Внутри меня пустота. Прислушиваюсь к собственным ощущениям, но ничего нет. Полнейшее отупение. Все скованно льдом. Умерло. Выжжено дотла.
Наверное, все еще последствия шока. Скоро он пройдет и весь ужас ситуации, в которой оказалась, обрушиться на меня. Когда меня накроет, никого не будет рядом, чтобы удержать и не дать захлебнуться в приливе отчаянья, горечи и безысходности.
Я должна бы бояться. Но не боюсь.
Я заслужила это? Или нет? Неужели время, проведенное с Адамом, его влияние на меня вылилось в результат того, что сейчас я, в самом деле, обдумываю, а не справедливое ли наказание он мне уготовил?
Свихнулась, наверное, не иначе.
Нет, нет, я не могу сидеть в этом подвале! У меня есть обязательства. Помимо учебы, которую не могу пропускать, когда до выпуска остаются считанные месяцы, у меня есть работа и больная бабушка, и она станет волноваться, если я не позвоню ей.
Подумала о бабушке, и сразу стало плохо. Сердце сдавило, глаза защипало от слез.
Ну вот, началось. Скоро плотину прорвет, и тогда я сама себе не завидую.
Я поднялась с дивана, придерживая брошенное Адамом полотенце на груди. Цепь, сделавшая меня рабыней, звякнула, стоило мне двинуться. Посмотрела вниз, пытаясь определить, что чувствую, глядя на этот символ неволи.
Ничего. Странно, но нет, казалось бы, ожидаемого отвращения и неприятия.
Оглядев комнату, прошла к комоду и, порывшись, достала теплый бежевый свитер крупной вязки. Натянула на голое тело. Исследовала все полки на предмет нижнего белья – тщетно. Либо он не все продумал, либо наоборот, оно тут не планировалось изначально. Хорошо хоть свитер довольно длинный, прикрыл все светящиеся места.
Вновь опустила глаза; приподняв ногу с наручником, нахмурено разглядела новоприобретённый аксессуар.
Нет, все как раз таки продуманно – надеть белье, когда к твоей ноге прикована цепь в несколько метров, не представляется возможным физически.
Ладно. Сейчас у меня есть куда более насущные проблемы.
Я обшарила каждый закуток, куда могла дотянуться на наличие чего-нибудь острого, чем можно было бы открыть наручники. Осмотрела кольцо, к которому крепилась цепь, но оно было намертво ввинчено в бетонный пол.
Я не собиралась сидеть здесь до скончания веков, или того момента, когда Адам соизволит меня выпустить.
Если это вообще входит в его планы.
Не важно, что там происходит в моем предательском мозгу, который вдруг решил, что наказание-то и не лишним будет. Заслужила, как ни как.
Нет, я должна, во чтобы-то ни стало выбраться отсюда. Если не ради себя, то ради человека, который будет меня ждать и беспокоиться, если я исчезну. Я не могла позволить, чтобы с бабушкой случился еще один удар, или не дай бог что серьезней, потом что кое-кому захотелось поиграть в тюремщика.
Все, хватит! Завязываю. Со всем, что относится к Адаму.
Вот только выберусь отсюда (придумать бы только как) и покончу с ним раз и навсегда.
Мои поиски не увенчались успехом. Впрочем, я и не рассчитывала особо. Он какой хочешь, но не глупый, и не оставит ничего, что может мне помочь. Видно же, что основательно подготовил подвал к моему заселению. И ванна здесь есть, и одежда и мебель. Живи, не хочу.
Только вот я как раз и не хочу.
Долбанный псих!
Как долго он носил в себе план упечь меня сюда? Явно, что местечко уже давно меня дожидалось. А если бы не сглупила и не легла в постель к Дину, что тогда?
Уверена, нашел бы подходящую причину спустить меня в этот подвал.
Я уперла руки в боки, сосредоточенно разглядывая два узких окна, находящихся довольно высоко. Проверяя, хватит ли цепи, попыталась подойти к ним, но нет, не дотянутся. Около метра не хватает.
Представила, как он ходил тут, отмеряя метраж цепи, чтобы и свободно могла ходить по комнате и до окон не достала.
Хотя толку-то? Цепь все равно никуда не денется. Разве только что покричать, но насколько я успела заметить, пока он волок меня к двери, соседей вокруг не наблюдалось.
Стоит ли удивляться?
Вариантов не было. Во всяком случае, пока. И это не могло не вогнать в полное уныние.
Похоже, я действительно тут застряла. И теперь все будет зависеть от Адама и его степени помешательства.
Мои руки безвольно упали вдоль туловища, и я опустилась на пол, вперившись тусклым взглядом в вентиляционную решетку в стене. Никто не знает, что я тут. Никто кроме человека, который ненавидит меня со всей своей лютой яростью.
Мои шансы не слишком обнадеживали. По сути, я так мало знала о том, кто такой Адам, что было бы не удивительно, окажись он маньяком, пытающим здесь своих жертв перед тем, как убить.
Я уткнула лицо в колени и всхлипнула. Всхлипнула еще раз. И еще. А потом разревелась. В голос, от души, до икоты. Но если обычно после таких всплесков наступает определённый покой, то сейчас его не было. Устав плакать, я легла на пол, затуманенным взглядом уткнувшись в темный потолок.
Обхватила себя руками, словно меня и правда надо было поддерживать физически, чтобы не развалилась.
Я пыталась вспомнить, за что еще недавно испытывала нежные чувства к Адаму. Пыталась отыскать в себе хоть крохи чего-нибудь хорошего по отношению к нему.
Не находила. Не чувствовала. Сама себе удивлялась.
Как я могла быть такой слепой? Почему не замечала этих тревожных признаков его сумасшествия? Или замечала, но себе не признавалась? Не хотела признавать, потому что тогда пришлось бы что-то делать, а мне и так было хорошо.
Да, да, сейчас-то можно себе уже не лгать. Мне было хорошо с ним. Я получала кайф от его взрывного характера. Любое его проявление заставляло каждую мою клеточку дрожать от предвкушения и экстаза. Будь то ласка или жесткость, я все принимала, потому что это несло в себе несказанное, запретное, но желанное удовольствие.
Что со мной не так? Что заставляло меня желать этого?
Нет, что во мне заставляло получать от этого наслаждение, с которым ничто не сравниться?
Но все же, и у меня был предел. Удивительно, что он не был достигнут намного ранее.
В памяти невольно всплыла сцена изнасилования, но мой лимит слез был уже исчерпан, а иначе я бы непременно расплакалась.
Отвратительно. Тошнотворно. Жестоко.
Жестоко даже для него. И даже ему я не прощу этого. Не смогу простить.
И не хочу. Буду всякий раз вспоминать об этом, хоть и больно, зато это не даст мне вновь потерять голову из-за него. Пора вновь становится разумной, ответственной. И думать о том, чтобы выбраться из этого кошмара.
Это будет меня держать, когда отчаянье попытается утянуть меня на свое болотистое дно.
Подняла руку, коснувшись разбитой скулы. Кровь запеклась и взялась корочкой. Больно. Вот и хорошо. Лучше держаться за физическую боль, чем вариться в душевной, которая намного опасней.
Физическая боль заставляет бороться дальше, душевная грозит поглотить и полностью лишить остатков надежды.
Лежа на полу подвала в состоянии, подобного анабиозу, я вдруг ощутила ужасную усталость – результат стрессового, изматывающего вечера. Казалось, что меня перекрутили в центрифуге: ломило каждую клеточку тела; кости ныли от тупой боли.
Сон был бы для меня настоящим временным спасением. Я бы и хотела уснуть, но не представляла, как это возможно после пережитого. Мои нервы были натянуты как струна, грозясь вот-вот порваться.
Все же я поднялась и забралась на кровать, придвинутую к лестнице. Положила голову на подушку и попыталась расслабиться, но все дело дрожало от напряжения.
Перекошенное яростью лицо Адама и его злые слова всплывали в услужливой памяти, терзая меня как бешеный пес. Я зажмурилась и уткнулась лицом в подушку, но это не помогло. Я вновь и вновь переваривала все, что случилось после того, как выбежала из дома братства.
Сколько ненависти и презрения было в словах Адама. И он что-то говорил о том, что я оказалась такой, как все.
Что это значит? Разве он считал меня иной? Разве я чем-то отличалась для него от той вереницы девиц, которая у него была до меня?
Впрочем, уже не важно.
Внезапно я еще кое-что вспомнила.
Я резко села на постели и нахмурилась, пытаясь дословно восстановить в памяти его оброненные в запале слова.
Он сказал: «Сука, достойная своей матери». Что, черт возьми, это должно значить?
Он, правда, это сказал, или может разум меня подводит? Может, я не так расслышала? В том состоянии, в котором я прибывала в тот момент, было бы ничуть не странно.
А если все же верно, что он хотел этим сказать?
Что ему вообще известно о моей маме?
Я еще долго гадала над этим вопросом, но ничего вразумительного в голову не приходило. Единственный способ выяснить, это спросить у него, когда придет. Не факт, что он станет мне отвечать, но я должна попытаться.
Наконец мой организм почувствовал полное истощение и меня начало клонить в сон. Я не знала, который сейчас час и как давно я сижу тут. Часов в подвале не было – и верно, зачем заключенному знать время, если торопиться ему все равно некуда.
***
Проснулась я от странного ощущения чьего-то присутствия. Открыла глаза и встретилась с прожигающим взглядом серых, словно арктический лед глаз. Он сидел в кресле, уткнув локти в колени и даже не пошевелился, когда я проснулась.
Остатки сна как рукой сняло. Резко сев, я инстинктивно забилась в угол кровати, настороженно глядя на Адама.
Я боялась его. Боялась, как никогда прежде, потому что теперь понимала – он на все пойдет, чтобы добиться своего.
Во мне мелькнула слабая надежда, что он успел пожалеть о своем поведении и теперь раскаивается за то, что был так жесток со мной. И что теперь он меня отпустит. Но надежда испарилась слишком быстро, стоило мне внимательней приглядеться к нему. Не было в его чертах никакого раскаянья или сожаления. Ничего не было, кроме равнодушного беспристрастия. Я так же рассмотрела свежие ссадины и успевший проступить синяк на скуле с рассечённой бровью.
Давно уже подозревала Адама в участии в каких-нибудь боях. И сейчас это предположение только укрепилось.
- Давно здесь сидишь?
Я первой нарушила молчание, потому что сидеть в полной тишине под этим пугающим безучастием взглядом было неуютно и жутко. Я старалась, чтобы мой голос не дрожал, но он все равно подвел меня и звучал сдавленно, будто что-то мешало мне говорить.
Я решила быть как можно более спокойной и уравновешенной и не выказывать ему свои истинные чувства. Не стоит еще больше его злить. Возможно, если я буду мягкой и покажу, что раскаиваюсь, он отпустит меня?
Мне бы только на волю выбраться и я больше никогда не останусь с ним наедине, не давая ему возможность причинить мне вред.
Долгое время Адам молчал, все так же рассматривая меня, только еще стал поигрывать серебряной зажигалкой, которую держал в руке.
Странно, не замечала, чтобы он курил. Впрочем, сигареты видно нигде не было.
Он так и не ответил на мой вопрос. Неожиданно поднялся, прошел на середину комнаты к небольшому столику у дивана и взял что-то. Когда вернулся, я поняла, что у него в руках фотокамера.
О Господи, что еще он задумал?
- Что… ты собираешься с этим делать? – Я даже не пыталась скрыть испуг и волнение в голосе.
Он лишь криво усмехнулся, глядя на меня не сулящим ничего хорошего взглядом и не спеша подошел к кровати. Протянул руку и откинул с меня одеяло. Его взгляд неторопливо прошелся по моим голым ногам, одну из которых украшал наручник с цепью.
Во рту у меня пересохло, и я на миг даже перестала дышать. Сейчас он как никогда был похож на психа, который задумал изощренную пытку, собираясь сполна насладиться ею и муками своей жертвы.
Поднеся камеру к лицу, Адам открыл затвор и, наведя объектив на мои ноги, несколько раз щелкнул. Потом чуть отошел, чтобы я полностью попала в кадр и еще несколько раз сфотографировал.
Это было не просто странно. Это было до одури дико и заставляло кровь в моих венах леденеть от рокового предчувствия.
- Зачем ты делаешь это? – надломлено прошептала я, когда он, наконец, отложил чертову камеру.
Я думала, что он вновь промолчит, будто он дал себе некий обет молчания рядом со мной. Адам подошел к кровати и, поставив колени на матрас, протянул руку, взяв меня за спутанные волосы (еще несколько таких захватов и мне придется делать наращивание волос) и притянул мою голову к себе.
Наклонившись, прошептал мне на ухо:
- Я делаю это, потому что мне нравится.
И после этого не слишком осторожно оттолкнул меня от себя.
Ему нравится. И что тут скажешь?
У меня не было слов, одни эмоции.
- Встань!
Он не повысил голоса, но властный тон не давал возможности воспротивиться. Он стоял в метре от кровати, широко расставив ноги, презренно испепеляя меня своим взглядом с высоты своего внушительного роста.
Я поднялась с кровати, обреченно поглядывая на своего мучителя. Я готова подыгрывать ему, если в итоге он все же выпустит меня. Я должна, обязана вытерпеть все, чтобы иметь возможность оказаться на свободе!
Наша разница в росте всегда была внушительной, и не потому, что я была низкой – мои метр шестьдесят восемь позволял мне считать себя среднего роста – а потому что Адам был высоким мужчиной. Едва менее двух метров. И сейчас он возвышался надо мной как башня, подавляя своей мощью и властью. Могла ли я быть ему достойным соперником?
Нет, конечно же, нет. Только если я не буду действовать хитрей, а на это нужно огромное хладнокровие и спокойствие. И вот это представляло существенную проблему, потому что моим самым сильным желанием было запрыгнуть на него и разодрать его смазливое лицо своими ногтями до крови. А еще лучше до самого мяса.
Выдрать его чертовы глаза, чтобы больше никогда и никого не пугал ими, а в особенности меня.
- Иди, ешь. – Адам резко махнул себе за спину, где только сейчас я заметила бумажный пакет на столике.
Ну, это было не то, что я ожидала. Хотя, он же сказал, что не хочет моей смерти. Сейчас, во всяком случае. Вот и подкармливает свою зверушку, чтобы от голода не умерла и развлечение ему не испортила.
На моем языке крутились фразы по типу: «Сам жри свою еду», или «Да лучше я с голоду сдохну, чем что-то приму от тебя», но я благоразумно заткнулась и поплелась к столику, звеня моей отныне постоянной спутницей - цепью.
Это было так унизительно, и все во мне переворачивалось от отвращения к происходящему, но я натянула на лицо маску уныния, и взяла большой картонный стакан с немного остывшим кофе. Значит, где-то здесь неподалеку есть кофейня, если напиток еще не успел стать холодным. И это так же означало, что Адам не слишком долго наблюдал за тем, как я сплю.
Я не собиралась умереть от голода, хотя мне и хотелось сделать красивый жест и швырнуть ему в лицо сдобные, свежие булочки. Мне нужны были силы, чтобы иметь возможность бороться с ним. Не физически, конечно, но мне нужна была по возможности ясная голова, а без еды мозговая активность довольно жалкая.
Я с удовольствием выпила кофе – ему я этого не показала – и съела пару булочек, вкус которых смогла бы оценить по достоинству, если бы не моя печальная участь. Пока я ела, Адам не спеша прохаживался по комнате, играя со своей дурацкой зажигалкой, чем безумно нервировал меня. Спасибо и за то, что не сидит и в рот не заглядывает. Тогда бы я точно подавилась.
Когда я закончила с завтраком, он сел в кресло напротив дивана и взглядом приказал оставаться мне на месте.
Впрочем, выбора большого у меня не было.
- Нам предстоит разговор, Грейс, - негромко начал Адам, расслабленно устроившись в кресле, пока я, вытянувшись как палка от напряжения застыла на диване. – Я хочу, чтобы ты была откровенна со мной. – Небольшая пауза и внушающий взгляд, чтобы я отнеслась серьезно к его словам. – От этого будет зависеть твое дальнейшее будущее.
Одна его бровь приподнялась – видно, ожидал моего ответа. Я с усилием кивнула.
- Хорошо. И знай, что я почувствую, если ты попытаешься солгать мне.
Я вновь кивнула, поглядывая на его уже ставшую ненавистной мне зажигалку, которой он постоянно щелкал. Кажется, она ничуть не отвлекала его, в отличие от меня – я готова была выхватить ее и затолкать чёртову штуку ему в глотку.
- Ответь мне, сколько всего мужчин имели счастье е*ать тебя? - ничуть не изменившись в лице, задал он первый вопрос. Его голос звучал ровно, без насмешки или агрессии.
Такого я точно не ожидала, хотя стоит ли удивляться?
Жар дикого стыда полыхнул мне в лицо. Зачем ему знать, сколько мужчин…
Нет, даже мысленно было противно повторять это.
- Это обязательно? – проскрипела я, моля, чтобы случилось чудо и мне не пришлось отвечать на этот вопрос. Вообще, чтобы что-то спасло меня от этого разговора, тема которого приводила меня в мандраж.
- Да. – И бровью не повел. – Я жду, Грейс.
О Боже, как меня только угораздило вляпаться в такое?! Мало того, что сижу в подвале на цепи, еще и должна отвечать на интимные вопросы этого психопата.
Ровно так же, как мне было неуютно и неловко, Адам был собран и терпелив. Казалось, что вчерашний сорвавшийся с цепи цербер мне приснился. Хотя, когда дело касалось этого мужчины, я не знала, что хуже – его ярость, или его ледяное спокойствие. Оба эти состояния пугали меня и сулили… ничего хорошего.
- Мм… Ну… Четверо, - начала мямлить я, уткнувшись взглядом себе в колени. – С тобой четверо.
Мужчина скептически хмыкнул.
- Это с тем молокососом, который в тебя вчера засадил, или его ты упустила?
Была бы я мышей, вырыла бы себе норку и сдохла там. Всяко лучше, чем этот разговор.
Судя по виду Адама, он никуда не спешил и настроился на долгий, утомительный разговор. Вчера он изнасиловал мое тело, а сегодня решил так же поступить с моим мозгом.
- Мы не… мы не занимались сексом, - едва взглянув на него, пробормотала я.
- Правда? – Он поддался вперед, сцепив пальцы рук между широко расставленными ногами. – Что тогда означала та запись, его слова и ваши стоны? – Мужчина оскалился, вновь одаривая меня взглядом «Убью, сука».
- Да, мы собирались! – в волнении повысив голос, призналась я. Я решила сказать ему, как было на само деле, а там пусть сам решает. – Но ничего не вышло. Я остановила это.
- Ты была в его комнате? – Его голос вновь звучал как механический, в котором не было никаких человеческих эмоций.
Помедлив, я кивнула.
- Ты пошла туда, зная, что он хочет отыметь тебя? – Он вновь стал играть со своей проклятой зажигалкой. – Или ты сама предложила ему пойти к нему, чтобы там он мог вые*ать тебя?
Я опустила голову, буквально пылая от его таких грубых, обнажающих самое откровенное слов.
- Правду, Грейс! – чуть более резко напомнил он, пока я медлила.
- Это я предложила пойти к нему, - тихо призналась я. Что ж, я не могла переложить всю ответственность на Дина, потому что он сразу поймет, если я солгу. К тому же, я хотела по возможности защитить парня от гнева и отмщения Адама. Боялась, что он и с ним решит расправиться.
Ожидая реакции Адама, я несмело взглянула на него, внутренне приготовившись к тому, что он сейчас вскочит и придушит меня. Его челюсти были плотно сжаты, а в глазах плескалась такая лютая ненависть, что только от этого сводило ноги от страха. Его руки с такой силой сжали подлокотники, что побелели израненные костяшки.
Но Адам не набросился на меня. На мгновение прикрыл глаза, после чего вновь испытывающее уставился на меня.
- Ты была раздета? Он трогал тебя? Его член успел побывать в тебе?
Я захлебывалась в чувстве унижения, но хуже всего казалось то, что я не могла избежать ненавистных вопросов своего инквизитора. Я, родившаяся в современном обществе, со всеми правами и свободой, вынуждена была сидеть здесь, прикованная цепью и отвечать на его ужасные вопросы.
Он хотел правды. Мне придется дать ее, если надеюсь поскорее покончить со всем этим.
- Да.
Не знаю, где у меня взялись силы произнести это короткое слово и при этом не отвести взгляда от его лица.
Мне показалось, что глаза Адама на миг угрожающе сверкнули, но маска полного самоконтроля тут же вернулась на место.
- Кто лишил тебя девственности?
Это была медленная, пыточная смерть. Я согласна была на то, чтобы он рвал и метал, тряс меня, и даже стерпела бы пощечину. Но только не говорить с ним об этом.
Как много он захочет узнать?
- Рей Питерс, - после заминки все же ответила я. – Он был на два года старше меня и учился в выпускном классе, когда мы начали встречаться.
- Ты любила его?
Я передернула плечами, не зная, что ему на это ответить. После того прошло уже семь лет, и те давние чувства сейчас представлялись в другом свете.
- Тогда мне казалось, что да. Но теперь понимаю, что это было просто юношеское увлечение.
- Как это произошло?
Адам приложил пальцы к губам, внимательно наблюдая за мной. Ему, правда, хотелось знать каждую деталь из моей интимной жизни.
- Почему ты спрашиваешь? – нервно усмехнувшись, не выдержала я. – Зачем тебе знать о каждой личной подробности?
- Грейс, ты забываешь, что здесь я задаю вопросы, - вкрадчивым, предупреждающим тоном напомнил он. – Я спрашиваю – ты отвечаешь.
Я на мгновение прикрыла глаза, борясь с подступившими слезами.
Почему он мучает меня? Что заставляет его получать удовольствие от того, что испытывает меня?
Я чувствовала, что недолго смогу выдерживать все это. В итоге свернусь на полу в позу эмбриона и завою от безысходности.
- Это был день рожденье Рея, - сделав глубокий вдох, с усилием продолжила я. – У него дома была вечеринка по этому случаю, а когда гости разошлись, мы пошли в его комнату и сначала просто целовались. Потом… потом это случилось.
- Опиши это.
Чертова зажигалка вновь клацнула.
Он и в самом деле был конченым извращенцем.
Ладно, будут ему подробности.
Я поднялась с дивана и, стараясь сохранить достоинство – что не просто с постоянно звякающей цепью на ноге – пересела на низкий столик перед креслом, в котором восседал Адам. Расстояние между нами сократилось, и я могла чувствовать ненавязчивый запах его одеколона, который всегда заставлял мою голову кружиться и наталкивал на грешные мысли. Но сейчас былой реакции не было, чему я обрадовалась.
- Хочешь самых подробных деталей? – Я чуть поддалась вперед, призывая себя не робеть перед ним. – Хорошо. Мы очень долго целовались, лежа на его постели. Он был сверху, и его рука шарила у меня под блузкой. Гладила живот, грудь сквозь бюстгальтер, а потом он осмелел и запустил ее внутрь, играя с сосками. Я не противилась, потому что мне хотелось этого. Мне хотелось, чтобы его пальцы проникли в мои трусики, которые уже были мокрыми. Они часто становились влажными, когда мы целовались и ласкали друг друга. Мне было шестнадцать, и я знала о сексе только понаслышке. Реакция собственного тела порой сбивала с толку, между ног словно пылало и отчаянно хотелось прикосновений. – Я криво улыбнулась, наблюдая за каменным лицом Адама. – Он сказал, что хочет меня, но поймет, если я не готова. Но я была готова, и я ответила, что тоже хочу его. Он был обалденно красивым футболистом, по которому половина девчонок в школе сходила с ума. Но ему нравилась я, и это не могло не покорить.
Мы раздели друг друга, и он вновь накрыл меня своим телом, только на этот раз наша кожа была прижата друг к другу и я чувствовала его жар. Чувствовала, как его твердый член упирается в мое бедро. Он спустил с меня трусики и стал гладить пальцами между моих ног. Это был чистый восторг, потому что мое тело, наконец, получило желаемое. Я возбудилась еще сильней, когда он ввел в меня свои пальцы, действуя осторожно, потому что я все еще была девственницей, и он знал это.
Я была полностью готова, истекая в его руках, и хотела большего. Хотела, чтобы он заполнил меня собой, проник во всю свою длину. Он достал презерватив из тумбочки и раскатал его по своему внушительному размеру. Потом удобно устроился между моих широко разведенных бедер и стал медленно проникать внутрь моего тела. – По моим губам скользнула удовлетворенная улыбка: Адам диким зверем смотрел на меня. Долбаная зажигалка, наконец, была оставлена в покое.
Он ведь сам хотел всех деталей, пусть получает.
- Боль была чудовищной, но я терпела, пока он полностью не заполнил меня, сделав меня женщиной. Казалось, что внутри меня скребут когти животного, но постепенно, с каждым его движением, сквозь боль проступало нечто новое, еще неиспробованное, но определенно приятное. Что-то, что в итоге могло стать источником чистого удовольствия.
Я слегка откинулась назад, собираясь закончить свой поток откровения. Наэлектризованные волны, излучаемые телом Адама, достигали меня, вызывая во мне мелкую дрожь.
- Потом он кончил, и хоть я в тот раз так и не познала оргазма, мне было приятно, что ему было хорошо со мной. Что на какой-то момент мы стали одним целым. И предвидя твой вопрос, скажу, что мы трахались при любой удобной возможности, вплоть до его отъезда в колледж.
Я замолчала, чувствуя, как адреналин от брошенного ему вызова проходит, сменяясь ощущением полного опустошения. Я была выжата и выкручена.
Адам был взбешен, и это не скрывала даже его маска «Я контролирую все вокруг». Его серые глаза стали цвета грозового неба; на скулах проступили желваки. Я исполнила его желание, была полностью честна с ним, чем, скорее всего только усугубила свое положение. Но сейчас, в этот конкретный момент у меня был чертов дефицит эмоций. Я не чувствовал ничего. Мне было совершенно наплевать, как он отреагирует.
Отстраненно я обратила внимание, как он сжимает и разжимает кулаки, но внутри не было ничего, кроме сплошного равнодушия.
- Встань туда и сними свитер, - негромким, обманчиво-уравновешенным голосом велел мужчина, кивнул на пол возле столика.
Выдерживая его тяжелый взгляд, я поднялась и, не разрывая зрительного контакта, стянула с себя единственный предмет одежды, отбросив на диван. Мою кожу покалывало от его пронзительного, угрожающего взгляда, в котором читалось неприкрытое желание садиста.
Адам встал с кресла, медленно пройдясь по мне глазами снизу доверху. Его руки легли на ремень и без суеты принялись расстегивать пряжку.
Я ожидала, что он захочет секса. Это было еще одним пунктом, который я не могла избежать, пока он властен надо мной. Я готова была смирить свою гордость, засунуть свое отвращение к нему глубоко-глубоко, если в итоге это поможет мне.
Любым способом я хотела выбраться из этого подвала и рук моего поработителя.
Я попыталась отрешиться от всего, что он будет делать с моим телом. Попытаться не участвовать в этом разумом. Думать о чем-нибудь, что когда-либо приносило мне радость и счастье. Просто перетерпеть.
Пока я пыталась мысленно отгородиться, Адам вытащил свой ремень из шлевок и, накрутив его на руки, двинулся ко мне. Остановился только лишь тогда, когда расстояние между нами было не более двух сантиметров.
- Наш разговор не окончен, и позже мы продолжим, - хладнокровно пообещал он. После закинул мне ремень на шею и затянул ровно настолько, чтобы я не чувствовала удушья. – Не делай резких движений, иначе задохнешься, - предупредил мужчина, показательно потянув за конец ремня, который держал в руке. Я тут же ощутила, как полоска кожи плотнее стягивается на моей шее.
- Скажи, что ты поняла, - потребовал Адам, и приглушенным голосом я утвердительно ответила.
Он нажал на мои плечи, заставляя меня опуститься на колени.
- Вытяни руки и упрись ладонями в ковер, - сквозь тяжелое дыхание скомандовал он.
Я выполнила команду, став как никогда более похожа на собачонку на поводке.
Гребаный ублюдок! Как же он, наверное, кайфует сейчас.
Как бы я ни старалась закрыться от происходящего, полностью не чувствовать я не могла. И я варилась в адском котле с содержимым из унижения, отвращения, обиды и ненависти. Горькое отчаянье проникало в каждую клеточку моего тела, нанося ранящие уколы в каждый уголок моего сердца и души.
По глупости и наивности я решила, что в этом человеке еще не умерло хорошее и доброе, и даже допустила, что могу полюбить его.
Господи, как же я ошибалась!
Нет в нем ничего хорошего, только чистое зло. Любить его – это обречь себя на верную, медленную и мучительную смерть.
Я слышала, как расстегнулась молния на брюках Адама. Аура агрессии, смешанная с похотью волнами исходила от него. Горячая ладонь легла на мое бедро, привлекая меня к нему.
- Шире! – сквозь зубы, отрывисто произнес он, просунув руку между моих ног.
Стиснув зубы, я шире развела бедра, открываясь его взгляду, который жег мне спину. Головка его члена уткнулась к моему входу, но дальше не продвигалась. Действуя инстинктивно, я дернулась, и ремень вокруг моей шеи затянулся, затрудняя дыхание.
- Еще раз дернешься, выдеру тебя этим ремнем до крови, - угрожающе прошипел Адам, возвращая меня в прежнее положение.
С моего языка чуть не сорвались запальчивые слова, чтобы он засунул свой ремень себе в задницу, но я удержалась. Сжала губы, в душе проклиная этого изверга.
- Признай, Грейс, что ты просто похотливая шлюха, которая течет при мысли, чтобы ей засадили, - с противной усмешкой протянул Адам, водя своим членом по моему входу, но, не проникая внутрь. – Даже ненавидя меня, ты готова была расставить ноги, истекая в желании, чтобы я вы*ал тебя. Ты билась в экстазе, когда я засаживал в тебя; кончала так, как никогда прежде. Я знаю, что никто из твоих прежних сосунков не трахал тебя так, как это делал я. Никто никогда не будет трахать тебя так, как я. Но ты по-прежнему осталась обычной дрянной сукой.
Он накрутил мои волосы на кулак, оттянув мою голову назад и выделяя каждое слово, произнес:
- Я решаю, что будет с тобой. От меня зависит, выйдешь ли ты когда-нибудь отсюда, или нет. Я буду трахать тебя как угодно, когда угодно и куда угодно. Столько, сколько захочу. Твои желания не имеют значения. Здесь у тебя нет никаких прав, и твоя судьба в моих руках. Никто не найдет тебя здесь, не надейся на это. Ты – это сосуд, в который я буду спускать свою сперму. Ты – ничто. Усвой это.
С этими словами он ворвался в меня, одним толчком, на всю длину и, не медля принялся яростно двигаться, так и не отпустив мои волосы из захвата.
Слезы обожгли глаза, заструившись по щекам. Пока он вбивался в меня со всей своей гневной мощью, я хотела одного – умереть. Мою душу раздирало на кровавые кусочки; на огромной скорости я летела в бездну глухого отчаянья.
Полная безнадежность.
Выхода нет.
Помощи ждать не откуда.
Я всецело, абсолютно и безоговорочно принадлежу ему. Против своей воли, но никого это не волнует.
У меня не может быть своей воли, потому что как он и сказал – я ничто. Сейчас именно так и было.
Будет ли когда-то иначе?
Больше я в это не верила. Он отобрал у меня последнюю надежду, заставив полностью поверить в его жестокие обещания.
Когда он кончил, излившись в меня, встал и, восстанавливая дыхание, стал застегивать свои брюки. Он оставался одетым, в то время как я полностью обнаженная, как физически, так и морально, лежала на ковровом покрытии, немигающим взглядом уставившись на свои скрюченные пальцы.
Присев возле меня, он снял свой ремень с моей шеи, после чего выпрямился, оставляя меня в распластанном положении.
Сквозь полуприкрытые веки я видела его идеальной чистоты черные ботинки перед своим лицом.
Интересно, если я притворюсь мертвой, он уйдет?
Впрочем, проверять мне не пришлось. Скоро он ушел, а я еще долго продолжала лежать в своей полусогнутой позе, слыша звенящую тишину в воспалённом мозгу.
Я была сломана. На этот раз это ему удалось.
жалко Грейс, по ходу на самом деле сломалась, а Адам решил не только Грейс помучить и наказать, но и себя, раз просит рассказывать о бывших...нда, от любви до ненависти и обратно - не такая уж и долгая дорога у них была, хотя кто их знает, может это испытание, хоть и жестокое, для их отношений, СПАСИБО, ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО!!!!! 