bazilika:
30.10.16 22:08
natashae:
31.10.16 14:00
lor-engris:
31.10.16 17:53
Ch-O:
02.11.16 14:06
kanifolka:
02.11.16 14:41
lor-engris:
02.11.16 15:22
Октябрь 2007 г.
аршрутки всё не было. Катя подняла повыше воротник ветровки, чтобы спрятать озябший кончик носа и не чувствовать манящего аромата, который раздавался с новой силой всякий раз, когда кто-нибудь открывал дверь мини-кофейни. Не чувствовать и не соблазняться понапрасну, ведь один стаканчик такого чуда стоил примерно столько же, сколько треть пачки хорошего растворимого кофе, а с поиском подработки у Кати по-прежнему складывалось не очень.
Поиск был – результата не было.
По прозрачно-синей крыше автобусной остановки стучал дождь, как шаман стучит в барабаны. Еще и притоптывал, кажется, в одному ему понятном ритме вечного своего ритуала: монотонно, почти убаюкивающе, но иногда – резко, даже звонко.
Дождь шел третий день, не прекращаясь. Лужи разливались в маленькие моря. Двор раскис до такой степени, что порой невозможно было поднять ногу из-за налипших комьев грязи. Ко всему привычная Жу решала проблему просто: выходя из дома, цепляла на обувь плотные голубые бахилы, на входе в учебный корпус снимала их и выбрасывала, внутри – меняла на новые и бежала навстречу знаниям. Неважно, как ты при этом выглядишь со стороны. Главное, что обувь потом сухая и чистая.
Кате «бахиловый метод» не подошел. На нее странно косились хмурые «остановочные» люди, а на бегу с непривычки и вовсе можно было поскользнуться. Подаренные мамой бежевые полусапожки были с сожалением убраны в шкаф до окончания сезона дождей, а носить красивый осенний плащ с кроссовками некрасиво...
Чтобы не думать о грустном и скоротать время ожидания, Катя достала из кармана телефон. Набрать мамин номер, в отличие от отцовского, можно в любое время, с шести утра до десяти вечера. Три раза в день: утром, непосредственно после пар («Мам, я дома, у меня все хорошо, как у вас?») и перед отходом ко сну – пожелать «спокойной ночи».
Раз в неделю Катя обязательно звонила сестре, рассказывала, что успело с ней произойти, и выслушивала лекцию о том, как надо жить в большом городе. Делала вывод, что она, Катя, по мнению Ксанки, живет отвратительно. Глупо живет, нерационально, бестолково и скучно. И успокаивалась почему-то: значит, всё-таки правильно.
Так уж было заведено, что секретов от семьи у нее не имелось по определению. Не считая безответной влюбленности в одноклассника Женю Гладкова (безответную влюбленность всё же принято переживать самостоятельно, с печальными вздохами и проникновенными взглядами из-под ресниц на обожаемый объект, когда он не видит), Катя делилась с мамой всем. Рассказывала о Жу, о хозяйке, о Зое-Занозе, о лекциях и о бесконечных пробках. О том, что собирается приготовить на ужин. И о том, что она, кажется, нравится Максиму Мандрику – старосте их группы. Тому самому, с аппендицитом. Вернее, уже без. Кате интересно с ним общаться, а Максим после очередного старостата сначала рассказывает новости ей, а потом уже собирает группу. Сегодня вот предложил вместе пойти в кино на выходных... Сходить, мам?
Мама хвалила Катю и всегда ею интересовалась. Переживала, когда приходилось затемно возвращаться домой, но в целом – нет. Катя не давала повода за себя волноваться. Тем более что на семинарах ее и еще нескольких ударников труда ставят в пример, а по многим предметам уже назревают вполне реальные «автоматы». Не понадобились даже белые розы: преподавательница оказалась строгой, но справедливой, а Лужина выучивала темы по семейному праву от и до. Впрочем, как и все остальные темы. Сухой язык нормативных актов и цифр вообще легко ей давался.
Катя полюбила большой город с его вечными стройками-перестройками и темпераментом подростка, у которого явно не все дома. Научилась занимать «правильные» места в задней части маршрутки, где можно сидеть и смотреть в окно, не боясь, что тебя потревожат. Огни вечернего города настраивали на сентиментальный лад. Кате нравилось чувствовать себя частью всего этого. Хорошо, когда есть куда и к кому возвращаться, особенно если у Жанны нет дежурства в больнице или чересчур поздних пар, а сегодня ее очередь готовить ужин. Катину стряпню пока можно было есть через раз – либо от очень голодной жизни после изнуряющего цикла по акушерству.
И всё же... Иногда, особенно по ночам, прислушиваясь к шелесту страниц в комнате соседки и хлопанью дверцы холодильника (или когда Жу не ночевала дома), Катя думала о том, что ей хочется... другого. Как будто для полноты картины не хватает чего-то важного.
Она очень скучала по родным, но еще больше – по человеку, о котором не имела пока не малейшего представления. Знала только, что он есть на свете, должен быть обязательно. Люди встречаются, влюбляются, создают семьи. И она тоже встретит, полюбит и создаст, со временем... Вот только нежных объятий, признаний и поцелуев хочется уже сейчас!
Интересно, как это – целоваться? Когда пытаешься представить, получается нечто, от романтики далекое. Даже с Женей Гладковым, Максом Мандриком или... Толиком Суворовым. Как любит повторять Жанна, не узнаешь, пока сама не попробуешь.
Катя спасалась учебой. Книжку по криминалистике под нос, и никакого тебе трепета. Или взять хотя бы анализ криминальной хроники прошлых лет. Там порой такие «прецеденты» встречаются, что хочется сразу податься в адвокаты по бракоразводным делам. Хотя...
Катя знала, что в некоторых газетах за милую душу печатают ерунду, лишь бы пощекотать нервы читателей. Потому что не бывает такого в жизни. Не бы-ва-ет.
--------
Жу вернулась рано. Катя успела выпить чаю, поставить на плиту кастрюльку с борщом и загрузить вещи в стиральную машину, как в дверь пару раз громко стукнули пяткой.
Вариантов было два: либо у Жанны заняты руки, либо она снова не взяла ключи.
Соседка ввалилась в квартиру не одна. Катя сначала не поверила, даже включила свет в прихожей, однако выглядывающая из любимого полосатого шарфа Жанны собачья голова, измочаленный оранжевый поводок, который Жу перебросила через локоть, и ни с чем несравнимое амбре мокрой псины определенно не могли померещиться.
– Привет, – будничным тоном сказала Жанна, без помощи рук стряхивая на пол ботинки. – Катюш, ты не думай, я не специально, честное слово! Объявления напишу, завтра пойду расклеивать. Представляешь, она, бедная, поводком за ветку зацепилась, а там лужи, машины... Да, сладик?
Жу дунула в любопытную морду. Морда чихнула и спряталась.
– У нас есть пожрать что-нибудь съедобное?
– Только твой борщ. Без мяса, – уточнила Катя, не успевшая соскучиться по собачьей шерсти. На ковре, на одежде, в тарелках с супом – везде, куда теоретически могла бы попасть шерсть, она и попадала. – Молоко, хлеб, сухари, картошка, рис...
– Понятно. Тогда вытри ее, пожалуйста, а я сбегаю в магазин.
Лужиной в руки сунули грязный клокочущий шарф, зачем-то вручили поводок, кое-как обулись и хлопнули дверью.
Катя осторожно, без резких движений, опустила жертву потопа на линолеум. Приученный Лорд после каждой прогулки терпеливо сидел и ждал, пока ему вытрут лапы, а процедуру мытья своей сорокакилограммовой туши выносил с грустью на умной морде, но с должным смирением.
Новая же подруга Жанны, как бывалая иллюзионистка, выпуталась из шарфа и со всех лап припустила в Катину комнату. Выкурить ее из-под кровати можно было только чудом. Из коридора протянулась цепочка бледных, но красноречивых собачьих следов. Мыть полы придется хоть так, хоть так. И наверняка ковер в комнате... Ну, Жанна!
– Блин, зараза. – Катя оглянулась на тяжелую швабру и, смилостивившись, взяла длинную бамбуковую палочку, которой Матильда Сергеевна наказала им поправлять шторы на кухне. – Вылезай оттуда, кому говорят! Ой...
Бамбуковая палочка исчезла под кроватью, и грозное рычание сменилось хрустом.
– Зараза, – с досадой повторила Катя. – Бедные твои хозяева. Не удивлюсь, если они нарочно тебя выпустили, а потом такие: «Ой, убежала! Какая досада!»
– Р-р-р... Хрс! – ответили ей. – Хрм-хрм-хрм.
На плите вскипел борщ, и Катя, махнув рукой на страдания бамбуковой палочки, ушла обедать.
Жанна вернулась только через полчаса, зато с пакетом сухого собачьего корма, жестяной миской и резиновой костью-пищалкой. У Лорда была похожая кость. Очень громкая.
– Смерти моей хочешь?! – ужаснулась Катя.
Жу непонимающе развела руками, посмотрела на корм.
– Я же ее буду кормить, а не тебя. В магазине сказали – хороший...
– Жан, давай отнесем ее обратно, а? Пожалуйста! Вдруг хозяева уже ищут.
– По такому ливню? Вряд ли.
Кое-как пристроив в свободном углу свои покупки, Жанна наспех ополоснула руки и цапнула из кулька на столе сухарь. Захрустела, очень напоминая небезызвестное животное, которое прямо сейчас под Катиной кроватью доедало бамбук.
– Катюш, это на недельку, не больше, честно-честно! Если сразу не позвонят – до прихода нашей бабуськи протянем и что-нибудь придумаем. Клянусь, гулять с ней буду сама!
– Угу. – Катя налила соседке борща, достала сметану. – Ты не разглядела, она хоть породистая?
Жу задумалась и макнула сухарь прямо в сметанную банку.
– Похожа на таксу, но какая-то не такая. Может, помесь?
– Гибрид, – хмыкнула Катя. – Учти, таксы роют. Прощай ковры, привет соседям снизу.
– Не переломятся, – отмахнулась Жанна. – Слушай, Кать, а собака-то где?!
На этот раз в ход пошло всё, в том числе швабра, корм и кость-пищалка. Но вылезла террористка только вечером, предварительно заложив под кроватью вонючую «бомбу». Правильно, кому понравится сидеть на минном поле?
Кате не хватило цензурных слов, и она пыхтела, глядя, как Жанна воркует над выкупанной, накормленной и поигранной помесью. Естественно, несчастную собачку простили сразу, списав всё на магнитные бури и пережитый стресс!
– Я буду звать тебя Манюркой, – решила Жу.
Сытая помесь не возражала. Она спала.
Наядна:
02.11.16 15:43
Peony Rose:
02.11.16 16:19
Ирэн Рэйн:
02.11.16 18:03
Nadin b:
02.11.16 18:17
llana:
02.11.16 19:23
ishilda:
02.11.16 23:45