натаниэлла:
» 5.64. Последний шанс

[/b][/url]
5.64. Последний шанс
– Давай-ка, майор, перейдем на ты, – предложил Потемкин, – а то нам еще работать и работать. Да еще в условиях, приближенных к боевым.
– Давай, – согласился Иван. Он ввел в навигатор название системы Лаэтоса и удивленно присвистнул: – Это же в рукаве Персея! Разве у Земли там есть базы?
– В этой реальности нет, – ответил Влад, – она вообще не слишком хорошая: маленький ореол обитания, всего восемьдесят семь миллиардов жителей, опять же – вирус Рагнарокис никуда не исчез…
– Тогда почему в качестве последней оставили именно ее?
– А чтобы толронов не злить, пусть порадуются. К тому же порядок следования по мирам выбирал ты, я почти не вмешивался.
– В голове не укладывается, что миров было двести тринадцать.
– Да уж, наплодили...
– Они сильно друг от друга отличались? Я почти ничего не помню...
– По-всякому. Сначала разница была небольшой, но чем дольше ты работал с Прибором, тем дальше уходил от изначальных параметров. А там уж каждый старался, кто во что горазд.
– Меня смущает, что мы не нашли самый первый мир. Настоящий.
– А как понять? Настоящий, возможно, тоже был с изъяном. Недаром про него болтали, что его сотворил не бог, а какой-то не самый талантливый его помощник.
Иван усмехнулся:
– Хочешь сказать, это был толрон с Прибором? Потому и наложили табу на косоруких.
Влад охотно улыбнулся:
– Ну что, проложил курс?
– А толку-то? – Иван указал на данные, которые бортовой компьютер вывел на центральный экран: – На этом суденышке мы будет плестись к Лаэтосу несколько недель.
– Не будем, прибор отдаст часть энергии двигателям и искривит пространство. – Влад коснулся рукой «булыжника», по-прежнему испускающего зеленоватый сумрачный свет. – Теорию трансгрессорного скольжения помнишь?
– Проходил в Академии как давно устаревшую.
– Мы с тобой постараемся сжать пространство-время и проскочить сквозь складки трассирующим коридором. Мой корабль доукомплектован трангрессорными двигателями, я как знал, что они пригодятся.
– Наш камешек может сжать пространство?
– Сейчас проверим.
– То есть, с прибором ты раньше в коридор не нырял? – Иван покачал головой. – Ну, ты псих! Скольжение сплошной риск, а тут еще и артефакт как новая переменная, и корабль толком не обкатан. Проще на метле сквозь черную дыру пролететь.
Влад рассмеялся и, подхватив «булыжник», прижал его к груди, словно домашнего питомца.
– Да, так сейчас никто не делает. Но я могу стать твоим штурманом и рассчитать курс. А ты заодно потренируешься работать в условиях квантовой нестабильности.
Под его пальцами артефакт совершенно преобразился. Неправильной формы камень превратился в идеальный шар, миниатюрное зеленое солнышко, с каждого сантиметра поверхности которого высунулся толстый световой жгутик. Жгутики шевелились, словно щупальца неведомой твари, а часть их, резко удлиняясь, потянулась прямо к лицу Щербина.
– Эй! – он попытался отодвинуться подальше.
– Не укусит, – сказал Потемкин.
– Это похоже на темное волшебство.
– Все, что мы не понимаем, похоже на волшебство. Но в приборе есть начинка, как и во всяком механизме. Когда-то я тебе подробно все объяснял, даже несколько раз, лень повторяться.
– Ну, конечно, – проворчал Иван недовольно.
Влад стал серьезен:
– Ладно, мы готовы, Ваня, прибор вошел в контакт с узлом управления. Врубай маневровые и уходи с орбиты, лучше на ручнике. Коридор я тебе проложил и занес в память компьютера. Бери разгон на отметках ноль-ноль-восемь и восемнадцать.
Иван перешел на ручное управление – и вовремя, потому что корабельный процессор сошел с ума. Раздался звук аварийного отключения, звезды на экране исчезли, как и любые внятные данные, а экран покрылся мелкой сеткой помех. Щербину пришлось действовать практически вслепую, и он бы непременно впал в панику, если бы не безмятежный вид Потемкина, продолжавшего как ни в чем не бывало поглаживать лучистый артефакт.
– Влад, эти вещи между собой не совместимы, разъединяй их срочно! – крикнул Щербин, безуспешно стараясь привести в чувства компьютер.
– Как, уже? Да мы ж только начали.
– Тогда сделай что-нибудь!
– Я и делаю, – спокойно ответил Влад.
– И долго это будет продолжаться? Мы даже коридор не увидим.
– А ты закрой глаза и представь, что видишь.
– Чушь какая! – не удержался Иван. – Я тебе не чародей, нас утянет под Адару-один, в двойных системах сложнейшая навигация!
– Не утянет, через час будем на месте. А толроны как раз подойдут к Джамиле…
– Вызови Алису!
– Если настаиваешь, – Влад включил интерком: – Лисенок, зайди в рубку. Ты срочно понадобилась нашему пилоту!
Иван все-таки справился с компьютером, который, протестующее звеня, сгенерировал параллельные квантовые схемы. Когда Алиса Кузнецова перешагнула комингс рубки, Щербин уже сердито отдувался, да стирал со лба пот.
– Что у вас случилось? – спросила Кузнецова.
– Иван учится работать с артефактом, – пояснил Потемкин. – Дубль одиннадцатый. Кстати, сегодня на восстановление полного контроля ушло всего-то сто девяносто три секунды. Личный рекорд!
– Три с лишним минуты в бою способны отправить нас к праотцам! Алиса, проверь, пожалуйста, новые схемы, – попросил Щербин, – и состояние джозефсоновских контактов1. Тут черт знает что творилось!
Алиса молча уселась в свободное кресло и вызвала настроечное меню.
– Ну, что там? – нетерпеливо спросил Щербин. – Я ничего не сломал?
– Пока без изменений, квантовое взаимодействие не нарушено.
– Хвала небесам! Мы входим в коридор через двадцать секунд, – счел необходимым сообщить Иван, – нашей энергии в накопителях хватит ровно на пятнадцать минут полета. Потом, если твой прибор не вступит в игру…
–
Наш прибор, – поправил Потемкин, – расслабься, Ваня.
– Десять секунд, – доложил Щербин и включил внутрикорабельный отсчет готовности по отсекам.
Нырок вышел корявым: разведбот тряхнуло так, что замигал свет.
– Погружение норма, – отрапортовала Алиса, – трассовый трек норма, накопители норма. Цепи перезагружены корректно. Ты хорошо справился, Ваня. Я сейчас все еще разочек протестирую, но, думаю, везде полный порядок.
– Что ж, у нас пятнадцать минут передышки. – Иван со вздохом откинулся в кресле и скосил на Влада глаза. – Когда сделаешь вычисления для следующего погружения?
– Второй и третий коридоры уже в компьютере, а четвертый позже посмотрю, – откликнулся Потемкин. – Хочу сделать отрезок подлинее, чтобы сразу к Лаэтосу выйти, но там немного подумать надо.
– На каком принципе эта штука работает? – поинтересовался Щербин, разглядывая шевелящийся мохнатый сгусток у него на руках.
– Он считывает эмоции и желания, а затем комбинирует варианты.
– Копается в мозгах как ментальный паразит?
– Представь, – сказал Влад, поднимая голову, – сначала, на Рагнароке, ты волею судеб получил доступ к управлению реальностями, но чтобы воспользоваться возможностью в полной мере, тебе нужно было войти в резонанс с темной энергией – разбудить в себе негативные эмоции. Трансформация, являясь плодом иной вселенной, работает через страх, боль, ненависть или злость. Если, например, ты остро пожелал кому-нибудь отправиться к черту, твое желание немедленно исполнится. А вот исцелить человека от смертельной болезни ты бы не смог, во всяком случае – не сразу или за счет других негативных последствий. С трансформацией только кажется, будто ты создаешь новый хороший мир, она питается мрачной стороной твоей души, и, следовательно, конструирует мир уродливый и неправильный. А прибор толронов работает по обратному принципу, для него важна любовь, преданность, долг и честь. Чтобы им управлять, ты должен быть спокоен и счастлив. Версии бытия, построенные на негативе, он уничтожает, «запечатывает» навсегда, чтобы при желании ты мог возвести на их месте что-то прекрасное и доброе.
– Мне кажется, – послышался в рубке еще один голос, – ты сильно преувеличиваешь достоинства артефакта, как и недостатки трансформации. И там, и там есть свои плюсы и минусы.
Иван оглянулся и увидел, как к ним, легко ступая по ребристому полу, скрывающему сложную компьютерную начинку, приблизился Симон Реутов.
– Не забывай, Влад, прибор убил Анджея Ковальского и вообще погубил немало народу.
Иван оглянулся на Алису, но та сидела с прямой спиной и внешне не реагировала на упоминание имени покойного мужа. Влад, продолжая поглаживать прибор, тихо ответил:
– Знаешь, Сима, почему толроны, выжившие после работы с прибором, почитаются как святые? Они доказали, что в них куда больше света, чем тьмы.
– Это все из области теологии, – отверг объяснение Реутов. – Ты рассматриваешь ситуацию сквозь призму морали, но нравственность и вера не имеют отношения ни к науке, ни к истине. Это все преходяще.
– Зато многое расставляет по местам, – не согласился Потемкин. – Посмотри на Ивана: пусть он слишком много рефлексирует и во всем сомневается, однако в нем присутствует внутренняя сила – и в нем, и в Аманде Фонбаум. Они не впадают в отчаяние, как поступили бы типичные взрослые люди на их месте, а продолжают бороться, причем не поодиночке, а единым фронтом. Они удивительно подходят друг другу. И прибор это чувствует, ты сам видишь разницу.
– Два человека, даже самые совершенные, даже обладающие богатым внутренним миром, не в состоянии одновременно и спасать, и уничтожать, – сказал Реутов. – В операции куда больше твоей собственной работы: ты сортируешь варианты, чтобы в итоге добиться поставленной цели. Это ты, Влад, работаешь с артефактом, а не они. Они даже ничего не понимают…
– Но без них прибор оставался бесполезным, – Влад посмотрел на хмурящегося Ивана: – Не обращай на него внимания, Ваня, он вечно противоречит мне из принципа. Ты просто слишком молод и не наработал необходимый опыт, но с годами все придет.
– На самом деле меня беспокоят слова о том, что я святой, как те толроны, – ответил Щербин. – Я знаю, что не святой.
– Конечно, поэтому Прибор и разделил тебя на части, – сказал Потемкин. – В каждой пройденной тобою реальности, ты был чуть иной, чем сегодня. Когда-то действовал жестко и жестоко, в другой раз – мягко и бережно. Но сейчас ты стал всеми этими людьми из своего параллельного прошлого, поэтому почти ничего и не помнишь, в человеческий мозг встроен механизм, ограждающий от потрясений. В тебе хранятся воспоминания многих Иванов Щербиных, совершавших самые разные поступки. Ты был всяким, и я видел тебя всяким, но совесть не должна тебя мучить. Чтобы жить дальше и иметь способность творить по-настоящему, ты должен верить в себя и ни в чем не винить.
– Ты говоришь страшные вещи, – поежился Иван. В его голове в это время проносились сотни образов – смазанных, невнятных, но беспокоящих и болезненных. – Как мне понять, что именно совершил я, а что мой двойник? Как нас разделить?
– Нет и не было никакого двойника, – сказал Влад. – Всегда только ты и никто больше. Ты никогда не увидишь себя со стороны в прямом смысле слова, поэтому напрягаться и вспоминать абсолютно лишнее. Оставайся тем, кем ты есть: человеком, смотрящим из зеркала во время бритья.
– Легко сказать «не напрягайся»!
– Помнишь сказку Дональда Биссета о сороконожке, которая вдруг задумалась, с какой ноги ей ступать – и упала? Не уподобляйся ей, Ваня, не копайся в деталях.
Иван подумал о непостижимой множественности миров, о трансформации и закреплении и задал закономерный вопрос:
– Влад, скажи честно, мы все мертвы? Именно поэтому детали не имеют значения.
Потемкин хмыкнул:
– А что такое смерть? Я дышу, чувствую голод, замерзаю в мороз и тоскую без тех, кто мне дорог. Даже если все это мне только кажется, я меняюсь под воздействием как собственных мыслей, так и чужих советов. Поэтому если исходить из определения, что смерть – это застывшая форма, то я жив.
– Нет, Влад, ты опять все путаешь, – не согласился Реутов, – смерть не антоним бессмертию.
– Может и так, – Потемкин поднялся, – бессмертные тоже умирают. Все реально до тех пор, пока ты считаешь это таковым. Ладно, ребята, я пойду в машинный зал, посмотрю, что происходит с двигателями. Управление на тебе, Ваня. Алиса, после того, как закончишь проверку, жду тебя у накопителей.
– Хорошо, Влад, – откликнулась Кузнецова.
Разведчик вышел, а державшийся все это время позади его кресла Реутов занял освободившееся место.
– Нравится? – поинтересовался он, кивая на приборную панель.
У Ивана возникло впечатление, что вопрос был лишь поводом прогнать натянутость, возникшую между ними со вчерашнего дня. И поводом не слишком удачным. Однако ответил честно:
– Да, нравится, но в данных условиях я больше похож не на пилота, а на свадебного генерала. Почти ничего не понимаю в скольжении.
Реутов скупо улыбнулся. Алиса, не глядя на них, поднялась и покинула рубку, направляясь в сторону машинного отделения.
– Можно узнать о ваших истинных отношениях с Потемкиным? – спросил в свою очередь Щербин. – Никак не пойму, вы противники или друзья?
– Сложно все, – согласился Симон.
– Вы то ругаетесь и готовы друг друга убить, то мило беседуете. Как такое может быть? Вы знакомы давно, ходили в разведывательные походы еще на заре Млечной Конкисты, однако трения в коллективе – самое страшное, что случается в путешествии. Оно выматывает.
– Если кто-то из нас попадал в беду, другой, не раздумывая, бросался его спасать, – ответил Реутов, – мы с Владом как братья. И в точности как братья безумно ссоримся из-за мелочей.
– Выбор пути это мелочь?
– Конечно. Между нами бывало всякое. Были миры, где мы сражались, были и те, где Влад убеждал меня принять его сторону, но чаще всего мы искали компромиссы. Помню, – он улыбнулся, – однажды я даже организовал маленькую заварушку, чтобы отобрать у него Ойкумену, ресурсы которой Влад себе наглым образом присвоил.
– Но вокруг вас живые люди. Разве нормально обращаться с ними как с фигурами на шахматной доске?
– Это ненастоящие миры, – сказал Реутов. – Они явились плодом чьей-то фантазии. И люди в них тоже не настоящие, считай – черновые варианты.
– Я не согласен.
Реутов посмотрел на него с усмешкой:
– Влад прав, вы, майор, слишком много думаете, и это выматывает не хуже «трения в коллективе».
– Подобное отношение бесчеловечно.
– А мы не люди, – ответил Симон, – кстати, это напрямую касается и вас, товарищ майор. Вы тоже не то, чем кажетесь. Вы больше не человек.
***
Влад указал Ивану место на побережье, где следовало посадить разведбот. Щербин без труда выполнил маневр. С тех пор, как их корабль вышел из скольжения в окрестностях Лаэтоса, управление и навигация перестали быть для него проблемой.
Он выпрыгнул на покрытый трещинами уступ и, пройдя метров десять, остановился над обрывом. Алиса, почувствовав его душевный раздрай, пошла было за ним, но Влад остановил ее, и Иван был ему за это признателен.
Черный утес, весь в застывших потеках базальта, падал вниз, к пенящейся на камнях темной воде. Неширокий пляж у подножия усыпали неровные обломки и камни поменьше, а до самого горизонта простиралась водная гладь. Это было очень большое озеро, вдали подернутое дымкой, а ближе к берегу сверкающее узкими стальными полосами. Скудные лучи Лаэтоса бликовали на мелкой ряби, чередуясь с исторгающейся из неизведанных глубин холодной чернотой, отчего озерная поверхность казалась зебристой. Скала, где сел разведбот, была абсолютно лысой, но правее и дальше, цепляясь корнями за многочисленные трещины, росли чахлые деревца. Было видно, как они беззвучно качаются и треплют кронами под натиском ветра, но до Ивана оттуда не долетало ни звука. Оглушительная тишина царила над обрывом. Лишь изредка вскрикивали в вышине проворные птицы, да плескала особо наглая волна, облизывая позеленевшие от водорослей шестигранные валуны. Иван задрал голову – и словно улетел вверх, в кобальтовую синеву, понесся над северным простором вслед за быстро бегущими облаками.
– Здесь красиво, – произнес за спиной женский голос.
Его одиночество все-таки нарушили, и Иван недовольно обернулся. Но это была не Алиса.
– Рагнарок сумеречная планета, но и сумерки бывают прекрасными.
– Света! – Имя само сорвалось с языка, а в груди оглушительно застучало. Иван не знал эту женщину, не мог ее знать – и все же узнал моментально. Какая-то невероятная часть души пробудила в нем воспоминания, обдавшие затаенной, глухой тоской, плотной как вата.
– Мы прошли Тропой Гигантов, по которой ходят только боги,– продолжила Светлана, – и вот она, наша расплата. Сумерки богов задели нас по касательной, но нам и этого хватило…
Она стояла к нему вполоборота и, как и он до того, смотрела в небо. Иван жадно изучал точеный профиль, чувствуя, как кожа покрывается мелкими мурашками.
– Я не хотел быть ни богом, ни спасителем, – сказал он, – но никто меня не спрашивал.
– У тебя, Ваня, есть еще шанс остаться человеком, последний шанс, – она повернула к нему голову и улыбнулась одними губами, тогда как в светлых глазах тлела неподдельная грусть, – а вот для нас все зашло слишком далеко.
– Что вы станете делать, когда это закончится?
– Не знаю. Возможно, нам следует уйти, как говорит Влад. Увезти прибор толронов и забыть дорогу на Землю. А может… ты помнишь, что обещал меня убить, если не получится сделать смертным человеком?
– Убить? Я? Зачем?
– Чтобы подарить покой. Я устала, Ваня.
– Разве нет иного способа?
– А ты можешь его найти? – на лице собеседницы мелькнула заинтересованность.
– Почему я? Разве я один в ответе за все, что происходит?
– Ты тоже, Прибор выполняет в том числе и твои желания. Если ты в нужный момент вспомнишь обо мне… но я не смею надеяться.
– Мы были врагами?
– Врагами? – Светлана задумалась. – Да нет. Но расстались мы не слишком хорошо. Так что – забудь.
– А чего бы ты хотела?
Она рассмеялась, и этот переливчатый смех тоже был ему знаком.
– Чего может хотеть женщина? Ваня, ты задаешь нелепые вопросы! Мы все мечтаем о благополучии и счастье. Но если ты не сможешь мне их дать, я согласна и на вечный покой.
На горизонте появилась яркая точка. Иван прищурился, изучая приближающуюся машину. Она была совсем небольшой, четырехместной, незнакомой конфигурации и окрашена в кроваво-красный цвет.
– О, вот и он! – сказала Света. – Оперативно.
– Кто? – уточнил Иван.
– Андрей, хотя он предпочитает, чтобы все называли его Дэнисом, – Светлана с сомнением взглянула на него: – Разве ты не Аманду встречаешь? Она с ним, в гравиетте.
Сердце Ивана забилось еще сильней, ладони вспотели.
– Наверно, ты совсем ее не помнишь.
– Нет, я ее помню. – Это было правдой, он теперь думал об Аманде, не переставая. Иван вспомнил не только ее образ, но и те несколько дней, которые они провели вместе в прошлой жизни. Он помнил их эмоциональный разговор на борту «Серебряного», помнил, как они пробирались по дождевому лесу на соулах, помнил их первый поцелуй и все последующие объятия. Он знал всем своим естеством, что любит ее – до сих пор и вопреки всему. Он догадывался, что и со Светланой его связывало очень многое, но это было не то. Все фальшивое померкло перед священным и всепоглощающим чувством
к настоящей, правильной женщине.
Красная гравиетта начала снижаться, но потом пилот заметил стоящих на утесе людей и передумал садиться на воду. Качнув крылом, он развернулся и взял курс прямо на них. Когда машина промчалась почти над головой, Иван кинулся ее догонять, Светлана лишь поджала губы, глядя вслед.
Выпустив из днища тугую воздушную струю, взметнувшую в воздух песок и мелкие камни, гравиетта села неподалеку от разведбота. Едва люк приоткрылся и выбросил на землю трап, Щербин взлетел по нему в салон.
– Манди?
Но внутри его встретили какие-то люди, своими широкими спинами заслонявшие пассажирское кресло в глубине. Один из них, мужчина в зеленой медицинской форме Ойкумены, резко бросил ему:
– С ней все в порядке!
Эта фраза Ивану жутко не понравилась:
– Манди! Да пропустите же меня!
Перед ним, наконец, расступились, и Ивану бросились в глаза медицинские трубки от парящих в воздухе капельниц и разноцветные огоньки сканеров. А вот за ними…
– Кто это? Ваня, это ты?
– Манди, милая моя, – у него подкосились ноги, и он упал на колени, хватая протянутые к нему дрожащие руки.
– Это правда ты?
Ее кожа стала бледной и почти прозрачной, под глазами залегли тени, роскошные волосы припорошила седина, но Иван не обращал на это внимания. Ее глаза – блестящие, живые, полные удивления и нечаянной радости, приковали его к себе.
– Манди, теперь все будет хорошо! Я прилетел за тобой, как обещал.
– Ваня, но как же так? – бормотала она, пока он лихорадочно целовал ее хрупкие пальцы. – Ты же остался там, в Нижней Уитаке… я видела, как ты… я сама закрыла тебе глаза, – ее голос сорвался, но лицо сияло, стремительно покрываясь лихорадочным ярким румянцем. Аманда верила и не верила в происходящее.
– Забудь, все это пустое, – прошептал Иван, – это все ложь, иллюзия, морок. Я обещал вернуться, и вернулся. Я сдержал слово.
Аманда потянулась вперед, и он осторожно обнял ее, стараясь не повредить немыслимые шланги и попискивающие приборы, присосавшиеся чуть ли не к каждому миллиметру ее изможденного тела. Кажется, она заплакала – беззвучно, только плечи затряслись. Иван и сам едва не рыдал – то ли от облегчения, что, несмотря ни на что, она жива, то ли от душевной боли из-за ее состояния.
Кто-то похлопал его по плечу.
– Артефакт, артефакт у нее забери!
Щербин очнулся:
– Манди, где артефакт толронов?
Она чуть отстранилась, но не отняла рук, обвивших его за шею. Влажные дорожки блестели на ее пергаментных щеках.
– Я никому его не отдавала! Никому. Ты сам так мне велел.
– Молодец, все правильно, – сказал он, – но теперь он больше тебе не нужен. Где он, Манди?
Аманда неохотно оторвала правую руку и, расстегнув молнию на спортивной куртке, вытащила из-за пазухи знакомый «камень».
– Осторожно, он теплый, – предупредила она, – раньше и вовсе обжигал, но теперь стал остывать…
Иван забрал прибор и, не глядя, передал его кому-то назад.
– Господи, Ваня, это чудо! – шептала Аманда. – Я не думала, что когда-нибудь вновь тебя увижу!
Он поцеловал ее. Но их опять прервали.
– Ей надо отдохнуть, – строго заявил медик Ойкумены. – Мы приготовили для нее комнату, если будет время, можешь навестить ее, только недолго…
Им не хотелось расставаться, но Щербин понимал, что мешать врачам неразумно и эгоистично с его стороны. Аманда и без того слишком многое пережила, а тут еще новый стресс. Он и сам ощущал, как ее возбуждение и радость от встречи сменяется невыносимой усталостью. Поэтому он не стал спорить, последний раз поцеловал ее в растрескавшиеся сухие губы и встал.
– Я приду к тебе! Очень скоро, Манди, сразу же, как только ты устроишься.
– Я буду ждать, – ответила она со счастливой улыбкой и закрыла глаза.
… Совершенно оглушенный и полуслепой от набежавших слез, Иван спустился по трапу и застыл, не зная, куда идти и что делать дальше. Стоявшая неподалеку Светлана болтала о с пилотом гравиетты. Тот тоже беспокоился об Аманде, и Иван подумал, что в этом нет ничего удивительного. Она настоящая героиня, естественно, все за нее переживают.
– Как вы станете ее спускать вниз? – спросил Дэнис, следя, как Аманду на левитирующих носилках выносят из машины.
– Там, левее есть лифт, – пояснила Светлана, – видишь тот гигантский валун?
– Ты все тут усовершенствовала, как погляжу.
– Только тебе, дураку, по воде нравилось шлепать. Нормальные люди всегда предпочитают комфорт.
Иван отошел от них и направился обратно к обрыву. Налетевший ветерок встрепал ему волосы на макушке, он принес запах свежести и озерной воды. Лаэтос скрылся за набежавшим облаком, раскрасив его кромки в цвет расплавленного золота.
Сев на краю, Щербин свесил ноги и пригляделся к суете, царившей внизу. Там, на пляже, откуда-то появились люди, и их было до странности много – может, сто человек, а может больше. Насколько Иван мог судить с верхотуры, все они были молоды, их лица светились энтузиазмом. Молодежь все прибывала и прибывала на многочисленных суденышках, заполонивших галечный пляж от кромки до кромки.
Несколько камешков с шелестом скатились с обрыва. Иван повернул голову и увидел Потемкина, устраивающегося рядом.
– Манди ведь больше вам не нужна? – спросил он с затаенной надеждой. – Я же здесь, с вами, так освободите ее!
– Да, пожалуйста, – великодушно разрешил Влад. – Только учти, что иногда свобода и смерть синонимы. Как любовь и боль. Не промахнись с желанием, дружище.
– Но неужели ее хрупкая жизнь добавит что-то к мощности чертова Прибора? Ты обожаешь цитировать писателей прошлого, так припомни самую главную цитату про то, что «высшая гармония не стоит слезы ребенка»!
– «Не мир я вам принес, а меч» – вот тебе главная цитата, – ответил Потемкин.
– Я отказываюсь строить Вселенную ценой ее жизни!
– Я знаю, ты и раньше делал подобный выбор. Вселенная всегда оказывалась на последнем месте.
– Я не шучу!
– Я тоже. Мощности нашего прибора в любом случае не хватит на то, чтобы образовать полноценную вселенную. Мы запечатали двести тринадцать миров и скоро запечатаем двести четырнадцатый, но ни один из них и в подметки не годится тому, что нам предстоит создать. Все они лишь флуктуационные ответвления от основного древа, жалкие ошметки порванной в клочья могучей ткани. Предварительные расчеты показывают, что с помощью накопленной нами энергии мы не способны сотворить сколько-нибудь приемлемую реальность, даже при условии, что мы не станем трогать фундаментальные законы вроде гравитации и состава темпоральных потоков. А плодить очередное уродство бессмысленно.
Иван рассвирепел:
– Так что, получается, все зря?!
– Почему, зря, есть одна идея…
– Если от твоей идеи Манди станет хуже, я тебя вот этими руками…
– Угомонись, – устало остановил его Влад. – Нам нужны остальные приборы толронов. Пусть даже несколько штук, но заполненных энергией под завязку. Отступать нам некуда и поздно.
– И как мы их добудем?!
– Придем и возьмем, – Влад прищурился на выглянувший из-за тучки Лаэтос. – Флот толронов сейчас у Джамили, с собой у них для ликвидации Прорыва наверняка есть несколько устройств, скажем – по одному на корабль. Это приблизительно пятьдесят штук, а то и больше. Предположим, каждый прибор, как и наш, полон на сорок процентов, а численный состав ликвидаторов поредел хотя бы наполовину…
– Приборы наверняка охраняются как зеница ока.
– Даже не сомневаюсь, – Влад серьезно взглянул на него: – Но я изучал их семьдесят шесть лет и знаю, как они работают. Едва толроны ликвидируют Прорыв в системе Адары, я воспользуюсь остаточным возбуждением темной энергии и объединю наш прибор с остальными в единую сеть.
– На расстоянии?
– Мы вернемся к Адаре. Но пробираться на корабли не обязательно, эту будет подпространственная виртуальная сеть.
– Считаешь, толроны обрадуются, что их артефакты воруют прямо у них из-под носа?
– Ну, им не привыкать, – улыбнулся Потемкин. – Ты со мной?
– Куда ж я денусь. А кто еще?
– Только ты и я. Для объединения приборов не требуется армия суперменов, да у меня ее и нет.
– Когда старт? – спросил Иван.
– В системе Адары пока нелетная погода. У тебя есть время попрощаться с Амандой.
– Я не хочу с ней прощаться, – ответил Щербин, – дурная примета.
– Тогда просто скажи, что любишь ее. Женщинам всегда приятно это услышать.
Иван согнул ногу в колене, чтобы подняться, но Потемкин придержал его за рукав:
– Еще одно, Ваня… я не знаю наверняка, как поведут себя приборы, объединившись, но поскольку ты с ними связан очень тесно…
Щербин смотрел на него, ожидая продолжения, но не дождался и хмуро спросил:
– Мне по традиции надо надеть чистую рубашку?
– Просто не держи на меня зла, – откликнулся Потемкин. – Когда ты проходил закрепление, то был в бешенстве из-за того, что я не предупредил заранее. Так вот, сейчас я предупреждаю.
– Влад, а ты не боишься, что твоя нежизнеспособная утопия погубит Землю быстрее толронов? Ты уверен, что все жертвы того стоят?
– Видишь этих людей? – Потемкин указал на все прибывающие к берегу суда. – Симон собирает своих бойцов, в этом мире он готовил этих людей в течение нескольких лет. У каждого из них есть алгоритм действия. В определенный момент, когда очищенная энергия из всех толронских приборов потечет через тебя к ним, они начнут делать то, чему их учили. И смею надеяться, учили хорошо. Вот от них, от тебя, от меня, от Аманды – от всех нас зависит, какая именно реальность народится. Мои планы, Ваня, и математические расчеты – это всего лишь песчинка на весах вечности, они не имеют основополагающей силы. Но мы не боги, это верно, мы просто пытаемся выжить.
– А если станет хуже?
– Всегда думай о хорошем, – посоветовал Влад, – плохое не надо звать, оно приходит само.
Но как раз это и было самым сложным. Иван вдруг обнаружил себя на обломках, отвергнутый и прошлым, и настоящим. В смущении он мешкал вступать в новый день, потому что тот обещал ему вещи, существование которых он полагал невозможным.
***
На протяжении всего пути к Адаре Потемкин рассказывал Ивану разные истории. Он говорил практически без остановки, особо не требуя ответных реплик. Он поведал о своих путешествиях на «Радуге-9», о толронах и их образе жизни, а так же про то, как ему удалось повторно войти с ними в контакт, чтобы остановить кровопролитную войну, когда их флот явился в рукав Ориона отобрать украденный прибор. Рассказывал он и об особенностях миров, которые Иван «запечатал». Некоторые случаи были забавными, некоторые страшными, но Щербин не мог отделаться от ощущения, что таким образом Влад исповедуется ему во всех грехах.
Потемкин замолчал только на подлете к Джамиле, и повисшая в рубке тишина показалась Ивану невыносимой.
– Почему во время странствий я ни разу не встретил Аманду? – спросил он, разбивая эту напряженную тишину. – Алиса говорила, что искала мужа и находила его. Или я не помню?
– Этого я и боялся, – ответил Влад, – что ты встретишь ее и остановишься.
– Ты вмешивался?
– Мы повезло, вмешательства не потребовалось. Но в новом мире вы обязательно будете вместе. Как иначе?
– А ты?
– А что я?
– Какое ты отводишь место для себя?
Потемкин пожал плечами:
– Да такое же, как и везде. Я не любитель крутых перемен.
– А Алиса?
– Алиса, думаю, воссоединится с Анджеем. Она все еще тоскует по нему. Будет только справедливо, если они обретут свое личное счастье.
Щербин хмыкнул и качнул головой:
– Мне кажется, ты ошибаешься. Анджей давно остался для нее в прошлом, и она не захочет повторения. Ей нравишься ты.
– Да? – Влад мельком взглянул на Ивана, явно сомневаясь в его адекватности. – По-моему, ты плохо разбираешься в женщинах.
– А по-моему, в них плохо разбираешься ты. Ведь и она тебе не безразлична, верно? Сам утверждал: женщины любят, когда им говорят о своих чувствах. Ты говорил об этом с Алисой?
– Нет, – ответил Потемкин. – Забыл.
– Ну, так подумай, стоит ли навязывать ей то, от чего она ушла.
Влад хмыкнул, но промолчал.
***
Разведбот вышел из трансгрессорного скольжения непосредственно у планеты. Пространство немного рябило, но в целом все было по-прежнему: Адара и ее сестра все также ходили по своим сложным орбитам, а Джамиля, укутанная размазанными запятыми облаков, вращалась с востока на запад. Флот толронов разместился между Джамилей и четвертой планетой системы – серым, лишенным атмосферы карликом Таиром.
Иван считывал показания сенсоров, ища признаки аномалий, но не находил. Краем сознания он отметил, что усваивает и анализирует информацию значительно быстрее, чем прежде. Совершенно некстати вспомнились слова Реутова: «Мы не люди, и вас, майор, это тоже касается». Хотя мозг его работал четче и быстрее, Щербин жалел, что превращается во что-то непонятное, хотя не мог не понимать, что сейчас превращение на руку. Иван чувствовал возбуждение и невероятный прилив сил, он был готов к любым неожиданностям, обостренная до пределов интуиция позволяла вести корабль легче и лучше, чем по приборам. Ему даже казалось, что он слышит мысли толронов, ощущает их присутствие в системе, хотя последнее, скорей всего, было самообманом.
– Чуешь своих братьев? – спросил Влад.
Иван бросил взгляд в его сторону и сообразил, что тот разговаривает не с ним, а с артефактом. Пробор и впрямь начал светиться интенсивнее. Он даже вырос в размерах, разбух, и от него шел низкочастотный гул, усиливающийся с каждым пройденным километром.
Щербин включил обзорный экран в режиме реального времени. Данные сканеров улетели в самый угол, освободив место для волнующей глаз картины приближающейся планеты. Джамиля была прекрасна и напоминала переливающуюся голубовато-белую жемчужину с яркими вкраплениями желтого и зеленого.
Потемкин отстегнул страховочные ремни и встал, разведя руки в стороны. Ивана эта поза слегка удивила, к тому же он заметил, что глаза у разведчика закрыты. Влад словно настраивался на невидимую волну, входил в необычный транс. Прибор, лежащий на приборной консоли, завибрировал, гул от него стал громче, а свечение наоборот слегка притухло, словно артефакт в свою очередь готовился к чему-то. На какой-то неуловимый миг Иван даже позавидовал чужому умению войти в резонанс с неведомым. Сейчас и он бы не отказался видеть и понимать то, что происходит вокруг. Он присутствовал при событии значительном и важном, которое никогда больше не повторится. А еще Щербин желал быть максимально полезным.
– Стоп машина, – велел Влад, не открывая глаз. – Подай максимальное охлаждение на двигатели, погаси все огни, заглуши системы, в том числе жизнеобеспечение. Хочу, чтобы мы излучали в пространство как можно меньше. Энергетический шум мешает мне слышать артефакты.
Иван повиновался. Свет в рубке потух, но обзорный экран продолжал светиться, Щербин не решился отключить еще и центральный компьютер.
– Я сказал «все огни», – повторил Влад. – Наш бот должен стать куском мертвого металла. Защитное поле тоже отключи.
– Но…
– Выполнять!
Иван сжал зубы и повиновался. Пространство вокруг погрузилось во мрак, разбавляемый лишь фосфорицирующим мерцанием прибора. Вентилятор утих, позволив проявиться иным звукам: потрескиванию остывающей обшивки, да постаныванию силовых конструкций. Щербин откинулся в кресле, устроив затылок в удобную полусферу на подголовнике, и тоже закрыл глаза – все равно смотреть было не на что. Текли секунды, минуты, и ничего не менялось.
– Ну, давай же… – тихо и нервно прошептал Потемкин.
И вдруг все вспыхнуло, взорвалось, пришло в движение, уши заложило от невероятного грохота. Иван в ужасе открыл глаза – и увидел открытый космос. Он словно несся над Джамилей с невероятной скоростью, и планета крутилась под ним, как волчок, подставляя то один бок, то другой. Иван вздрогнул и рванулся прочь, в поисках защиты и ориентиров. Адара-один тотчас вспухла над головой яростными оранжевыми протуберанцами. Иван зажмурился, но это не помогло, вместо блаженной темноты он увидел, как со всех сторон к нему летят извивающиеся живые стрелы. Вонзаясь в него, они вскипали и лопались, окутывая неестественно-зеленым облаком газа.
«Где Влад? Где корабль? Где толроны?»
После тошнотворного полета, едва не вывернувшего его наизнанку, Иван узрел прямо перед собой пугающую сцену. Огромные «фасолины», соединенные жесткими переходниками, щетинились излучателями, из которых били смертоносные лучи. Щербин, вопреки всем известным законам физики, видел лазерную пульсацию в безвоздушном пространстве. Лучи концентрировались на маленьком, по сравнению с толронскими гигантами, синем кораблике – том самом, на котором они с Потемкиным прибыли с Рагнарока. Разведбот, лишенный защиты, не сопротивлялся. Он вспыхнул и разлетелся на части. А красные лучи все били и били по обломкам, пока не измельчили их в пыль.
«Почему я все это вижу? Это уже было или только будет?»
Джамиля вновь наплывала на него, загородив обзор. Иван падал вверх, в объятия ее циклонов, а зеленое свечение, разлитое вокруг, трепыхалось, подобно неловким перебитым крыльям. Иван хотел взмахнуть ими и полететь, как делают птицы, но крылья не слушались. Они болели, жглись и опадали, теряя в стремительном шлейфе нити и пятна.
«А что с артефактом?»
Его лишенные оперения крылья превратились в тончайшую паучью сеть, которая опутала все: и Джамилю, и толронские корабли-фасолины, и Адару-один, и даже слабовольную и тусклую Адару-два. Словно причудливые рыбины трепыхались в сети люди, толроны, звездная пыль и солнечный ветер. Фермионы, бозоны, гравитоны, инфлятоны и вимпы2 вплетались в нее, запутываясь в мелких ячейках.
«Влад, что происходит?»
«Не отвлекай!» – услышал Иван. Голос шел отовсюду. Он дробился и рассыпался миражами, преломлялся в зеленой сети артефакта, как в кипящей вязкой лаве. А еще ему вторили другие голоса – незнакомые, сильные, смелые, полные блеска и счастливой сосредоточенности. В поисках Потемкина и остальных Иван оглянулся на невероятный космос за спиной и задохнулся от удивления. Теперь он летел среди разноцветных газопылевых туманностей и галактик, и силовые струны рыдали над ним иерихонской трубой, завиваясь в причудливую энергетическую спираль.
«У нас хоть что-то получается или все было напрасно?»
«Мы почти сделали это, Ваня, потерпи еще немного».
Иван поискал Землю в многочисленных складках пространства и увидел ее – миниатюрный шарик, танцующий под струями темпорального водопада. На душе у него посветлело. Потом он нашел Аманду, улыбающуюся ему и машущую рукой, и улыбнулся ей в ответ. Потом вспомнил о Светлане и поискал ее тоже.
Иван видел, как рвутся прежние связи и выплетается новый сложный рисунок, видел тысячи лиц и тысячи солнц, сгорающих в протяжном крике и нарождающихся в мгновенных вспышках. Он видел хороводы планетарных систем, слышал пульсацию квазаров, следил, как выравнивается время, перекатываясь от будущего к прошлому.
Иван не все понимал и не со всем соглашался, однако чувствовал, что бесконечно любит то, что было и будет. С легким сердцем он скользил среди разноцветных мохнатых звезд, рядом с могучими земными кораблями, спешащими в родную гавань. Мир вокруг был прекрасен и свеж, Иван радовался ему как ребенок и думал, что это, наверное, хорошо.
1 джозефсоновские контакты в квантовых компьютерах состоят из двух сверхпроводников, разделенных тонким слоем диэлектрика. Электроны благодаря квантовым эффектам могут «просачиваться» (туннелировать) сквозь диэлектрик. Кубиты, построенные из нескольких джозефсоновских контактов, ведут себя как искусственные атомы и представляют собой квантовые объекты, находящиеся в суперпозиции двух состояний, то есть кодируют сразу логическую единицу и ноль. Квантовый бит (или кубит) это то, из чего состоит квантовый компьютер.
2 Элементарные частицы, в том числе гипотетические (на момент написания романа)
...