Девочка на трассе

Привет Нина
Так дочь ещё жива, буду надеется, что девочка выживет. Витя и Таня способны стать для неё родителями, а Маша собственно, так хотела, чтобы девочка жила, ради этого и жизни не пожалела.
Стали понятны мотивы Костенко, продуманный гад, но закон бумеранга никто не отменял, так буду надеяться, что они рассплатятся за свои поступки.
Спасибо за главу
___________________________________

Пожалуйста, Ева. Рада, что нравится. Мне самой Витька нравится.
_________________

 » Море-море № 12

- Я пороюсь в законодательстве,- говорит Танька утром,- может, найду прецеденты. Если Вова от ребенка отказался официально, то боюсь, что забрать ее из хосписа сможет только Костенко. Тот, кто поместил и заплатил за содержание.
Я даже давлюсь глотком чая. Что за идиотизм?
- Но я ее единственный родственник в таком случае.
- То, что ты родственник,- припечатывает она,- надо еще доказать. Государству, знаешь ли, наплевать на отношения в семье. Ввязываться в оформление опеки сейчас не хотелось бы: долго и нудно. А у девчонки каждый день на счету. Если уж умирать, я думаю, то среди родных.
Передергиваю плечами от безжалостности последней фразы. Скажи мне кто полгода назад, что буду решать вопрос о вывозе из Америки чужого умирающего ребенка... рассмеялся бы в глаза, не задумываясь.
Вот, живешь, вроде, как по накатанной. Кажется, что вся жизнь- как «День сурка». Утром встал, пошел на вахту. С вахты пришел, лег спать. И накормят и напоят и задание на день дадут. Через пять- шесть лет морских похождений заграничные порты сливаются в один. Знаешь там каждый магазин, бар и публичный дом. В Японии- техника и машины, во Франции- парфюмерия, в Голландии- белье, в Германии- опять же машины и техника. Время на берегу пролетает, как один миг. Через два-три месяца сплошного безделья начинается тоска. Кто-то толкает тебя в бок, постоянно подзуживая: в море, в море пора. А по ночам шумит океан и дикие волны бьют в борта.
Кажется, что жизнь не изменится никогда, ты нашел свою колею, твердо встал на свой путь и идешь вперед уже не сверяясь с компасом. Оказывается, всего лишь один подлый поступок может вывернуть твое существование наизнанку. А что там на этой «изнанке», ты не в курсе. Приходится идти в темноте; компас сломался; рулевой на штурвале пьян в дымину и пароход твоей судьбы несет на рифы с крейсерской скоростью.
- Витя, очнись,- Танюха смотрит на меня с легким недоумением,- я тебе уже три раза повторила, что ты должен сегодня сделать.
- Извини, задумался. Так что я должен сегодня сделать?

Пока греется мотор в машине, раздумываю над ее указаниями. Наверное, это правильно. Наверное, так и надо, и мы должны в своей жизни сделать хоть что-то для другого, а не только для себя.
Проспекты и улицы родного города пролетают в окнах машины. Люблю свой город, пусть он иногда грубоват и зачастую вульгарен. Но таковы все порты мира. Уж я-то знаю, моряк- он вне пространства. Мы чувствуем себя, как дома, в любом городе, где есть море, а на рейдах стоят сухогрузы. Пьем с итальянцами, шутим с англичанами, ругаемся с поляками. Помню, как однажды артельный купил какой-то дорогущий сыр по указанию чифа. А нам же, русским, как... чем больше, тем лучше. Вот этот балбес и закупил того сыра аж сто килограмм. Мама родная, через неделю весь пароход провонял. Кок отказался его брать в камбуз наотрез. Мы ходим чуть ли не в противогазах, кроем артельного почем зря. Тот лишний раз из каюты боялся выходить. А тут в Австралии столкнулись с итальяшками. Их артельный запах плесени со своей палубы учуял. Молодым козликом прискакал, у чифа едва ли не в ногах валялся- сыр выпрашивал. Ну, чиф- мужик прожженный был, для вида поломался, да и поменял этот супер-продукт на красное вино с доплатой. Сыр списали на завтраки по полкило каждому, деньги от макаронников поделили чиф с артельным, а вино еще долго всем экипажем смаковали.
Черт, опять задумался, чуть поворот не пропустил. Что-то я в последнее время какой-то чувствительный стал. Не иначе, в рейс пора. Там думать некогда, там работать надо.
Останавливаю машину, беру документы. Вот и пригодились те копии, что я сделал. Пусть врач скажет, что спасти эту девочку уже нельзя и я после ее похорон спокойно пойду в море. Или наоборот, что спасти можно и мы займемся ее лечением. А потом я опять пойду в рейс. Мне надо в море; надо понять, как жить дальше.

- Ну, что же,- говорит онколог, рассматривая американские справки,- ситуация, конечно, критическая. Успокаивать не буду, шансы на благополучный исход операции минимальны.
- Но они есть?- спрашиваю я.
Врач откладывает бумаги, пристально смотрит мне в глаза.
- Все зависит от времени, когда девочка поступит к нам и приживаемости донорского материала. И да... я должен задать этот вопрос. Вы по квоте хотите?
Видя мой непонимающий взгляд, поясняет:
- По госпрограмме. Здесь вынужден огорчить: очередь по квоте подойдет не ранее, чем через полгода.
- Но она столько не проживет.
Я смотрю на мужчину напротив. Черт, да я не знаю, что такое квота, что такое госпрограмма. У меня есть больной ребенок, а у них есть средства, чтобы ее вылечить. Вот и все. Ситуация проста, как угол бани.
- Вы знаете, какая очередь на пересадку?- спокойно спрашивает врач.- Дети ждут месяцами. Чем ваша Света для меня должна отличаться от Пети Смирнова?
Звучит цинично, но правда не всегда красива. Я понимаю, что он прав и успокаиваюсь.
- Сколько это будет стоить? С надбавкой за срочность.
От суммы, названной мне, я едва ли не присвистываю. Однако... У меня таких денег нет. Но я знаю, у кого они есть. И эта сволочь заплатит за все, иначе одним полицейским станет меньше.
- Я могу стать донором?- решение принято, мы просто оговариваем детали.
- Лучше бы кто-то из родителей, но в вашей ситуации выбирать не приходится. Будем надеяться, что близкое родство сыграет свою положительную роль.
Говорю уже на выходе:
- Заплачу завтра. Но только сделайте все без проволочек.
Врач пожимает плечами:
- Встретим ее сразу же. Если все необходимые анализы возьмут еще в Штатах, то нам останется только сама операция. Договоритесь с клиникой, чтобы результаты анализов высылали сразу нам по Интернету. Это сэкономит массу усилий.
У меня нет времени, чтобы лететь за Светкой самому, американское правительство визы направо и налево не раздает.
Двигаясь к машине, набираю номер. Молюсь богам сотовой связи, чтобы он был доступен, а его хозяин не был занят.
- Андрей, ты извини, но мне опять нужна ваша, с Капусткиным, помощь.
- Витя,- слышу в трубку,- да какие проблемы? Все равно делать на берегу нечего. Меня Капусткин уже достал: пошли в рейс, пошли в рейс. Его жена дома совсем запилила. Конечно, подъедем. Говори, куда.
А я думал, что у меня нет друзей. Оказывается, есть. Нет жены, нет детей, нет брата, а друзья есть. Было бы здорово и на следующий пароход попасть вместе с ними. Ну, еще третьего можно за компанию взять. С ним весело.
Прогреваю машину, жду, когда охранник откроет шлагбаум. Третий... ох уж этот третий. Думаю, легенды о его похождениях будут еще долго пересказываться. Да вот, хотя бы эту историю взять...

- Быков!
Нет, жаловаться грех, у нас неплохой старпом. Но почему он не может спокойно пройти мимо меня?
- Да, Виталий Сергеевич. Если вы по работе, то я уже иду в «машину».
- Очень славно, но сейчас не об этом. Где третий?
Вот, елки зеленые, опять пацан загулял.
- Понятия не имею. И почему вы всегда меня об этом спрашиваете?
- А кого еще?- чиф кажется откровенно удивленным.
Действительно, кого? По пути в Гавану нас завернули в Таиланд на дозагруз. И если Гавана- это секс-рай, то Таиланд- и вовсе... мечта.
Еще до швартовки этот щегол подкатил ко мне. Почему-то меня он выбрал главным консультантом в этом деле. Предвосхищая его вопрос, я сказал не поворачивая головы:
- Как везде. Даже проще и дешевле.
- Понял,- пискнул третий в ответ и помчался в каюту.
По дороге врезался в сэконда, замычал с неудовольствием. Андрюха схватил его за шкирку, как котенка, легонько встряхнул и проникновенно сообщил:
- Десять процентов с овертаймов- мои. За двойные вахты.
Третий округлил глаза, поднял брови, посучил ножками:
- Побойся Бога, жлобяра.
- И ни цента меньше,- припечатал сэконд.- Заманал уже, стервец.
Третий еще попрожигал обиженным взглядом старшего по должности, но все-таки кивнул. Слинял с борта сразу, едва ушла таможня.
- Виталий Сергеевич,- стараюсь, чтобы мой голос звучал спокойно и убедительно,- я не знаю, где сейчас находится третий помощник капитана. Я за ним не слежу, мне за это денег не платят.
Чиф вздохнул и почесал в голове.
- Да я понимаю, но отход через два часа, а его до сих пор нет. Слушай, Быков, я тебя от вахты освобожу по производственной необходимости. Деда взамен поставлю, хай поработает хоть немного. А ты сходи этого щегла поищи. Вот тебе фото с его личного дела. Сходи, Быков, сходи. Считай это моей личной просьбой.
От удивления я очухался уже на трапе, когда чиф мягко подталкивал меня к выходу.
- Не понял,- честно доложил старпому.- Что мне надо сделать?
- Витя, неспокойно что-то у меня внутри,- объяснил собеседник,- Таиланд с непривычки и затянуть может. Боюсь я за этого поросенка. Ты уж сходи, Витя, пока добром прошу.
Блин, вот пользуются мной все, кому не лень. Как после такого отказать? Пришлось идти. По фото третьего узнали в первой же гостинице. Две миниатюрные, словно куклы, таечки, закатили глазки, завздыхали и заохали разом:
- Был-был, видели-видели. Ой, какой... Ох, какой...
- Куда пошел?- перебил я их сладкие воспоминания.
- Туда-туда,- одновременно показали они за угол.
«Там-там» оказалась еще одна гостиница, но уже с меньшим количеством звезд. Девочка на входе залилась краской, захихикала в кулачок и сообщила мне, что «был-был, видела-видела. Ой, какой. Пошел туда.»
Я закусил губы, мысленно пообещал третьему все кары небесные и отправился в следующую гостиницу. Там на входе меня встретила... мадам. Иначе про эту степенную тайку далеко забальзаковского возраста и не скажешь. Она внимательно посмотрела на фото, потом на меня, назвала номер, где обитал третий и важно выплыла из холла.
Я открыл дверь в комнату, взглянул на то, что предстало перед моими глазами и обреченно протянул:
- Твою ж ты мать. Ну, и что теперь с тобой делать? Как ты на пароход пойдешь?
Третий сидел посреди разобранной постели. Грустный, пьяный и почти голый. Вернее, в одних трусах. Как обычно, в женских. И если негритянские одеяния смотрелись на нем хоть и потешно, но терпимо, то тайские стринги...на его размер...
- Витя...,- начал он свою душещипательную историю.
К окончанию этой эпопеи я понял, что многое пропустил в своей жизни. Мне даже будущему сыну рассказать будет почти нечего, в отличие от этого мартовского кота. Оказалось, что штаны он отдал в счет залога за этот номер, потому что деньги закончились еще в прошлой гостинице. А трусы забрала его новая знакомая «на память».
Но он был уверен в том, что родной экипаж не бросит и как-нибудь, да найдет способ вызволить его отсюда. Сидел и дожидался хоть кого-нибудь.
- А я все думал: лишь бы только Андрюху не прислали,- тараторил он, натягивая джинсы,- а то ведь это жлобяра такая: по всему флоту потом растрезвонит. Мне только на берег списываться останется.
Я, конечно, отдал за него все долги, которые он вернул мне с первой же зарплаты. Я ведь тоже однажды, как и он, застрял в Амстердаме.

Стоя у машины возле дома брата, вспоминаю, как стоял у могилы матери. Я, конечно, был в рейсе, когда она умирала. Наверное, она была права, сказав перед смертью Вове, что зря меня родила. Я оказался ей не помощник. И последний стакан воды она приняла не из моих рук.
Я стоял над холмиком земли с дешевым керамическим надгробьем в изголовье и слушал, как Вова рассказывал о последних ее часах. Может быть и впрямь смысла в моей жизни нет. Ведь выдерни меня кто-нибудь, как марионетку за нитку, и ничего вокруг не изменится. Ну, может, Таня всплакнет в подушку. Хотя, нет... Сейчас изменится. В далекой Америке умрет маленькая девочка, не имеющая ко мне никакого отношения.
Как сказал Виктор Цой в фильме «Игла»: «Люди делятся на тех, кому нужны деньги и тех, кто сидит на трубе». В моей ситуации его фраза звучала бы так: «Люди делятся на тех, кому нужны деньги и тех, кто бросает своих детей».
Черт возьми, кто бибикает, когда у меня голова занята мыслями о вечном? Что бывает нечасто. Оборачиваюсь назад, чтобы послать надоедливого козла по известному маршруту и вижу Андрюхин джип. Это вам не моя подержанная «японка», а настоящий «англичанин»- статусная машина.
Однако... что за фигня. Пассажир рядом не похож на Капусткина. Протираю глаза, вглядываюсь внимательней. Не может быть... Дверца отворяется и на улицу веселым комком выкатывается... третий. С заднего сидения, пыхтя, выходит наш «незаменимый». Мама родная! Надеюсь, они хоть чифа с собой не захватили. А цыпленок- третий подпрыгивает у машины и разминает тощие кулачки. Я обреченно смотрю на это зрелище, понимая, что сделать что-либо не в силах. Сэконд подходит, смотрит виноватым взглядом:
- Витя, этот придурок ко мне потрындеть пришел. Ну, куда его было девать? Пришлось с собой взять.
- А что такого?- подскакивает третий.- Я, между прочим, в школе чемпионом по тайскому боксу был.
Следом подходит Капусткин и они смотря на меня все втроем.
- Витек,- говорит матрос,- мы документы на «Художника К.» подали. Вроде, рейс обещают хороший. Не хочешь с нами? Место механика свободно.
- Да-да,- подхватывает «чемпион тайского бокса»,- я уже вторым иду, а Андрюха- первым. Давай с нами.
Три пары глаз смотрят на меня выжидающе. Спасибо, друзья. При другом раскладе согласился бы, не задумываясь, но сейчас...
- Спасибо, ребята,не могу.
Меня хлопают по плечу, мне пожимают руку. Сэконд, прищурясь, смотрит на окна:
- Он точно дома?
Провожаю своим взглядом его:
- На работе сказали, что взял больничный.
Где еще может быть мой брат-подонок, которого «родили не зря»? Но ты не бойся, Вова. Мне нужны только деньги и твое имя. Если ты еще пока отец.

Нажимаю кнопку дверного звонка и слышу в ответ тишину. Обмениваемся с Андрюхой непонимающими взглядами.
- Дверь выбьем?- под руку услужливо подкатывается третий.
- Куда?- шипит на него сэконд.
Хватает за шкварник и прижимает к стене. Капусткин, как самый взрослый, вообще не сходит со своего места в углу.
Через пару минут за железной дверью кто-то скребется. Щелкает зверной замок и я слышу Вовин голос:
- Ну, заходи, коли пришел.
Переступаю порог квартиры и утыкаюсь взглядом в черный зрачок ПМ-а. Ох, ты и придурок. Совсем от страха и пьянки мозги потерял.
- Брось, Вова,- говорю ему.- Неужели выстрелишь? Там за дверью еще трое. Всех перестреляешь? Патронов не хватит, кто-нибудь, да сбежит. Эх ты, подполковник полиции.
Уговариваю его, как ребенка. Он на износе: с одной стороны – я, у которого на него есть серьезный компромат. А с другой – хозяин, прессующий Вову по полной.
- Чего тебе надо?- вскрикивает брат.- Тебя не тронут, дураков нет. Вали в свои моря, борозди океаны, проходи экватор. Или что вы там еще делаете?
Но пистолет опускает. Присаживается на тумбочку и молчит, уставившись в пол.
- Оказывается, этого мало,- говорю ему.- Мне нужны деньги.
Брат вскидывает взгляд, смотрит, как на дебила.
- Какие деньги?- в голосе искреннее удивление.- Откуда у меня деньги?
Не знал бы тебя, мерзавца, так и поверил бы.
- Мало того,- продолжаю я,- мне нужно много денег. А еще мне надо, чтобы ты исполнил свой отцовский долг. Хотя бы раз в жизни. Если ты еще отец.
До Вовы доходит, к чему я веду. Поднимается с тумбочки и подходит ко мне, заставляя слегка нервничать ( пистолет-то еще у него в руке).
- Ты что, решил ее забрать?
Риторический вопрос, брат.
- Серьезно?
Вова чуть отходит, задумчиво смотрит мне в лицо:
- Нет, правильно тебя мать дураком назвала.
А вот это ты зря сказал. Видит Бог, я не хотел, но... Следующую обидную фразу брат проглатывает, потому что я выбиваю оружие у него из рук. Откидываю ногой к выходу, где его ловко подхватывает третий. Вертит в руках и восхищенно протягивает:
- Ух ты-ы-ы. Глянь, Андрюха, памятная надпись: «Лучшему полицейскому года». Ну, будем знать, кто нас сейчас «защищает».
В прихожей уже нечем дышать. Услышав звук удара, моя команда нарисовалась на пороге в полном составе. Вова бледнеет, зеленеет и краснеет попеременно:
- Мужик,- обращается к третьему,- отдай пистолет. Это ж табельный. Мне голову за него снимут.
Андрей забирает оружие из шаловливых ручек, вытаскивает обойму и выщелкивает патрон из ствола:
- Витя, а ведь он тебя реально грохнуть хотел. Даже патрон догнал, сволочь.
Я подталкиваю брата в комнату:
- Пошли, поговорим серьезно.
Он идет, оборачиваясь и обжигая нас злобными взглядами. В комнате рассаживаемся кто куда: Андрюха в кресло, третий на подлокотник, Капусткин на край дивана. Мы с Вовой остаемся стоять посредине. Брат не дает мне даже раскрыть рот:
- Правильный, говоришь. Ты всю жизнь был правильным. Я из кожи лез, чтобы отец меня похвалил, а он...Знаешь, как он меня назвал, когда умирал? Засранцем. Так и сказал: вырастил засранца- перед людьми стыдно. Так что, ты сам во всем виноват.
Честно говоря, речь Вовы становится для меня откровением. Никогда раньше об этом не задумывался. Наш отец был военным моряком и дома бывал еще реже, чем я. Настоящий офицер- твердый и немногословный. Именно из-за него я и выбрал флот. Пусть даже и торговый.
Толкаю брата в грудь и он падает на диван рядом с Капусткиным. Матрос брезгливо отодвигается от него, практически забиваясь в угол.
- Заткнись, падаль,- моя очередь говорить.- У меня нет времени. Мне нужно сорок тысяч баксов, остальное есть. И ты мне их дашь.
- У меня нет денег!- орет он.- Зачем тебе это? Вот, зачем? Ты же ее даже не видел никогда. А я видел однажды фотографию. Машка твоя показывала, на жалость била. Это – живой мертвец. Ей жить осталось всего ничего, пусть умирает.
Черт, я тоже не ангел. Далеко не херувим, но ведь она - твоя дочь. Сгребаю этого козла за грудки, поднимаю с дивана.
- Где деньги, Вова? И не ври, что у тебя нет наличных. Такие, как ты, не доверяют банкам. Да и пробить твои счета, если что – раз плюнуть. А ты же у нас «лучший полицейский».
Не знаю. Если бы он сказал еще хоть слово, я бы его задушил. За все. За то, что сломал столько жизней, за то, что Маха мертва, а он живет. И я жду этого слова. Честно жду, но с дивана поднимается Капусткин.
- Так, ну все,- спокойно сообщает он,- вы, как хотите, а у меня жена дома вареники с картошкой делает. Я жрать хочу. Поэтому, извините...
Идет к книжной полке и скидывает книги на пол. Третий весело вскакивает со своего места и бросается на помощь. Один Андрюха остается сидеть. Смотрит на нас, перебирая в пальцах два патрона.
- Ну, вот,- слышим мы,- кино надо смотреть чаще.
Это Капусткин. Он стоит, опираясь рукой о полку и улыбается. Примерно посредине полок видим вмурованный в стену сейф.
- Код назовешь сам?- спрашивает Андрей.
Продолжает говорить, заряжая пистолет теми патронами, что держал в руке:
- Знаешь, у меня тоже был старший брат. Он погиб во время шторма, спасая пьяного в дым матроса. После него осталось трое детей. Что ему было с того матроса? Какая корысть? Но есть такое слово – долг. Кому, как не тебе, знать об этом?
И Вова сдается, когда сэконд берет его на мушку. Конечно, он бы не выстрелил, чего смеяться. Кто мы такие против подполковника полиции? Но брата подводит врожденная трусость и очень убедительный вид Андрея.
- Два, восемь, шесть, четыре,- шепчет он.- Крест на панели.
- Верующий, что ли?- хмыкает третий, набирая код.
Мы берем ровно сорок тысяч баксов, которые складываем в пакет. Нам не нужны лишние деньги, измазанные чьей-то кровью и болью. Это вранье, что деньги не пахнут. Пахнут, да еще как.
Брат смотрит на нас, как крыса, загнанная в угол:
- Ну, все?- спрашивает злобно.- Убирайтесь отсюда.
- Не все,- отвечаю я.- Завтра с утра ты должен позвонить в американское консульство и потребовать возврата Светланы Быковой. Ты еще отец?
- Я не успел отказаться.
- Вот и хорошо. Значит, завтра с утра ты их и взбодришь. Пока проволочки, то, да се, они там в клинике как раз успеют взять все анализы. Через неделю девчонка должна быть здесь, иначе... Не обессудь, братишка. Я, конечно, обещал, что не пущу материал в ход, но... Кроме нашего задрипанного порта есть еще Москва, где усиленно борятся с коррупцией. Полетите белыми лебедями вместе со своим Костенко.
Наконец, отпускаю эту сволочь и он падает обратно на диван. Мы окружаем его. Все вчетвером. Андрюха опять разряжает пистолет, бросает его рядом с Вовой.
Я никогда не любил пауков. Да я их просто боялся, черт возьми. Но, то, что сейчас сидит на диване... Это даже не паук, тот всего лишь хочет есть. Это – никто. Это – нарыв, гнойник, мерзкий прыщ. И это – мой брат.
- Пойдем, Витя,- Андрей кладет мне руку на плечо,- он все сделает, как надо.
Уходим, не оборачиваясь. Слышим уже в прихожей:
- А патроны? Мне за каждый отчитываться надо.
Сэконд наклоняется и рассыпает патроны по полу.


_________________

Привет Нина
Я почему-то предполагала, что Вова начнёт вспоминать своё "тяжёлое детство", недолюбили его бедненького, папа не оценил его натуру, именно поэтому он стал сволочью, его гнилая натура тут совершенно не причём.
У него дочь умирает, из-за него погибла жена брата, а он печётся о патронах, за которые придётся отчитываться. Ну конченный человек, что с него взять.
Что касается Вити, в принципе я понимаю его желание вернутся к морю, да он заберёт девочку, будет заботится, но он уже человек моря, без него никак, когда он долго на суши, он теряет своё равновесие, понимание того, что происходит в его жизни.
Спасибо за главу
___________________________________

Пожалуйста, Ева. Рада, что тебе понравилось. И, как обычно, ты смотришь в самую суть.
_________________

 » Море-море № 13 Окончание.

Все, конец.

- Мистер Быкофф?
С экрана монитора на меня смотрит серьезный седой мужчина. Его зовут Алан Кларк. Он руководитель хосписа для смертельно больных. В который раз благодарю судьбу за то, что знаю английский. Завтра я должен лечь в онкоцентр и сейчас хочу хотя бы увидеть ту, ради которой все это затевалось. Девочку, чье появление на свет изменило так много судеб. Вот уж не думал, что буду так нервничать, но Таня стоит за спиной и ее твердая ладошка успокаивающе поглаживает по плечу.
- Мы выполнили вашу просьбу,- продолжает американец,- результаты анализов выслали русским специалистам. Будем надеяться, что операция пройдет успешно. Хотя, не буду вас успокаивать: шансы крайне малы. Маленькая мисс Быкофф готова с вами говорить.
Закрываю глаза, прислушиваясь к своим чувствам. Не буду врать, я не испытываю к племяннице какой-то сильной любви. Мне ее просто жаль. Несчастный ребенок, чья жизнь исковеркана с самого рождения. Отцом – ублюдком и страшным диагнозом.
- Привет,- слышу детский голос и открываю глаза.
Слава Богу, она похожа на мать, а не на отца. По крайней мере, глаза точно Махины. А волос и бровей у нее нет, она лысая, как резиновый мячик. Но я уверен, что они должны быть очень – очень темными. И выглядит девочка как-то странно. Вроде и маленькая не по возрасту, худая, как щепка, а выражение глаз... стариковское.
- А я знаю, кто ты,- сообщает она даже не давая поздороваться.- Ты – мой папа. У меня твоя фотография есть. Сейчас, подожди, найду.
- Света, я не...
Закончить не дают. Татьяна сжимает пальцы на плече, а девочка разворачивается попой ко мне и лезет в какие-то свои закопушки.
- Вот,- торжествующе говорит, протягивая к экрану... мою фотографию на борту парохода.
Этой фотке года три, я помню ее. Она очень понравилась Махе. На ней я стоял, облокотившись о леер, и начинающийся муссон развевал отросшие волосы. За полоснувшим по сердцу воспоминанием пропускаю то, что щебечет Светка
- Мама говорила, что ты постоянно в рейсе. Я все-все понимаю, нужны были деньги на мое лечение, вот ты никогда и не приезжал. Да, и зачем я тебе больная такая.
Татьяна отошла от экрана и сейчас смотрит на меня повлажневшими глазами.
- Я хотела позвонить,- не унимается ребенок,- поблагодарить за подарки. Но мама сказала, что ты очень далеко и телефон не возьмет. Вот, сейчас говорю: спасибо, папа.
С этими словами она раскрывает коробку, стоящую рядом на тумбочке. Ракушки. Те, что я привозил со всех концов мира. Из Чили, Бразилии, Испании. С Красного, Черного и Средиземного морей. Машка сказала, что она их спрятала, чтобы не собирали пыль на полках. А оказывается... вот они где.
- Мне сказали, что мама умерла,- от неожиданного спокойствия в ее голосе я вздрагиваю,- это хорошо. Потому что я тоже скоро умру и мы с ней будем вместе.
- Света...,- я пытаюсь вставить хоть слово, но она меня не слушает.
- А еще мистер Кларк сказал, что я возвращаюсь домой. Это тоже хорошо. Скучно умирать одной и далеко.
- Света,- наконец, вклиниваюсь я,- как ты себя чувствуешь?
Какой же дурацкий вопрос! А с другой стороны и спросить ее больше не о чем.
Девочка внимательно смотрит на меня, покачивая лысой головой.
- Сегодня лучше. Вчера было очень плохо. Опять начали делать химию. А я после нее сильно болею.
Отвлекается от монитора, машет кому-то рукой. В палату заходит женщина в белом халате и шапочке. Подходит к компьютеру, улыбается мне через океан:
- Простите, мистер Быкофф, но девочке пора собираться, ужинать и спать. Самолет завтра рано утром.
Монитор гаснет, оставляя меня в раздраенных чувствах. Чего я ожидал от этого разговора? Шквала эмоций? Лавины вопросов? Детских слез и истерики?
- Ну?- спрашиваю я свою голубоглазку.- И как тебе это? Когда я, интересно, папой успел стать?
Таня садится рядом в кресло, накрывает ладошкой мою руку и я вижу, как в уголках глаз собираются слезинки:
- А что она еще должна была сказать дочери? Что у нее отец – мерзавец и насильник? Вот она и придумала ей папу. Доброго и сильного, как в сказке. Опять же, профессия такая, что тебя дома никогда нет. Ракушки всякие, фотографии с моря. Я бы также поступила.
Наверное, она права. Маха не думала о будущем. Прожили один день, и хорошо. Что она ей говорила, когда приходилось жить дома со мной?
Вова все-таки отработал «отцом», нанеся визит в американское консульство. Корочки подполковника сделали свое дело и заграничные крючкотворы пообещали ускорить процедуру возврата. Догадывался ли сам мистер Кларк, в разговоре с которым я всегда представлялся строго по фамилии, что имеет дело не с отцом, не знаю. Может быть, догадывался. Но меня это не волновало. Остатка тех средств, что заплатил за девочку Костенко, хватило как раз на анализы и билет до Москвы.
Завтра я лягу в онкоцентр, а Татьяна улетит в столицу встречать Свету.
- Что ты ей скажешь?- спрашиваю я.
Она пожимает плечами и грустно улыбается:
- Скажу, что медсестра.
- А про меня, если спросит?
- Наплету чего-нибудь. И вообще, не бери в голову. Потом как-нибудь все разрешится. Ложись спать, у тебя завтра тяжелый день.

Она лежит головой у меня на плече и тонкими пальчиками перебирает волосы на груди. У нас обоих завтра тяжелый день и надо бы, правда, выспаться. Но, как назло, в глаза словно спички вставили. Завтра наша жизнь изменится, разобьется на «до» и «после». Возврата к старому не будет.
- Не жалеешь?- спрашиваю я.- И замужем-то побывать не успела, а уже ребенком обзавелась.
Она садится на постели, подтянув колени к груди:
- Может, какая другая и испугалась бы. Но мои родители погибли, когда я была на втором курсе медучилища. Мне пришлось пойти работать и юридический я заканчивала вечерний. А работала сиделкой у раковых больных – все-таки, два курса отучилась. Уж уколы ставить, да судно вынести умею. Вот тогда и насмотрелась на детей и стариков. Чего уж тут жалеть?
Оборачивается ко мне и в глазах прыгают озорные чертики:
- Зато теперь ты меня точно не бросишь. Как же ты один-то? Видишь, какая я корыстная.
Становится смешно и на этой веселой ноте я засыпаю, чувствуя, как ее дыхание щекочет мне шею.

- Ты только не нервничай,- успокаивает она меня утром,- процедура абсолютно безопасна. Студенты иногда костный мозг сдают, как кровь. Ну, спина поболит немного. Ну, тяжести таскать некоторое время нельзя будет. Через пару недель будешь, как огурец.
Нет, ей бы у стоматолога работать с ее умением убеждать. Как всякий абсолютно здоровый человек я к врачам отношусь... Непонятно я к ним отношусь, в общем. И бояться не боюсь, а опасаюсь.
Я еще три дня назад в Интернете прочел все, что смог найти по пересадке. Для меня совершенно неопасно, а вот для Светки... Все необходимые анализы сдал еще на прошлой неделе. У нас с ней одна группа крови, риск отторжения невелик, но он есть. Я – вторая очередь родства. А для девочки это – единственный шанс выжить. Следующего не будет.

Татьяна уезжает на такси в аэропорт, она должна прибыть в Москву почти одновременно с самолетом из Америки. Мы тщательно рассчитали время, чтобы Светка не волновалась одна.
Прохожу в комнату, которую приготовили для девочки. Хотя неизвестно, перенесет ли она пересадку. Не похоже получилось на детскую. И обои бы повеселее, и мебель бы поудобней. Да, уж что есть. Думаю, она и этому будет рада.
Н-да, Машка... Если там, за последней чертой, что-то есть и ты смотришь сверху, надеюсь, что хоть сейчас ты успокоилась. Видит Бог, я хотел сделать тебя счастливой.
Экран сотового высвечивает номер сэконда.
- Ну,- спрашивает Андрюха,- ты готов?
- Готов.
Он должен отвезти меня и забрать обратно. За время, проведенное на берегу, мы стали с ним почти братьями. Я ему – погибшим во время шторма, он – моим неудавшимся. Если все получится так, как мы планировали с Татьяной, то я еще могу успеть в рейс на «Художника К.». А женюсь потом. «Нет,- шепчет кто-то внутри,- однажды ты так уже поступил. И смотри, что из этого получилось».
- Переживаешь?- отвлекается сэконд от дороги.
- Не за себя.
- Ну, оно и понятно. Витя, я хотел сказать, что ты молодец. Мне еще на «Академике» показалось, что ты настоящий крепкий мужик. Такого бы во время бури рядом.
- Спасибо, Андрей. Может, еще сходим вдвоем. Поборемся с девятым валом. Кто кого. Авось, и под твое капитанство попаду.
- Ага,- в голос ржет сэконд,- а третий чифом. Представляешь эту картину. Все бордели на уши поставит.
Через несколько секунд хохочем оба, представляя этого щегла старпомом. А ведь станет, он упорный. Остальное время дороги молчим, думая каждый о своем. Когда я принял окончательное решение и сомнения перестали рвать мозг на части, я впервые увидел все камни в саду своей жизни. Когда враги стали врагами, а не фальшивыми близкими; когда друзья стали друзьями, а не случайными попутчиками; когда мертвые ушли, освободив место для живых, я понял, что жизнь не так уж и паскудна, как мне казалось несколько месяцев назад. И пусть впереди туман, а курс прокладывал пьяный штурман; и пусть эхолот показывает близкие мели и рифы, но компас уже починили и проспавшийся рулевой крепко держится за штурвал. А это значит, что у моего пароходика есть все шансы вернутся в порт без пробоин. И я знаю, кто будет встречать меня на берегу.
- Ну, все,- прощается сэконд,- буду вечером. Если завтра помощь нужна, только свистни. Твои прилетают, может, забрать надо.
Заводит мотор и я провожаю глазами черный блеск его джипа.

Выплываю из наркоза, словно из вязкого болота. Вроде, что-то снилось, а может и нет. Ничего не помню. Все как в тумане. Кажется, хирург говорил, что для встречи Светланы все готово. Что по всем показателям у нас хорошая совместимость. И ей очень повезло, что она прошла курс химии в Штатах – там оборудование лучше.
Отвлекаюсь на какое-то движение рядом и вижу, как серьезная медсестра тычет иголками в руку, приговаривая:
- Не вены, а мечта. Сослепу не промажешь. Как чувствуем себя?
Хороший вопрос. Странно я себя чувствую. Во-первых, я ни хрена не соображаю. Во-вторых, я ни черта не помню. Ну, а в-третьих, у меня зверски ноет спина.
- Болит?- деловито осведомляется дамочка.
Продолжает, дождавшись кивка:
- Это пройдет. Несколько дней проколите болеутоляющее и все, как рукой, снимет. Тяжести не таскать, спортом не заниматься. Никаких нагрузок на спину.
Всандаливает укол пониже того, что болит и выплывает из палаты, поправив на голове шапочку. Через полчаса понимаю, что мне полегчало.
А еще через час выслушиваю хирурга. Он предлагает мне остаться со Светланой, но я не хочу. Если честно сказать, то просто боюсь. Она ведь опять назовет меня «папой». А что я ей отвечу? Буду врать, глядя в огромные, темные и такие «машкины» глаза? Не хочу. Подожду ее дома, а за время операции что-нибудь с Татьяной придумаем. А то ведь девочка свято уверена, что меня зовут Владимир.

- Витя,- Таня почти шепчет в трубку,- мы прилетели. Андрей забрал нас.
- Как она?
Таня замолкает, словно раздумывая. Понижает голос чуть ли не до шелеста:
- Плохо. Она прошла убойный курс химии. Но держится молодцом. Твоя кровь чувствуется. Сейчас спит на заднем сидении.
- Что ты ей сказала?
- Что я – медсестра из центра. Сказала, что едем в больницу сразу с самолета. Ну, чтобы она про тебя не спрашивала. По-моему, поверила.
- Спасибо,- искренне благодарю я.- А то голову ломаю, как ей отчество объяснить.
- Ой, всех делов-то. Вова не рвется быть папаней, поэтому откажется сразу. А пока девчонка будет лежать в больнице, удочеришь ее и все. Ну...- неожиданно заминается, словно не зная, как продолжить,- если хочешь, конечно.
Можно подумать, если я отвечу «нет», Светлана Владимировна Быкова исчезнет из моей жизни. Если уж взялся, то надо идти до конца. Даже если в харю бьет штормовой ветер и град валит тебя с ног. Меня так всегда отец учил: не останавливаться, не оборачиваться, не менять однажды выбранный курс.
- Ты сам-то как?- спрашивает Татьяна.- Все нормально?
От заботы в тихом голосе на душе теплеет. Все-таки, наверху кто-то есть. Вместо Маши мне дали эту серьезную, отчаянную и ласковую женщину.
- В порядке. Лекарства купил, будешь колоть меня. А я шприцы, страсть как, не люблю, придется только с поцелуями. Сама понимаешь: мы – больные – такой нервный народ.
- Ага, щас,- фыркает она в трубку.- Все, приехали. Жди меня.
«И я вернусь»,- заканчиваю за нее фразу.
Хотел лечь поспать, чтобы убить время, но от нервов и ноющей боли в пояснице не могу даже задремать. Результат операции будет известен уже завтра к вечеру. А выпустят Свету (в случае, если все образуется) через две – три недели. И у меня в доме появится ребенок. Странная, все-таки, штука – жизнь. Донельзя странная.
О, я знаю, чем заняться.
- Слушай,- Вовин голос дрожит от злости,- ну, какого хрена тебе еще от меня надо? Избить ты меня избил, деньги все забрал. Что еще?
Нормально, блин. Избил я его и ограбил, видите ли. Да, скажи «спасибо», что вообще не убил, козел. Еле заталкиваю внутрь растущее раздражение.
- Мне нужно, чтобы ты отказался от ребенка. У нее твое отчество, гавнюк.
Слышу в трубку сопящую паузу.
- Нет,- ставит он мне диагноз,- ты точно дурак. Дураком жил, дураком и помрешь.
- Заткнись, осел. Ты же все равно хотел от нее отказаться.
- И сделаю это с превеликим удовольствием. Прямо завтра и начну. Надеюсь, это последнее, что тебя от меня надо. Ни видеть, ни слышать больше тебя, идиота, не хочу.
Все, отбой. Называется, поговорили брат с братом. Даже смешно, ей-Богу.

Жаль, что выпить нельзя – на лекарствах сижу. А то так вмазал бы от скуки.
Когда в окна падает ночь, я набираю Танькин номер.
- Витя, ты извини,- слышу ее торопливый шепот,- я здесь переночую. Ну, что ж она совсем одна останется. И так в Америке чуть от одиночества не умерла.
Можно было и догадаться. Медсестра ты моя, медсестра. Мир белых халатов многое потерял, лишившись тебя.
- Мне приехать?- спрашиваю я.
Задумывается на несколько секунд. Словно наяву вижу, как сходятся над глазами тонкие брови.
- Не стоит. Начнутся расспросы, радость. А ей волноваться нельзя. Я завтра утром обязательно буду. Как она отойдет от наркоза, я ее успокою и приеду. Ты выпей таблетки, а я тебе утром укол сделаю.
Конечно, девочку надо успокоить после операции. Ведь она ехала умирать. А сейчас получила шанс. Не могу даже представить, что она чувствует. Как молодой здоровый мужик я редко задумывался о смерти. Хотя эта старуха с косой частенько ошивалась рядом. Да, вон взять того же Макса Кирюхина, или брата сэконда, или Машку. Но это, наверное, другое. Этого не ждешь, тебя просто выбивает и все. А если жить одним ожиданием смерти? Если ложишься спать не зная, проснешься ли ты завтра? Каково это? Б-р-р...
- Андрюха, ты прости, что звоню.
Мне нужно перекинуться с кем-то хоть парой слов.
- Да все нормально,- весело отзывается сэконд.- Что-то случилось?
- Нет, я просто спросить хотел: когда рейс на «Художнике»?
- Через месяц. А что? Надумал идти? Здоровье-то позволит?
- Блин, Андрюха... не был бы ты на другом конце города, зарядил бы тебе в нос. Я ж не инвалид, твою мать.
В ответ слышу раскатистый хохот сэконда.
- Давай, Витек. У «Художника», говорят, с движком проблемы. А ты это любишь.
Ага, просто обожаю мертвые двигатели.
Выпиваю горсть болеутоляющих и падаю в постель.

- Витя, Витя,- кто-то нахально тормошит меня за плечо,- просыпайся, давай.
С трудом продираю глаза. О, Танюха... Поднимаюсь на постели, трясу головой. Мне снился отменно мерзкий сон. То ли от таблеток, то ли от нервов, не знаю. Мне снилась серебристая паутина, где в центре сидел огромный паук. И у этого паука было Машкино лицо.
Татьяна стоит посреди комнаты, набирает в шприц лекарство. Стравливает воздух из иглы тонким фонтанчиком.
- Давай, давай,- приговаривает, пока я переворачиваюсь на живот.
Никаких сантиментов. Пару движений руки со смоченной спиртом ваткой и я только вздыхаю от укола.
Переворачиваюсь на спину и только сейчас вижу, как она устала. И до этого белая кожа приобрела синюшный оттенок. Под голубыми глазами легли фиолетовые тени, а розовые губы побледнели. Она сидит на краю дивана и задумчиво дергает себя за волосы. Мне неожиданно становится страшно. Я никогда не видел ее такой.
- Таня, что-то случилось?
Переводит на меня пустой взгляд. В голове у меня мелькает мысль: вот и все. Светка умерла. Конец всем сомнениям и переживаниям.
Ненавижу себя за то, что где-то мне становится легче.
- С ней все нормально?- задаю этот вопрос и не знаю, какой хочу услышать ответ.
Таня словно просыпается:
- Да, все в порядке. Операцию перенесла нормально, от наркоза отошла хорошо. Только...
Ну, не томи, голубоглазка.
- Витя, я все ей рассказала.
- То есть, как?
Вскакивает с дивана, меряет комнату шагами. Останавливается у стола, опираясь о край.
- Понимаешь, эта девочка видела слишком много медсестер для того, чтобы понять, что я не медработник. На пороге смерти обостряются все чувства. В общем...
Опять садится на диван и смотрит на меня взглядом побитой собаки:
- Слово за слово. Если ее мама недавно умерла, а я новая жена ее папы, то папа, получается, бабник. И я – просто сволочь, занявшая место ее матери.
Ничего не понимаю, но продолжаю слушать.
- Ведь эта девочка – маленький ребенок, не более,- Таня переходит на бормотание.- Сам подумай, хорошо ли это. Вот я и сказала, что ее отец погиб еще до ее рождения. А ты – только дядя. И о ней узнал недавно. А фотографии и ракушки... Они настоящие, просто...Это мама дарила, чтобы она дольше жила.
Откидываюсь на подушки и слушаю, как колотится сердце. Не надо ничего выдумывать, не надо притворяться. Я – тот, кто есть на самом деле. Я – дядя.
- И как она?- задаю осторожный вопрос.
- Ты знаешь,- отвечает Танюха,- нормально. То ли еще под наркозом была, то ли... Не поняла я ее, в общем.

Я понимаю. Когда сижу через неделю у постели маленькой девочки с такими знакомыми глазами. Я сегодня пришел впервые и мы внимательно смотрим друг на друга. В ее теле живет моя частица, которая дала ей жизнь.
- Дядя...,- она запинается. Она привыкла к тому, что я – отец.
- Витя,- подсказываю я,- меня зовут Витя. Только давай без «дядя».
И она улыбается, а в медово-карих глазах плещется радость. И пусть она сейчас лысая, как тыква, но...Я уже отсюда вижу - вторая Машка. Погибель мужская.

- Витя,- тараторит Татьяна,- ты носки взял?
Она впервые провожает мужчину в рейс. Да я носки куплю в первом же порту. Но, чтобы ее успокоить, отвечаю:
- Взял.
- А документы?- спохватывается она.- Документы взял?
Я все взял, голубоглазка моя.
Они провожают меня вдвоем. Только Таня суетится и переживает, а Светка молча хлопает ресницами. И брови и волосы уже начали отрастать, пробиваясь наружу темными-темными корнями.
- И все-таки, ты – папа,- слышу ее шепот.
Ну, как знаешь. Официально я ее удочерил, а там... как ей сердце подскажет самой.
Поднимаюсь по трапу, оборачиваюсь назад. Я вернусь, как в песне у Высоцкого- через полгода. Только ждите.
Вижу, как Татьяна прижимает Светку к себе и они обе машут мне руками.

- Витя, а ты в Гонконге был?
О, нет... Бывший третий, а ныне- сэконд, подкатывает мне под локоть.
- Как везде,- слышу я знакомый голос,- только проще и дешевле.
Оборачиваюсь от трапа:
- Привет, Андрюха.
И мы втроем стоим, обнявшись, у лееров. Нам нипочем злая волна и бешеный вал. Мы вернемся. Через полгода. Потому что нас ждут.




Надеюсь, что понравилось.
_________________

Привет Нина
Ммм жаль, что такая замечательная история подошла к концу ))

Таня и Виктор, по моему, нашли друг друга, она обладает безграничным терпением и желанием просто быть рядом с этим конкретным человеком, а Витя, может он ещё и не любит Таню, но мне почему-то кажется, что полюбит, всем сердцем, как он это умеет, будет доверять, ценить и вспоминать в своих рейсах.
Надеюсь, что их жизнь пройдёт размеренно и счастливо и они не испытают боли предательства или обречённой безысходности болезни.

А что касается Светы, девочка, после всего, что с ней случилось, заслужила просто жить и радовать жизни и Таня, если и не станет для неё мамой, то другом, который будет готов поддержать, объяснить и понять, вполне, способна.
Жаль, что столько всего пришлось пережить и потерять, но ведь каждый из них обрёл не мало, думаю, всё-таки относительная справедливость в жизни существует, остаётся только не потонуть в бушующей пучине жизни, а когда тебя кто-то ждёт эта борьба, становится не такой уж непосильной.

Спасибо за историю, она было душевной, настоящей и такой жизненной)

___________________________________

Пожалуйста, Ева. Рада, что тебе понравилось. Хотя, судя по реакции читателей, ты-единственная.
Сегодня отдохну, а завтра возьмусь за "Судьбу в законе".
_________________

Спасибо. Очень понравилось.

Нина, спасибо за такую замечательную историю!!!
Прочитала сразу то что пропустила залпом, после слов Евы Dizel от себя и добавить нечего... Просто огромное спасибо, ты замечательный автор!!!!




Могу за себя сказать, что в связи с событиями на Украине у меня был такой стресс, что вообще не могла ничего читать, очень переживаю (первые дни, когда все началось валокордин пила, с сердцем было не хорошо)

___________________________________

Спасибо, девочки. Рада, что вам понравилось. Сейчас отбетируюсь и попробую ткнуться в издательство. Правда, у меня кое-что порастаскали, но попробую.
_________________

..
_________________

http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=oTYMGH1zIk8

http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=RwaqvGl8r-o

Че-то не могу вообще видео вставить. Отупела что ли к вечеру.
_________________

Нина с новым начинаниям тебя
Твой бесподобный авторский стиль, всё очень красиво, реалистично и гамма совершенно разных эмоций, которые человек испытывает порой одновременно. Противоположности притягиваются, но в то же время они порой настолько близки и правильны, что начинаешь думать об их похожести.
Я в читателях, жду продолжение
___________________________________

Привет, Ева. Верный мой читатель. Посмотрим, что получится.
_________________