Самые эротичные сцены интимной близости?

Какая горячая сцена! Очень возбуждает.

Как раз недавно прочитала эту книженцию..... Очень ,конечно, занимательные там сцены .....
Еще в душе они там, помнится, были....

А мне очень нравятся произведения Райдо Витич. Там тоже такой накал страстей... Очень будоражит воображение... Кто не читал, очень советую. Срасибо вам, девчонки, за новые книжки. Читала еще далеко не все. Благодаря вам теперь есть чем занять себя. СПАСИБО!!!

Итак, любительницы горячих сценок, устройтесь поудобней!!

Он поцеловал ее, а затем — боже! она даже не поняла, как он ухитрился
это сделать! — каким-то образом поднялся с дивана вместе с ней на руках.
Он попросту взял ее на руки и перенес на кровать.
В следующее мгновение, как только Малдун положил ее на
кровать и чуть отодвинулся, чтобы получше разглядеть, Джоан удалось
расстегнуть несколько пуговиц на его кителе, пока они
страстно целовались на диване. Сейчас она села на кровати, чтобы побыстрей
закончить с пуговицами — ей хотелось поскорей ощутить под своими
ладонями его обнаженное тело.
Он стал помогать ей (если это можно назвать помощью), расстегнув
молнию на вечернем платье и сдвинув лямки с плеч, после чего начал
неторопливо, с обожанием покрывать поцелуями ее шею и плечи.
Ей почти удалось снять с него китель, а это оказалось не так-то просто.
Особенно пришлось помучиться, когда настала очередь рукавов — бицепсы
Малдуна оказались слишком мощными, а ткань — такой неподатливой!
Малдун продолжал снимать с нее платье. Он опускал его все ниже и ниже,
обнажив при этом ее грудь, чуть прикрытую ажурным кружевным
бюстгальтером. Он быстро скинул с себя китель, расстегнул застежку ее бюстгальтера и
повалил Джоан на себя, так что сам он оказался лежащим на спине, а грудь
женщины, не сдерживаемая более ничем, — у самого его лица.
Джоан оседлала его, ее платье было спущено до талии, и, пока Малдун
ласкал ее тело, покрывая его бесчисленными поцелуями, она слышала свои
собственные стоны и вздохи. А может быть, она стонала оттого, что ей наконец
удалось задрать вверх его рубашку, и теперь она положила ладони на его
обнаженную гладкую кожу.
Пряжка на его ремне буквально впивалась в ее тело, и Малдун
осторожно отодвинул Джоан на несколько сантиметров от себя. Его
возбужденная мужская плоть стала давить на ее промежность, прикрытую
тоненькими шелковыми трусиками.
Это заставило Джоан рассмеяться. Да, пожалуй, виагра была ему так же
«необходима», как чужая рука помощи, чтобы перейти через улицу.
Только сейчас Джоан обратила внимание на то, что в комнате горели все
лампы и было так же светло, как днем.
Слава богу, платье все еще прикрывало ее бедра. Возможно, их тоже
можно было назвать необыкновенными, но определенно не красивыми.
Правда, ее грудь — слишком большая, что было уже не в моде, —
считалась не такой уж отвратительной. А судя по тому, как восхищенно
смотрел на нее Малдун, можно было даже прийти к заключению, что она
вызывает у него только положительные эмоции.
— Я хочу видеть тебя обнаженной, и прямо сейчас. Мне не терпится посмотреть на твою
татуировку. — сказал Майк и снова привлек ее к себе, чтобы поцеловать,
а его пальцы пытались справиться с молнией ее платья на спине. Малдуну хотелось
спустить его пониже с ее великолепного тела.
Джоан была не против снять трусики и, разумеется, ждала, что Малдун
сам разденется до конца. Но в то же время ей хотелось, чтобы платье все же
оставалось на ней именно в таком положении, прикрывая бедра и, кстати, ту
самую татуировку — крошечную розочку, которую она решилась сделать в
минуты слабости, будучи сильно навеселе. Разумеется, Малдун хорошо
запомнил эту пикантную подробность из ее так называемого досье. И вполне
обоснованно.
Она осыпала его лицо поцелуями, а пальцы просунула за пояс брюк,
пытаясь отвлечь его от идеи снять с нее спасительное платье.
Уловка сработала, особенно когда ее ладонь проскользнула под его
трусы и она обхватила пальцами его член.
Из горла Малдуна вырвался глухой стон. Майк тут же перестал играть с
молнией на ее платье и поспешно расстегнул брюки. Джоан помогла ему, и
через пару секунд его пенис, готовый к действиям, буквально выпрыгнул
наружу. Это было так неожиданно, что Джоан не удержалась и рассмеялась.
Несмотря на свой небогатый опыт, Джоан понимала, что смеяться при
первом взгляде на «инструмент» любовника не стоило. Это вряд ли добавляло
романтики в их отношения, а потому она благоразумно решила тут же
исправить свою ошибку, и принялась осторожно ласкать его губами и языком.
Если судить по звукам, которые издавал в это время Малдун, то следовал
вывод: Джоан была тут же прощена.
Вот только пряжка на его ремне мешала ей по-прежнему. Надо было
немедленно снять с него брюки.
— Я еще вернусь, — томно произнесла она, обращаясь к его мужскому
достоинству, улыбнулась и напоследок нежно лизнула его. Малдун выглядел
счастливым, а его настроение было игривым.
Она ловко стянула с него брюки и трусы, а Малдун успел стряхнуть с ног
ботинки и выбрался из рубашки, сняв ее через голову. Итак, если не считать
носков, теперь он был совершенно голым, голым, голым мужчиной.
Почему такой мужчина вообще носил одежду, оставалось тайной.
Он сел на кровати, все еще пытаясь стянуть с нее платье, но она чуть
отодвинулась, не давая ему сделать это, а сама сняла с его ног носки, чтобы
картина стала идеальной.
Он действительно казался ей идеалом мужчины.
Загорелая кожа с золотистыми волосками на ногах, руках и груди.
Мышцы, мышцы и снова одни только мышцы. Спутанные волнистые волосы,
жаркий взгляд голубых глаз, волевой подбородок, выразительные скулы,
которым позавидовал бы любой киногерой. А еще эта восхитительная
полуулыбка на идеальных губах, которая освещала его лицо искренним и
беззастенчивым наслаждением... Ну и, разумеется, вершиной роскошной
картины являлся знаменитый вертикально стоящий «небоскреб», который
своим видом подтверждал желание Малдуна, пылающее в его страстном взоре.
Даже пальцы его ног оказались великолепными.
— Иди сюда, — прошептал он.
— Я принесу презерватив, — ответила Джоан. К тому же на обратном
пути из ванной она намеревалась погасить в спальне свет.
— У меня есть небольшой запас в кармане кителя, — заявил Майк и
продемонстрировал ей маленький запечатанный квадратик на ладони. — Я
надеялся на это и так далее...
Он наклонился вперед, схватил ее за запястье и потянул назад на
кровать, одновременно целуя в губы долго и страстно. Ее голая грудь
прикоснулась к его обнаженному телу.
— Вот чего мне хочется, — прошептал он. — Чувствовать тебя
буквально всей кожей.
— Мне тоже, — поддержала его Джоан и тут же добавила: — Но давай
погасим свет. У меня не такая идеальная фигура, как у тебя. Попа великовата, а
что касается бедер...
Он рассмеялся:
— Твоя попка очень сексуальная, а что касается бедер, то я восхищаюсь
каждым миллиметром твоего тела, крошка. Я уже столько дней только и делал,
что мечтал об этом моменте...
— Осторожней! — предупредила Джоан. — Если ты будешь называть
меня крошкой, я могу с такой же легкостью обратиться к тебе «Джуниор». —
Она посмотрела куда-то вниз между их телами и тут же осеклась: — Или нет,
скорее нет.
Он рассмеялся и пощекотал ее. Джоан завизжала, отпрянула от него и
спрыгнула с кровати.
Он последовал за ней, и Джоан попятилась.
— Ага! — Малдун пытался сохранять серьезное выражение лица, но у
него из этого ничего не получалось. — Значит, ты все-таки хочешь поиграть со
мной в «злого полицейского и дерзкую монашку»? Я подозревал, ДаКоста, что
вы немного с приветом!
Она рассмеялась:
— Что еще за дерзкая монашка?
Малдун расхохотался вслед за ней.
Боже Всемогущий! Неужели возможно, чтобы такой мужчина, как
Малдун, вдруг перестал быть серьезным и решил от души подурачиться?
Очевидно, так оно и есть. И если Джоан была умной женщиной, ей
стоило подумать над тем, как удержать его возле себя не только в течение
следующих нескольких недель. Правда, не ошибка ли это — строить сейчас
долгосрочные планы? Ведь они жили на противоположных концах страны, их
разделяло огромное расстояние, и оба были бесконечно преданы своей работе.
И это если не учитывать, что сам Малдун вряд ли мог долгое время
сохранять чувства. Возможно ли, чтобы его отношение к ней было серьезным?
Если Джоан не будет осторожной, ей грозит в самое ближайшее время
оказаться эмоционально растоптанной. Нужно контролировать себя, владеть
ситуацией...
Но, боже, только посмотрите на него! Как он улыбается! Вот он опять
посмотрел на ее оголенную грудь, и его смех затих. Он тут же вспыхнул снова
и…
Джоан вдруг осознала, что платье свисает с ее тела, обнажая бедра, и тут
же подхватила его, чтобы прикрыть живот. У нее не было пирсинга в пупке, и
она не владела техникой танца живота, чем могла бы сейчас похвастаться,
например, Бритни Спирс.
— Погоди-ка, — попросил Малдун. — Я хочу тебе кое-что
продемонстрировать, можно?
Он осторожно провел ее через комнату, держа за руку, и повернул так,
что она очутилась перед огромным, в полный рост, зеркалом, висящим над
тумбочкой в противоположном от кровати углу. Джоан увидела в нем свое
отражение с голой грудью и всклокоченными волосами. Боже!
Малдун встал за ней и нежно обнял ее сзади обеими руками.
— Ты только посмотри, насколько ты сексуальна! — прошептал он,
дотрагиваясь по очереди то до ее груди, то до шеи, то до талии. Потом его
большие ладони принялись гладить все ее тело.
Да, волосы у нее оказались спутанными, но в этом тоже таилась
сексуальность. А когда он принялся ласкать ее своими теплыми и чуть
грубоватыми руками, она приоткрыла рот и прищурилась, и тогда...
— Ты невероятно красива, — продолжал Малдун. — Если ты
действительно хочешь потушить свет, мы так и поступим. Но я предпочел бы
видеть все это. Видеть тебя. Ты не против?
— Хорошо, — чуть слышно произнесла она. Сейчас она была согласна с
любым его предложением.
— Сними его, — пробормотал он и снова потянул за платье.
Джоан стала на месте как загипнотизированная. Ее сразило приятное
ощущение, когда Майк гладил ее тело, и его пальцы спускались на ее живот,
пробегали по бедрам, касались татуировки-розочки и направлялись еще ниже.
К тому же в зеркале все это выглядело довольно приятно.
Она продолжала наблюдать за ним, а Майк осторожно запустил руку под
ткань платья. Его пальцы легко проскользнули за резинку трусиков и...
— Да! — шепнул он ей на ухо, прижимаясь к ее спине и попке и
одновременно проникая внутрь нее пальцами. — Ты сводишь меня с ума,
Джоан. Ты такая горячая!
А почему бы и нет? Так оно ведь и было на самом деле. Когда Малдун
дотрагивался до нее, когда он смотрел на нее вот так, все ее тело начинало
буквально пылать.
— Я влюблен в твои ноги, — признался Малдун, потянул за платье вниз,
и шелковая ткань заструилась у ее ступней. Майк провел пальцами по
внутренней стороне ее бедер и с трудом заставил себя остановиться возле ее
самого интимного места. Джоан плотней прижалась к нему спиной и тяжело
задышала. Ее соски напряглись. Она смотрела на себя в зеркало, чуть
раздвинула ноги, как будто в молчаливом приглашении.
Их взгляды в зеркальном отражении встретились. Малдун улыбнулся и
стянул с ее ног трусики.
— Сделай так еще раз, — прошептал он.
Она повиновалась.
О боже! У него перехватило дух.
А потом... Боже, о боже! Она почувствовала, как сзади ее коснулся его
член. Рука Малдуна скользнула по ее животу, потом устремилась вниз, и
пальцы снова проникли между ее ног. Майк нашел верное направление, и,
чтобы было проще, чуть нагнул Джоан вперед.
Он начал медленно, очень медленно двигаться внутри нее, с каждой
секундой входя в нее все глубже и не переставая гладить ее тело.
— Презерватив, — негромко напомнила она, хотя сейчас находилась в
таком состоянии, что вряд ли вспомнила бы, как ее зовут.
— Уже надел, — отозвался Малдун. — Боже, какая ты сладкая внутри!
Он продолжал толчки. Один за другим. Медленно, очень медленно, а его
пальцы создавали нужное трение, которое иначе при их позе было бы трудно
достижимо.
Но ей хотелось большего. Она была готова принять его всего, и потому
прижималась сильней к его телу. Ей хотелось почувствовать его еще глубже.
— Да! Да! Подожди еще немного, Джоан, ладно? — шептал он, не сводя глаз
с ее отражения в зеркале.
Но она не могла. И не хотела. Она понимала, что вот-вот взорвется, и ей
очень хотелось, чтобы он испытал оргазм одновременно с ней.
— Не останавливайся, — взмолилась она, плавно двигаясь всем телом в
ритме с ним. — Пожалуйста, прошу тебя...
Здесь же, в зеркале, Джоан могла бы увидеть, как ее тело содрогается и
разлетается на части. Но вместо этого она смотрела, как Малдун наблюдает за
ней в момент оргазма. И уже знала, что выражение его лица в тот момент — и
удовлетворение, и желание, и мужское восхищение — она запомнит на всю
жизнь.
И когда Майк встретился с ней взглядом, он в ту же секунду кончил сам.
Джоан не почувствовала ни резкого напряжения в его теле, ни сладострастных
судорог — она поняла это по его глазам.
А в следующее мгновение они уже оба тяжело дышали, но не
торопились расходиться, и их тела по-прежнему прижимались одно к другому.
— Надеюсь, я сумел помочь тебе преодолеть твой беспричинный страх
перед зеркалами и ярким светом? — улыбнулся Малдун.
Джоан рассмеялась:
— Ах вот что это было такое?! Бескорыстный и гуманный акт на благо
всего человечества!
Он тоже захохотал:
— Нет, я действовал как самый последний эгоист. Дело в том, что я
большой любитель зеркал. — Он потянул Джоан за собой к кровати.
Его улыбка была такой сладкой, а взгляд теплым и переполненным
эмоциями...

Enigma, признавайся, откуда это??? Я такого еще не читала. Перед зеркалом... М-м-м... Мне очень понравилось.

Сюзанна Брокманн - Притяжение ночи, книга вторая (есть и первая)
Первая - Притяжение ночи. Шаг в пропасть
Вторая - Притяжение ночи. Выстрел в любовь

Сюзанна пишет потрясающе!!
У этой серии есть и продолжение - Запрет на любовь (тоже 2е книги)
Честно говоря, я сначала прочитала "Запрет на любовь", а уж теперь только начала "Притяжение ночи")
Но "запрет" мне понравился больше, хотя теперь когда читаю, понимаю больше

Вобщем я всем очень, очень советую!, прочитать и "притяжение", и "запрет"

Туся, Enigma, спасибо, девочки. Вот это сцены... Моя в ауте... Непременно внесу эти книги в свой список.

- Ну, скажи, за что мне это? - восклицала она периодически. В какой-то момент даже поднялась рывком из-за стола. Передавая Дрону последние слова Павла Николаевича, отвернулась, сделала пару шагов, собираясь покинуть кухню, уйти в ванную комнату, где можно спокойно выплакаться. Абсолютная тишина за спиной остановила её, заставила сделать пол-оборота на пятках, дабы увидеть реакцию Дрона. Юрка опустил глаза и методично "раздевал" последние в его тарелке пельмешки, ловко орудовал вилкой, отделяя тесто от фарша. И он туда же...
- Чем я не такая? А? Чем хуже других? За что меня так? Неужели обыкновенной бабской доли мне не положено? Вот столечко?
Вообще-то, она не у Дрона объяснений требовала. Она к судьбе обращалась. На Юрку смотрела только. И Юрка поднял глаза, смотрел на неё, не мигая. Непонятное происходило с ним. Зрачки расширились, выражение взгляда поменялось. Вилка звякнула о тарелку. Кусочек теста, сорвавшись с зубчиков, описав параболу, шлёпнулся на пол. Дрон не заметил. Он медленно встал с табуретки, медленно обошёл столик. Она вдруг оторопела, увидев своё отражение в его нестерпимо заблестевших глазах. В красивых, будто нарисованных очах Дубова она порой тоже видела своё отражение. Такое, зеркальное - искажённых пропорций лицо. У Дрона же в заполнивших радужку зрачках поместилась вся, от пяток до макушки. Он словно всю её вобрал взглядом.
- Что-то не так, Юр? - пробормотала она, вмиг забывая о своих претензиях к жизни, теряя способность нормально дышать. Горло перехватило. Сердце подпрыгнуло, больно ударило о грудную клетку и оборвалось, ухнуло куда-то вниз, замерло. Мысли рассыпались, рассеялись невесомой пылью. Собственных слов Светлана не услышала, оглохла. К ней медленно приближалась судьба. Очень медленно. Неотвратимо. Не закричать, не спрятаться. Вот оно как бывает, когда судьба! Замри, не бунтуй, принимай. Твоё, ничьё больше.
Как он её целовал! Боже! Она умерла и воскресла. Перестала быть собой прежней и родилась, как Афродита из пены, совершенно новой, лёгкой и... неизвестно какой. И вновь умерла. И вновь воскресла. И не было ничего, кроме его губ, его рук, кроме ощущения необратимого распада сознания, тела, души на атомы. Распада, превращения в ничто, и возникновения из небытия. Всё равно, что, сорвавшись в головокружительную пропасть, стремительно падать, теряя сознание, а, очнувшись от обморока, понимать - не только жива, паришь легко под ослепительным солнцем.
До чего мучителен был процесс перерождения. Мучителен и прекрасен. Хотелось стоять так вечность, не размыкая рук, не убирая губ, иссушая себя и его. Вселенная, запредельно расширившись, тем не менее, состояла всего из двух маленьких точек - её и Дрона. Ещё эта вселенная двигалась: из кухни в коридорчик, из коридорчика в комнату. И предметы теряла вселенная. Далеко вниз летели и там оставались рубашка, шарфик, футболка, ремень, пуговицы от блузки, затем сама блузка, юбка, брюки - ненужные, мешающие детали. Вселенная должна быть в первозданном виде. Нет времени. Нет пространства. Нулевая точка. Момент взрыва. А затем рождение новой вселенной.
- Что это было, Юр? - тихо, очень тихо, почти шёпотом спросила Светлана. Она тяжело дышала, была вся в поту. Тело горело, исходило жаром, медленно остывало, обретая прежние формы. Дрон вскинул голову, приподнялся немного на локтях, отклеивая себя от неё. Странно, всего пару минут назад она не чувствовала его тяжести, а сейчас ей казалось, будто не телом её к софе придавил, многотонной каменной глыбой. Сквозь спутанные, влажные волосы он осматривал её лицо, и глаза его опять блестели странным, возбуждающим блеском, отчётливо заметным в темноте.
- Что это было, Юр? - повторила Светлана.
- Катарсис, Свет.
- Что, что? - поразилась она.
Катарсис. Надо же. Ну и сравнение подобрал. Очищение. Чего от чего, хотелось бы знать? Спросить, может? Не стала. Опасная, зыбкая, как болото, тема. Вдруг он чего похлеще закрутит? Мозги тогда сломаешь. Мозги ломать не хотелось. Не нужно напрягаться вообще. Так хорошо просто лежать рядом с Дроном. Слушать, как тикают механические часы, стоящие на компьютерном столе, как глубоко, спокойно дышит Дрон, как гулко стучит его сердце. Гулко стучит и редко, реже, чем у неё . Если повернуть голову и уткнуться носом ему в плечо, то можно снова вбирать в себя Юркин запах. Его запах, только ему присущий. Странно и удивительно. Непонятно. Естественно. Словно так и должно быть. Ведь никто не обещал Светлане тихой гавани, а получается, место у Юрки под боком - точно обещанная судьбой тихая гавань. Её законное место в этом мире. Хм, хорошо и спокойно. Спа-а-а-ать! Сладко, сладко спать. Глаза слипаются.
- Эй, солнце моё! - позвал Дрон. - Ты там заснуть что ли надумала?!
Светлана приподняла отяжелевшие веки:
- Я половину жизни проспала. Лишь сегодня проснулась, - сонно бормотнула, пытаясь повернуться на бок и свернуться калачиком.
- А родителям позвонить, чтоб не волновались? - не то ехидство прозвучало в голосе у Дрона, не то забота. С полтыка не понять.
В принципе, вариант ночного отсутствия Светланы дома учитывался изначально, родители предупреждены. Но почему бы не поставить их в известность дополнительно и окончательно? Кстати, сколько там на часах натикало? Отчего так спать хочется?
Светлана произвела над собой немалое усилие и села. Зевота раздирала рот. Совсем не хотелось слезать с софы, шлёпать на кухню к телефону. Юрка провёл рукой по её спине, прямо по линии позвоночника. Рука у него была тёплая, сильная и нежная одновременно. По спине побежали приятные мурашки.
- Ты чего отвернулась? Стесняешься, что ли? Зря.
- Я где-то читала, что не стесняется только женщина, равнодушная к мужчине, которому... с которым... - необходимая концовка фразы никак не подбиралась. Либо грубо получится, либо патетично, а должно быть точно, просто, красиво, как красиво было случившееся между ней и Дроном.
- А-а-а... - зевнул Дрон. - Это у Лазаря Карелина пассажик был. Надо же, каких писателей ты предпочитаешь. Хороший писатель. Но в этом соврал. А может, не знал просто. Стесняется лишь неуверенная в себе женщина, комплексующая. Чего тебе-то комплексовать? Посмотри, какая ты красивая. Да не в зеркало...
Светлана, уже бочком слезшая с софы и потянувшаяся рукой к валявшейся на полу безразмерной рубахе Дрона, - укутаться поскорей, - замерла.
- Ты на меня посмотри, - тихо продолжил запнувшийся на мгновение Дрон. - И увидишь, какая ты на деле красивая.
Она последовала совету Юрки. Недоверчиво, тревожно заглянула ему в лицо, ища подтверждения только что произнесённым словам.
- Чёрт! - охнул Дрон. Перегнулся, поймал своей рукой её руку, потянул к себе властно, уверенно. - Потом правду шукать будешь. Иди сюда. И родителям потом...
Потом ей стало уже не до правды, не до звонка родителям. Беспокойной искрой выстрелила из, казалось бы, забытого навек прошлого фраза Натки Мальковой о Дроне: "...трахается, как бог...". Выстрелила и растаяла. Светлана успела ещё подумать о причудах памяти, о несправедливости для них с Дроном мальковского утверждения. Трахаются самки с самцами, удовлетворяя физические потребности. А у них с Юрой совсем иначе получается. Вдруг это... Всё померкло. Опять остались только его губы, его руки, его запах, его приятно тяжёлое тело и дивное ощущение сначала распада, потом нового рождения.
А мне нравится, ОЧЕНЬ нравится, вот этот вот момент. Как-то по-нашему написано, по-русски. Лично я прониклась.

Задумчивая, а вы ничего не забыли добавить?
Вот бы еще название сего произведения, откуда приведена цитата, узреть...

Снова Сюзанна Брокманн - Притяжение ночи,
И снова о Майке и Джоан
Незнаю, но мне очень понравилось, хотела поделитса

Она долго молчала и только смотрела на него. Потом заговорила:
— Мы ведь будем с тобой снова заниматься любовью, да?
— Со временем, — кивнул он, чувствуя, как тревожно забилось его
сердце. Ему было чертовски приятно слышать от нее такие слова. Значит, она
все-таки поняла, что это неизбежно. — То есть, конечно, да.
— Сегодня же, — сказала Джоан. — Сейчас.
Ах, значит, вот что означает это таинственное выражение ее лица... Ей
хотелось...
— Боже! — произнес он. — Я надеюсь на это.
И он поцеловал ее. Очень страстно. И крепко. Без всякого намека на
изящество и утонченность. Только что они разговаривали, а в следующую
секунду он уже очутился на ней и покрывал ее лицо грубоватыми поцелуями,
чего раньше не позволял себе ни с одной женщиной.
Только, если быть точнее, он оказался не совсем на ней. Джоан тоже
горела желанием отдаться ему, а потому сама рванулась вперед и встретила его
на полпути.
Он тут же задрал ей футболку и расстегнул бюстгальтер. Уже через
несколько секунд ее голая грудь оказалась в его теплых ладонях.
Джоан рассмеялась:
— Майк, что ты делаешь! Мы же на автостоянке... Он поцеловал ее в
губы, чтобы она ничего больше не говорила. Да, они на стоянке. На пустой
стоянке, где вокруг только автоматы для сбора денег.
Малдун откинул свое сиденье назад, и этого оказалось вполне
достаточно (за что отдельное спасибо мистеру Форду!). Потом он быстро
расстегнул ее джинсы.
Теперь ему пришлось повременить с поцелуями, так как требовалось
стянуть джинсы с ее ног, а это уже было опасно, поскольку Джоан могла снова
начать говорить.
— Боже! — выдохнула она, помогая Майку и скидывая прочь кроссовки.
— Неужели ты хочешь... Нас увидит любой прохожий!
— Никто нас не увидит.
Под джинсами у Джоан не оказалось трусиков. Если бы Малдун не
торопился, он бы обрадовался такому открытию, Но почему-то сейчас этот
факт отвлек его внимание.
— Как ты не понимаешь? Мы ведь не невидимки какие-нибудь. По
крайней мере, я...
— Тут нет никаких прохожих, — произнес Малдун и осторожно
прикрыл ей ладонью рот, одновременно прикидывая, как ему придется
поворачиваться, чтобы целовать ее там, где ему захочется.
Нет, определенно имелся один-единственный способ заниматься
любовью на переднем сиденье вот такого пикапа. Особенно если учитывать
размеры самого Майка и его партнерши.
Он привлек ее к себе, и она оказалась сидящей на нем верхом.
— Майк...
— Никаких прохожих нет и не будет.
— Тебе легко, ты, наверное, искушен в таких делах. К тому же голой
увидят только меня, а не тебя!
— Я уже обратил на это внимание! — Он улыбнулся ей и извлек из
бумажника презерватив. — Мне кажется, это зрелище возбудит кого угодно.
Только представь себе: силуэт рабыни и ее жестокого хозяина.
От его слов она совсем потеряла рассудок:
— Мне кажется, тебе даже хочется, чтобы кто-нибудь нас засек.
Тем не менее она быстро стянула футболку и так же легко избавилась от
бюстгальтера. Теперь Джоан была полностью обнаженной. Дело оставалось за ним. Малдун так же ловко, ничего не стесняясь, расстегнул свои брюки и
сразу же натянул презерватив:
— Кто может засечь нас здесь, рабыня? Сейчас четыре часа утра, пятый.
— Уже пятый час?!
Он схватил ее за бедра, подтянул к себе и...
— Боже!
Он вошел в нее, и Джоан рассмеялась. Он надеялся на то, что это
произошло лишь оттого, что в этот момент она чувствовала себя так хорошо,
что уже ровным счетом ничего не соображала. Впрочем, то же самое можно
было сказать и о нем. Майк пребывал на небесах. Ее груди оказались у самого
его лица, а тело напряглось, словно Джоан хотела очутиться еще ближе к нему.
— Ты знаешь, а мне почему-то четыре часа утра уже не кажутся таким
ужасным временем суток, — призналась Джоан, и на этот раз захохотал
Малдун. — Скажу тебе больше: отныне это будет самым моим любимым
отрезком времени. О боже, если ты не сбавишь темп хоть чуть-чуть, я кончу!
Но он не послушался ее.
— Скажи мне, — потребовал Майк. — Скажи мне, когда именно, и мы
кончим вместе.
Очевидно, у него неплохо получалось то, что он сейчас делал. Из горла
Джоан вырывались очень сексуальные стоны и всхлипывания,
свидетельствовавшие о ее полном восторге и подгоняющие самого Майка к
кульминационному моменту.
Сколько оставалось времени до этого долгожданного мига? Майк не мог
определить точно.
— Обязательно скажи мне! — приказал он.
— Да... да... Да!!!
Их одновременно поглотил оргазм. Взрыв ощущений оказался
настолько сильным, что все тело Майка содрогнулось, а перед его глазами
заискрились огоньки.
И Джоан испытала то же самое. Точно в ту же секунду. Сознание этого
обостряло ощущения до предела, делая их состояние еще слаще, если такое,
конечно, вообще было возможно. Джоан не смогла справиться с
нахлынувшими на нее чувствами и рассмеялась.
— О боже! — Он чувствовал, как бешено колотится ее сердце — совсем
как его собственное. — Детка, это было чудесно! Просто чудесно!
— Боже! — выдохнула она, наблюдая затем, как Малдун застегивает
ремень. — Я со времен колледжа не занималась сексом в машине.

А мне ещё вот эта нравится :
— Черта лысого, вот что! Ничегошеньки у тебя без меня не получится. — Он приблизился еще на шаг. — Будто ты не знаешь. Ты же прекрасно все понимала, когда ехала сюда, а? — Он оперся одной рукой о столб рядом с ее головой и прижался к ней всем телом. — А знаешь? По-моему, ты совсем не из-за этого сюда приехала. Тебе ведь не это надо, правда?
— Ты пьян!
— Да нет… пока.
— Я серьезно говорю. Чтобы ноги твоей… Она отошла от столба, он схватил ее за плечи и все ее высокомерие куда-то исчезло.
— Все твои неприятности, мисс Шейла, оттого, что ты не знаешь, когда остановиться. Тебе бы все измываться да измываться, а человек давно уже голову потерял.
Он впился в нее губами. Шейла отчаянно сопротивлялась. Извиваясь всем телом, она обрушила на него лавину ударов.
— Ну, призадумайся… — Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы можно было говорить. — Ты же за этим сюда пришла?
— Отпусти!
— Ну уж дудки.
— Ненавижу!
— Но ведь хочешь, а?
— Черта с два!
— Хочешь, хочешь. Это ты поэтому злая, как черт.
Он опять прижался к ней губами. На этот раз его язык прорвался между ее зубов. По крыше громко стучал дождь, заглушая стоны возмущения, а потом капитуляции.
Она уступила ему помимо своей воли. Ее осознанное «я», ее воля были отброшены в сторону потоком чувств, который, столько дней не находя выхода, теперь бурно устремился во вновь проделанную брешь.
Но полное подчинение было не в ее упрямой натуре. Шейле удалось оборвать поцелуй. Она почувствовала, как набухают ее истерзанные губы. Пришлось сделать усилие, чтобы провести по ним языком. Она почувствовала вкус виски — его вкус. Вкус Кэша Будро.
Эта мысль показалась ей невыносимой. Она положила ладони на его обнаженные плечи, намереваясь оттолкнуть его. И тут он снова приблизил свои губы к ее губам, и они слились в долгом поцелуе. Ее пальцы напряглись, глубоко впиваясь в гранит его плеч.
Когда поцелуй окончился, она отвернула лицо и простонала:
— Перестань.
И он перестал. По крайней мере, он больше не трогал ее губ. Прижавшись открытым ртом к ее шее, он прохрипел:
— Ты этого хочешь не меньше меня.
— Не правда.
— Правда. — Он лизнул ее ухо. — Когда тебя последний раз как следует пользовали?
Она вновь испустила гортанный стон, который он остановил поцелуем. Слияние изголодавшихся губ превратилось в поцелуй-оргию, по-звериному жестокую.
Его язык полностью овладел ее ртом; казалось, он хотел вымести оттуда последние слова гордости и сопротивления.
Его руки скользнули вниз, накрыли ее груди и до боли сжали их. Он не стал церемониться ни с пуговицами на ее блузке, ни с крючками лифчика. Да и с податливой плотью, открывшейся ему, он был немногим нежнее.
— Господи, — вздохнул он, продолжая тискать ее. Его ладони приняли тяжесть грудей, и большие пальцы играли набухшими сосками. — Очень даже ничего, мисс Шейла.
— Иди ты к черту!
— Нет, еще рано. Дай сперва довести дело до конца.
Он присел и подхватил ее на руки. С грохотом распахнув дверь ногой, Кэш нес ее через полуосвещенные душные комнаты на затянутое мелкой сеткой заднее крыльцо. Постельное белье на железной кровати было не убрано. Белоснежные простыни, их скомканная, влажная из-за дождя нега возбуждали не меньше, чем жар, исходивший от тел. Его колено провалилось в матрас. Пружины затрещали, как рассохшиеся доски в старом доме. Как только мокрые волосы Шейлы коснулись подушки, Кэш навалился на нее всем телом, одержимый предвкушением. Он обвил ее тело руками и ногами, и их губы вновь жадно соединились.
Поцелуй затянулся, и его рука, проникнув под юбку, поползла вверх по ее гладкому бедру. Наконец он достиг вожделенной цели. Она была теплая, увлажненная. Он осторожно надавил на ее холмик, и Шейла откликнулась тихим стоном, полным желания. Он резко приподнялся. Его пальцы зацепили резинку ее трусиков, и те скользнули по ногам.
Затем он оседлал ее, опершись коленями о кровать. Шейла взглянула на него, и ее сердце затрепетало. Скрытые джинсами бедра Кэша были такими мускулистыми и стройными. Она смотрела на него снизу вверх, и поэтому его плечи казались шире, а руки — сильнее, чем на самом деле; казалось, стоит ему захотеть — и он разорвет ее пополам.
Мышцы живота рельефно бугрились, соски цвета меди выглядывали из поросли темно-каштановых волос на груди. Лицо Кэша ничего не выражало, но обуревавшие его чувства делали черты лица более решительными. Глаза были полны неистовой страсти. Их взгляд обжигал.
Шейла, не отрываясь, следила за его глазами, пока он возился с ее блузкой. Потеряв наконец терпение, он одним движением выдернул ее из-за пояска юбки и избавился от последнего препятствия — тончайшего кружева чашечек ее лифчика, освободив мягко очерченные груди, увенчанные нежно-розовыми, напряженными от возбуждения сосками, твердыми, словно камешки.
Кэш склонился и дотронулся до одного из них языком. Шейла выгнула спину, оторвавшись от постели. А он все трудился и трудился острым кончиком языка. Наконец его губы плотно сомкнулись вокруг нежнейшего предмета его страсти.
Ощущение было столь изысканным, испепеляющий ее жар так невыносим, что руки Шейлы сами потянулись к нему, остановившись на бедрах.
— Расстегни, — хрипло приказал он, ни на секунду не прекращая влажных и мягких ласк. Прошло несколько мгновений, пока не стало ясно, что она не собирается выполнять его приказания. Тогда он выпрямился, стоя на коленях, и, морщась, начал расстегивать «молнию». Шейла наблюдала за ним, как громом пораженная, не в силах отвести глаз от ползущей вниз застежки. Справившись наконец с «молнией», он резко дернул джинсы вниз и стянул их с бедер. У Шейлы перехватило дыхание, то ли от его вопиющей нескромности, то ли от полноты его эрекции.
Он поднял край ее юбки выше бедер. Шейла закрыла глаза.
Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы он исчез.
Но вот он коснулся ее там, внизу. Его пальцы легонько пощипывали кудряшки темно-пепельных волос, задержались на мгновение и проскользнули в складки ее тела, наверх и внутрь, погружаясь во влагу.
— Теперь держись. Как бы тебе не вылететь из седла.
Он взял ее руки и положил их на железные прутья спинки кровати за ее головой. Она ухватилась за прохладный металл.
— Открой глаза. Я хочу, чтобы ты видела, кто я. Она резко открыла глаза, возмущенная оскорбительностью его вызова. Как будто она не знала, кто в нее вторгается? Она поморщилась от кольнувшей боли, а он — от удивления, что она такая тугая внутри, хоть и в меру влажная. Затем он еще раз подался вперед и наконец погрузился в нее полностью, овладев ею без остатка. Выйдя почти целиком, он вновь погрузился в нее.
— Меня зовут Кэш Будро.
— Я знаю.
— Назови мое имя.
Она прикусила нижнюю губу, в то время как на верхней выступили капельки пота. Шейла и рада бы была не двигать бедрами, но они помимо воли поднимались навстречу каждому заходу могучего, гладкого члена.
— Нет, ты все-таки назовешь мое имя, черт бы тебя побрал!
Он распластал ладонь пальцами вверх по ее животу. Из груди Шейлы вырвался хриплый, гортанный звук. По всему телу волнами разливалось тепло, достигнув наконец кончиков пальцев на руках и ногах: она почувствовала, как постукивает в них кровь, и еще сильнее вцепилась в спинку кровати.
— Назови мое имя.
Его лоб покрылся испариной. Стараясь удержаться как можно дольше, он стиснул зубы. Опустив голову к ее грудям, принялся ласкать их кончиком носа. Щетина на подбородке царапала их нежную кожу. Его ягодицы ритмично вздымались и опускались. Его палец нежно, с великой осторожностью коснулся самой чуткой и нежной точки ее тела. Наслаждение пронзило Шейлу, как копье. Она вскрикнула.
— Скажи мое имя, — прохрипел он.
— К… Кэш.
Она закрыла глаза и выгнула шею. Голова ее металась по подушке. Бедрами она держала его ягодицы в железном объятии. Кэш посмотрел на нее сверху. Поддавшись не испытанному ранее искушению, он опустился на нее всем телом и спрятал лицо между ее плечом и шеей. Он положил свои руки поверх ее на спинке кровати. Их пальцы переплелись; теперь они вместе сжимали железные прутья. Ее груди распластались под тяжестью его торса. Дыхание обоих участилось, стало хриплым. Он вламывался в нее, не сдерживаясь, с частотой парового молота, а ее тело сжимало его изнутри.
Когда наступил конец, они были не в силах произнести что-либо членораздельное, но те звуки звериного удовлетворения, которые они издавали почти синхронно, были слышны еще долго.

С одной стороны, то, что произошло, длилось бесконечно долго, а с другой — все закончилось слишком быстро. Кэш приподнялся и взглянул Шейле в лицо. Ее глаза были закрыты. Лицо — неподвижно и спокойно. Подавив желание поцеловать ее в губы, он медленно освободился от ее объятий и лег сбоку. Машинально взял пачку сигарет и зажигалку с прикроватного столика.
Как только он закурил, Шейла села и спустила ноги с кровати, отвернувшись от него. Опустила юбку и стала искать в смятых простынях трусики. Встав, чтобы надеть их, она уже больше не села. Надела лифчик, застегнула все пуговки блузки, но заправлять ее не стала.
Затем повернулась к нему с таким видом, словно хотела что-то сказать, но только сглотнула, так что это было видно. Губы ее приоткрылись, но снова сжались, не издав ни звука. Он воткнул в зубы сигарету и лениво заложил руки за голову, всем своим видом демонстрируя нарочитое равнодушие.
Он мог бы держать пари на месячную зарплату, что угадает, как она поведет себя дальше, и выигрыш был бы за ним. Она повернулась к нему спиной и покинула дом. Он слышал ее удаляющиеся шаги. А вскоре зашумел мотор, некоторое время звук удалялся и наконец совсем стих.
Кэш еще долго лежал без движения, пока сигарета не догорела полностью. Он бросил ее на пол. Рывком стащил джинсы, скатал клубком и в ярости швырнул в дальний угол. Долетев до противоположной стены, они упали на пол.

это Сандра Браун Жар небес. Я вообще ее люблю

одна из моих любимых эротических сцен - Лиза Клейпас "Откровенные признания":

Гадая, куда запропастился ее муж, Лотти опасалась, что в порыве гнева он совершит какой-нибудь рискованный поступок. Она утешалась лишь мыслью, что он вполне способен постоять за себя, но это не избавляло ее от беспокойства. Ник покинул дом в гневе, и Лотти подозревала, что корень этого гнева — боязнь причинить ей боль.
Но она его жена, он не имеет никакого права бросать ее без объяснений! День тянулся невыносимо долго, только с наступлением вечера Лотти слегка взбодрилась. Поужинав в одиночестве, она полежала в горячей ванне, надела белый пеньюар, пролистала несколько журналов, и ее наконец начало клонить в сон. Измотанная бесконечным движением мыслей по замкнутому кругу и дневной суетой, она провалилась в глубокий сон.

Задолго до утра ее разбудило скольжение одеяла по ногам. Пошевелившись, она почувствовала, что рядом кто-то есть — матрас слегка промялся. Ник, с сонным облегчением подумала она, зевнула и повернулась к нему. В комнате было так темно, что Лотти ничего не видела. Она ощутила знакомое тепло его ладоней — одна легла ей на грудь, придавив к постели, вторая сжала запястья Лотти над ее головой.
Лотти удивленно приоткрыла рот и проснулась, почувствовав, как запястья обвили две гладкие петли. Прежде чем она сообразила, что происходит, ее руки уже были надежно привязаны к изголовью кровати. От изумления у нее перехватило дыхание. Ник нависал над ней, дыша часто и тяжело. Он принялся ласкать ее тело через ночную рубашку, на ощупь искать грудь, изгиб талии, округлость бедер. Он поменял позу и нашел ее грудь ртом, увлажнив ткань рубашки и набухший сосок под ней. Он был полностью обнажен, Лотти ощутила аромат и тепло горячей мужской кожи.

С запозданием она поняла, что Ник хочет овладеть ею со связанными руками. От этой мысли ей стало страшно. Подобные ограничения свободы она недолюбливала и в то же время понимала, чего он жаждет — ее беспомощности, абсолютного послушания, сознания, что он волен поступить с ней, как ему заблагорассудится. Ник между тем перекатывал языком ее затвердевший сосок, ласкал его плавными и томными движениями языка, вбирал в рот сквозь влажную ткань. Лотти выгнулась, безмолвно умоляя снять с нее рубашку, но он только спустился ниже, придерживая ее обеими руками.
Лотти обнаружила, что Ник связал ее шелковыми чулками. Как ни странно, легкая боль в руках усилила ее влечение, каждое прикосновение Ника казалось особенно острым и чувственным.

Он коснулся губами ее живота, обжигая его сквозь тонкую ткань. Упиваясь ласками, он не спешил, только тяжелое дыхание выдавало его возбуждение. Вложив между ее ног ладони, он раздвинул их, освобождая пространство, потом наклонился, ощупывая губами тело. Лотти потянулась к нему, ее пальцы беспомощно сжимались и разжимались, пятки упирались в матрас. Ник почти лениво играл с ней, ласкал грудь, целовал живот через ночную рубашку, сводил ее с ума чувственными прикосновениями. Разгоряченная кожа Лотти стала чрезмерно чувствительной, она изнывала от желания избавиться от рубашки.

— Ник, сними с меня рубашку, пожалуйста… — взмолилась она.

Он заставил ее замолчать, приложив к ее губам палец. Лотти умолкла, а он провел большим пальцем по ее щеке — легко, едва задевая кожу. Потом потянул вверх подол ночной рубашки, и Лотти благодарно всхлипнула. Овеянные прохладным воздухом ноги дрогнули, запястья натянули шелковые путы. Из-под рубашки появились затвердевшие бусинки сосков.
Ладонь Ника пропутешествовала по ее животу, спустилась к бедру. Кончик пальца разворошил шелковистые кудряшки, нашел источник густой влаги, потер припухший комочек плоти. Колени Лотти сами собой разошлись в стороны, тело начало подрагивать в предвкушении. Ник убрал руку, и она издала умоляющий всхлип. Средним пальцем он провел по ее изящной верхней губе. Палец был солоноватым от ее сока и источал волнующий аромат. Лотти вдохнула запах собственного возбуждения, наполнивший ей легкие.

Ник медленно повернул ее на бок, проведя по закинутым за голову рукам и убеждаясь, что они не причиняют ей боли. Он лег рядом, за спиной Лотти, лаская губами ее затылок. Она нетерпеливо прижалась ягодицами к его отяжелевшему орудию. Ей хотелось касаться его, гладить жесткие густые волосы на груди, обхватить пальцами мужское достоинство и почувствовать, как оно вздымается от ее прикосновений. Но у нее были связаны руки, поэтому оставалось лишь беспомощно ждать наслаждения.
Ник слегка приподнял ее ногу, и Лотти почувствовала, как горячее острие его копья уткнулось в нее. Он вошел всего на дюйм — дразнящим движением, отказывая ей в удовольствии. Лотти неистово задрожала, моля о мощных ударах, но он успокоил ее поцелуем в затылок. Не продвигаясь ни на йоту глубже, он снова начал блуждать руками по ее телу — пощипывать сосок, обводить ямочку пупка.
Постепенно его ласки стали более решительными, пальцы настойчиво перебирали густую поросль внизу живота.
Постанывая, Лотти извивалась от каждого движения его искусных пальцев. Внезапно он погрузился в нее, заполнил ее собой, и она громко вскрикнула от неожиданного наслаждения.

Ник дождался, когда она успокоится, и начал проникать в нее уверенными, рассчитанными движениями, переполняя ее удовольствием. Лотти дышала, раскрыв рот, натягивая шелковые путы и с каждым стоном чувствуя приближение экстаза. Он усилил удары. Дыхание Ника стало хриплым, он стиснул зубы. От его усердной работы сотрясалась кровать. Лотти чувствовала себя одновременно уязвимой и беспомощной, обладала Ником так же всецело, как он обладал ею, сжимала мышцами его тугую плоть. Он напрягся у нее внутри, его орган вздрогнул раз, другой и излил содержимое. Ник замер, прильнув губами к шее Лотти.

После того как он развязал ей руки, она еще долгое время лежала, прижавшись к его сильному разгоряченному телу и слабо постанывая. Помассировав онемевшие запястья, он приложил ладонь к ее влажному холмику. Его дыхание стало ровным, и Лотти обрадовалась, подумав, что он засыпает рядом с ней. Вдруг она поняла, что больше всего мечтает провести с ним в одной постели целую ночь.

А ещё есть вот такая книженция:Айрин Хант Талант быть счастливой

День подходил к концу. Марии вышла из ванной и увидела Гая, стоящего у окна. Он услышал, что она вышла, резко обернулся к ней и улыбнулся. Его взгляд, который он не отводил от нее, вызвал в ней какой-то трепет, какое-то сосание под ложечкой, жар, волнами охватывающий все ее тело – от корней мягко ниспадающих волос и до кончиков пальцев на руках и на ногах.
Он потянулся к ней, бережно и твердо обнял ее за талию, слегка приподнял ее и притянул к себе.
Удивленно и недоверчиво она подняла на него глаза. Но вниманием Гая владели ее волосы, его пальцы скользнули по длинным, свободно ниспадающим локонам.
– Как ты думаешь, – спросил он низким, немного печальным голосом, – будет ли с годами мешать нашей любви разница в возрасте? Ты выглядишь сегодня очень молодой, Марни, – хриплым голосом добавил он. – Такой же молодой, как и в ту ночь, когда мы впервые вот так стояли рядом. А я кажусь тебе очень старым?
«Старым», – подумала она и улыбнулась. Ее синие глаза, глаза художника, оценивающе и внимательно скользнули по его худому лицу. Гай был самым красивым мужчиной, красивее его она никого не видела. Она бы не стала менять ни одной черты его внешнего облика, не хотела бы отнять ни одной минуты из его прожитой жизни, ибо каждая минута пошла ему на пользу.
Как могла такому человеку, как он, понадобиться чья-то поддержка, тем более ее? Она этого не понимала и никогда не могла понять.
– Нет, – наконец тихо ответила она на его вопрос.
И это был ответ на все его сомнения. Одно простое слово, которым было сказано все. От которого по лицу его промелькнул отсвет охвативших его чувств.
Он поднял глаза и встретился с ее взглядом, его темный пылающий взор без слов рассказал ей, о чем он думал, что чувствовал… чего хотел. Она вздрогнула от выразительности этого взгляда, который говорил яснее слов, и не смогла выдержать его. Ей пришлось опустить глаза и посмотреть в сторону.
– Если я никогда не дал тебе своими объятиями почувствовать, как сильно я тебя люблю, – проговорил он, – то обещаю, что сегодня ты почувствуешь это всем сердцем, каждой частичкой своего тела!
Он поймал ее губы своими губами – не грубо, как можно было ожидать по интонациям его голоса, а возбуждающе нежно, так что она невольно ответила на поцелуй.
Он все еще удерживал ее руки и положил их себе на шею. От этого она изогнулась и прижалась к нему, и он, все теснее привлекая Марни к себе, медленно – о, как медленно! – погружался своим языком в глубину сладострастного рта, и по ее телу разливались неведомые доселе блаженство и сладость.
Губы Марни легко раздвинулись, язык ее как будто ждал возможности в чувственном порыве сплестись с его языком. Он глубоко вздохнул. И она вздохнула; казалось, это возвестило о том, что оборвалась нить внутреннего сопротивления, за которую она все пыталась цепляться. Марии умирала от желания. Зачем притворяться, когда уже много дней она жаждала именно этого – с той самой бурной сцены в квартире Гая наутро после их прибытия.
А тоненький внутренний голосок подсказал, что началось это гораздо раньше. Возможно, она мечтала об этом все одинокие четыре года.
Трепетные пальцы пробрались под пижаму, заскользили по его теплой коже и обнажили плечи. 'Она наслаждалась разогретой мощью этих гладких плеч, перекатывавшимися под кожей мускулами, а шелк пижамы скользил все ниже и ниже, пока волосатая грудь не предстала перед ней в полной красе.
Гай вздрогнул от удовольствия, когда она оторвала свои губы и взяла ими его сосок. Она сосала и покусывала, а грудь Гая вздымалась от наслаждения. Торопливые пальцы расстегнули его брюки, и все тело любимого стало доступным – тонкая талия, упругие ягодицы, длинные, поросшие грубоватыми волосами ноги…
Едва уловимым движением рук он сбросил бретельки с ее плеч, и ночная рубашка соскользнула с тела и опустилась у ног, словно шелковистое мягкое розовое облачко. Его руки, легкие, как перышко, медленно и нежно гладили и ласкали ее тело, она отзывалась на ласку каждой частичкой своей кожи, наслаждение ее все росло и росло, она стонала, изгибалась, извивалась от каждого его прикосновения.
– Марни… – невнятно произнес он, когда пальцы ее добрались до самой чувственной части его тела, и он крепко сжал ее ласкающую руку своей рукой. – Не надо, – прошептал он. – Я не настолько хорошо владею собой.
Она опять нашла его губы, пытаясь выразить поцелуем то, на что ей не хватало слов. Поцелуй был такой страстный, что в нем вскипела кровь. И он, словно податливую тонкую веточку, прижал ее стройное тело к своей вздымающейся груди.
И они, как в каком-то первобытном танце, начали свое движение по тускло освещенной комнате к кровати. Он положил ее на золотистое покрывало и нежно расправил ее длинные волосы, как будто совершал священный ритуал.
Марни лежала неподвижно, наблюдая за ним темными, широко раскрытыми глазами. Когда он заметил ее взгляд, он улыбнулся такой мягкой, бесконечно нежной улыбкой, что вся душа ее рванулась к нему; она улыбнулась ему в ответ и потянула его на себя.
Он повиновался призыву и лег на ее обнаженное тело; он знал, что она в тот момент жаждала его полной власти над ней, жаждала полностью подчиниться, отдаться ему.
Их губы встретились и уже больше не отрывались, а ласки их становились все более жаркими, более интимными. Желание, словно разжимающаяся пружина, все сильнее толкало их друг к другу, все росло и росло, пока она, как бы призывая его, не раскинула ноги, согнув их в коленях.
Он ждал этого. Одним быстрым, уверенным движением он вошел в нее и тяжело опустился на ее тело. Сердце его, так же как и ее сердце, стучало так, что готово было выскочить из груди.
Они впивались губами друг в друга, но он еще пытался сдерживаться.
Она, словно податливая оболочка, приняла его в себя, позволяя его пульсирующей силе все глубже и глубже проникать в ее тело.
– Люби меня, – прошептала она, изнемогая.
– Я всегда любил тебя, Марии, – хрипло ответил он. – Как ты могла вообще поверить чему-то другому?
– Нет! – взмолилась она и затрясла головой, потому что ей не хотелось слышать этих слов, не хотелось слышать вообще никаких слов, думать о чем-то, в чем-то разбираться…
– Хорошо, ангел мой, – нежно выдохнул он. – Хорошо.
Он продолжал движение, и все вокруг, кроме этого движения, перестало что-либо значить. Их тела слились настолько, что, казалось, исполняли медленную рапсодию любви, а когда наконец пришел ее кульминационный момент, она вдруг почувствовала, как внезапный, прекрасный вихрь страсти вдруг подхватил ее, закружил и увлек куда-то, и она боялась только одного – что этот бесконечный полет когда-то кончится. Она парила и парила среди неземных красот, а потом опустилась, увлекая с собой Гая. Теперь они ощущали, как рябь превращается в волны, волны – в непреодолимый поток, который нес их все дальше и дальше, пока наконец они не оказались в более спокойных водах и не смогли там, обессиленные, отдаться водной глади.
Они долго лежали, и ни один из них не испытывал желания даже пошевелиться. Потом Гай нашел в себе силы соскользнуть с нее; он высвободил из-под нее одеяло, нежно уложил ее, укрыл и лег рядом.
Он обнял ее, и Марии лежала на его груди, погрузившись в прекрасный отблеск пережитого ею наслаждения, душа ее витала еще где-то высоко-высоко, тело было тяжелым, пресыщенным, а чувства – умиротворенными. Она лежала и слушала, как мерно и спокойно бьется рядом с ее щекой его сердце.

Dikarka, Сандра Браун - просто класс!! Мурашки были размером со слона
Сама очень люблю описание сцен у Филлипс, Макнот, Браун, Линдсей.
Еще тут никто не упоминал Татьяну Устинову, а как вам ее любовные сцены? Меня некоторые моменты пробирали до костей, жаль только, сейчас книги у мамы, не могу ничего найти процитировать, может на выходных...
Но особенной для меня является книга "Навеки" Джоанны Линдсей, наверное, потому что это была первая из серии "Шарм", которую я читала. От нее уже 15 лет идут мурашки размером с МАМОНТА


Ах, какая прелюдия размером в 50 страниц. Как же он ее коварно соблазнял И ему-таки удалось лишить ее речи. Обожаю эту книгу!!!
_________________

Там вообще книжка прикольная и он не оч. старый

Не знаю как другие а я люблю когда намёками-намёками а про любовь мало только к самомму концу - например Вайолет Уинспир Дикий мед, там секса считай нет, а ещё по-моему прикольно когда сначала поженили, а потом полюбили ))) например есть книга Любовь по расчету Элизабет Чедвик там вообще всё долго - года так на четыре растянуто
По-моему подробное описание секса в книге совсем не обязательно чтобы книга была очень эротичной - полунамёки-полунамеки, глядишь и саму проймёт, не то что героиню
Выше был отрывок из книги Розмари Роджер Любовные игры кажется называется - там эротизма много а описание секса - не слишком подробное, но так прикольно
А то в некоторых книгах очень подробно всё так расписано как по ноткам, с терминологией всякой - ан нет, не пронимает!
Кстати хочу узнать как вы относитесь к используемым авторами терминами в любовных сценах? Некоторые по-моему просто умора (правда наверное всё-таки это переводчики такие ). ИМХО По-моему медицинская терминология посреди любовной сцены намного хуже чем всякие прикольные эпитеты типа жезлов, как обухом по голове резко охлаждает накал страстей !