Роковая ошибка княгини (исторический детектив + ИЛР)

Всем чао!
Приплелась душа заблудшая...

Ну не на две...

И не на три...
а как получится!
Итак

По первой главе

Какой же Мишель у нас галантный,оказывается! И дверцу открывает,и комплименты говорит... осталось только букет ромашишек притащить, и образ галантного кавалера готов! А как Сашеньке нашей мало,оказывается,для счастья нужно! Всего -то доброе отношение да улыбка. Эх!...
Плохо только то,что она иной раз напраслину на Мишеля думает. Вот,мол,деревенщиной покажусь, опять издевается и так далее... неужели она ещё не поняла, что они в одной с Мишелем лодке? Хотя,насколько я поняла, у нашей красавицы очень заниженная самооценка. Ну,лично мне так показалось. А вот зря, абсолютно зря,раз даже такой зверь дикий,как Владимирцев, и тот на неё любуется.
Домина у Волконских впечатляет. Я бы на месте Саши рот бы открыла -да так и осталась. Красотень же!
А уж как Марья своего хозяина расхваливала!Да ещё перед таким слушателем благодарным,как Саша!Уж та-то точно на ус мотает да запоминает. А что ещё влюблённой девушке надо,кроме хороших слов об своём возлюбленном?
Вот любит,а до сих пор не верит!Конечно, тут виновато социальное неравенство и всё такое,но я бы на месте Саши уже давно бы обверилась вся!. И ведь постоянно,ну прям таки постоянно думает: а ведь он издевается! а ведь он удар в спину нанесёт! Ну когда наша красавица поверит и доверится?! И почему она никак не поверит,что Мишель изменил к ней отношение, мнение своё поменял, и даже извинился,что стало для Саши истинной сенсацией. А уж как Алёна вытаращилась,когда Саша домой заявилась, выйдя из кареты Мишеля!
А вот финал главы совсем не порадовал.Это как так- за Иноземцева замуж? С ума сошли,что ли?!

По второй главе.

А вот здесь я призадумалась.Неужто Адриан действительно не виноват в смерти несчастной княгини? А кто тогда? Ведь пролог нам ясно показал- Адриан припёрся! Или кто-то использовал "славное имя" Адриана Кройтора? Не верится, а если и верится,то с громадным трудом. И вообще,Автор свинячит как хочет,запутывает,мозги пудрит и всё такое! Верно,для того,чтобы мы,читатели,запутались окончательно. Так вот,я уже ничего не пойму в отношении Адриана.
Прошлого нить всё больше распутывается-или запутывается, я ещё не разобралась. Объявилась третья гарна дивчина -некая Лучия Йорге, подруга как бы Сандры и Юлии. Но и как бы подруга и сдала Сандру, отдала на погибель зверю-мужу. О чём она думала? ну ясно,вмешалась хладнокровная месть! Любила она этого гада,мужа, -нашла кого!Тьфу,мерзость какая!
А вот новость, что Адриан,оказывается, в десять лет стал богатеньким буратино... да ладно!!.. ещё и убить хотели... да ладно!!!! Ну вот не верю я в историю,рассказанную Кройтором. Мне кажется,что всё это враньё чистой воды. Не мог десятилетний мальчишка саблей порубать супостатов. Как-то натянуто получается,ненатурально. Из того вывод- Адриан врёт и не краснеет!
Марису Николицэ жаль. Пострадала девушка ни за что...
А Лучия жива,оказывается! Ну правильно,кому она нужна...всех людей хороших убили, а эту вражину оставили.. Надеюсь,что до прихода Мишеля её никто не укокошит. А то прям классика получится.
И вообще, кажется,имени Кройтора не упоминалось. Матей или Адриан... может,Адриан вылитый папаня,раз Юлия так испугалась? Или Адриан ...здит,что его папашка помер! Либо уверен,что папаня помер, а на самом деле это не так совсем.

По третьей главе.

Не-не,Сашенька,не надо топиться!И сбегать не надо! Ты что,не поняла, какой защитник у тебя появился? Сам Мишель Волконский! И кстати,куда это свалил наш сладкий Авдеев? А?? Я вас спрашиваю!!!
И действительно, с какого это бодуна Иноземцев возжелал жениться на Саше? Думал,думал и надумал? Так не бывает! Или тут любовь с первого взгляда замешана? Ну это да,это возможно.Наша Саша на самом деле красавица,хоть и думает про себя,что уродина рыжая. А ведь это не так совсем,ибо
даже Владимирцев не устоял,а это что-то да значит.
И ведь гады какие! За спиной сговорились, кинули,оставив Саше роль невесты. А Саша не хочет быть невестой! ну разве что Мишеля.
Кстати, Мишель! Совсем он изменился. Саша пролетела мимо,ни здрасьте,ни до свиданья, и он, увидев,что она плакала, пошёл узнать,что случилось,кто его сестрёнку обидел! Не уверена,что он поступил бы так несколько дней назад, когда они враждовали. Так что пора Саше бросать своё низкое самомнение и понять,что она стоит его внимания. И напрочь забыть про социальные ступени,млин!!!
А теперь Марина Викторовна... пока не знаю,как к ней относится. Вроде бы и нормальная,и Сашу понимает, и прочаЯ,прочаЯ, прочаЯ, а вот чего -то не впечатлилась я.
Автор совершенно запутал с дочерью Сандры!! Конечно, все мы тут уверены,что Саша и есть дочурка Сандры, но у нас же нет сценария данного романа и можно ли с уверенностью утверждать,что наша героиня-то самое дитя?
Почитаем-увидим!

По четвёртой главе.

Которая начинается с предложения нарушить предупреждение МинЗдрава. Предложив покурить, Саша и сама папироску раскурила кстати,не совсем женское занятие.
Владимирцеву вообще в этот день халява была- и покурил,и всякими там формами женскими полюбовался. Красота! Только вот скорее всего не из-за любви любовался, а потребности там всякие... мужик,чо говорить!
И незачем постоянно о Ксеньке вспоминать!!!
Ужин просто чудо! Владимирцев даже забыл,что калека, бедняга! И как так Саша лихо с молочком провернула,молодец! И салфеткой -то она,оказывается, пользоваться не умеет. Умница,умница! Хоть ненамного,но Владимирцев перестал хмуриться. С Мишелем разговаривает, а с Сашей улыбается!Ну и кто после этого круче,а???
Поистине день был полон сюрпризов. Не успела Саша дома появиться,как её тут же огорошили:свадьбы не будет! Иноземцев,как пароход,дал задний ход. Отказался,пошёл в отказку и так далее, и тому подобное. И что же -или вернее,кто же стал тому причиной? Наш зеленоглазый красавец! Ура-ура-ура!..
Подумав так,Саша рванула к вышеупомянутому зеленоглазому красавцу. С целью отблагодарить,конечно!!! Как же иначе?? По-другому Саша не может!
А в доме,за барским столом заседает вся честная компания. Мишель,Ксения, генеральша,Катерина.Картина маслом,короче.
Катерину я с удовольствием когда-нибудь высеку! Эти её жеманные манеры, -ой,типа башка заболела при виде этой деревенщины! - а вот Ксению реально нельзя было заткнуть. В доме Мишеля она ведёт себя как хозяйка, верно,потому,что реально так себя чувствует. Наложила свою длань хладную на Мишеля,только вот Мишель не по ней сохнет. Вот Ксенька бы точняк трещинами пошла,если бы узнала, о ком думает наш Мишель!
А вот выкрутас с малиновым соком... и эти речи насчёт платья, узкого в груди!.. да-аа,нашу Сашу лучше не трогать. Ксенька этого не поняла ещё?
Карочь, трапеза прошла более чем приятственно.


Ждём продолжения!!!
_________________

Лиля, привет!!



Нельзя утверждать... Но пока Саша единственная кандидатка. И ради Саши и Мишеля я надеюсь, что все-таки это не она, либо Мишель - не сын Кройтора. А то у них тут уже такие сердечные волнения, сердцебиение и прочие романтические дела, а потом вдруг выяснится, что они братец с сестрицей...получите распишитесь... Это же какое душевное потрясение для них обоих!
___________________________________

Всем добрый вечер!


Здравствуй, здравствуй! Мы уж и не чаяли... (Ну ладно-ладно, я чаяла, до последнего надежды не теряла, что ты вернёшься!!!!)


Ага-ага! Тем более - его улыбка! Она у него, сама знаешь, какая красивая!


Ещё раз убеждаюсь, до чего вы все были правы, когда просили не сокращать! Этой сцены вообще не должно было быть, я её раза два убирала, потом вернула назад, когда все дружно сказали, что сокращать ничего не нужно! А сейчас читаю о ней такие отзывы милые! Отличненько, спасибо, девчат! Я очень рада, что с вашей помощью у меня что-то получается делать лучше!


Возлюбленном... Эх... Да....


Автор сговорился с Гордеевым и Алёной, и решил так: дай-ка попробую читателя удивить, и заставить чуть запереживать о судьбе главной героини! А уж сама-то я как переживала! Зная мою ненормальную склонность к драматизму, тут можно чего угодно было ожидать, вплоть до самой свадьбы! Но я бы себе этого, конечно, никогда не простила. А вообще-то я очень переживаю, если делаю героев несчастными...


А я с самого начала призадумалась: за что ты его так невзлюбила?! У тебя к нему прямо фантастическая какая-то неприязнь!!!!


Я учусь молчать и делать загадочное лицо. Особенно сейчас, когда на подходе новый детективный роман. Я бы тебе с радостью сказала, КТО, Лиля, но, увы... Прости... В последних главах всё станет ясно! Обещаю.


Автор изо всех сил старается, призывает на помощь фантазию! Знаете, чего боюсь? Что однажды закручу так, что в один прекрасный момент все, кроме нашей самой терпеливой Ксюши, скажут: да ну её к бесу, эту Ирину, у неё вообще ничего не разобрать в книгах!!!! Так что если я вдруг переусердствую, вы меня остановите. Например, так: "Эй, сударыня! Попридержите коней!!!! Сделайте сюжеты чуть проще!!!!" А вообще, смелее. Я тут недавно осознала, что критика - это потрясающий способ улучшить свои работы, и не допускать ошибок в будущем! Так что я не обижусь. Ну, если не обидно будет Не грубо, в смысле!


Не веришь... наигранно... Хм-м... давай так. Агату Кристи читала же? Я не то, чтобы оправдывала сейчас Адриана - скорее, себя. Про Адриана думай, что хочешь, так и быть! Не веришь ты, в то, что он белый и пушистый - а может, правильно делаешь?! Кто знает!!!! Но! Если сцена вышла наигранной и неправдоподобной, давай так: во-первых, у мальчика в руках сабля (что, б**я? - САбля!!!), во-вторых, мальчик знает, что его вот-вот зарЭжут, в-третьих, мальчик начитался "Трёх мушкетёров", и вообразил себя героем... Ну, и, в-четвёртых, горячая румынская кровь там, и всё такое... Не? Не убедила? Ладно... (*автор задумчиво чешет голову...)


Мне с некоторых пор лично перед тобой стыдно за каждое моё убийство! Простите, простите! Марису жаль, но без этой её чудовищной смерти образ Кройтора не вышел бы таким пугающим, это раз. И - два - ну а какая ещё-то причина оправдывала бы бегство Рихтера от Юлии? Вот, пожалуйста, хорошенький повод ненавидеть нашу Юленьку до конца её дней. Плюс, очень хотелось создать эту двойственность, очередной намёк на "Роковую ошибку" - что Юлия, преследуя благие цели, наделала таких дел, что мама не горюй! Мариса меня пусть простит, действительно, ужасная смерть. Ей не было и 25....!



Открою секрет. Не спойлерный, не бойтесь! Когда выкладывала, боялась очень, как читатели отнесутся к троим: к Алёне, к Марине Воробьёвой, и, собственно, к Лучии. Вроде бы подозрительные, одна другой хуже, да? Не знаю. Пока не буду никого оправдывать, или, наоборот, очернять (как Гордеева)))), но мнение твоё, Лиля, мне очень интересно! Стало быть, влюбилась в мужа подруги, и - фу? Ну, да, неприятная ситуация, согласна. И сдавать Санду ей ни в коем случае не стоило - это так. В общем, ладно. Про Лучию ещё будет, оставим это на потом


Наша внимательная Ксения сразу обратила внимание на тот факт, что имени-то как такового и не было! А с твоей категоричной неприязнью к Адриану, я теперь скажу так: даже и не знаю, почему это вдруг в прологе Юлия называла его по фамилии... Может, автор просто тогда ещё не решил, как его будут звать, а? (ну за 2 года, пока писался роман, автор так и не придумал, ну тормоз-автор, да, и такое бывает!!!) А может, это и правда был Адриан, и автор просто интригу не хотел убивать? А может, там вообще какой-то небывалый поворот сюжета будет, такой, что даже наша догадливая xiomara удивится, и скажет: - ДА НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!!!! А может, ещё что-то. Я учусь молчать и не спойлерить!


В Питер уехал. Дела, связанные с адвокатской практикой. Вовремя, а?


Втюрился, ага


Это значит, что у них с Мишелем похожие вкусы...


А что? Александра Волконская! Звучит, согласитесь!


Ты не впечатлилась наверняка потому, что сначала о ней говорили все подряд: "Она убила пациентку! Любовницу своего мужа! Зарезала на операционном столе!" И, обратите внимание, княгиня Караваева не хочет видеть её своим лечащим врачом, т.к. боится из-за этих слухов и сплетен... Дескать, опасная Марина может ненароком прирезать, коли что не так. Или не может? (*автор делает загадочное лицо и в раздумьях покачивает головой)


Я смотрю, Мишель уже такую репутацию приобрёл, даже у читателей - как он сказал, так и будет! И раз он сказал, что он не сын Санды и Кройтора - значит, стало быть, не сын! Нет, ну что, серьёзно, никто в его сторону даже не думает?!?!?!!! С Сашей-то понятно, а с Мишелем...? Хм. (*автор в задумчивости уходит придумывать новую интригу...)


Золотые слова! Тем более, я думаю, сначала всё же выложить последние главы "Роковой ошибки", а уж потом выкладывать новый роман. А то вообще всё перепутается!


Ха-ха-ха, это точно! Я вот думаю, скоро за эти сцены нужно будет рейтинги ставить, 18+ и тп. А что?! И до этого дойдём однажды!
Боже, я боюсь следующую главу выкладывать, ТАМ ЖЕ ЕЩЁ ХУЖЕ БУДУТ СЦЕНЫ!!!!


А вот тут я давно хотела сказать - просто, думала, что на это раньше внимание обратите! На исторические факты ссылаться не буду: дескать, курить в начале XX века было модно-премодно, а если уж девушка курила - то вообще высший пилотаж, и т.п. Оправдывать никого не буду, поскольку сама не курю, никогда не курила, и вещи эти не одобряю! Мишель вот, например, категорически не курит, хотя на фронте любой закурит! А он принципиальный! Это, собственно, личный выбор каждого, я так считаю. А по поводу Саши - честное слово, всё это только ради того, чтобы она не получилась "вся из себя хорошая" и "правильная"! Не может человек состоять целиком из достоинств, мне нужно было срочно придумать ей недостаток, и я решила - пусть будет так! И мне полегче: в некоторых случаях это можно и обыграть красиво, как с Владимирцевым, например! Так что, пускай курит, Лиля! Занятие не женское, минус ей за это огромный, но пусть лучше такой минус, чем как у Ксении Митрофановой...


Ну ты самому Володе-то не верь, Лиля! Если он (балбес, не?) подумал: "Ох, так это я, должно быть, из-за длительного воздержания так на неё смотрю!", то нам-то с вами прекрасно известно, что дело там совсем не в этом... Или ещё неизвестно? Ладно, в следующей главе будет известно наверняка! (Опять я спойлерю, да?) *автор вздыхает, и заклеивает себе рот скотчем...


Думаешь? Я вот, например, постоянно о ней думаю! Я так погляжу, у меня у одной какие-то малость извращённые предпочтения в выборе любимых героев, мне нравятся совершенно не те, АБСОЛЮТНО НЕ ТЕ! (*автор ушёл переосмысливать свои ценности...)


Продолжение в следующей главе! Да то, что Саша круче - это давно уже ясно! Она - услада для его офицерских глаз! Не на Мишеля же ему любоваться?! Я тут и так уже тему инцеста подняла на свой страх и риск, боюсь, за тему однополой любви меня вообще с форума прогонят поганой метлой... Не. У нас роман о прекрасной эпохе, о благородных и достойных людях (не считая Гордеева), о возвышенных чувствах и всём таком прочем! Да.


Лиля, не суди строго!!! Она - дитё неразумное! Копирует повадки Ксении, ни больше ни меньше! Своего мнения не имеет, характером мягка, не в Волконских точно, и воспитана по всей строгости этикета! Естественно, ей такое вторжение дико! Не говоря уж о том, что это не какая-то там подружка её братца прибежала, а сама Тихонова! Дочка "той самой женщины", Алёны... Ясное дело - она бесится. И ведёт себя как маленькая негодяйка, так простим же ей это!
А Ксении, конечно, да... не простим... Поэтому, вуаля, сок на голову!!! Вишнёвый он был, не малиновый но не суть. Красный на белом - отлично смотрится!!!!


Думаешь, не узнает? Ха!!! Поглядим.


Трапеза - чудо! Обратите внимание на реакцию генеральши. Что-то мне подсказывает, что совсем не так должна была отреагировать эта чопорная строгая женщина на подобную выходку! Мало того, что прервали, так ещё и выставили Ксюню в дурном свете, унизили и оскорбили! А это, поверьте мне, непростительное нарушение этикета! Да даже в наше время сложно представить, чтобы какая-нибудь бабушка так спокойно отреагировала на то, что некая знакомая её внука врывается без спроса на завтрак и выливает сок на голову его будущей жене! А уж чтобы со смеху покатывалась...! Вообще не верится!!!!! Плюс - Волконская ведь наверняка знала, кто такая эта Александра, а если не знала - то догадывалась! И всё равно - ненависти не было!!! Как думаете, почему?

Пока я писала, тут и Ксюша подтянулась! Привет, Ксюша!


Да уж, не говори...
(*склонный к драматизму автор вытирает слезу, бегущую по щеке...)

Выкладываю проду с минуты на минуту! Обещаю, скучно не будет! Готовьтесь если не заливаться смехом на весь дом (как эмоциональная я), то, по крайней мере, много улыбаться...
Надеюсь, вам понравится!
_________________

 » Глава 24. Леонид

Это был чудесный день! И начался он чудесно, с приятной новости об аннулировании ещё не состоявшейся помолвки, и продолжился замечательным фокусом с Ксенией, за который Саше так и не влетело. Тем не менее, ей было стыдно перед Мишелем за свою выходку, а уж как стыдно было перед генеральшей! Старая дворянка, аристократка до кончиков ногтей, что она теперь думает о ней?
Но оно того стоило. Вероятная ненависть княгини Волконской с лихвой окупала растерянность на лице барышни Митрофановой, её глухая ярость. И то, каким тоном его величество велел ей не сквернословить при бабушке – так, словно это Ксения ещё и была виновата! Ох, до чего отрадно вспоминать!
И в больнице-то, на удивление, всё было хорошо! Ипполит Сидоренко сегодня был трезв как никогда, и – вот диво! – работал с покойником сам, Саша ему лишь ассистировала. Да и то, по своей воле: на тот момент это казалось лучше, чем слоняться без дела наверху и наткнуться на Эллу с батюшкой, пришедших навестить княгиню Караваеву. Потом они вместе писали отчёт, и Ипполит Афанасьевич в своей извечной, чуть грубоватой манере высмеивал Сашину неопытность, но делал это так, что ей вовсе не было обидно, она сама смеялась вместе с ним.
- Дельная ты девка, Саня! – резюмировал Ипполит Афанасьевич с ухмылкой. – А была бы мужиком – цены бы тебе не было! Может, выпьем?
Тётя Клава потом скажет, что это – наивысший знак расположения. Обычно Ипполит Сидоренко с кем попало не пил, предпочитая либо гордое одиночество, либо молчаливую компанию своих покойников. Так что Саше сказочно повезло попасть в фаворитки этому тирану, но она, тем не менее, от заманчивого предложения отказалась. Её ещё ждали Никифорова с Владимирцевым, два главных пациента, да и к Караваевой не мешало бы зайти, извиниться за свой вчерашний побег.
Но гораздо раньше Саша попалась Воробьёву.
- Саша, постой, мне нужно кое-что тебе сказать!
Он выглядел взволнованным и каким-то бледным, нездоровым. И явно нервничал, причём даже не пытаясь этого скрыть.
«А ведь как хорошо всё начиналось!» - с тоской подумала Саша, готовая к тому, что Викентий Иннокентьевич по каким-то причинам немедля откажет ей в дальнейшей стажировке. Но он, к её удивлению, сказал:
- Придётся тебе заняться ещё одним пациентом. А, точнее, пациенткой. Княгиня Караваева сегодня попросила – или лучше сказать потребовала? – тебя своим лечащим врачом, – он говорил, словно поощряя это, но сам в глубине души понимал, что ничем хорошим такие поблажки не кончатся. Гордеев дал ему срок, в который надобно уложиться, а в противном случае эту хорошенькую девушку ждёт смерть.
События недавних дней лишь подтвердили, что Иван Кириллович слов на ветер не бросает.
- Княгиня Караваева, должно быть, просто не знает, что я ещё не врач, – отозвалась Саша. – Она не видит разницы, а я не вижу смысла её переубеждать.
- И не надо переубеждать. Приступишь с сегодняшнего же дня и дело с концом! Не отказывать же ей, право?
- Да я не это имела в виду! – рассмеялась Саша. – Но, конечно, я согласна, если вы настаиваете.
- Я-то не настаиваю. Она настаивает!
- Хорошо, Викентий Иннокентьевич. Как скажете! – послушно ответила Сашенька и озадаченно посмотрела на Воробьёва. И решилась-таки, спросила: - У вас всё в порядке?
- Что? Ах, да. Да-да, всё в порядке. Настолько, насколько в порядке могут быть дела человека, чей брат только что записался добровольцем на фронт.
Саша ахнула, кажется, слишком громко и запоздало зажала рот ладошкой.
- Ох, как же так, Викентий Иннокентьевич! – с трудом выговорила она. – Зачем же он? Ему ведь, вроде, и здесь неплохо было… А жена как же? А сын?
- Ой, не знаю я, Саша, не спрашивай, не рви душу! – отмахнулся Воробьёв, поморщившись. – Я и сам места себе не нахожу. Чует моё сердце, не вернётся он оттуда живым…
Вот-вот.
А может, Леонид Иннокентьевич, наоборот, сам решил уехать, чтобы не пересекаться с Гордеевым более? Или это всё же Гордеев вынудил его? Почему нет: Леонид Воробьёв знал про убийство Юлии Николаевны и, как следствие, представлял опасность для господина министра.
«Скорее всего, Гордеев на него повлиял», - подумала Саша с невыразимой тоской. Что-нибудь из этих его любимых приёмов, например так: «Леонид Иннокентьевич, если вы не исчезнете из Москвы в течении суток, я перережу к чёртовой матери всю вашу семью!» Почему бы и нет? Как раз в духе нашего доброго Ивана Кирилловича! Который – это так, к слову – дела об убийстве жены до сих пор не получил, а потому не имел ни единого основания доверять Леониду Воробьёву. Как он мог знать наверняка, что Леонид Иннокентьевич отдал дело, если в конечном итоге до самого Гордеева оно так и не дошло? На месте Ивана Кирилловича Саша тоже подумала бы, что коварный Леонид припрятал папку у себя – до лучших времён, пока не появятся Волконский с Дружининым и не предложат за неё хорошие деньги.
И вот теперь Леонид Иннокентьевич отбывает на фронт!
«Господи, это всё из-за меня!» - с содроганием подумала Саша. Ведь если бы она не украла дело со стола Воробьёва…
С такими тяжёлыми мыслями она добралась, наконец, до Никифоровой. Марья Станиславовна сегодня была в ударе, придумав целых три новых прозвища: «упырь» для старого Макарова, «крыса» для бывшей «выдры» Марины и «карась» для Семёна Петракова, травматолога.
- Глаза у него рыбьи и некрасивые! Сам-то красавец, а глаза – фу! Пустые! Сразу видно: дрянь человечишка! Слыхала поговорку, милая, глаза – зеркало души? Не дураки придумали! Так что ты прежде в глаза человеку погляди, а уж потом…
Нагляделась уже Саша за сегодня в одни красивые-красивые глаза. Да так, что на всю жизнь хватит! Сумасшествие какое-то, разве бывает так, что одного только взгляда оказывается достаточно, чтобы потерять над собою контроль?
«Я поцеловала его сегодня», - напомнила она себе и в такт собственным мыслям покачала головой. Как же так получилось? И что ещё страшнее, ей это безумно понравилось. Ощущать его кожу под своими губами, прикасаться ладонями к его шее, вдыхать его запах… От воспоминаний кружилась голова. И если его величество даже таким невинным поцелуем способен был будоражить девичьи сердца, то Саша очень завидовала Ксении Митрофановой. Не чаёвничать же она к нему приходила по ночам? Разумеется, нет. И, интересно, а как он…
…тут Саша всякий раз останавливала себя, стыдясь собственных мыслей. А уж совсем невмоготу стало, когда она только к обеду впервые догадалась вспомнить о любимом Серёже.
Впрочем, нет, не так. Теперь уже просто – о Серёже. Бедняжка Авдеев, да разве он заслужил такого? Он в ужас придёт, если узнает, что Саша вытворяла сегодня! И вчера, когда поехала с Волконским за город, в купе, вдвоём! А ещё он обнимал её там, да-да. Случайно, правда, но ведь обнимал же?
А ещё Авдеев расстроится, если узнает, как бессовестно Саша вела себя вчера вечером с Володей Владимирцевым. Неважно, какие цели она преследовала, и уж точно не оправдывает её то, что она искренне хотела помочь всеми брошенному офицеру! Это не отменяет того, что она бессовестно флиртовала с ним весь вечер, и при других обстоятельствах такой романтический ужин вполне мог сойти за свидание.
«Я ужасно испорченная», - подумала Саша с тоской. Но даже придя к этому неутешительному выводу, всё равно собралась к Владимирцеву опять. И пошла бы, если бы не Элла, возникшая из ниоткуда на её пути.
Сегодня на ней было чудесное ситцевое платье в горошек, кружевная накидка бело-розового цвета и премилая шляпка с маленькими бумажными цветочками на полях. Волосы, завитые в локоны, плясали вокруг лица молоденькой княжны, и вся она прямо-таки лучилась теплом и радостью.
- Маменька пошла на поправку! Саша, Сашенька, это всё благодаря вам! – щебетала она, целуя Александру в обе щёки, словно свою лучшую подружку или даже сестру. – Я уже, между прочим, была в церкви с утра и поставила свечку вам за здравие! И вчера тоже! Саша, милая, вы ещё не забыли про наш уговор?
«Какой ещё уговор?» - подумала Саша с безнадёжностью и решила, что княжна говорит о том, чтобы сделать её сиделкой Любови Демидовны. Но, оказалось, Элла говорила не об этом.
- Вы обещали мне прогулку и кафе!
Бог ты мой, и впрямь! Совсем вылетело из головы, что неудивительно, учитывая последние события! И, разумеется, Саше было не до прогулок и уж точно не до кафе. И, к сожалению, никак не до якобы дружбы с представительницей великосветской элиты, которой захотелось выйти в народ. Преисполненная благодарности за спасения матери, Элла жаждала всячески облагодетельствовать их спасительницу - Саша видела её искренность и понимала, и очень не хотела отказываться, но…
Но потом выяснилось, что своенравной княжне отказать невозможно в принципе. Без малейших церемоний Элла выпросила для «милой Сашеньки» отгул у самого Воробьева лично и увела её на прогулку по набережной. Кафе виднелось на другом конце улицы, но Элла не спешила туда идти, нарочито медленно шагая по мостовой и теребя в руках изящный парасоль* с жёлтыми мушками. (Лёгкий зонтик от солнца) Ей хотелось говорить со своей новой подругой обо всём на свете, а ещё больше хотелось сломать, наконец, тот барьер, что разделял их.
Саша же изо всех сил боролась с кошмарной неловкостью, вообще не понимая, что она здесь делает и до последнего момента ожидая от Эллы какого-то подвоха. Но открытая и добродушная княжна вовсе не собиралась смеяться над недорогим Сашиным платьем, или над её простой причёской, и на положение её тоже ни разу не указала. Окончательно Саша перестала что-либо понимать, когда Караваева капризно велела:
- Перестань обращаться ко мне на «вы»! И никакая я не Лизавета Борисовна! Лиза! Ну или Элла, на худой конец!
Почему-то Сашеньке стало до безумия смешно в тот момент. Она так и представила чопорную Митрофанову, с улыбкой на лице разрешающую: «Никакая я не Ксения Андреевна! Называй меня просто Ксюшей, ну что же ты?»
С этого момента до нашей Саши начало потихоньку доходить, что не все аристократы одинаковые. Встречаются среди них и такие, как Элла, добродушные и открытые, и такие как Антон Голицын – весёлые и непринуждённые, и даже такие как Серёжа, коему и вовсе чужды классовые предрассудки. Заносчивые Волконские, помешанные на своём титуле и богатствах, это обратная сторона медали. Среди таких, как они, есть и хорошие.
И среди Волконских, может быть, тоже есть хорошие? Особенно один!
«Снова я о нём думаю!» - укорила себя Саша и вздохнула по этому поводу. Но впредь пообещала быть снисходительнее к Элле, которая так отчаянно стремилась подружиться. И вот, закончилась улица, и кафе приветливо распахнуло перед ними свои двери.
- Я обожаю клубничное мороженое! – заявила княжна, по-детски захлопав в ладоши в предвкушении. – А ты какое любишь? Давай попробуем всё, что есть! Потом я заболею ангиной, а ты будешь меня лечить, ха-ха!
О, она была чудо! Прямо-таки воплощение непосредственности, доброты, и невинности. И хохотала так заразительно, что Саша пару раз не могла сдержаться и смеялась вместе с ней. Мороженого они съели немереное количество, но Элла всё равно не спешила уходить, ей нравилось общество новой подруги и она не знала, что бы ещё придумать, чтобы задержаться.
Потом, наконец, придумала.
- Я хочу устроить званый ужин у нас в особняке! Соберу всех своих друзей и всю местную знать, более-менее интересную! Приходи, пожалуйста! Ты будешь моей самой главной гостьей!
Вот уж точно – одно большое категорическое: «НЕТ!» Саша не имела представления, как отказать тактично, дабы не обидеть это невинное доброе существо. Сослалась на работу, но не вышло, Элла манёвр раскусила и сказала, что без труда договорится с Воробьёвым, чтобы Саше дали выходной. Ещё аргументы есть?
- Моя матушка наверняка будет против! – в отчаянии выпалила Саша. Ложь, конечно, Алёна будет только за, да ещё и в спину подтолкнёт: иди, иди, доченька! Блистай среди дворян, очаровывай их! Ведь именно этого мы с Гордеевым от тебя и добиваемся!
- Я и матушку твою приглашу, приходите вместе! – не унималась Элла. – Ну же, Сашенька, пожалуйста, не отказывай, а иначе я обижусь! – тут требовалось поджать губки по детской привычке, что княжна и проделала, лукаво блестя глазами.
Саша вынуждена была сдаться и с обречённым видом кивнуть. Хорошо. Я приду. А куда, чёрт возьми, я денусь?! Ах, милая Элла, ты оказываешь мне медвежью услугу! После предыдущего званого вечера у Софьи Авдеевой ко мне посватался Иноземцев – что будет после твоего? Очень Саша сомневалась, что Мишель Волконский вечно будет отгонять от неё настойчивых кавалеров: ему это ни к чему! А ей что прикажете делать?! Бегать за Авдеевым и умолять его поскорее на ней жениться, пока её не продали очередному богачу?!
Да и сомневалась Саша, что хочет замуж за Авдеева!
Она вообще уже ничего не хотела.
И, возвращаясь в больницу, чувствовала себя не самым лучшим образом. Забрать бы сейчас сумочку, да уехать домой – но ведь нет, нужно ещё зайти к Любови Демидовне, поговорить с ней около часа, как вчера, да и Владимирцева она до сих пор не проведала.
«А князь, должно быть, уже ушёл», - подумала Саша с неимоверной тоской, одиноко бредя по больничному коридору.
Однако её ждал сюрприз – Мишель ещё и вовсе не приходил. Об этом ей сказал сам Владимирцев, прежде даже, чем она успела спросить.
- Я грущу в одиночестве, ожидая, кто же из моих визитёров сегодня явится первым! – с усмешкой изрёк он. – Честно говоря, ставил на тебя. Тебе-то, в конце концов, за это платят, а Волконский…
- …должно быть, всё ещё со своей Ксенией! – смеясь, предположила Александра, вспомнив вчерашние Володины слова. Тот рассмеялся, затем с деланным удивлением поднял брови и уточнил:
- До сих пор, что ли? Так долго? Я бы её столько времени терпеть не смог! Учитывая всё то, что я о ней слышал, характер у неё не сахарный.
- Бедный, бедный его величество! – с наигранным сочувствием произнесла Александра и, с шумом поставив сумочку на столик, таинственно произнесла: - Владимир Петрович, у меня для вас кое-что есть!
Владимирцев глазам своим не поверил, когда увидел книгу в знакомой тёмной обложке.
- Лермонтов?! – ахнул он. – Саша, где ты это взяла?!
Это был первый раз, когда он назвал её по имени. А ведь говорил, что не запомнил!
- Купила в книжной лавке. А чему вы удивляетесь? Это же не раритет какой-нибудь от Нестора Летописца! Лермонтова не так уж и сложно найти.
- Я не этому удивляюсь, – честно сказал Владимирцев, с благодарностью принимая у девушки подарок. – Поразительно, что ты вообще про него вспомнила!
- На память-то вроде бы не жаловалась, – проворчала она недовольно. Опять, ну вот опять! Нет бы «спасибо» сказать, а он снова её оскорбляет, да что за несносный человек?!
Владимирцев спохватился, что ведёт себя как сущий болван и неблагодарное ничтожество, и поспешил исправить ситуацию:
- Спасибо тебе огромное! Мне очень приятна твоя забота. И… неожиданна. Пойми меня правильно, просто за полгода ты единственная, кто обо мне вспомнил!
- А как же князь?
- Не считая князя, – поправился Владимирцев. И вдруг хитро прищурившись, поглядел на Сашу с улыбкой. – Послушай-ка, прекрасная леди, у меня к тебе есть двусмысленное предложение! Для начала скажи: свободна ли ты этим вечером?
- На свидание позовёте? – рассмеявшись, спросила Сашенька. И кивнула. – Свободна, Владимир Петрович, полностью в вашем распоряжении!
- Отлично! К свиданиям я, боюсь, пока ещё не готов, ты же видишь, до чего я жалок! – хмыкнул он, указав на свои ноги, укутанные пледом заботливой тётей Клавой. И ещё, определённо, это был первый раз, когда он говорил о своей беде с усмешкой, а не с вселенской тоской в глазах. И замыкаться в себе, похоже, больше не собирался. Вместо этого он, ловко орудуя руками, подкатил кресло к кровати и достал из-под подушки бутылку виски.
Очень большую бутылку виски. Саша высоко подняла брови, увидев её, и непроизвольно улыбнулась.
- И откуда же такое добро? – заинтересованно спросила она.
- Слуга принёс.
- Тот, который в прошлый раз принёс вам револьвер? – уточнила Саша. – Право, лучше б принёс что-нибудь дельное!
- Я не пойму, тебе ещё что-то не нравится? Думаешь, я кому попало предлагаю элитный алкоголь из погребов моего покойного отца? – с насмешкой спросил Владимирцев и указал ей на стул, приглашая располагаться поудобнее.
- Кому попало? Думаю, нет. Более того, я уверена, что вы вообще никому никогда ничего подобного не предлагали! А знаете, почему я так думаю? Да потому что вряд ли у вас есть, кому предлагать! У вас же ужасный характер, Владимир Петрович! Вы и с Волконским-то сдружились не иначе потому, что его величество – такая же колючка, как вы! – всё это она произнесла с улыбкой, но оттого не менее серьёзно. Владмирцев не обиделся, подъехал к противоположной стороне стола и поставил перед Сашей бутылку. И сказал, будто в оправдание себе:
- Я не всегда таким был.
- Не знаю, не знаю! – смеясь, отвечала Саша, наблюдая за тем, как он разливает свой элитный алкоголь по дешёвым больничным стаканам из мутного стекла.
- Сейчас в это трудно поверить, но когда-то я был весёлым и беззаботным мальчишкой, душой компании. И, между прочим, с Волконским-то мы подружились как раз потому, что он был моей полной противоположностью!
«Вот только не надо про него, пожалуйста!» - мысленно взмолилась Сашенька, которой обсуждать князя ой как не хотелось. Владимирцев словно уловил её мысли, улыбнулся и поднял первый тост:
- Давай выпьем за удачу! За эту коварную вертихвостку, которая однажды повернулась ко мне спиной.
- Напрасно вы так говорите, – покачала головой Саша, морщась от едкого запаха, что поднимался из её бокала. Виски она ни разу в жизни не пила, а такой дорогой виски и подавно, но отказывать Владимирцеву не считала целесообразным. Она ещё собиралась уговорить его на операцию!
- Спасибо за утешения, право, но не стоит. Я давно уже не мальчик и вполне в состоянии узнать горькую правду всю, какая она есть, без прикрас, – с этими словами он осушил свой бокал, и Саша была вынуждена сделать то же самое.
О-о, это было ужасно! Горький, едкий напиток обжёг горло, а из глаз брызнули слёзы и она закашлялась. И, прижав рукав к носу, зажмурилась и сделала глубокий вдох. Затем, под улыбающимся взглядом Владимирцева, сказала:
- Правду так правду, Владимир Петрович! Вас ещё можно спасти. У вас есть шанс снова встать на ноги, если не побоитесь рискнуть.
- Издеваешься?
- Если бы я хотела издеваться, я бы вылила эту гадость в окно и с удовольствием наблюдала потом за отчаянием на вашем лице! – хмыкнула она, вспоминая, что один раз уже отвечала ему в той же манере. – Нет, я предельно откровенна с вами. И Марина Викторовна до меня, должно быть, уже говорила о возможности повторной операции.
- Точно издеваешься, – понял Владимирцев и налил ещё по одной, на всякий случай поставив бутылку подальше от Саши. Мало ли, вдруг и впрямь выльет?
- У вас в левой ноге застрял осколок. Его можно вытащить, но действовать нужно осторожно, чтобы не повредить кость. Пока он внутри, на ноги вы не встанете. И - да, я не обещаю, что вы встанете, даже когда мы его вытащим – вероятно, нет. Но, как я считаю, пока есть шанс, нужно за него хвататься! Это всё лучше, чем сидеть в инвалидном кресле до конца своих дней и жаловаться на жизнь! – с этими бессердечными словами она подняла бокал и провозгласила ехидно: - Ваше здоровье, Владимир Петрович!
Второй глоток оказался уже не таким противным, как первый. А вот Владимирцев не пил, глядя на неё очень серьёзно. Видимо, хотел обидеться на её цинизм и на то, что она посмела обвинить его в жалобах на жизнь и нежелании бороться. Но, подумав, что ссориться с женщиной недостойно офицера, Владимир решил на конфликт не идти и тоже взялся за свой стакан.
Тогда Саша продолжила:
- Дело рисковое, предупреждаю сразу. Воробьёв за него не возьмётся, потому что терять репутацию ему ни к чему. Ему выгодно, чтобы вы оставались в нынешнем своём положении. Не сегодня так завтра заживёт ваш самострел, и Викентий Иннокентьевич с чистой совестью отправит вас в богадельню, где заботливые сёстры милосердия будут вывозить вас на прогулку каждое утро и кормить монастырской едой. А она ещё хуже, чем наша, больничная! Что ж, вы в своём праве, колиь боитесь рисковать, я вас прекрасно понимаю! Прозябание в богадельне, каким бы плохим и унизительным оно ни было, всё же лучше, чем смерть на операционном столе.
- Боюсь?! Я?! – вот тут Володя оскорбился до глубины души. И прежде чем он успел развить тему своего феноменального бесстрашия, Саша перебила его:
- Более того, из всех больничных докторов на операцию такой сложности решится только одна. Нелюбимая всеми госпожа Воробьёва. Она, может, и не самая ласковая в мире, но сердце у неё доброе, и ради вас она готова рискнуть своей карьерой врача. Она согласна провести операцию втайне от своего супруга, лишь бы вас, Владимир Петрович, поставить на ноги! А вы ей отказали, да ещё представляю, в каких выражениях! Напрасно. Не стоило её обижать. Эта женщина годится вам в матери и она искренне желает вам добра.
Владимирцев молчал. Долго молчал, сначала стыдливо, а потом словно обдумывая возможность согласия. Но спросил, тем не менее, другое:
- Ещё по одной?
Саша была готова ещё хоть на десять, лишь бы только он к ней прислушался! Послушно кивнув, она вновь заговорила:
- У Марины Викторовны характер, может, не золотой, а вот руки золотые. Она блестящий специалист, я бы на вашем месте ей доверилась, Владимир Петрович! И не сочтите за оскорбление, но в вашем положении уже не выбирают. Я не хочу вас обидеть, не подумайте ничего такого! Просто… как там у солдат? Лучше ведь быстрая смерть, чем умирание в муках? А богадельня… боже правый, это не место для такого человека, как вы!
- Твоя Марина, будь она хоть тысячу раз гениальным врачом, ни за что не справится в одиночку, – хмуро сказал Владимирцев, вроде бы, уже начинающий сомневаться. – И кто, по-твоему, согласится ей помогать? Да ещё и за спиной у хозяина?! Это такой риск, чёрт возьми, да ещё и неоправданный! Спасать?! Меня? Да я безнадёжен! А спасать меня, ставя на кон свою работу и свою свободу… Если я умру на больничном столе, возникнут вопросы. С какой стати меня вообще взялись оперировать повторно? Кто дал согласие? Кто разрешил?! Жену-то свою Воробьёв, ясное дело, выгородит и уж точно не уволит, а вот её пособники… Не такие же они идиоты, чтобы не понимать, во что это может вылиться? Тут при желании можно и умышленное убийство пришить, даже если я напишу десять расписок о том, что согласен на операцию. Вы в принципе не имеете никакого права её проводить. Вы не частная клиника в Швейцарии, где ставят на ноги безнадёжных больных. Вы всего лишь захудалая московская больница, и ваша задача просто сохранять людям жизнь, и неважно, какими способами.
- Спасибо за лестный отзыв, - хмыкнула Саша. - Но попробовать всё же стоит.
- И потом уйти по этапу за убийство?
- По этапу вряд ли. Скорее на фронт, там сейчас доктора нужнее.
- И помимо Марины Воробьёвой под крышей этого сумасшедшего дома найдётся, по-твоему, такой идиот, кто добровольно решится помочь мне?!
Идиот под крышей этого сумасшедшего дома был только один – он сам, и Володя в следующую секунду понял. По грустной Сашиной улыбке, по её скорбному взгляду, взгляду человека, который не привык слышать благодарности. Скорее, извечные упрёки и осуждения.
- Я бы чем угодно ради этого рискнула, – тихо сказала она, кивнув в ответ на его изумлённое: «Ох!»
Повисла удручающая тишина. Владимирцев покраснел до корней волос, виня себя за недогадливость, и краснел ещё больше, когда понимал, что не может подобрать нужных слов. Спасло традиционно русское:
- Может, выпьем?
Выпили.
И Саше вдруг сделалось наплевать на всё – и на то, что Владимирцев её заботы не ценил, и на то, что где-то там на Остоженке бесновался Гордеев, жаждущей её погибели, и на Сергея, забывшего про неё, и на пугающую неопределённость дальнейшего будущего. Плевать! Это всё вдруг куда-то ушло, уступив место небывалому теплу, словно рядом зажгли камин, но никакого камина в палате Владимирцева отродясь не бывало. Саше захотелось лечь и расслабиться, но на постель Владимира Петровича ведь не ляжешь, уж тем более в его присутствии! Поэтому она, вытянув ноги, поудобнее устроилась на своём жёстком стуле и, скрестив руки на животе, прикрыла глаза.
Она не видела, с каким нескрываемым восторгом Владимирцев смотрит на неё. Но всё же чувствовала его взгляд, пробежавший с густых волос, по чистому высокому лбу, нежным девичьим щёчкам, вздёрнутому носику, чётко отчерченным пухлым губам, мягкому подбородку, затем по тонкой шейке вниз, к высокой груди… Тут Володе стало трудно дышать, и он невольно ослабил ворот рубашки. И, не придумав ничего лучше, вновь наполнил стаканы.
- Хотите курить? – спросила Саша, не открывая глаз. Владимирцев не отказался. Она с неохотой встала, вручила ему пачку сигарет и, прежде чем он успел воспротивиться, сама подкатила его инвалидное кресло к окну. Раньше Владимир Петрович никому не позволял себя возить, считая это слабостью, но ныне и спорить-то не хотелось! Характер характером, но почему-то именно её забота была Володе приятна.
Саша раскрыла окно, с благодарностью прикурила от спички, протянутой Владимиром, и вместе они на пару стали глядеть на сгущающиеся сумерки над рекой. Запоздало она подумала, что возвращаться в Марьину рощу по такой темноте будет страшно. Лихих людей и без гордеевских головорезов в Москве имелось предостаточно! Но взглянув на Владимира, улыбающегося каким-то своим воспоминаниям, Саша вдруг подумала, что оно того стоило.
Может, и скорее всего, её общество для бедного офицера теперь последняя радость. Вряд ли какая-то другая девушка согласится проводить с ним время вот так, просто за одними разговорами, а подарка в виде любимой книги уж точно ни одна не догадается сделать! Он же инвалид. Зачем он им такой нужен?
«Красивый он, всё же!» - подумала Саша, невольно любуясь им. Правда, облик Владимирцева казался ей каким-то расплывчатым, особенно после выкуренной папиросы, но она постаралась этого не замечать, как и то, что комната начала покачиваться из стороны в сторону.
Зато Володину улыбку, когда Сашенька вновь подкатила его к столу, улыбку – она заметила. И сама улыбнулась в ответ, взявшись за уже наполненный стакан.
- Давайте выпьем за мудрость, Владимир Петрович! – предложила она иронично. – Нам с вами её, похоже, обоим не хватает одинаково!
Выпили. И за мудрость выпили, и за справедливость, и за красивые Сашины глаза. Это Владимирцев предложил, дойдя до изрядной степени опьянения, когда уже не стесняешься говорить вслух то, о чём думаешь.
- Так что… с вашим решением…? – с трудом подбирая слова, спросила его Саша. До последнего она оставалась верной себе, не забывала о том, ради чего вообще затеяла всё это безобразие.
- С каким? – осведомился Владимирцев. То ли и впрямь уже запамятовал, то ли умело притворялся. Впрочем, последнее в его состоянии казалось сомнительным.
- Я про операцию, – пояснила Саша, искренне недоумевая, почему комната так и норовит накрениться влево. Склонив голову вправо, она умудрилась добиться хоть какого-то равновесия и поглядела на Володю пытливо.
- Про операцию, – повторил Владимирцев, увы, всё ещё отчётливо помнивший о своей беде и упрямо не желавший с нею мириться. А что сказать?! Что он боится получить надежду, а потом её потерять? Это сказать?! Смерти он не боялся, вовсе нет. А вот страх перед этим отчаянием – как в тот день, когда ему объявили, что он никогда не встанет на ноги – вот этот страх был. А с некоторых пор к нему примешивался другой страх: эта девушка может пострадать из-за него. Она искренне хочет помочь, словно не понимая, чем ей самой грозит неудача!
Поэтому он вздохнул и вновь наполнил стаканы.
- По-моему, с меня достаточно, – заплетающимся языком проговорила Саша. Она в жизни никогда столько не пила, и искренне недоумевала по поводу этого головокружения и полнейшей неспособности контролировать своё тело. Как же так получилось?
- Ещё по одной, и всё, – заверил её Владимирцев. Так всегда бывает: если человек отказывается пить, то его прямо-таки жизненно необходимо заставить! И он заставил. Всего одну. А потом ещё.
И ещё.
Так что, к тому моменту, как пришёл Мишель, пустая бутылка уже стояла на столе, что разделял обмякшего в своём кресле Владимирцева и вытянувшуюся на жёстком стуле Александру. Оба были изрядно пьяны, причём последняя особенно, и Мишель в изумлении замер на пороге, не веря собственным глазам.
Кажется, не далее, как позавчера, Владимирцев упрямо поднимал подбородок и топорщил усы, заявляя, что не желает и рядом находиться с этой вульгарной медсестрой! «Сделай что хочешь, Мишель, используй всё своё влияние, Мишель, убери её от меня, Мишель!» И вот этот самый Владимирцев смотрел теперь на Сашу с улыбкой блаженного идиота, при этом отчаянно стараясь собрать в кучку разбегающиеся глаза.
- О-о, Мишель! – провозгласил он, наконец-то заметив вставшего в дверях Волконского. – Ты здесь… ик! Какими… ик! судьбами?!
- Владимирцев, чёрт бы тебя побрал, что здесь у вас происходит?! – вне себя от праведного гнева спросил Мишель, переступая порог. И на всякий случай плотнее закрыл за собой дверь, чтобы у тёти Клавы не возникло соблазна подслушать, когда она пойдёт мимо.
Саша, тем временем, услышав родной голос, открыла глаза и с недоумением принялась искать князя среди кромешной тьмы и пелены нарастающего забвения. И почему всё так кружится?!
- Ваше… величество? – неуверенно прошептала она, оглядываясь, но веки налились свинцовой тяжестью, и она закрыла глаза, так его и не увидев.
- Го-осподи, боже! – простонал Мишель, гневно уставившись на Володю. – Владимирцев, потрудись объяснить!
- Ох, Миша, не кричи… Чего объяснять, тебе что-то непонятно? Как видишь, мы тут с Сашенькой… немного… усугубили…
- С Сашенькой, значит? – ещё более недовольно спросил Волконский, сдвинув брови на переносице.
- М-м, кажется, мы и вправду увлеклись! – виновато произнёс Владимир, будто только теперь увидел пустую бутылку на столе.
- Увлеклись?! Да ты посмотри на неё! Чёрт возьми, Владимир, я был о тебе лучшего мнения! И как не стыдно! Додумался! Девушку споить! Девушку! По-моему, ниже чем ты, пасть уже невозможно, – глубокомысленно заключил Волконский, ничуть не боясь обидеть своего товарища. Гневу его не было предела в тот момент.
- Ох, ваше величество, не ругайте его! – простонала Саша, всё ещё пытаясь открыть глаза и встать на ноги. Плохо у неё это получалось, надо отметить. – Я сама во всём… виновата… Владимир… Петрович… он не при чём…
- И виски ему тоже ты принесла? – сурово спросил Мишель. – Ирландский, тридцатилетней выдержки? Ты что, ограбила винный магазин, сестрёнка?
- Вот всегда он так! – пожаловалась Саша Владимирцеву. – Хотя и соврать-то не получилось бы – откуда такие деньги у бедной медсестры?
Дальше она не договорила, потому что, запутавшись в юбках, в стуле, в собственных ногах, потеряла равновесие. И имела бы все шансы красиво рухнуть на пол, если бы не Мишель, стоящий рядом. Впрочем, если выбирать, Саша предпочла бы пол. Лучше так, чем его объятия и запах его одеколона, сводивший её с ума даже теперь, в таком никудышном состоянии.
- Боже мой, – только и сказал Мишель, придерживая её за талию. – Владимирцев, о чём ты вообще думал?!
- Ох, Мишель… - простонал Володя.
- Ох, ваше величество… - простонала Саша, но уже не от стыда, а от безграничного восторга, вызванного его тёплыми руками, что лежали у неё на талии.
- Что теперь прикажешь с нею делать? – хмуро полюбопытствовал Мишель. Отпускать Сашу он даже не пытался, прекрасно зная, что без его помощи на ногах она не удержится. Она была в стельку пьяна.
- Миша, ну что ты, право! – Владимирцев, будучи немного трезвее своей собутыльницы, кивнул на заправленную постель. – Давай положим её здесь! До дома своего она явно не дойдёт без посторонней помощи. Пускай остаётся.
- Здесь, это, прости, где? – закипая от ярости, уточнил Волконский. – У тебя в палате?! Ты совсем не думаешь головой?!
Саша тем временем беспечно улыбалась, позволив себе нечто совершенно немыслимое – пока Мишель бесновался и ничего на свете не замечал, она положила руку на его грудь и теперь рассеянно водила пальцем по одной из пуговиц на его пиджаке. Нравилось ей это занятие, ох как нравилось!
- У меня в палате! – не унимался Владимирцев. – А что тут такого?! Уж не сомневайся, я к ней не притронусь, я же офицер, чёрт возьми!
- Хорош офицер, опоил девицу! Другого собутыльника не мог найти? Ну а ты что? – это уже к Александре, невольно замершей с бесстыдными поглаживаниями его груди. – Этот-то ладно, а тебя как угораздило? На ночь глядя явиться к мужчине, да ещё и пить с ним!
Сашеньке на секунду стало совестно, но только на секунду. Желание возразить и оправдаться оказалось сильнее.
- Ксении Андреевне будете рассказывать про неуместность вечерних визитов! – с нахальным видом произнесла она. – А мне, пожалуйста, моралей читать не нужно! Я, в отличие от неё, девушка честная! Мы даже с Серёжей никогда не… - тут Саша поняла, что дальнейший факт из её биографии, несомненно, достойный и, несомненно, очень интересный обоим её собеседникам, озвучивать всё-таки не стоит. Покраснев от стыда за собственные откровения, она не придумала ничего лучше, чем изобразить приступ головокружения и спрятала лицо у Мишеля на груди.
Волконский едва не рассмеялся в голос, чем наверняка испортил бы свой облик сурового старшего брата. Отчего-то послушать о Сашином благонравии ему было приятно и вдвойне приятно оказалось узнать, что этот ублюдок Авдеев пока ещё к ней не прикасался. Владимирцев, впрочем, тоже совсем по-девичьи покраснел и спрятал улыбку, когда слушал Сашины речи.
И Мишель, заметив это, с осуждением покачал головой.
- Ох, зла на тебя не хватает, Владимирцев! Нельзя быть таким беспечным в двадцать пять лет! О себе не думаешь, о ней бы хоть подумал! А если Воробьёв её теперь в таком виде найдёт? Да ещё и в твоей палате! Что будет с её репутацией, тебя совершенно не беспокоит?
Саша, например, не понимала, почему это вдруг беспокоит самого Волконского! И до того приятной была эта его неожиданная забота, что она вновь рассмеялась весело, уткнувшись в его плечо.
- Ваше величество, не волнуйтесь вы так! И не ругайте, прошу, Владимира Петровича, это всё я виновата, глупая! Там… в конце коридора… закуток есть… там койка, где дежурная медсестра иногда спит, когда в больнице тихо… я туда пойду… прилягу… до утра… и всё будет хорошо! И никто не узнает! Только не ругайте, прошу, Владимира Петровича!
- Гляди-ка, Владимирцев, ещё и заступается за тебя! – хмыкнул Мишель, с неодобрением поглядев на товарища. Володя вздохнул и развёл руками: каюсь, грешен. Тогда Волконский без малейшего предупреждения взял Сашу на руки – легко, как пушинку, поднял от пола и угрожающе бросил через плечо: - С тобой, офицер, я завтра поговорю, когда протрезвеешь! Фу, смотреть противно!
И на этой замечательной ноте он вышел, унося Александру с собой. Владимирцев, тупо поглядев на закрывшуюся за другом дверь, сначала уронил голову на руки в приступе невыразимого отчаяния. А через секунду уже громко храпел.
Саша же, наоборот, всё никак не могла провалиться в небытие. Она не до конца понимала, что происходит. Его величество, что, нёс её на руках?! Должно быть, иначе чем ещё объяснить этот невероятный трепет, охвативший всё её существо? Он прижимал её к себе, к своей груди, а она обнимала его широкие плечи, стараясь удержаться. Впрочем, она откуда-то знала – он всё равно не отпустил бы её.
И так не хотелось ей, чтобы заканчивался больничный коридор! Так не хотелось ощутить под собой твёрдую больничную койку, вместо его сильных рук! Вот только коридор и впрямь не заканчивался что-то уж слишком долго, а вместо твёрдой койки вдруг откуда-то взялось мягкое сиденье.
Он что, унёс её в свою карету?! Саша резко распахнула глаза, но всё равно ничего, кроме темноты, не увидела.
- Где мы? – еле слышно спросила она, не зная, можно ли уже начинать бояться, или пока подождать? Когда сиденье под ней задрожало, Саша поняла, что карета тронулась с места. – Куда вы меня везёте? – испуганно прошептала она.
- Как куда? – пряча улыбку, отозвался Мишель. – На Остоженку, разумеется! Хочу показать тебя Ивану Кирилловичу во всей красе. Смотри, дорогой отец, чем они там занимаются по вечерам у себя в больнице!
- Ваше величество, пожалуйста, не нужно! – простонала Саша, в порыве схватив его за руку. – Я же это только для Владимирцева делала… разговорить его… развеселить… может, и согласился бы на операцию... это же его последний шанс! Ваше величество, умоляю, не выдавайте меня…
Хотела она ещё что-то сказать, но не смогла, вновь провалившись в беспамятство. И, разумеется, так и не выпустив его руки.
Мишель, отдадим ему должное, стоически держался первые минуты три. Потом не смог. Прекрасно понимая, что пользоваться этим её состоянием – чистейшее скотство, он всё же не стерпел и для начала, провёл нежно по её ладони. Кожа под его пальцами была мягкая, нежная и тёплая. Потом выше. Ещё выше, к запястью, где пульсировала жилка. И ещё выше, совсем чуть-чуть. А уж потом, чтобы избавить самого себя от соблазна, он взял её руку в свои ладони, да так и держал всю дорогу, запрещая себе даже помыслить о большем. Благо, путь-то был совсем коротким, так что искушение удалось побороть.
И то, наверное, благодаря тому, что в карете не было света, и он не видел очертаний её лица и пленительных изгибов фигуры. И когда Игнат крикнул бодрое: «Прибыли, барин!» Мишель вздохнул с облегчением. Проверять, что окажется сильнее – благородство или мужское начало – он категорически не желал.
Взяв бессознательную Александру на руки, он послал суровый взгляд ухмыляющемуся во весь рот Игнату и зашёл в подъезд, искренне надеясь, что соседи уже улеглись в столь поздний час и никто не увидит его с такой интересной ношей. Благо, повезло.
Или не повезло. Потому что когда Мишель уложил её не больше не меньше, а на свою собственную постель, стало ещё хуже чем тогда, в карете. У изголовья горел абажур, и этого слабого голубоватого сияния было достаточно, чтобы видеть, какая же она красивая.
И вот она перед ним, невероятно желанная в своей беспомощности. Какой кошмар. Какой стыд! Владимирцева ругал, а сам?! Чем лучше? Далеко от него ушёл? Володя-то, совершенно точно, никаких помыслов кроме как напиться в хорошей компании не имел, а Мишель…
Нет, а что ещё прикажете делать, куда прикажете её везти? И впрямь на Остоженку, к Гордееву?! Или в Марьину рощу, где наверняка её уже заждалась эта старая мегера Василиса? Гордееву о Сашином возвращении домой в непотребном виде старуха доложит тот же час, можно не сомневаться. И оставлять в больнице Сашу тоже было нельзя - увидели бы обязательно, да и потом, кто их знает, этих докторов, особенно смазливого Семёна Петракова, вдруг у него тоже возникнут столь же низменные желания, что и у нашего благородного князя?!
«Стыдно, Мишель!» - сказал Волконский сам себе и, сев рядом с Сашей на кровать, взялся за голову и стал бездумно глядеть в пол, пытаясь совладать с собой. Стыдно-то стыдно, но легче ему не становилось. Страсть, как хотелось повернуться и поглядеть на неё ещё – на такую прекрасную, такую невинную, такую хрупкую и такую маленькую посреди его широкой постели.
Саша зашевелилась во сне, сменив позу на более удобную и сложив ладошки под щекой, вновь сладко засопела. Мишель невольно улыбнулся, наблюдая за этим милым сердцу зрелищем. Вздохнув, он потянулся к ней, чтобы поправить кофту, сползшую с плеча. Врождённая страсть к порядку едва ли не обернулась грехом – отчего-то ему неминуемо захотелось не одеть её, а, наоборот, раздеть. И невзирая на её вероятные протесты, утолить, наконец, свою сумасшедшую страсть. А, впрочем, это была не совсем страсть. Не только она. Что-то ещё примешивалось к безудержному желанию близости с ней, что-то такое, чему Мишель искал и не находил объяснения. И именно это чувство, какое-то другое, новое, заставило его в очередной раз нежно улыбнуться и всё-таки поправить ей кофту и более того, заботливо укрыть Сашеньку одеялом, чтобы не замёрзла ночью.
И уйти.
Перед этим, правда, позволив себе маленькую слабость – коснуться её волос, её незабываемых мягких волос, отливавших медью, таких, каких ни у кого в целом мире не было больше. Увидев уже почти затянувшуюся рану у Саши на лбу, Мишель болезненно поморщился и в мыслях помянул Гордеева нехорошим словом. А потом, с чистой совестью удалился в соседнюю комнату, чтобы не испытывать более своё благородство на прочность.
_________________

Ура,продолжение!Но у меня все меньше надежд на то, что Саша и Владимирцев будут парой.А так хочется!Все сильнее наша Сашенька"увязает" в чувстве к Мишелю.

Привет, polli, рада тебя видеть!!! Я уж заподозрила неладное, думала, что ты сбежала, не выдержав огромного количества длинных глав и интриг Уже собиралась расстроиться по этому поводу, а тут ты написала, и меня порадовала!
По поводу Саши и Владимирцева - даже и не знаю, что сказать! Но, давайте так, теперь у неё столько вариантов: тут тебе и Волконский, дворянин-князь-офицер, и Владимирцев, дворянин-офицер, и Авдеев, дворянин, и Антон Голицын тоже вроде как глазками в её сторону постреливает... Выбирай - не хочу!
_________________

Я как-то в самом начале писала, что у меня два возможных претендента на руку и сердце Саши, и среди них Мишеля не было. На тот момент... А коварный автор-интриган пообещал нас удивить. Признаюсь, что одним из претендентов был Владимирцев, о втором пока умолчу. Кандидат мало реальный, но все равно я его не списываю со счетов..
___________________________________

Ксюша, привет!
Уже совсем скоро финал, скоро всё узнаем, тогда скажешь потом, права ты была или нет Я догадываюсь, в чью сторону ты думаешь!
А так как 2-я книга ещё в работе, думаю, что пока вообще нельзя ничего утверждать! Я иной раз сама себя боюсь - такие мысли в голову приходят, ух...!!!!
_________________

 » Глава 25. Ангелина (первая часть)

А наутро они поменялись местами. И те, кому вчера вечером было беззаботно и весело, с первым рассветным лучом погрузились в настоящий кошмар. А тот, кто полночи страдал и мучился бессонницей, с утра проснулся на удивление бодрым и весёлым.
Начнём, пожалуй, с Саши. С нашей бедной, измученной жесточайшей головной болью Саши, которая открыла глаза и первое время вовсе не могла понять, где находится. Это, определённо, была не её комната в доме у Алёны и не её скромный закуток в коттедже отца. Так же это была явно не Остоженка Гордеева и не больница. Боже, а чем это так вкусно пахнет? Она повела носом, и пустой желудок тотчас же напомнил о себе, заурчал, заволновался.
Господи, она же не ела ничего почти целые сутки! Вчера позавтракать с «семьёй» ей так не довелось, в больнице сначала было не до того, а потом прибежала Элла и утащила её на прогулку, так что кроме пары порций мороженного Саша ничем свой голод и не утолила. Поэтому, наверное, её так и развезло, когда она бесстрашно пила виски на пустой желудок, за компанию с Владимирцевым! Ах да, вот откуда эта головная боль! Владимирцев!
Но, позвольте, а что было потом? Саша старательно, но безуспешно пыталась вспоминать, ровно до того момента, как не увидела инкрустированный шкаф для одежды, стоявший с правой стороны от неё. Точно такой же шкаф стоял в спальне Мишеля Волконского, Саша ещё недавно пряталась в нём от Ксении. И, вот диво! – кровать в его комнате была точно такая же, те же самые тёмно-синие шёлковые покрывала и белые простыни. И обивка на стенах тоже очень, очень, похожая! А пиджак, аккуратно висевший на спинке кресла – и вовсе его!
Саша, успевшая было сесть на кровати, закрыла лицо руками и повалилась назад на подушки, даже и не зная, как на происходящее реагировать. Сказать, что ей было стыдно – не сказать ничего! Она сквозь землю готова была провалиться, всё ещё не имея ни малейшего представления о том, как оказалась у его величества в постели, но уже заранее не ожидавшая ничего хорошего.
Впрочем, могло быть и хуже. Если бы он сам обнаружился по левую руку от неё, сладко спящим после ночи любовных утех, к примеру. Такого позора Саша точно не пережила бы. Но, благо, проснулась она одна и засыпала, видимо, тоже – она осталась всё в том же платье, что и вчера, а кофта сверху была целомудренно застёгнута на все пуговицы.
«Я ему совсем не нравлюсь», - подумала Саша как будто бы с тоской и тотчас же разозлилась на саму себя – а что, если бы нравилась, неужели было бы лучше?! Боже, да как её вообще угораздило оказаться в его спальне?! И чем, чёрт возьми, так вкусно пахнет во всей квартире?
Дальнейшие события лично Саше показались совершенно дикими и невозможными с точки зрения здравого смысла. И потом она ещё долго не могла понять – было ли это на самом деле, или же ей привиделось после вчерашней жесточайшей попойки?
Как бы там ни было, Мишель заглянул в комнату и, обнаружив её проснувшейся, лучезарно улыбнулся.
- С добрым утром, сестрёнка. Как спалось?
«Он, точно, издевается надо мной! Этого просто не может быть, это мой воспалённый рассудок, не нужно было столько пить!»
- Хорошо, – ответила Саша, ничуть не слукавив. Постель у него была мягкая и пахла… пахла им. Такой родной запах, всё ещё сводящий её с ума. – Как я здесь оказалась?
- Я тебя привёз, надо думать, – Мишель встал на пороге, облокотившись о дверной косяк, и выглядел при этом на удивление соблазнительно. Без пиджака, в одной тонкой рубашке на голое тело, с закатанными по локти рукавами, открывающими загорелые мускулистые руки с тёмной порослью. А до чего выгодно смотрелись его плечи, обтянутые светлой сатиновой тканью! Так и хотелось к ним прикоснуться. А ещё хотелось запустить руку в расстёгнутую на три верхние пуговицы рубашку, и…
И много чего другого, не менее бесстыдного, какой ужас, Сашенька!
- Вы привезли? Сюда? - с усилием заставив себя поднять взор с его потрясающей фигуры на его не менее прекрасные глаза, Саша вопросительно изогнула бровь. - Зачем?
- Думаешь, лучше было оставить тебя в больнице? На радость Воробьёву, ищущему малейший повод тебя выгнать?
О-о, нет, совершенно точно не стоило этого делать! Сашенька вяло улыбнулась, кивнула ему и подытожила:
- Получается, вы снова меня спасли? – посмотрев на себя, она спросила бездумно: - А почему я в одежде и на кровати?
Мишель не сдержал смешка, впрочем, тотчас же постаравшись взять себя в руки. Затем улыбнулся и спросил осторожно:
- А ты предпочла бы, чтобы я тебя раздел? – он решил не говорить ей, что такой вариант развития событий вполне мог иметь место, если бы не его блестящая выдержка.
- Господи, нет! Я не об этом спрашивала! В одежде, на постели… как-то это… нехорошо. Я вот к чему, – запоздало объяснила она, заливаясь краской оттого, что он понял её неправильно.
- Ничего страшного, – заверил её Мишель, этим утром бывший на удивление добрым и милым. – Вставай, пойдём, я покажу тебе, где можно умыться и привести себя в порядок. Голова не болит?
- Болит, – созналась Саша.
- Что-нибудь придумаем, – с весёлой улыбкой сказал он и, вспоминая о былых загулах на пару с Алексеем, под нос себе пробормотал: - В этой квартире, определённо, знают, как бороться с похмельем!
- Что?
- А? Нет, ничего. Ванная вон там, через две двери, – когда Саша вышла в коридор, Мишель показал ей. – Не заблудишься?
- Надеюсь, нет. Но, уж в случае чего, вы меня, пожалуйста, найдите, – с улыбкой сказала она, и Волконский пообещал.
Затем последовало десятиминутное умывание холодной водой, которое, однако, ничуть не помогло. А уж когда Саша увидела своё печальное отражение в зеркале над раковиной, ей стало совсем худо.
«Бог ты мой, на кого я похожа?! И он видел меня такой! И неизвестно, что ещё он видел! И, самое страшное, я ведь не помню, что говорила ему вчера! Я вообще ничего не помню! Боже, какой кошмар!»
Совладать с волосами оказалось и вовсе невозможно. Та часть, что была заплетена в косу, упрямо кудрявилась, другая же и вовсе стояла дыбом и отказывалась укладываться даже после того, как Саша сбрызнула пряди водой. Отчаявшись улучшить свой внешний вид, она махнула рукой и оставила как было, уже не стесняясь предстать перед Мишелем жалкой, непричёсанной, растрёпанной и никчёмной. Вряд ли после вчерашнего он разочаруется в ней больше.
Он, однако, не разочаровался. Когда Александра застыла в изумлении в дверях кухни, никак не ожидавшая застать его величество за таким крестьянским занятием, как нарезание хлеба, Мишель, обернувшись, в свою очередь, тоже застыл.
На фею она была похожа, на самую настоящую сказочную фею! Солнечный свет терялся в её рыжих волосах, струившихся по хрупким плечам, а глаза… Глаза её были похожи на талый шоколад, и в них хотелось смотреть бесконечно.
- Вы… что делаете? – с запоздалым удивлением спросила Саша, наконец-то перешагнув порог просторной кухни.
- А что, не видно? – с усмешкой спросил Мишель, отрезав последний кусок и положив его на тарелку. – Присаживайся, сестрёнка, завтрак готов! Покушаешь, и я отвезу тебя в больницу.
- Отвезёте?! – Саша удивилась ещё больше. – Тут два шага пешком, я и сама дойду, ваше величество, не утруждайте себя.
- Мне это совсем не в тягость. К тому же, мне нужен твой мерзавец-начальник, – с простодушной улыбкой сказал Мишель и как ни в чём не бывало поставил перед усевшейся Сашенькой тарелку с яичницей с беконом, блинчиками и зеленью. Бокал с чаем уже стоял, дожидаясь её, сливочное масло таяло в хрустальной вазочке на столе, рядом с розеткой, полной клубничного джема.
Саша окончательно убедилась в том, что происходящее с нею – всего лишь сон, и решила, как и всегда в таких случаях, просто получать от него удовольствие. Мишель Волконский ей прежде никогда не снился, несмотря на то, что она только о нём в последнее время и думала.
- Кто это всё приготовил? – спросила она, блаженно зажмурившись от самого вкусного блинчика в мире. Для её бедного желудка горячая пища сейчас была в самый раз.
- Боже мой, - смеясь, отозвался Мишель. – На редкость глупый вопрос, учитывая, что кроме нас с тобой в квартире никого нет! И, если это не ты, стало быть…? – он поиграл бровями, призывая её самой додуматься до единственно верного ответа.
А Саша даже жевать перестала от удивления. Он, что, умеет готовить?! Так он не шутил, когда говорил об этом? Мишель улыбнулся, сел напротив неё, сделал пару глотков сладкого чая и напомнил:
- Ты же сама тогда сказала, что не поверишь, пока не убедишься лично! Вот, пожалуйста, милости прошу!
- Ваше величество, у вас кулинарный талант! – со всей возможной искренностью сказала ему Саша. Она была готова расплакаться в тот момент, до того тронула её эта неожиданная забота. А Мишель ещё чуть нахмурился и попросил:
- Ты не могла бы называть меня по имени?
Нет, не могла бы.
Она уже вообще ничего не могла, кроме как смотреть на него и безмолвно восхищаться. Вместо ответа, Саша прошептала сбивчиво:
- Для меня ещё никто никогда не готовил завтрак!
Разве что отец? Но это было один или два раза в жизни, обычно она готовила Ивану Фетисовичу сама. Мишель же её словам лишь улыбнулся и не упустил возможности сказать:
- В таком случае я ещё больше разочарован в Авдееве. Не умеет делать девушке приятное!
Ну допустим, Серёжа-то умел, грех возводить напраслину на хорошего человека! Просто делал он это не столь утончёнными способами, как Мишель. Но зато, кажется, куда более действенными и решительными.
«И вообще, посмотрел бы я на него, окажись он на моём месте вчера ночью!» - коварно подумал Волконский. И уже в следующую секунду понял, что – о, нет! – пожалуйста, не надо испытывать Авдеева на прочность. Мишель был убеждён, что Сергей Константинович без боя сдаст первый же раунд.
- Простите меня, пожалуйста! – прошептала Сашенька, когда завтрак был съеден, и оставался лишь чай. – Я вообще ничего не помню из вчерашнего! Должно быть, я доставила вам массу неудобств.
- Ничего страшного, в комнате Алексея кровать тоже удобная. – отозвался Мишель, а Саша едва ли не вздохнула с облегчением – слава Богу, они всё-таки не спали вместе!
- Мне очень-очень стыдно перед вами, – продолжила она, опустив голову. – Я не должна была себя так вести! Я вчера вообще всё делала неправильно, начиная с самого утра и заканчивая этой попойкой с Владимиром Петровичем! Ох, знали бы вы, как мне стыдно!
Да уж знаем, сами не без греха. Мишель спрятал улыбку и сказал ей совершенно искренне:
- Тебе не за что извиняться.
- Не за что?! А это всё как же? Господи, я ночевала в вашей спальне, какой кошмар! Что подумает Серёжа, когда узнает?! А Ксения Андреевна?! – тут Саша невольно побледнела. – Боже, а если бы она пришла вчера?
- Она бы не пришла, – заверил её Мишель. – После того памятного вечера она больше не приходит. Обиделась.
- Так помиритесь с ней! – горячо попросила Сашенька, которой всё ещё было неловко за то, что она так унизила Ксению вчерашним утром, да ещё и у всех на глазах.
- Она сама со мной помирится, когда сочтёт нужным. Да не волнуйся ты так на её счёт! – Мишель мило улыбнулся ей и продолжил: - Что касается твоего Серёжи, я думаю, ему не обязательно обо всём этом знать. Уверен, он поймёт всё не так, как нужно. Собственно, никто не поймёт.
«Я и сам-то, толком, не понимаю, как сдержался вчера», - добавил он мысленно.
- Ох, ваше величество! – на выдохе произнесла Саша, восхищённо качая головой. – Знали бы вы, как я вам благодарна!
«Ваше величество»? Опять? Кажется, эту упрямую негодницу уже не переделать!
- Как и я тебе, – ответствовал Мишель. – Если бы не ты, я бы ещё долго гадал о причинах убийства моей матери.
Сашенька будто только теперь вспомнила то, что не давало ей покоя весь вчерашний день. И позавчерашний, с того момента, как Марина Викторовна рассказала про дочь Санды Кройтор. А в том, что это была именно её дочь, сомневаться уже не приходилось.
Набравшись решимости, Саша пересказала Мишелю всё то, что услышала от мадам Воробьёвой накануне. Волконский слушал её хмуро и ещё сильнее нахмурился, когда она подытожила свою историю фразой:
- И этой девочкой вполне могу быть я!
Она?! Получив хорошую возможность полюбоваться Сашенькой лишний раз, Мишель стал внимательно изучать черты её лица. И под конец категорично покачал головой.
- Что? Почему нет? Она сама говорила, что я похожа на Санду, и меня даже зовут так же! И волосы… рыжие волосы! – Саша пропустила распущенные пряди сквозь пальцы, демонстрируя их Мишелю, словно это не он с самого утра тем и занимался, что любовался ими! – И кулон этот, что она мне подарила тогда… Вполне может статься, что раньше он принадлежал Санде.
- Бедная моя сестрёнка, ты настолько не хочешь быть дочерью этой продажной… Алёны Александровны, что готова схватиться за любую возможность, пусть даже за такую призрачную? – то ли в шутку, то ли всерьёз спросил он. Но то, что Волконский позволил себе дурно высказаться в адрес её матери, Сашу, разумеется, не порадовало.
- Сестрёнка, – повторила она, вместо того, чтобы попросить его извиниться. – Вот в том-то и дело, что сестрёнка, ваше величество! Вы это всё с иронией говорите, а может так статься, что…
- Боже мой, нет, – перебил её Мишель, не дав озвучить этой страшной истины. Упаси Боже, чтобы она оказалась его родной сестрой! И теперь уже вовсе не по тем причинам, что были неделю назад – ну, знаете, классовое неравенство и так далее… К чёрту неравенство! Она никак не может быть его сестрой, просто потому что… не может! И поэтому что это было бы самым кошмарным извращением из всех – испытывать такое сумасшедшее влечение к собственной единокровной сестре.
Нет уж, увольте!
Саша, как и Мишель минутой ранее, воспользовалась возможностью получше рассмотреть его под благородным предлогом. Скрестив руки на груди, она наградила Волконского пристальным взглядом, пробежавшимся по его лицу и остановившимся на обнажённой груди, виднеющейся сквозь не до конца застёгнутую рубашку.
- Мы с тобой не слишком-то похожи, – озвучил очевидное Мишель.
- Я могла пойти в Санду, а вы – в Кройтора! – не унималась Саша. – Он наверняка вот именно так и выглядел, как вы! Смуглый, темноволосый, ну прямо вылитый Кройтор!
- У тебя навязчивая идея, чтобы в конце концов я оказался его сыном? Думаешь, это лучше, чем быть сыном Ивана Гордеева?
- Не знаю. Оба хороши, если верить рассказу Рихтера.
- Да не мы это, сестрёнка, не мы, – заверил её Мишель – так, словно знал наверняка.
«Да хорошо бы, если хотя бы один из нас не их ребёнок!» - подумала Саша, которая, вообще-то, тоже стыдилась, что её позорным образом тянет к потенциальному брату.
- Вашими бы устами... – пробормотала она, поднимаясь из-за стола. – Я не спросила вас об Адриане. Он рассказал что-нибудь новенькое? Видимо нет, раз история с кражей ещё и дочери, стала для вас новостью сегодня!
- Не было никакой кражи, – покачал головой Мишель. – С сыном ещё может быть, но дочь у Кройтора точно никто не крал. Моя мать наверняка забрала её уже после его смерти.
- Какой ещё смерти?! – возмущённо воскликнула Александра. Мишель пояснил, пересказав слова Адриана, но Саша всё равно ничего не поняла. – Но если он вот уже двадцать лет как мёртв, то кто же тогда…
Про Юлию Николаевну она решила не говорить, дабы не озвучивать лишний раз то, о чём его величеству и без неё неприятно вспоминать. Но Мишель всё равно помрачнел лицом, как и всякий раз, когда речь заходила о смерти его матери.
- Да. Я тоже задаюсь этим вопросом с некоторых пор, – Волконский взглянул на часы и сказал с некоторым сожалением: - Пойдём, сестрёнка, нам пора, иначе ты опоздаешь.
Экий заботливый! И до чего непривычным казалось такое внимание с его стороны! Да что уж там, Саша вообще-то и до того не была разбалована ничьей заботой – разве что, Серёжи? Но про Авдеева рядом с Мишелем ей и не думалось.
А тот словно и не собирался отходить от своего нового образа. Ни намёка на былую холодность и более того, он был не в пример самому себе учтив, галантен и обходителен – открыл перед ней дверь, подал руку, чтобы усесться на сиденье кареты, и даже улыбнулся пару раз.
А когда карета подъехала к зданию больницы, он и вовсе заявил:
- Я скажу Воробьёву, что это я взял дело с его стола в тот день. Чтобы у тебя из-за этого не возникло неприятностей!
И тут Саша не удержалась.
- Ваше величество, да что с вами?!
- Что со мной? – с улыбкой повторил Мишель.
- Какой-то вы сказочно добрый в последнее время, сами на себя не похожий!
- В самом деле? – как будто и не замечая за собой ничего подобного, поинтересовался Волконский.
- Где подвох? – с подозрением спросила Сашенька.
- А что, должен быть?
- Непременно! Вы же, в конце концов, наполовину Гордеев, как и ваш отец! А от Гордеевых обязательно нужно ждать подвоха, в этом я уже убедилась!
- Я ещё и наполовину Волконский, так что никакого подвоха не будет, не волнуйся. – С этими словами он изысканно поклонился ей – так, словно Саша была, по меньшей мере, императрицей – и, посмеиваясь, уверенной походкой зашагал к больнице. Саша хотела было задержаться, чтобы не заходить вместе с ним и не давать поводов для сплетен, но Вера Гурко всё равно уже её увидела.
«Боже мой, только не это!» - подумала Сашенька обречённо и, повесив голову, зашагала к дверям.
- Прошу тебя, ни о чём не спрашивай! – сразу же велела она, вскинув руку, предвидя бурный поток вопросов. – Он просто меня подвёз! В конце концов, он мой брат, и в этом нет ничего такого!
- Просто подвёз?! – возмутилась Вера, забыв даже об элементарном приветствии. – Видела я, как он на тебя смотрел!
- Как? – ахнула Сашенька. Как на ничтожество, как же ещё? Раньше он смотрел на неё именно так. Раньше.
- Знамо дело как! – фыркнула Вера и покачала головой, но без укора, а скорее с восхищением. – Смотри, Сашка, осторожнее! А что будет, если блондинчик твой его здесь увидит? Или он блондинчика?
- Господи, Вера, перестань выдумывать! Они прекрасно знают друг о друге, и…
Но Вера её совсем не слушала.
- Брат! – возмущённо повторяла она. – Как же! Не родной, поди, брат-то? На родных, Саша, такими глазами не смотрят!
«Да как он на меня смотрел-то, боже мой?!» - с недоумением спрашивала себя Александра и над этими словами Веры рассуждала всю первую половину дня, поминутно разбавляя эти мысли другими – об их с Волконским возможном родстве. И не о том, которое намечалось ввиду свадьбы их родителей, а о том, что, может быть, случилось уже давным-давно…
Не дай Бог, всякий раз думала она и крестилась, крестилась, словно это как-то могло повлиять на события, произошедшие в прошлом. Но молитва ей помогала. И Ипполит Сидоренко, оказавшийся хорошим наставником, в трезвые свои часы тоже помогал. С ним время летело незаметно, и в один момент Сашенька вдруг поняла, что перестала бояться покойников и уже не вздрагивала от отвращения всякий раз, когда бралась за скальпель.
- Хорошая ты девка, Санька. Но, попомни моё слово, была бы парнем – цены бы тебе не было! – на этой фразе Ипполит Афанасьевич взял за правило завершать их совместную работу и, лукаво подмигивая, добавлял всякий раз: - Может, выпьем?
Ох, спасибо! Выпила уже вчера! И как теперь идти к Владимирцеву, как после вчерашнего вечера смотреть в его глаза?! Саша решила пока не смотреть и начать с невинной Любови Караваевой: отчего же нет? Тем более, княгиня так хотела с кем-нибудь поболтать! И желательно, конечно, не с кем-то там, а именно со своим лечащим врачом, милой Сашенькой!
- Я пока ещё не врач, Любовь Демидовна, милая! – смеялась Александра, несомненно, польщённая таким доверием со стороны княгини, но та лишь отмахивалась.
- Не врач, так станешь! Я знаю, Саша, я вижу, у тебя большое будущее!
«На моём большом будущем из последних сил старается поставить крест Викентий Воробьёв», - подумала Александра со свойственной ей иронией. Затем, поправив простынь у княгини, улыбнулась ей и рассказала о званом вечере, который затеяла Элла.
- Ах, моё неугомонное дитя! – воскликнула Караваева, и глаза её увлажнились. Дочку она любила как ничто в целом мире, и готова была хвалить её за каждый поступок – неважно хороший или плохой. Элла была самой главной в её жизни радостью. – Непременно сходите, Сашенька! Вы не разочаруетесь, наша Лизонька – большая мастерица по таким мероприятиям! Её приёмы вся местная молодёжь любит! Вот увидите, вам понравится!
В том, что понравится – Саша не сомневалась. Куда больше она тревожилась за то, что ещё один званый ужин вполне мог окончиться очередным предложением руки и сердца со стороны ещё какого-нибудь горе-кавалера. Толстого купца Лебёдкина, по прозвищу Слива, например. А что, почему нет? У Гордеева извращённая фантазия – он бы и на такой брак согласился, лишь бы насолить ей!
Идиллию нарушило внезапное появление Марины Викторовны. Саша заметила, как напряглась княгиня в её присутствии, да и сама госпожа Воробьёва тоже прекрасно видела, как пациентка поменялась в лице. Добродушная улыбка сменилась недоверием, в глазах появился холод. Но Марина Викторовна к таким вещам была абсолютно не чувствительна, а потому лишь сделала Саше знак выйти в коридор для разговора наедине.
- Прошу прощенья, Любовь Демидовна, я сейчас! – произнесла она, поднимаясь со своего места у изголовья. И, выйдя в коридор, уже Воробьёвой: - Марина Викторовна, что-то случилось?
Она всё ждала подвоха или разноса за вчерашнее: а вдруг кто-то видел, как она засиделась с Владимирцевым? Или ещё хуже, как Волконский уносил её из больницы на руках?! Но подвоха в кои то веки не было, Воробьёва улыбнулась совершенно счастливо и протянула Сашеньке бумагу.
Начиналась она так: «Я, Владимирцев Владимир Петрович, предупреждён о возможных последствиях и даю своё согласие на проведение повторной операции…» Саша почувствовала, как слёзы застилают глаза, и подняла взгляд на точно такую же радостную Воробьёву.
- Он согласился, – произнесла Марина. – Ты сделала это, Саша! Ты убедила его!
Вздохнув с облегчением, Саша не сдержалась и обняла Воробьёву. Марина Викторовна, к излишней чувствительности непривычная, неловко погладила её по спине, смущённо улыбнулась и отстранилась. И серьёзно спросила её:
- Ты не передумала?
- Я?! Разумеется, нет! – горячо отозвалась Сашенька. – Назначайте день, Марина Викторовна, я с вами.
- Должна тебя предупредить, что если Викентий узнает… а он узнает в любом случае, независимо от наших успехов! Саша, ему это не понравится. Очень не понравится. Я-то со своей стороны позабочусь о том, чтобы тебя не наказали, но если Владимирцев умрёт, я уже ничего не смогу сделать!
- Марина Викторовна, он не умрёт, – так уверенно сказала Саша, словно уже заглянула в будущее, где весёлый беззаботный парень, душа компании Володя Владимирцев играл с мальчишками в футбол на больничном дворе.
- Мне бы твою уверенность! – вздохнула Воробьёва. – Что ж, Саша, тогда пусть будет первое июня. Первый день лета, первый день надежды… есть в этом какой-то добрый знак. А на самом деле, парню двадцать пять лет исполняется в конце мая, так пусть он хотя бы до дня рождения доживёт. Было бы жестоко лишать его этого праздника.
Про день рождения Владимира Петровича Саша помнила хорошо, и на этот счёт у неё уже возникли кое-какие соображения. Оставалось только воплотить свои идеи в жизнь, а в этом ей нужна была помощь Мишеля Волконского. Это уже стало традицией – обращаться к нему с просьбами о помощи, но в этот раз, Сашенька не сомневалась, он охотно согласится, да ещё и похвалит её за идею!
Попрощавшись с Мариной, Александра вернулась к Караваевой и провела в её обществе ещё какое-то время, обсуждая грядущий званый ужин, что затевала Элла. Потом состоялся разговор с хмурым Воробьёвым, всё ещё переживавшим за брата, но Викентий Иннокентьевич козней Саше не строил, лишь бегло ознакомился с отчётом о проделанной работе, кивнул и разрешил быть свободной. К Владимирцеву идти Саша всё ещё стыдилась, а потому решила прежде зайти к своей любимой Марье Станиславовне.
Никифоровой сегодня было лучше, она с улыбкой на лице продемонстрировала Саше пару лёгких движений своей левой рукой. Совсем чуть-чуть у неё получалось шевелить пальцами, а ведь раньше-то она их и вовсе не чувствовала!
- Это всё благодаря твоей заботе, милая! – приговаривала она, вытирая здоровой рукой слезящиеся глаза. – Если бы не ты, такая чуткая и добрая девочка, я бы так и померла молодой! А с тобой, глядишь, ещё и до старости доживу!
Саша на этот раз решила не молчать и ответить на шутку:
- Марья Станиславовна, до старости вам ещё очень и очень далеко! Конечно, доживёте!
Никифорова скрипуче рассмеялась и вытянула свободную руку, чтобы обнять Сашеньку – та послушно склонилась к ней. И тогда, воспользовавшись моментом, Марья Станиславовна шепнула ей на ухо:
- Как там мальчик твой поживает? Замуж не позвал ещё?
Не позвал. Сашенька удручённо вздохнула и помотала головой. Никифорова на это прищурилась и поцокала языком, вроде как укоризненно.
- Может, ну его к бесу, Саша? Зачем он тебе такой нужен? Им всем лишь бы поиграться, мужчины – они такие! Уж я-то знаю, целых тридцать лет на свете прожила!
- Марья Станиславовна, вам девяносто семь, – печально напомнила Саша.
- Жестокая! Как ты можешь так говорить! – старушка вновь рассмеялась, а затем, посерьёзнев, взяла Сашу за руку и тихо сказала: - Бросай ты его, Саша. Другого найдёшь, в разы лучше, с благородными намерениями! Или ты любишь его? Если и впрямь любишь – то, конечно, беда-а…
«Когда-то думала, что люблю» - подумала Сашенька. Подумала, или сказала вслух?! Она испуганно подняла взгляд на Никифорову, которая словно мысли её читала, а затем на секунду закусила губу и призналась:
- Марья Станиславовна, я, кажется, полюбила другого.
- Батюшки святы! – Никифорова вытаращила глаза и перекрестилась. – Кого же, Сашенька?
- Того, кого никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах не должна была полюбить. Господи, какая же я глупая! – закрыв лицо руками, Саша вдруг расплакалась, неожиданно для самой себя и тем более для Марьи Станиславовны. Старушка привыкла видеть её всегда твёрдой, уверенной в себе, но уж никак не слабой и беспомощной. Но, признаться, она всё понимала, девяносто семь лет за спиной – это вам не шутки.
- Саша, Саша, ну-ну, детка, успокойся!
- У него есть невеста, Марья Станиславовна, богатая и красивая дворянка, до которой мне так же далеко, как и до него самого! И они скоро поженятся. И когда я думаю об этом, я… я… о, боже, ну почему я такая глупая? – вздохнув, Саша растерянно посмотрела на Никифорову, стыдясь собственной слабости и вообще не понимая, зачем она ей всё это рассказала. Марья Станиславовна, по-прежнему не выпуская её руки из своей, улыбнулась вдруг и перекрестила её.
- Благослови тебя господь, доченька! – прошептала она. – Будь сильной и не теряй веры, и тогда все беды обойдут тебя стороной.
- Спасибо вам за сочувствие, – Саша вытерла слёзы и заставила себя улыбнуться. – Я… не должна была так себя вести, извините. Я в последнее время сама не своя из-за всего этого!
- Саша, девочка моя, мой тебе совет: держись подальше от этих аристократов, милая! Ничего хорошего от них ты не увидишь, только слёзы и страдания. Забудь его. Попробуй забыть.
Забудешь тут! Особенно, когда они совсем скоро породнятся, спасибо Алёне Александровне и Ивану Кирилловичу!
- Ох, Марья Станиславовна… - только и сказала Саша, прекрасно понимая, что Мишеля Волконского она не забудет уже никогда, можно и не пытаться. Ей делалось стыдно самой себя, стыдно, что так глупо влюбилась – в человека, который никогда не посмотрит на неё как на равную. Стыдно за свою мать, которая вела себя и впрямь как последняя дрянь, заставляя страдать и Мишеля, и Юлию Николаевну, ныне покойную. А ещё ей было очень стыдно перед Авдеевым.
«Ему-то я как посмотрю в глаза после всего этого?!» - не раз спрашивала она саму себя. А заговорщицкие взгляды, что бросала то и дело Вера, заставляли Сашеньку краснеть и отворачиваться то и дело. Наверняка говорливая подружка уже доложила об утреннем инциденте всем больничным медсёстрам и тёте Клаве в том числе, вон как косится с улыбкой.
Так и вышло, что единственным местом, где Саша смогла спрятаться от них ото всех, стала палата Владимирцева. С ним она тоже не слишком хотела видеться после вчерашнего безобразия, но из двух зол пришлось выбирать меньшее.

_________________

 » Глава 25. Ангелина (продолжение)

- Как вы себя чувствуете, Владимир Петрович? – спросила Александра, старательно делая вид, что ничего не произошло. – Надеюсь, вы…
Она замолчала на полуслове, поначалу не поверив своим глазам. Вместо осунувшегося, потрёпанного жизнью молодого старика, перед ней ныне сидел редкой красоты мужчина лет двадцати пяти. Широкоплечий – теперь, когда вместо больничной пижамы он был одет в элегантный костюм заграничного покроя, это становилось особенно заметно; с прямой спиной и горделиво поднятой головой и светлым, ясным взглядом. Русые волосы его, чуть вьющиеся на кончиках, были аккуратно подстрижены, пшеничного цвета усы – подровнены, а подбородок и щёки лишились уже привычной недельной щетины.
Единственное, что выдавало в этом франте офицера Владимирцева, было инвалидное кресло, в котором он по-прежнему восседал. Сашенька не удержалась и ахнула:
- Владимир Петрович, вы ли это?!
Он не обиделся, в ответ лишь развернув коляску боком, демонстрируя себя в профиль, затем рассмеялся и, подъехав к ней, протянул руку – будто и Сашу призывая сделать то же самое, чтобы он смог поприветствовать её поцелуем. Такие вежливости от вечно грубого и заносчивого эгоиста Владимирцева Саше были удивительны.
«Господи, что с ними со всеми творится такое?!» - изумилась она, но руку всё же протянула.
- Александра Ивановна, рад вас видеть! – произнёс Владимирцев, и даже голос его ныне звучал по-другому. Склонившись к её руке, он и впрямь запечатлел на ней поцелуй, приятно пощекотав усами. – Позвольте прежде выразить вам мои глубочайшие извинения по поводу вчерашнего вечера!
Что?!
- Что? – пролепетала Сашенька, изумлённая этой вежливостью.
- Вчера я повёл себя недостойно, словно забыл, что передо мной юная девушка, а не бывалый гусар. Благо, Волконский напомнил и открыл мне глаза на моё ничтожество. Простите, пожалуйста, что так вышло, Александра Ивановна! Мне безумно стыдно, что я поставил вас в такое положение.
«Очень надеюсь, что Волконский не сказал ему, куда увёз меня после наших посиделок…» - подумала Саша, всё ещё не веря собственным ушам.
- Владимир Петрович, всё в порядке, право, вам нет нужды извиняться! – с трудом она подобрала нужные слова. – И, простите, с каких пор вы говорите мне «вы»? По-моему, за распитием виски люди как раз должны переходить на «ты», но уж никак не наоборот!
- Ох, Александра Ивановна, не напоминайте! – Владимирцев вымученно улыбнулся и покачал головой. – Прошу вас, давайте забудем этот дурацкий инцидент. Мне, в самом деле, очень стыдно!
- Как вам будет угодно, – отозвалась Сашенька. И тут же подмигнула ему украдкой. – Вы, быть может, сочтёте меня испорченной, но мне понравилась ваша компания! Знаю, в вашем обществе девушки не говорят такого мужчинам, но… было весело. Нет, правда. Особенно в те моменты, которые я ещё помню, – со стыдом добавила Саша, повернувшись к окну. Владимирцев рассмеялся у неё за спиной и, подкатив своё кресло к ней, остановился возле подоконника. И спросил тихо:
- Вы простили меня?
- Разумеется, я вас простила, Владимир Петрович! И, более того, я и не думала винить вас. Это моя вина и только моя, – снова посмотрев за окно, Саша к своему удивлению увидела чёрную лакированную карету с гербом Волконских, на которых обычно разъезжал Иван Кириллович. И до того нехорошее предчувствие охватило её, что она даже потеряла нить разговора.
- Что с вами? – обеспокоенно спросил Владимирцев. Ему снизу не видно было, что происходит за окном, а встать он никак не мог.
- Кажется, за мной приехал мой будущий отчим, – отозвалась Сашенька и, с извиняющимся видом посмотрев на Владимирцева, вынуждена была откланяться. – Я загляну завтра, и мы сменим перевязку, если вы не будете против, – сказала она на прощанье, не слишком-то надеясь на положительный ответ. В прошлый раз, помнится, Владимирцев едва ли не в драку на неё кинулся, когда Саша пыталась его перевязать.
Но Володя сегодня был на удивление покладистым.
- Я не буду против, Александра Ивановна. Более того, я буду ждать вашего прихода с нетерпеньем. У меня теперь, кроме вас с Мишелем, никого не осталось. А Мишель, сами знаете какой, с ним совсем не так весело, как с вами.
- Да уж, он явно не стал бы напиваться с вами в чертогах больницы до зелёных чертей… - произнесла Сашенька, пряча улыбку, а Владимирцев рассмеялся и укоризненно погрозил ей пальцем.
- Я же просил вас не вспоминать об этом более!
«И как же я его брошу? – думала Саша, спускаясь по ступеням во двор, где только что остановилась чёрная карета. – Если Воробьёв положит конец моей практике, что станет с бедным Владимирцевым? Кто ещё, кроме меня, будет навещать его? Вера? Тётя Клава? Сказать пару скупых слов, поглядеть с жалостью, да сменить бинты? А ему забота нужна, забота! Понимание, а не жалость! Господи, нет, только бы мне разрешили поработать здесь ещё немного, хотя бы месяц! А уж как поставим его на ноги, тогда можно будет с чистой совестью уходить…»
За своими мыслями она не заметила, как кучер спрыгнул с облучка и открыл дверь кареты, откуда вышел вовсе не Гордеев, как Сашенька боялась, а её мать. А следом за ней, одетый с иголочки, маленький аристократ Арсений.
- Сестрёнка! – взвизгнув совсем по-девичьи, он бросился к ней и с разбегу обнял её за талию, уткнувшись в живот. Саша рассмеялась, присела на корточки и расцеловала его в обе щёки, а Алёна тотчас же принялась отчитывать обоих за неподобающее поведение.
- Да когда же вы, наконец, осознаете, что ваше провинциальное захолустье осталось позади? Там ещё можно было вести себя так бестактно, но не здесь! Вам по статусу не положено обниматься на людях, Арсений, Александра!
- Лично мне мой статус медсестры позволяет всё, что угодно! – заверила Сашенька, не поднимая взгляда на мать и расправляя на брате его новенький костюм. Светлый, надо отметить. Траур по Юлии Николаевне не волновал Гордеева с Алёной никоим образом.
- Дрянная девчонка! Бессовестная, испорченная! – приговаривала Алёна. – Подумай, какой пример ты подаёшь брату! Немедленно поднимись с колен, ты испачкаешь платье! О, Саша, да ты не дочь, а одно сплошное наказание!
- И я люблю тебя, мама! – улыбнувшись, Саша всё-таки поднялась с колен и, отряхнув юбки, подошла к Алёне вплотную и нарочно обняла её крепко-крепко и поцеловала в щёку. С одной стороны это тоже было не по правилам этикета, но с другой – до того приятно и сердечно, что Алёна расчувствовалась. Положив руки на плечи дочери, она невольно улыбнулась и сказала:
- Девочка моя, ну когда же ты начнёшь меня слушаться?
- В тот самый момент, когда ты откажешь своему министру и мы вернёмся домой! – прошептала Саша ей на ухо, но Алёна категорично покачала головой.
- Это исключено, ты же знаешь. Более того, я неспроста приехала за тобой, как ты уже могла догадаться. Нам нужно кое-что обсудить, Иван Кириллович настоял, чтобы и ты тоже присутствовала.
- Очередной гениальный план моего замужества?
- На этот раз нет, - отозвалась Алёна, игнорируя её сарказм. - Но это точно так же касается тебя и твоего дальнейшего будущего. Прошу тебя, не спорь. Поедем с нами. Если нужно, я скажу Воробьёву, что забираю тебя.
Она говорила мягко, но настойчиво, спорить не имело смысла. Поэтому Саша простилась с хитро улыбающейся Верой и мрачным Викентием Иннокентьевичем и, взяв сумочку и накидку, села в карету вместе с Алёной и Арсением. Братишка болтал без умолку, рассказывая о своей новой учёбе в престижнейшем военном учебном заведении города и выглядел абсолютно счастливым. Вставить хоть слово в его монолог было решительно невозможно, потому Саша всю дорогу слушала с заинтересованной улыбкой и в глубине души радовалась за него. Мальчик делал большие успехи, коих он вряд ли добился бы, не сойдись Алёна с Гордеевым. Каким бы хорошим он ни был, но в пажеский корпус без протекции Ивана Кирилловича его ни за что бы не взяли.
Получается, это чудовище могло делать добро? Саша озадаченно смотрела на брата и думала, что, кажется, сама виновата в своих бедах. Гордеев желает ей смерти, а всё почему? – потому что она с самого первого дня знакомства дала понять, как сильно его ненавидит! И, что интересно, ни на секунду об этом не жалела!
«Вот так я и буду вечно страдать из-за своих дурацких принципов, - думала она, хмуря брови. - А называла бы его «папочкой» - купалась бы в роскоши сейчас и ни в чём бы не нуждалась!»
Впрочем, за эти мысли ей сразу же стало стыдно. Никогда, ни-ког-да не назвала бы она этого мерзавца отцом, и уж точно не назовёт! И по правилам его играть тоже не будет! Пускай они убьют её лучше, но зато она умрёт честной, верной себе.
Когда доехали до Остоженки, Саша улучила момент и спросила у кучера о Георгии. Ей действительно было интересно, куда это запропастился её старый «друг». На удивление, никакого ответа она не получила, кучер только неопределённо тряхнул головой и распространяться на эту тему не стал. Это показалось Сашеньке странным, но приставать с дальнейшими расспросами она не стала.
Самого Гордеева на месте не оказалось, ещё не вернулся с заседания в министерстве, и Алёна распорядилась, не дожидаясь его, накрыть на стол. Слуги её слушались, любезничали, улыбались и, кажется, ничуть не расстраивались по поводу смены хозяйки. Сашу это покоробило. Она могла легко представить, как Юлия Николаевна точно так же приказывала подать обед всего каких-то пару месяцев назад… И ей они наверняка точно так же улыбались и говорили: «Да, барыня!», «Сию минуту, барыня!». И вот её нет, её место заняла эта красивая сероглазая блондинка без души, а горничным как будто всё равно было, кому подчиняться.
«А что им остаётся, с другой стороны? Вылить на неё тарелку с борщом, как я вылила сок на Ксению? Сказать, что она здесь не хозяйка и приказам её они не подчиняются? И тут же потерять место, оставшись без рекомендаций?» - думала Саша, вяло ковыряясь ложкой в тарелке. Обед был вкусным, просто ей никак не лезла в горло гордеевская еда. А тут ещё как на грех вспомнился сегодняшний завтрак, приготовленный специально для неё, и печальная улыбка тронула её губы…
Алёна о чём-то спрашивала, но Саша словно не слышала, отвечала невпопад, сетовала на саму себя и всё пыталась собраться. Более или менее прийти в себя получилось, как ни странно, с возвращением Ивана Кирилловича. Рядом с этим человеком слабость проявлять Саша не могла никак, да и не до слабости стало, когда он, собрав их всех в своём кабинете, заговорил об усыновлении.
Ей сначала показалось, что она ослышалась.
- Что?! Да всерьёз ли вы это?!
- Александра, веди себя прилично! – попыталась осадить её Алёна, но бесполезно. Тоску Сашину как рукой сняло, рассеянность улетучилась вмиг, сменившись безграничной яростью.
- Да никогда в жизни! – воскликнула она. – Арсений, не дай им себя сломить! Арсений, братишка, у тебя всё ещё есть отец, и он жив, я уверена! Ты Тихонов, а никакой не Гордеев, и этот человек никогда не заменит тебе отца! Прошу тебя, не слушай их, не предавай его памяти, неужели ты не…
- Александра, боже мой, немедленно замолчи! – вскричала Алёна, поднявшись со своего места. – Как ты смеешь так говорить?! Иван Кириллович желает тебе добра, а ты?! Глупое, неблагодарное создание!
Саша словно не слышала её, обращаясь исключительно к брату:
- Сеня, милый, я прошу тебя, не забывай нашего настоящего отца! Эта бессердечная женщина совсем потеряла стыд и делает вид, словно его никогда и не было, но ты-то ведь знаешь, что это не так, Сеня, миленький! Вспомни, как мы катались с горки на Рождество, как лепили снеговиков во дворе, Сеня, вспомни нашего настоящего папу!
Алёна закрыла лицо руками, и зарыдала. Не потому, конечно, что её тронули слова дочери, а потому, что она очень боялась за будущее сына. Каких трудов ей стоило уговорить Ивана Кирилловича на усыновление, а эта безумная в одночасье всё испортила?!
Иван Кириллович, в свою очередь, пришёл в бешенство. Во-первых, из-за того, что бессовестная девчонка совсем потеряла стыд и не желала подчиняться. А, во-вторых, потому что она заставила плакать его дорогую Алёну. Этого он уж точно никак не мог ей простить. Поэтому, потеряв контроль, он подошёл к Александре вплотную и наотмашь ударил её по лицу.
Это было, кажется, то единственное, что могло бы заставить её замолчать.
Но только замолчать, а уж никак не сломаться. И особенно приятным оказалось то, что Арсений живо встал на защиту горячо любимой сестры, бросившись между нею и Гордеевым.
- Не смейте поднимать руку на мою сестру! – воскликнул он, встав так, чтобы закрыть её собой в случае, если Иван Кириллович вновь надумает её ударить. В его голосе Саша уловила железные нотки, коих прежде не было, и она поняла – это победа. Победа, несмотря на то, что Гордеев переусердствовал и разбил ей губу.
Сам он, разумеется, уже тысячу раз пожалел о своём порыве. И в ту секунду, когда Алёна посмотрела на него с неимоверным ужасом в глазах, Гордеев поклялся самому себе – он превратит жизнь этой девчонки в ад. Он всё сделает, чтобы она страдала – она это заслужила, потому как ей удалось, кажется, невозможное – внести разлад в их такие идеальные отношения с Алёной.
- Я… я… - с неуверенностью, обычно ему несвойственной, Иван Кириллович посмотрел на свою руку – так, словно она ударила Сашеньку сама, без его ведома, и вновь повернулся к Алёне. – Дорогая, прости, я не должен был!
- Ты не перед той извиняешься, Ваня, – низкий, скрипучий голос прозвучал негромко, но заполнил, кажется, весь кабинет. Саша словно этого не услышала, вытерев кровь с разбитой губы, она с ненавистью посмотрела на Гордеева и сказала:
- Я возьму вашу фамилию только в одном случае – если выйду замуж за вашего сына! Ох, да что же это я, ведь и он тоже от вашей фамилии отказался! И как я вижу, не без причин!
С этой преисполненной яда фразой Сашенька собиралась было покинуть кабинет Гордеева, как обычно оставив последнее слово за собой. Но с неимоверным изумлением обнаружила вдруг некоторое препятствие на своём пути – в дверях стояла женщина. И не просто женщина, а очень даже знакомая женщина: высокая, иссушённая старуха со смуглой морщинистой кожей и чёрными волосами с проседью. Ледяные глаза её впились в Гордеева, на Сашу генеральша Волконская кинула лишь мимолётный взгляд, но вовсе не гневный, а, как ей показалось, одобрительный.
- Ангелина Радомировна, вы не вовремя, – сообщил Гордеев, жутко недовольный, что она стала свидетельницей этой отвратительной сцены. Зато сама Волконская, судя по её лицу, довольна была весьма и весьма.
- Скажи мне, Ваня, а дочь мою ты тоже бил, когда она смела тебе дерзить? – будто между прочим, полюбопытствовала княгиня. – Впрочем, не отвечай. Не хочу ничего этого знать, – с этими словами она подошла к Александре и к величайшему удивлению последней, протянула ей свой платок. Такой же, как у Мишеля, белоснежный, с золотым вензелем в форме буквы «V». Саша с благодарностью приняла его и приложила к разбитой губе.
А генеральша тем временем бросив беглый взгляд на её разбитый висок, показавшийся из-под растрепавшихся волос, сделала для себя некоторые выводы и усмехнулась. Затем повернулась к Алёне и внимательно изучила теперь уже её. Что тут сказать – хоть наша Алёна Александровна и была дамой не промах, но в тот момент поймала себя на мысли, что ей хочется сбежать куда угодно, только бы спрятаться от этих проницательных чёрных глаз старой княгини.
- Так вот, значит, кем ты заменил мою Юлию, – произнесла она низким, надломленным голосом, но не без ненависти, однако, а просто констатируя факт. – Что ж, она красива. И такая же лживая, как ты, Ваня.
- Что вам нужно? – нервно спросил Гордеев, запустив руку в волосы. Он терпеть не мог тёщу, начиная с тех далёких дней, когда они с Юлией только поженились – вот даже тогда, двадцать пять лет назад эта черноглазая ведьма ему уже не нравилась! А сейчас особенно.
- Я пришла сказать тебе о завещании, – просто ответила генеральша, чуть приподняв бровь. – Ты не пришёл на оглашение и, должно быть, не знаешь, как Юлия распорядилась своим наследством.
От проницательной княгини не укрылось, как взволнованно Алёна закусила губу, услышав заветное слово «наследство». Да что уж там, это и от Сашеньки не укрылось, которая с некоторых пор смотрела на мать, как будто всё ещё ждала от неё поддержки. Глупо, конечно, было надеяться на материнскую жалость, Саша знала, но сердце-то всё равно продолжало верить, что Алёна примет её сторону. Мать, как-никак!
- Мне достаточно того, что я присутствовал при его составлении, – отозвался Гордеев, все ещё не понимающий, с какой стороны ждать удара. – Она отписала всё Мишелю, не считая своей доли особняка в Петербурге – та, если я правильно помню, отходит Алексею.
- На счёт последнего ты угадал, – кивнула генеральша. – Алексей давно уже обосновался в Петербурге, и нет ничего удивительного в том, что Юлия оставила свою часть особняка ему. Он и так был там единственным хозяином. Но вот на счёт Миши…
На счёт Миши послушать было интересно, а Александре особенно. Она прямо-таки нутром чувствовала, что эта строгая, уверенная в себе женщина, сейчас размажет по стенке господина министра.
- За день до своей смерти Юлия изменила завещание, - выдержав эффектную паузу, продолжила княгиня. – Видишь ли, Ваня, от Миши довольно долго не было вестей, ты бы знал об этом, если бы хоть немного интересовался сыном. Мы не были уверены, что он жив. А в таком случае, ты оставался бы единственным наследником Юлии, как ты сам понимаешь. Она это предвидела и, очевидно, не хотела, чтобы ты тратил её деньги на свою новую любовницу. Поэтому, в последний момент она переделала завещание в мою пользу.
Алёна понимала, что дела плохи, но не понимала, чем именно, поэтому перевела на Гордеева взволнованный взгляд. Сам Иван Кириллович побледнел, а затем посерел, резко изменившись в лице. А Сашенька зааплодировала. Громко, счастливо и искренне.
- Да, господи, да! – воскликнула она. – Так вам всем и надо! Молодец, Юлия Николаевна!
Генеральша спрятала улыбку, наблюдая за ней, а затем вновь поглядела на Гордеева и развела руками.
- Увы, Ваня, всё её наследство переходит ко мне. Начиная с четырёх отелей, которые ты хотел отнять у Мишеля, пока тот не вступит в права пользования, заканчивая – увы, моя милая! – этой самой квартирой, где вы изволите проживать. Не говоря уж о моём загородном имении, к которому я запрещаю тебе приближаться отныне и впредь.
Саша качала головой и улыбалась до ушей, время от времени морщась из-за боли в разбитой губе. Алёна стояла ни жива, ни мертва, Арсений хмуро глядел на Гордеева, а Иван Кириллович, вскинув голову, вдруг с насмешкой произнёс:
- Кройтор.
Ни к селу, ни к городу, казалось бы, но генеральша его поняла. Усмехнулась довольно, царственно повела плечом и спросила:
- Думаешь, ты один умеешь подделывать завещания?
- Кройтор, чёртов сукин сын! Это он всё переделал, наверняка с подачи Мишеля! Потому что пункт один-три-три в условии завещания был прописан ясно: Мишель не имеет права распоряжаться отелями, пока ему не исполнится двадцать пять. Умные все какие пошли, ну надо же!
- Ты можешь попробовать оспорить наше новое завещание, – разрешила ему княгиня. – Если тебя что-то не устраивает, Ваня, тебе никто не запрещает выступить с опровержением. Но ты же не думаешь, что мы и это не предусмотрели?
Гордееву ужасно не хотелось признавать, что его обвели вокруг пальца. И кто?! Этот чёртов цыган Адриан Кройтор, собственный сын и вот эта старая ведьма, его тёща! А он так надеялся, что отели удастся прибрать к рукам…
Генеральша ещё немного потешила своё самолюбие, наблюдая за внутренней борьбой Ивана Кирилловича, а затем улыбнулась и сказала:
- Я даю вам две недели на переезд. Когда я в следующий раз вернусь сюда, скажем, пятого или шестого июня, никого из вас здесь уже не должно быть, – тут генеральша призадумалась, затем улыбнулась и сказала Саше: - Впрочем, ты, милая, можешь остаться, если хочешь! Мне понадобится человек, чтобы следить за этими огромными апартаментами!
Саша стояла ни жива, ни мертва. Больше всего на свете в тот момент ей хотелось извиниться перед генеральшей за то, что она ворвалась в её столовую вчерашним утром и испортила завтрак. Так стыдно, как теперь, ей ещё никогда в жизни не было.
- Ангелина Радомировна, чёрт возьми, это нечестно! – воскликнул униженный и оскорблённый Гордеев, но генеральша холодно перебила его:
- Нечестно было крутить романы за спиной моей покойной дочери. И привести свою любовницу в её квартиру тоже было нечестно. Остальное – лишь последствия твоей глупой опрометчивости, Ваня, и расхлёбывай их сам, как тебе угодно.
Кивнув на прощанье Гордееву с Алёной, генеральша скупо улыбнулась Сашеньке и вышла, шелестя юбками. Гордеев, едва за ней закрылась дверь, грязно выругался и ударил кулаком по стене – Алёна вздрогнула от этого звука и обняла себя за плечи. Ей стало страшно, по-настоящему страшно, и она не знала, как быть дальше. Как вообще жить дальше с человеком, посмевшим поднять руку на её дочь?
А дочь её, тем временем, обнаружила, что так и не вернула платок княгине. Спохватившись, она выпустила руку Арсения, державшего её, и бросилась следом за Волконской. Та уже стояла возле входной двери, горничная помогала ей надевать пелерину на плечи. Преисполненная достоинства княгиня обернулась на Сашеньку и снисходительно улыбнулась ей.
- П-простите, - запинаясь проговорила девушка. – Я хотела вернуть вам платок. Только, он весь в крови, и я…
- Оставь себе, милая, – ласково сказала генеральша. Если бы вы знали княгиню Волконскую чуть ближе, вы бы здорово удивилась тому, что она сказала это именно ласково. Мишель, например, заверил бы вас, что бабушка его была самой строгой в мире и никогда не позволяла себе никаких нежностей. В этом он был очень на неё похож.
- Я… мы не представлены… я… - запинаясь, проговорила Сашенька, кляня себя на чём свет стоит за то, что и двух слов связать не может под взглядом проницательных чёрных глаз. – Меня зовут…
- Александра, я знаю. По крайней мере, мой внук вчера называл тебя именно так. Подойди ко мне поближе, девочка, я хочу на тебя посмотреть.
Сашенька повиновалась. Сложно было не повиноваться: Волконская больше походила на императрицу, чем на княгиню, и говорила так, словно приказы отдавала. Страшно представить, что могло ожидать в случае неповиновения, если даже сам Гордеев – и тот трепетал перед этой женщиной!
Княгиня жестом велела горничной удалиться, а сама, встав так, чтобы не загораживать свет, внимательно посмотрела на Александру. Затем растянула в улыбке бледные тонкие губы, будто осталась довольна увиденным. И сказала:
- Я знала твоего деда. Ты точная его копия, девочка! Даже взгляд такой же.
Потрепав её по щеке, уж совсем как заботливая бабушка, Волконская развернулась и ушла, тихонько прикрыв за собой дверь. А Саша осталась в полнейшем смятении от её слов, потому что один её дед умер, не дожив до двадцати лет, а второй без вести пропал на войне ещё до того, как генеральша Волконская научилась ходить.
А может быть, она имела в виду другого деда? Отца Санды Кройтор, например. Он мог бывать в Болгарии вместе с самой Сандой, а генеральша Волконская прожила там большую часть своей жизни и вполне могла с ним познакомиться. Как, собственно, и с другим возможным дедом – отцом Матея Кройтора, которому никто не мешал съездить с визитом в соседнюю страну.
«Значит, это всё-таки я», - подумала Сашенька с тоской. Теперь она готова была молиться, чтобы Мишель оказался всё же сыном Юлии Николаевны, а не её подруги. В противном случае, она не знала, как будет жить дальше.
_________________

Девчата, держите немного образов к грядущей 26 главе!!! Делала сама (о чём нетрудно догадаться по отсутствию каких-либо красивостей), но спасибо всё равно La Sorellina, без неё вообще как без рук!

Надеюсь, вам понравится то, что я тут наскребла







Далее:







Ну, и конечно же, самый главный!







Кстати, по поводу княгини, если кто обратил внимание (скорее всего ты, Ксюша!), она брюнетка по книге, а на фотографии у нас седая мадам! Претензии к Хелен Миррен, почему не покрасилась в чёрный на старости лет?! Вот такое небольшое несоответствие у нас, да, но я думаю, это несущественно. Оставим, как есть. Мне она кажется идеально подходящей кандидатурой, а с цветом волос как-нибудь смиримся, я думаю
_________________

Ириша, привет!

На работе удалось урвать время и прочитать последние две главы. Но отзыв пока только по 24-й.



Закручивай, Ириша! Чем сильнее гайки закручены, тем труднее и интереснее их раскручивать. А если не получится раскрутить, то тем неожиданней развязка. И я первая скажу: «Браво, автор! Знатно закрутил!»



Вовремя.. ага.. хотя бы в том смысле, что не путается под ногами, пока у Саши с Мишелем кой-чего назревает. И судя по мыслям Саши, не очень-то его и ждут, и даже не думают вовсе... Все помыслы нашей Сашеньки о некоем зеленоглазом князе..



Ну, все, Серега, ловить тебе более нечего.



И в звании его уже понизили. Просто Сережа.. ха-ха Кстати, а что там насчет его страшной тайны? Мы в этой книге узнаем, почему Мишель его так ненавидит?



Это уже что-то из разряда ненаучной фантастики.. Представляю себе эту сцену..



Ну, во-первых, ей, вероятно, не слишком нравится Ксюха, вот она и порадовалась, что Саша сбила с нее спесь. Но когда я прочитала последнюю главу, поняла, что не только в этом дело. Видимо, объяснение этому в прошлом.



Конечно, я обратила внимание, но, откровенно говоря, я не смотрела на это как на вопиющий недостаток, бросающий тень на "светлый образ" Саши. Удивилась поначалу, это да. Но потом как-то перестала обращать внимание. Курит?.. ну и ладно, пускай..



Мелькала такая мысля... предполагала я, что в перспективе такое очень даже возможно.. Разве нормальный мужчина может остаться равнодушным к такой рыжеволосой красавице! И тут дело не только в физиологии. И кстати, он тоже как мужчина неплох, не хуже Мишеля, тоже красавец-офицер, аристократ. Очень завидный жених, еще если и на ноги его поставят, то вообще отлично! Очень хотелось бы, чтобы операция удалась.

Но вот нехорошо с его стороны так спаивать девушку, пусть даже и элитным виски. Ох, и нализались же они! Умора!

Но наверно этого того стоило. Ведь в итоге Сашенька оказалась в объятиях нашего раскрасавца, предмета своих романтических грёз, а потом и у него дома, и даже в его постели.



Благородство все же возобладало, не воспользовался ее состоянием. Честь ему и хвала! Запишем это ему в плюс. Не, ну правда - железная воля у парня!
___________________________________

Ксюша, привет! Рада, что успеваешь! Я тут уже и 26-ю подготовила, и 27-ю... Пока не выкладываю, чтоб было время подтянуться


Ох, надеюсь, надеюсь!



Ха-ха-ха! Ага. Облом вышел такой, неожиданный. Как я там писала-то вначале? "Беда пришла оттуда, откуда её меньше всего ждали". Теперь понятно, о чём это



А нечего было прохлаждаться по Питеру, пока нашу Сашеньку замуж выдавали!


Вот прямо в следующей главе и узнаем! 100% тебе обещаю!


Да-да. А ещё она очень хорошо разбирается в людях!!! ПЛЮС, у автора осталась ещё одна интрига, такой маленький-маленький секретик, как раз объясняющий причины. И - между прочим!!!! - я думала, что ты, Ксюша, сразу зацепишься за парочку неких фактов... Там случайные фразы, кое-какие несоответствия, и т.д. Я уже ждала, что ты напишешь - автор, ты что-то попутал! - а я начну защищаться и говорить, что так задумано... А тут - бац! - никто и не заметил!!!! Стало быть, одну ма-а-аленькую интригу удалось сохранить, что ж, я очень рада, тем интереснее будет вам потом узнать ещё один секрет этого романа! А то я переживала, что с такой внимательной читательницей, как ты, у меня под конец вообще ни единой интриги не останется...


Ну вот и да-то, я тоже думаю - пускай курит. Хоть что-то пускай делает эдакое, не вечно же хорошей быть, надо и за рамки выйти разок!


Ага. Я Владимирцева очень люблю. Я уже писала, что он - один из самых моих любимых героев в этом произведении. Очень интересный молодой человек!


Вот-вот! Бесстыдник! А как тебе понравилось это: "Пускай ночует у меня в палате?" Брависсимо! Совесть в карты проиграл, стыда и вовсе отродясь не было... Эх, Володя-Володя! Ну, ладно, у парня и впрямь последняя радость осталась - с девушкой миленькой пообщаться, ну и усугубить... А обратила внимание на: "Мы с Сашенькой"? Сашенька!!!! Мда-а, всё веселее и веселее с каждым разом. Что же он ещё выкинет?


Ух, моментище был ещё тот! Мне Волконского несчастного жалко до глубины души! Вот типичный пример: матери нет рядом, и всё сразу наперекосяк. С бабкой, которая сама кремень, из камня сделанная, не посоветуешься, у папочки-министра совета не спросишь! А была бы Юленька рядом, сразу бы заметила, что с сыном что-то не так! Сказала бы: ба-а, Миша, да ты никак влюбился?!?!?! И уж точно надоумила бы его, что всякие классовые предрассудки - это ерунда, и что не нужно бояться себе в этом признаться, а ей-то и подавно... Ну и сказала бы, что с чувством этим всё равно не совладаешь, раз уж оно есть. А вот как всё получилось, без Юли совсем никуда! - пропадают без неё её мужчины...


О, да! А, если честно, неужели кто-то предполагал иной вариант развития событий?
Я вас умоляю! Иначе и быть не могло.
_________________

Это снова я прискакала!



Обещаю сказать честно и откровенно, если лопухнусь.



Саша прям вся в противоречиях - то ли испытывает облегчение, что ничего не было, то ли сожалеет об этом.. "Ах, боже мой, я ему не нравлюсь!". Да нравишься, дуреха! Парень вон весь в растрепанных чувствах!



Действительно, кошмар! Ужасно безнравственно!

А Мишель! Что за мужчина, право слово! И спать девушку уложил, и завтраком собственноручно приготовленным накормил, и на работу отвез! Мечта!



Вот соглашусь с Мишелем. Очень сомневаюсь, что Авдеев проявил бы такое же благородство.



Ой, Сашка-Сашка! Глупышка, честное слово!




О Марине Викторовне, определенно, зря злословят. Все-таки она только с виду Цербер.

Какая Марья Станиславовна чудесная старушка! Так искренне переживает за Сашу. Вот ведь дела, совершенно посторонний человек больше интересуется тем, что у Саши на душе. А родная мамаша больше озабочена тем, как получше устроиться в жизни.

А Владимирцев как преобразился! Любо-дорого посмотреть! Ведь красавец! И душевный настрой его явно изменился. Раньше только крысился, а теперь улыбки, реверансы, целования ручек. И это все благодаря Саше! И на операцию согласился, молодец!



Это аристократам много чего по статусу не положено - выражать любовь, симпатию, заботу. Сколько дурацких ограничений! А Алена уже возомнила себя аристократкой! Так смешны ее претензии.




Какая скотина! А Сеня молодец, бросился защищать сестру. Маленький да удаленький!



Печально, конечно, что Алена не вступилась за дочь и не влепила Гордееву хорошую затрещину. Мальчишка вон встал на ее защиту, а эта!



Ха-ха, шах и мат Гордееву! Получи, фашист, гранату!



Интересное заявление... наверно, Мишелю и Саше все же стоит с ней побеседовать, мне кажется, она прольет свет на эту загадку с потерянными детьми.


Ириш, спасибо за фоточки!




Да, я заметила, она смуглая брюнетка с темными глазами. Но это не суть важно. Главное - образ и харизма. Люблю эту актрису!



Как видно, я проглядела. Ну и ладно..
___________________________________

Ура-ура-ура! Я очень тебе рада!


Неопытная совсем, ну прям совсем-совсем! Эх...


Ха-ха-ха, да-а-а... стыдно, барышня, стыдно!


Мне бы такого, эх... Жаль, нельзя его себе забрать, а то я бы забрала!


Меня её невинность эта порой умиляет до слёз. Такая она маленькая, всё-таки, такое дитя...!






И уважительное "вы", спохватился, офицер! А до Мишеля нашего всё никак не дойдёт, что тоже давно пора... Ну, Володя в этих вопросах оказался сообразительнее - вот что с людьми делает некое прекрасное чувство...


Сеня просто чудо. Мне даже жаль, что его так мало в начале книги. Но под конец он обязательно будет фигурировать! А как тебе сцена, как он её овсянку напутствовал есть за завтраком?


Ну, что я могу сказать... Надо ещё как-то так сказать, чтобы спойлеров не разводить...
Алёна обо всём этом ещё пожалеет. Но это и так понятно было, наверное? Пожалеет ещё не раз, горько-горько, и - ВОТ ТУТ Я УВЕРЕНА! - я вас удивлю, почему именно пожалеет. Вот, Ксюша, обязательно скажи потом, если получится удивить! И если ты, читая 28 и 29 главу, сделаешь так:


Зло будет на-ка-за-но, тра-ля-ля! Не вечно же ироду торжествовать, правда?


Да-да...


Не за что! Не так красиво, как у Лили бы получилось, но всё равно, я старалась, выбирала!


Может, это будет второй раз, когда ты, читая, сделаешь так:

Пытаюсь быть непредсказуемой!!!

Девчата мои дорогие, встречайте 26 главу... Та-да-да, вы уже слышите, как звучит лёгкая музыка оркестра? Это званый ужин в особняке Караваевых, организованный нашей любимой Эллой (ну, хоть её-то никто ни в чём не подозревал, слава Богу!)
Картинки к балу я уже выложила, теперь, собственно, сама глава...
_________________