натаниэлла:
Надя, привет!
Спасибо за коммент!
Nadin-ka писал(а):Ну все наверное видели робота Софию, созданную по образу Одри Хепберн.
Если отвернуться и только слушать, то можно не понять, что она не человек.
"Я думаю", "Я считаю", "Я люблю", "Мне нравится"
Мне было жутко. А вчера я увидела видео, где она говорит, что будет убивать людей и хочет уничтожить человечество.
Это объяснили программным сбоем, а она с милой улыбкой сказала, что пошутила.
по этому поводу мой сын выдвинул две версии.
Первая, самая простая: она и правда пошутила, это была шутка программиста, придумавшего такой текст для нее ради шумихи и рекламы. Ну, типа все боятся, что роботы захватят мир, вот и получите...
Вторая версия связана с принципом, как вообще роботы разговаривают. Когда робот (языковая модель робота) подключена к сети, то он видит весь контент, который там содержится. И встает вопрос о качестве этого контента, то есть качестве текстов, на котором он обучается. А обучается он составлять свои собственные реплики по образцам реплик из соцсетей, статей и тд. И вот в этих соцсетях чего только люди не пишут! Они ж и матом могут, и глупости всякие, и угрозы. Но робот сегодня (пока еще) анализировать, что можно или нельзя брать в качестве примера для обучения, сам не может. За него это делает программист вручную. Например, программист может отдельно прописать приказ, чтобы робот не употреблял никогда таких и таких слов и выражений (мат, политкорректность и прочее). А может и упустить что-то. Или намеренно пропустить некоторые вещи в силу своих собственных моральных оценок и вредности.
В результате робот берет весь этот поток из интернета и вычленяет из него наиболее массовый или наиболее отвечающий его заданию (вопросу) контент. Перестраивает фразы и выдает ответ. Якобы свой. Но на самом деле этот ответ на сегодняшний день является обыкновенной компиляцией из уже существующего, СОЗДАННОГО ЛЮДЬМИ, МАССИВА ДАННЫХ. НИЧЕГО СВОЕГО РОБОТ ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ СДЕЛАТЬ НЕ МОЖЕТ. ОН НЕ УМЕЕТ СОЗДАВАТЬ САМ. ТОЛЬКО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ОБУЧАЮЩИМ КОНТЕНТОМ.
Но как раз в последней версии и кроется самая большая подстава.
Во-первых, как научить его, чтобы количество текстов, взятых за образец, переходило в качество? Как научить робота выбирать наиболее верный ответ? Например, спросят его, в каком году была такая-то битва. Он поищет ответы и выберет самый распространенный ответ. Скорей всего, этот год будет правильным. Но робот, если человек в него заранее введет критерии оценки (вручную), может выбрать и неправильный год, если человек велел ему ориентироваться ТОЛЬКО на источник Википедии, а там какой-то "умник" с кодом доступа успел исправить статью с верной на неверную или еще чего-то. То есть это ВОПРОС ХОРОШЕГО КОНТЕНТА ДЛЯ ОБУЧЕНИЯ роботов.
Где взять контент, чтобы он был чистым, верным, безошибочным, без личностных оценок и предположений, без бреда необразованных людей, часто (пардон) пачкающих интернет своими фразами - это огромная проблема. Но других людей и других текстов для обучения роботов на сегодня просто нет. Нужна хорошая. чистая база данных, но ее не существует.
во-вторых, и куда серьезнее, НИКТО НЕ ЗНАЕТ ТОЛКОМ, как робот вообще выстраивает свои ответы. Никто не понимает, что происходит внутри его "головы". программист знает, что было на входе в его "голову" - тот самый набор контента, его можно увидеть и отследить. И программист видит ответ, который получился на выходе. Что было в промежутке, как именно робот скомпилировал свой ответ - это ЧЕРНАЯ ДЫРА программирования.
У моего сына были ситуации, к примеру, когда он работал над моделью речи, а робот, после нескольких дней правильных, красивых и логичных ответов, на следующий день вдруг принимался отвечать на ЛЮБЫЕ ВОПРОСЫ: "я не знаю", "я не понимаю", " я не могу ответить". Вот ни с того, ни с сего! То есть работал нормально, а потом вдруг начал капризничать.
И ЭТО ЗАГАДКА. никто из программистов не знает, почему так случается. Хорошие речевые модели временами начинают врать, лагать, нести бред. То есть серьезно СХОДЯТ С УМА.
Обычно винят контент. Типа несколько текстов для образцов начинают противоречить друг другу, и у робота закипают мозги. Но это не точно.
Программисты очень боятся подобных ситуаций, потому что нет теории, которая бы внятно объясняла, отчего их робот вдруг сходит с ума.
Из-за таких моментов умные люди, знакомые с проблемой, и утверждают, что робот, по сути, это черный ящик. И что он выдаст завтра, никто гарантировать не может. Он может просто сказать глупость, может отказаться говорить, а может заявить, что ненавидит людей и убьет их - и никто не будет знать, почему он это сказал. Причин может быть несколько.
ПОКА ОН ТОЛЬКО ГОВОРИТ, НО ВОТ ЕСЛИ ЕЩЕ НАЧНЕТ И ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ГОВОРИТ...
Сегодня эти функции вроде бы пока разделены. Но что будет завтра?
Есть предположение, что нужно переводить существующие системы на некий новый, качественно иной уровень. Сейчас все идет по нарастающей - просто используют больше текстов для обучения и больше электричества. Большие языковые модели, обслуживающие популярные чаты GPT, уже превратились в здания в несколько этажей, как на заре ЭВМ, когда там лампы были и шкафы, мигающие этими лампочками бесконечными рядами. Современные роботы жрут столько энергии, что скоро вся Земля не будет способна их обслужить со всеми своими электростанциями.
И вот говорят, что нужен иной подход. И когда люди придумают, что делать, чтобы не увеличивать ресурсы, а заставить робота качественно мыслить по-другому, вот тогда произойдет скачок технологий и наступит Эра Сингулярности.
Если мы к тому моменту не узнаем, как робот мыслит (А МЫ НЕ УЗНАЕМ), то вот тогда и случится беда. Робот будет сам себя программировать, сам себя контролировать без участия человека, а что он там себе напридумывает в своей темной башке, уже никто не будет способен ни понять, ни исправить.
И вот об этом говорят все, когда называют 70 процентов за то, что роботы погубят человечество. Робот думает быстрее нас, и пока мы будем копаться, гоняясь за одной ошибкой, он успеет эти ошибки размножить и наплодить новых. Мы за ним не угонимся
Мы отдаем роботам все больше функций, и если они разом начнут творить , что сами захотят, мы не сможем их остановить, если не убьем собственным руками всю промышленность, всю банковскую систему и прочее, прочее. То есть сами не откажемся от всего и не скатимся в каменный век. Роботы уже будут повсюду! В школах, в квартирах, в транспорте... Их не отключишь, просто выдернув из розетки. Их отключишь только вместе со всем электричеством на Земле, со всеми системами, где они будут встроенными частями.
Если робот ошибется хоть один раз, это будет стоить человечеству тысяч лет его развития. Мы просто не вычистим его ошибки, не заблокируем их и просто их не найдем.
Не роботы нас убьют, а мы сами себя "убьем" в поисках ошибки робота.
НО НЕЛЬЗЯ ИСКЛЮЧИТЬ, ЧТО ЭТО БУДЕТ ХИТРЫЙ ПЛАН САМОГО РОБОТА. Он прочтет в интернете про все вот это, что я (и не только я) пишу, и ему понравится. Он скажет себе "отличный план!"

со всеми вытекающими
Nadin-ka писал(а):В отношении Антоновского к Ольге есть, что-то такое... Он ее любил и любит до сих пор.
Мне кажется, интересы Антоновского и Маши сошлись - он тоже ищет Ольгу.
Отлично, что ты это заметила!
Да, ты права: он любит мать Маши и потому тема пропавшей экспедиции его волнует. И Машу он именно поэтому поддержал.
что не помешает ему, конечно, подставить Машу, если это поможет выяснить, что случилось с Ольгой. Ольга для него важнее ее ребенка.
Nadin-ka писал(а):В свете открывшихся фактов о болезни Умилы, снимаю обвинение в легкомыслии и прочем.
Девушку очень жаль, может присутствие рядом Маши ей поможет.
Умила, конечно легкомысленная, но у нее есть проблема, этого не отнять. Дальше про это будет сказано подробнее
еще раз спасибо за интересные мысли
...
натаниэлла:
» 3\7
Глава 3/7
Лицом Умила совсем не походила на отца – широкоскулого, крепкого, с массивной шеей и высоким лбом, принадлежавшим однозначно властному человеку. Личико сердечком, тонкий носик и губы бантиком дочка унаследовала от матери, которую Маша лично не встречала, но могла оценить по лентам светской хроники, где та временами мелькала. Профессионально татуированные глаза делали взгляд «наследной принцессы» выразительным и в сочетании с темными бровями и умело подобранной стрижкой производили на собеседников приятное впечатление интеллектуально развитой
мета-аристократки. Правда, ровно до тех пор, пока Умила не начинала говорить.
Изучая манеры потенциальной подопечной по отредактированным роликам, Маша до поры об этом не догадывалась. Служба безопасности Антоновского не даром ела свой хлеб, зачищая в цифровом пространстве все, что вредило репутации семейства, поэтому, насмотревшись протокольно-правильных новостей, никаких сложностей Маша не ожидала. Умила вела себя на них почти безупречно: все больше молчала и загадочно улыбалась.
Внешность ее отражала незначительные житейские пороки, с которыми можно мириться. Гневливых складочек на переносице или презрительно опущенных уголков губ, выдававших бы скверный характер, Маша, сколько ни приглядывалась, так и не обнаружила. Да и глаза, «зеркала души», казались ей незамутненными и не лишенными признаков ума. Однако фигура, от рождения тонкокостная, уже оплывала, страдая от сделанных запасов на случай голодных времен, никаким боди-формингом тут и не пахло, впрочем, это всего лишь характеризовало ее как нетщеславную и ленивую (в отличие от своей озабоченной внешностью матери). Высоким ростом, как у отца, Умила тоже похвастаться не могла, а из-за пышных форм и балахонистых нарядов, вошедших в моду год назад, смотрелась даже ниже, чем была на самом деле. В общем, заблудшая дочка «короля карнавала» имела облик вполне заурядный.
«Мы с ней поладим, - уверенно думала Маша, глядя, как потенциальная подопечная вплывает в комнату для аудиенции, - тут ничего сложного...»
Увы, ее благостный настрой разрушился, едва Умила, усевшись на диване и грациозно скрестив ноги в лодыжках, открыла рот.
- Подойди ближе, я хочу на тебя посмотреть!
Маша вздрогнула от неожиданно грубого тыканья, напряглась, изумленно распахнув глаза, но сделала шаг вперед, как от нее потребовали.
- У меня никогда прежде не было живой служанки, - провозгласила Умила, беззастенчиво оглядывая ее с головы до пят. – По мне, так это сплошное средневековье. Люди ленивы, бестолковы и подвержены перепадам настроения. А еще они способны предать, поэтому я предпочитаю роботов со встроенным каналом ОрСи. Однако папа за тебя так просил, так меня умолял, что я готова смириться с постоянным присутствием в моих комнатах человека. Но учти: мириться с тобой я буду недолго и при малейшем просчете вышвырну за дверь.
Голос у Антоновской звучал скрипуче, а интонации были по-старчески сварливыми, из-за чего вся она, такая молодая, красиво одетая и ухоженная, да еще в окружении стен старинного московского особняка с высокими потолками и лепниной, смотрелась сплошным недоразумением.
Маша прикусила губу, чтобы ненароком вырвавшиеся слова не зачеркнули предыдущих усилий. Ее цель была близка, и ради нее она была обязана смирить протестующую гордость.
- Обычно мой папа редко снисходит до подобного рода девиц, но тут явно какое-то исключение, - продолжила скрипеть Умила. - Не объяснишь, почему он так к тебе расположен?
Маша зажмурилась на секунду, но ответила очень сдержанно:
- Наверное, он хотел меня поддержать. Я дочь его старой знакомой, он хорошо знал и уважал мою мать. Вот, в память о ней…
- Она умерла? – перебила Умила.
- Нет! - Маша сцепила руки за спиной, выпрямляясь, словно стояла на эшафоте. – Но я росла без нее. По окончанию института мне нужна практика. Я специализируюсь на культуре робжиптов, а на Землю, как известно, их не пускают. Ваш отец любезно согласился помочь мне получить недостающий опыт. В свою очередь я могла бы помочь вам с адаптацией на Навинии.
- Разве твои кредиторы не обеспечили тебя работой?
- Я училась не в кредит. Я поступила по результатам вступительных испытаний.
- Умная, значит, – Умила отвела взгляд, сосредоточенно разглаживая складочки на серо-малиновом пончо, прихваченном на поясе серебряным пояском. – Да, припоминаю… Папа показывал твое резюме. В нем сказано, что ты ответственная и высокообразованная, много читаешь, любишь старинные фильмы и интересуешься космосом. Это странные интересы для служанки, но... – она снова взглянула на Некрасову (как показалось той – с непонятным вызовом), - захочешь жить и не так раскорячишься. Наверное, тебе понадобились деньги, потому что бросил любовник?
- Я уже сказала, что мне понадобился опыт и практика в общении с эриданцами. Ничего иного я добавить не могу. И прошу заметить, что я не нанимаюсь к вам в служанки. Я ищу место компаньонки или сопровождающей. Это разные профессии.
- Да ладно, это все одна
транда! О чем папаня только думал? Полгода под надзором такой умной тетки, как ты, я точно не выдержу.
Если честно, Маша и сама уже сомневалась, что выдержит, но все же уточнила:
- Почему вам кажется, что мы не сработаемся?
- Не знаю. Работать – с тобой или без тебя – я вообще не планирую. – Умила встала и прошествовала к окну, где отдернула тяжелую портьеру, чтобы полюбоваться зачем-то хорошо знакомым ей видом на Москву-реку. – Кстати, а чем ты рассчитываешь при мне заниматься? – спросила она у отражения Некрасовой на стекле.
- Буду выполнять традиционные обязанности компаньонки, которые пропишут в контракте.
Дочь магната резко обернулась, сверля ее нарочито сердитым взглядом:
- Я, знаешь ли, понятия не имею, что такое «компаньонка» и с чем ее употребляют. Это все папашка придумал, его затея. Так что будь добра объяснить!
Маша мысленно задалась вопросом, а не ломает ли «принцесса» перед ней комедию? В пику отцу, например. Если честно, она просто не знала, как реагировать на нелепое собеседование.
- Так что конкретно ты станешь делать? – нетерпеливо уточнила Умила и разве что ножкой не топнула. – Застегивать мне пуговицы, сервировать стол, держать над головой зонтик, когда это потребуется?
- Если вы будете проявлять подобную беспомощность, то да – мне придется, - ответила Маша, сдерживая рвущиеся на свободу ядовитые нотки, которые все равно прорывались. – Я могу даже кормить вас с ложечки, но вообще-то моя роль – это что-то среднее между личным секретарем и наперсницей.
-
Наперстницей?! Что еще за байда?
- Это означает «доверенное лицо».
- Лицо, надеваемое на
перст? То есть палец... Ты папина марионетка?
- К перстам это не имеет ни малейшего отношения. Скорей уж к
персям, к груди. Там у нормального человека расположено сердце.
Умила фыркнула:
- Сердечный друг? Воспитатель, змеей вползающий в душу? Да, это то, чего мне всю жизнь не хватало!
Тут Маша окончательно поняла, что Умила придуривается, стараясь вывести ее из себя. Не такой уж дурочкой она была: знала и про «персты», и про «марионеток», и про «компаньонок», как и многое другое. Ей просто не нравилось распоряжение отца, не хотелось надзора над собой, и она прикладывала усилия, чтобы кандидатка в надсмотрщицы сбежала сама. Предвзятым отношением Умила была способна максимально осложнить ей жизнь.
«Но как еще мне попасть на Навинию?! Черт, неужели придется искать другой способ?»
- Предполагалось, что все будет на добровольной основе, - произнесла Некрасова. – Я не гадюка и жалить вас не собираюсь. Но если моя кандидатура вас не устраивает…
- То что? – «принцесса» подалась вперед, разглядывая ее с жадной надеждой.
- Не смею отнимать ваше время.
Маша развернулась, но ее остановила неожиданная реплика:
- Эй, куда намылилась? Я тебя не отпускала.
- Я сама уйду. Я помню, где выход.
- Дерзишь? Ну, ладно. Это даже хорошо, что у тебя есть характер. – Оставив в покое портьеру, за которую держалась, как утопающая за соломинку, Умила шустро пересекла комнату и заступила ей дорогу. – Подожди, остынь! И сядь уже. Вон на тот диванчик!
Маша все еще намеревалась уйти, потому что работать в условиях бесконечных придирок не хотелось, но ее удивили изменения, произошедшие с голосом нанимательницы. Куда-то делись и скрипучая надменность, и капризные нотки избалованной идиотки. Неужто Умила решила поговорить серьезно?
- Не дуйся! Я сейчас все объясню.
- Что именно? – Маша наклонила голову, будто смена угла зрения помогла бы ей проникнуть под черепную коробку стоявшей перед ней женщины.
- Я думала, ты будешь пресмыкаться, чтобы заполучить это место, но ты не повелась. Жаль, конечно, хотелось посмотреть на твое унижение, но раз не вышло, то это даже к лучшему. Извини за мерзкую встречу. Твое появление было слишком неожиданным для меня, все свалилось в кучу, но я понимаю, что по-старому уже не будет.
- То есть вы устроили мне проверку на стрессоустойчивость?
- Считай, что так. И вообще, ты же понимаешь, что папа меня убьет, если я не приму тебя как следует.
- Вы преувеличиваете.
- Говори мне «ты». Мы все-таки не чужие люди.
- Простите?
- Да ладно! Тебе же надо попасть на Навинию, верно? Папа все давно решил, и бороться с его решениями бесполезно. Я, конечно, могу показать зубы, но к чему это приведет? – Умила бесхитростно развела руками. – Ясно же, что ни к чему хорошему. Поэтому еще раз говорю: извини, я погорячилась. Мир?
Маша недоуменно пожала плечами, и Умила, не дожидаясь ее дальнейших реакций, снова указала на диван:
- Правда, давай сядем уже. Я устала стоять на этих уродских каблуках. Жутко неудобные туфли!
- Зачем же ты их носишь?
- А больше и не буду!
Умила скинула обувь, махнув ногами так, что туфли отлетели в угол комнаты по очереди. Прошлепав голыми подошвами по блестящему паркету, она плюхнулась на диван и похлопала рукой по обивке:
- Ну, рассказывай, зачем тебе в Исинавию. Только не задвигай про «синеоких», хочу услышать правду.
Маша села подле нее, по-прежнему хмурясь:
- У робжиптов на самом деле полно разных тайн, - ответила она осторожно, - и я ни капли не солгала. Мне необходимо попасть в их закрытые сообщества, чтобы добыть недостающие знания.
Умила хмыкнула и закинула локоть на спинку:
- Не хочешь говорить, значит. Ну, ладно, хотя по тебе видно, что у тебя есть четкая цель. Мне, конечно, плевать, чего ты там задумала про эти сообщества, но охота выяснить, почему именно на моем горбу ты собралась въехать в их «библейский рай»? Можно было устроиться горничной в отель или какой-нибудь хостес в приличный бойцовский клуб. Там каждый сезон набирают персонал, а ты – красотка с белой кожей и языки знаешь. Бордель для туристов, конечно, рассматривать не будем, но отчего именно наш дом? Вряд ли у папы каждый день толпятся «синеокие» в прихожей.
Маша вздохнула. К грубоватой непосредственности Умилы она уже начала привыкать. Она раздражала, но уже не казалась такой обидной, как поначалу. Несмотря на простецкий язык трущоб, Умила Антоновская была непроста. У нее, конечно, имелись резоны терзать кандидатку «в подружки» неприличными вопросами, но так будет не всегда, и если усыпить ее подозрительность...
- Можешь мне не верить, но место компаньонки – это случайность, - сказала Маша, понимая, что Умила и впрямь ей не поверит. Во всяком случае, не сразу. – Наверное, у вас дома действительно бывает мало робжиптов, но в отелях для землян их и того меньше. К тому же график горничной или посудомойки слишком плотный, я это узнавала, и после Карнавала их всех отправляют обратно на Землю. За те редкие свободные часы, которые им предоставляют в сезон, я не успею сделать все, что намереваюсь.
- Например?
- Например, попасть в архивы. Это же не будет разовым посещением. И я бы хотела еще завести знакомства среди робжиптов-историков. Последние живут и работают не в столице, придется выезжать за границы Исинавии. Станислав Иванович в курсе моих намерений и обещал не препятствовать.
- Смешно, что ты называешь папу Станиславом Ивановичем.
- А как еще мне его называть? – искренне изумилась Маша. – Господином Антоновским?
- Это еще смешней. Ну, ладно, предположим, я поверила тебе и прониклась, - произнесла Умила задумчиво. – Собственно, почему бы и нет? Навиния – закрытая территория, несмотря на кажущуюся доступность. Я могла бы тебе помочь. Да, могла бы, даже если это в итоге обернется для меня чем-то похуже, чем стукачка под боком или потеря нескольких миллионов.
- Каких миллионов? – Маша чувствовала, что сейчас запутается. Мысли Умилы скакали уж слишком резво и по причудливым траекториям.
- Каких-каких… обыкновенных! Я про денежные знаки, без которых мы все так или иначе протянем ноги, - пояснила Умила с сарказмом, направленным, впрочем, не на Машу лично, а на какие-то скрытые от Некрасовой обстоятельства. – Папа вынес решение, и доставлять ему неприятности теперь означает доставлять неприятности себе. Я терпеливая и уживчивая, уживусь и с тобой. Ты не так и плоха, если подумать. Могло обернуться и похуже.
- Значит, я принята? - пробормотала Маша, не зная уже, радоваться ей или не стоит.
- Куда мне деваться? – Умила усмехнулась. - Послужу трамплином в твою новую жизнь. Надеюсь, ты быстро найдешь то, что ищешь, и это будет поинтереснее, чем следить за мной.
- Я не собираюсь следить, честное слово! Только помогать и удерживать от совсем уж опрометчивых решений.
- Ну да, ну да, подруги и наперсницы не стучат друг на друга. Кстати, понятия не имею, чего папа про меня наплел, но если тебе кажется, что я реально в чем-то нуждаюсь, то это полная байда. Папуля паникует из-за маленького инцидента. Его обидел факт, что я умудрилась забыть его имя, которое обязана знать любая собака. Но я тогда и правда чуть-чуть запуталась... С тех пор ничего такого!
- Это очень хорошо, - Маша выдавила из себя улыбку, – уверена, все будет в порядке и дальше.
Она уже была в курсе, что полгода назад Умилу обнаружили в загородном притоне. Полиция искала неких преступников и заодно схватила всех, кто попался ей под руку в злачном месте.
Дочь Антоновского опознали по базе ДНК. Сначала стражи порядка решили, что девица притворяется и врет, чтобы запутать их, но оказалось, что Умила искренне не помнит о себе ничего, включая могущественного отца, способного вытащить ее в два счета. Она словно бы сочинила себя заново и, рыдая, наплела таких небылиц, что впору было вызывать психиатров. Это, собственно, и сделали.
Мать, погруженная в собственную жизнь, не искала ее, поэтому о том, что Умила ушла из дома и пропала, Станислав Антоновский узнал от тех самых врачей. Он самолично примчался в психушку на последнем пассажирском рейсе с Навинии, застряв на Земле на полгода, бросив какой-то важный проект и нарвавшись на громадный иск от партнеров из-за неисполненных обязательств.
Антоновский кратко рассказал об этом Некрасовой, прибавив, что не жалеет ни о чем:
-
Семья должна быть превыше всего, Мария Дмитриевна. Запомните это и не допускайте ошибок.
После этих слов Маше стало понятно, отчего он не выгнал ее взашей, когда вскрылся подлог. Должно быть, его тронуло искреннее стремление пойти на риск во имя семьи и доброго имени родителей.
- Ты же не считаешь меня сумасшедшей? – требовательно спросила Умила.
- Конечно, не считаю, - заверила ее Маша. – Но я хорошо понимаю и страхи Станислава Ивановича. Он любит тебя.
- Не только меня, - вздохнула Умила. – Впрочем, не важно. Я уживчивая – кажется, я это уже говорила? Надеюсь, мы с тобой подружимся по-настоящему. Мне реально не хотелось бы с тобой враждовать. Особенно из-за денег. В конце концов, это его деньги, и папа волен тратить их, как пожелает.
- Моя зарплата вряд ли будет столь велика, что разорит семью, - заметила Маша.
- Ты еще скажи, что не в деньгах счастье.
- Счастье не в деньгах.
Дочь «короля карнавала» одарила ее долгим и непонятным взглядом, а потом пожала плечами, отказываясь от дискуссий:
- Папа сказал, мы вылетаем на Навинию недели через две. Это чудовищно мало, мне нужно столько всего купить и упаковать. Ты мне поможешь?
- Готова приступить к своим обязанностям в любое время. – Маша встала. – Что мне делать?
- Приходи завтра часам к трем. К этому времени я уже соображу, чем нам заняться в первую очередь…
*
Со всей присущей ей скрупулёзностью Маша изучила проблему диссоциативной фуги. Не без основания она полагала, что противоречивость поведения и несколько путанные заявления Умилы связаны с ее психической нестабильностью.
Диагностированная у Антоновской болезнь и впрямь оказалась причудливой. Отчасти она вызывала даже некоторое сомнение, поскольку человек, ею страдающий, не производил впечатление душевнобольного. Длительность приступа могла составлять от пары часов до нескольких лет. Пациент с подобной травмой забывал о своей прежней жизни, даже собственное имя, но при этом сохранял знания о культуре, истории и профессиональные навыки, легко запоминая новую информацию. Создавая для себя новый мир, он убегал от того негатива, что мешал ему дышать спокойно. В медицинской литературе писали, что именно эта патология стала причиной неожиданного исчезновения легендарного автора английского детектива Агаты Кристи. (*
речь о резонансном одиннадцатидневном отсутствии писательницы в декабре 1926г, когда она называла себя именем любовницы своего мужа)
Маша сочувствовала Умиле, потерявшей из-за развода семью. Умила была слабой и не сумела пережить предательство. Предоставленная сама себе, она нахваталась нелепых идей и подозревала окружающих в неискренности. Маша тоже не желала мириться со своими потерями, но она считала, что справляется с этой нервной нагрузкой хорошо. Люди ведь по-разному реагируют на стечения обстоятельств, и некоторым действительно кажется, что проще убежать, а некоторым, что проще дать бой.
Несмотря на отдельные эксцессы, девушки быстро поладили. Умила была грубоватой, но прямодушной, а больше всего Маша не любила двуличия, когда в лицо тебя уверяют в признательности, а за спиной при этом сжимают нож, готовясь вонзить его прямо в сердце. Умила подобным не страдала. Она говорила все, что приходило ей в голову, и ее слова порой звучали дико, но Некрасовский порог обидчивости был высоким – это считалось у них семейным. Отец ее точно знал, что хорошо смеется тот, кто смеется последним, он умел ждать и прощать. Маша придерживалась аналогичного принципа.
Умила почти мгновенно прикипела к ней, признав удобство подобного союза. Возможно, она инстинктивно чувствовала, что рядом с компаньонкой ей спокойнее, и никто не обидит – так, в природе, слабые особи стараются держаться поближе к вожакам. Некрасова всегда знала, что происходит, почему это происходит, что делать и как действовать, чтобы избежать дурных последствий, а именно в прогнозировании Умилина логика хромала на обе ноги. Умила поступала спонтанно, но умела (пусть и неохотно, непредсказуемо и в причудливых выражениях) признавать ошибки. Рассудительная и малоконфликтная Маша стала для нее надежной опорой.
На первые роли Некрасова никогда не лезла, и, наверное, со стороны могло казаться, что Умила – королева, а ее немногословная подружка всего лишь свита, призванная оттенить ее величие. Собственно, именно так на них и реагировали пассажиры звездолета. Умила громко командовала и не менее громко ныла, сводя на нет первоначальное очарование ухоженной внешностью, но Маша видела, что в глубине души ее подопечная является обычной испуганной девочкой, брошенной родителями в страшном темном лесу. Она успокаивала, уговаривала, приструняла и воспитывала этого внутреннего ребенка, добиваясь определенных успехов, и это ее радовало.
Сначала Маша еще надеялась, что среди Умилиного окружения сумеет найти приличных собеседников, но ожидания оказались напрасными. Не порадовали ее и попутчики, следующие с ними на «Планету Карнавала». Для всех этих людей палубы звездолета были сродни светскому салону, по которому они перемещались шумно и хаотично в поисках жратвы, впечатлений и способов убить время. Их волновали сплетни, примитивные наслаждения и ореол богатства – чем ярче сиял последний, тем больше желающих было свести знакомство. Умила, обвешанная драгоценностями, органически влилась в их контингент, а Маше приходилось прикладывать усилия, чтобы сдержаться в ответ на косые недоуменные взгляды.
Броня нарастала на ней неторопливо, и Маша была разочарована крутыми изменениями в своей судьбе, но верила, что после карнавала станет полегче. Туристов увезут, и на планете останутся лишь исследователи, готовые пережить суровую зиму, а также малочисленные представители коренного народа с ярко-синими горящими глазами, об общении с которыми она особенно мечтала. Должны же быть и среди робжиптов честные, ответственные люди, способные откликнуться на ее горячее желание узнать правду о пропавших родителях!
Все ее чаяния и надежды были устремлены в недалекое будущее. Оставалось лишь пережить «Солнечную петлю».
...