стиль,и сестра с братом дружат, а не в ссоре.
Спасибо!
_________________

Надя, привет. В общем сюжет не поменяется, возникла необходимость объяснить, как мои герои докатились до такой жизни. Некоторые изменения коснутся Сержа, он уже не такой плохой, как был в первоначальном варианте)))

Спасибо, Лиля. Рада, что мои дорогие читатели не разбежались ))))
___________________________________

Юля, привет!

Как тут уже отмечали, роман начинается совсем по-другому.



Ага, значит герои из прежнего варианта - Соколинский, Ефимовский, Карташевский - всё же появятся, да?

Жду следующую главу.
___________________________________

Ксюша, привет.


Да, начало уже не такое мрачное, но это только лишь прелюдия к остальному действу.

Вне всякого сомнения. Обязательно ещё встретимся с ними, но, может быть, они чуточку изменятся.
___________________________________

 » Глава 2

Глава 2


Тем же вечером после поездки в Можайск Марья Филипповна и Сергей Филиппович развлекали себя игрой в фараона. Играли на мелкую монету. Mademoiselle Ракитиной не везло и вскоре довольно внушительная горстка мелочи, в самом начале игры высыпанная на стол с её стороны, почти полностью перекочевала на половину брата.

Сергей, выигрывая раз за разом, забавлялся злостью сестры. Когда же последняя монетка перешла от Марьи в его руки, Ракитин предложил пройтись перед сном. Неспешно ступая по аллее, девушка поведала брату историю о шляпке. Сергей задумчиво молчал некоторое время, а когда заговорил, ещё более испортил сестре настроение.

Марья понимала, что, по сути, брат прав, и, принимая подарок от князя, она поощряла его ухаживания. Но в лавке всё случилось так неожиданно, что ей не пришло в голову каким образом она могла бы тактично отказаться. Бежать же по возвращению в усадьбу в дом за деньгами с тем, чтобы возвернуть Урусову стоимость покупки, показалось ей глупым.

Минуло несколько дней. Марья и думать забыла о злополучном подарке, но вдруг вспомнила, когда стала собираться на чай к княгине Урусовой. Анна Николаевна весьма редко удостаивала подобной чести своих соседей, поэтому приглашение было полнейшей неожиданностью.

К новому платью mademoiselle Ракитиной, в котором она решила появиться в Овсянках, подарок князя Урусова подходил как нельзя лучше. Горничная, не задумываясь, вынула шляпку из коробки и положила на туалетный столик, собираясь подать барышне.

Марья со злостью смахнула шляпку со стола и велела принести другую. На память вновь пришли слова брата, а разговор, что завела с ней маменька, усаживаясь в экипаж, так и вовсе лишил присутствия духа:

- Не иначе смотрины решила устроить, - имея в виду княгиню, вздохнула Елена Андреевна, устраиваясь поудобнее на сидении.

- Смотрины? – нахмурила брови Марья Филипповна.

- Неужели, душа моя, думаешь, просто так чаи гонять позвали? – Высоко подняв брови, осведомилась madame Ракитина.

Марья притихла. От одной мысли о сватовстве князя ей делалось дурно. Не думала она, что всё может зайти настолько далеко! Впрочем, ничего ещё не решено, Илья Сергеевич не говорил с ней и руки её не просил. Может быть, ошибается маменька? Но внутренний голос подсказывал, что никакой ошибки нет и в Овсянки в самом деле неспроста позвали.

Стол к чаю накрыли на широкой террасе под сенью вековой липы. Вышколенная прислуга появлялась бесшумно, расставляя на белоснежной скатерти воздушные пирожные и розетки с вареньем. Самым последним принесли пузатый самовар, из которого хозяйка самолично взялась разливать по чашкам ароматный напиток. Чай оказался слишком горячим и пить его в жаркий августовский день вовсе не хотелось, но Марья, стараясь не обидеть княгиню, всё же поднесла к губам чашку из тонкого фарфора и сделала маленький глоток. Наталья ковыряла ложечкой пирожное, но, как заметила Марья, при том не съела и кусочка.

Княгиня завела разговор о погоде, об урожае, плавно он перетёк к обсуждению грядущего сезона в Первопрестольной. Анна Николаевна прямо поинтересовалась у Елены Андреевны, не собираются ли Ракитины в нынешнем году вывести дочь в свет. Ведь спору нет, девица давно созрела для замужества.

Елена Андреевна возразила, напомнив её сиятельству, что Наталья-то годом старше, а замуж её выдать не спешат. На что Анна Николаевна лишь снисходительно улыбнулась и заметила, что неволить дочь в её выборе не станет, как Наталья решит, так и будет.

Марье сей разговор напомнил хождение по тонкому брёвнышку через речку. Обе стороны словно прощупывали друг друга, но прямо о сватовстве речи заводить не стали. Впрочем, радость её оказалась недолгой. Едва она немного успокоилась на сей счёт, Илья Сергеевич соизволил присоединиться к семье и дамам Ракитиным.

Князь Урусов беседовал в кабинете с управляющим, но поймав себя на мысли, что вовсе не слушает почтенного немца, то и дело поглядывая в окно и откровенно любуясь хорошенькой соседкой, отпустил того с миром, а сам направился на террасу. Марья вздрогнула при его появлении, что не укрылось от внимательного взора его сиятельства.

Илья Сергеевич склонился над рукой madame Ракитиной, заметив, что коли бы не знал истинного положения вещей, то принял бы Елену Андреевну за старшую сестру её очаровательной дочери. Елена Андреевна залилась смущённым румянцем, ответив, что он совершенный льстец, но ей приятно.

Урусов повернулся к лакею и тот тотчас поспешил поставить стул для его сиятельства рядом со стулом Натальи.

- Надеюсь, я не помешал вашей оживлённой беседе? – Обратился князь к матери.

- Нисколько, - улыбнулась в ответ Анна Николаевна.

- Мы говорили о грядущем сезоне в Москве, - повернулась к брату Наталья и язвительно заметила: – Елена Андреевна полагает, что Марье Филипповне ещё рано выезжать в свет.

- А сама Марья Филипповна тоже так полагает? – Улыбнулся Илья Сергеевич, пристально глядя на соседку. – Что вы думаете о замужестве, Марья Филипповна?

Марья сглотнула ком в горле и, комкая под столом скатерть, отозвалась:

- Я, Илья Сергеевич, так далеко не загадывала покамест. Ведь не обязательно сезон в Москве влечёт за собой замужество…

- Помилуйте, для чего тогда вся эта ярмарка тщеславия? – Усмехнулся Урусов. – Впрочем, я вас понимаю. Неизведанные впечатления, новые знакомства…

- Вы правы, Илья Сергеевич, - оживилась девушка. – Здесь, в уезде, мне кажется, что я знаю всех от мала до велика. Мне бы очень хотелось поехать, но папенька сказал, что только на будущий год.

- А вы никогда не задумывались о том, чтобы поехать в путешествие? Предположим в Европу.

- Признаться, мне и в голову не приходила мысль о путешествии, но теперь, благодаря вам, я, несомненно, стану думать о том, - позволила себе робкую улыбку Марья Филипповна.

Пристальное внимание Ильи Сергеевича вызывало её беспокойство и потому, чтобы отвлечься, Марья потянулась за пирожным. Заметив её движение, Урусов сам решил подать соседке десерт. Руки князя и mademoiselle Ракитиной соприкоснулись над столом. Марья тихо ахнула и отдёрнула ладонь, задев локтем чайную чашку княжны. Уже остывший чай выплеснулся на бледно-палевое платье Натальи. Mademoiselle Урусова вскочила и гневно воззрилась на виновницу сего переполоха.

- Бог мой, Наталья Сергеевна, простите мне мою неловкость, - прикрыла рот ладошкой Марья, широко распахнув глаза.

- Pilon! (Растяпа!) - Прошипела княжна и, разрыдавшись, бегом покинула террасу.

Лицо княгини Урусовой окаменело. Вне всякого сомнения, Анна Николаевна решила, что mademoiselle Ракитина нарочно облила Наталью чаем. Елена Андреевна принялась бормотать извинения вслед за дочерью. Лишь Илья Сергеевич сохранил полную невозмутимость.

- Не расстраивайтесь, - улыбнулся он Марье. – Вы ведь не нарочно.

Илья Сергеевич послам матери предостерегающий взгляд. Анна Николаевна, ежели и собиралась сделать замечание, то, натолкнувшись на ледяной взгляд сына, тотчас передумала.

- Мы, пожалуй, поедем, - поднялась из-за стола Елена Андреевна. – Загостились уже.

- Очень рада была повидаться с вами, - вежливо кивнула княгиня.

- Я провожу, - подал руку Марье Урусов.

Домой возвращались в молчании. Madame Ракитину тоже мучали сомнения относительно случайности происшествия за чаепитием, но при виде сосредоточенного и нахмуренного лица дочери, она не решилась высказать свои подозрения.

Ежели бы не злосчастная чашка с чаем, Елена Андреевна была бы вне себя от счастья. Князь Урусов, как ни крути, самая выгодная партия. О таком зяте можно было только мечтать! Но Марья явно не разделяла восторгов матери по этому поводу, что, конечно же, Елену Андреевну огорчило. Рассудив, что девочке нужно дать время, дабы она свыклась с мыслью о возможном замужестве, madame Ракитина решила пока не заводить разговоров на щекотливую тему.

В свои покои Марья поднялась в самом скверном расположении духа. Потянув ленты на шляпке, она лишь запутала их. Сколько не билась она перед зеркалом, стараясь развязать тугой узел, но ничего не выходило.

- Настя! – Выглянула она в будуар. – Настасья, где тебя черти носят?! – Марья оглядела пустую комнату, сердито топнув ногой: – Вот бестолочь!

Всё более впадая в состояние безудержного гнева, Марья Филипповна вышла в коридор. Шляпка болталась на затылке, атласные ленты давили на шею. Она уже подумывала о том, чтобы просто взять ножницы и разрезать узел, когда услышала из-за приоткрытой двери в покои Сержа голоса своей горничной и брата.

Бесшумно ступая, девушка приблизилась и заглянула в комнату. Намотав длинную рыжую косу Настасьи на руку, Серж целовал бесстыжую девицу. Зная, что поступает дурно, что надобно бы уйти, Марья не могла отвести взгляда от целующейся пары. Ощущая, как участилось дыхание, а кровь прилила к щекам, Марья дотронулась до собственных губ. Потяжелело в груди и её охватило незнакомое, неведомое прежде волнение. Возникло ощущение, будто в крови, как в шампанском забурлили пузырьки, вызывая странное ощущение трепыхания внутри.

- Пустите, Сергей Филиппович, - тихо прошептала Настасья в губы Ракитина. – Барышня, звали, кажется.

- Обещай, что придёшь к ночи, - стиснул девку в объятьях Серж.

- Приду, барин, - улыбнулась Настасья и провела кончиками пальцев по гладковыбритой щеке.

Марья метнулась в свою комнату и сделала вид, что возится с затянутым узлом перед зеркалом.

Настасья, раскрасневшаяся, с выбившимися из косы кудряшками, впорхнула в комнату.

- Звали, Марья Филипповна?

- Звала, - обернулась девушка. – Где тебя носит? Узел развяжи!

Марья присела на банкетку и Настёна, ловко распутав ленты, сняла шляпку с головы барышни. Разглядывая из-под ресниц всё ещё пылающую жарким румянцем горничную, mademoiselle Ракитина не сдержала любопытства и смущенно поинтересовалась:

- Настя, ты была с мужчиной?

- Как можно, Марья Филипповна? – Возмутилась горничная. – Сначала под венец, а уж потом…

- Не лги мне, - нахмурилась mademoiselle Ракитина.

- Зачем вам, барышня? – Потупила взгляд горничная.

- Любопытно. Как оно бывает?

- Да что там, - махнула рукой Настасья. – Будто не видели, как жеребец кобылу покрывает.

- Фу, гадко! – Сморщила нос барышня.

- Ну, с постылым, может, и гадко, - усмехнулась Настасья. - А с милым – сладко.

Расспрашивать дальше Марья не решилась, опасаясь выдать, что стала свидетельницей того, как её горничная миловалась с Сергеем. Но слова Настасьи крепко запали в её душу.

После злосчастного чаепития князь Урусов стал частым гостем в Полесье. Марья делала вид, что ничего особенного не происходит, стараясь держаться с Ильёй Сергеевичем холодно и равнодушно. Елена Андреевна, замечая явную неприязнь дочери к сиятельному соседу, предприняла попытку поговорить с ней. Разговор окончился размолвкой между матерью и дочерью. Первая слегла с мигренью, а вторая заперлась в своей спальне, где проплакала до самого вечера.

Раздумывая над тем, каким образом можно дать понять князю, что его сиятельная персона нисколько её не интересует, Марья написала короткую записку Василевскому, попеняв тому, что он совсем забыл о ней, а ведь она так скучает без его общества.

Поль приехал на следующий день. Но, право слово, лучше бы не приезжал. После неудавшегося объяснения Марья с горечью обнаружила, что их прежние лёгкие и непринуждённые отношения канули в лету. Гуляя с ней по парку, Василевский словно бы ждал от неё чего-то, а ей нечего было сказать в ответ. Стараясь заполнить тишину, что вдруг повисла между ними, она принялась болтать первое, что приходило в голову. Павел молча выслушивал её, не перебивая, но и не принимая участия в разговоре.

Дойдя до качелей, Марья грациозно опустилась на сидение.

- Право слово, Павел Алексеевич, что вы всё молчите?! – Рассерженно поинтересовалась девушка.

- Что бы вы желали услышать от меня, Марья Филипповна? – Василевский толкнул качели. – Вы писали, что соскучились без моего общества, но коли я понадобился вам, чтобы просто скрасить ваше одиночество, то простите великодушно, коли не оправдал ваших ожиданий.

- Поль, я вовсе не желала обидеть вас, - тихо произнесла Марья.

- Я вас понимаю, Марья Филипповна, - отозвался Василевский, продолжая раскачивать качели. – Насильно мил не будешь, особливо, когда есть более удачливый соперник.

- Помилуйте, Павел Алексеевич, - спрыгнула с качелей Марья, угодив в объятья молодого человека. - С чего вы взяли, что у вас есть соперник?

Заглядывая в серо-зелёные глаза генеральского сына, Марья не предпринимала попыток отстраниться от него. Она по его глазам видела, что он желал поцеловать её. Но в итоге не осмелился и разжал руки, выпуская из объятий.

- Пожалуй, мне лучше уйти, Марья Филипповна, - пробормотал он и, развернувшись, стремительно зашагал прочь.

Днём позже, после завтрака, в усадьбу пожаловал гость: князь Урусов собственной персоной. Из окна Марья видела, как спешился во дворе Илья Сергеевич и вошёл в дом. Дурное предчувствие сжало сердце. Кликнув горничную, Марья Филипповна послал ту узнать, с чем князь пожаловал. Вернувшись, Настасья не смогла толком ничего сказать, сообщила лишь, что его сиятельство заперлись в кабинете с хозяином имения.

Пока Марья в беспокойстве металась по комнате, в кабинете Ракитина решалась её судьба. Илья Сергеевич, замечая весьма сдержанное отношение к себе барышни Ракитиной, рассудил, что наперёд следовало бы поговорить с её отцом и заручится его поддержкой, а уж потом с самой Марьей Филипповной.

Филипп Львович визиту князя и обрадовался и одновременно испугался, предполагая, что Урусов сразу заведёт разговор о приданом. Дела в последнее время обстояли совсем уж скверно. Что Полесье, что Ракитино были не раз заложены и перезаложены. Он надеялся, что год отсрочки даст ему возможность поправить свои дела и тогда можно будет с чистой совестью отдать скромное именьице в Ракитино в приданое за дочерью.

Филипп Львович не стал скрывать от потенциального зятя масштабов финансовой катастрофы, грозившей его семейству, но взял с того слово, что сия тайна останется между ними.

- Какова сумма по закладной? – Поинтересовался Урусов.

- Тридцать тысяч, - удручённо вздохнул Ракитин. - И это только по Ракитино.

- Я погашу ваши векселя, - помолчав немного, отозвался Илья Сергеевич. – Пусть то станет моим свадебным подарком вашей дочери.

Мужчины скрепили сделку рукопожатием, после чего Филипп Львович распорядился пригласить Марью в свой кабинет.

- Барышня! – Вбежала в комнату взволнованная Настасья. – Батюшка ваш велел вам в кабинет спуститься.

- Зачем?

Горничная отвела глаза и пробормотала:

- Вот он вам и скажет, зачем.

Марья, едва переставляя ноги, дошла до отцовского кабинета и замерла перед дверью. Лакей поторопился распахнуть белые с позолотой створки. Глубоко вздохнув, Марья ступила за порог.

- Мари, - радостно улыбнулся Филипп Львович. - Илья Сергеевич просил твоей руки. Ma сherie, как же я рад за тебя!

- Вы согласились? – Выдохнула девушка, отказываясь верить очевидному.

Ракитин немного смутился. Он вовсе не ожидал подобной реакции. Удивления, изумления, то да, но в глазах любимой дочери плескался ничем не прикрытый страх.

- Да, - как можно спокойнее, ответил Филипп Львович. – Я ответил согласием от твоего имени.

Марья перевела взгляд на Урусова, невозмутимо взиравшего на отца с дочерью:

- Илья Сергеевич, отчего же вы меня не спросили?

- Полагаю, mademoiselle, что в данном вопросе ваше слово нерешающее, - нахмурился Урусов.

- Вот как! – Страх уступил место ярости. – Так вот! Мой ответ, нет! Я не выйду за вас!

- Марья, опомнись! – Схватился за грудь Ракитин.

Филипп Львович побледнел и осторожно опустился в кресло. Не помня себя от гнева, Марья Филипповна даже не обратила внимания на то, как переменился в лице отец. Всё её внимание было приковано к князю.

- Вам стоило прежде меня спросить, ваше сиятельство! Нет! Нет! И ещё раз нет! Я не стану вашей женой, ни при каких обстоятельствах!

Урусов прищурился, разглядывая взбешённую девицу перед ним. Он всегда подозревал, что за обманчиво кротким обликом кроется бешеный темперамент, и нисколько не скрывал, что сие привлекало его ничуть не меньше, чем просто хорошенькое личико. Чувствовал он и неприязнь, что испытывала к нему девушка, потому и решил говорить не с ней, а с отцом прелестницы. Но он недооценил её упрямство, полагая, что воле родителя mademoiselle Ракитина беспрекословно покориться.

- Предлагаю вам хорошенько подумать, mademoiselle, прежде чем бросаться подобными заявлениями.

- Она подумает, Илья Сергеевич. Обещаю вам, - ослабевшим голосом отозвался Ракитин. – Приезжайте завтра. Думаю, ответ будет иным.

- Тогда до завтра, Марья Филипповна.

Урусов попытался взять девушку за руку, но Марья демонстративно спрятала руки за спину и покачала головой, давая понять, что её мнение не переменится. Едва за князем закрылась дверь, девушка повернулась к отцу:

- Как вы могли, папенька?! Вы даже не спросили меня!

- Мари, - хрипло прошептал Ракитин, - скажи Прокопычу, пусть за доктором едет. Худо мне, Мари.

Ракитин старался держаться при князе и не выказать того, что отказ дочери весьма ощутимо ударил по его далеко идущим планам. Филипп Львович очень рассчитывал на поддержку Урусова и нисколько не сомневался, что и Марья поймёт всю выгоду от подобного союза. Может, он сам виноват в том, что долгое время, не желая уронить реноме семьи в глазах соседей, скрывал от своих близких, как шатко стало нынче их положение?

Едва Марья поняла, что Филиппу Львовичу и в самом деле сделалось худо, словно пелена спала с глаз и собственные горести тотчас отступили. Распахнув двери кабинета, она велела лакею отправить кучера за доктором.

- Папенька, что с вами? – Присела она подле его кресла.

- В груди давит, - побелевшими губами вымолвил Ракитин. – Сержа позови.

Марья метнулась прочь из отцовского кабинета. Брата она разыскала на заднем дворе, где он на длинном поводу гонял по кругу жеребца, приобретённого накануне.

- Серёжа! – Позабыв о приличиях, Марья бросилась ему на грудь. – Батюшке худо!

Передав повод конюху, Сергей стремительным шагом направился к дому. Марья едва поспевала за ним. Серж первым вошёл в кабинет и тотчас повернулся к сестре, прижав её голову к своей груди. Филипп Львович лежал на полу около кресла, глядя остекленевшими глазами в пустоту.

Вырвавшись из объятий брата, Марья опустилась на колени подле отца.

- Папенька, - потянулась она дрожащими пальцами к его лицу.

Серж подхватил её и легко поднял, кликнув прислугу. Тело Филиппа Львовича перенесли в его покои. Приехавший доктор понадобился не почившему хозяину усадьбы, а его супруге. Елене Андреевне дали успокоительных капель и уложили в постель.

Для Марьи всё было, как во сне.

Наутро Сергей сам съездил в приход и привёз священника. Он же оповестил ближайших соседей и родню о кончине Ракитина-старшего. Несмотря на конец августа, дни стояли ещё довольно жаркими, потому с погребением спешили.

Первыми на отпевание приехали Калитины, а вслед за ними Урусовы. Были и Василевские. Поль встал у гроба рядом с Марьей и всё время, пока длилась панихида, незаметно держал её за руку.

- Мне жаль вашего папеньку. Он был хорошим человеком, - шепнул он ей на ухо и тихонько сжал её ладонь, чем вызвал новый поток слёз.

Павел Алексеевич вложил в её руку чистый платок и позволил себе чуть приобнять вздрагивающие плечи. Наблюдая за Василевским и mademoiselle Ракитиной, Илья Сергеевич недовольно хмурился.

Чувство вины росло и грозило поглотить девушку. О, как корила она себя за ту истерику, что устроила в кабинете отца. Ведь ежели бы она повела себя, как благовоспитанная барышня и не стала кричать на князя, отец был бы жив. Что стоило ей скромно опустить глаза и попросить времени на раздумья? Филипп Львович по доброте душевной, конечно же, не отказал бы, а после она нашла бы способ убедить отца не выдавать её за князя. Но что сделано, то сделано, и как бы ей не хотелось возвернуть время вспять, увы, сие было совершенно не возможно. Само собой, о сватовстве теперь, когда Полесье погрузилось в траур по усопшему барину, не могло быть и речи.

___________________________________

Маша невольно стала виновницей смерти отца. Теперь надо полагать спокойная жизнь Ракитиных закончилась.
Илья явно будет строить козни, не простив Машу за ее отказ.
Спасибо, Юля, за главу!

Юленька, огромное спасибо за главу!!!
Так вот как Маша осталась без отца. Знать, что твое поведение явилась причиной смерти отца - тяжелый груз. И это крест на всю жизнь.
А Сержа тянет к картам, и у него игра получается. Конечно, пока с сестрой.
Илья поступил вполне порядочно, посватавшись к Марии, не смотря на неодобрение матери. Но, насильно мил не будешь.
Многое, в этом варианте становится понятным. Этот урок должен заставить Машу быть сдержанней в своих поступках.

_________________