Nikitina:
04.04.13 18:00
» Глава 10
Перевод Nikitina, Бета-ридинг Euphony.
Глава 10
Недоумевая, Гордон отодвинул прицел винтовки. Что за хрень?
Судьба только что предоставила ему шанс изменить в этом задании соотношение выгоды к риску в свою пользу. Он замедлил дыхание, разум погрузился в глубокое спокойствие, готовясь спустить курок и распотрошить череп ублюдка, который так его бесил. Но вдруг Макклауд остановился и исчез из поля зрения. Когда же он обнаружил парня, тот уже смотрел на вершину холма, прямо на Гордона. Его глаза блестели, как у волка.
Затем он испарился. Образ в прицеле покачнулся и задрожал. Это испугало Гордона. Ночь была безлунной, между ними находился лесистый горный склон, и ветер должен был доносить запах ублюдка. Гордону хотелось испытать облегчение, превратив Макклауда в кусок мяса.
Он издал раздраженный звук, когда жертва ускользнула прямо из-под носа. Все сорвалось, и его денежки уплыли. Killus interruptus
(1). Гордон захихикал над собственной шуткой. Завелась машина. Фары двинулись вперед, разрезая деревья и ускоряясь на склоне. Задние фонари обрисовали кривую и исчезли.
Может, это и лучшему. Решение убить Макклауда сейчас было принято в последнюю минуту и имело столько же минусов, сколько и плюсов. Винтовка наделала бы много шума, а это была главная дорога, хотя и с неплотным движением. Услышав выстрел, копы вызвали бы подмогу. Ему пришлось бы собрать все осколки черепа Макклауда в рекордное время, надеясь, что не проедет ни один автомобиль и оставшееся на асфальте можно будет принять за бедолагу оленя, а затем найти и избавиться от его машины. Хорошо, что ничего не получилось.
Пока из-за ворот не появился Макклауд, Гордон обдумывал идею прикончить копов из снайперской винтовки и ворваться в Эндикотт-Хаус, выплевывая пули во всех, кого найдет внутри. Затем он бы убил Шона Макклауда, спрятал бы его тело там, где никто никогда не найдет, и пусть копы до посинения ломают голову, что нашло на Макклауда. Вот это и есть идеальная работа.
Сегодня вечером этот сценарий мог стать еще идеальнее. Макклауд почти наверняка трахнул Оливию. Его ДНК должно быть в каждом ее отверстии.
При этой мысли член Гордона сердито раздулся. Мерзкая шлюха, готовая отдаться первому встречному. Привлекшее внимание СМИ массовое убийство разозлило бы Криса, но Гордон держал этого ублюдка за яйца.
Единственная проблема сценария заключалась в том, что он не может наложить на Оливию лапы, чтобы достойно наказать за все, что она ему сделала.
Гордон положил руку на выпуклость между ног. Если хорошенько пораскинуть мозгами, он мог бы сочинить отличный повод похитить ее. Для начала. Но в возбужденном состоянии думать он не мог.
Как всегда в таких случаях, он расстегнул штаны.
Онанируя с образом голой, задыхающейся и визжащей Оливии в голове, Гордон тяжело дышал, представляя себе ее руки и колени. Крис сказал бы, что он удовлетворяет свои желания. Ну и что? Что, если и так? Это и есть жизнь.
Потакать своим желаниям. Всегда, когда есть возможность. Пока эти бесхребетные ублюдки наконец не напрягутся, чтобы выследить и остановить его.
***
Три пары осуждающих глаз заставили Лив почувствовать себя совершенно голой.
- Барт? Блэр? - Голос матери ничего не выражал. – Оставьте нас, пожалуйста, наедине. Я хотела бы пошептаться с Оливией.
Блэр вышел из комнаты. Ее отец последовал за ним, бросив через плечо мрачный взгляд. Лив собралась с духом, пока мать поднималась вверх по лестнице. Эмилия смотрела на дочь, скривив губы.
- Господи, - проговорила она, - ты занималась с ним сексом, верно?
Лив открыла и закрыла рот. Все, что она скажет, будет использовано против нее. Тишина была ее единственной защитой. К тому же очень слабой.
Эмилия подняла руку и сильно ударила ее.
Голова Лив откинулась в сторону. На глаза навернулись слезы, когда она коснулась челюсти, по которой пришелся удар.
- Идиотка, - зашипела мать.
Ладно, черт возьми! С этим поспорить нельзя, размышляла Лив, дрожа от смеха, который быстро подавила.
- Ты ждала возможности унизить себя с этим гнусным отбросом, а затем несколько лет тыкать меня в это носом, да? Ты спланировала это грязное свидание сегодня днем? У нас под носом?
- Нет, - просто ответила Лив.
- Не могу в это поверить. - Глаза матери блестели от слез. - Блэр такой исключительный мужчина. Он ждал тебя много лет.
- Я не просила его меня ждать, – тихо сказала Лив.
Эмилия пренебрежительно отмахнулась:
- Сомневаюсь, что он теперь тебя хочет. Даже я испытываю отвращение, Ливви. Это так вульгарно. Так низко.
Лив плотно скрестила руки на груди.
- Мне жаль, что ты так себя чувствуешь.
- Этот мужчина с самого начала был как яд, - возмущалась мать. - С того лета, когда ты его встретила, ты стала такой сложной и упрямой. Твоя личность совершенно изменилась!
«Да», - подумала Лив с полной ясностью. Тем летом она обнаружила в себе стержень. И как раз вовремя.
- Но я никогда не ожидала ничего подобного. Никогда не думала, что ты зайдешь так далеко. Под нашей крышей. Когда внизу сидели мы с отцом и Блэр, размышляя, как обезопасить тебя. - Эмилия откинула голову и вытерла слезы, стараясь не размазать свой идеальный макияж. – Поверить не могу, что ты моя дочь.
Слова прозвучали так, будто хлопнула железная дверь.
- Я тоже, - спокойно отозвалась Лив.
Эмилия снова замахнулась для удара, но Лив успела остановить ее, перехватив жилистое запястье матери.
- Никогда больше меня не бей, - проговорила она. - Или я ударю в ответ.
Эмилия выдернула руку и прошептала хриплым, полным слез голосом:
- Ты уже это сделала, Ливви. Уже сделала.
Она покачнулась наверху лестницы, ухватилась за перила и прижалась к ним. Затем стала спускаться вниз, с прямой, будто палку проглотила, спиной.
- Будь готова уехать в шесть, - объявила мать. - Мы выполним свои обязанности по отношению к тебе самым лучшим образом, даже если ты плюешь нам в лицо.
Лив направилась вниз по коридору в свою комнату. Она и не догадывалась, что можно еще сильнее разрушить ее жизнь, но всегда существуют более слабые места, хорошо скрытые хрупкие частички. Ее мать и Шон нашли их все и мастерски ими воспользовались.
Она сбросила одежду, увидела в зеркале свое обнаженное тело, остановилась и уставилась на него, словно никогда раньше не видела.
Может, так оно и было. Обычно она смотрела на свое тело через завесу самокритики. Большая грудь, занимающая всю грудную клетку, и близко не плоский живот, чересчур широкие бедра и задница, о которой лучше вообще не упоминать.
Но страстные отзывы Шона казались совершенно искренними. В них не было никакого притворства. Каждой клеточкой своего тела Лив чувствовала, что он был честен.
Она смотрела на свое тело, которое все еще пульсировало эхом возбуждения и трепетало от воспоминаний о невероятном наслаждении, и ей нравилось то, что она видела. Она была красивой. Роскошной, а не толстый. Женщиной, чей мужчина, воплощающий ее сексуальные фантазии, перелезает через заборы, увиливает от сигнализаций, забирается на деревья и нарушает законы ради того, чтобы прокрасться к ней в комнату и доставить ей удовольствие.
Лив захотелось позвонить ему прямо сейчас, просто чтобы объясниться по поводу глупой выдумки с обручением, но она не решилась.
«Какое мне дело, обручена ты или нет, принцесса? Что мне с этого?»
Скорее всего именно так он и ответит, а она не сможет это выдержать.
Лив вздрогнула. Сегодня это бы ее убило.
Она положила руку между ног. Нежное влагалище набухло, растянутые внутренние мышцы ныли. Такой разбитой Лив не чувствовала себя даже тогда, когда в колледже потеряла девственность.
Ее тело все еще дрожало от возбуждения. Все, что ей нужно было, - это подумать о нем, сжимая бедра, и удовольствие взорвалось в ней, как поток вспенившейся воды. Легкой рябью оно прошло вниз по бедрам, прямо к пальцам ног. Снова и снова вздрагивая, Лив ловила ртом воздух.
Рука скользнула глубже. Было удивительно трогать себя и представлять невидимое присутствие Шона за спиной, его горячее тело, выгнувшееся над ней, его голос, нашептывающий сексуальные словечки ей на ухо, и как его огромный член втискивается в нее так глубоко, что можно было почувствовать его пульсацию внутри.
Лив бурно кончила, а когда пришла в себя, села на пол. От одной только мысли об этом мужчине у нее подкашивались колени.
Все ее личные фантазии были только о Шоне, но сценарий был один: горячие встречи в гостиничных номерах, где она доводит его до истощения своим сексуальным мастерством — ну, это же фантазия, верно?
Затем она принимает душ и уверенно надевает нижнее белье, пока он, растянувшись на кровати, облизывает губы. Одевается она решительно, но чувственно застегивает каждую пуговицу и молнию. Наносит красную помаду, встряхивает волосами и вешает сумочку на плечо. Одаривает его яркой, непроницаемой улыбкой и машет на прощание.
- Удачного дня, - говорит она. - Пока.
В ее фантазиях он просил ее не уходить. Требовал, чтобы она сказала, когда они смогут увидеться снова. Она только пожимала плечами. Жестокая Лив.
- Увидимся, когда я захочу, - безжалостно отвечала она. - Не звони мне. Я сама тебе позвоню… если захочу.
И резко хлопала дверью, не слушая его мольбы.
Тему гостиничного номера можно было варьировать раз за разом, но основной элемент оставался неизменным: непреклонная властность.
Лив сглотнула застрявший в горле ком. Если бы у нее был с ним роман, то это она бы лежала на кровати, лишенная сил, и наблюдала бы, как он одевается. Это она умоляла бы его ответить, когда они снова встретятся.
Сколько раз она может переживать это? Лив с трудом поднялась на ноги и посмотрела на себя. По всему телу были отметины.
Почти невидимые, но чувствительные царапины от его щетины на лице и груди. Губы опухли и покраснели от поцелуев.
Слабые отметины на бедрах в тех местах, где он удерживал ее на месте, пока сам входил в нее. Ее лицо порозовело, но не достаточно, чтобы скрыть воспаленное красное пятно на щеке от пощечины матери.
Ничего себе! По ее телу был расписан целый день. Все самые яркие моменты.
Лив стянула волосы в пучок и отправилась обратно в душ. Хватит этой ерунды. Хватит изводить себя вопросом: заниматься сексом с опасным парнем или нет? Спасибо огромное, но у нее хватает и реальных проблем.
Кто-то пытается ее убить. Перспективы не из приятных.
Лив обдумывала ситуацию, пока мылась. Все верно, тем летом, когда встретила Шона, она превратилась в мятежницу.
Он сам начал этот процесс, подзадоривая ее. Последовавший затем эпизод в тюрьме послужил эмоциональной прививкой. Ее боязнь рассердить кого-либо исчезла. Просто это перестало ее пугать. Она пережила худшее, так зачем съеживаться и пресмыкаться? К черту их всех!
С тех пор она потакала лишь своим нуждам. Записалась на занятия, которые ее интересовали, выбрала специальность, которую хотела, тусовалась с друзьями, которые ей нравились, отослала резюме на работу туда, куда хотела. Ее мать была расстроена до истерики этой новой, необъяснимо трудной Лив. Она даже закрыла ей допуск ко всем средствам семьи в попытке держать ее под контролем. Но это возымело обратный эффект.
Будучи вынужденной самой зарабатывать себе на жизнь, Лив стала свободной. Может, она ела фасоль и лапшу и делала покупки в магазинах подержанных вещей, но, по крайней мере, она могла дышать. Ее мать хотела любить ее, но только покорность была тем единственным топливом, которое могло заставить работать эту машину. То, что Лив отказалась от роли послушной дочери, было равносильно отказу от материнской любви. Точка. Трагический тупик.
Лив удивилась, когда поняла, что рыдает под струей горячей воды. Она думала, что уже давно бросила фантазировать о материнском одобрении. Должно быть, она все еще страдает из-за этого. И может быть, будет страдать вечно.
Значит, она была одна. Ничего неожиданного. Это продолжается уже давно. Просто ей еще никогда не приходилось самостоятельно убегать от убийцы. Теперь, если сравнивать, сценарий «одинокая птица в позолоченной клетке» выглядит почти замечательно. Почти. У нее не было много денег. Лимит на всех кредитных картах превышен. Каждая копейка, которую она когда-то сэкономила, была вложена в «Книги и Кофе». Ее машина получила статус вещественного доказательства в полицейском расследовании.
У нее было несколько драгоценностей, которые можно было заложить. Она могла бы отправиться в курортный городок и работать официанткой за чаевые. Устроившись, она связалась бы с полицией и попросила бы совета. Там должна быть система поддержки людей в подобной ситуации, которая смогла бы ей помочь.
Если уезжать, то как можно скорее. Лив высунула голову из-за двери спальни. Внизу все еще стоял низкий гул активности. Не сейчас.
Она уложила сумки. И еще раз. Основной дилеммой была стопка непрочитанных романов. В конечном итоге, Лив выкинула джинсы и несколько комплектов нижнего белья, чтобы освободить место для книг. В первую очередь, самое важное.
К четырем утра она уже была одета, упакована и дрожала от возбуждения, пристально вглядываясь в маленькие часики на ночном столике.
Лив предпочла одеть джинсы, сандалии и простую блузку. Она оставила короткую записку, где извинилась и объяснила все так, как смогла.
Секундная стрелка дошла до четырех. Время прощаться с прошлой жизнью, и Лив это знала.
Она выглянула из-за двери. Было очень тихо.
Шатаясь, она шла по коридору, загруженная, как мул, с сумкой, ноутбуком, рюкзаком и чемоданом. Она производила шум, но никто не появился, чтобы ее остановить.
Должно быть, отчасти она все же надеялась, что кто-то появится.
Оставив сумки у черного входа, Лив стащила запасные ключи от родительского седана «вольво». Она собиралась оставить его на долгосрочной парковке аэропорта и отправить им обратно ключи по почте. Теперь нужно было проскользнуть мимо полицейских, которые припарковались с обеих сторон дома. Казалось, это неуважение к их усилиям защитить ее, но Лив ничего не могла поделать.
Она мысленно извинилась перед ними.
К счастью, живой изгороди и листвы было достаточно, чтобы спланировать хитрый маршрут до гаража у набережной, где был припаркован «вольво». Много раз Лив проделывала это, когда была еще девочкой, избегая зоркого глаза матери. Никто не должен увидеть, как она уезжает оттуда.
Она отключила сигнализацию у черного входа и, пока спускалась по ступенькам, испытывала не совсем приятные ощущения. Четыре утра не самое дружелюбное время. Кустарники были похожи на стаю сгорбленных, голодных, сидящих в засаде животных. Лив бежала и кралась, нервничая и чувствуя себя бесконечно виноватой, будто делала что-то незаконное и плохое.
Наконец она добралась до места и с трудом открыла дверь гаража. Завела машину, выключила фары и отправилась в путь при свете луны. Она набрала скорость за первым поворотом и начала строить планы, сидя за рулем. Быстрая остановка у ближайшего банка, чтобы снять в банкомате все имеющиеся средства, а затем прямо на шоссе…
О боже! Взвизгнув шинами, Лив остановилась всего в дюйме от забрызганного грязью черного джипа, припаркованного поперек дороги сразу за поворотом с плохим обзором, блокированная двумя узкими дорожками. О нет, нет! Все это очень плохо.
Страх звенел в каждом нерве, ее ослепила ужасающая вспышка понимания, какой глупой она была, как сильно недооценила…
Появилась тень. Бам! Угол чего-то металлического ударил в окно, разбросав осколки стекла ей на колени. «Божемойбожемой, это ружье!» - кричал далекий голос.
Гориллья рука в черной перчатке открыла замок, отжала дверную ручку, вытащила Лив из машины и бросила на асфальт.
Кто бы это ни был, он уселся перед ней на корточки. Сквозь грубые прорези в черной маске виднелись широко раскрытые, вытаращенные глаза. Она почувствовала, что он улыбается.
- Оливия. - Его голос звучал, как маслянистый напев. – Наконец-то мы встретились.
Он прижал к ее носу платок, и Лив провалилась в небытие.
***
Небо загородили угрожающего вида облака. Гром рычал, приподнимая волосы, свисавшие на спину. Кев сидел на своем обычном месте, на скале, но не улыбался. Его волосы практически стояли дыбом. Как всегда, голый торс был тугим от жилистых мышц, но кожа была покрыта мурашками от холода.
Шон опередил его прежде, чем он смог начать свою обычную напыщенную речь.
- Итак? Я нажил приключения на свою тупую задницу. Теперь ты счастлив?
В темных глазах Кева светилось беспокойство.
- Еще нет. Двигай ею быстрее.
- Двигать быстрее чем? – выпалил Шон.
Кев приподнял бровь:
- Своей тупой задницей.
Он поднял руки. Они были связаны в запястьях пластиковыми наручниками, так плотно, что пластик глубоко врезался в кожу.
Кровь стекала длинными ручьями вниз по его мускулистым предплечьям, капая с локтей.
Шон вздрогнул и проснулся, опрокинув свой кофе. Осмотрел офис, который был освещен лишь светом карты инфракрасных камер. Холодный кофе капал на колени. Шон развернул кресло от монитора.
- Черт возьми, Кев, - пожаловался он. - Это была злая шутка.
Он распихивал документы подальше от лужи, когда увидел вспышку на экране. Иконки Лив двигались.
Затем они остановились, и Шон прекратил протирать лужу кофе, бормоча ругательства и испытывая жалость к себе. Он перестал дышать.
Не было никаких причин для остановки машины. Она находилась в полутора тысячах метрах от дороги, ведущей к Эндикотт-Хаус. На этом участке пути не было ни светофора, ни перекрестка, ни подъездной дороги. Только проход к давно заброшенной дорожке, спускающейся к началу долины.
Адреналин в крови подскочил на несколько пунктов.
Одна из иконок отделилась и стала удаляться от других. Шон схватил телефон и набрал номер Дэви.
- Шон? Какого черта? - Голос брата был сердитым, но ясным. Дэви всегда просыпался бодрым. На заднем фоне что-то прошептал сонный женский голос.
Значит, Дэви снова спит со своей женой. Слава богу за маленькие радости.
- Вытаскивай задницу из постели, - грубо сказал Шон. – В моем грузовике нет контроля камер, поэтому ты должен меня найти.
- Зачем? Что происходит? Что за…
- Маячки, которые я посадил прошлой ночью на Лив. - Нетерпение делало его голос резким. - Группа иконок остановилась в тупике на повороте на Чеффер Крик Роуд. Одна из них только что отделилась и движется по направлению к речному каньону.
Дэви задумался:
- Может ли быть для этого другое логическое объяснение, кроме того, к которому ты, очевидно, пришел?
- Какое? Что она остановила свой лимузин в километре от подъездной дорожки ее папочки в четыре утра и пошла в лес, чтобы пописать? Вернись в реальность! Компьютер включен?
- Да, да. Успокойся. Программа загружается.
- Готов записать коды? Ох, твою мать. Иконка движется быстрее. Она в машине на старой лесной дороге. Возможно, у парня внедорожник. Можешь записать код? Мне нужно положить эту гребанную трубку! Я должен ехать! Мой сотовый не будет работать, пока я не окажусь на другой стороне обрыва.
- Диктуй, - коротко ответил Дэви.
Шон продиктовал код иконки.
- У меня в комплекте есть портативный компьютер, но к тому времени, когда я доберусь до Чефферского каньона, она будет вне досягаемости.
- Это пересеченная местность, - сказал Дэви. - Он мог подняться по Лонг-Прери или повернуть налево и направиться к озеру Орем. Все, я нашел ее. Движется на юг, на скорости пятнадцать миль в час. - Он секунду помолчал. - Это, черт возьми, отстой.
- Точно. - Шон махнул телефоном и рванул дверь джипа. Шины плевались гравием, когда машина подпрыгивала на дороге. - Я вешаю трубку. Позвони.
- Кому?
- Боже, Дэви, я должен тебе все говорить? Позвони ее родителям, копам, патрульным, в чертову национальную гвардию!
- Успокойся, - попытался урезонить его Дэви. - Ты уже открыл свою карту? Езжай туда, где остальные маячки, посмотрим, что ты найдешь. Убедись, что ситуация действительно чрезвычайная, прежде чем все обнародовать. Я не хочу навещать тебя в тюрьме.
- Кому есть дело, попаду ли я в тюрьму? – прорычал Шон. – На кону жизнь Лив!
- Мне есть, - мрачно отозвался Дэви. - Помоги мне боже, но меня это волнует. Держись. Лив едет на юг, если в той машине именно она. Позвони мне, когда доберешься туда.
Было чертовски трудно переключиться в невозмутимый боевой режим. Когда начинали летать пули, Шон обычно впадал в состояние полного спокойствия. Его не волновало, живой он или умер, концентрация доходила до поразительной степени. Но сейчас было другое дело. Господи, это была Лив.
Единственное, что могло его успокоить, - это своими же руками вырвать кишки из этого куска собачьего дерьма.
Дорога под колесами проносилась все быстрее. Шон ударил по тормозам, остановился у каньонной дороги, выпрыгнул из машины и побежал вдоль склона.
Увиденное сразило его, как кулаком в живот. Черный седан с мятым носом впечатался в дерево на дне каньона.
Шон перемахнул через бордюр, поскользнулся, скатился по гравию и с трудом продрался через кусты. Он издавал гортанные животные крики, глядя на обугленное тело Кева, на огонь, танцующий по искореженному черному металлу…
Нет. Он не может выйти из себя, пока не узнает, что произошло наихудшее.
Шон подошел к машине и заглянул внутрь.
Пусто. О боже. Ни тела, ни крови. Только содержимое сумочки Лив, разбросанное по заднему сиденью. Шон расплакался, как маленький ребенок.
Утерев слезы, он набрал номер Дэви, торопливо и отчаянно ползя вверх по холму.
- Да? - ответил Дэви. - Ну?
Шон поднялся на вершину и запрыгнул в грузовик.
- Продолжай звонить. Кто-то выбросил машину в каньон. Лив исчезла. Где иконка?
- На полпути к озеру Орем. Двигается с постоянной скоростью в пятнадцать миль в час.
Шон поднимался наверх по дороге, ведущей к ухабистой лесной тропинке.
- Делай звонки, Дэви. Если этот парень пришьет меня, ты должен помочь им найти ее.
- Не произноси подобного дерьма! – зарычал Дэви. – Ты вооружен?
- Не совсем, и это не важно. Насрать. - Он нажал на педаль газа.
***
Тук. Тук. Тук. Тук.
- Проснись и пой, пупсик.
Лив медленно выползала на поверхность, где звучал стук и зовущий ее голос. Она боялась открыть глаза.
Ее поджидало что-то ужасное. Она это чувствовала, сжимаясь в ожидании подходящего момента, чтобы убежать.
Открыв глаза, Лив вспомнила все, в том числе парализующий толчок страха. Она стиснула зубы, чтобы остановить слезы.
Запястья жгло. Они были крепко связаны пластмассовым ремнем, каким обычно связывают тяжелый мусорный мешок. На рот была наклеена липкая лента. Лив не могла ни говорить, ни кричать и едва дышала.
Было темно. Слабый свет просачивался через маленькое грязное окно и сквозь зазубренные трещины в грубых дощатых стенах. Воняло гнилью и плесенью, а еще витал отчетливый запах свежей полиэтиленовой пленки.
- Прямо по расписанию, - проскрипел чей-то голос.
Лив помотала головой, глядя широко раскрытыми глазами на нависший над нею кошмар в капюшоне. Она чувствовала его едкий, как у скунса, мускусный запах, поднимавшийся с земли. В руках он держал большой уродливый молоток.
Он склонился над ее телом и замахнулся молотком на стену над Лив. Бум. Лив повернулась, чтобы взглянуть. Гвоздь. Ничего хорошего это не сулило.
- Ладно, дорогая. Давай поднимем тебя. - Он схватил ее связанные запястья, дернул с такой силой, что чуть не вывихнул ей плечо, и потянул спиной к стене, затем поднял ее руки и повесил пластмассовые наручники на толстый гвоздь.
- Теперь замри, пупсик, или размажу твои пальчики в пюре.
Бум. Лив постаралась не вздрогнуть, когда он еще раз ударил молотком, сгибая шляпку гвоздя в жестокий крюк.
Он сел рядом с ней, скрестив ноги. Поза была фантастически непроизвольной и дружелюбной. Он погладил ее по ноге и снял с себя кожаные перчатки.
- Я слишком страшный в маске, да? - Он стащил ее с себя. - Так лучше?
О, нет, ни капельки не лучше. Это было ужасно, поскольку означало: он не оставит ей ни одной возможности опознать его. В голове у нее пульсировало, желудок сжался. Во рту стоял плоский, металлический привкус чего-то, чем он ее накачал.
Лив никогда не видела этого человека. Ему было около сорока пяти, грудная клетка напоминала злодея из комиксов. На руках и плечах раздувались мышцы, а жирный живот выпирал под одеждой. На нем была чересчур обтягивающая черная футболка. Лицо могло являть образец мужской красоты, когда он был помоложе, но со временем оно огрубело, появились мешки под глазами, на испещренной венами коже отчетливо виднелись расширенные поры. От того, как он смотрел на ее тело, Лив сжалась в комок.
- О, нет, милая. - Он задирал на ней блузку, пока его пальцы не коснулись теплой тонкой кожи. Затем вытащил ужасный на вид нож.
Кровь застыла у Лив в жилах. Его блестящие губы растянулись в улыбке, демонстрирующей большие зубы.
- Нам надо поговорить, – дружелюбно сказал похититель.
Лив уставилась на него, моргая.
Он засмеялся.
- Надо же. Я совсем забыл об этой незначительной детали. - Он схватил ленту, запечатывавшую ей рот, и дернул.
Воздух ударил в пересохшее горло, вызывая кашель. Лив едва осознала, что тонкий, пронзительный, дрожащий голос принадлежит ей:
- Кто вы?
- Тот, кто задает вопросы. - Он коснулся ее лица кончиком ножа, рисуя узоры на щеках.
Словно загипнотизированная, Лив смотрела на лезвие. Было щекотно. Ее мысли мчались с огромной скоростью. Что она могла знать такого, что могло его заинтересовать? Ради бога, она всего лишь библиотекарь. Пусть и претендовавший на звание продавца книг. Что ей нужно сказать, чтобы продержаться достаточно долго? Чтобы появилась хоть какая-то надежда на спасение?
Да, верно. Она сама организовала собственную смерть, ускользнув прежде, чем кто-то смог бы поднять тревогу.
- Чего вы хотите? Это вы посылали мне электронные письма? И сожгли мой магазин? И установили бомбу?
- Конечно. Кто же еще может так сильно тебя любить? – В его голосе были монотонные напевы. - Не трудись кричать. Тут на мили вокруг никого нет.
- Вы следили за мной? - Лив попыталась сглотнуть. - Сегодня утром?
- Я слежу за тобой уже много недель, - сказал он. - Это было очень легко. Глупая девчонка. Ты сбежала в полном одиночестве. Дурочка Оливия. Я установил датчики давления под всеми сидениями. Я знал, что во второй раз ты воспользуешься этой машиной. Я все продумал, видишь ли. Потому что я сильно тебя люблю.
Его дружелюбный тон имел странный контраст с бессмыслицей, которую он нес.
- Послушай, пупсик. Мы должны поторопиться, если хотим выкроить время для страстного физического знакомства, о котором я мечтал. - Мужчина засмеялся, когда Лив отпрянула от него. - Я люблю, когда они строят из себя недотрог.
- Что вы хотите узнать? – прошептала она.
Он прижал кончик ножа к местечку под ее ухом. Застыв, Лив уставилась на рукоятку ножа.
- Где записи? – спросил он.
Она моргнула в полном недоумении.
- Записи?
Нож надрезал кожу. Капли крови потекли вниз по шее. Горячо, медленно и щекотно.
- Не в твоих интересах разыгрывать из себя идиотку.
- Клянусь, я понятия не имею, о чем вы говорите.
Мужчина издал театральный вздох:
- Говори мне, что тебе сказал Макклауд. Расскажи о его альбоме. Что в нем было, и куда он делся.
- Макклауд? Я не видел Шона пятнадцать лет, и он не…
Бах. От удара у нее зазвенело в ушах.
- Не Шон. Другой. Его брат. Не будь дурой, Оливия. Это меня злит. Сейчас я мил и нежен. Тебе не захочется видеть меня злым. Поверь.
- Я не знаю его братьев! Дэви и Кон старше его. Они уже уехали из города, когда я встретила Шона, так что я даже не…
Бах. Бах! От удара ладонью и резкого удара тыльной стороной руки голова Лив мотнулась из стороны в сторону. Глаза наполнились слезами.
- Не они. - Фальшивое дружелюбие испарилось. - Другой брат.
Лив зажмурилась.
- Вы имеете в виду близнеца… Шона? Кева? - Она запнулась. - Но Кев… Кев мертв.
- Близнец? – Он убрал нож. - Они были близнецами?
- Д-д-да, - ответила она, стуча зубами. - Идентичными.
- Хм. Интересно. Они не выглядели, как близнецы.
От осознания, что она дала ему то, что он хотел, Лив затопило заметное облегчение, но передышка была слишком короткой.
- Кевин Макклауд сказал тебе, где спрятал записи, - продолжил мужчина. – Я видел тебя через прицел винтовки. Я видел, как этот сукин сын отдал тебе свой альбом. Я никогда не забываю лица. Особенно такие симпатичные.
Его слова заставили ее распахнуть разум на триста шестьдесят градусов и сделать страшные выводы.
- О, боже, - прошептала она. - Вы говорите о том, что случилось пятнадцать лет назад? Те парни, которые преследовали Кева и пытались его убить… все это было правдой?
- Ты прекрасно знаешь, что это правда, - зарычал мужчина. - Мы не знали твоего имени, иначе я бы еще тогда о тебе позаботился. И этот упрямый ублюдок Кевин ни черта не говорил, что бы мы с ним ни делали. А мы очень творчески подошли к делу. Ты бы не поверила, какое сумасшедшее дерьмо мы испытывали на этом парне.
Лив попыталась стереть из памяти ужасные образы, вызванные его словами.
- Вы замучили Кева? – прошептала она. – Господи…
Он насмешливо поклонился ей:
- C’est moi
(2). Потом я увидел тебя по телевизору. Помнишь то интервью о твоем книжном магазине? Ты, должно быть, чувствовала себя довольно уверенно, да? Наверное, думала, что я сдался.
- Боже мой, - беспомощно прошептала Лив.
Он сорвал пуговицы с ее блузки кончиком ножа. Они отлетели и рубашка распахнулась.
- Где он спрятал записи?
- Я… я ничего не знаю ни о каких записях…
- Я начну с твоего уха. - Нож прижался ниже мочки ее уха. - Прости, что залью всю тебя кровью прежде, чем мы начали играть, но если ты настаиваешь…
- Нет! Пожалуйста! Он остановил меня у библиотеки, - сказала она дрожащим голосом.
- Что он тебе сказал?
Изо всех сил Лив зажмурилась, стараясь вспомнить.
- Он сказал… он сказал, что кто-то пытается его убить. Но не сказал кто.
- И он дал тебе альбом? Что ты с ним сделала?
Лив колебалась, ее трясло от страха.
- Мне не нужно беспокоиться об отпечатках пальцев или ДНК, - пробормотал мужчина почти безучастно. - Они никогда не найдут твое тело. Тут есть полиэтиленовая пленка, чтобы убрать всю грязь. Оберну в нее то, что от тебя останется, когда я закончу. Засуну тебя в милую глубокую и полную червей яму. Там уже все для тебя готово.
Лив отчаянно надеялась, что не обрекает Шона на смерть, говоря это:
- Он сказал отдать альбом его брату. - Ее голос был едва слышным.
- И ты отдала?
Она кивнула, как только могла с приставленным к горлу ножом.
- Расскажи мне все об этом альбоме, Оливия. Что в нем было?
- Э-э, эскизы, - пискнула она. - Я просто пролистала его. Пейзажи, кажется. Животные. Может быть, птицы.
- Что-то было написано?
- Он написал записку своему брату, - призналась она.
- Что в ней говорилось? - Его голос был пугающе нежен.
Ее глаза были полны слез. Лив ненавидела себя за отсутствие самообладания.
- Я не смогла ее прочесть, – выдавила она. - Это был какой-то странный шифр. Я ничего не знаю ни о каких записях. Видит бог, я хотела бы знать.
- Вот, значит, как.
Последовала долгая, жуткая тишина. Лив закрыла глаза, готовясь к тому, что он сделает с ней что-то ужасное своим ножом.
- Знаешь что? - спросил он таким тоном, будто открыл что-то важное.
Она осторожно приоткрыла глаза.
- Я тебе верю, - удивленно сказал он. – На самом деле. Ты бедная несчастная маленькая сучка. Ты действительно ни хрена об этом не знаешь, правда? Все эти хлопоты, расходы и разоблачение. Все зря.
Ее зубы стучали. Отвратительная усмешка расползлась по его лицу, убивая всякую надежду прежде, чем та смогла появиться в голове.
- К сожалению для тебя, такое положение дел больше не актуально. - Его лицо превратилось в маску сожаления. – Но теперь ты знаешь слишком много. Ничего личного, пупсик. Чтобы ты смирилась, я попробую сделать твои последние минуты очень чувственными. - Он распахнул ее расстегнутую блузку. Оставшиеся пуговицы отлетели, барабаня по окружающей ее пленке. Ткань уступила и превратилась в клочья. Нож перерезал ленту, скрепляющую чашечки ее лифчика.
- Люблю смотреть на обнаженных девушек. Никогда не уставал от этого, - сердечно поведал он и, взявшись за пояс ее брюк, принялся за пуговицы.
Лив закричала. Схватив гвоздь, она сжала его пальцами, пока тот не впился в ладонь. А затем дернула с отчаянной силой.
(1) Прерванное убийство (лат.) – переделанное выражение «Coitus interruptus», т.е. – прерванный половой акт.
(2) Это я. (фр.)
...