linde:
И.А.Бунин.
В СИЦИЛИИ
Монастыри в предгориях глухих,
Наследие разбойников морских,
Обители забытые, пустые,-
Моя душа жила когда-то в них:
Люблю, люблю вас, келии простые,
Дворы в стенах тяжелых и нагих,
Валы и рвы, от плесени седые,
Под башнями кустарники густые
И глыбы скользких пепельных камней,
Загромоздивших скаты побережий,
Где сквозь маслины кажется синей
Вода у скал, где крепко треплет свежий,
Соленый ветер листьями маслин
И на ветру благоухает тмин!
1 августа 1912
procterr:
Antoine Blanchard. Notre Dame, Paris
Максимилиан Волошин
Дождь
В дождь Париж расцветает,
Точно серая роза...
Шелестит, опьяняет
Влажной лаской наркоза.
А по окнам, танцуя
Всё быстрее, быстрее,
И смеясь и ликуя,
Вьются серые феи...
Тянут тысячи пальцев
Нити серого шелка,
И касается пяльцев
Торопливо иголка.
На синеющем лаке
Разбегаются блики...
В проносящемся мраке
Замутились их лики...
Сколько глазок несхожих!
И несутся в смятенье,
И целуют прохожих,
И ласкают растенья...
И на груды сокровищ,
Разлитых по камням.
Смотрят морды чудовищ
С высоты Notre-Dame.
Татианна:
Н.М.Рубцов
Тихая моя родина
В. Белову
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
– Где тут погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу. —
Тихо ответили жители:
– Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!..
Время придет уезжать —
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
1964
Victoria:
Потрёпанный одесский старый двор
Потрёпанный одесский старый двор,
Мелодию нащупывая скрипом,
Семи ветрам объятья распростёр:
Шальным, залётным, бесшабашным, сиплым.
И тает незатейливый мотив
По-доброму, по-свойски, по-житейски,
Разумно, с тактом, с чувством совместив
Мелодию Успенской и Еврейской.
Мой старый двор, который век поёт
Тепло, светло, знакомо, колыбельно.
И сердце тихо ёкает моё,
Скрипучей потревоженное дверью.
Евгений Голубенко
Victoria:
Белградский мотив
Мне снятся Белграда ночные проспекты,
Молочно-неоновый свет фонарей,
Текучей толпы разноплановый вектор
И шепот ласкающих ухо дождей.
Мне снятся больших ресторанов витрины,
Скользящие взгляды «ночных мотыльков»,
Свободных художников снятся картины,
Дунай в обрамленье гранитных оков.
Мне снится волнующие запах сигары,
Старинных усадеб дубовый паркет,
Дух древних церквей, аромат кофеварок,
Сидящий в миноре белградский поэт.
Мне снится, что я тебя снова теряю
И в шумной толпе твое имя зову,
И снам своим снова надежду вверяю
Увидеть тебя не во сне – наяву.
Татьяна Кушнарева
Вален-Тинка:
Название стихов «Странный город» побудило объединить их и картины Константина Куземы.
Зайдя на сайт художника увидела, что и у него есть серия картин « Глючный город»
Кузема Константин. Мелодии Петербурга.
Странный город
Санкт-Петербург – гранитный город,
Взнесенный словом над Невой,
Где небосвод давно распорот
Адмиралтейскою иглой!
Как явь, вплелись в твои туманы
Виденья двухсотлетних снов,
О, самый призрачный и странный
Из всех российских городов!
Недаром Пушкин и Растрелли,
Сверкнувши молнией в веках,
Так титанически воспели
Тебя в граните и в стихах.
И майской ночью в белом дыме,
И в завываньи зимних пург
Ты всех прекрасней, несравнимый
Блистательный Санкт-Петербург!
Николай Агнивцев
Кузема Константин. Египетские ночи. Казанский собор со стороны Екатерининского канала
Lotos-spring:
Андрей Белый
ПЕПЕЛ
РОССИЯ
ОТЧАЯНЬЕ
3. Н. Гиппиус
Довольно: не жди, не надейся -
Рассейся, мой бедный народ!
В пространство пади и разбейся
За годом мучительный год!
Века нищеты и безволья.
Позволь же, о родина-мать,
В сырое, в пустое раздолье,
В раздолье твое прорыдать:-
Туда, на равнине горбатой,-
Где стая зеленых дубов
Волнуется купой подъятой
В косматый свинец облаков,
Где по полю Оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом,
И в ветер пронзительно свищет
Ветвистым своим лоскутом,
Где в душу мне смотрят из ночи.
Поднявшись над сетью бугров,
Жестокие, желтые очи
Безумных твоих кабаков,-
Туда,- где смертей и болезней
Лихая прошла колея,-
Исчезни в пространстве, исчезни,
Россия, Россия моя!
linde:
ЦЕЙЛОН
Окраина земли,
Безлюдные пустынные прибрежья,
До полюса открытый океан...
Матара — форт голландцев. Рвы и стены,
Ворота в них... Тенистая дорога
В кокосовом лесу, среди кокосов —
Лачуги сингалесов... Справа блеск,
Горячий зной сухих песков и моря.
Мыс Дондра в старых пальмах. Тут свежей,
Муссоном сладко тянет, под верандой
Гостиницы на сваях — шум воды:
Она, крутясь, перемывает камни,
Кипит атласной пеной...
Дальше — край,
Забытый богом. Джунгли низкорослы,
Холмисты, безграничны. Белой пылью
Слепит глаза... Меняют лошадей,
Толпятся дети, нищие... И снова
Глядишь на раскаленное шоссе,
На бухты океана. Пчелоеды,
В зелено-синих перьях, отдыхают
На золотистых нитях телеграфа...
Лагуна возле Ранны — как сапфир.
Вокруг алеют розами фламинго,
По лужам дремлют буйволы. На них
Стоят, белеют цапли, и с жужжаньем
Сверкают мухи... Сверху, из листвы,
Круглят глаза большие обезьяны...
Затем опять убогое селенье,
Десяток нищих хижин. В океане,
В закатном блеске,— розовые пятна
Недвижных парусов, а сзади, в джунглях,—
Сиреневые горы... Ночью в окна
Глядит луна... А утром, в голубом
И чистом небе — коршуны браминов,
Кофейные, с фарфоровой головкой:
Следят в прибое рыбу...
Вновь дорога:
Лазоревое озеро, в кольце
Из белой соли, заросли и дебри.
Все дико и прекрасно, как в Эдеме:
Торчат шипы акаций, защищая
Узорную нежнейшую листву,
Цветами рдеют кактусы, сереют
Стволы в густых лианах... Как огонь
Пылают чаши лилии ползучей,
Тьмы мотыльков трепещут... На поляне
Лежит громада бурая: удав...
Вот медленно клубится, уползает...
Встречаются двуколки. Крыши их,
Соломенные, длинно выступают
И спереди и сзади. В круп бычков,
Запряженных в двуколки, тычут палкой:
«Мек, мек!»— кричит погонщик, весь нагой,
С прекрасным черным телом... Вот пески,
Пошли пальмиры — ходят в синем небе
Их веерные листья,— распевают
По джунглям петухи, но тонко, странно,
Как наши молодые... В высоте
Кружат орлы, трепещет зоркий сокол...
В траве перебегают грациозно
Песочники, бекасы... На деревьях
Сидят в венцах павлины... Вдруг бревном
Промчался крокодил, шлеп в воду —
И точно порохом взорвало рыбок!
Тут часто слон встречается: стоит
И дремлет на поляне, на припеке;
Есть леопард,— он лакомка, он жрет,
Когда убьет собаку, только сердце;
Есть кабаны и губачи-медведи;
Есть дикобраз,— бежит на водопой,
Подняв щетину, страшно деловито,
Угрюмо, озабоченно...
Отсюда,
От этих джунглей, этих берегов —
До полюса открыто море...
27 июня 1916
Иван Бунин.
Татианна:
Сухуми, здравствуй! Как живётся?
О, как прекрасен облик твой!
Часочек у тебя найдётся,
Чтоб побеседовать со мной-
На самой-самой той вершине
Сухумской царственной горы,
Где, словно в сказочной корзине,
Природы и людей дары!..
Здесь рано утром лучи солнца
Всех раньше для меня взойдут,
И на закате улыбнётся
Мне солнце лишних пять минут.
Отсюда виден весь мой город
В зелёной тишине садов
И синий полуостров моря,
Омытый волнами домов.
В чащобе мирной, где деревья
По пояс в луговой траве,
Найдёт отраду, вдохновенье
Мой друг-напарник-соловей.
Сюда под вечер молодую
Подружку парень приведёт,
Улыбки их, и поцелуи,
И звон цикад ночь напролёт...
Вот здесь, между землёй и небом,
Хочу я встретиться с тобой,
А потому, где бы я ни был,
К тебе вернусь, Сухуми мой!...
Л. Джахая
Erina:
Тбилисское наводнение
Разверзлись небесные хляби
И ринулись вниз на Тифлис.
Гремящим сверканием сабель
Наполнилась тёмная высь.
Небесные хляби разверзлись
И улицы, как русла рек,
Несли поверх сточных отверстий
Воды небывалый разбег
К Куре и Кура принимала
Нежданных притоков напор,
И вторглась в квартал Ортачала
С лавиной набежников с гор.
И пять людей пали их жертвой.
Дитя в числе коих, Бог мой,
Крещеное за день до смерти
В купели с живою водой.
Верат Олоз
Татианна:
Слова песни Нью-Йорк Нью-Йорк (Song Lyrics):
New York, New York
(поэтический перевод
с попыткой сохранения ритма):
Ах, новость-не ждет!
Спешите узнать:
Дорога зовет-
Мне пора уезжать!
Частицей того,
чьё имя - Нью-Йорк,
чье имя - Нью-Йорк
Хотел бы я стать!
Чтобы в паре
Изношенных туфель
В самом центре
Нью-Йорка шагать!
Как кабан ищет лакомый трюфель,
я ищу себя там, где не спят!
Пусть меня этот город разбудит!
Как король, я воссяду на трон.
Чтобы все эти разные люди
Слали мне восхищенный поклон!
Город блюза и грусти оставлю,
Пусть скучает теперь без меня.
Я судьбу новый шанс дать заставлю!
Вновь,в Нью-Йорке поверю в себя!!
Я стартую в том самом Нью-Йорке,
Если он мне позволит начать...
Если я: в призовой уже тройке-
Я хочу только - первым стоять!!!
Если здесь я смогу состояться,
То нигде мне не будет преград!
Надо слишком желать и стараться
Фаворитом твоим стать я рад!
Все зависит от вас, Мистер старый Нью-Йорк,
Ну ж, смелее вперед: в Нью-Йорк, в Нью-Йорк!
Юлия Гайд
Erina:
Небо Неаполя
Нахмурил брови спящий великан,
Давно уж исполин не просыпался,
Но только лишь никто не сомневался:
На откуп весь залив Тирренский дан.
Немало пролетело столько лет,
Когда Везувий бомбою взорвался,
Все думали - закончен белый свет:
Помпея пала, род людской прервался.
Но вот покой вернулся в города,
Неаполь светлым заревом встречает,
Вулкан лишь курит трубку иногда
И о былом своём напоминает.
Раскрашены все крыши под морковь,
А Яхты чуть у берега качает,
Любимый порт, ты вечная любовь,
Моя душа всегда здесь отдыхает.
Толпа зевак и чаек громкий крик
И всё идёт как будто бы по кругу,
Но здесь особый колорит стоит,
Явившийся неведомому другу.
Неаполь был всегда на высоте,
Не уступал Парижу и Мадриду,
Недаром вдруг проснувшись в полутьме
Все ахнули открывшемуся виду.
На месте старого базара у порта
Дворец раскинулся шикарнее Версаля,
Там были непреступные врата
И женщины прекрасные из шаля.
Но посмотрев на роскоши дворцов,
Мы сядем в распрекрасную регату,
И уплывём от гениев творцов
В покрытый дымкою прибрежному закату.
В туман пусть будет этот остров взят,
Мы перейдём к нему по лунному мосточку,
На память Капри будет с нами снят,
На этом можно будет ставить точку.
Неаполь, 2010г
© Copyright: Борис Гарбуз
Татианна:
Маленькая, галантная
манит меня Голландия –
старенький Амстердам;
радужными тюльпанами,
пивом, сырами пьяными,
площадью дамб и Дам.
Мельницами, что крестятся –
молятся на окрестности,
бьются о ветер лбом;
и фонарями красными,
где вас полюбят "разные" –
на языке любом.
Манит меня каналами –
долго по ним гоняли мы,
вспомнив и Петербург;
слава алмазов, готика,
вольность твоя – наркотики,
смелость голландских бур.
Манит меня как первая
в доме моём империя –
этого не предам:
маленькая Голландия
выстроила – наладила
город Нью-Амстердам.
М.Этельзон
linde:
Иосиф Бродский
Голландия есть плоская страна,
переходящая в конечном счете в море,
которое и есть, в конечном счете,
Голландия. Непойманные рыбы,
беседуя друг с дружкой по-голландски,
убеждены, что их свобода - смесь
гравюры с кружевом. В Голландии нельзя
подняться в горы, умереть от жажды;
еще трудней - оставить четкий след,
уехав из дому на велосипеде,
уплыв - тем более. Воспоминанья -
Голландия. И никакой плотиной
их не удержишь. В этом смысле я
живу в Голландии уже гораздо дольше,
чем волны местные, катящиеся вдаль
без адреса. Как эти строки.
1993
Татианна:
Ты помнишь: вечер на мосту,
Цветные огоньки на Темзе.
И в синем небе звездный вензель,
И Лондонскую пустоту?
Ты помнишь горькую любовь,
Признания на Пикадилли?
Страстней испанской сегидильи
Томила вздернутая бровь.
Над Лондоном расцвел туман
О не диковинная-ль роза!
Вся жизнь - таинственная проза
И обычайнейший обман.
В такой обыкновенный час
Душа, плененная любовью -
Твоей изогнутою бровью -
Не о звезду ли обожглась?
И город, где цветет туман,
Стал навсегда своим и милым:
Там плачет, прислонясь к перилам,
Душа, сошедшая с ума.
Глеб Струве