Sandrine Lehmann:
» Глава 15
Глава 15
Когда Макс появилась на зрительской трибуне на финише под ручку с Рене, Артур надул губы и отвернулся. Он таки не попал в стартовый список - в последнюю минуту Кромм, который ранее не планировал стартовать сегодня из-за простуды, все же передумал, и Браун уже не попадал в квоту (1).
. Он был и так чертовски зол, а тут еще Рене, чье присутствие в постели Ромингера, прямо скажем, беспрецедентно затянулось.
- Арти, ты опять ведешь себя, как балда, - ласково проворковала Макс. - Рене, не обращай на него внимание. Он просто злится, что его не взяли в основной состав.
Артур промолчал, вздернув нос. Не о чем ему с ними обеими говорить, раз они такие. Рене скользнула на сиденье рядом с ним, взяла его под руку, прижалась к нему, подластилась:
- Не дуйся, Арти. Пожалуйста. Ты мне очень нужен.
- С каких пор я тебе нужен? - не выдержал он. - Иди целуйся со своим Ромингером.
- Это само собой. Но ты же мой брат, и я тебя люблю. - Она потерлась лбом о его плечо. Раньше она никогда к нему не прикасалась - у нее не было такой привычки. Теперь же осмелела. - Не будь таким противным, Арти! Я ужасно волнуюсь.
- Да ну тебя, вертихвостка, - буркнул он, против воли начиная оттаивать. - Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
- Не скажу.
Рене не забывала о двух салфетках - в бежево-голубую и в бежево-зеленую клетку, которые лежали в кармане ее куртки. Ей самой было безумно интересно заглянуть и посмотреть, как да чего, и кто был более близок к истине - Отто или Ноэль, но она дала торжественное обещание не совать свой нос в эти салфетки раньше времени. Стартовала первая группа, и она грустно посмотрела на часы: сколько времени Отто придется торчать в стартовом городке, пока не придет его очередь выходить на старт?
Отто подсчитал - как минимум, полтора часа. Стартовый интервал для первой группы составляет 2 минуты, для остальных - полторы. И это в лучшем случае, если дело обойдется без сбитых флагов и без серьезных падений. Он стоял неподалеку от стартового домика и провожал взглядом мэтров - они стартовали, конечно, первыми. Все те же, кого упоминали тренера и аналитики, кто в том или ином порядке фигурировал в прогнозах более или менее сведущих людей - от тех же спортивных аналитиков, которые получали гонорары за свои мнения и до трепа под пивко на уровне пари, которое он заключил с Ноэлем.
На стартовой майке Отто стоял номер 54 - задворки третьей группы. Он со своим рейтингом не мог претендовать на более высокое место. В прошлом сезоне, пусть у него и был успех, но в скоростном спуске - там у него стартовый номер будет повыше. А тот же Ноэль в прошлом году уже красовался в основном составе и сейчас имел стартовый номер 25. Куда более высокий рейтинг и, как результат, вторая группа, и номер по жребию. Третью группу не удостоили даже такой чести, как жеребьевка - спортсмены стартовали в соответствии с рейтингом. В супер-джи Отто до сих пор шел по нулям, ну и стартовал одним из последних. Вообще-то, он должен был попасть в основной состав еще в прошлом году, но в октябре, незадолго до начала сезона, вляпался в серьезные неприятности, и Брум придержал процесс - побоялся скандала. Как результат - только один старт в этой дисциплине, к тому же закончившийся сходом с трассы. И номер 54 из 61. Кругом отнюдь не сливки классификации ФИС - такой же новичок Тони, еще один парнишка-австриец, только-только вылупившийся из юниоров, и полно ребят, которые давно в КМ, но еще не смогли пробиться выше. И, вполне вероятно, многие из них не смогут. Чехи, болгары, югославы, один неудачливый финн, вернувшийся после двухгодовалого перерыва из-за серьезной травмы, и парни из все тех же традиционно горнолыжных стран, которые просто не добились высоких результатов. Вот они все - снаряжение попроще, обмундирование подешевле, доходы поменьше, ну и перспективы минимальные. В феврале чемпионат мира - они туда не поедут. А он, Отто Ромингер, очень постарается к февралю продвинуться в рейтинге вверх настолько, что сможет запросто отобраться в квоту. А для ЧМ квота - не как для обычного этапа, а всего пять человек от страны. Это значит, что ему придется подвинуть кого-то из звезд, потому что на данный момент швейцарская сборная состояла практически только из них.
Отто был рад, что сегодня Регерс завис с ними на старте. Если честно, он здорово нервничал, а Тони почти что тошнило от волнения, и присутствие пусть брюзгливого и грубого, но все же знакомого и хорошего человека как-то успокаивало. Тони стартует на два номера раньше Отто, и Герхардт поедет вниз на подъемнике чуть раньше, чтобы успеть быть на стадионе к моменту финиша обоих. Как обычно в день старта, Отто не курил - ни одной сигареты с утра. Никто вокруг не курил, но и мало кто нервничал. Чего им, подумал Отто, они как начали сезон в пятой десятке, так и закончат. А он сам метил намного выше - поэтому просто вибрировал от напряжения. Да, он знал, что ближе к старту нервозность и стресс уступят место холодной решимости и спокойной сосредоточенности, что все его силы и ресурсы придут в состояние полной мобилизации, что его железный самоконтроль включится и не допустит, чтобы в дело вмешались ненужные эмоции и страхи. Но пока момент не настал, и он был почти на грани нервного срыва. К тому же, наверху было ветрено, и они успели здорово замерзнуть, несмотря на теплые куртки, надетые поверх тонких стартовых комбинезонов.
- Разминаемся, - буркнул Герхардт. Отто решил переставить свои лыжи подальше, чтобы они не мешали во время разминки. Пара тяжеленных двухметровых россиньолов с кантами из легированной стали выскользнула из его затянутой в толстую перчатку руки, и с грохотом и металлическим скрежетом обрушилась на обледеневшую площадку.
- Твою мать, бестолочь! - заорал Регерс, который тоже не мог побороть волнение и от неожиданного, резкого шума сорвался. - Возьми себя в руки, придурок!
Отто сумел сдержаться и не заорать в ответ. Он молча поднял лыжи и перенес их куда хотел, и там уже, от греха подальше, положил их на снег. Он не хуже прочих знал, что это одна из самых паршивых горнолыжных примет - уронить лыжи перед стартом. Но он не верил в приметы.
Рене по пути в Зельден спросила его про приметы, и правда ли, что спортсмены в день старта не бреются. Именно про эту примету ей рассказывал Артур. Якобы многие спортсмены начинают сезон с щетиной - на удачу. Отто признал, что да, есть такая байка, и некоторые в нее верят, но только не он. Вот он всегда бреется каждый день, и точка. Тогда Рене спросила - он вообще ни в одну примету не верит? Он сказал, что ни в одну. И смеха ради рассказал еще одну байку, про то, что якобы над дверью кабинета Альберта Эйнштейна висела подкова, на удачу, и его спросили, неужели он в это верит? Эйнштейн сказал, что не верит, но подкова помогает даже тем, кто в нее не верит. На это Рене отпарировала: «Не Эйнштейн, а Нильс Бор!» Черт, он в жизни еще не спал с такой начитанной девчонкой.
Приметы, приметы. Глупости сплошные. Он знал сотню примет - например, для удачного сезона в день первого старта надо поймать ртом снежинку. И мог придумать еще пару тысяч. К примеру, когда ты ловишь снежинку раскрытым ртом, а над тобой летит птица - это к неожиданностям. Причем очень неприятным. Перетянуть крепления и упасть - к травме ноги. Упали лыжи - к тренерскому ору. Тренерский ор - к еще большей нервозности. День старта - к отсутствию сигарет в кармане. И хватит этой ерунды, пора сосредоточиться на вещах, более важных, чем эти дурацкие мумба-юмба. Плюс три градуса на финише и плюс один на старте, трасса уже довольно сильно разбита, на некоторых виражах уже образовались вполне полноценные ямы. Ветер усилился. Солнце светит с безоблачного неба и хорошо греет восточный склон, на котором находится трасса, стало быть, скоро там будет тень, и подтаявший снег слегка замерзнет. Это хорошая новость - хоть разбитая трасса и снизит скорость, лед поможет ее поднять.
Черт... Как долго тянется время! Соревнования уже успели остановить дважды - один раз из-за падения самого Айсхофера, прошлогоднего победителя в общем зачете, второй раз, когда вылетел Манфред Марцелль из второй группы. Оба раза надолго - правили трассу, восстанавливали ограждение. Манфред сильно побился, поэтому вниз ехал на акье (2), что не способствовало скорому возобновлению соревнований. Прошло уже два с половиной часа...
Первая и вторая группа прошли, победители расслабились и успокоились - они на полном серьезе полагали, что их призовым местам уже ничего не угрожает. И в самом деле, о чем им волноваться? Сильнейшие уже финишировали, трасса очень существенно пострадала - разбита и подтаяла, так что осталась только чисто теоретическая возможность изменения в составе первой ну если не двадцатки, то десятки - точно. Некоторые телеканалы, которые передавали прямые трансляции с соревнований, уже были вынуждены уступить место в эфирных сетках другим программам. Их телевизионщики еще вели съемку, но 99 из 100, что дополнительно отснятый материал никогда не пойдет в эфир. С учетом двух остановок соревнований, самые именитые и имеющие наивысший рейтинг телеканалы успели показать только первую тридцатку участников.
Никто особо не беспокоился о том, чтобы информировать аутсайдеров, еще мающихся на старте, о ходе соревнований, о состоянии трассы и так далее. Они могли видеть только продублированный на старте финишный монитор, на который передавалась информация о тех, кто прошел дистанцию. Первое место пока вполне предсказуемо было у австрийца Флориана Хайнера. Второе занимал Филипп Граттон, звезда сборной Франции. На третьем месте был небезызвестный швейцарец Ив Фишо. Ноэль с триумфом вкатился на одиннадцатое место. Берт Эберхардт - на седьмое. В общем, кроме падения Айсхофера, особых неожиданностей пока не было. Но все же и помимо расклада сил на финише, информация попадала в стартовый городок с помощью раций и уоки-токи. Так Отто и Тони смогли узнать, что на финишном спаде образовались глубокие колеи, что Айсхофер не травмирован, но списывает свой сход с дистанции на боль в спине, что зрители не спешат расходиться - такое часто бывает в начале сезона: за лето соскучились по «белому цирку» и теперь отрываются на трибунах с пивом и глинтвейном. Отто подумал, а что делает Рене?
- Это что, так опасно?
- Да не надо так бледнеть, - хмыкнула Макс. - Конечно, если кувыркнешься на скорости, то мало тебе не покажется. Но далеко не все уезжают с трассы с таким комфортом, как Марцелль, бедняжка. Большинство все же уходят на своих на двоих.
- Когда теперь снова дадут старт?
- Ну, залатают ограду, а следующему, кто там был - Бэйтс? - дадут перестартовку.
- Почему?
Макс терпеливо объясняла, в то время как Артур уже озверел от расспросов сестры и от затянувшейся паузы в соревнованиях и пошел перекурить.
- Потому что стартовый интервал уменьшили. И Джимми Бэйтс успел стартовать до того, как на старте получили информацию о том, что произошел такой инцидент. Скорее всего, кто-то из судей вдоль трассы показал ему желтый флаг. Это означает, что Джимми должен немедленно остановиться и съехать вбок трассы. Думаю, его отправили на один из параллельных склонов, он уже успел подняться на подъемнике обратно к старту. А вообще, скажу я тебе, это не дай Бог - ты стартуешь, тебя останавливают, дают перестартовку... В таких условиях приличное время показать - такого попросту не бывает.
- А с пятьдесят четвертого номера? Бывает? - Рене дрожала от смеси холода и возбуждения.
- Тоже не бывает, - безжалостно сказала Макс. Но великодушно добавила: - Хотя... от твоего Ромингера можно ожидать чего угодно.
От сочетания «твоего Ромингера» Рене расплылась в улыбке. «Он - мой?»
- Посмотри, быстрее, - сказала Макс, подтолкнув Рене локтем. - Вон, видишь, мужик в черно-оранжевом? Вон там, неподалеку от трибуны победителей. Уходит.
- Это кто-то из немцев?
- Правильно. Олли Айсхофер, но его все, от фанов до спонсоров и комментаторов, зовут Эйсом (3). Ты о нем слышала раньше?
- Конечно. Я же не в вакууме жила.
- Тогда ты, наверное, знаешь, и кто с ним. Видишь?
- Ту маленькую блондинку? Вижу. Но не знаю, кто это.
- Это Таня Гросслинг. Фигуристка.
- Серьезно? Ну и ну!
- Ты не знала, что она - его жена?
- Нет. Вот это да!
- Они не расписаны, насколько я знаю, но уже пару лет точно живут вместе. А вон девушка около трибуны - это подружка Хайнера, во всяком случае, нынешняя. Он милашка, этот Флориан, правда?
- Не знаю, я не видела его вблизи. А рядом кто?
- Вот та рыженькая?
- Да, с ребенком на руках.
- Это Марин Граттон, жена вон того, в сине-белом. Это Филипп Граттон, он на втором месте. На руках у нее Николь, дочка. А рядом, видишь, мальчик? Это старший сын, Лоран. А рядом дядька - это папаша Филиппа. А дама рядом с ним в дурацкой шапке - мать. А вон старшая сестра, Изабель. Раньше она тоже выступала, но уже закончила карьеру. Она старше Филиппа года на три.
- Такая большая семья!
- Да. Они очень дружные и часто приезжают поболеть за него в полном составе.
- Вот это да! - Рене с нескрываемой завистью и тоской посмотрела на Граттона. Как, должно быть, здорово - иметь такую семью, которая тебя любит и приезжает за тебя поболеть в полном составе. Жена, дети, родители... Один за всех, все за одного, и это называется дом, это называется крепкий тыл, и это - то, чего лишена она сама... и Отто.
- Макс... А кто-нибудь приехал поболеть за Отто?
- Не думаю. Он не настолько известен, чтобы иметь большой фан-клуб, который кочевал бы за ним по этапам.
- Я не об этом. Родители, родственники...
- А, эти, - пренебрежительно откликнулась подруга. - Нет. Никогда не приезжали.
- Но почему? - Рене на время даже забыла о своем волнении из-за соревнований. Кажется, Макс что-то знает... может быть, расскажет? И Максин ее не разочаровала.
- Ну, папаша там очень занятой мужик. Банкир, я же тебе говорила. Весьма публичная личность. Сейчас уже не настолько, но раньше часто попадал во всякую светскую хронику как главный бернский плейбой. Симпатичный такой дядька, фактурный, все с моделями и манекенщицами путался. Отто весь в него - любит красоток, кстати. Ну а папаша - банк, бабы, откуда ему взять время приехать за сына поболеть? Да и не стал бы. Ему, как ты понимаешь, не нравится, что Отто от них откололся и пошел в профи-спорт. С тех пор как я знакома с Отто, папаша появлялся на горизонте раз десять, это за пять лет, и каждый раз пытался как-то давить. Вернись домой, займись банковским делом, брось этот дурацкий спорт, обстриги волосы. А Отто, что Отто, на него где сядешь, там и слезешь. Он не любит, когда им командуют. Вот так нашла коса на камень, и привет. Оба упрямые, жесткие и гордые, сначала сильно бодались, как два твердолобых барана, потом пришли к какому-то подобию нейтралитета.
- А мама? - с отцом все было более или менее ясно, слова Макс только подтвердили то, что Рене сама для себя уже успела понять. А вот с матерью дело обстояло по-другому. Почему он никогда о ней не говорит? И почему, когда Рене пытается спрашивать, у него сразу столько грусти в глазах? - Ведь она жива, живет с отцом, они не в разводе?
- О, да, - небрежно уронила Макс. - Но с ней какие-то странности.
- Что значит странности? Она... не в себе?
- Да нет, не это. О ней я ничего не знаю, только то, что она по какой-то причине не общается ни со своими детьми, ни с мужем. Она богатая тетка, офигенно красивая, как нетрудно догадаться, и живет какой-то своей жизнью. Когда Отто было семнадцать, он ломал ногу, был очень хреновый открытый перелом, осколочный, со смещением - ну кошмар, в общем. Он несколько месяцев пролежал в больнице. И вот эта самая так называемая маман не соизволила ни разу появиться в этой больнице, чтобы проведать сына. Как тебе это?
- Ужас. Невероятно. Не понимаю - как такое возможно? Почему?
- Почему и как - я понятия не имею. Отец приезжал к нему часто - я много раз его там видела, мы все тоже постоянно у него крутились. Сестра пару раз. Дед приезжал. Мать - ни разу. Никогда. Он никогда ее не упоминает. Я так понимаю, она формально есть, но фактически... у него просто нет матери.
- Господи, быть не может.
- Может, может, - усмехнулась Макс. - Хочешь верь, хочешь - не верь, но дело обстоит именно так.
- Да уж... А сестра? Ты ее видела?
- Видела.
- Какая она?
Макс пожала плечами:
- Ну, про нее я вообще ничего не знаю. Тоже очень красивая девка, только, в отличие от брата, отлично одета. И очень дорого. Думаю, если продать все, что на ней было все эти разы надето, можно было бы погасить государственный долг какой-нибудь Эфиопии.
- А что она делала? Ну, то есть говорила что-то?
- Да нет, я же говорю, только видела ее вскользь. Ну ты не беспокойся, у Отто и без них сегодня нехилая группа поддержки. Мы-то все тут на что?
- Да, - невпопад сказала Рене. Ей нужно было обдумать и разложить по полочкам все эти сведения. Она для себя твердо решила больше не приставать к Отто с расспросами про его мать. Если это такая болевая точка, то лучше не надо. А про отца и сестру все более или менее понятно.
Она спросила Макс про гигантский монитор, висящий напротив финишного табло.
- Хорошая штука, - сообщила подруга. - Его, по-моему, только сейчас и поставили, в прошлом году не было. Вот смотри - Бэйтс уже на старте. Сюда транслируются изображения с камер, которые стоят вдоль трассы. А еще, заметь, интересные циферки будут, когда он пойдет. Называются отрезками. Секундомеры фиксируют время прохождения определенных отрезков и дают сравнение с временем, которое здесь показал Хайнер. Ну, то есть победитель. Если впереди минус и циферка зеленая, то тот, кто сейчас идет, обгоняет лидера. Если без минуса и красная - отстает.
- Да знаю я, что такое отрезки.
- Ну и хорошо. Только не думаю, что мы сегодня еще увидим зеленые циферки.
- А я думаю, что увидим, - вдруг выпалила Рене.
Макс закатила глаза:
- Он пятьдесят четвертый, Рене! Ну ты же не маленькая, чтобы в сказки верить! Трассу разбили дико, и посмотри, как тепло! И становится все теплее с каждой минутой, уже + 5 на финише! Да если он хотя бы в двадцатку попадет - это уже будет огромный прорыв, сродни чуду!
- Хочешь пари? - Рене была ничуть не менее упряма, чем Отто.
- Продуешь.
- Ставлю ящик пива.
Макс расхохоталась:
- Вижу знакомый почерк! С каких пор ты научилась пиво пить?
- Кто сказал, что в 18 поздно чему-то учиться?
- Так на что спорим - на зеленые отрезки?
- Да. Если будет хоть один - я выиграла.
- Только у Отто или у кого угодно?
- Какого черта? Только у Отто, - решительно сказала Рене. Что ей до других?
- Имей в виду, мой любимый сорт - Шпэтен.
- А наш - нефильтрованный... - Рене со стыдом поняла, что забыла название сорта. Но Макс помогла ей:
- Вэденсвилер, как же. Только здесь ты его не найдешь. Или жди до Цюриха, или спорим на Пауланер, Отто всегда пьет его в отъезде. Только ты не переживай - мне не придется покупать пиво, а у тебя проблем не возникнет, Шпэтена везде полно.
Регерс хмуро посмотрел на своих воспитанников. Оба нервничали безумно, но старательно держали лицо. Ромингеру это удавалось чуть лучше, чем Раффнеру, но ненамного. Герхардту стало стыдно за свой срыв из-за лыж. Самому сорваться так по-дурацки и еще орать на парня, чтобы он держал себя в руках. Свинство. Несмотря на привычку относиться к Отто как к зрелому, взрослому человеку, обращаться с ним на равных, нельзя забывать, что он, в сущности, еще пацан. 21 год. Ровно год назад двадцатилетний Отто стоял тут же на старте, только хорохорился намного больше, чем сейчас. И вылетел в итоге, не успев пройти и половины трассы.
- Помнишь прошлый год? - тихо спросил Герхардт. Отто кивнул с совершенно отсутствующим видом. Любому, кто знал его хоть вполовину так, как Регерс, стало бы понятно, что он не только помнит, но и думает о том, что было в прошлом году, в эту самую минуту.
- Хорошо. Мне пора вниз. Тони, не забывай про стойку. Не раскрывайся где не надо, и все будет нормально. Ромингер... покажи им всем. Тони, иди, скоро твой старт. Пора.
Из стартового домика уже выглядывал кто-то из судей.
Отто остался один. На старте было почти пусто, несколько человек с еще более низкими номерами топтались по спрессованному снегу и льду. Солнце заливало опустевший стартовый городок, слишком яркое и теплое для ноября. Отто любил быть на солнце, но сегодня предпочел бы, чтоб было пасмурно. Слишком много факторов работало против него в этот день, и солнце было одним из них. Склон был покрыт искусственным снегом - на горах вокруг снега почти не было. Внизу, в долине, тем более. Сам по себе искусственный снег ничуть не лучше и не хуже натурального, но лучше было бы градусов на 10 холоднее - тогда было бы самое то.
Стартовал следующий участник после Тони. Вот и Ромингеру пришла пора готовиться.
Ботинок с громким щелчком встал в крепление, второй. Отто по-дурацки постучал палками друг об друга, хотя давно собирался избавиться от этой детской привычки.
- Ромингер. Старт.
(1) число спортсменов, которое сборная страны имеет право выставить на те или иные соревнования
(2) Вид саней, которые применяются в горах, на горнолыжных трассах, для транспортировки пострадавшего
(3) (Англ. ) Ace ( Эйс) - «туз»
...
Sandrine Lehmann:
» Глава 16
Глава 16
Он перевел дух, скользнул на метр вперед, пока планка не уперлась в его ботинок. Он слышал только собственное дыхание. Опираясь на палки в метре за стартовым порогом, он ждал сигнала.
Вот он. Мощный прыжок, погнали.
В отличие от скоростного спуска, соревнования по супер-джи не предусматривали контрольных и вообще каких бы то ни было тренировок на этой трассе. Отто плохо помнил ее с прошлого года. Они с Тони и Герхардтом как могли восстановили ее по памяти, все трое не верили, что тут возможна какая-то серьезная переустановка ворот. И вот трасса была перед ним - опасная, разбитая, непредсказуемая, коварная, ледяная, полусвет-полутень.
Отто умел принимать решения молниеносно, и это всегда помогало ему в скоростных видах. Сегодня было то же самое - каждый вираж ставил перед ним новую задачу, в каждых воротах оказывался очередной вызов. Он справлялся, его быстрый, блестящий ум делал моментальные правильные выводы. Достаточна ли скорость? Он шел на максимуме своих возможностей, рискуя на грани фола, но никогда - за гранью. В прошлом году перекантовка на крутом вираже вышвырнула его в ограждение. Вот он, этот черт. Отто не повторил прошлогоднюю ошибку - его прижало к склону, начало сносить по траверсу, но он сгруппировался и вышел из виража идеально. Еще полкилометра на бешеной скорости впереди. Разбитый финишный спад, солнце сбоку, мокрые, обледеневшие пласты снега сверкают почти непереносимо для глаз. Красные ворота выросли перед ним, приглашая обойти их вплотную, ослепительный блеск льда помешал заранее разглядеть маленькую выбоину в колее. Молниеносное решение взять правее, слишком быстрое перестроение на слишком маленькой дистанции, на грани... за гранью потери контроля. На тающем льду лыжи были почти неуправляемы. Отто потерял равновесие... Отчаянная попытка удержаться - хватит ли времени? Одной последней сотой секунды?
- Посмотри! Посмотри! - закричала Рене. - Господи!
- Не может быть! - Макс сорвала с лица солнцезащитные очки. - Минус ноль, сорок шесть?!!
- Да! - Рене громко завизжала, вскочила на ноги. - Да! Отто!!!
Стадион бесновался. К моменту старта Отто половина мест на трибунах уже опустела - предыдущие стартующие распределяли между собой в лучшем случае тридцатые места, проигрывая Хайнеру по пять и больше секунд. Но сейчас происходило что-то непонятное. Первая засечка давала плюс десять сотых и была привычно в красной зоне, и зрители, которые уже не очень внимательно смотрели на табло, не обратили на это внимания. Но следующая шла по нулям, и цвет поменялся на зеленый. Поднялась волна голосов, заверещали дуделки, раздался звон альпийских колоколов. Какой-то особо активный фан дудел почти в ухо Рене, но она не заметила. Сорвав шапку и комкая ее в руках, она вскочила с места, дрожа как лист. Новая засечка. Минус три сотых. Этого было достаточно для пива, но недостаточно для победы - полтрассы еще были впереди. И вот уже -0,46!
- Опять расходы, - буркнула Макс. - Волшебник, твою мать!!!
В Цюрихе Клер Хаммерт смотрела старт Ромингера по одному из австрийских каналов, которые специализировались на национальном виде спорта, которым как для Австрии, так и для Швейцарии являлись горные лыжи. Конечно, они продолжали трансляцию до окончания соревнований. Картинку давали, а комментариев о происходящем на трассе уже не было. О чем тут говорить - шли спортсмены последнего эшелона, невысокого уровня.
Это был серьезный, авторитетный, высокорейтинговый спортивный канал, с которым сотрудничали уважаемые нынешние и бывшие звезды горнолыжного спорта. Сегодня бессменный комментатор Уве Крайц делил микрофон с прошлогодней потерей Кубка мира - австрийцем Петером Шварцмайером. Петер был большой звездой лет пять назад, год назад принял решение закончить карьеру. Сейчас они делали комментарии в диалоговом режиме, говорили о сегодняшних победителях. Крайц остановился на карьере Флориана Хайнера - лидера соревнований, не забыв упомянуть, что победа на первом этапе сезона особенно ценна для любого спортсмена. Шварцмайер согласился, и они начали вспоминать, сколько пьедесталов было у двадцатишестилетнего Флориана в прошлом сезоне.
Камера иногда останавливалась на лицах троих лидеров. Симпатичный темно-русый Хайнер с ямочками на щеках, мужественный темноволосый Граттон и задумчивый Фишо все еще находились на трибуне победителей с лыжами в руках - их к этому обязывали спонсорские контракты. Но по их лицам было видно, как им неохота тут торчать сейчас, когда вся интрига соревнований закончилась еще 20 участников назад. Они безмятежно улыбались, обменивались какими-то репликами, давали интервью журналистам. Все трое не могли дождаться, когда наконец начнется награждение и можно будет с честно заработанной медалью поехать в отель и вздремнуть перед пресс-конференцией. Происходящему на трассе они уделяли внимания не больше, чем комментаторы, пока неожиданная волна голосов и шума со стадиона не привлекла внимание их всех.
- Что произошло? - удивился Крайц и сам себе ответил: - Кажется, этот участник вызвал такую реакцию? Кто это? Номер пятьдесят четыре - под этим номером в стартовом протоколе заявлен швейцарец Отто Ромингер. Хм... Да, вроде бы припоминаю что-то. А вы, Петер?
- Безусловно, - Шварцмайер замолчал, напряженно вглядываясь в монитор. Крайц сказал:
- Да, похоже, у этого молодого спортсмена здесь много фанатов. Впрочем, он еще слишком молод, неопытен и нестабилен, чтобы вмешиваться в борьбу между сильнейшими на трассах, подобных этой. И, если называть вещи своими именами, он знаменит пока что не своими достижениями, а внешностью. Да, миловидный мальчик, ничего не скажешь. - Разделавшись таким образом с Ромингером, Крайц вернулся к воспоминаниям о прошлогоднем супер-джи в норвежском Квитфьеле. Но Шварцмайер вмешался, выйдя из легкого ступора:
- Посмотрите на отрезки, Уве.
Долгое, потрясенное молчание. На экране Отто Ромингер летел по опаснейшей, разбитой трассе на скорости, слишком высокой для такого состояния снега и льда, но справлялся блестяще. - Возможно, какая-то ошибка... - пробормотал Крайц. - Сбой хронометража? Я узнаю в аппаратной... Нет. Все точно. Лучшее время на втором и третьем отрезке... Четвертый отрезок - невероятно! Почти полсекунды! Вы можете припомнить что-то подобное, Петер? Ведь он идет на медаль! Невероятно, я не верю своим глазам!
Камера на миг вернулась к призерам - вся безмятежность исчезла с их лиц, они напряженно уставились на табло. Щелкали камеры - эти снимки лидеров, чьи позиции вдруг перестали казаться неуязвимыми, обойдут все вечерние газеты.
- Я помню, что в прошлом году этот «миловидный мальчик» сделал бронзу в Китцбюэле, - заметил Шварцмайер с ударением. - Ромингер, кажется, не оставляет сомнений насчет того, что он способен на многое. Вплоть до того, чтобы возглавить общий зачет, отобраться на чемпионат в Валь Гардене. Я уверен, мы еще услышим о... Смотрите, теряет контроль! Нет!...
Отто должен был удержаться на ногах, и он удержался. Он не потерял время, и ничего чудесного в этом не было. Как четвертью секунды раньше он принял правильное решение взять более широкую траекторию виража, так и сейчас резкий и крайне рискованный перенос веса на пятку внутренней лыжи оказался единственным верным вариантом. Он устоял, в крови бурлил адреналин, пот выступал на лице, стекал из-под шлема и тут же высыхал под неистовым напором головокружительной скорости и встречного ветра. Отто встал в закрытую скоростную стойку и помчался по ледяному крутяку к финишу.
Ворота, кренясь, выросли впереди, промчались над ним. Резкое торможение, вырвавшееся из-под кантов лыж снежное облако высотой в пару метров. На табло - единица! Он сделал это!
Стадион бесновался. Казалось странным, что почти пустые к этому моменту трибуны, набитые битком пару часов назад, могут еще вместить столько народу, чтобы поднимать такой дьявольский шум. Новый победитель был вымотан до предела. Он задыхался, ноги, только что выдерживающие страшную тряску, запредельные перегрузки на зубодробительных виражах на скорости за сто километров в час, вдруг стали ватными, сердце колотилось в два раза быстрее, чем обычно. Он победил! С пятьдесят четвертого места он сделал всех, он обошел пятьдесят с лишним лучших гонщиков мира! Отстегнув лыжи и сбросив шлем, он вскинул руки над головой. Его светлые волосы сверкнули на солнце. Отто Ромингер издал громкий, ликующий вопль.
Это была великолепная, сенсационная победа. Отто смог улучшить результат Хайнера почти на половину секунды. Помимо Крайца, в этот день еще несколько сотен человек усомнились в правильной работе хронометрического оборудования, но ошиблись. Честные приборы Longines не заслуживали подобных вопросов - время было зафиксировано совершенно честно, правильно и четко. Отто Ромингер победил, и этот факт было не оспорить, хотя и очень трудно принять. Кто такой этот Ромингер? Юниор, мальчишка, № 54 на старте. Его победа относилась бы к разряду невероятных, даже если бы он победил, стартуя в первой группе на идеальной трассе. Но из третьей группы, по разбитой, растаявшей трассе - в такое было просто невозможно поверить. Эта трасса - не для пацана. Чтобы выиграть супер-джи на такой трассе, человек должен быть не только сильным и выносливым - он должен быть чертовски решительным, рисковым, хладнокровным, умным, опытным. Сочетание всех этих свойств в таком молодом парне казалось невероятным. Но победа была зафиксирована FIS - и стала сенсацией.
Фотографы трудились вовсю - ведь перед ними был не только победитель, но и один из самых ярких и красивых спортсменов континента, рождалась новая звезда, восходило новое солнце.
К Отто бросились журналисты:
- Это невероятно! Что вы можете сказать?
Он молча помотал головой - пока он не мог сказать ровным счетом ничего. Эмоции зашкаливали, он попросту боялся, что или расхохочется, как псих, или ударится в слезы, как девчонка. И уж точно будет заикаться и трястись как заяц - больно надо! Он знал, что может победить, он собирался победить, но настоящий факт победы лишил его дара речи на какое-то время. Как во сне, он подхватил свои лыжи и направился к трибуне победителей. На его лице сияла широкая, счастливая улыбка. Он смотрел на трибуны, его взгляд скользил по лицам, и наконец остановился. Он нашел того, кого искал. Вернее, ту. И помахал рукой.
- Иди, - хладнокровно сказала Макс. - Он тебя зовет.
Рене просто не помнила себя от счастья, что он победил, она пыталась перевести дух после того, как они всей трибуной орали до хрипоты и прыгали, как чокнутые обезьяны. В эйфории она была готова на любое безумие... но то, что сказала Макс... это просто невозможно!
- Я не могу, - простонала она. - Я боюсь. Все будут на меня смотреть!
- А ты чего хотела? Назвалась груздем - полезай в кузов, - Макс выразительно посмотрела на подругу.
Рене могла бы понять, что сотни глаз уже зафиксировали, что Отто смотрит на нее и машет именно ей, но это ничего бы не изменило. Она должна идти к нему. Она снова подумала, уже в тысячный раз, что трусливой, малодушной мыши нечего делать рядом с Отто Ромингером. Да уж, похоже, он еще поможет ей выковать характер.
Шум стадиона, ослепительное сверкание снега и льда на трассе, острые, яркие лучи солнца... Объективы камер, шарящие по трибунам. Отто. Отто, мой любимый, ведь ты ждешь меня... Рене медленно встала, встряхнула головой, вздернула подбородок и медленно начала пробираться к выходу с трибуны. Ступеньки. Несколько шагов вниз. Она шла - сначала медленно, все убыстряя шаг, и наконец побежала. Очередная волна возгласов почти оглушила ее, напугала до полусмерти. Кто-то из журналистов бросился к ней наперерез, но встал как вкопанный, не решившись загородить ей дорогу. За ней следили тысячи глаз. Она знала об этом и умирала тысячей смертей, но у нее не было другого выхода. Она бросилась в его объятия, и он поднял ее лицо за подбородок и приник к ее губам. Победитель целовал свою девушку, и трибуны взорвались приветственными криками.
Все время, пока длился поцелуй, фотографы и операторы трудились на совесть, изведя километры кино- и фотопленки. Отто сначала не мог понять, почему ему так неудобно обнимать ее и прижимать к себе, и наконец понял - ему мешали лыжи. Пара героических россиньолов, которую он сегодня лет сто назад уронил в стартовом городке. Нарушая все на свете регламенты и спонсорские контракты, он сунул лыжи в руки стоящему рядом Регерсу и от души прижал девушку к себе.
Ив Фишо превосходно держал лицо, несмотря на то, что он только что вылетел из призовой тройки. К нему тянулся лес микрофонов, в которые он и пропел положенную партию насчет того, что спорт - это спорт и побеждает сильнейший. К тому же победа была достойнейшая, очень убедительная и красивая. Бывшее первое место, австриец Флориан Хайнер, который оказался сдвинут на второе место, пел примерно ту же песню, только уже на немецком языке. Он же выдал фразу, которая тут же была подхвачена журналистами, переведена на все языки и процитирована практически всеми изданиями и комментаторами: «Я думаю, этот парень будет звездой масштаба Килли или Зайлера, если только сможет пройти через все рогатки, подстерегающие человека нашей профессии». Под рогатками он имел в виду в первую очередь травмы, как он уточнил, но в уме держал и многое другое, что может погубить талантливого спортсмена - допинг-скандалы, наркота, пьянство и бесконечные гулянки, непривычно большие деньги, легкий уход из спорта в коммерцию. Филипп Граттон - уже третье место - только покачал головой и проронил:
- Вот это дьявол! Отродясь такого не видел!
Брум мог бы присоединиться к этому высказыванию - оно было вполне в его духе. Но какое там - он просто был вне себя от счастья. Несмотря на все свои выходки, несмотря на все неприятности, которые этот парень имел склонность собирать на свою задницу, он победил, оправдал возложенные на него надежды! И это только начало!
И всем отчаянно хотелось расспросить победителя - что это было? Что может почувствовать человек, поймавший за хвост госпожу удачу, который работал всю жизнь на свою мечту, и наконец она осуществилась? Но он был занят. И у него был свой вопрос, который волновал его именно в эту самую минуту и который он выдохнул в ухо своей девушки, едва закончив поцелуй:
- Кончилось?
- Да, - прошептала она, и он снова счастливо улыбнулся.
- Эй ты, забирай свои дрова, Россиньоль тебя кастрирует! - прошипел сзади Регерс и весьма грубо сунул лыжи между обнимающейся парочкой. Отто невозмутимо оглядел господина тренера тем самым взглядом, который приберегал исключительно для него, и любезно спросил:
- Рене, ты уже знакома с этим изысканным эстетом, аристократом духа, мсье Регерсом?
Девушка неуверенно улыбнулась, не зная, как реагировать. Она не была знакома, но уже вполне наслышана о манерах Герхардта, хоть и не ожидала, что нечто подобное произойдет прямо перед камерами, и ей придется в этом участвовать. Впрочем, Отто, как и во время той памятной сцены с Артуром, сгладил углы - он забрал лыжи и сообщил тренеру:
- Это Рене Браун, знакомься и будь с ней повежливее - она меня сегодня вдохновила.
Регерс с интересом оглядел девушку:
- Очень приятно. Вы на меня не обижайтесь, я вежливо не умею. Но вообще я белый и пушистый.
- Буду иметь в виду, - улыбнулась Рене, облегченно вздохнув - вроде все успокоилось. Но тут же спросила Отто:
- А ты должен держать лыжи?
- Да, это условие спонсорского соглашения.
- Что такое спонсорское соглашение?
Отто хотел было начать объяснять, но тут активизировались журналисты, которые притихли от любопытства на время разборок с Регерсом. Сразу трое протягивали свои микрофоны к Отто и взахлеб засыпали его вопросами, и еще несколько пробирались к ним, причем с камерами:
- Что ты чувствуешь, взяв золото из третьей группы? В каком состоянии была трасса? Кого из сегодняшних участников ты больше всего опасался? Была ли заранее уверенность в победе? Хайнер считает, что ты можешь стать звездой мирового масштаба - что ты об этом думаешь? А это твоя девушка? У вас все серьезно?
Отто обаятельно улыбнулся и мягко ответил:
- Простите, господа, но давайте с остальным подождем до пресс-конференции, сейчас начнется награждение.
Под шумок успели съехать оставшиеся семь участников - самое высокое занятое одним из них место было аж тридцать девятым. На финишный круг вынесли пьедестал - пора было выдвигаться, чтобы получить свое. Но сперва он должен был позаботиться о Рене.
Отто не отличался наивностью и прекрасно понимал, что теперь достоянием общественности станут все аспекты его жизни, до которых газетчики только смогут докопаться. Ему припомнят все, вплоть до школьных шалостей и двоек. Раскопают, что у него был роман с моделью, про то, что из-за него женщина покончила с собой, но это все его мало задевало, в конце концов, это их работа. Рэчел с этим справится, да она и любит дополнительное паблисити, а Моне от этого хуже уже не будет. А вот тот факт, что последняя рокировка с выводом за штат Клоэ и громким началом отношений с Рене наверняка заинтересует репортеров куда больше прошлых дел, был неоспорим, и его это здорово напрягало. Он категорически не хотел, чтобы они донимали Рене. Он не желал сам отвечать на скользкие вопросы. В нем просто все бунтовало от одной мысли о том, что нечто настолько важное и сокровенное, настолько непонятное ему самому, станет обсуждаться на всех углах. Он понимал, что, пока он будет красоваться на первой ступени пьедестала, Рене возьмут в оборот. И понимал, что он этого не допустит.
Регерс мог быть занудой, хамом, занозой в заднице и холерной бациллой, но одного у Герхардта было не отнять - на него всегда можно было положиться. Отто хлопнул тренера по спине, привлекая его внимание.
- Мне надо отлучиться на пару минут. Поухаживаешь тут за Рене? Смотри, чтобы к ней не лезли.
- Да ладно, что - первый раз замужем? - отмахнулся Регерс и галантно предложил Рене сигареты: - Мадемуазель, не изволите ли?
Отто улыбнулся Рене через плечо и направился на круг к пьедесталу, чтобы получить свое первое золото, завоеванное на этапе розыгрыша Кубка Мира. И первые серьезные призовые, несоизмеримые с его заработками до сих пор.
Медаль на шее, сертификат на 40 тысяч франков - и первые сто очков сезона в общем зачете, и столько же в супер-джи. Пусть аналитики до хрипоты утверждают, что он слишком молод для того, чтобы быть стабильным, ему плевать - он знал, что теперь его уже никто не остановит. Прирожденный победитель вышел на тропу славы, новое солнце взошло над горизонтом. Он широко улыбался, и тысячи кадров запечатлели его улыбку, которой суждено было стать ничуть не менее знаменитой, чем его филигранная техника прохождения виражей.
Краем глаза он не забывал следить за происходящим у трибуны победителей, где новоиспеченный аристократ духа любезничал с Рене. Отто скромно подумал, что он не только замечательный горнолыжник, но еще и гениальный психолог. Вот так буквально парой слов превратить рычащего льва в ягненка - это дорогого стоит.
Награждение закончилось, и Отто волновал только вопрос, как бы сейчас умыкнуть Рене отсюда и получить обещанное вознаграждение. Ну или хотя бы аванс. И чтобы на хвост не сел ни один из этих ушлых типов, которые выстроились в очередь, чтобы задать ему пару вопросов. Отто не сомневался, что уже до пресс-конференции они начнут копать и таки раскопают многое из того, что он хотел бы скрыть. А потом примутся всерьез за него, за Рене и за Клоэ. Ну, Клоэ нет в Зельдене, она не приехала сюда - и это уже хорошо. Найдут ли ее дома? Как она отреагирует? К примеру, сольет ли газетчикам дивную тайну их реальных отношений? Договоренность, призванную прикрывать его охоту до баб? Нет, решил он. Она сделает это только в том случае, если будет уверена, что между ними кончено все и навсегда. Да и то, только если обида и злость перевесит здравый смысл и гордость. Чтобы сохранить лицо, Клоэ должна просто занять такую позицию, что, мол, любовь прошла, увяли помидоры, мы слишком разные люди. А вот что касается Рене, которая не имела дел с этой публикой до сих пор... Он понимал, что из нее журналисты при желании могут вытянуть все, что угодно, значит, он должен как можно быстрее продумать, как держать их на расстоянии от Рене и на всякий случай проинструктировать ее, как с ними вести себя. А сейчас надо мотать отсюда - пресс-конференция начнется всего лишь через полтора часа.
Чудом было уже то, что ему вообще дали дойти до машины. Пришлось клятвенно пообещать подробнейшие ответы на все вопросы на пресс-конференции. В салоне БМВ оказалось теплее, чем на улице - солнце нагрело черную машину. Рене хотела броситься к нему на шею, но Отто ее удержал - вокруг все еще было много любопытных глаз.
- Подожди, малыш, давай хотя бы выедем отсюда.
- А когда мы выедем - так сразу все будет? - лукаво спросила девушка.
- Ну уж нет. Сразу все будет как у больших, - важно ответил он. - В отеле, на большой кровати, без того, чтобы кто-то норовил сунуть камеру в окно. А сейчас я тебя просто полапаю.
- А, это так сейчас называется? - хихикнула Рене. БМВ вырулил со стоянки. Отто убедился, что никому не пришло в голову поехать следом за ними, и через минут пятнадцать ходу (причем ехали в противоположную от Зельдена сторону) нашел какую-то почти нерасчищенную козью тропу, которая уходила в лес, в сторону от дороги. Пока можно было ехать, они ехали - удалось убрать машину из зоны видимости с дороги. Наконец, машина благополучно укрылась в тени под какой-то скалой, Отто сдал назад, чтобы совсем спрятаться, обернулся к Рене, отстегнул ее ремень безопасности и потащил ее к себе. Она с готовностью подчинилась.
Он провел четыре дня, не занимаясь с ней любовью, и сейчас дрожал от нетерпения. Аванс? Полапать? Неужели? Ему этого не хватит. Надо только быть осторожнее... Он все еще слишком взбудоражен, может потерять контроль над собой, причинить ей боль. Нужно держать себя в руках...
Рене суетилась с его курткой, расстегивала молнию, потом добралась до стартовой майки и застонала от досады - снять ее, не снимая куртку, было невозможно, а куртку снять она не могла - мешала теснота салона маленького автомобиля. Она задрала майку со счастливым 54-м номером вверх и расстегнула стартовый комбинезон, также задрала вверх верхнюю часть термобелья и начала неуклюже возиться в районе его пояса, чтобы добраться до него.
- Я весь потный, - пробормотал он.
- Пусть, - Она лизнула его грудь, прикусила мышцу. - Я и хочу тебя таким.
Отто до максимума отодвинул сиденье назад, но это не сильно улучшило ситуацию. Они все время стукались то об окна, то о потолок. Рене ерзала у него на коленях, терлась об него раскрытыми бедрами, оба тяжело дышали, уже не в силах терпеть. Он каким-то акробатическим чудом стащил с нее джинсы, трусики упорно не поддавались, и он пальцами сдвинул их в сторону, чтобы не мешали. В его голове промелькнули две слабые мысли - первая была насчет того, что надо бы оглядеться, что никто их тут не пасет, и в вечерних спортивных таблоидах не появится картинка... а вторая - что в бардачке машины лежит куча презервативов. Впрочем, про картинку волноваться не стоило - через несколько минут стекла машины запотели так, что никакая оптика не могла бы дать мало-мальски приличный снимок снаружи, а до бардачка он просто не смог дотянуться, ничего, успеет еще. Только он собрался все же достать резинку, Рене нащупала рычажок на спинке кресла, и он оказался лежащим под ней, и тут уж совсем невозможно достать... Черт с ним. Один раз... К тому же, только после месячных...
Они накинулись друг на друга, как безумные. Пусть неудобно и тесно, пусть мало времени, что угодно - они так изголодались друг по другу. Он так боялся на остаточном адреналине причинить ей боль, но, похоже, зря - она приветствовала его силу и натиск, ее крики и стоны распалили его до полного неистовства. Быстро, яростно, отчаянно - и вместе, одновременно улететь. Потом лежали обнявшись несколько минут, молча, слушая дыхание друг друга, и наконец Рене вздохнула:
- Как хорошо...
- Да, - пробормотал он, уткнувшись лицом в ее шею, вдыхая легкий, волнующий запах ее волос. Они пахли цветами и персиками, какими-то тонкими, свежими духами, чистотой и нежностью.
- Ты меня чуть не съел, - гордо заявила она.
- Отдых воина, девушка.
- А хотел только полапать...
- А тебе бы этого хватило? - отпарировал он.
- Нет. А ты и рад.
- Рад. Очень даже. А теперь я...
- Хочешь есть, - перебила она. - Угадала?
- Чудеса. Ты ясновидящая?
- Конечно, а как же. У тебя все мысли или о сексе, или о еде.
- Как у всех мужиков, малыш.
- Ты самый лучший, - она прижалась к нему, поцеловала в подбородок. - И имей в виду, основное блюдо тебя будет ждать вечером.
Отто мечтательно улыбнулся:
- Это моя обещанная награда за первое место?
- Ну да. - Рене огляделась в поисках лифчика. - Слушай, а куда ты дел... А, вот... А дальше что будет?
Отто потянулся, насколько позволял тесный салон машины.
- Пресс-конференция в пять. Думаю, тебе там делать нечего. Я отвезу тебя в отель. А потом будет банкет. Я считаю, тебе и туда пока лучше не ехать. Ты не против?
Рене задумалась. Конечно, ей хочется быть с ним. Но на нее все будут пялиться, подслушивать их разговоры... А вдруг она сделает что-то не то, и навеки его опозорит и страшно скомпрометирует? Она решительно тряхнула головой:
- Не против. Отто... а тебя сейчас здорово доставать начнут?
- Журналюги? Думаю, что да. Хотя одна победа еще не делает большую звезду. Дальше хуже будет.
- А доставать будут только на профессиональные темы, или на личные тоже?
- На личные тоже. И вот об этом мне не хотелось бы с ними общаться. И тем более, чтобы общалась ты.
- Будешь выкручиваться?
- До последнего.
- Ну, уж это-то ты умеешь, - хмыкнула она и потерлась щекой о его плечо, обтянутое красным стартовым комбинезоном.
- Они тянуть тоже умеют так, как тебе и не снилось, - он легонько щелкнул ее вздернутый нос. - Так что мне придется не столько выкручиваться, сколько фильтровать информацию.
- Интересно будет на это посмотреть.
- Посмотришь. Теперь мы вряд ли так запросто сможем болтаться по кабакам.
- Жаль.
- Тебе с ними вообще лучше не разговаривать. Я сам ими займусь.
- Поняла. А если меня поймают без тебя?
- Малыш, есть волшебная фраза «Без комментариев».
- А нормально на все вопросы так отвечать? Даже если меня спросят, как меня зовут?
- Ты никому ничего не должна. В том числе и рассказывать о чем бы то ни было. Как тебя зовут - это, конечно, не страшно, но этим никто не ограничится.
- А что они спрашивать будут?
- Вопросы могут быть разные. В том числе и хамские. Могут спросить, к примеру, любовники ли мы, каков я в постели, вполне могут спросить о размере моего... гм...
Рене оживилась:
- А ты знаешь свой размер? Ты мерил? Линейкой?
- Иди в баню.
- Тебе же нечего стесняться. Я честно скажу, что в постели ты - настоящий ураган, что размер у тебя преогромный и что тебе даже меня надувать приходится, чтобы...
- Уймись, - расхохотался он. - Ничего им говорить не надо, и тем более - честно. Я тебя просто предупреждаю, что от них можно ждать всего, в том числе и откровенного хамства. Среди журов, конечно, большинство - представители серьезных спортивных изданий, которые до такого не доходят, но и эти стараются разузнать побольше про личную жизнь спортсменов - рейтинг никто не отменял. Особо хамских вопросов они не задают, берегут свою репутацию. Но вот именно они будут говорить со мной. К тебе полезут исключительно таблоиды.
- Ужас, - сказала девушка. - А они-то как, понимают «без комментариев»?
- Могут сделать вид, что не понимают. Да не переживай ты так, никто тебя ловить в отеле не будет. Они вокруг банкета будут ошиваться, даже те, кто не аккредитован. Чтобы тебе спокойнее было - не выходи никуда, ужин закажи в номер. Потерпишь?
- Да конечно, потерплю.
- Как только вернемся домой, обязательно поужинаем вместе. Заметано?
- Да. Я хочу для тебя готовить.
- Да? Я имел в виду пойти куда-нибудь.
- Нет. Дома. Только ты и я. Голые и при свечах.
- Терпеть не могу свечи.
- Правда? Я тоже, - засмеялась она. - Тогда голые и при ярком электрическом свете.
Он расхохотался в ответ:
- Ну так даже лучше.
Рене ластилась к нему, как сытый котенок, терлась лбом, виском и щекой о его грудь, жмурилась от удовольствия:
- Я для тебя приготовлю свой фирменный филе миньон. С грибами.
- Обожаю филе-миньон с грибами.
- А я обожаю тебя, - прошептала она, и он внутренне замер. «Не надо меня обожать, малыш... я так не хочу причинять тебе боль...»
...