Булат Окуджава

НА АРБАТСКОМ ДВОРЕ И ВЕСЕЛЬЕ И СМЕХ

На арбатском дворе - и веселье и смех.
Вот уже мостовые становятся мокрыми.
Плачьте, дети!
Умирает мартовский снег.
Мы устроим ему веселые похороны.

По кладовкам по темным поржавеют коньки,
позабытые лыжи по углам покоробятся...
Плачьте, дети!
Из-за белой реки
скоро-скоро кузнечики к нам заторопятся.

Будет много кузнечиков. Хватит на всех.
Вы не будете, дети, гулять в одиночестве...
Плачьте, дети!
Умирает мартовский снег.
Мы ему воздадим генеральские почести.

Заиграют грачи над его головой,
грохнет лед на реке в лиловые трещины...
Но останется снежная баба вдовой...
Будьте, дети, добры и внимательны к женщине.
___________________________________

И КОГДА ПОД ВЕЧЕР НАД ТОБОЮ

..И когда под вечер над тобою
журавли охрипшие летят,
ситцевые женщины толпою
сходятся - затмить тебя хотят.

Молчаливы. Ко всему готовы.
Окружают, красотой соря...
Ситцевые, ситцевые, что вы!
Вы с ума сошли: она ж - своя!

Там, за поворотом Малой Бронной,
где окно распахнуто на юг,
за ее испуганные брови
десять пар непуганных дают.

Тех, которые ее любили,
навсегда связала с ней судьба.
И за голубями голубыми
больше не уходят ястреба.

Вот и мне не вырваться из плена.
Так кружиться мне, и так мне жить...
Я - алхимик.
Ты - моя проблема
вечная...
тебя не разрешить.
___________________________________

***

Не верю в Бога и в судьбу, молюсь прекрасному и
высшему,
предназначенью своему, на белый свет меня
явившему...
Чванливы черти, дьявол зол, бессилен Бог - ему
неможется...
О, были б помыслы чисты, а остальное все
приложится.

Верчусь, как белка в колесе, с надеждою своей за
пазухой,
ругаюсь, как мастеровой, то тороплюсь, а то
запаздываю.
Покуда дремлет бог войны - печет пирожное
пирожница...
О, были б небеса чисты, а остальное все
приложится.

Молюсь, чтоб не было беды, и мельнице молюсь,
и мыльнице,
воде простой, когда она из крана золотого
выльется,
молюсь, чтоб не было разрух, разлук, чтоб больше
не тревожиться.
О, руки были бы чисты! А остальное все приложится.
___________________________________

***

Мы стоим - крестами руки -
безутешны и горды,
на окраине разлуки,
у околицы беды,
где, размеренный и липкий,
неподкупен ход часов,
и улыбки, как калитки,
запираем на засов.
Наступает час расплаты,
подступает к горлу срок ...
Ненадёжно мы распяты
на крестах своих дорог.
___________________________________

В ГОРОДСКОМ САДУ

Круглы у радости глаза и велики у страха,
и пять морщинок на челе от празднеств и обид...
Но вышел тихий дирижер, но заиграли Баха,
и все затихло, улеглось и обрело свой вид.

Все стало на свои места, едва сыграли Баха...
Когда бы не было надежд -- на черта белый свет?
К чему вино, кино, пшено, квитанции Госстраха
и вам -- ботинки первый сорт, которым сносу нет?

"Не все ль равно: какой земли касаются подошвы?
Не все ль равно: какой улов из волн несет рыбак?
Не все ль равно: вернешься цел или в бою падешь ты,
и руку кто подаст в беде -- товарищ или враг?.."

О, чтобы было все не так, чтоб все иначе было,
наверно, именно затем, наверно, потому
играет будничный оркестр привычно и вполсилы,
а мы так трудно и легко все тянемся к нему.

Ах музыкант мой, музыкант, играешь, да не знаешь,
что нет печальных и больных и виноватых нет,
когда в прокуренных руках так просто ты сжимаешь,
ах музыкант мой, музыкант, черешневый кларнет!
___________________________________

Сегодня день Рождения Булата Окуджавы
Песня московских ополченцев
(Песня о московских ополченцах)

К. Симонову

Над нашими домами разносится набат,
и затемненье улицы одело.
Ты научи любви, Арбат,
а дальше -- дальше наше дело.

Гляжу на двор арбатский, надежды не тая,
вся жизнь моя встает перед глазами.
Прощай, Москва, душа твоя
всегда-всегда пребудет с нами!

Расписки за винтовки с нас взяли писаря,
но долю себе выбрали мы сами.
Прощай, Москва, душа твоя
всегда-всегда пребудет с нами!

1969

_________________

ПЕСЕНКА О СОЛДАТСКИХ САПОГАХ

Вы слышите: грохочут сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки?
Вы поняли, куда они глядят?

Вы слышите: грохочет барабан?
Солдат, прощайся с ней, прощайся с ней...
Уходит взвод в туман-туман-туман...
А прошлое ясней-ясней-ясней.

А где же наше мужество, солдат,
когда мы возвращаемся назад?
Его, наверно, женщины крадут
и, как птенца, за пазуху кладут.

А где же наши женщины, дружок,
когда вступаем мы на свой порог?
Они встречают нас и вводят в дом,
но в нашем доме пахнет воровством.

А мы рукой на прошлое: вранье!
А мы с надеждой в будущее: свет!
А по полям жиреет воронье,
а по пятам война грохочет вслед.

И снова переулком - сапоги,
и птицы ошалелые летят,
и женщины глядят из-под руки...
В затылки наши круглые глядят.
___________________________________

КАК Я СИДЕЛ В КРЕСЛЕ ЦАРЯ

Век восемнадцатый. Актеры
играют прямо на траве.
Я -- Павел Первый, тот, который
сидит России во главе.

И полонезу я внимаю,
и головою в такт верчу,
по-царски руку поднимаю,
но вот что крикнуть я хочу:

"Срывайте тесные наряды!
Презренье хрупким каблукам...
Я отменяю все парады...
Чешите все по кабакам...

Напейтесь все, переженитесь
кто с кем желает, кто нашел...
А ну, вельможи, оглянитесь!
А ну-ка денежки на стол!.."

И золотую шпагу нервно
готовлюсь выхватить, грозя...
Но нет, нельзя. Я ж -- Павел Первый.
Мне бунт устраивать нельзя.

И снова полонеза звуки.
И снова крикнуть я хочу:
"Ребята, навострите руки,
вам это дело по плечу:

смахнем царя... Такая ересь!
Жандармов всех пошлем к чертям --
мне самому они приелись...
Я поведу вас сам... Я сам..."

И золотую шпагу нервно
готовлюсь выхватить, грозя...
Но нет, нельзя. Я ж -- Павел Первый.
Мне бунт устраивать нельзя.

И снова полонеза звуки.
Мгновение -- и закричу:
"За вашу боль, за ваши муки
собой пожертвовать хочу!

Не бойтесь, судей не жалейте,
иначе -- всем по фонарю.
Я зрю сквозь целое столетье...
Я знаю, ч т о я говорю!"

И золотую шпагу нервно
готовлюсь выхватить, грозя...
Да мне ж нельзя. Я -- Павел Первый.
Мне бунтовать никак нельзя.

1959
___________________________________

Прощание с новогодней ёлкой

Синяя крона, малиновый ствол,
звяканье шишек зеленых.
Где-то по комнатам ветер прошел:
там поздравляли влюбленных.
Где-то он старые струны задел -
тянется их перекличка...
Вот и январь накатил-налетел,
бешеный как электричка.

Мы в пух и прах наряжали тебя,
мы тебе верно служили.
Громко в картонные трубы трубя,
словно на подвиг спешили.
Даже поверилось где-то на миг
(знать, в простодушьи сердечном):
женщины той очарованный лик
слит с твоим празднеством вечным.

В миг расставания, в час платежа,
в день увяданья недели
чем это стала ты нехороша?
Что они все, одурели?!
И утонченные как соловьи,
гордые, как гренадеры,
что же надежные руки свои
прячут твои кавалеры?

Нет бы собраться им - время унять,
нет бы им всем - расстараться...
Но начинают колеса стучать:
как тяжело расставаться!
Но начинается вновь суета.
Время по-своему судит.
И в суете тебя сняли с креста,
и воскресенья не будет.

Ель моя, Ель - уходящий олень,
зря ты, наверно, старалась:
женщины той осторожная тень
в хвое твоей затерялась!
Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови,
твой силуэт отдаленный,
будто бы след удивленной любви,
вспыхнувшей, неутоленной.
_________________

***
Летняя бабочка вдруг закружилась над лампой полночной:
каждому хочется ввысь вознестись над фортуной непрочной.
Летняя бабочка вдруг пожелала ожить в декабре,
не разглагольствуя, не помышляя о Зле и Добре.

Может быть, это не бабочка вовсе, а ангел небесный
кружит по комнате тесной с надеждой чудесной:
разве случайно его пребывание в нашей глуши,
если мне видятся в нем очертания вашей души?

Этой порою в Салослове - стужа, и снег, и метели.
Я к вам в письме пошутил, что, быть может, мы зря не взлетели:
нам, одуревшим от всяких утрат и от всяких торжеств,
самое время использовать опыт крылатых существ.

Нас, тонконогих, и нас, длинношеих, нелепых, очкастых,
терпят еще и возносят еще при свиданьях нечастых.
Не потому ль, что нам удалось заработать горбом
точные знания о расстоянье меж Злом и Добром?

И оттого нам теперь ни к чему вычисления эти.
Будем надеяться снова увидеться в будущем лете:
будто лишь там наша жизнь так загадочно не убывает...
Впрочем, вот ангел над лампой летает... Чего не бывает...
___________________________________

ЧЕМ БЛИЖЕ К ЗИМЕ

На странную музыку сумрак горазд,
как будто природа пристанище ищет:
то голое дерево голос подаст,
то почва вздохнет, а то ветер просвищет.

Всё злей эти звуки, чем ближе к зиме
и чем откровеннее горечь и полночь.
Тем дальние кто-то страдают во тьме
за дверью густой, призывая на помощь.

Там чьей-то слезой затуманенный взор,
которого ветви уже не упрячут...
И дверь распахну я и брошусь во двор:
а это в дому моем стонут и плачут.
___________________________________

***

А как первая любовь - она сердце жжет.
А вторая любовь - она к первой льнет.
А как третья любовь - ключ дрожит в замке,
ключ дрожит в замке, чемодан в руке.

А как первая война - да ничья вина.
А вторая война - чья-нибудь вина.
А как третья война - лишь моя вина,
а моя вина - она всем видна.

А как первый обман - да на заре туман.
А второй обман - закачался пьян.
А как третий обман - он ночи черней,
он ночи черней, он войны страшней.
___________________________________

По Смоленской дороге...

По Смоленской дороге - леса, леса, леса.
По Смоленской дороге столбы, столбы, столбы.
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза
Две вечерних звезды голубых моей судьбы.
Над дорогой Смоленскою, как твои глаза
Две вечерних звезды голубых моей судьбы.
По Смоленской дороге метель, в лицо в лицо.
Все нас из дому гонят дела, дела, дела.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо
Покороче б, наверно, дорога мне легла.
Может, будь понадежнее рук твоих кольцо
Покороче б, наверно, дорога мне легла.

По Смоленской дороге - леса, леса, леса.
По Смоленской дороге столбы гудят, гудят.
На дорогу Смоленскую, как твои глаза,
Две холодных звезды голубых глядят, глядят.
На дорогу Смоленскую, как твои глаза,
Две холодных звезды голубых глядят, глядят
___________________________________

Стоят леса, опутаны
осенней желтизной.
Бредет усталый путник
по просеке лесной,
нехоженой, неезженой...
А сам — о ней, о ней:
живет в сознанье женщина,
и нет ее сильней.
Внезапно разлюбившая,
кто знает — почему,
остывшая, забывшая,
да вот нужна ему.
Всё кончено, всё сломано,
но он как будто слеп...
А сколько горьких слов она
ему швырнула вслед.
Ведь вот какая женщина!
А без нее не жить.
Змеится в сердце трещинка,
а он: любить, любить...
И верит и надеется,
что вот придет пора,
что где-нибудь отыщутся
по сердцу мастера.

1956
___________________________________

Всю ночь кричали петухи
и шеями мотали,
как будто новые стихи,
закрыв глаза, читали.

И было что-то в крике том
от горькой той кручины,
когда, согнувшись, входят в дом
постылые мужчины.

И был тот крик далек-далек
и падал так же мимо,
как гладят, глядя в потолок,
чужих и нелюбимых.

Когда ласкать уже невмочь,
и отказаться трудно...
И потому всю ночь, всю ночь
не наступало утро.
___________________________________