Нефритовые истории бухты наслаждений

Бал-маскарад.

Она ждала этого и желала, но даже себе не смела признаться, как ей хотелось, чтобы он не позволил ей уйти, чтобы остановил и не отпустил никуда от себя. Однако, умам Бекка понимала, что это теперь несбыточная мечта, и она не станет леди Айвори, маркизой Хоуксворт. И сейчас должна была сама признаться себе, что ей было наплевать, на его титул и имя. Пусть бы он был просто рабочим или крестьянином, она готова была остаться с ним. Но Колин решил, что она не нужна. И именно это его решение разбило ей сердце.


Ребекка растерялась, и только благодаря этому ему удалось так безнаказанно шарить по её телу. Она и не заметила, как они опять оказались на балконе, где Колин прижал её к стене, покрывая поцелуями её лицо и шею, так что ноги слабели и хотелось чтобы он никогда не отпускал. Ребекка уже хотела сдаться и позволить ему всё, что угодно, но следующие слова маркиза разрушили её последнюю иллюзию.




Она задохнулась от возмущения.

Не маркиз, а собака на сене, просто!

Сам отказывается, и её лишает счастья нормальной семейной жизни. Хотя, какая у неё может быть жизнь без него? Но Ребекка считала, что дети могут заменить счастье любви, а этот эгоист вздумал лишить её и этого!

- Предоставишь в виде списка, Хок? А кто ещё должен одобрить кандидата, с которым мне придется спать каждую ночь?
Она понимала, что провоцирует его, но хотелось разрушить его самообладание, его жесткий контроль, чтобы хоть немного приоткрылась истина. Не мог же он так быстро перемениться в своём отношении. Не мог же так резко превратится в бесчувственную скотину, озабоченную только своими интересами. Значит есть причина, почему он ей не доверяет.



Она хотела остаться равнодушной, но легче перестать дышать, чем вырвать из сердца любовь к Колину. как легко можно было отдаться ему, позволить, чтобы он задрал ей юбки прямо здесь и вошел на всю длину, заполняя её ноющую пустоту. Ей хотелось, чтобы Колин сказал, что не оставит её, что будет всегда, и это была неудачная шутка. Но отчаяние сквозившее в его голодных ласках, не давало Ребекке забыть, что она не проснётся от этого кошмара. Что он останется с ней навсегда. Однако, и побороть свою слабость она не могла.

- Я хочу тебя, - прошептали её губы, когда получили свободу на несколько секунд. - Колин, пожалуйста, - она ненавидела себя за проявленную слабость, но расстаться с ним, в последний раз не испытав величайшего счастья в его объятиях, не смогла. Но вместо этого он ещё раз поцеловал её, и прижался лбом к её лбу.

Дождалась.

Холодная маска исчезла, и перед ней оказался растерянный мужчина.




- Расскажи мне, любимый, - она погладила его по щеке, после чего приподнялась и поцеловала в губы, не углубляя поцелуй. - Расскажи, почему ты так поступаешь. Со мной, с собой, с нами.
Она боялась услышать только одну правду, что Колин нашел другую женщину. Всё остальное Бекка считала решаемым.
_________________

На охоте.

А Грейс слушала его историю, открыв свое сердце широко-широко, позволяя его печали просочиться внутри себя, давая ей возможность умереть легкой смертью, чтобы после переродиться в еще большую любовь. Ничто не имело значения для Грейс, кроме мужчины, бывшего сейчас рядом с ней. Слушая Николаса, Грейс поглаживала его лицо, шею, грудь, стараясь успокоить и придать ему сил. Она понимала, что ему тяжело говорить об этом, но не останавливала его во время рассказа. Чувствуя, как бьется его сердце у нее в ладони, Грейс смотрела в его темные глаза, излучая всю ту любовь и нежность, которую питала к Николасу. Против своей воли Грейс испытала прилив безграничного тепла к Николасу, отзываясь на его муки, терзавшие и без того потрепанную душу.
Грейс хотелось быть сильной, хотелось быть для него той, что привнесет в его жизнь только хорошее. И впервые в жизни, ужасаясь своим чувствам, Грейс желала зла человеку. Но что был этот порыв ярости к той, что день за днем, год за годом разрушала жизнь ее любимого? Как она могла убивать в нем любовь, что он питал к ней, с корнями вырывая ее из его сердца? Гнев Грейс был лишь каплей в океане злобы его жены. У него есть жена. Эта мысль словно бритва резала ее сердце, заставляя Грейс чувствовать себя разбитой вазой, которую ничто в этом мире неспособно склеить.
Возвращаясь к реальности, Грейс взяла лицо Николаса в свои руки и ответила ему:
- Если я твой свет, то ты моя жизнь, Николас. Я знаю, что уже никогда не стану прежней, что никогда больше не смогу полюбить мужчину. Я вся твоя, и я дарю тебе свою душу и свое сердце. Ты - мое самое дорогое сокровище в жизни, и я не хочу, чтобы ты страдал, - сказав это, Грейс поцеловала Николаса в щеку, крепко прижимаясь к нему, - И знай: чтобы не случилось дальше, я рада всему, что произошло в моей жизни, ведь именно это привело меня к тебе тем утром, подарив самое главное в этом мире - любимого человека. Будь у меня возможность, я бы изменила в этом мире только одно - избавила бы тебя от мучений. Я буду любить тебя вечность, и даже если мы не будем вместе ты будешь знать, что моя любовь к тебе сияет во мне ярче Солнца. Ты и есть мое Солнце, мой кислород, моя жизнь.
С последним словом Грейс прижалась к губам Николаса, вкладывая в этот поцелуй всю себя, отдавая себя во власть Николаса всю целиком, до последней клеточки тела. Грейс знала, что Николас никогда не сделает ей плохого добровольно, никогда не причинит боль.
Тихое ржание стоявших неподалеку лошадей вернуло обоих в реальность. Снова испугавшись, с бешено колотящимся сердцем, разгоняющим кровь по телу и заставляющим неистово биться венку на шее, Грейс прошептала:
- Нам пора, Николас! Оставаться наедине может быть опасно. Я не хочу, чтобы из-за меня ты страдал. Нам надо вернуться, - тихо добавила Грейс, когда встала с земли и подошла к своей лошади. Печаль снова закрыла ей глаза пеленой слез, разрывая легкие от сдерживаемого крика невыносимой боли. Они были счастливы короткий миг, лежа на земле, но как же Грейс хотелось, чтобы эта сказка длилась вечно.
_________________

Оказывается, Энтони уже довольно-таки неплохо изучил характер будущей жены, ведь сложно было поверить, что она в одночасье станет другой. Но улыбка на его лице и тёплый тон подсказали, что перспектива жизни со свободолюбивой и мало покорной особой его не пугает. Раз уж он решился взять её в жены – кстати, очень интересно, что послужило причиной такой резкой смены намерений, - значит, не так уж опасается её нрава. От этой мысли и в ответ на слова Энтони Аврора улыбнулась.
Она всё больше расслаблялась в присутствие жениха и получала удовольствие от общения с ним. Именно так и начиналось их знакомство. Она сразу поняла, что этот мужчина станет для неё особенным. С первой встречи потянулась к нему, находя неотразимым, интересным, галантным. Испугав своим напором, узнала и другую сторону Энтони… Но ему пришлось защищать мужскую честь. Теперь Аврора это понимала.
Пройдёт время и наступит такой момент, когда она перестанет бояться и сможет быть самой собой без оглядки, что ей представлялась очень важным в замужней жизни. Изображать кого-то другого она бы, наверное, какое-то время смогла - усмирить свой нрав, иногда смолчать, иногда, наоборот, проявить характер, как делала матушка Авроры, - но не постоянно.

- Хорошо, - согласилась Аврора, потом огляделась по сторонам. – Не думаю, что мы можем их найти. Здесь настоящее столпотворение. Если ты говоришь, что Саймон не причинит вреда Фионе, то я тебе доверяю. Она может быть только в нашей комнате или с Саймоном. Больше в Лондоне она никого не знает, а уехать она не может, не переговорив со мной.

- Твой дом? - Аврора слегка нахмурилась. Он имеет в виду личный дом или особняк Фитцжеральдов? О, а где они будут жить? Авроре не терпелось узнать подробности замужней жизни! Ей не хотелось расставаться с женихом, его близость дарила столько нового. Касания и ласки становились уже привычными и даже необходимыми, что немного пугало. Такая привязанность могла привести к тому, что жених снова назовёт её прилипалой, которая не отцепляется и не даёт жить как прежде. Аврора никак не могла найти золотую середину между прилипалой и холодной гордячкой. Как жаль, что нет никакого пособия для таких случаев и придется действовать на свой страх и риск, даже если есть вероятность ошибки.
- Энтони, я бы лучше отправилась к себе и тоже переоделась, а потом мы можем встретиться. Боюсь, родители не простят мне, если я буду вести себя неосмотрительно. - Это короткое слово нарисовало множество вариантов действий, о которых приличной девушке думать не полагается, хотя рядом с Энтони она забывала все правила и становилась до ужаса неприличной.
- А куда ты хочешь отправиться в городе? – светским тоном поинтересовалась Аврора, когда шли по направлению к выходу из леса, где ждала взволнованная, всеми позабытая компаньонка. Теперь старой женщине можно было не волноваться, потому что подопечная приобрела статус невесты лорда Фитцжеральда и можно было ослабить бдительность, которой она по личной просьбе Авроры никогда и не славилась.
_________________

На охоте



Её ответ позабавил мужчину. Маленькая, но такая храбрая. Другая бы на её месте либо грохнулась в обморок, либо разрыдалась, но нет.

Сабрина Беккет ещё способна на отпор.

И это ему тоже понравилось в ней.

- Я искренен, мисс Беккет. И мне жаль, что вы подверглись остракизму общества из-за моего поступка.

Но она видимо не поверила, потому что вместо ответа отскочила от него и пустилась бежать. Глупышка. Она ещё не поняла, что её огненные волосы он найдет везде.

Гидеон даже себе отказывался признаваться, ради чего он ввязался в эту авантюру. Ему просто хотелось закончить начатое в комнате для игры в бильярд. И сейчас, понимая, что его жизнь вдруг приобретает смысл, Гидеон не мог позволить Сабрине так быстро исчезнуть из неё.

Она любит поиграть? Что же, он тоже не против, тем желаннее будет поимка маленького рыжего ангела.

Ангел и Дьявол.

Судьба посмеялась над ним, не иначе.

Гидеон даже не ожидал, что она сама загонит себя в тупик. Выхода из уютного алькова из живой изгороди не было, и она поняла это достаточно скоро. И не только это...


Ги шагнул вперед, не спуская глаз с лица девушки, ища на нем признаки страха, но его не было, наоборот, её часто вздымающаяся грудь навела его на мысль, что она тоже не против повторения. И плевать, что она бежала по лабиринту и от этого задыхается. Самомнение Гидеона отказывалось верить такой простой истине. К тому же расширившиеся зрачки, сделавшие её голубые глаза почти черными, не могли объясняться бегом. Сабрина, возможно, даже сама пока не догадывается, что происходит с её телом.

Что ж, тем слаще будет победа, когда он научит её чувствовать свои желания и понимать его.

– Ты любишь играть, Сабрина? – шаг к ней, заставивший девушку вжаться в стену живой изгороди. – Я тоже люблю, – Ги поднял руку и нежно, едва касаясь, провел по нежному овалу лица, пока пальцы не остановились на губах. Он ощущал её частое дыхание и хотел почувствовать, как она возьмет в рот его пальцы, а возможно и не только пальцы. Но это позднее. Сейчас ему просто хотелось почувствовать её.

Но тут он увидел синяк, и на мгновение перед глазами мужчины заплясали яркие пятна бешенства.

Он ударил её! Ударил свою дочь, за свои грехи! За свои проступки! Мерзавец!

Наверное, даже к лучшему, что Гидеон не присутствовал при этом, иначе низкий старик увидел бы конец раньше, чем заслужил.

Наклонившись, он потянул своими губами её нижнюю губу, и почувствовал, как девушка напряглась в его руках. Но это не остановило, покрепче обняв Сабрину, он во второй раз поцеловал её менее целомудренно, лаская языком нежную сладость ротика. И понял, что врал сам себе. Если только он получит её, если овладеет прямо сейчас, назад дороги не будет. Да и хотел ли он назад?

Что за жизнь была у него?

После смерти отца, когда всё имущество пошло с молотка, мальчика взял к себе дальний родственник матери, но вместо теплой семейной атмосферы, Гидеон оказался в рабстве ещё шестерых детей самого мистера Лайонса. Каторжная работа на фабрике, после чего – время почти без сна на холодном полу чердака. А так же пару раз он отбивался от домогательств брата жены Лаонса, который любил молоденьких парней. И после очередной попытки совратить, когда Ги набил морду извращенцу, родственники выставили его из дома.

Спасло только то, что он был почти совершеннолетним. И, устроившись в первом попавшемся порту на корабль, Ги понял, что, плавая в Индию, можно сделать себе состояние.

Все эти долгие десять лет его не покидала навязчивая идея отомстить, но, когда он этого добился, не ощутил ничего кроме пустоты.

Сейчас же, чувствуя нежные губы, которые несмело пытались ласкать его рот, Гидеон вдруг снова ожил.

Ему было нужно не просто овладеть телом девушки – хотелось получить её душу.

Он хохотнул.

Ну чем не ирония судьбы! Дьявол хочет заполучить невинную душу.

Но смех этот был горький.

Однако отрываться от столь увлекательного занятия Ги не собирался. Губы проложили дорожку по нежной щеке, пока не добрались до мочки изящного ушла, потянув и её. Сабрина всхлипнула, и это послужило спусковым крючком для его выдержки. Гидеон Айк, лорд Уитби, тот, кого в свете прозвали Дьяволом, лишился выдержки из-за молоденькой неопытной девчонки. Но он хотел её, и как показала прошлая ночь, только её.
Пальцы ловко расстегивали пуговички платья, а губы Гидеона целовали нежную шею, спускаясь ниже к уже распахнутому корсажу, пока не сомкнулись на одном из торчащих сосочков. Гидеон с силой втянул его в рот и улыбнулся, услышав, как девушка ахнула, выгибаясь в его руках. Он бы хотел уложить её в своей постели и любить долго до изнеможения, но времени остаться в лабиринте не было. Руки задрали шелковую юбку, проникая в разрез панталон, и дотрагиваясь до уже влажной щелки, нежно пальцами раздвигая складочки, пока не прикоснулись к набухшему клитору. Девушка дернулась, но Ги не то, что не убрал пальцы, он ещё настырнее начал ласкать, заглушая неконтролируемые стоны Сабрины губами. Проникал пальцами в горячее лоно, ласкал смело и дерзко, пока девушка не начала извиваться в его руках, требуя освобождения. И он подарил его ей, надавив на клитор и потирая его, мужчина довел её до оргазма, и пока невинная в своей чистоте Бри переживала это впервые в своей жизни, он оказался внутри. Один резкий толчок – и крик боли сорвался с девичьих губ. Но ничто уже не могло остановить Дьявола. Единственное, что он мог для неё сделать, – это дать привыкнуть к себе. Гидеон крепко держал Бри за бедра, оставаясь внутри, пока девичье тело не расслабилось. После этого он толкнулся глубже, не в силах устоять перед возможностью почувствовать всем телом её дрожь. И он эту дрожь почувствовал, когда начал двигаться, вбиваясь в податливое тело.

– Малышка…. Бри… милая… – шептал, наращивая темп проникновений, пока её крик наслаждения не соединился с его глухим стоном, когда Гидеон потерял контроль над собой.

После чего медленно опустился на землю, прижимая к своей груди всё ещё дрожащую девушку.

Он хотел ей сказать, действительно хотел, но побороть привычку было намного сложнее, чем казалось ему сначала. Поэтому Гидеон надеялся, что она поймет его намерения и так.
_________________

Мир взорвался разноцветными фейрверками, вспыхнул всеми красками и засветился как рождественская елка.
- Это больше, чем то, на что я рассчитывал. - Ответное признание рвалось с губ, но Син решил, что немного помучает свою жену, прежде чем окончательно капитулирует. - Ты не пожалеешь.
Он снял с себя мешающую одежду и предстал перед ней в обнаженной красоте. Одним движением скинул мешающее одеяло и насладился зрелищем любимой в тонкой кружевной сорочке. Провел рукой вдоль щиколотки, собирая ткань в складки, поднимая руку все выше и выше, по бедру и животу, пока сорочка не собралась над грудью. Тогда он помог жене привстать и окончательно снял лишнее. Он любовался ее телом, ее руками, прикрывающими грудь и треугольник между ног. Он мягко отстранил ее руки, внимательно глядя ей в глаза.
- Не бойся. Я не сделаю тебе больно. Это последнее, что я хочу.
Он поднял ее руки и зафиксировал их над подушкой, поцеловал в губы, а потом спустился поцелуями по шее к груди. Захватил в рот сосок, заставляя Лин прогнуться в спине навстречу ласке и застонать. Вот так, моя девочка. Тебе будет очень хорошо со мной. Одна рука продолжала удерживать ее руки, а вторая оглаживала бока и плоский живот. То и дело задевала волоски внизу живота, дразня и давая время возбудиться до такой степени, чтобы забыть про стыд и страх.
- Лин... Ты такая красивая, такая сладкая...
Син отпустил руки девушки и дал ей свободу действий. И она не разочаровала - прижалась к нему всем телом, раскрываясь для ласк. Его пальцы переместились туда, где уже было жарко и влажно. Осторожное касание вырвало из уст Лин очередной стон. И лорд тоже был готов застонать от ощущения того, какая она узкая там. Его. Для него. Син гладил ее между ног, распределяя смазку круговыми движениями, возбуждая и растягивая пальцами насколько возможно. Ему не хотелось, чтобы она страдала, но любви без боли в первый раз практически не бывает.
Лин целовала и гладила его, везде, где могла дотянуться. Она оказалась очень щедрой на ласки и Син из последних сил держался, чтобы не спустить раньше времени. Нет. Пока он не покажет ей новый мир, не имеет права. Лин уже не стонала, жалобно всхлипывала, прося о разрядке и лорд подарил ее ей, не переставая ласкать, целовать, сжимать соски.
Его имя в момент оргазма стало для него музыкой. Син ждал, когда жена придет в себя, а затем вновь продолжил свою атаку.
- Ты впустишь меня, Лин? Доверишься?
Его ласки мало походили на вменяемые. Он сходил с ума, стараясь каждой клеточкой впитать ее вкус и запах. Срывая с ее губ стон, забывая дышать, он действовал быстро и умело, возбуждая ее снова. А затем лег сверху, заставляя ее широко раскинуть ноги и вцепиться в его плечи. Вся его сущность стремилась туда - в жаркое тесное нутро, где ему будет хорошо.
Син входил долго и плавно, только в конце сорвался и резко вошел во всю длину. Смотрел на ее лицо, слизывал слезинки и шептал что-то успокаивающее и нежное. А потом двигался. Хаотично и прерывисто, потому что уже не было сил сдерживаться. Целовал ее грудь и заставляя тереться об себя. Переворачивая ее на колени, брал ее сзади, любуясь ровными позвонками и вцепляясь губами в шею. Он летал. Это было непередаваемо. Все что он хотел - окончательно заклеймить ее, сделать своей, оросив нутро семенем в надежде на будущую беременность. Потому что не отпустит ее никогда. Не сможет. Жизнь свою положит перед ней.
- Я люблю тебя, Лин. Я тебя так люблю.
Высвобождая жену и понимая, что так и не сумел довести ее до оргазма, лорд опустился, чтобы впервые попробовать ее на вкус, подарить наивысшее наслаждение несколькими движениями языка, собрать ее сок и поделиться с ним в поцелуе.
Син притянул к себе жену - настоящую, единственную, любимую, и крепко обняв ее, наконец-то уснул.
_________________

Не было ничего на этом свете, ради чего стоило жить. Лишь холод и бесконечное одиночество. Чернильная тьма неотвратимо приближалась с каждым шагом, сделанным на роковой тропинке. Такая тягучая и манящая пустота, ласково нашептывающая кинуться в ее объятья без раздумья. Всего лишь выкинуться из окна в мрачную мглу ночи, и все проблемы решены. Их попусту больше не будет. Ни слез, ни радости. Ничего. Один единственный долгожданный покой. Разве не его так жаждала Джудит Колдуэлл последние двадцать четыре часа своей жизни?

Где-то в дали. А может быть в другой жизни, от которой Джудит спешила избавиться, звучал тихий и вкрадчивый голос Росса Сомерфорда. Девушка не могла вникнуть в смысл его слов. Звук голоса герцога Деверо только усиливал страх, внушавший, что не стоит верить примирительным речам Его Светлости. Это всего лишь обман, чтобы помешать спастись ей. Стоит ему только поверить и остановиться, как Его Светлость снова заманит в свои силки, с двойным усердием и наслаждением примется вновь терзать и мучать ее. Выход один – бежать прочь. От него. Своего мучителя. Броситься в объятья свободы. Мисс Колдуэлл, как пугливая лань, готовящаяся совершить последний рывок в своей жизни к долгожданному спасению, перегнулась через подоконник. Джуди сделала глубокой и судорожный вздох полной грудью. Как ей казалось в тот миг последний в жизни. Свежий ночной ветер ударил в лицо, пробирая насквозь своим холодом, озябшее женское тело. Поток воздуха готов был подхватить молодую леди и кинуть ее с высоты второго этажа на чистую и посыпанную гравием дорожку сада лорда Клиффорда. Сиюминутная боль. И долгожданная победа над герцогом Деверо. Пусть и эта молодая жизнь глупой птицы будет на счету знатного дуэлянта…

Резкий рывок назад у самой кромки окна остановил решимость Джудит, которая испуганно вскрикнула, очнувшись, наконец, от смертельного дурмана. Краткий миг девушка смотрела на пугающую и хмурую тьму, развернувшейся под окном, но это хватило, что остудит порыв безрассудного решения, принятого в минуту полного отчаяния. Что-то силой удержало ее у самой грани и упрямо тянуло назад. К жизни с ее извечными проблемами. До боли знакомая хватка, стискивающая руку, обтянутой белоснежной перчаткой. Столько раз за ночь запястье Джудит сжимала крепкая ладонь герцога, что оставалось удивляться, как на нежной девичьей коже не появились еще синяки. Или Россу Сомерфорду был известен некий секрет, как с силой держать подле себя женщину, не причиняя ей физического увечья. В прочем последнее было неважно. Главное, что герцог Деверо был рядом, удержал ее у самой последней черты гибели.
Все последующие действия Джудит помнила плохо. Памяти отложился тот момент, когда она всем телом прижалась к Его Светлости и зарыдала навзрыд. Вот тогда в ее жизнь снова вернулись звуки музыки, доносившейся с нижнего этажа, яркие огни фонарей, освещающий ночной сад, хохот гостей, гуляющих по темным аллеям парка лорда Клиффорда, и полное осознание того, что мисс Колдуэлл чуть не сотворила. Содрогаясь всей душой от ужаса, девушка смертельной хваткой вцепилась в пуговицы сюртука Его Светлости, сжимая их онемевшими пальцами и грозясь оторвать от прочной материи. Слезы по бледным щекам девушки бежали в три ручья, выплескивая на грудь Росса весь тот хаос, в который превратилась жизнь мисс Колдуэлл, начиная с момента, как Его Светлость повалил девушку на кушетку в гримерке его любовницы. В первый и последний раз Джудит Колдуэлл было так плохо и одиноко после смерти матушки. Но это произошло в детстве, и рядом был отец. Со временем боль потери притупилось. Сейчас никого не было рядом. Только герцог Деверо, ни за что ненавидящий ее. Джудит ничего не ждала и не просила у этого мужчины, кроме возможности выплакаться, излив свою боль. Возможность дать хоть краткое облегчение ее душе.
Росс Сомефорд был единственным живым и теплым, что сейчас было в жизни Джудит. Поэтому с таким отчаянием она цеплялась за него, как за спасительную нить, начисто забыв о том, что он был виновником ее злоключений. Герцог Деверо был связующим звеном с ее прошлой безмятежной жизни, которую у мисс Колдуэлл безжалостно отняли. Она стояла на этих руинах и не знала, как ей жить с таким позором дальше. У нее отняли все. С пеленок мисс Колдуэлл готовили к другому предназначению. Теперь же она не знала, как ей жить в той жизни, что сейчас предстала перед ней, дезориентировавшись полностью там.

Было холодно и зябко. Невыносимо хотелось согреться. Девушка, всхлипывая носом, вдыхая терпкий аромат парфюма герцога Деверо, будоражащий кровь и разгоняющий лейкоциты в ней. Приятная дрожь разливалась по телу, прогоняя оцепенение. Сквозь слезы и отчаяния Джудит неосознанно начала чувствовать тепло, не понимая сначала, что его источник идет от рук Росса Сомерфорда. Приятный и расслабляющий жар начал разливаться по оголенной спине, от весьма приятных массажных движений мужской руки, и щеке, которой девушка неосознанно ластилась к ладони Росса, жаждая получить от нее как можно больше тепла и рассчитывая инстинктивно получить еще что-то большее. Но едва мисс Колдуэлл смогла сделать нормальный вздох приоткрытыми губами, как Его Светлость с жадностью поцеловал ее. Не ожидая стремительного напора, мисс Колдуэлл обвила руками шею мужчины, перебирая тонкими пальцами пряди его черных волос и сдаваясь натиску губ герцога Деверо. Своей требовательностью и настойчивостью Росс Сомерфорд начисто смывал хоть какое-то предпочтение к другому мужчине, если таковое имелось в голове мисс Колдуэлл. Уже сама Джудит припадала к губам Его Светлости, как к живительному источнику, и снова разделяла с ним напополам тот грех, что они начали давеча в гримерке его любовницы. Отклив женского тела оказался не менее чувствительным. Сладко-острый спазм сжал Джудит в области груди, не намереваясь отпускать и мучая своими раскаленными иголочками, которые впивались Джудит от прикосновений умелых рук герцога Деверо, сосредоточившись на кончиках его пальцах. Задыхаясь от жара и откровений таких ощущений, девушка начала неосознанно ерзать на мужских коленях, ища бессознательно освобождения, вылившегося в едва уловимый женский стон.

Прежде чем Джудит успела осознать свою реакцию и испугаться ее, прекрасно понимая, что такое высказывание чувств не для воспитанной леди, Росс Сомерфорд первым пришел в себя. Сладость поцелуя, развеялась как туман. Реальность снова встала между ними. Зардевшись от слов Его Светлости, Джудит поспешила вскочить с колен мужчины, где так успела уютно устроиться, и вырваться из его объятий. Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и ответить с достоинством Россу Сомерфорду.
- Мы приняли приглашение лорда Клиффорда, - произнесла Джудит.- У папы запланированы переговоры с несколькими высокопоставленными особыми, среди которых есть иностранные особы, остановившиеся в гостях у лорда Клиффорда. Отец не хочет терять минуты бесценного времени.
Герцог Деверо накинул на плечи Джудит свой фрак, чтобы прикрыть обнаженную спину девушки. Придерживая одной рукой лиф платье, а другой - сжимая фрак Его Светлости на уровне груди, мисс Колдуэлл молча шла за мужчиной, ведший ее окольными путями к комнате. Мысленно девушка была благодарна за такую заботу. Хотя бы за попытку спасти остатки ее репутации. Но вряд ли этот мужчины желал слышать Джудит Колдуэлл, считая ее начисто лживой и корыстолюбивой особой. По крайней мере, такой вывод сделала девушка из более, чем содержательных бесед с герцогом за сегодняшний вечер. Благо обходной путь до спальни девушки не составил долгового времени, и теперь появилась долгожданная минута, наконец, проститься с герцогом. Но именно в тот миг мисс Колдуэлл заметила, как расплылось кровавое пятно по рубашке мужчины, влажной от ее слез. Джудит стало невыносимо стыдно перед ним. За то, что смела замахнуться на него ножом и ранить. Пока она в своем эгоизме искала утешения на груди Росса Сомерфорда, тот, видимо, был вынужден терпеть боль.
- Позвольте промывать Вашу рану, - умоляюще прошептала Джудит, ухватив Росса Сомерфорда за рукав – В знак признательности за мое спасение.
Девушка боялась, что герцог откажет в такой малости. А ей так хотелось загладить свою вину передним. К удивлению Джудит, Его Светлость согласился на жест временного перемирия. Тогда они вошли в ее комнату Жаркий огонь, пылающий в камине, разгонял полумрак спальни, окутывая ее своим уютным теплом. Готовясь мысленно встретить на балу герцога Деверо, девушка заранее решила отпустить Бетси веселиться вместе с прислугой лорда Клиффорда. Мисс Колдуэлл предполагала, что после яркого праздника ей вероятнее всего захочется побыть одной. Даже без общества верной Бетси. Сейчас же Бетси оправдала ожидания своей госпожи. Горничная приготовила для нее чистую, накрахмаленную сорочку, аккуратно положив ее на постель. На прикроватной тумбочке мисс Колдуэлл ждал кувшин с теплой водой, медный таз и белое полотенце.
- Снимите Ваш сюртук и рубашку, - тихо произнесла Джудит, жестом пригласив Его Светлость сесть на край постели. – Мне необходимо осмотреть Вашу рану.
Пока герцог снимал верх своей одежды, Джудит зажгла свечу и поставила ее на тумбочку. Затем налила воды в таз и окунула в бесцветную жидкость полотенце. Совершив эти нехитрые манипуляции, мисс Колдуэлл повернулась к мужчине, встретившись взглядом с испытующей синевой его глаз. Герцог Деверо по-прежнему был в черной полумаске и смотрел на нее сквозь прорези для глаз. Едва касаясь подушечками пальцев бархатистой маски, молодая леди, не смея дышать и прерывать зрительный контакт с мужчиной, медленно сняла ее с лица Его Светлости и положила на тумбочку, как свой маленький трофей. Вместе с этим возникло странное желание продолжить изучение лица Его Светлости. Провести мягкой ладонью по щеке мужчины, чтобы знать, какая она на ощупь. Изучить каждый скул властного и мрачного лица герцога, который не обладал канонами классической мужской красоты. Но, безусловно, он обладал неуловимой мужской харизмой, невольно приковывающий к себе. Мисс Колдуэлл не могла этого не уловить и не остаться безучастной в стороне. Ее подмывало не только желание исследовать суровый профиль Его Светлости и зайти дальше – пройтись пальцами по гладкому рельефному торсу герцога, восхищением которым удавалось ели сдерживать в себе. Будь Джудит Колдуэл скульптором, то, не раздумывая, выбрала Росса Сомерфорда в качестве модели для статуи какого-нибудь древнегреческого божества. Пожалуй, божество мисс Колдуэлл вышло безжалостным и мрачным, с флером таинственности, как у прототипа. Быть может, вот тогда-то и зародилось в душе Джудит еще невысказанное чаяние понять природу суровости герцога Деверо.
- Так лучше, - прошептала девушка, отвернувшись от Росса.
Ей меньше всего на свете хотелось, чтобы герцог Деверо смотрел на нее сейчас, видя ее покрасневшие от слез глаза, перепачканное кровью и распоротое маскарадное платье, растрепанные, выбившиеся из прически пряди волос, самые злостные из которых Джудита завела инстинктивно за ухо. Отжав хорошенько полотенце, девушка коснулась им раны мужчины, не удержавшись от небольшого соблазна. Подушечки пальцев Джудит с трепетом легли на бицепс Его Светлости и осмелились нажать на мускул, проверяя его на прочность. Испугавшись, что Росс воспримет это как попытку очередного заигрывания с ним, а не чисто девичье любопытство, Джудит вспыхнула и вернулась к ране на плече герцога. Проявляя неуклюжую заботу, мисс Колдуэлл старалась как можно мягче и аккуратнее касаться кровоточащего пореза мужчины, боясь причинить ему невольно боль. Закончив обрабатывать рану, девушка взяла с постели свою ночную сорочку и без сожаления оторвала от нее с треском солидную полоску ткани, чтобы перебинтовать плечо Росса. Стараясь лишь концентрироваться на ране герцога, Джудит с усердием начала обматывать плечо мужчины, пытаясь не думать о том, что соприкосновение с его кожей вызывает приятное покалывание на кончиках ее пальцев. Ей, вообще, не следовало думать о Россе Сомерфорде в каком угодно ключе. Просто промыть рану и перебинтовать ее, позволив мужчине затем идти. Вместо этого Джудит приметила возле виска мужчины след запекшейся крови и от досады прикусила нижнюю губу. Альберт писал, что ему удалось продырявить Сатану в области виска. Но девушка знала, что если б не ее глупый поступок, то и не было бы и этой раны у герцога Деверо. В полутьме комнаты послышался новый звук разрывающейся сорочки. Оторвав новый лоскут материи, мисс Колдуэлл смочила его в воде и начала обрабатывать рану на виске Росса, попутно возвращаясь к тому мигу, как виконт Элфинстон сопровождал ее обратно домой из гримерки актрисы. Девушка как ясный день помнила, то чувство брезгливости, с которым жених подавал ей руку, помогая выбраться из кареты на Беркли-сквер. Видимо, тогда-то Альберт и решил драться на дуэли с герцогом Деверо не за поруганную честь невесты, а за свое оскорбленное мужское самолюбие.
Мисс Колдуэлл стремилась завершить свою работу как можно скорее, инстинктивно чувствуя, как близость Его Светлость начинает нервировать ее безотчетно. Это не было чувством страха перед ним. Наоборот. Нечто совсем другое и не до конца сформировавшееся в ней ощущение. Закончив процедуру, Джудит молча взяла окровавленное полотенце и кинула его в камин, мельком взглянув, как пламя жадно пожирает свою добычу. Багряную воду в тазу девушка выплеснула в сад, поставив со стуком тару на подоконник.
- Спокойной ночи, Ваша Светлость, - уставшим, но твердыи голосом произнесла Джудит, не оборачиваясь к герцогу, а лишь обхватив руками тяжелую портьеру.
_________________

Есть такие моменты, когда хочется остановить мгновенье, чтобы оно навсегда запечатлелось в памяти, оставив отпечаток, который невозможно будет стереть. Разве можно так любить? Что кажется, ты бы растворился в другом человеке без остатка, смотрю в глаза, человека, который навсегда украл мое сердце и грудь наполняется таким теплом, от которого можно сгореть. Это не просто любовь, это что-то большее. А потом приходит неуверенность, вместе с отчаяньем. А вдруг, для него все лишь игра. Вдруг он не чувствует того, что чувствую я. Ведь для него я могу так и остаться малявкой, пусть интересной, как что-то новое, неизведанное, но все же обычной малявкой.

Но это были мои внутренние проблемы, ведь так? Ему же не стоит об этом знать, для него я должна стать роковой красоткой. От которой он просто не сможет или не захочет уйти.
Поцелуй закончился, но отстраняться не хотелось. Он прижимал меня к дереву, а я была пьяна, то ли от нежности к нему, то ли от выпитого вина. Уткнулась головой в его грудь, вдыхая аромат любимого. Это никогда не надоест. А отстранившись, провела пальчиками по его груди, вырисовывая круги, и подняв голову посмотрела в его глаза. Что-то хотела сказать, но связных мыслей не было. Дариус, сказал, что-то типа пора возвращаться, а я, возвращаться не хотела или не могла. Ноги не слушались, поэтому я ухватилась за ворот его рубахи и сказала.

- Я, кажется, не могу идти, ты же меня спасешь, Дар, правда?

Он как-то неопределенно кивнул. А я ухватилась за его шею и повисла на ней.

- Всегда мечтала, чтобы меня носили на руках.

Он приподнял меня над землей, глава закружилась, а я расплылась в улыбке, посмотрела на небо и проговорила: - Никогда не чувствовала себя лучше.

- Дар, ты самый-самый, ты же знаешь это, правда? – Посмотрела с нежностью, заполняющей мою грудь на его серьезное лицо. – Не знаю, чтобы я делала без тебя. Наверное, была бы уже замужем, за каким-то толстопузым стариком, - горько усмехнулась я. – Только ты меня и спасал меня от вереницы странных женихов, которых навязывал мне отец, даже сам того не подозревая. Ты мой спаситель, - прошептала на ухо, обнимая его еще сильней.
_________________

Слушая очередной пассаж "Жози" как многолика, оказывается, может быть женщина))), Саймон пытался понять, что его так невыносимо злит. Ещё вчера Райс попался на удочку этой непокорности и дерзости, сегодня же непередаваемо от неё устал. Ответ был просто - перебор. Со всем. С колкими фразами, с истиной, которую полунамёками открывала ему незнакомка, с тем, что Саймон уже не знал, где правда, а где ложь. В то время, как он-то рассказал ей всё. И она прекрасно понимала, что играет тем, что совсем не шутка - его сердцем. И делает это насмешливо, словно хочет сказать, что будет потешаться над ним и впредь.

Эта тирада вызвала у Райса очередной усталый вздох разочарования. Нужно было оканчивать этот спектакль, но он, словно самый преданный его зритель - и актёр в одном флаконе - продолжал наблюдать за действом, хотя, всем уже давно стало очевидно, что игра действующих лиц превратилась в фарс. Теперь уже окончательно и без права вернуться к первоначальному источнику сего захватывающего произведения. Остальную часть он не слушал. Или не слышал. Точка, которую, как Райс надеялся, они поставили ещё тогда, в домике, оказалась многоточием. А вот финальный аккорд был на совести "Жози". Ей было достаточно украденного сердца, хотя, Райс мог принадлежать ей весь, со всеми потрохами. Она что-то говорила Эндрю, потом снова ему, а Саймон слышал только отдельные слова.
- дети... рассказывать сказки... запоминающееся время... нанести ответный удар... с вами интересно.
- Довольно, - громогласно объявил он, поднимаясь на ноги. Слушать и дальше эту околесицу, в которой он ровным счётом ничего не понимал, Райс не собирался. Ему хотелось сейчас только одного - покоя. Того, чего рядом с этой невыносимой, но остающейся для него притягательной, женщиной, он начисто был лишён. - Я дарю вам своё сердце, леди, которая даже не назвала своего имени. И уверен, что оно будет в надёжных руках. Берегите его. Иногда оно... довольно забавное.
Подойдя к двери, чтобы покинуть гостиную и заодно, общество Авроры-Гордона-Жози, Саймон распахнул её, постоял немного, затылком ощущая как минимум один взгляд, и, полуобернувшись, уточнил:
- Скажите, неужели вам настолько претит общение со мной или я сам, что вы готовы лечь со мной в постель исключительно за деньги?
_________________

Что означали его слова и граничащий с нежностью тон, зовущий столь странно? Она даже для отца не являлась малышкой уже давно, а слышать такое обращение из уст почти незнакомца было необычайно приятно.

Его объятья сделались еще крепче, хотя Сабрине и так казалось, что кости хрустят от силы сжимающих ее рук. Девушка почувствовала на своих волосах горячее дыхание, но вновь не сделала никакой попытки освободиться.

Все тело пылало, а в голове не осталось ни одной внятной мысли. Только ураган ощущений, накативших с такой силой, что девушка боялась не перенести их напора.

Всех ее знаний и жалкого жизненного опыта недоставало, чтобы осмыслить происходящее. Она не испытывала стыда, выгибаясь навстречу будоражащим ласкам. Даже взрывающая тело боль была желанной.

Это и есть тот пресловутый «долг», терпеть выполнение которого вменялось в обязанность всех достопочтенных леди? Если так, она не отказалась бы переживать подобное каждый день своей жизни. Лишь с этим мужчиной.

Случившееся казалось совершенно естественным, как будто именно этого она и ждала всегда до встречи с ним. Даже страх уступил место иному чувству, подозрительно напоминающему то, что возникает между встретившимися после долгой разлуки старыми знакомыми. Оно вскипало, поднимаясь из глубины души, словно прикосновения Гидеона будили в ней какие-то таинственные механизмы памяти. Тело как будто узнало его – и признало, и теперь, помимо воли девушки раскрывало свои потайные уголки, куда никогда прежде не проникал ни отец, ни подруги, ни кто бы то ни было еще.

От этого Сабрина ощущала себя незащищенной и открытой, но в то же время переполненной какого-то непонятного восторга, гадать о природе которого просто боялась.

Движения скользящих по ее телу рук были легкими и такими волнующими, что по коже пробежали мурашки, и Сабрина невольно замерла, когда ладонь Гидеона, ласкающая ее лицо, остановилась. Он понял и двинулся дальше, пальцы сомкнулись на ее груди одновременно нежно и властно.

Девушка задохнулась, открывая рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и мужчина тотчас этим воспользовался, чтобы вновь поцеловать ее. Вторгся неторопливым движением языка, будто приглашая ее на танец, коснулся зубов и обежал плавным движением нёбо, соблазняя и убеждая. И она подчинилась, ответила на столь откровенный призыв, вступая с ним с игру, то двигаясь следом по кругу, то увертываясь от него, то наступая, если он отступал. От этого кровь быстрее побежала по жилам, а тело напряглось, вытягиваясь в струну в ожидании новых ласк.

Она что-то лепетала, не разбирая слов и не угадывая даже их смысла. Девушку поглотил черный омут его глаз, но это бездна была настолько привлекательной, что Сабрина испугалась охватившей ее агонии. Она провела ноготками по обнажившейся в вороте рубахи груди мужчины, и когда он хрипло застонал, почувствовала, как по собственному телу растекается горячая волна. Она опалила низ живота, и томление внутри стало нестерпимым. Губам сделалось щекотно от прикосновения к коже Гидеона, когда Сабрина выдохнула, ошеломленная собственной смелостью, и осторожно лизнула ее. Это оказалось… невероятно. Солоноватый вкус и незнакомый, терпкий, дурманящий аромат мужчины, притягивающий настолько, что она не могла оторваться. И не хотела этого.

Как раз наоборот: его близость стирала границы, которые всю жизнь существовали в ее сознании, срывая оковы сдержанности и стыдливости. Словно какая-то магическая сила наполнила ее, заставляя желать того, что прежде казалось недопустимым.

Сабрина пробежала пальцами по напряженной спине, сдерживая в себе нарастающее волнение, коснулась обнажившейся кожи бедер и тут же ощутила, как на эту легкую ласку отреагировали мышцы его живота судорожными сокращениями. Смущение и инстинкт вынудили девушку отдернуть руку. Она вздрогнула и с лихорадочной торопливостью провела ладонью по его руке, поднимаясь к плечу от запястья и цепляясь с такой силой, что онемевшие пальцы мгновенно утратили чувствительность.

Тело пылало, как в огне, а легким недоставало воздуха, грудь сделалась мучительно тяжелой, а них живота свело от ноющей, тупой боли. В ушах шумела кровь, а глаза застилал золотистый туман, сквозь который чудилось, что даже время не двигается, замерев для них двоих.

Сабрина повела бедрами, млея от тяжести мужского тела на себе и чувствуя, как пульсирует в ней все еще напряженная плоть. Эта твердость дарила неописуемое чувство полноты. Боль не ушла до конца, но она растеклась по каждой клеточке жарким, воспламеняющим кровь удовольствием, вынуждая искать освобождения… в сладком плену близости Гидеона. Оплести ногами, вдавливая в себя так, чтобы не осталось границы между телами. Двинуться, подхватывая сумасшедший ритм. Пробраться дрожащими пальчиками под одежду, едва сдерживая крик удовольствия от острых, почти болезненных вспышек, передаваемых от него к ней словно разряды молнии.

Его движения, мерный, мощный ритм снова заставили позабыть обо всем, сделав способной лишь двигаться в такт его осторожным выпадам, все сильнее раскрываясь навстречу атакующей плоти.

Волшебная, сладостная мука стала почти непереносимой. Гидеон поймал губами ее всхлип, заглушая те звуки, что могли донестись до посторонних ушей, и повлек за собой в каком-то диком танце, где сливались не только тела, но и души. А потом весь мир будто взорвался, разлетаясь на миллионы разноцветных брызг, делая ее одновременно послушной и властной, покорившейся и победившей, низвергнутой в пучину и вознесшейся на неведомые прежде высоты.

Сабрина закрыла глаза, впитывая его огонь, притянула еще ближе, запуская руки в повлажневшие волосы и чувствуя, как отзывается тело на каждое движение, и беззвучно заплакала, изнемогая от избытка чувств.

А потом в ее затуманенное сознание пугающим откровением прокралась реальность. И совершенно отчетливая картина грядущего. Гнев отца – теперь он просто уничтожит ее!, - от которого невозможно будет скрыться. Презрение общества, готового растоптать за один только поцелуй. Теперь же она превратилась в ту, кого в прежние времена побивали камнями, а теперь тыкают пальцами и наделяют злобными насмешками, стараясь избежать любого общения. Нет, Сабрина не боялась людской молвы. То, что свершилось, каким бы ни было оно в глазах света, для нее самой являлось самым важным и значимым, чем все, переживаемое ранее. Но было ли оно таковым для того, чье тяжелое дыхание все еще заглушало ее собственное? Или как там говорила миссис Эверлик?
«Только и осталось, как стать развлечением для кого-то вроде этого Дьявола Уитби»

В самом деле, кто она для Гидеона, если не кратковременное развлечение? Ведь не настолько же девушка глупа, чтобы не понять, как далеко ей до той красотки, что сопровождала Уитби на балу и с кем он был сегодня. И сколько таких других в его жизни? И как ей теперь жить дальше, попробовав сладкий запретный плод и тут же лишившись возможности вкушать его дальше? И зачем?

Она вынырнула из объятий Гидеона, усаживаясь на колени и игнорируя дрожь в ослабевших ногах. Стянула края корсажа, прикрывая грудь. Закрыла лицо ладонями, чувствуя, как становится пунцовой под пристальным взглядом мужчины. И тут где-то совсем рядом раздались голоса.
_________________

Три вещи никогда не возвращаются обратно: время, слово, возможность. Три вещи не следует терять: спокойствие, надежду, честь. Три вещи труднее всего сказать: я люблю тебя, прости, помоги мне.(С)

Фиона изумленно уставилась на него. Мигнула раз, потом второй. Он что, снова потешается над ней? Но нет - насмешки на его лице не было. Только усталость. Она в очередной раз блефовала, когда говорила о том, что заберет у него сердце, надеясь тем самым получить хоть какую-то реакцию, кроме безразличия. И вот получила.
В голове у Фионы замелькали картины последних двух дней, открываясь теперь с совсем другой стороны.
Он обещал больше к ней не приближаться, но все-таки вернулся. Он раскрыл ее маскарад, но даже охваченный злостью, не умчался от нее прочь. И наконец, он до сих пор не выставил ее за дверь, хотя она была к этому готова. Все это время он уступал, а она этого не понимала.
- О, Господи, - выдохнула испуганно Фиа, прижав к губам задрожавшие пальцы, осознавая, что натворила. По душе пополз холодок страха. И боялась она теперь только одного: не слишком ли поздно пытаться все исправить? Хотя она попытается в любом случае.
Встревоженными глазами она наблюдала за тем, как Саймон встает с кресла и проходит мимо нее. Она уже хотела что-то сказать, чтобы остановить его, когда он обернулся и спросил:

Прямой, больно бьющий вопрос. И на него мог быть только один - такой же прямой - ответ. Фиона глубоко вдохнула, собираясь с духом, и покачала головой, глядя в пол. Зябко поежившись, натянула обратно приспущенный лиф платья. Потом подняла на Райса глаза, полные боли и раскаяния.
- Нет, Саймон. Я уже сказала - мне не нужны твои деньги, хотя именно из-за денег я оказалась во все это вмешана. - Фиа нервно покусала губы и, выкинув из головы все мысли, опираясь лишь на то, что чувствовала, продолжила:
- Мне нужен ты сам. Самый невозможный, самый невыносимый, самый непостижимый человек на свете. Единственный, кто способен лишить меня разума настолько, что я творю вещи, на которые считала себя неспособной. - Она сглотнула. - Я действительно пришла сюда, чтобы отдать тебе свое тело - единственное, что, как я думала, тебя во мне интересует. Но не за деньги. Просто ради того, чтобы побыть с тобой еще. Чтобы познать близость любимого человека. - Фиона чувствовала, как ее снова начинает бить крупная дрожь и оперлась о стену, чтобы не упасть. - Я знаю, что наговорила тебе много лишнего. Много лжи... - она с отчаянием вглядывалась в его лицо, боясь снова увидеть там безразличие и разочарование. - Прости меня, Саймон, и... - Фиа из последних сил растянула губы в дрожащей улыбке, с трудом сдерживая слезы, и взмолилась:
- ...И сделай же что-нибудь... пока у меня не отнялись ноги.
_________________

Да, я согласился с Авророй. Искать их здесь, как иголку в стогу сена. А если же между ними что-то есть, а не быть не может, учитывая поведение Саймона и то, что я видел лично сам, наблюдая за ними, то они явно давно уже ушли от толпы. Уединились ли? Вполне вероятно, ведь Саймон мой брат-близнец, а я бы сделал именно так. И тут не важно по какой причине решил бы уединится, главное по-дальше от людей.
Но я не считал, что Фиона вернется в комнату Авроры. Придти в чужой дом в одиночестве без хозяйки дома — нет. Это будет странно и подозрительно, да и её могут просто не пропустить. Нет, она не решилась бы одна заявиться в дом Авроры.

- Не простят тебе неосмотрительность? - я усмехнулся. - А тебе не кажется, что с этим они уже припозднились?.. - прогуливаясь по тропинке, я поудобнее положил её руку на свой локоть. - Между нами уже столько всего было, судя по сплетням, что единственное, чего они могут не простить, так это если мы не позовем их на крестины нашего ребенка, - вновь усмехнулся я, слегка сжав ладонь Авроры на своей руке.
Сплетни о нас, а точнее наши сплетни о друг друге имели множество вариаций и оттенков, начиная с запаха изо рта и заканчивая чуть ли не оргиями в конюшне. Чего уж тут еще можно придумать, что бы получить неодобрение родителей? По-моему ничего. Хотя, зная фантазию Авроры, мне рано расслабляться.

- Ну... - протянул я. - Пусть будет сюрприз для тебя. Но ты можешь надеть любой наряд, ничего рискованного и внезапного не будет, - ухмыльнулся. Хотя, о чём это я? Вся наша жизнь сплошной риск и непредсказуемые повороты.

Впереди уже маячили силуэты и один из них принадлежал компаньонке Авроры. Увидев нас пожилая леди не смогла скрыть удивление и даже приоткрыла рот, при этом попыталась протереть глаза, чем вызвала у меня лишь улыбку. Я поприветствовал её и обернулся к невесте.
- Я посмотрю Саймона в нашем родовом поместье, а ты в своем — Фиону. Если же их нет, значит они у брата в доме. Я заеду за тобой через... - я посмотрел на девушку оценивая сколько времени ей понадобится чтобы совершить свой женский ритуал, - час.
Я решил, что лучше сразу ограничить ей время, а то так можно ждать до бесконечности.
Нежно поцеловав ей руку, не обращая внимание на тревожный и возмущенный всхлип компаньонки, и подмигнув Авроре поклонился.
- Поспеши, ведь вы, женщины, столько времени тратите... в пустую...
Ох, не знаю, зачем я решил напоследок подзадорить её, но, видимо, соскучился по перепалкам.
И потому решил и сам поспешить. Быстро откланялся, не давая возможности Авроре ответить на мою вызывающую фразу в адрес женщин.
_________________

Идею прокатится верхом Себастьян поддержал и мы направились к конюшням.

- Но как... - растерянно проговорила я, - это нарушение всех приличий... За последние два дня я итак дала поводов для сплетен больше, чем за всю жизнь.
После недолгого спора пришлось сдаться. Тем более, что я была заинтересована в этой прогулке. Себастьян усадил меня, а потом сам устроился на лошади. И мы отправились на прогулку. Его руки практически сразу начали блуждать по моему телу. Прикосновения жгли через слои ткани и корсет (идиотская штука, но приходится иногда одевать), я попыталась расслабиться и откинулась графу на грудь. От его близости, от его прикосновений мысли затуманились, а по телу пробегала сладкая дрожь. Бедром я чувствовала, что Мартель очень возбужден и причиной тому я. Как и куда мы ехали, я не запомнила, полостью отдавшись во власть чувств.

От этих слов я вспыхнула, а сердце забилось еще быстрее, если такое было возможно. Осознание того, что я нарушаю приличия, возбуждало еще больше. Хотелось застонать, но я лишь несколько раз прерывисто вздохнула. Чертов корсет, как же хочется ощутить прикосновения его рук к моей груди без всех этих доспехов!
Вдруг впереди показалось озерцо и мы свернули к нему. Мартель решил поплавать на лодке? Черт, это портило мой план! Ноя недооценила Себастьяна. Как только лодка достигла середины озера, он накинулся на меня с голодной страстью. День, озеро, в любой момент нас могут увидеть и это... это невероятно возбуждало. Сначала поцелую были легки и почти невинны, но с каждым поцелуем они становились все сильнее, все требовательнее и уже через мгновение его язык играл с моим, а пальцы ловко расстегивали пуговицы амазонки. Я сняла шляпку и кинула куда-то в лодку. А Себастьян уже расстегнул рубашку и взялся за корсет. Я не сдержала стона, когда его пальцы прикоснулись к моей груди, и подалась еще вперед. Прохладный ветерок не мог охладить пылающее тело. Наконец, то, о чем я только читала, становилось явью. В голове шумело, я пылко отвечала на каждой прикосновение Мартеля и тут:

- Только попробуй остановиться, я и тебя утоплю!
Да как он мог? Ну уж нет! Только бы лодку не перевернуть...
Я еще сильнее поерзала на бедрах графа, ощущая его возбуждение. Рубашку на этом невероятном мужчине я распахнула и принялась гладить и целовать широкую и мускулистую грудь. Он великолепен! А кубики пресса привели меня в полнейший восторг!
- Себастьян, возьми ... меня... сейчас, - задыхаясь, проговорила я, - или я умру...
Мгновение, и в меня пытается проникнуть плоть графа. Ох, какой он большой и горячий, но я начала медленно, дюйм за дюймом стала насаживать себя, постепенно вбирая его всего. В момент лишения невинности ощутила боль и инстинктивно сжалась, но граф продолжал ласкать и нашептывать ласковые словечки. Несколько мгновений, и он полностью во мне: восхитительное чувство наполненности охватило меня. Вспомнив книгу, я начала медленно двигаться. Постепенно нарастало напряжение, темп все ускорялся, а затем произошел ослепительный взрыв. Мой вскрик Себастьян заглушил поцелуем, а я упала ему на грудь, дрожа крупной дрожью. Говорить не хотелось, хотелось вечно лежать в его крепких и надежных объятиях. Осенний ветерок быстро остужал неподвижные тела, и я смогла вымолвить:
- Это... это было невероятно. Но как мы заберем фаэтон, если я в таком виде? Себастьян, нам надо придумать, как доставить меня домой. Но я... я бы хотела, чтобы ты пришел ночью в мою спальню, - и залилась ярким румянцем.
Лед растопился для одного единственного мужчины.
_________________

Саймон слушал признание самой невозможной из всех женщин, и с каждым произнесённым ею словом внимательнее вглядывался в черты её лица, ища в них то, чего больше никогда не хотел бы видеть - ложь, насмешку, желание уколоть побольнее. Искал и не находил. С каждой секундой его душу затапливало облегчение. Смешанное с надеждой, оно рождало внутри желание подойти к рыжей чертовке, смять её губы в болезненно-жестком поцелуе, чтобы больше она не смела говорить ему всех тех слов, которые оставляли следы в его душе. Но он стоял и слушал. Потому что Райсу было нужно услышать. Поверить. Почувствовать.
Потому что Саймон слышал то, чего так жаждал. Она хотела его самого, а он готов был удовлетворить это желание. Сегодня, завтра, и до тех пор, пока он ей будет нужен.

Саймону хотелось улыбаться, как последнему идиоту, но он сдержался. Жестом отпустив так и маячившего рядом Эндрю, он сделал шаг к девушке, не торопясь отвечать действиями на её просьбу, которая звучала скорее как мольба.
- Ну, по крайней мере, теперь мне будет не так скучно, когда меня в очередной раз настигнет этот недуг, - пожал он плечами, всё же не сдержавшись и улыбаясь. Ещё один шаг совпал с очередным ударом сердца, которое билось где-то в висках. Саймон верил и одновременно не верил в то, что его женщина останется на месте, не сбежит, сказав ему очередную колкость. Он медлил, словно желал дать ей шанс передумать. И алчно жаждал того, чтобы она этим шансом не воспользовалась. Остановившись напротив неё, так, что их разделяло полшага, он сделал глубокий вдох, после чего сократил расстояние, вжимая девушку собой в стену. Обхватил ладонью её лицо, склоняясь и жадно впиваясь в её губы поцелуем. Он хотел, чтобы это прикосновение было жестким, но вдруг понял, что вкладывает в поцелуй всю ту нерастраченную нежность, которая должна была принадлежать только ей. Язык Саймона скользнул в рот девушки, но Райс тут же отстранился. Прикусил нижнюю губу своей незнакомки, снова жадно поцеловал, теперь уже так, как и хотел - глубоко и сладко, упиваясь ощущением тепла её тела. Желание отравляло кровь, проносилось по венам потоками выжигающей лавы. Саймону было нужно немедленно оказаться в ней, почувствовать, как тесно она обхватывает его собой, чтобы осознать до конца - теперь она принадлежит только ему. Он снова отстранился и едва слышно, на выдохе, произнёс:
- Я хочу тебя. Безумно. И может, уже скажешь своё имя?
_________________

Мужчина, который похитил Эби, обозначил самый главный её страх: может статься, что всё, что она придумала о Джеке - всего лишь плод её воображения. И пират действительно не так благороден, как ей кажется, и их встреча окончится плачевно. Для Эбигейл, разумеется. Она вздохнула. Поначалу желала протестовать, но не стала. Ей теперь один путь - к Джеку. Иначе угрозы этого мужлана, который умыкнул её, претворятся в жизнь без её согласия. Благоразумно промолчав, Эби вскинула подбородок и принялась молить всех святых, чтобы их путешествие, длиною в два часа, окончилось для неё благополучно.

Однако Эби ждал сюрприз. И очень даже пренеприятный. И без того напуганной, ей завязали глаза, и она потерялась в пространстве и времени. Знала только одно: она отчаянно, просто безумно боялась. И была вынуждена мысленно уговаривать себя быть стойкой и смелой. Хотя, когда она поняла, что они прибыли к морю, ей захотелось закричать, чтобы её немедля отпустили.

Эби прикусила губу, заслышав голос капитана. Теперь всё решится. Её судьба и то, какая жизнь её ждёт. Её пугал приказ Джека. Привязать к мачте и выйти в море? Это попахивало чем-то кощунственным, но Эби не стала возражать. Может, у них тут так принято. Она лишь думала о том, на какой период Джек планирует отправиться в морское путешествие? Если надолго, то ей где-то будет нужно взять платье на смену, ну и ещё много всяких разных женских вещей.

Прошло совсем немного времени. Корабль начал набирать ход, покачиваясь на волнах моря, и Эби стало не просто страшно. К ужасу примешивалось желание, чтобы всё случившееся оказалось сном. Такого не может происходить в реальности с такими неприметными девушками, как она. Это просто кошмар, не более того.
- Если м-мне, не изменяет п-память, - дрожащим от страха голосом проговорила Эби, чудом находя на это силы, - меня к в-вам привезли.
А потом случилось то, что смешало все чувства Эбигейл в коктейль из страсти, вожделения, которое рождал в ней её пират, и всё того же страха. Джек поцеловал её, совсем не нежно, но нежность ей была и не нужна. Привязанная к мачте, с повязкой на глазах, она чувствовала себя... шлюхой. И хотела ею быть, только для него одного. Пират задрал её юбки, продолжая покрывать поцелуями шею и грудь Эбигейл. Раньше она умерла бы от того, в какой бесстыдной позе перед ним предстала, но не сейчас. Сейчас Эби была полностью во власти Джека, и сходила от этого с ума.

О, да... В этот момент она принадлежала только ему. Без остатка. И плавилась от одной только мысли, что Джек назвал её своей. Ей хотелось повторять это слово, сказать ему точно такое же, но она молчала. Потому что, во-первых, до сих пор пребывала в страхе, а во-вторых, пират начал творить с ней такое, что Эби задохнулась от нахлынувших чувств. Что-то ласкало её там, где Эбигейл не касался ни один мужчина. Нежно порхало у неё между ног, которые она расставляла шире, совершенно забыв о приличиях. Эби чувствовала, как внизу живота нарастает неутолённое желание. Она прикусывала губы, почти до крови, один раз не выдержала и застонала, когда поняла, что ей нестерпимо чего-то не хватает. Может быть, это и есть то, ради чего девушки выходят замуж? Вот это... когда ещё немного и что-то будет. Что-то непередаваемо приятное и сладкое.

- Пожалуйста, - тихо выдохнула Эбигейл, задыхаясь от собственного шёпота. - Умоляю, возьми меня, Джек... Я не знаю, о чём должна просить, но сделай что-нибудь, чтобы... - Она не знала, о чём точно надо просить, потому просто добавила: - Пожалуйста...
_________________

Его улыбка подействовала на нее так, как не способны были подействовать никакие жестокие слова - из глаз Фионы полились слезы, но она этого даже не замечала. И одновременно с этим Фиа смеялась, чувствуя, как напряженно сжавшаяся в ее груди пружина постепенно разжимается и исчезает, а на смену ей приходит робкая, как первый весенний луч, надежда. Саймон шутил, но в этой шутке она ясно прочла обещание: все будет хорошо, худшее осталось позади.
Облегчение пронеслось по всему ее телу бурной лавиной, заставляя все те же несчастные ноги подкашиваться и Фиа лихорадочно впилась ногтями в драпировку стены, будто та могла ее удержать.
Он подходил к ней медленно, то ли дразня, то ли сам еще не зная, что делать. А может, он давал ей возможность передумать. Но никакие силы не могли бы сейчас сдвинуть ее с места. Фиона с мучительным волнением ждала его приближения, остро жаждала его прикосновений. Каждый вдох давался ей с трудом и Фиа казалось, что если он промедлит еще немного - она умрет. Или бросится в его объятия сама, неподобающим леди образом, но она натворила уже столько всего неподобающего, что одним больше, одним меньше - уже неважно.
Когда он наконец-то прижал ее к стене, и она почувствовала, как его тело вжимается в ее так естественно, будто она для него создана - Фиа подумала, что в мире нет ничего более прекрасного и желанного, чем его объятия. И поцелуи.
Она отвечала ему не слишком, должно быть, умело, но неизменно искренне и горячо. Фиона обняла своего повесу и развела в разные стороны полы истерзанной ею рубашки. Жадно провела по его обнаженной спине руками, и, впившись в нее коготками, почувствовала, как силы окончательно покидают ее, но она знала, что он не даст ей упасть. Он был ее единственным спасением от всех невзгод и другого она не желала.
Его губы оставляли после себя огненные следы, заставляя все ее существо с каждым прикосновением все неистовее разгораться от сладкого томления и желания чего-то еще ей неведомого. И она понимала - потушить этот пожар внутри нее мог только Саймон. И только для того, чтобы после вместе загореться вновь, еще сильнее, чем прежде.
Фиона нетерпеливо терлась о Саймона всем своим телом, отчаянно желая, чтобы он коснулся ее так, как тогда в лесу. Она уже не осознавала, где находится и что делает, полностью поглощенная той агонией, что захватила ее, когда он прошептал:

Фиа рассмеялась, в очередной раз поражаясь нелепости ситуации, в которую они попали. И была бесконечно счастлива тому, что Саймон хочет ее, несмотря на то, что не знает ни ее имени, ни кто она такая.
- Фиона. Фиона Грейджой. - Сказала она и лукаво улыбнулась:
- Но для тебя я сегодня могу побыть Жози.
В ее глазах плескалась какая-то жадная нежность, когда она посмотрела Саймону в лицо, а затем провела рукой по его щеке, а следом по груди. Губы Фиа скользнули по шее Саймона и немного приподнявшись на цыпочки, она шепнула ему на ухо:
- Только не медли больше...
_________________