Жила-была девочка (ИЛР, семейная сага)

В.Евсеев

"Я водку не люблю, но пью коньяк..."

«Бутыль не густой leonuri, а водки.
Закускою – сёмга, не хвостик селёдки...»
Наташа Корецкая




Я водку не люблю, но пью коньяк –
его совсем закусывать не надо.
Я чувствую прекрасный «Арманьяк»
по самым первым нотам аромата.

Глоток... ещё глоток... – течёт огонь
по горлу, а потом по пищеводу,
и вся тоска спешит за ним вдогон,
как будто не было её здесь сроду.

Какой прекрасный вкус и аромат,
он не даёт совсем остановиться –
я встрече с ним сейчас безумно рад,
и вот уже готов летать как птица.

Тоска, печаль, да где они теперь
(французы-черти знают толк в напитках) –
я перед ними вмиг захлопнул дверь
своей души, а может быть, калитку...

Для грусти и тоски причины нет,
особенно когда поднимешь рюмку...
Не зря ты врач! Прекрасен твой рецепт,
не разберу лишь с дозой закорючку.

А впрочем, всё имеет свой конец,
я у бутылки донышко увидел:
ну, вот и всё, лечению – пипец,
прости, за всё, чем я тебя обидел...

Ах, да: пустырник – это чепуха,
как чепуха маслёнка и селёдка...
Коньяк родил подобие стиха,
а что б тогда во мне родила водка?..

24.11.2013
источник

По церковному преданию, к Иисусу Христу пришел живописец Ананий с письмом, в котором правитель города Эдесса просил прийти и исцелить его. Больной проказой месопотамский царь узнал об исцеляющих способностях Иисуса.
Живописец попытался написать образ Христа, но ему это не удалось. Тогда Иисус вытер лицо полотенцем, на котором отобразился его лик. Позже один из учеников Христа отнес полотенце больному царю, и так он исцелился от тяжелого недуга.
16 августа944 г. по приказу византийского императора Константина Багрянородного нерукотворный образ Спасителя был перенесен из города Эдессы в Константинополь. В то время и было установлено празднество.

История этой иконы рассказана святителем Димитрием Ростовским в его творении "Руно орошенное". По легенде, один разбойник, проводя жизнь в грехах, имел однако обыкновение подолгу молиться перед образом Божией Матери, прося оказать ему помощь в его делах.
Каждый раз он начинал свою молитву архангельским приветствием: "Радуйся, Благодатная!" Однажды, собираясь идти на грешное дело, во время молитвы на него напал внезапный сильный страх, и он увидел, что Богородица и Младенец предстали перед ним живыми. У Христа открылись раны на руках, ногах и на боку, и из них начала струиться кровь, как и во время Распятия. Разбойник пришел в ужас и воскликнул: "О, Госпоже! Кто сделал это?" Богоматерь ответила ему: "Ты и прочие грешники; вы своими грехами снова распинаете, как древние иудеи, Сына Моего". Изумленный разбойник начал молить Божию Матерь помиловать его.
Тогда на его глазах Она стала просить Христа простить ему грехи, но Он отказывал. Тогда Пресвятая Богородица сошла со своего трона и хотела пасть к ногам Младенца. "Что Ты хочешь делать, о Матерь Моя!" – воскликнул Сын. "Пребуду у ног Твоих вместе с этим грешником, – отвечала Она, – пока Ты не простишь ему грехов". Христос промолвил: "Закон повелевает всякому сыну почитать свою мать; а справедливость требует, чтобы законодатель был и исполнителем закона. Я – Твой Сын, а Ты – Моя Мать. Я должен почитать Тебя, исполняя то, о чем ты умоляешь Меня. Будь же по Твоему желанию. Ныне прощаются ему грехи Тебе ради. А в знак прощения пусть он облобызает Мои раны". Тогда потрясенный грешник встал и прикоснулся губами к язвам Христа, открытым на иконе. С этим видение кончилось, и оно не прошло даром для человека: с того времени он исправился и стал жить богоугодно.

Непосредственным предшественником корпуса была Пажеская придворная школа, созданная указом от 5 апреля 1742 года. Екатерина II указом от 1762 года воспретила прием в корпус отроков не дворянского происхождения.

На начало XIX века корпус состоял из трех пажеских классов (на 50 пажей) и одного камер-пажеского (на 16 камер-пажей) и в порядке управления не был объединен с другими военно-учебными заведениями.
С 1810 года Пажеский корпус помещался в Петербурге в комплексе зданий по Садовой улице, 26 — это бывший дворец графа М. И. Воронцова (архитектор Растрелли, перестроен Кваренги), который до того занимал капитул Мальтийского ордена (см. Мальтийская капелла). До этого времени Пажеский корпус размещался сначала во дворце адмирала Брюса, а затем в собственном здании при слиянии Зимней канавки и Мойки.

В 1819 года корпус был подчинен главному директору кадетских корпусов. С 1827 года комплект обучающихся увеличен до 150.
В 1829 года были изданы правила о порядке зачисления в пажи и определения в Пажеский корпус, причем право просить о зачислении малолетних сыновей в пажи было предоставлено сначала лицам первых четырех классов, а затем — первых трех или же представителям фамилий, занесенных в пятую и шестую части родословных книг (титулованное и древнее дворянство). В 1863 года Пажеский корпус перешел в ведение главного управления военно-учебных заведений.

В 1865 года Пажеский корпус был совершенно преобразован. Два старшие класса (специальные) уравнены, как в отношении преподавания, так и по организации, с пехотными юнкерскими училищами, а четыре младшие (общие) — с четырьмя старшими классами военных гимназий. В составе корпуса специальные классы образовали строевую роту, а общие — два возраста. Комплект был сохранен в 150 человек.

В 1870 году был образован второй класс. В 1873 году, одновременно с переименованием в военных гимназиях приготовительного класса в первый, первого во второй и т. д., соответственно переименованы были и в Пажеском корпусе общие классы – второй в третий и т. д.
В 1878 году два младшие общих класса корпуса – 3-й и 4-й – были выделены и вместе с вновь учрежденными – 1-м и 2-м – образовали особое учебное заведение, на 150 своекоштных экстернов. Приготовительные классы Пажеского корпуса, откуда пажи переводились в низший класс корпуса лишь по конкурсному экзамену. В 1885 году приготовительные классы присоединены к корпусу.

По положению 1889 года, Пажеский корпус состоит из 7 общих классов, с учебным курсом кадетских корпусов, и двух специальных, с учебным курсом военных училищ; но, на основании временных правил1891 г., приема в два младшие класса вовсе не допускается.
Все воспитанники корпуса носят звание пажей, а по переходе в старший специальный класс, те лучшие из них, кои удовлетворяют определенным требованиям (по успехам в науках и по поведению), производятся в камер-пажи.

Пажеский корпус состоит в ведомстве военного министерства и подчиняется главному начальнику военно-учебных заведений; непосредственное управление вверяется директору, а ближайшее заведование учебной частью — инспектору классов. Ротами заведуют ротные командиры, а классными отделениями — офицеры-воспитатели. При корпусе состоят комитеты: педагогический, дисциплинарный и хозяйственный.

Общий комплект обучающихся: 170 интернов, воспитывающихся на полном казенном иждивении, и 160 экстернов, за которых уплачивается по 200 р. в год.
В 3-м (низшем) классе полагаются только экстерны. Сверх общего числа интернов полагается 6 штатных вакансий для уроженцев Финляндии. К приему в корпус допускаются исключительно зачисленные предварительно, по Высочайшему повелению, в пажи к Высочайшему двору; ходатайствовать о таковом зачислении разрешается лишь о сыновьях и внуках лиц, состоящих или состоявших на службе в чинах первых трех классов или же об отпрысках родов, занесенных в пятую и шестую части родословных книг (титулованное и древнее дворянство).

Прием производится по состязательному экзамену; в 7-й общий и в оба специальные классы ни приема, ни перевода пажей – кандидатов из других корпусов, не допускается.
Все отнесенные к первым трем разрядам выпускаются в части войск по собственному выбору, хотя бы в них не было вакансий, но в гвардейские части лишь в те, где сверхкомплект офицеров не превышает 10%.

Неспособные к военной службе награждаются гражданскими чинами: первые 2 разряда – X класса, 3 разряда – XII класса и 4 разряда – XIV класса.
За полученное образование окончившие курс корпуса обязаны пробыть на действительной службе по 1,5 года за год пребывания в специальных классах.

Связь пажей с мальтийскими рыцарями имеет глубокое значение в истории пажеского корпуса. Каждому поступившему выдавались евангелие и заветы мальтийских рыцарей:
ты будешь верить всему тому, чему учит церковь,
ты будешь охранять ее;
ты будешь относиться с уважением к слабому и сделаешься его защитником:
ты будешь любить страну, в которой родился;
ты не отступишь перед врагом; ты будешь вести с неверными беспощадную войну;
ты не будешь лгать и останешься верным данному слову; ты будешь щедр и всем благотворить;
ты везде и повсюду будешь поборником справедливости и добра против несправедливости и зла.

Окончившие специальные классы разделялись на четыре разряда по итогам обучения и выпускались в офицеры:
1-й разряд – подпоручиками и корнетами в гвардию с получением на обмундирование 500 рублей;
2-й разряд – подпоручиками или корнетами в армейские части с одним годом старшинства и получением на обмундирование 225 рублей;
3-й разряд – теми же чинами в армию без старшинства с получением на обмундирование 225 рублей;
4-й разряд – унтер-офицерами в армию на шесть месяцев с дальнейшим производством в офицеры при наличии в части вакансии.

В1900 г. директором корпуса назначен Епанчин Николай Алексеевич.

Форма пажей с течением времени менялась. Так, в конце XIX - начале XX веков она имела следующий вид: однобортный черный мундир с высоким красивым суконным воротником, красными погонами и золочеными пуговицами с орлом, брюки навыпуск с красным кантом, черное драповое двубортное пальто офицерского покроя, гвардейский тесак на лакированном белом кожаном поясе с золоченой бляхой, украшенной орлом на передней части. Для лагерных сборов, которые проводились в Петергофе и Красном Селе, пажи имели полевую форму общеармейского образца.

Преподавание в корпуса велось на высоком уровне. Там читали курс не только корпусные преподаватели, но приглашались профессора университета и высших военно-учебных заведений Петербурга. Так, артиллерию и фортификацию преподавал профессор трех военных академий, композитор Цезарь Антонович Кюи. Ряд преподавателей корпуса являлись учителями особ царской фамилии.

Требования к воспитанникам корпуса были высокими. Здесь знания оценивались объективно, вне зависимости от происхождения. Первые ученики при выпуска заносились золотом на белые мраморные доски почета, висевшие в актовом зале корпуса.

С.Ю. Витте протестовал против такого предложения: после российско-китайских секретных договоров об обороне, в которых мы «обязались защищать Китай от всяких поползновений Японии занять какую-либо часть китайской территории… после всего этого подобного рода захват явился бы мерою возмутительною и в высокой степени коварною… Мера эта является опасною… Занятие Порт-Артура или Да-лянь-вана несомненно возбудит Китай и из страны крайне к нам расположенной и дружественной сделает страну нас ненавидящую, вследствие нашего коварства».
Тогда предложение графа Муравьева было отклонено, однако «через несколько дней после заседания… Государь Император, по-видимому немного смущенный, сказал мне С.Ю. Витте…: „А знаете ли, Сергей Юльевич, я решил взять Порт-Артур и Да-лянь-ван и направил уже туда нашу флотилию с военной силой, — причем прибавил: — Я это сделал потому, что министр иностранных дел мне доложил после заседания, что, по его сведениям, английские суда крейсируют в местностях около Порт-Артура и Да-лянь-ван и что, если мы не захватим эти порты, то их захватят англичане“».
Китайцам сперва было объявлено, что русские суда с войсками «пришли защищать Китай от немцев и как только немцы уйдут — и мы уйдем… Но вскоре китайское правительство от своего посла в Берлине узнало, что мы действуем по соглашению с Германией и поэтому начало к нам относиться крайне недоверчиво». Китайское правительство сначала не соглашалось на передачу Квантунской области России, но не имело сил воспрепятствовать этому.
Вот что пишет А. В. Шишов в своей книге:
Одновременно Россия разрешила проблему незамерзающей военно-морской базы, что было настоятельной необходимостью в военном противостоянии с Японией. В декабре 1897 года русская эскадра вошла в Порт-Артур. Переговоры о его занятии велись одновременно в Пекине (на дипломатическом уровне) и в самом Порт-Артуре. Здесь командующий эскадрой Тихого океана контр-адмирал Дубасов под «прикрытием» 12-дюймовых орудий броненосцев «Сисой Великий» и «Наварин» и пушек крейсера 1-го ранга «Россия» провел непродолжительные переговоры с начальством местного крепостного гарнизона генералами Сун Цином и Ма Юйкунем.
Дубасов проблему высадки русских войск в Порт-Артуре и уход оттуда китайского гарнизона решил быстро. После раздачи взяток мелким чиновникам генерал Сун Цин получил 100 тыс. рублей, а генерал Ма Юйкунь – 50 тысяч (не ассигнациями, разумеется, а золотой и серебряной монетой). После этого местный 20-тысячный гарнизон покинул крепость менее чем за сутки, оставив русским 59 пушек вместе с боеприпасами. Часть из них потом будет использована для обороны Порт-Артура.
С прибывшего из Владивостока парохода Добровольного флота «Саратов» на берег сошли первые русские воинские части. Это были две сотни забайкальских казаков, дивизион полевой артиллерии и команда крепостной артиллерии.
Всероссийский император Николай II по такому случаю издал следующий приказ:
«Государь Император объявляет Высочайшую благодарность Командующему эскадрою в Тихом океане вице-адмиралу Дубасову и Монаршее благоволение — всем чинам вверенной ему эскадры и сухопутного отряда за отличное выполнение возложенных на него поручений по занятию Порт-Артура и Таллиенвана».
После крупных взяток тамошним сановникам (500 000 руб. Ли Хунчжану и 250 000 руб. Чан Инхуану) соглашение (Русско-китайская конвенция) было подписано 15 (27) марта 1898 года в Пекине. Порт вместе с прилегающим Квантунским полуостровом был передан России в аренду на 25 лет. Квантунский полуостров с прилегающими островами позднее составил Квантунскую область и в 1903 году вместе с Приамурским генерал-губернаторством вошёл в состав Дальневосточного наместничества.
Бессилие китайской императорской власти в этом вопросе стало одной из причин последовавшего вскоре её свержения.
В Петербурге намеревались превратить Порт-Артур во вторую, наряду с Владивостоком, военно-морскую базу тихоокеанского флота России. Строительство крепости было начато в 1901 году по проекту военного инженера К. Величко.
К 1904 году было выполнено около 20 % общего объёма работ. В порту базировалась 1-я Тихоокеанская эскадра адмирала Старка (7 броненосцев, 9 крейсеров, 24 миноносца, 4 канонерские лодки и другие суда). В крепости был расквартирован Порт-Артурский крепостной пехотный полк под командованием вице-адмирала Евгения Ивановича Алексеева (с 1899 г.), сформированный 27 июня 1900 года в составе 4 батальонов из войск Европейской России.
6 декабря 1902 командиром порта Артур назначен Н.Р. Греве, в 1904 его сменил И.К. Григорович.

Дмитрий Сергеевич получил образование на юридическом факультете Петербургского университета, который окончил со степенью кандидата прав. В 1876 начал службу в Департаменте общих дел МВД. В 1878 избран на должность кандидата предводителя дворянства Волоколамского уезда Московской губернии, почетным мировым судьей Волоколамского судебно-мирового округа и председателем мирового съезда. С 1879 попечитель Волоколамской земской больницы и блюститель уездного духовного училища. В 1881 избран предводителем дворянства Волоколамского уезда. В 1882 назначен временным членом в особое присутствие Сената для суждения дел о государственных преступлениях. В 1884 избран на второе трехлетие предводителем дворянства Волоколамского уезда и в том же году избран Московским губернским предводителем дворянства. В 1885 пожалован в камергеры Высочайшего Двора и избран на третье трехлетие почетным мировым судьей Волоколамского судебно-мирового округа и председателем мирового съезда. В 1886 избран почетным гражданином Волоколамска. Сам Сипягин окончил курс в петербургском университете, служил по Министерству внутренних дел, был предводителем дворянства в Московской губ. В 1886 Сипягин был назначен харьковским вице-губернатором, затем был переведен в Курляндскую губернию. В этом «сложном» крае, где сталкивались русские, немецкие, еврейские, польские и латышские притязания, Сипягин сумел добиться всеобщего примирения, твердо соблюдая при этом интересы государства.

Лейб-медик Вельяминов писал о Сипягине в своих воспоминаниях: «Когда он был курляндским губернатором, балтийские бароны любили его, несмотря на его типично русский нрав, но, вероятно, не потому, что он был особенно образцовым губернатором, а потому, что он был любезен, вежлив, гостеприимен и обращался с ними не как русский чиновник, не как сатрап, а как русский боярин».

Энергия, распорядительность и работоспособность Сипягина обратили на себя внимание Императора Александра III. В 1891 38-летний Сипягин стал московским губернатором, заняв один из высших постов в Империи. Успешное выполнение своих обязанностей способствовало дальнейшей карьере Сипягина. В 1893 он становится товарищем министра государственных имуществ, в 1894 — товарищем министра внутренних дел, в 1895 — главноуправляющим Собственной Его Ииператорского Величества Канцелярии по принятию прошений. Имея столь солидный и разнообразный опыт, при этом молодой и энергичный, Сипягин 20 октября 1899 был назначен главноуправляющим Министерства Внутренних Дел, а год спустя стал полноправным министром. Сипягин занял министерское кресло в сложный момент. Экономический кризис и неурожай 1900—03 крайне осложнили внутриполитическую ситуацию в России. В начале 1901 года в обеих столицах начались студенческие волнения, многие заводы были охвачены забастовками, нередко сопровождающимися баррикадными столкновениями («обуховская оборона»). Многочисленные враги традиционного российского образа правления приободрились, и началось бурное формирование оппозиционных партий. Так, в 1901 возникли эсеры, еврейская независимая партия и т. п. В таких условиях Сипягин действовал решительно и твердо, усмиряя силой оружия все нарушения порядка.
Смертельно ранен в Мариинс-ком дворце в С.-Петербурге террористом эсером С. Балмашевым и скончался в возрасте 49 лет. По свидетельству С.Ю. Витте, «он был убит в вестибюле подъезда в Комитет министров. Было заседание Комитета министров. Члены Комитета начали собираться, приехал Дмитрий Сергеевич Сипягин. В вестибюле к нему подошел офицер, одетый в адъютантскую форму, и протянул руку с пакетом. Сипягин спросил, от кого этот пакет, и этот офицер ответил: от великого князя Сергея Александровича из Москвы. Когда Сипягин протянул руку, чтобы взять этот пакет, в него последовало несколько выстрелов, т. е. этот офицер в него сделал несколько выстрелов из браунинга».
Последними словами Дмитрия Сергеевича были: ««Скажите Государю, что я умираю за Него и за Россию».
Похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. В Совдеповские времена могила Дмитрия Сергеевича была уничтожена.

Как свидетельствовал Вельяминов, «он жил барином, в хорошем смысле слова, служил барином, действительно был предан Государю, как старый русский барин ... Сипягин был человек далеко не государственного ума и был не государственный человек; он был не лишен великорусской хитрости, царедворства и соответственной этому фальши и неправдивости, но его политические и религиозные принципы делали его человеком цельным, убежденным и в общем честным».
По словам статс-секретаря С.Е. Крыжановского: «Дмитрий Сергеевич Сипягин был человек цельный и крупный. Это был прямой потомок той московской знати, полурусской-полутатарской, крепкой телом и духом и твердой в вере и в преданности Царю, которая строила Великорусское государство. Это был, как кто-то удачно сказал, последний боярин старой Московской Руси. Большого роста, грузного сложения, с крупными чертами лица, он являл все признаки благообразного татарского типа. В мурмолке и в халате он выглядел бы подлинным мирзою или ханом, но душа у него была русская. Глубокая, хотя, может, и формальная религиозность и нелицеприятная преданность Царю проникали во все его существо в те годы, когда мне пришлось его знать. Мало кто так твердо, как он, знал церковный устав, так чинно стоял в храме, так истово молился и клал поклоны, так чтил по-старинному свои святыни. Дом его был полон икон, и на груди под рубахой на толстом шелковом гайтане носил он целый пук талисманов: тут были крестики, образки, какие-то кольца, вероятно родительские венчальные, мешочки, ладанки и многое множество всякого рода других освященных предметов. Он свято почитал всякий старинный обряд, твердо держал посты, и на столе его можно было видеть и вяленую сырть, и шемаю, ржевскую пастилу, и соленья, и моченья, и всякую иную старинную снедь. И ел он по-старинному, в огромном, мало кому доступном количестве... Став министром внутренних дел, Сипягин привнес в центральное управление тот стиль власти, который более или менее свойственен был всем министрам из губернаторов и местных деятелей. Он хотел все знать, за всем следить, все видеть, самому все разобрать, войти во все мелочи местной жизни — одним словом, быть губернатором всероссийским. Задача была неосуществима, но Сипягин настойчиво стремился к своей цели, изводя и себя, и своих подчиненных... Надо думать, что и раньше он много работал, так как в приемах сказывалась прочная привычка к труду и умение распределять время. Он крайне добросовестно занимался, всюду и во всем старался вникнуть в дело и дойти до корня. Труда и здоровья он не жалел. Просиживая до глубокой ночи за письменным столом, он рано утром был уже на ногах, позволяя себе лишний час сна только по воскресеньям. От природы он обладал большим запасом здравого смысла и способностью легко разбираться в обстановке, но образование его было очень поверхностное, и отвлеченные или непривычные мысли давались ему с трудом. В стараниях понять он хмурился, затылок краснел, к лицу приливала кровь, казалось, он сердится. Видно было, что мысли, как тяжелые жернова, вращались в голове. Но вот кровь сбегала, лицо прояснялось — он понял и потом уже твердо держал нить мысли... Идеалом его был век Царя Алексея Михайловича, и главной мечтой — стать „ближним боярином" при Царе, посредником между страною и монархом, ближайшим его советником и носителем дум и ближайшим же их исполнителем. Идею эту Сипягин лелеял издавна и до конца от нее не отказался... Став министром внутренних дел, он еще настойчивее повел свою линию, не упуская ничего, чем можно было бы выдвинуть на вид свое положение первенствующего министра. Начал он с квартиры, перестроив на дворцовый лад старинное и неудобное помещение в шефском доме на Фонтанке и отделав его с невиданной для таких помещений роскошью. Все было густо и довольно аляповато раззолочено, уставлено антикварной мебелью и бронзой, а столовая отделана под старинную палату, с окованными железом дверьми, стрельчатым окном, стенной живописью, изображавшей венчание на царство Михаила Фёдоровича, и огромной люстрой в виде паникадила, приобретенной за большие деньги у московского старьевщика. Мебель в столовой была крыта торжковской кожей с вышитыми на ней вензелями Сипягина. Все это стоило очень дорого, возбудило много нареканий, а приближенными объяснялось намерением Сипягина делать в этом доме приемы в Высочайшем присутствии, что впоследствии и подтвердилось».

По характеристике С.Ю. Витте, Сипягин был «прекраснейший и благороднейший человек... Вообще, это человек с здравым смыслом, но что касается знаний, таланта, опыта, то он гораздо ниже Плеве. Но зато Сипягин — это человек убеждений; убеждения его очень узкие, чисто дворянские, он придерживается принципа самодержавия, патриархального управления государством на местах; это его убеждения, и убеждения твердые. Вообще Сипягин своих убеждений не меняет; человек он прекрасной души, по натуре весьма гуманный, твердый и представляет собою в истинном смысле слова образец русского благородного дворянина».

Это в пажеской столовке, 1912-14 г.


А это на Крещенском параде в Зимнем дворце, 6.01.1914

БОДРЯКОВ ПАВЕЛ "ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ"

Господа офицеры, мне б глоток вашей веры,
Мне бы день продержаться да ночь простоять.
Уже как-то забылись щегольские манеры,
А руки устали - колоть и стрелять.

Господа офицеры, мне б глоток вашей веры,
Что не зря полегли наши братья в степи.
И Господь милосердно распахнул уже двери
И впускает героев в чертоги свои...

Господа офицеры, мне б глоток вашей веры,
Что пролитая кровь - даст хороший урок.
Деревянных крестов мы уже кавалеры -
Или пуля в бою, или пуля в висок.

Господа офицеры, пью за ваши манеры,
За присутствие веры в столь решительный час,
За величие духа, за бесстрашия примеры.
И за то, чтобы Родина помнила нас...

2016