Карен Мари Монинг "Лихорадка теней"

Спасибо! Перевод - СУПЕР!!!

Вот это глава такого стоит ждать,а потом наслаждаться каждым словом. СПАСИБО!!!!!!!!!!!!!!!

Девушки-переводчицы, большое спасибо за новую главу!!!


___________________________________

Спасибо, спасибо, спасибо

Спасибо за перевод. На последней сцене дышать перестала!!!!!!!А к новому году 16 главой не побалуете? ;)

Вот наконец-то добралась до пятой книги. Предыдущие прочитала на одном дыхание за пять дней. Каким долгими покажуться переводимые главы. Но одно успокаетвает- наконец то эти двое перестанут скрывать свои чувства(надеюсь)
_________________

Простите, давно не заходила и чёто не могу понять, ТОЛЬКО 15 ГЛАВ переведены, или я запуталось?

Да, выложено на сайте только 15 глав.

 » Глава 16

Дорогие, любимые, долготерпеливые наши читатели!
Хочу от всей души поздравить Вас с наступающим Новым годом и пожелать вам как можно больше хорошего в жизни, а также, крепкого здоровья и счастья!

С праздником! И надеюсь увидеть вас с нами и в наступающем году)))



Глава 16

перевод - Serditovanatasha, бета-ридинг - Whitney, сверка с оригиналом - Mad Russian


Сознание медленно возвращалось. Я очнулась в кромешной темноте на полу книжного магазина.
Мне всегда казалось, что обморок – это признак слабости, и только теперь я вникла в суть этого явления. На самом деле – это акт самосохранения. Столкнувшись с очень сильной эмоцией и будучи не в силах справиться с ней, тело просто отключается, чтобы не бегать, как курица с отрубленной головой, и тем самым не причинить себе вред. Осознание факта, что Бэрронс жив, оказалось тяжелым испытанием для меня. Одновременно нахлынуло очень много мыслей и чувств. Какое-то время мой разум пытался осознать, что невозможное оказалось возможным, облечь чувства в слова, а потом я просто тихо отключилась.
— Бэрронс? — позвала я, перевернувшись на спину. Ответа не последовало. Меня охватил внезапный страх, что все это был лишь сон. Что на самом деле он мертв, и мне вновь придется смириться с этим невыносимым фактом. Я резко села, и мое сердце сжалось.
Я была одна. Неужели все это было лишь жестокой иллюзией, сном? Я дико озиралась вокруг, ища доказательства его существования.
Книжный магазин превратился в настоящие руины. Хоть это мне не приснилось. Я попыталась встать и внезапно замерла — к моему пальто скотчем был приклеен листок бумаги. Чувствуя изумление, я отлепила его.
«Если ты уйдешь из этого книжного магазина, и мне снова придется выслеживать тебя, то я заставлю тебя жалеть об этом до конца твоих дней. ~З».
Я начала смеяться и плакать одновременно. Меня охватил небывалый восторг, я села и прижала бумагу к груди.
«Он жив!»
Я не имела ни малейшего представления, как это могло произойти. Мне было все равно. Иерихон Бэрронс был жив. Он вернулся в этот мир. Для меня этого было достаточно.
Закрыв глаза, я задрожала, чувствуя, как тягостный груз свалился с моей души. Я дышала, по-настоящему дышала впервые за эти три дня, жадно наполняя легкие воздухом.
Я не убила его.
Я невиновна. В случае с Бэрронсом мне каким-то непостижимым образом был дарован второй шанс, чего с моей сестрой не произошло, а ведь тогда я даже не собиралась из-за этого разрушать наш мир!
Я открыла глаза, перечитала записку и снова рассмеялась.
Бэрронс жив.
Он разгромил мой книжный магазин. Он написал мне письмо. Милое, прекрасное письмо! О, какой счастливый день!
Я погладила лист, на котором он нацарапал свое предостережение. Я полюбила этот клочок бумаги, его угрозу и даже свой разрушенный магазин. Разумеется, потребуется какое-то время, но я его восстановлю. Бэрронс вернулся. Я отремонтирую стеллажи, заменю мебель, и в один прекрасный день, в будущем, когда я буду сидеть на своем диване и смотреть на огонь, войдет Бэрронс, и ему даже нечего будет сказать. Возможно, мы будем сидеть и по-дружески болтать, а может, — кто знает? — будем недовольно молчать. Я бы поддержала любую, пусть даже и странную схему, какую бы он не придумал. Мы бы ссорились из-за того, какую машину взять и кому вести, вместе убивали бы монстров, охотились за артефактами и пытались бы понять, как заполучить Книгу. Это было бы прекрасно.
Он жив!
Когда я вновь попыталась встать, что-то соскользнуло с моих колен, и я снова опустилась на пол, чтобы поднять это.
На полу я обнаружила фотографию Алины, которую я оставила в почтовом ящике своих родителей в ту ночь, когда В’лейн забрал меня в Эшфорд, дабы показать, что он восстановил мой родной город и охраняет мою семью. Именно в ту ночь Дэррок выследил меня по метке на черепе, а потом похитил моих родителей.
Некоторое время спустя он прикрепил свою визитку к парадной двери «КиСБ» с требованием, чтобы я пришла к нему через Зеркала, если дорожу жизнями своих родных.
И то, что Бэрронс оставил мне эту фотографию означает, что он спас моих родителей еще до того, как я набрала ЕТУ в Зеркалах.
Но он дал мне это фото вовсе не как подарок и не для того, чтобы я почувствовала себя лучше. Он оставил его по той же причине, что и Дэррок. И чтобы донести ту же мысль.
«У меня твои родители. Так что не шути со мной».
Итак, он был немного зол на меня. Я в состоянии с этим справиться. Вот если бы он попытался убить меня, отбросив в сторону доводы рассудка, то тогда я точно была бы не в восторге. Но он оправится от потрясения.
О большем сейчас нельзя было и мечтать. Разумеется, было бы здорово, если бы Алина тоже вернулась, а все эльфы — сдохли. Это был бы тот мир, в котором я хотела жить.
Мои родители были в безопасности.
Я схватила письмо и фотографию и снова прижала их к груди. Я ненавидела Бэрронса за то, что он разгромил магазин и бросил меня лежать на полу, но, с другой стороны, это являлось доказательством его существования, и я знала, что он вернется.
Я была ОС-детектором, а он — моим руководителем. Мы одна команда.
Он жив!


Я решила, что буду бодрствовать всю ночь и праздновать возвращение Иерихона Бэрронса, но у моего тела на этот счет были свои соображения.
В тот момент, когда я вошла в свою спальню, я едва не рухнула без чувств. После смерти Алины я узнала, что горе физически выматывает больше, чем ежедневный марафон. Оно больно ранит и оставляет следы и на теле, и в душе.
Мне удалось умыться и почистить зубы, по-идиотски улыбаясь своему отражению в зеркале, но вот пустить в ход зубную нить и намазаться кремом — это было выше моих сил. Слишком много усилий потребовалось бы приложить. Мне хотелось просто упасть на кровать, свернувшись в утешительных объятиях знания, что я его не убивала. Я не виновата. Он жив.
Я пожалела, что он не околачивается где-нибудь поблизости. Хотелось бы мне знать, где он, и иметь в своем распоряжении сотовый.
Тогда я сказала бы ему все, о чем молчала раньше. Я бы призналась в своих чувствах и не боялась быть нежной. Стоило мне его потерять, как мои чувства прояснились, и мне хотелось кричать о них, стоя на крыше. Но я не только не имела ни малейшего представления о том, куда он пошел ночью, я еще и едва могла двигаться. Боль делала мою волю сильной, а кости — крепкими. Без этого я бы еле тащилась.
Завтра будет новый день.
И в нем он будет жив!
Я переоделась в пижаму и залезла в постель.
Отключившись сразу после того, как натянула на себя покрывало, я провалилась в сон, словно женщина, которая несколько месяцев шла пешком через ад без еды и отдыха.
Мои сны были настолько яркими, что казались мне реальностью.
Во сне я вновь увидела, как умирает Дэррок, и снова испытала ярость и разочарование оттого, что его смерть украдена у меня, а моя месть унеслась прочь в когтях Охотника. Мне снилось, будто я вернулась в Зеркала в поисках Кристиана, но так и не нашла его. В слудеющем сне я оказалась в аббатстве, на полу кельи. Затем туда вошла Ровена и перерезала мне горло. Я чувствовала, как кровь с бульканьем вытекает из раны, растекаясь грязью на земляном полу. Мне опять приснилось Холодное Место, где я снова бежала за красивой женщиной, которую никак не могла догнать, а потом мне приснилось, что я на самом деле сделала это — разрушила этот мир и создала новый, о котором мечтала. Потом я летала над своим новым миром верхом на могучем древнем K'Враке. Ветер от его больших черных крыльев взбивал мои волосы в причудливый клубок, и я смеялась, как демон, в то время как диссонирующие, преследующие меня ноты ремикса Пинк Мартини «Que' Sera Sera» звенели, будто адский клавесин.
Я проспала шестнадцать часов.
Мне нужна была каждая минута этого сна. Сюрреалистический кошмар, преследовавший меня последние три дня, совершенно вымотал меня.
Проснувшись, я первым делом вытащила из-под подушки записку Бэрронса и перечитала ее, чтобы еще раз увериться в том, что он жив. Затем я так резво бросилась вниз по лестнице, что последние пять ступенек проехалась на заднице, обтянутой пижамными штанами, потому что отчаянно хотела получить подтверждение, что первый этаж книжного магазина действительно был разрушен.
Так оно и было. Я исполнила победный танец среди развалин.
Так как дело было днем, а Бэрронс редко приходил раньше сумерек, я поднялась наверх и провела много времени, стоя под горячим душем. Освежившись, я намазалась скрабом и побрила ноги.
После этого я откинулась на бортик ванной, вытянула ноги и просто смотрела, как плещется вода о копье, привязанное к моему бедру, в надежде, что мое сознание опустеет, а тело — расслабится.
К сожалению, этого не произошло. Мышцы на ногах все еще были напряжены, шея и плечи — зажаты, а пальцы барабанили быстрое стаккато по дну ванной.
А кроме этого я чувствовала нарастающее беспокойство. По многим причинам. Под счастливым фасадом сгущались темные тучи.
Но как может что-то беспокоить меня? Над моим миром простиралось голубое небо до самого горизонта, несмотря на постоянные дожди, заливавшие Дублин. Почему же я не чувствую себя счастливой и не испытываю блаженства в этот момент? Ведь это хороший день. Бэрронс жив, Дэррок мертв. Я больше не торчу в Зеркалах, сражаясь с мириадами монстров и прячась от иллюзий.
Я нахмурилась, осознав, в чем именно состоит проблема.
На данный момент, не было ничего плохого, кроме обычного течения жизни, к которой я, в общем-то, начала привыкать.
Сначала я не могла с этим справиться. Я была скована и чувствовала такую боль, словно меня зажало тисками. А потом я привыкла к этому.
Все те неприятности, которые произошли со мной, поддерживали меня в форме и не давали уклониться от цели, помогая идти вперед.
Но за последние двадцать четыре часа, благодаря всего-навсего одной причине, я на все сто процентов отрешилась от горя и ярости, начисто позабыв эти эмоции.
Бэрронс жив. Горе — прочь!
Мужчина, которого я так стремилась отправить к праотцам, обвиняя в смерти моей сестры, был мертв. Знаменитого Гроссмейстера не стало.
Эта глава моей жизни была дописана до конца. Дэррок никогда больше не будет выступать во главе армии Невидимых, сея хаос в моем мире, или охотиться за мной, причиняя мне боль. Мне больше не надо озираться по сторонам, высматривая его. Ублюдка, который превратил меня в при-йю, больше не могло настигнуть мое возмездие. Он уже получил по заслугам. Ну что тут можно сказать… так или иначе, он мертв. Его наказание могло быть гораздо ужаснее, если бы именно я привела его в исполнение.
Несмотря на это, Дэррок был смыслом моего существования в течение длительного времени. И вот теперь он ушел.
А что осталось мне? Месть — долой!
Я часто представляла себе финальную битву между нами и то, как убиваю его.
Кто теперь будет моим злодеем? Кого мне ненавидеть и винить в смерти Алины? Уж точно не Дэррока. Он проявил к ней подлинную слабость. Он не убивал ее, и если бы не был косвенным образом виновен в ее смерти, то мог так и не узнать о ее гибели. Я проторчала в Дублине шесть месяцев, но так и не нашла убийцу сестры.
А после того, как выяснилось, что Бэрронс жив, а Дэррок — мертв, всепоглощающее желание мстить испарилось.
Мои родители были в безопасности и находились под охраной Бэрронса. Мне больше никого не нужно спасать.
У меня не было срочной цели или неотложного дела. Я чувствовала себя потерянной. Ненужной.
Разумеется, у меня осталась большая часть тех целей, которые были до того, как я отправилась в Зеркала, где все пошло из рук вон плохо, после чего меня окутало горе, словно кокон, скрыв от меня окружающий мир. Теперь, когда это все исчезло, я чувствовала себя так, будто растекаюсь бесформенной массой.
Что же дальше? Куда теперь двигаться? Мне нужно было время, чтобы приспособиться к внезапным изменениям моей реальности и разобраться в своих эмоциях. Ощущая больше смущение, чем радость, зная, что Бэрронс жив, я была… да, я была зла. А точнее, в ярости. Внутри меня нечто кипело. И я даже не догадывалась что именно. Но в глубине души, под всеми этими чувствами угадывалось главное настроение и чувство… что все это глупо. Словно я пришла к неким выводам, которые не выдерживают критики.
Все еще чувствуя раздражение, я вышла из душа, и начала выбирать одежду, будучи недовольной всей этой ситуацией.
Вчера мне было точно известно, что надеть. А сегодня я понятия не имела. Розовое или черное? Может быть, пришло время выбрать новый любимый цвет? А может, он вообще мне не нужен?
В окно забарабанил дождь, а я все еще раздумывала. Дублин вновь был серым.
Я натянула серые капри в спортивном стиле с надписью «Сочная» через всю задницу, трикотажную рубашку на молнии и шлепанцы. Если бы я не знала, что скоро придет Бэрронс, то, пожалуй, отправилась бы вниз наводить там порядок.
И вообще, я все сделала так, как он приказал.
Мои родители свободны, я жива, Дэррок мертв, а камни я надежно припрятала в спальне пентхауса под защитой рун.
И, кстати, насколько я понимаю, этот книжный магазин теперь принадлежит мне на законных основаниях.
А значит, и Ламборгини. И Вайпер тоже.


— И не я, мать вашу, это придумал, — услышала я ворчание Бэрронса, спускаясь по лестнице.
Дверь в его кабинет была приоткрыта, и я слышала, как он там расхаживает, подбирая вещи и расставляя их по местам.
Я остановилась на последней ступеньке и улыбнулась, наслаждаясь нехитрым удовольствием — вновь слышать его голос. До его смерти я и не осознавала, насколько пустым будет мир без него.
Затем моя улыбка поблекла. Я продолжала стоять на лестнице, переминаясь с ноги на ногу.
Мое настроение должно было быть подобно солнцу, отражающемуся от водной глади, но на самом деле напоминало темное подводное течение под спокойной поверхностью.
Меня слишком увлекла идея-фикс насчет изменения вселенной. Я была готова выудить из Книги все необходимые темные знания, причем любой ценой. Хотела научиться у нее всему, что поможет заменить этот мир новым. И все это потому, что считала Иерихона Бэрронса мертвым.
У меня даже не было конкретного плана, кроме как найти Книгу и открыть ее, надеясь, что я сумею сотворить любое заклинание создания или уничтожения, заключенное в ней. Оглядываясь назад, я понимаю, как это было глупо. Одни только бешеные амбиции и навязчивая идея.
И не смерть Алины сделала меня такой.
Я запустила руки в волосы и дернула, словно немного боли могло прояснить мои мысли. Пролить свет на мое недавнее временное помешательство.
Должно быть, это проблема предательства сделала меня такой сумасшедшей. Если бы я не была тем человеком, который ударил его копьем, я бы никогда так не расклеилась. Конечно, мое горе из-за смерти Бэрронса было сильным, но раздавило меня не оно, а чувство вины. Я зависела от своего защитника, а им, как оказалось, был Бэрронс.
Именно позор, а не горе, подпитывал мое стремление к мести. Вот и все. Вина превратила меня в одержимую женщину, готовую стереть один мир ради создания нового. Если бы я нанесла удар Алине, если бы я была виновата в ее смерти, я чувствовала бы себя точно так же и была бы готова совершить то же самое. Даже любовь не была для меня таким сильным мотивом, как отчаянное желание уничтожить следы своего предательства.
Теперь, когда горе не сжимало мне сердце железной рукой, я знала, что никогда не пошла бы до конца.
Создать другой мир только ради Иерихона Бэрронса? Теперь эта мысль казалась смешной. Я потеряла Алину и при этом не превратилась в уничтожающую мир баньши, а ведь я любила ее всю свою жизнь.
Я знала Бэрронса только несколько месяцев. Если бы я ради кого-то и создала новый мир, так это ради сестры.
Итак, решено. Если я не превратилась в Безумного Макса, то это вовсе не значит, что я предала Алину.
Так почему же я все еще чувствую, как нечто темное ворочается во мне, пытаясь пробиться на поверхность? Что гложет меня?
— Черт возьми, Риодан, мы уже тысячу раз это обсуждали! — взорвался Бэрронс. — Мусолили это всю обратную дорогу, мать твою. У нас был план, а ты отклонился от него. Ты должен был отвести ее в безопасное место. Она никогда не должна была узнать, что это я. Теперь она знает, что мы не можем умереть, и виноват в этом ты.
Я замерла. Риодан тоже был жив? Но я же видела, как его разорвали в клочья и сбросили с обрыва, глубиной как минимум в сто футов. Я нахмурилась. Он сказал: «Не можем умереть». Что это значит? Что, совсем никогда? Несмотря ни на что?
Он молчал целую минуту, и я поняла, что это телефонный разговор.
— Ты знал, что я бы боролся и победил. Я всегда побеждаю. Вот почему ты должен был разделить нас и стрелять в меня так, чтобы она не видела, как я умираю. В следующий раз захвати побольше боеприпасов. Попробуй ракетную установку. Надеюсь, из нее ты сможешь в меня попасть, — насмешливо произнес он.
Ракетная установка? Неужели Бэрронс выживет даже после такого?
— Ты единственный, кто облажался. Она видела, как мы умираем.
Точно. Так почему же они не мертвы? Наступила еще одна пауза. Прислушиваясь, я затаила дыхание.
— Мне плевать, что они думают. Я не нуждаюсь в твоем чертовом мнении. И ни в чьем другом. Лор даже не знает какой сейчас век, а Кастео за тысячу лет не проронил ни слова. Я не позволю ни тебе, ни им убить ее. Если кто-то и убьет ее, то это буду я. Но произойдет это не сейчас. Мне нужна Книга.
Я застыла. Он сказал: «Не сейчас», определенно имея в виду, что это может случиться потом. И единственная причина, по которой он не убивает меня — это то, что ему нужна Книга.
И вот по этому козлу я горевала? Его возвращению радовалась? Я даже не стала задумываться над комментарием про «тысячу лет». Обдумаю это позже.
— Если ты решил, что после столь долгой охоты на Книгу, я позволю уничтожить свой единственный шанс, то хрен ты меня знаешь.
Это была фраза, которую произнесла Фиона в ту ночь, когда он метнул нож ей в сердце, только бы она замолчала. Я была его «единственным» шансом. На что?
— Тогда вперед. Ты. Лор. Кастео, Фэйд. Любой, кто встанет на моем пути. На твоем месте я бы отступил к чертовой матери. Не вынуждай меня делать то, о чем ты будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Это именно то, чего ты хочешь? Бессмысленную войну на века? Хочешь, чтобы мы вцепились друг другу в глотки?
Тишина.
— Я никогда не забываю о своем долге. Это ты забыл о своей вере. Охраняй ее родителей. Следуй моим приказам. Скоро все закончится.
Я сжала кулаки. Что именно закончится?
— Вот здесь ты ошибаешься. Не все миры одинаково хороши. Некоторые миру лучше, а некоторые — нет. Мы с самого начала знали, что она — джокер. После того, что я узнал о ней в тот вечер, я должен разыграть эту карту. Ты уже засек Тэлли? Мне нужно задать ей пару вопросов. Если она, конечно, еще жива. Нет? Тогда выдели больше людей на это задание.
Что он имел в виду, когда сказал: «После того, что он узнал обо мне»? Что я объединилась с Дэрроком? Что, по его мнению, именно я собиралась его предать? Или что-то другое? Кто такая Тэлли и какие вопросы ему нужно было ей задать?
— Дэррок мертв. Она наверняка скажет В’лейну, что это ее рук дело. Но ребенку никто не поверит. — Еще одна долгая пауза. — Конечно, она будет делать все, что я скажу. Если понадобится, я возьму В’лейна на себя. — Пауза. — Это все, черт побери, на что ты способен.
Потом он надолго замолчал, и я поняла, что разговор был окончен.
Какое-то время я стояла на лестнице, положив руку на дверную раму и разглядывая ступеньки.
— Мисс Лейн, тащите сюда свою задницу. Сейчас же.


— Я слышала... — начала я.
— Я позволил вам услышать, — оборвал меня Бэрронс.
Я захлопнула рот, прикрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Уголки его губ поднялись вверх, словно в ответ на какую-то известную только ему шутку, и на минуту мне показалось, что мы снова ведем молчаливый диалог.
«Ты думаешь, что запираться наедине со Зверем, — это безопасно?»
«Ты ошибаешься, если думаешь, что я тебя боюсь».
«А следовало бы».
«Может, это тебе надо меня опасаться. Давай, зли меня, Бэрронс. Посмотрим, что из этого выйдет».
«Маленькая девочка думает, что повзрослела».
На его губах появилась улыбка, ставшая мне такой родной за прошедшие несколько месяцев, в ней был целый букет противоречивых эмоций: и насмешка, и злость, и желание. Мужчины, они такие сложные.
— Теперь ты знаешь, что они о тебе думают. Я — единственный, кто стоит между тобой и моими людьми, — сказал он.
Это, а еще очень глубокое темное озеро. В которое при необходимости я могла бы нырнуть до самого дна. Даже не смотря на то, что он оказался жив, я только сейчас наконец-то поняла, что никогда не смогла бы уничтожить этот мир, чтобы вернуть Бэрронса к жизни, и что я больше не была той женщиной, которой была до того, как убила его и никогда не стану ею вновь.
Преобразование, которое я претерпела, нанесло мне необратимые повреждения. Чувства, которые я ощущала, полагая, что он мертв, врезались так глубоко, что мое сердце было покрыто ранами, а душа отныне изменилась. Горе, может, и покинуло меня, но память о тех днях и о том выборе, который я сделала, о тех вещах, что я чуть было не совершила, останется со мной навсегда. Я подозревала, что какая-то часть меня была все еще слегка бесчувственной и, возможно, останется такой на всю жизнь.
Мой взгляд скользнул по его шее. Создавалось такое впечатление, будто его горло никогда не было перерезано. Не было ни раны, ни шрама. Он полностью исцелился. Я видела его голым прошлой ночью, и знала, что на его торсе тоже не было шрамов. Его тело не имело доказательств насильственной смерти, которую он пережил.
Затем я перевела взгляд на обратно лицо Бэрронса. Он разглядывал мои волосы, которые я недавно покрасила. Я откинула их назад, заправив за уши. Судя по его взгляду, полному враждебности, он готов был прибить меня, стоит мне открыть рот, поэтому я молча любовалась им, ожидая, что же будет дальше.
Оплакивая его, я поняла, каким же он был привлекательным. Бэрронс это... наркотик. Он так поражает ваше воображение, что вы уже не можете представить себе никого другого, на кого можно было бы так же любоваться. Его темные волосы зачесаны назад, они иногда подстрижены, иногда нет, словно он не может постоянно заботиться о прическе. Теперь я знаю, почему с его ростом более чем в шесть футов и с твердыми мышцами, он движется с такой животной грацией.
Он и есть животное.
Лоб, нос, рот и челюсть несут на себе отпечаток генофонда, вымершего давным-давно, что в сочетании со всем остальным и делает его Зверем. Несмотря на симметрию, пусть и с сильно выраженными плоскостями и углами, его лицо слишком примитивно, чтобы быть красивым. Может, Бэрронс и достаточно развит для того, чтобы ходить в вертикальном положении, но в нем всегда присутствовала чистая и яростная энергетика прирожденного хищника. Агрессивная жестокость и кровожадность моего демона-охранника — вот его истинная личина.
Когда я впервые приехала в Дублин и увидела Бэрронса, он поверг меня в ужас.
Я делаю медленный, глубокий вдох. Несмотря на то, что нас разделяют десять футов и широкий стол, я чувствую его. Вдыхаю запах его кожи, который я не забуду никогда в жизни. Ощущаю его вкус во рту. Я знаю, какой запах исходит от нас обоих. Секс — это парфюмер, создающий свой собственный аромат, он собирает запахи двух людей и превращает их в нечто совершенно иное. Этот запах не может исходить лишь от одного человека. Интересно, а не может ли этот третий аромат, состоящий из смеси пота, слюны и спермы, стать наркотиком, представляющим собой букет феромонов? Мне захотелось толкнуть его на стол. Оседлать. Разжечь в нем своим телом бурю эмоций.
До меня доходит, что он тяжело смотрит на меня и что мои мысли, возможно, легко прочитать на моем лице. Ведь желание очень трудно скрыть. Из-за него наше дыхание становится тяжелым, а тело неуловимо меняется. Если вы настроены на кого-то, это невозможно скрыть.
— Мисс Лейн, вам от меня что-то нужно? — спрашивает он очень тихо. Его древние глаза наполнены вожделением. Я хорошо помню, когда впервые увидела там это чувство. Мне хотелось сбежать с воплями. А дикарка Мак хотела поиграть.
Лучшим ответом на его вопрос было бы громоподобное: «Да!». Я хотела броситься через стол и сотворить с ним что-нибудь жестокое. Хотела избить его, наказать за ту боль, что я испытала. Я желала наконец-то поцеловать его, потом шлепнуться на него сверху и убедиться в том, что Бэрронс жив, самым простым способом из всех, что были мне доступны.
«Если кто-то и убьет ее», — сказал он несколько минут назад, — «то это буду я».
Боже, как я убивалась по нему!
А он говорит о моем убийстве таким обыденным тоном. Бэрронс по-прежнему не доверяет мне. И никогда не доверял. Во мне поднимается нечто темное. Я в ярости. На него. Он заслуживает того, чтобы испытать на собственной шкуре, что такое настоящее горе. Я облизываю губы.
— Вообще-то, так и есть.
Он властно склоняет голову, ожидая продолжения.
— И только ты можешь дать это мне, — мурлычу я, выгибая спину. Его взгляд падает на мою грудь.
— Я слушаю.
— Это давно назрело. Я не могла думать ни о чем другом. Это почти свело меня с ума, пока я сегодня ждала твоего возвращения, чтобы попросить об этом.
Он встает со своего места и сверлит меня уничтожающим взглядом.
«Жалкие отбросы», — говорят его глаза.
«Но ты был первым», — посылаю я в ответ. — «Думаю, это означает, что объедки достались ему».
Я отталкиваюсь от двери, огибаю стол, легко проведя рукой по его зеркалу. Бэрронс смотрит на мою руку, и я знаю, что сейчас он вспоминает о том, как однажды я прикоснулась к нему.
Я останавливаюсь в нескольких дюймах от него. Вибрирую от избытка энергии. Он тоже. Я чувствую это.
— Я стала одержима желанием получить это, и если ты откажешься, то мне придется взять это самой.
Он делает резкий вдох.
— Думаешь, сможешь? — Его темные глаза глядят на меня с сомнением.
Неожиданно меня накрывает видение, как мы с ним сражаемся, катаясь от одного конца книжного магазина до другого, после чего следует ожесточенная кульминация — беспощадный секс. От этого видения у меня во рту становится так сухо, что несколько мгновений я не могу сглотнуть.
— Мне может потребоваться некоторое время, чтобы... чтобы мои руки оказались там, где я хочу, но я не сомневаюсь, что смогу это сделать.
Его глаза говорят: «Давай, рискни. Но тебе дорого придется за это заплатить».
Бэрронс ненавидит меня за союз с Дэрроком. Он считает, что мы были любовниками.
Но он готов заняться со мной сексом в любое мгновение. Наперекор своему здравому смыслу и совсем без нежности, но он бы это сделал. Я не понимаю мужчин. Если бы я думала, что он предал меня... скажем, с Фионой, причем на следующий же день после того, как помог убить меня, то я бы заставила его страдать очень долго, прежде чем снова легла бы с ним в постель. Бэрронс считает, что я занималась сексом с любовником моей сестры на следующий день после того, как ударила его копьем, что я совсем забыла о нем и просто продолжила жить дальше. Мужчины устроены по-другому. Думаю, для них очень важно как можно быстрее искоренить любые следы и воспоминания о сопернике. И они чувствуют, что единственный способ — сделать это с помощью тела, пота, спермы. Как будто таким образом они могут пометить нас. Я считаю, с помощью секса мужчинами легко управлять, ведь он так важен для них, и именно поэтому они думают, что этот способ сгодится и для нас, женщин.
Я смотрю на него снизу вверх, в эти темные, бездонные глаза.
— Можешь ли ты умереть? Когда-нибудь?
Он долго молчит. Затем мотает головой — один раз — в безмолвном отрицании.
— Совсем никогда? Независимо от того, что с тобой может произойти?
Ответом мне снова было то же движение — поворот головы слева направо.
Ублюдок. Теперь я понимаю происхождение того гнева, который я ощущаю помимо восторга. Какая-то часть моего мозга уже сложила это воедино: он позволил мне горевать.
Бэрронс никогда не говорил мне, что он — Зверь, которого нельзя убить. Он мог бы избавить меня от всей той боли, которую я пережила, одной маленькой правдой, одной маленькой откровенностью, и я бы никогда не чувствовала себя такой жестокой, темной и сломленной. Если бы он только сказал: «Мисс Лейн, меня нельзя убить. Так что, если ты когда-нибудь увидишь, как я умираю, не переживай. Я вернусь».
Я потеряла себя. Из-за него. Из-за его идиотского стремления держать в тайне всю информацию о себе. И этому не было прощения.
Но еще хуже было другое: я думала, что он отдал свою жизнь, чтобы спасти меня, а на самом деле для него это было так же просто, как лечь вздремнуть. Что значит смерть для того, кто бессмертен? Ни черта. Легкое неудобство. ЕТУ в конечном итоге ничего не значило.
Я плакала. Я скорбела. Я сотворила Бэрронсу в своей голове огромный и незаслуженный памятник Человеку, Который Умер Ради Того, Чтобы Я Могла Жить. Я думала, что он принес себя в жертву для меня, и это каленым железом выжгло все эмоции в моей душе. Это поглотило меня, поработило, сделало таким человеком, которым я вряд ли когда-либо могла бы стать в другой ситуации.
А он никогда не был готов умереть ради меня. Это был всего лишь деловой подход — по поддержанию Бэрронсом своего ОС-детектора в активном рабочем состоянии, холодным, безличным и направленным лишь на достижение его цели. Что особенного в его обещании не позволить мне умереть? Это ничего ему не стоило. Он хотел заполучить Книгу. Я была способна достать ее. Ему нечего было терять. В этот миг я совершенно точно поняла, почему он всегда был таким бесстрашным.
Я думала, что он готов отдать свою жизнь, потому что заботится обо мне. Я идеализировала его, а теперь была просто раздавлена ошибочностью своей фантазии. И если бы он остался здесь вчера вечером, то сейчас я чувствовала бы себя полной дурой. Ведь я была готова признаться в чувствах к нему, которые я ощущала только потому, что думала, будто он отдал свою жизнь за мою.
Ничего не изменилось.
Между нами не возник более глубокий уровень понимания или привязанности.
Он по-прежнему был Иерихоном Бэрронсом, руководителем ОС-детектора, он был зол на меня, так как думал, будто я связалась с врагом, раздражен тем, что ему пришлось перенести неудобную смерть, но он так и не сказал ни слова о том, что он использовал меня для достижения своих таинственных целей.
Бэрронс ощетинился от нетерпения. Я чувствую его жажду и ожесточение.
— Вы сказали, что чего-то хотите. Чего именно, мисс Лейн?
Я холодно улыбаюсь.
— Договор на мой книжный магазин, Бэрронс. Чего же еще?






Под спойлером видео на песенку Que Sera Sera, о которой Мак вспоминает в главе



За оформление, как всегда, благодарю Мари Ширинову, Мари, пасссиба

Самый лучший подарок к Новому году!Спасибо! Всех с наступающим!
_________________

Спасибо большое за новую главу!


___________________________________

Спасибо за новогодний подарок, девочки Всем счастливого Нового года )))

За новую главу - СПАСИБО!!!!!!! Перевод - СУПЕР!!!!!!!
С новогодними праздниками, девочки!!! Всех вам благ!!!


_________________

Serditovanatasha, Whitney, Mad Russian, девочки, спасибо за прекрасный новогодний подарок!
С новым годом! желаю вам творческих успехов, удачи в делах и счастья в личных отношениях.
___________________________________

Serditovanatasha, Whitney, Mad Russian!!!! Спасибо большое!!!

Такой подарок к Новому году!!! Шикарная глава!!!! Какое крушение иллюзий для Мак! И как она его сделал этой фразой!
___________________________________