uljascha:
15.07.18 15:48
» Пояснения к части 28: холера и польское восстание
Эпидемия холеры в 1830 и 1831 годах – первая в истории России вспышка холеры, самого смертоносного в XIX веке инфекционного заболевания. По официальным данным, из 466 457 заболевших в России холерой умерло 197 069 человек.
На территории России холера была впервые зафиксирована в 1823 году, когда для изучения загадочного заболевания в Астрахань были командированы из Петербурга доктора О.Ф. Калинский и С.Ф. Хотовицкий. В последующие шесть лет случаи холеры если и отмечались, то только спорадически. За пределами Астрахани первый холерный диагноз был поставлен в Оренбурге 26 августа 1829 года. В Бугульме болезнь объявилась 7 ноября, в Бугуруслане – 5 декабря. К февралю следующего года эпидемия на Южном Урале прекратилась. Всего было зафиксировано около 3500 случаев болезни, из них 865 со смертельным исходом.
Вторая пандемия распространялась гораздо быстрее, чем первая. Отчасти это объяснялось возвращением из Азии русской армии после нескольких лет войн (сначала с персами, потом с турками). Из Персии холера проникла летом 1830 года в Тифлис и в Астрахань. Малограмотные лекари и народ на первых порах принимали малоизвестное еще заболевание за давно известную в России чуму. Когда подтвердилась первая смерть от холеры, жители Тифлиса первым делом устремились в храмы, однако это не помогло. По свидетельству французского консула, мещане стали разбегаться из зараженного города, и из 30 тысяч жителей к концу эпидемии в Тифлисе оставалось не более четвертой части.
Центральная комиссия для пресечения холеры была образована 9 сентября 1830 года. В крупных городах было решено развернуть временные холерные больницы (в Москве – Ордынская, Басманная и т.д.). Возглавить борьбу с «моровым поветрием» царь поручил министру внутренних дел Закревскому, который «принял очень энергичные, но совершенно нелепые меры, всю Россию избороздил карантинами, – они совершенно парализовали хозяйственную жизнь страны, а эпидемии не остановили». Тысячи людей и лошадей с товарными обозами задерживались у застав, высиживая карантин. В тех, кто пытался пробраться через оцепления, приказано было стрелять.
Неслыханные прежде запреты на передвижение вызывали недовольство всех сословий и порождали холерные бунты. Так, в Тамбове пятитысячная толпа горожан захватила губернатора, которого на следующий день пришлось вызволять конным жандармам. В Севастополе восставшие удерживали город в течение пяти дней.
О том, что «собачья смерть» пришла в Москву, в Петербурге узнали 24 сентября. Уже через три дня император Николай I покинул столицу и отправился в «белокаменную», чтобы не допустить повторения чумного бунта 1771 года. Торговля в городе прекратилась, банки перестали проводить платежи. Император оставался в Москве до 7 октября, чем предотвратил распространение паники. Мужество государя вызвало горячий отклик у подданных, о чем свидетельствует стихотворение Пушкина «Герой», подписанное: «29 сентября 1830 года. Москва».
Молодой Вадим Пассек, самоотверженно отдав себя в распоряжение холерного комитета, ставил на себе опыты «прилипчивости» холеры, благополучный исход которых помог смелее относиться к болезни и привлек больше добровольцев. Это время он описал в очерке «Три дня в Москве во время холеры» («Молва», 1831, № 27–29). Подобные опыты в отношении диковинной болезни ставили на себе и некоторые медики. Эпидемия нанесла тяжелый удар по медицинским кадрам, особенно среди молодежи. Среди заразившихся были даже такие светила медицины, как Филипп Депп и Матвей Мудров.
С 23 сентября по 6 января по приказу генерал-губернатора князя Д.В. Голицына издавалась так называемая «холерная газета», целью которой было пресечение слухов и паники среди населения. Впрочем, реальные цифры заболевших в официальных бюллетенях занижались. Подсчитано, что к 13 ноября холерой заразились 4500 москвичей, из них 2340 умерли, 818 уже выздоровели. В Казанской губернии по состоянию на ноябрь было известно о 1403 зараженных, из которых 808 скончались. К концу января общее число пострадавших от болезни москвичей составляло 8576 человек.
Из писем москвича А.Я. Булгакова
25 сентября 1830 года
О другом не слышим здесь, как о холере, так что, право, надоело. Мы были довольны, веселы у княгини Хованской вечером; является Обресков, рассказывает, что у него кучер умирает холерою, всех дам перепугал по пустякам. Я у людей его спрашивал. Кучер просто напился, и его рвало беспощадно.
1 октября 1830 года
Видел почтмейстера Рушковского, от коего Голицын требует окуривать все письма. Вообрази, какой это наводит страх в губерниях: в Москве чума! Да государь-то какой ангел?! Всем известно, что он любит императрицу и детей своих, а он оставляет непринужденно все, что сердцу его дорого, ценно, чтобы лететь в Москву, которую описали ему жертвою смертоносной лютой заразы! Это будет в истории его написано золотыми буквами.
2 октября 1830 года
А я все-таки не верю холере. На улицах ловят всех пьяных и полупьяных (а пьют очень много, оказия славная с горя), берут в больницы, бродяг также. Все это считается больными. Доктора поддерживают, что прежде говорили: выгода их, чтобы было сказано, что их стараниями холера уничтожена. Что будет – Богу известно, но до сих пор вижу я обыкновенные болезни, бывающие всякий год в это время от огурцов, капустных кочерыжек, яблоков и проч. Не я один так думаю; но противоположная партия сильнее.
3 октября 1830 года
Во дворце, прежде чем быть допущенным наверх, большая проформа: надобно облить руки хлорной водою и прополоскать рот. Я все-таки свое толкую, что нет холеры. Доказано, что мрут только пьяницы, обжоры, отощанные и те, кои сильно простужаются. Кто более рыскает всюду почтальонов, священников, кои больных исповедают и причащают, солдат, кои в куче живут? Нет больных, ни мертвых такого рода ни в почтамте, ни между попами, ни в казармах. На что граф мне сказал, что болезнь не заразна, переходит не через прикосновение, а по воздуху, что это поветрие.
10 октября 1830 года
По городу ходят разные россказни, кои наводят страх или уныние на умы слабые, а это большинство. Попасть в госпиталь и умереть почитают одним. Говорят, что священникам запрещено ходить на дома исповедовать и причащать и проч. Конечно, лучше всего не верить подобным рассказам, но зачем их рассеивают?
Разговоры сии понудили начальство как бы оправдываться перед публикою в 16-м отчете о состоянии города. Всякий заметит, что здесь выздоравливают из 500 больных только 8, а в Ярославле из 69 – 20, в Рыбинске из 198 – 65 выздоровевших: стало быть, там лучше лечат или обходятся с больными.
11 октября 1830 года
Положим, что мрут холерою, а не обыкновенными осенними болезнями; но мы видим, что в нашем классе ни один еще не умер мнимою этой холерой, а все в народе. Отчего? Болезнь не в воздухе, ибо мы глотаем один воздух с простым народом. Стало быть, смертность от невоздержания, пьянства, худой или неумеренной пищи.
14 октября 1830 года
Как меня уверяли, Хлебников вылечивает в домах по 50 и 60 человек в день, за что несет гонение от медиков. Главное – захватить в первую минуту и сильный пот произвесть, – сказал он Волкову, и мы этого держимся. Всего спасительнее: первое – не отягощать досыта желудка; второе – вино пить, но не напиваться; третье – на желудке носить фланель; четвертое – не евши, не выезжать со двора и иметь на ногах теплое.
16 октября 1830 года
В полиции, попах и медиках действует корысть. Вот, слышал я, как делает Закревский: у него род дозоров, составленных из медиков, фельдшеров с разными лекарствами, пиявками и проч., объезжают город; приказано везде, где занеможет кто холерою, на крыши выставлять платок белый в виде знамени, а ночью – фонари; где команда видит знаки сии, туда тотчас въезжает, спрашивает больного и тотчас действует к его спасению.
Все требуют Иверскую подымать, а в народе молва, что город только тогда избавится от холеры, когда икона Божьей Матери объездит все части города. Мы третий день не можем иметь образ; говорят, что в субботу повезут по Арбату, и тогда выйдем на улицу встречать.
19 октября 1830 года
Фавсту сказывали, что на больнице, что в Смоленском рынке, нашли прибитой и припечатанной с четырех углов следующую надпись: «Ежели доктора-немцы не перестанут морить русский народ, то мы их головами вымостим Москву!» Ежели это не умысел людей неблагонамеренных, то все-таки шалость вредная. Верно, не отыщут; впрочем, в городе спокойно, а это важное обстоятельство в сии смутные времена.
13 ноября 1830 года
Директриса французской труппы Карцева занемогла холерою, и актеры, кои не терпят ее, говорят: «Хорошо, ибо вы увидите, что холера с нею не справится: она не выдержит, а не больная».
15 ноября 1830 года
Болезнь идет так хорошо, что вчера умерло только 20 человек. Полиция во зло употребляет выдачу свидетельств: являются совсем не холерные и остаются в больницах несколько дней, для того только, чтобы выйти одетыми, обутыми и с пятью рублями награждения. Где не заведется злоупотребление? Все без изъятия ожидают с нетерпением расцепления города; подходит Рождество, это для Москвы и окружных селений – как другая макарьевская ярмарка: большие делаются продажи и закупки.
19 ноября 1830 года
Приехал навестить меня князь Александр Михайлович Урусов. Я к нему выходил; и он становится хил, посидел довольно долго. Много толковали о холере. Он тоже моего мнения, что холера не прилипчива, спорил с самим государем, который ему изволил сказать: «Экий ты, братец, спорщик, ну так останемся всякий при своем мнении». Император полагаться должен на то, что ему доносят, а как господа медики врут и сбиваются во мнениях своих!
Болезнь оканчивается, – так говорят, что она в товарах, что надобно их все окурить. Да на это надобно года два! В Москве, может быть, на 10 миллионов одного чаю, хорош будет хлоровый чай! Хороши будут материи шелковые! Большие идут о сем прения; чем кончатся – не знаю.
Холера в Петербурге
Наступившая зима и правительственные карантины сдерживали наступление болезни на Петербург до июня 1831 года. На новый год А.Я. Булгаков писал из Москвы в столицу: «Да, брат, видно, что холера и морозов не боится. Закревский сказывал вчера, что она жестока оказалась в Киеве; но ежели (чего Боже сохрани!) окажется у вас, то докажет великий аргумент, что болезнь есть сильное поветрие, против коего все оцепления бесполезны, ибо чего ни делали, чтобы оградить Петербург от холеры? Здесь все еще есть хвостики холерные, но силу свою болезнь потеряла».
В апреле 1831 г. появились первые признаки холеры в Петербурге, вызвав здесь страшную панику. Внезапность действия болезни, ее ужасные симптомы и то обстоятельство, что она непосредственно развивалась после дурной пищи и холодного питья, породили мысль, что люди заболевают и умирают вследствие отравления, в чем участвуют доктора и полиция. А так как появление холеры в Петрограде пришлось на время польского восстания, то огромное большинство жителей столицы приписывало эти мнимые отравления непосредственному действию, а также подкупам поляков. По всему городу разошлись и повторялись нелепые слухи о том, как поляки ходят ночью по огородам и посыпают овощи ядом; как, незаметно проходя в ворота домов, всыпают яд в стоящие во дворах бочки с водою; как зафрахтованные мятежниками корабли привозили целые грузы мышьяку и всыпали их в Неву и т.п. Взволнованные толпы народа ходили по улицам и всякого, кто им казался почему-нибудь «холерщиком», били и истязали, нередко до смерти.
Официально рекомендовалось иметь при себе раствор хлорной извести или крепкого уксуса, которым нужно было часто протирать руки, участки лица около носа, виски и пр. С этой же целью советовали носить в кармане хлориновую (белильную) известь. Каждого использовавшего вышеназванные средства ждали большие неприятности, так как в них видели отравителей. В лучшем случае их заставляли употребить все эти средства внутрь. Простолюдины начали ловить и избивать врачей, разбивать холерные кареты, громить больницы.
Во время июньского холерного бунта учрежденная на Сенной площади холерная больница была разорена, а два или три медика и столько же полицейских убиты. Дело дошло до того, что в течение целых трех суток полиция и доктора прятались, и рассвирепевший народ делал, что хотел. На Сенной площади были выстроены войска и расставлено оружие. Лишь появление среди толпы народа императора Николая Павловича несколько успокоило народ.
По мере того как холера стала ослабевать в Петербурге, она появилась в Финляндии и в том же 1831 году достигла Лондона. Спеша оправдаться перед недовольным его успехами императором, министр Закревский отправился в Финляндию для принятия предохранительных мер против мора, а вместе с тем для исследования тайных слухов о привозе в Финляндию оружия и революционных замыслах местного дворянства. Несмотря на служебное рвение, Закревскому пришлось уйти в отставку после того, как его брат был «отдан под суд за то, что при появлении холеры в городе (кажется, Ржеве), где он городничим, уехал оттуда, оставив оный на произвол судьбы».
О размахе эпидемии свидетельствует число ее жертв даже среди высших слоев: несостоявшийся император Константин Павлович, знаменитый богач и сибарит Н.Б. Юсупов, бывший московский генерал-губернатор Ю.В. Долгоруков, бывший новороссийский генерал-губернатор А.Ф. Ланжерон, бывший министр внутренних дел В.С. Ланской, адмирал-путешественник В. М. Головнин, генерал-фельдмаршал И.И. Дибич, командовавший в то время действующей армией. Для обустройства многочисленных сирот, оставшихся после эпидемии, в Петербурге был организован сиротский институт. Аналогичное заведение в Москве позднее было реорганизовано в Александровское военное училище.
Борьба с холерой стала вехой в становлении русской медицины. Первые итоги изучения инфекции были подведены в коллективном труде «Трактат о повально-заразительной болезни – холере, бывшей в России в 1830 и 1831 годах» (СПб, 1831); тогда же была впервые сформулирована «мысль о заразительности холеры и роли людей в ее распространении».
Из дневника петербуржца А.В. Никитенко
5 сентября 1830 года
Ужасная болезнь холера-морбус в прошедшем месяце свирепствовала в Астрахани, оттуда двинулась в Саратов, Тамбов, Пензу и ныне посетила Вологду, как доносит о том местное начальство министру внутренних дел. В столице сильно беспокоятся. Болезнь сия, в самом деле, всего опаснее в большом городе: здесь настоящая ее жатва, а может быть, и колыбель.
25 сентября 1830 года
Холера уже в Москве. Это известно официально. Говорят, что она и в Твери. Итак, мы не на шутку готовимся принять сию ужасную гостью. В церквах молятся о спасении земли русской; простой народ, однако, охотнее посещает кабаки, чем храмы Господни; он один не унывает, тогда как в высших слоях общества царствует скорбь. По московской дороге, в Ижоре, учрежден род карантина, ибо вчера приехавший туда курьер умер, говорят, от холеры. Все спрыскиваются хлором, запасаются дегтем и уксусом. Везде движение. Жизнь, почуяв врага, напрягается и готовится на борьбу с ним.
19 июня 1831 года
Наконец холера со всеми своими ужасами явилась и в Петербурге. Повсюду берутся строгие меры предосторожности. Город в тоске. Почти все сообщения прерваны. Люди выходят из домов только по крайней необходимости или по должности.
27 июня 1831 года
Тяжел был вчерашний день. Жертвы падали вокруг меня, пораженные невидимым, но ужасным врагом. Попечитель до того растревожился, что сделался болен: а теперь болезнь и смерть синонимы. По крайней мере так думают все. В сердце моем начинает поселяться какое-то равнодушие к жизни. Из нескольких сот тысяч живущих теперь в Петербурге всякий стоит на краю гроба – сотни летят стремглав в бездну, которая зияет, так сказать, под ногами каждого.
28 июня 1831 года
Болезнь свирепствует с адскою силой. Стоит выйти на улицу, чтобы встретить десятки гробов на пути к кладбищу. Народ от бунта перешел к безмолвному глубокому унынию. Кажется, настала минута всеобщего разрушения, и люди, как приговоренные к смерти, бродят среди гробов, не зная, не пробил ли уже и их последний час.
3 июля 1831 года
Вчера был у меня доктор Гассинг. Он говорит, что холера начинает несколько ослабевать. Третьего дня умерших было 277 человек, вчера 235. Сейчас получил записку от Деля, в которой он извещает меня, что в институте умерли от холеры четыре девицы, из них две моего класса.
Польское восстание, именовавшееся "польская весна"
Благодаря решению Венского конгресса на карте Европы вновь возникла Польша — так называемое Царство Польское, имевшее статус королевства, находившегося в личной унии с Российской империей. Русский император Александр I, который являлся пламенным сторонником независимости польского государства, даровал ему либеральную конституцию: Польша управлялась сеймом, собиравшимся каждые два года, и «королем» — то есть русским императором, которого представлял наместник. Первым наместником стал бывший дивизионный генерал наполеоновской армии князь Юзеф Зайончек, которого поляки считали «предателем» за симпатии к России, а главнокомандующим польской армией был назначен брат российского императора — Великий князь Константин.
Однако в армию королевства, которой ему было поручено руководить, с самого начала вошла элита, не испытывавшая лояльности России. Дело в том, что она комплектовалась в основном из ветеранов польских легионов, еще недавно воевавших за Наполеона и, уж конечно, не разделявших взглядов Зайончека на то, что Россия является самым надежным гарантом получения Польшей независимости. Польская шляхта мечтала о восстановлении своей родины в границах до 1772 года — то есть до первого раздела Польши. А ведь она в этих границах включала в себя Литву, кусок Белоруссии и западную часть Украины — так называемые восемь воеводств, находившихся в составе земель Российской империи. Та Польша, которую шляхтичи с презрением называли «конгрессовой», соответствовала лишь бывшим границам наполеоновского «Герцогства Варшавского».
Император Александр, относившийся к польскому национальному движению с большой симпатией, со временем стал давать полякам все больше поводов для недовольства. В 1819 году в Царстве Польском была введена предварительная цензура. А после того как сейм отклонил императорский законопроект, упразднявший суды присяжных (которые ранее были введены Наполеоном), царь охладел к деятельности польского парламента. Когда в 1822 году был избран третий по счету сейм, его созыв откладывался целых три года. Царь не желал видеть в сейме явных оппозиционеров: когда одно из воеводств избрало депутатом Винцента Немоевского, известного критикой российских властей, там были проведены перевыборы; Немоевский был избран снова, и в наказание за это воеводство было лишено право избирать депутатов, а сам Немоевский был арестован. Опасаясь оппозиционных настроений в сейме, Александр отменил публичность заседаний польского парламента и превратил его в покорного исполнителя своей воли. Возмущение шляхты вызвало и назначение новым наместником — после смерти Зайончека — Великого князя Константина, несмотря на то что последний искренне любил Польшу.
Высоцкий: спасибо, что живой
Стремление к независимости заставило радикальную часть офицерства перейти к решительным действиям. В 1819 году несколько польских офицеров создали Национальное масонское общество численностью около 200 человек, которое через год было преобразовано в Патриотическое общество — тайную организацию, имевшую поддержку как в дворянских, так и в церковных (католических) кругах. Патриотическое общество не было единственной организацией польских националистов: за рубежом Царства Польского, на землях самой Российской империи, где проживали поляки (в Вильне и Волыни), возник ряд законспирированных организаций.
Любопытно, что Патриотическое общество пыталось завязать контакты с декабристами, но не нашло с ними точек соприкосновения. В результате даже расследование по делу декабристов, по которому были арестованы сотни людей, едва причастных к их заговору, не обнаружили связей мятежников с польскими тайными обществами.
Решимость открыто выступить против России появилась у Патриотического общества после того, как в 1828 году Россия вступила в войну с Турцией — заговорщики рассчитывали, что царское правительство не сможет быстро перебросить доля подавления восстания армию, занятую на Балканах. Один из лидеров общества — Петр Высоцкий — договорился с другими тайными организациями убить императора Николая во время церемонии коронования его польской короной, назначенной на март 1829 года. Однако план осуществить не удалось: император Николай был благополучно коронован и стал польским королем.
Новое воодушевление охватило заговорщиков в августе 1830 года, когда пришли новости об успехах Июльской революции во Франции. Было спешно созвано собрание, перед которым был поставлен вопрос о немедленном восстании. Однако большинство заговорщиков высказались против такой поспешности: было очевидно, что усилиями одного офицерства поднять на борьбу солдат едва ли удастся — уж слишком похож был этот план на тот, который уже безуспешно опробовали декабристы. Было решено начать выступление после того, как удастся вовлечь в него генералитет армии. Это оказалось вполне реальной задачей: склонив на свою сторону нескольких генералов, заговорщики наконец начали подготовку к восстанию. Они видели поддержку народа — сепаратистские настроения давно уже охватили не только шляхту, но и интеллигенцию и даже значительную часть обычных горожан. В стороне от него оставалось лишь крестьянство.
Спасение цесаревича
Согласно плану Высоцкого, восстание должно было начаться вечером 29 ноября с одновременных поджогов в северной и южной частях Варшавы. Это был сигнал: с заревом пожаров планировались одновременно два события — польские студенты во главе с Людвигом Набеляком должны были войти в Бельведерский дворец и убить цесаревича Константина, а сам Высоцкий с отрядом подхорунжих должен был захватить русские казармы и обезоружить русских. Смерть Великого князя была необходима, чтобы обезглавить ту часть военных, которая сохраняла лояльность русским. Высоцкий уступил убийство Константина студентам из благородных соображений: солдату не подобает проливать кровь своего командира. Любопытно, что, подобно многим деятелям-националистам начала XIX века, Набеляк был фольклористом и исследователем истории своей страны: историку не терпелось войти в историю. После захвата арсенала заговорщики собирались раздать оружие народу.
План был прост и эффективен — заговорщики могли рассчитывать на поддержку 10 тысяч солдат против примерно 7 тысяч русских, многие из которых были к тому же уроженцами бывших польских областей. Однако с самого начало все пошло наперекосяк. Первый поджог произошел на полчаса раньше, чем нужно, второй вовсе не был осуществлен. Все же Высоцкий и Набеляк выступили согласно плану. Петр Высоцкий поднял подхорунжих словами: «Братья, час свободы пробил!», — и свыше 150 заговорщиков напали на казарму гвардейских улан. Набеляк с 18 студентами двигался к Бельведеру. Часть мятежников должна была подойти ко дворцу с фасада, другая — караулить тылы на случай, «если птичка вылетела бы в сад». К ним примкнул Валентин Витковский, бывший камердинер, служивший во дворце и хорошо знавший здание.
Мирный сон ничего не подозревавшего Константина был нарушен грохотом на первом этаже: разбив стекла в сенях и люстру (так и хочется добавить — «и запалив автомобильные покрышки», но это, разумеется, будет анахронизмом), заговорщики ринулись вверх по лестнице, к кабинету Великого князя. Константина попытался предупредить находившийся во дворце начальник варшавской полиции Любовицкий, успевший лишь крикнуть по-польски: «Худо, ваше высочество!», — но заговорщики ударили его штыком. Константин, возмущенный вторжением, собирался выйти из комнаты прямо навстречу мятежникам — и наверняка был бы убит, если бы не решительность его камердинера Фризе, который грубо оттолкнул Великого князя от двери и запер ее изнутри.
Тщетно пытались бунтовщики ногами и прикладами взломать дубовую, кованную железом дверь. Камердинер вывел Великого князя из комнаты через потайной ход, спрятав на чердаке. Окончательно спас его счастливый случай (счастливый, правда, лишь для самого Константина): стерегшие сад заговорщики схватили генерала Алексея Жандра, пытавшегося сбежать из дворца, — по ошибке его приняли за цесаревича. Заколов его ударами штыков, радостные мятежники закричали: «Великий князь убит!», — и их товарищи поспешили покинуть Бельведерский дворец.
Атака Высоцкого и его подхорунжих на казармы русских войск прошла удачнее: несмотря на то что их первый приступ был отбит, присоединившаяся к ним двухтысячная толпа студентов и рабочих ворвалась в казармы. Толпа растерзала шесть генералов, оставшихся лояльными цесаревичу (по ошибке был убит и один из тех генералов, что участвовали в восстании). Оружие из захваченного арсенала раздали народу. Деморализованные русские полки покинули Варшаву, оказавшуюся во власти восставших. Толпа грабила лавки и дома русских. «Впереди ехал верхом ксендз с обнаженною саблею в руке и возбуждал народ к восстанию; несколько пьяных простоволосых женщин шли, обнявшись с солдатами и чернью, посреди толпы. Все это пело, кричало; послышалось несколько близких выстрелов — весь дом дрожал от стука и топота; на небе виднелось в двух местах зарево от пожаров; звук набата раздавался в отдалении», — пишет один из свидетелей этой страшной ночи.
Окажись Константин решительнее, восстание можно было подавить в течение нескольких часов. Командующий артиллерий Гвардейского корпуса Даниил Герштейнцвейг предлагал цесаревичу взять город быстрой атакой, разогнав толпу, и принудить восставшие отряды к покорности. Однако Великий князь не хотел кровопролития — в дальнейшем он не раз выказывал свои симпатии к полякам, считая, что происшедшее — следствие их личной неприязни к императору Николаю. Кроме того, он был отчасти обманут нерешительностью или показной лояльностью польского руководства: так, Административный совет выпустил прокламацию, выражавшую сожаление о случившемся и призывавшую мятежников к повиновению. Великий князь, вероятно, искренне верил, что вскоре беспорядки улягутся.
Однако он ошибался. Вскоре после того, как русские войска покинули Варшаву, восстание охватило всю страну. Несмотря на то что цесаревича убить не удалось, мятежники считали, что победили: Варшава была очищена от русских войск. Мятежники создали Временное правительство, ставшее носителем власти. Возглавил совет князь Адам Чарторыйский — бывший друг Александра I, член Негласного комитета, а ныне глава сепаратистов. 25 января 1831 года польский сейм провозгласил независимость польского государства.
Осень империи
«Польская весна» длилась около года — такая продолжительность в немалой степени объяснялась тем, что для русского правительства восстание было неожиданностью и переброска армейских частей потребовала времени. Однако после того, как Николай I отправил в Польшу армию в 120 тысяч человек под командованием фельдмаршала Дибича, его судьба была решена. Заговорщики могли поставить под ружье лишь вдвое меньше народу. И тщетно Константин просил у Николая милосердия для восставших: «Пощада для них, дорогой и несравненный брат, и снисхождение для всех — это мольба брата, имевшего несчастие из послушания посвятить лучшую часть своей жизни на образование войск, к сожалению, обративших свое оружие против своей родной страны». Николай, правда, действительно выпустил прокламацию, где обещал простить мятежников, если те покорятся, освободят русских пленных, вернут оружие и восстановят Административный совет. Поляки ответили насмешками, и тогда царские войска приступили к боевым действиям. В сентябре 1831 года царская армия штурмом взяла Варшаву. Тысячи мятежников были отправлены в ссылку.
Николай наказал поляков, лишив их надежды на дарование независимости — конституция была упразднена, Царство Польское объявлено неотъемлемой частью Российской империи, а польская корона — наследственной короной русских императоров. Сейм был ликвидирован, главным руководящим органом Польши стал Административный совет, которым управлял наместник императора.
«Польская весна» неблагоприятно отразилась и на внутренней жизни самой России: испугавшись новых мятежей, Николай принял консервативную генеральную линию — вопрос об отмене крепостного права был снят с повестки, цензура ужесточена. В правящих кругах даже обсуждался вопрос о закрытии университетов, которые царь считал (и не без оснований) рассадниками революционных настроений. И даже несмотря на то, что университеты в итоге не были закрыты, образованию был нанесен тяжелый удар: правительство резко сократило число кафедр и студентов. К концу николаевского царствования в России на 50 млн населения насчитывалось всего 2900 студентов, то есть приблизительно столько, сколько обучалось, например, в Лейпцигском университете.
Историк Грановский писал о плачевных результатах этой политики: «Положение наше становится нестерпимее день ото дня. Всякое движение на Западе отзывается у нас стеснительной мерой. Доносы идут тысячами. Обо мне в течение трех месяцев два раза собирали справки. Но что значит личная опасность в сравнении с общим страданием и гнетом! Университеты предполагалось закрыть, теперь ограничились следующими уже приведенными в исполнение мерами: возвысили плату со студентов и ограничили число их законом, в силу которого не может быть в университете больше трехсот студентов. В Московском 1400 человек студентов, стало быть, надобно выпустить 1200, чтобы иметь право принять сотню новых. Дворянский институт закрыт, многим учебным заведениям грозит та же участь, например лицею. Для кадетских корпусов составлены новые программы. Иезуиты позавидовали бы военному педагогу, составителю этой программы. Есть от чего с ума сойти. Благо Белинскому, умершему вовремя. Много порядочных людей впали в отчаяние и с тупым спокойствием смотрят на происходящее». Так неудачное польское восстание ударило по самой России.
...
uljascha:
24.07.18 17:46
Всем хорошего дня и комфортной погоды.
У нас то духота и жара, то ливень, и не знаешь, что лучше.
Я тут немного спину потянула - ни сесть, ни встать, и дочка в институт поступала, было немного не до форума.
Но я тут, и, надеюсь, непременно все допишу.
Диана Казанцева писал(а):Ульяша, привет! Спасибо за письмо! Портреты шикарные! Первый рисунок очень понравился. Здесь у Романа взгляд открытый, спокойный. Варя и Андрей тоже получились симпатичными.
Спасибо,
Ди, за отклик. Мне понравилась карандашная обработка, а фотки да. долго искала, чтоб было то, что надо.
Диана Казанцева писал(а):А какое доброе, искреннее, наполненное добротой и заботой письмо от Ольги. Все так проникновенно, ощущение, будто подглядываю за чужой жизнью))
Оля у нас замечательная, а насчет подглядвания - не то слово, ты не подглядываешь. а просто смотришь, открыто)
Нефер Митанни писал(а): очень важно, чтобы лица героев "ложились" на их описание. Тебе это всегда удаётся. И наверное, у нас с тобой ещё и вкусы совпадают
Спасибо,
Нефер, за мнение, и рада, что лица легли на письма. Героя мне подарила Зоя (Черный Зайка), она сделала первую обложку к роману на свой вкус, и как по мне - попала в точку, а вот Варю я долго искала, а как посмотрела все фото актрисы, решила, что и Варя-маленькая будет она же, только вот то фото, что с косой - как раз 30-40-е годы, очень похоже. Андрея тоже поискать пришлось, и я не уверена, что это образ окончательный. Но собственно, тут он не особо нужен, а дальше - поглядим.
vika-i писал(а):хотя Роман с Варенькой знакомы только мимолетно, но как они смогли друг для друга раскрыться в своих письмах.
Да,
Вика, так бывает, что люди в письмах раскрываются, в дневниках, не зря столько изданной мемуарной переписки и дневниковых записей. Они позволяют лучше понять внутренний мир людей.
vika-i писал(а):Сейчас все общаются через интернет и мессенджеры. Все как-то набегу, поэтому не до душевности.
да, сейчас все второпях и наспех, а жаль. Не помню, писала ли уже, когда дети учились в младших классах, учитель литературы просил их летом вести дневники и писать ему письма, потом рассказывал 1 чсентября, что от кого получил, беседовал с ними. И мои до исх пор с некоторыми друзьями на бумаге переписываются.
Peony Rose писал(а):До чего ж трогательно Роман извиняется ))) И правда, хорошо бы Варе с теткой отдохнуть как следует, потом-то снова будут хлопоты да заботы...
И не говори,
Пиончик, дальше только заботы, хлопоты, но и счастье непременно.
La Sorellina писал(а):Привет,решила посмотреть,что тут и как. Присоединяюсь в читатели
Привет,
Лилечка, рада тебе и в этой теме. Оставайся с нами.
LadyRovena писал(а):как же хорошо, что тетушка выздоравливает, хватит уже смертей и несчастий!
Ой,
Евик, и не говори, хватит уже горя им обоим.
LadyRovena писал(а):Пусть Варенька отдохнет, а после поезжает к своей судьбе по имени Роман!
Спасибо большое за карандашные изображения героев!
да, он именно что ее судьба. Рада, что картинки понравились.
LadyRovena писал(а):Мда... немало жизней унесла эта дрянь - холера!
Холеру тогда лечить толком не умели, да и пришла она неожиданно, потому и смерти, и холерный бунт.
Нефер Митанни писал(а):Когда я прочла эту интереснейшую статью, мне захотелось взять с тебя пример Теперь даже как-то стыдно схалтурить и написать поверхностно.
Ой, вот только не надо меня на табуретку ставить)) Засмущала совсем. ну какой я пример, ты сама прекрасно пишешь, и у тебя есть чему поучиться. И за сюрприз спасибо.
vika-i писал(а):Ульяша, огромная благодарность за пояснения к части 28.
Ellen писал(а):Ульяша, спасибо за такие глубокие исторические справки.
Спасибо, девочки, что отметили. Я давно обещала, да все никак не могла до темы донести.
Сейчас еще письмо выложу, и до конца не так много осталось.
...