Соломия:
01.11.10 19:33
» Соломия - Подборка сонетов № 1
Ассоль писал(а):Давай и мы с тобой немного помучаемся
Итак, девы, приготовились страдать вместе со мной?
Юрий Верховский
В сиянье электрических огней,
Под гул автомобилей и трамвая,
Толпы не видя, глаз не отрывая
От черт знакомых, шёл я рядом с ней.
Стеклянными глазами всё ясней
Она глядела — маска восковая.
И, в радостной беседе оживая,
Сияла ясно страстью давних дней.
Очарованье вечных новых встреч
Под масками — мы оба полюбили.
И сладко радость бережно стеречь!
Да, это ты! Как тьма нам ни перечь,—
Горят огни, шумят автомобили,
И мы — вдвоём, и льётся жизни речь.
Куприн Александр
Загадка Вечная, богиня и раба,
Звезда мечтателя, кровавый пир Спартака,
Из-за Тебя одной всегдашняя борьба,
Где Homo sapiens — то гений, то собака.
Ты — мира колыбель, исходная тропа.
Ты, омлечившая созвездья Зодиака,
Сильнее смерти Ты, и, как судьба, слепа,
Твой аромат пьянит, подобно зёрнам мака.
Но — мудрая в душе, живучей, как змея,
Ты тайно сберегла всю мощность бытия,
И в чёрный страшный час бессилья и упадка,
Над миром вновь взойдёшь, свет утренний лия.
И нам, Твоим рабам дрожащим, будет сладко
Тебя короновать, о, Вечная Загадка!
Валерий Брюсов
Есть тонкие властительные связи
меж контуром и запахом цветка.
Так бриллиант не видим нам, пока
Под гранями не оживёт в алмазе.
Так образы изменчивых фантазий,
Бегущие, как в небе облака,
Окаменев, живут потом века
В отточенной и завершённой фразе.
И я хочу, чтоб все мои мечты,
Дошедшие до слова и до света,
Нашли себе желанные черты.
Пускай мой друг, разрезав том поэта,
Упьётся в нём и стройностью сонета,
И буквами спокойной красоты.
СОНЕТ О СОНЕТЕ
Сонет нельзя писать пустым
корявым слогом,
чтоб серый дух он не впустил
в костюм свой строгий.
Рождён он счастье описать
и горечь буден.
Что было: друг, отец и мать,
и то, что будет.
Он не для славы — для любви.
С ним миг единственный лови.
Пой песню песен.
Тогда и в чаше бытия
взыграет бодрости струя,
смывая плесень.
Борис Ёлкин попытался соединить форму шекспировского сонета с восточным поэтическим стилем рубаи, рифмовка которого в катренах осуществляется по принципу aaba. Он так и назвал свой сонет "Рубаи".
Какой-то мальчик пролетел, пуская стрелы...
Одна из них в меня попала: лютый Север
Вдруг стал пустыней раскалённой! И тогда
Я жажду стал испытывать к тебе, без меры!
Спешу к тебе: Но встали электрички.
Где прошлый век? Где лошади? Где брички?
Иду пешком. Ловлю попутки — Эх...
Ну почему я, Господи, не птичка?!
Доказывать любовь к тебе я не хочу.
Про эту боль, прости, я не скажу врачу.
Я пленник Нищеты. И ты в темнице плена.
Но если вырвусь я, прошу — поставь свечу!
Пусть, как маяк, она горит в пустыне этой, —
Чтоб я с пути не сбился ни зимой, ни летом.
СЕРГЕЙ КАЛУГИН
.
Мой голос тих. Я отыскал слова
В пустых зрачках полночного покоя.
Божественно пуста моя глава,
И вне меня безмолвие пустое.
Cкажи, я прав, ведь эта пустота
И есть начало верного служенья,
И будет свет, и будет наполненье,
И вспыхнет Роза на груди Креста?
...Но нет ответа. Тянется покой,
И кажется - следит за мной Другой,
Внимательно и строго ожиданье,
И я уже на грани естества,
И с губ моих срываются слова,
Равновеликие холодному молчанью...
* * *
Равновеликие холодному молчанью
Струились реки посреди равнин.
Я плыл по рекам, но не дал названья
Ни берегу, ни камню средь стремнин.
Я проходил, я рекам был свидетель,
Я знал совет - не выносить суда,
И я не осквернил вопросом рта
И ничего сужденьем не отметил.
Лишь дельты вид мне отомкнул уста,
Я закричал, и гулко пустота,
Слова мои разбив об острова,
Откликнулась бездонным тяжким эхом...
Я слышал крик и понимал со смехом -
Слова мертвы. Моя душа мертва.
* * *
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я сон, я брег арктического моря.
И тело, смертно жаждущее рва,
Скрутило в узел судорогой горя.
Но там, на дне, у ключевых глубин,
Я ощущаю слабое биенье,
Сквозь сон мне тускло грезится рожденье
Иных, пока неведомых вершин.
Я жду сквозь боль, так исступленно жду,
Когда рассвет предел положит льду,
Когда мой дух вернется из скитанья...
До тканей сердца мглою поражен -
Я полон исполнением времен,
Я не ищу пред Небом оправданья.
* * *
Я не ищу пред Небом оправданья,
Я начинаю призрачный разбег,
В священной эпилепсии камланья
Нетопырем кружусь над гладью рек.
Я проницаю горы и лощины,
Я различаю сущности стихий,
Схлестнувшиеся в танце теургий
И каждый миг являющие Сына...
Се, время правды. Суть обнажена,
И льется в полночь полная Луна,
И плоть моя не властна надо мной,
И пламя звезд, сквозь призму вечных вод
Пронзает ночь и дарит мне полет
Над опьяненной ливнями Землей...
* * *
Над опьяненной ливнями землей
Царят седые призраки тумана,
И вечер тих настолько, что порой
Я слышу плач далекой флейты Пана.
Бреду рекой, по горло в тростниках,
Сам плачу от покоя и бессилья,
А лунный свет лежит епитрахилью
В крестах поденок на моих плечах.
И ветви ив касаются волны,
И каждое мгновенье тишины
Стремительно, как тень бегущей лани.
И, преломлен речною глубиной,
По темным водам шествует за мной
Агат Луны - томительно туманен...
* * *
Агат Луны, томительно-туманен
Скользит по перьям черного орла,
Что распростер, от грани и до грани
Над миром исполинские крыла.
И отражает аспидная влага
Ночных озер, плывущих подомной,
Свет облаков, пронизанных Луной,
И Млечный Путь в кристаллах Зодиака.
За мглою гор, за лезвием хребта
Легла реки хрустальная черта,
Чуть видимы огни в далеком стане.
И луч звезды, подобный нити льда,
Влачит меня неведомо куда
На тонком и мерцающем аркане...
* * *
На тонком и мерцающем аркане
Мой дух печально следует за мной.
Мне не коснуться прободенной длани
Цветком стигмата вспыхнувшей рукой.
Мне не подняться в огненном потоке
К пределам света, к сердцу бытия,
Мой путь бесплоден, словно лития
В устах давно забывшего о Боге.
Я тот, кто умирает на пороге,
Мне не принять в сияющем чертоге
Одежды, что струятся белизной.
Вдали порог, стремящийся к вершине,
Меня по сердца выжженной пустыне
Полночный ветер водит за собой...
* * *
Полночный ветер водит за собой
Скитающихся пленников забвенья,
Чей горний взлет преодолен Луной
И преломлен в потоках сновиденья.
Мой Бог! Ужель и мне предрешено
Носить в веках подобием надкрылий
Камзол в узорах бражников и лилий
И пить больное лунное вино?..
...Мерцает край магического круга,
Я созерцаю черный ветер Юга,
Проколотый Полярною Звездой.
И, растворяясь в ливнях Лейванаха,
На грани озарения и страха
Я как дитя играю пустотой...
* * *
Я как дитя играю пустотой,
Взметнувшейся к пределам осознанья,
Моя душа жемчужною волной
Скользит над океаном мирозданья.
И в этот миг, до корневых глубин
Я постигаю сущность соответствий,
Зависимость причины от последствий
И торжество последствий вне причин.
Я посвящен. Я принял взгляд извне.
Так зеркало, уснувшее на дне,
В себя приемлет отблеск ледяной
Склонившейся над бездною печальной
Планеты снов, чей лик пронизан тайной,
Струящейся за каждою чертой...
* * *
Струящейся за каждою чертой
Cферических взaимоотражений,
Совокупившей бездну с высотой,
Триумф побед с позором поражений,
Единой, Верной, Внутривременной,
Предмирной, Сильной, Славной, Милосердной,
Немыслимой, Возлюбленной, Безмерной,
Предельной, Полной, Явственной, Пустой -
Греми, моя хвалебная мольба!
Ты есть премудрость корня и плода,
Премудрость сердцевины и убранства,
Я прозреваю Tвой священный лик
За каждым стеблем, что к земле приник,
За каждой гранью зримого пространства!..
* * *
За каждой гранью зримого пространства
Проявлен полдень. Властвует покой,
Лишь кружево стремительного танца
Стрекозы расплетают над рекой,
Да в дебрях стрелолиста и осоки
Запутался безвольный ветерок...
Приостановлен времени поток,
Безмолвствуют Начала и Итоги.
Я нежусь на прогретом мелководье,
Отпущены стремления поводья,
И я - лишь часть полуденной поры.
И нет во мне ни памяти, ни речи,
Я вырвал корень всех противоречий.
Я отворил в себе исток игры.
* * *
Я отворил в себе исток игры.
Мне ведомо Акации цветенье.
Моя ладонь слепящие дары
Приемлет в знак повторного рожденья.
Я - император муравьиных львов,
Я прорекаю облакам и птицам,
Ликует звоном на моих ключицах
Цепь времени со звеньями веков.
Гремят литавры, бубны и тимпаны,
К моим стопам склоняются тюльпаны,
Сплетаясь в бесконечные ковры.
Я - кесарь Солнца, трав и междуречий,
Я произнес Глагол Семи Наречий,
Я властен жечь и созидать миры...
* * *
Я властен жечь и созидать миры,
Бессилен отказаться от творенья.
Я предпочел безмолвию - порыв,
Безумство сна - святые пробужденья.
Я был в приделе, я стоял у Врат,
Но, ослеплен последним предстояньем,
Низринулся тропою предстоянья
И воплотил в себе кромешный ад.
Я слышал речи выше темноты,
Я наблюдал как падают цветы,
Но утерял ключи добропризнанства.
И се, опять гряду юдолью мук
И не стремлюсь покинуть этот круг.
Я различил в движенье постоянство.
* * *
Я различил в движенье постоянство:
Так в древний путь вливаются следы,
Так странствуют взыскующие Царства
Дорогами священной простоты.
Теперь я вижу только то, что вижу,
И знаю только то, что знал всегда -
Реки не остановят невода,
Утерян смысл понятий "дальше", "ближе"...
Я повторяю, говорят иное,
Я двигаюсь как остаюсь в покое,
Забыта цель и потому права.
Я тот, кто отвечает на вопросы,
Моя рука спокойно держит посох,
Мой голос тих - я отыскал слова.
К Л Ю Ч
Мой голос тих, я отыскал слова,
Равновеликие Холодному молчанью.
Слова мертвы. Моя душа мертва.
Я не ищу пред небом оправданья.
Над опьяненной ливнями Землей
Агат Луны, томительно туманен,
На тонком и мерцающем аркане
Полночный ветер водит за собой...
Я, как дитя, играю пустотой,
Струящейся за каждою чертой,
За каждой гранью зримого пространства.
Я отворил в себе исток игры.
Я властен жечь и созидать миры.
Я различил в движенье постоянство.
Вячеслав ИВАНОВ "ВЕНОК СОНЕТОВ"
Кольца -- в дар Зажегшему:
Океану Любви -- наши кольца любви!
Л. Зиновьева-Аннибал ("Кольцо")
На подвиг вам божественного дара
Вся мощь дана:
Обретшие, вселенского пожара
Вы -- семена!..
Дар золотой в Его бросайте море -
Своих колец!
Он сохранит в пурпуровом просторе
Залог сердец.
"Кормчие звезды" ("Жертва")
Мы -- два грозой зажженные ствола,
Два пламени полуночного бора;
Мы -- два в ночи летящих метеора,
Одной судьбы двужалая стрела.
Мы -- два коня, чьи держит удила
Одна рука, -- одна язвит их шпора;
Два ока мы единственного взора,
Мечты одной два трепетных крыла.
Мы -- двух теней скорбящая чета
Над мрамором божественного гроба,
Где древняя почиет Красота.
Единых тай двугласные уста,
Себе самим мы Сфинкс единый оба.
Мы две руки единого креста.
"Кормчие звезды" ("Любовь")
1.
Мы -- два грозой зажженные ствола,
Два светоча занявшейся дубравы:
Отмечены избраньем страшной славы,
Горим: Кровь жил, -- кипя, бежит смола.
Из влажных недр Земля нас родила.
Зеленые подъемля к Солнцу главы,
Шумели мы, приветно-величавы;
Текла с ветвей смарагдовая мгла.
Тоску Земли вещали мы лазури,
Дреме корней -- бессонных высей бури;
Из орлих туч ужалил нас перун.
И, Матери предав лобзанье Тора,
Стоим, сплетясь с вещуньею вещун, --
Два пламени полуночного бора.
2.
Два пламени полуночного бора,
Горим одни, -- но весь займется лес,
Застонет весь: "В огне, в огне воскрес!" --
Заголосит: Мы запевалы хора.
Мы, рдяных врат двустолпная опора,
Клубим багрец разодранных завес:
Чей циркуль нас поставил, чей отвес
Колоннами пурпуного собора?
Который гром о нас проговорил?
И свет какой в нас хлынул из затвора?
И наш пожар чье солнце предварил?
Каких побед мы гимн поем, Девора?
Мы -- в буре вопль двух вспыхнувших ветрил;
Мы -- два в ночи летящих метеора.
3.
Мы -- два в ночи летящих метеора,
Сев дальних солнц в глухую новь племен;
Мы -- клич с горы двух веющих знамен.
Два трубача воинственного сбора.
И вам, волхвы всезвездного дозора, --
Два толмача неведомых имен
Того, чей путь, вняв медный гул времен,
Усладой роз устлать горит Аврора.
Нам Колокол Великий прозвучал
В отгулах сфер; и вихрь один помчал
Два знаменья свершительного чуда.
Так мы летим (из наших нимбов мгла
Пьет лала кровь и сладость изумруда) --
Одной судьбы двужалая стрела.
4.
Одной судьбы двужалая судьба
Над бездной бег расколотый стремила,
Пока двух дуг любовь не преломила
В скрещении лучистого угла.
И молнии доколь не родила
Тоска двух сил, - одну земля кормила,
Другую туч глухая мгла томила --
До ярых нег змеиного узла.
Чья власть, одна, слиянных нас надмила --
Двусветный дар струить, чтоб темь пила, --
Двух сплавленных чтоб света не затмила?
И чья рука волшебный луч жезла
Четой эхидн сплетенных окаймила?
И двух коней одержит удила?
5.
Одна рука одержит удила
Двух скакунов. Одним браздам покорны,
Мы разожгли горящих грудей горны
И напрягли крылатые тела.
Два молнию похитивших орла,
Два ворона единой вещей Норны,
Чрез горный лед и пламенные терны
Мы рок несем единый, два посла.
Один взнуздал наездник-демон коней
И, веселясь неистовой погоней,
То на двоих стопами, прям, стоит, --
То, разъяря в нас пыл и ревность спора,
На одного насядет -- и язвит
Единая двоих и бесит шпора.
6.
Единая двух коней колет шпора:
В нас волит, нас единый гонит дух.
Как свист бича, безумит жадный слух
Немая весть двойного приговора:
Земную грань порыва и простора
Так рок один обрек измерить двух.
Когда ж овцу на плечи взял пастух, --
Другой ли быть далече без призора?
Нет, в овчий двор приидет и она --
И, сирая, благого Клиофора
На кроткие возляжет рамена.
Уж даль видна святого кругозора
За облаком разлук двоим одна:
Два ока мы единственного взора.
7.
Два ока мы единственного взора;
И если свет, нам брезживший, был тьма,
И -- слепоты единой два бельма,
И -- нищеты единой два позора,
Бредя в лучах, не зрели мы убора
Нетленных слав окрест, -- одна тюрьма
Была двоим усталых вежд дрема
Под кущами единого Фавора.
Но ты во храм сияющий вошла,
А я один остался у притвора,
В кромешной тьме: И нет в устах укора;
Но всё тобой светла моя хвала!
Одних осанн мы два согласных хора,
Мечта одной два трепетных крыла.
8.
Мечты одной два трепетных крыла
И два плеча одной склоненной выи,
Мы понесли восторги огневые,
Всю боль земли и всю пронзенность зла.
В одном ярме, упорных два вола,
Мы плуг влекли чрез целины живые,
Доколь в страду и полдни полевые
Единого, щадя, не отпрягла
Хозяина прилежная забота.
Так двум была работой Красота
Единая, как мед двойного сота.
И тению единого креста
Одних молитв слияли два полета
Мы, двух теней скорбящая чета.
9.
Мы -- двух теней скорбящая чета
Над сном теней Сновидца грезы сонной:
И снится нам: меж спящих благовонный
Мы алавастр несем к ногам Христа.
И спит народ и стража у креста,
И пьян дремой предсмертной пригвожденный.
Но, преклонив к нам облик изможденный:
"В иные взят, -- так молвит он, -- места,
По Ком тоской болеете вы оба,
И не найдет для новых, горших мук
Умершнего земли мятежной злоба.
Воскресшего не сдержит темный круг..."
И вот стоим, не разнимая рук,
Над мрамором божественного гроба.
10.
Над мрамором божественного гроба
Стоим склонясь: отверст святой ковчег,
Белеющий, как непорочный снег
Крылами вьюг разрытого сугроба
На высотах, где светов мать -- Ниоба
Одела в лед свой каменный ночлег:
Отверст -- и пуст. Лишь алых роз побег
Цветет в гробу. Глядим, дивяся, оба:
Ваяньями гробница увита, --
Всю Вакх заткал снаружи гроздьев силой
И стае птиц их отдал светлокрылой.
И знаем: плоть земли -- гробница та:
Невеста, нам предстала ты могилой,
Где древняя почиет Красота!
11.
Где древняя почиет Красота,
Ты, Дионис, гостей родной чужбины
Скрестил пути и праздновал гостины!
Из трех судеб разлукой отнята
Одна была. Два сорванных листа
Ты, сочетав, умчал в свои быстрины.
Трех прях прельстил и выпрял три судьбины.
Тобой благих явилась правота!
И, как пяте ответствует пята,
Когда один в священном пляшет круге
Иль звезд-сестер вращается чета, --
Исполнилась нецельных полнота!
И стали два святынь единых слуги,
Единых тайн двугласные уста.
12.
Единых тайн двугласные уста,
Мы бросили довременное семя
В твои бразды, беременное Время, --
Иакха сев для вечери Христа;
И рдяных роз к подножию Креста
Рассыпали пылающее бремя.
Так в пляске мы на лобной выси темя,
На страшные в венках взошли места.
Безвестная сердца слияла Кана,
Но крестная зияла в розах рана,
И страстный путь нам подвиг был страстной, --
И духом плоть, и плотью дух -- до гроба,
Где сросшись вновь, как с корнем цвет родной,
Себе самим мы Сфинкс единый оба.
13.
Себе самим мы Сфинкс единый оба,
Свой делим лик, закон свершая свой,
Как жизнь и смерть. Мой свет и пламень твой
Кромешная не погребла чащоба.
Я был твой свет, ты -- пламень мой. Утроба
Сырой земли дохнула: огневой
Росток угас: Я жадною листвой,
Змеясь, горю; ты светишь мной из гроба.
Ты ныне -- свет; я твой пожар простер.
Пусть пали в прах зеленые первины
И в пепл истлел страстных дерев костер --
Впервые мы крылаты и едины,
Как огнь -- глагол синайского куста;
Мы -- две руки единого креста.
14.
Мы -- две руки единого креста;
На древо мук воздвигнутого Змия
Два древние крыла, два огневые.
Как чешуя текучих риз чиста!..
Как темная скрижаль была проста!
Дар тесных двух колец -- ах, не в морские
Пурпурные струи! -- огня стихия,
Бог-дух, в твои мы бросили уста!
Да золото заветное расплавит
И сплавит вновь -- Любовь, чье царство славит
Дубравы стон и пылкая смола!..
Бог-дух, тебе, земли Креститель рдяный,
Излили сок медвяный, полднем пьяный,
Мы, два грозой зажженные ствола.
...