Ch-O: 23.10.17 12:41
natashae: 23.10.17 13:25
Мальвина: 23.10.17 13:39
anjelika: 23.10.17 15:05
Ирэн Рэйн: 23.10.17 17:26
ishilda: 23.10.17 21:16
Slavochka-sh: 23.10.17 21:55
lor-engris: 23.10.17 23:53
htanya: 24.10.17 02:57
bazilika: 24.10.17 10:12
lor-engris: 24.10.17 12:54
wlacta: 24.10.17 15:47
lor-engris: 25.10.17 20:09
Глава пятая, в которой герои узнают друг друга поближе
Юрий
Я слежу за дорогой. Когда навигатор тягучим женским голосом велит поворачивать – повинуюсь беспрекословно. Иначе нельзя: начавшийся снегопад густеет, «дворники» развозят по стеклу снежную кашу. Хорошая погода пробежала по Лондону озорной девчонкой с запутавшимся в волосах солнцем, а к концу дня показала нам всем средний палец.
Натали удобно расположилась на заднем сиденье. Сняв оба сапога, она с заметным удовольствием вытянула ноги, а под голову сунула Флаффи, будто так и надо. Меня настолько поразило ее непринужденное: «Можно взять собачку?», что я ответил: «Конечно». И Флаффи обнял длинным носом ее тонкую шею.
Автомобильная подушка в виде черной рыжеухой таксы никак не желает покинуть мою машину. Всякий раз, натыкаясь на Флаффи, я беру его в руки и собираюсь выбросить к чертям, но оставляю почему-то. Периодически цепляю его на подголовник пассажирского сиденья, чтобы не было так одиноко стоять в пробках.
– Похоже, застряли. – Спасенная соотечественница высовывается между сидений, вытягивает шею, и Флаффи соскальзывает к переключателю. – Ой, простите, я...
Мы хватаем чертову таксу одновременно, как в нелепом кино.
– Простите, – бубнит Натали и вместе с Флаффи втягивается обратно.
Присутствие в машине постороннего вносит дисбаланс и ощущается даже с закрытыми глазами. Я не проверял, но уверен в этом. Слышу, как она дышит, изредка покряхтывая от боли в ноге. Чувствую запах духов – простоватый, чересчур сладкий и чересчур... женский. Запах парфюмерного магазина в малобюджетном торговом центре.
Эти духи на ней, однако они не ее. Как одолженная вещь. Стоит лишь снять, и...
Блеск! Теперь я думаю о том, как пахнет незнакомая девушка, когда на ней нет духов.
Пока откашливаюсь, нашариваю какую-никакую тему для разговора.
– Скажите, Натали, какой у вашего имени русский эквивалент?
Мы договорились общаться на английском. Она ориентировалась в языке вполне свободно, а почти неуловимый русский акцент лишь добавлял ей очарования.
– Наталья. Можно просто Наташа, так короче.
– Разве короче? Что тут, что там по шесть букв.
Украдкой наблюдаю за ней в зеркало заднего вида. Натали, как старательный первоклассник, проговаривает шепотом и считает буквы своего имени, загибая пальцы.
– Конечно, короче, – объявляет она торжествующе и звонко. – На целый мягкий знак!
Кажется, кое-кто вот-вот высунет язык и скажет: «Бе-бе-бе». Как ребенок.
– Я забыл о нем, – признаю. – Вы правы, На-та...ша.
Натали издает странный звук – плод запретной любви вздоха со смешком.
– Да уж, в вашем исполнении оно и впрямь длиннее.
Вряд ли она собиралась задеть меня таким образом, но все равно хочется оправдаться. Мы уехали из России до того, как я пошел в школу. Знакомых у меня было немного, и среди них не нашлось человека с именем «Наталья».
Вслух я этого, разумеется, не говорю.
– Ладно, не мучайтесь. Можете звать меня «Ната», если вам так удобнее, – милостиво разрешает девочка, почесывая нос. – Или как у вас здесь сокращают «Натали»?
– Нат? – скорее уточняю.
Чертов вопрос с именем актуален до конца поездки, но выбирать все равно ей.
– Звучит как «орех», – фыркает моя пассажирка. – А хотя мне нравится. Пусть будет Нат!
– Рад, что вас устроило.
– А я рада, что вы рады, – кротко, но уже на грани с хамством отвечает Натали.
Привыкла во что бы то ни стало оставлять последнее слово за собой? Не лучшая тактика.
Свои мысли оставляю при себе. Не одна ты здесь голодная и уставшая, Нат. У меня тоже был насыщенный день, так что хочется расстаться с тобой на позитивной ноте и побыстрее оказаться дома, вдали от посторонних людей и их привычек.
– Прости, – вдруг говорит она по-русски. – Знаю, ты меня спас, я должна быть безумно благодарна и все такое, но... Я сегодня не в форме, и мой язык гуляет сам по себе. Что-то говорит, говорит... Вот скажи, мистер Юрий Эванс, зачем я тебе сейчас это говорю, а?
Не совсем понимаю из контекста, что не так с ее языком, но общий посыл ясен.
– Нога сильно болит? – Сверяюсь с проложенным маршрутом. – Тут недалеко есть аптека, можем заехать.
– Терпимо. Она часто подворачивается, я привыкла.
Если бы я не видел в зеркале, как морщится Нат, – ни за что бы не догадался об этом по ее ровному голосу. Удивительно: девочка совершенно не умеет прятать эмоций, но боль терпит, как юный спартанец. Или спортсмен. На гимнастку не похожа. Легкоатлетка?
– Старая травма? Или любишь каблуки?
– Ненавижу! – с чувством признается Нат. – Я специалист по кедам и кроссам. А ногу ломала... давно. Кровавая вышла история, не для слабонервных.
Вежливо киваю. Хотя, вздумай она поделиться подробностями «кровавой истории», я бы не удивился.
Движение тем временем возобновляется. Если верить ожившему навигатору, раньше чем через час до гостиницы Нат мы не доберемся, но... меня это даже радует.
В какой момент Натали перестает быть посторонней и становится старой знакомой?
Когда забывает о стеснении и начинает мешать английские слова с русскими, чтобы яснее донести свою беспокойную, словно рябь на воде, мысль?
Когда отказывается сесть по-человечески и пристегнуться, чтобы во время очередного затора иметь возможность высунуться между сиденьями и пытливо заглянуть мне в лицо? «Так и знала, что ты умеешь улыбаться...»
Или когда вскользь роняет название родного города, который мне тоже родной?
Уже потом, придя домой, я открою интернет-карту и выясню, что мы с ней могли жить в трех кварталах друг от друга. Возможно, даже ходили бы в одну школу.
Маленькая смешная Нат. Наотрез отказалась говорить, сколько ей лет, и в итоге все равно проговорилась. Ровно восемнадцать лет назад мы с матерью сели в самолет до Лондона, а через месяц на свет появилась Натали. Бывают же такие совпадения...
– Как твое отчество? – А еще она мастер внезапных вопросов.
Тебе какое, малышка: фактическое или документально заверенное?
– Собираешься пробить по базам?
– А ты есть в базах? – Нат картинно прижимает ладонь ко рту. – Все, теперь точно пробью.
– В каких-то, может, и есть. Не понимаю, правда, зачем тебе в таком случае знать мое отчество. Они здесь не в ходу.
Слишком длинный ответ для такого простого вопроса. Что на меня нашло?
Нат высовывается снова. В салоне тепло, и она давно успела избавиться от пальто.
– Видите ли, Юрий. – Выражение ее лица при этом совершенно невинное, темные ресницы опущены, и только мочки ушей предательски розовеют. – У меня небольшая проблема: не знаю, как к вам лучше обращаться. Логично было бы «Юра», но что-то мне подсказывает, что для «Юры» мы с вами недостаточно знакомы и вращаемся в разных кругах. А к «Юрию» само собой просится отчество. Прошу простить, но меня так воспитали и...
Поймав мой взгляд, она умолкает и перестает придуриваться. Взволнованно облизывает губы и выставляет вперед Флаффи вместо щита.
– Что бы ты сейчас ни думал, прости и поверь: это не я.
– Сядь, пожалуйста, на место.
Она послушно исчезает, и мне удается проехать футов тридцать.
«Юрой» меня действительно называют немногие. Мама. Тетя Мэг. И, как ни странно, Абби. Только с ударением на последний слог, ей так привычнее...
«Было привычнее, Эванс, – неизвестно в какой раз поправляю себя. – Есть такой замечательный глагол was».
Самовнушение, конечно, удел слабаков, но если что-то постоянно повторять, рано или поздно сам в это поверишь. Три месяца как пора – поверить или хотя бы начать, заменив настоящее время прошедшим.
«Поверните налево», – говорит навигатор.
И подаренного ею Флаффи, который теперь будет напоминать еще и об этой совместной поездке с Нат – час от часу не легче! – пора забросить подальше на лоджию, раз уж избавиться от него совсем не хватает ума или силы воли.
Предчувствие не обмануло: денек выдался что надо.
Абби окликнула меня возле кофейного автомата. Сам я, погруженный в историю болезни мисс Барлоу, прошел бы мимо и не заметил.
«Юра́!» – И как по затылку огрели.
Мальчишеская стрижка, как шапка из каштановых кудрей, из-за которой уши кажутся непомерно большими. Капризный, но бескровный рот, на который толком не ложится помада. Темная линия над верхней губой – от частой депиляции выступает кровь, а дергать волоски пинцетом еще мучительнее. Огромные неземные глаза, в которых еще совсем недавно отражалась моя вселенная, теперь отражают стерильные коридоры клиники. Острые ключицы белеют в расстегнутом вороте больничной рубашки, длинные хрупкие пальцы сжимают одноразовый стакан.
«Поверните направо», – требует навигатор.
Здравствуй, Абигейл. Я тоже рад тебя видеть.
С ней была мать – суровая, похожая на орла-стервятника мадам Ниве, – поэтому, к моему огромному счастью, обошлось без любимого, с придыханием, «Живаго».
Когда она изучает литературу, а ты врач по имени Юрий, все пристраивается как-то само собой. И ты, русский эмигрант, садишься читать роман, который никогда не читал и не собирался. И соглашаешься быть для нее «Живаго», но только потому, что ей это нравится. Такая мелочь...
Абби о чем-то спросила, улыбнулась, дрогнув темной полоской. Сказала, что ложится на обследование. У нее стойкая ремиссия уже полтора года, но так положено...
«Круговое движение», – предупреждает навигатор.
Расстаться по обоюдному согласию, с четким пониманием, что совместного счастья вам не нажить, – это правильно и честно. Куда хуже продолжать морочить друг другу головы, притворяясь, что все в шоколаде. Тем более что фальшь и неполадки чувствовали вы оба, а она, потомственный филолог, просто первой решилась начать неприятный разговор и сумела облечь смутные ощущения в слова.
Самовнушение действительно творит чудеса. Надо привыкнуть, остальное за нас сделает время. Я почти привык. Только вот натыкаться на ее фотографии в памяти телефона или случайно находить в шкафу полупрозрачный женский чулок по-прежнему немного болезненно.
«Вы прибыли к месту назначения», – поздравляет навигатор.
Нат, которая деликатно промолчала всю оставшуюся часть пути, теперь воинственно пыхтит, напрасно пытаясь застегнуть сапог на левой ноге.
– Подожди, не дергай. Я посмотрю.
После нагретого салона воздух обжигает холодом. Вздрагивает и Нат, когда я открываю заднюю дверь. Неловко натягивает пальто.
– Только не говори, что ты тоже врач. Я не переживу, – вымученно шутит девочка.
Ее опухшая лодыжка мне решительно не нравится. Вторая, здоровая, гораздо симпатичнее. Ступни красивые, неожиданно длинные и узкие. В обуви они казались миниатюрнее.
Нат не шевелится и почти не дышит, но осмотру не мешает.
– Всегда тяжело это признавать, но Майерс прав. – Я осторожно тяну вверх «язычок» замка. – Если за ночь отек не спадет, придется делать рентген. Я оставлю номер телефона – утром расскажешь, как дела.
– Ты тоже хирург, к которому лучше не попадать? – шепотом интересуется Нат.
– Да, мы с Россом коллеги. Учились на одном курсе, вместе стажировались...
– Но на крутой тачке почему-то ездишь ты, а не он.
– У тебя неправильные представления о крутых тачках. У Майерса что-то с двигателем, вот и уцепился со мной, чтобы не толкаться в метро... Нат, извини, но он не застегнется. Только сделаю больно или порву замок.
Она чересчур внимательно рассматривает подмерзшую лужу под колесом.
– Я могу дать тебе ключ от номера. Там, в большой темно-зеленой сумке, лежат мои резиновые сапоги, они пошире. Только, пожалуйста, если вдруг встретишь Алису...
– Обними меня за шею. А если еще и закроешь машину, буду очень признателен.
Во взгляде ее по-детски чистых шоколадно-карих глаз – открытый протест, недоверие и в то же время – ожидание какого-то неизвестного, но захватывающего приключения. И я наконец понимаю, кого она мне так упорно напоминает: Арабеллу из приключенческого романа о капитане Бладе.
Пиликает сигнализация. Моя пассажирка делает все, чтобы и вцепиться крепче, и не прижиматься слишком тесно. Не бойся, малышка, не уроню.
– Нат, объясни: чем ты питаешься? Ты же бестелесная. – Мне нравятся стройные, даже хрупкие девушки, но эту хочется накормить. – Прекрати извиваться!
– А вы и впрямь сама галантность, мистер Юрий Эванс. Сам напросился, – бормочет «Арабелла», нарочито томно вздыхает и все-таки опускает голову мне на плечо.
...Уже загнав машину на парковку, я оборачиваюсь к заднему сиденью и беру за лапу подушку.
«To be or not to be, that is the question...»
Пропахший духами Флаффи снова остается жить в салоне на неопределенный срок.
Peony Rose: 25.10.17 20:51