Нефритовые истории бухты наслаждений

Её смех, слёзы, облегчение, которое Райс увидел на красивом лице, - всё это окончательно уверило его в том, что она останется рядом. Не сбежит, не скажет ему, что он идиот, не покинет его, оставив Саймону лишь горечь сожаления. Фиона... Теперь он знал имя своей прекрасной леди, которую хотел до беспамятства. Знал, что будет выдыхать, когда она - в этом он не сомневался - будет намеренно долго мучить его. Наслаждением, от которого кровь будет вскипать в венах. Всё это будет потом. Он научит её многому. Получать удовольствие и дарить его в ответ. Сходить с ума от близости своего мужчины. Как и он сам сходил с ума от её близости. У них впереди много времени на всё. Вся жизнь. Но сейчас у Райса была одна неутолённая потребность. Приземлённая, жадная, слепящая. И у Фионы не было ни единого шанса на то, чтобы от него спастись.

- Нет. Больше никаких Аврор, Жози или Гордонов. Сегодня ты будешь наконец той, кого я захотел, кажется, едва увидев. Моей и только моей Фионой.
Он успел подумать о том, что во всём случившемся есть несколько деталей, которые не дают ему покоя. Но прикосновения её нежных рук, которые доставляли ему столько мук от неутолённого желания, стёрли все мысли кроме одной - сегодня и сейчас он должен обладать Фионой.

Саймон стиснул зубы, напоминая себе о том, что он должен быть сдержаннее. Хотя, ему до боли в теле хотелось сорвать с Фионы все мешающие тряпки и овладеть ею быстро и грубо. Для начала. Но он не имел права поступать с ней так. Для этого у них будет время. Позже. Теперь осталось только молить бога, чтобы он дожил до этого "позже". Ибо каждая секунда промедления довершала то, что начинала предыдущая - сжигала его дотла. Он сделал шаг назад, увлекая за собой Фиону. Ещё один, пока не наткнулся на массивный стол. Развернулся, одновременно смахивая рукой всё, что на нём стояло и усаживая на лакированную поверхность Фиону. Руки яростно срывали с неё одежду, слышался треск от разрываемой ткани, который доносился до Райса словно издалека. Он снова жадно целовал Фиону, и теперь мучительная нежность уступила неистовой страсти, перед которой больше не осталось преград. Сам Райс так и остался облачённым в истерзанную одежду, но не торопился снимать её, наслаждаясь контрастом. Оставив на Фионе только чулки с подвязками, Саймон отступил на шаг, стараясь совладать со сбившимся дыханием. Она была невероятно красива. Полностью обнажённая, с раскрасневшимися щеками и припухшими губами.
- Не закрывайся, - хрипло велел он, предвосхищая вероятность того, что Фиона захочет прикрыться руками. - Ляг и разведи ноги. Как можно шире. Только для меня. Пожалуйста.
Последнее слово прозвучало как приказ. И одновременно - мольба. Ему было необходимо видеть ею всю. Знать, что она принадлежит лишь ему. И обладать ею. Но было не время. Он хотел быть измученным Фионой и собственными промедлением, на которое добровольно себя обрёк. Она исполнила его просьбу и Райс опустился на колени перед нею, кладя ладони на бёдра Фионы и с силой сжимая их. Намеренно причиняя боль. Она должна была знать, что, несмотря на то, что на коленях стоит именно он, власть находится в его руках. Наклонившись, Саймон провёл языком между влажных складок её лона, едва не застонав от терпкого вкуса. Услышав стон, ухмыльнулся прежде чем начать ласкать Фиону ртом. Сначала медленно и нежно, после - ускоряя темп. Он хотел подготовить её к тому, что вскоре окажется в ней. Но не дать возможности кончить. Райсу было необходимо знать и чувствовать, что Фиона находится на грани и хочет ещё.
Только его.
Только с ним.
Всегда.
- Поласкай грудь, сама, - шепнул он, немного отстраняясь, но продолжая удерживать её бёдра широко разведёнными, чтобы она не сводила их несмотря на то, что он с ней делал. - Смелее, сладкая.
Она действительно была сладкой. И очень горячей и влажной. Райс снова стал ласкать её, опять намеренно нежно и медленно, пока не почувствовал, что ещё несколько движений и Фиона кончит. Поднявшись на ноги, он наклонился, оказываясь между её разведённых ног. Обтянутый тканью бриджей член оказался прямо возле её лона. Саймон наклонился, целуя Фиону, делясь с ней её же вкусом. Терпеть и дальше эту муку не было сил. Сорвав с себя одежду, Райс рывком придвинул девушку ближе к краю и резко вошёл в неё до основания. Замер, от того, какая она горячая и тесная, давая привыкнуть к тому, что она получала впервые.
- Я люблю тебя, моя несносная леди, - шепнул он, положив ладонь на живот Фионы и начиная поглаживать большим пальцем напряжённый клитор. - Люблю...
А дальше Саймона не стало. Он превратился в животное, главная потребность которого была подчинить, взять и дать невыносимое и болезненное удовольствие. Он задвигался быстро и резко, насаживая Фиону на себя, оказываясь так глубоко, как это возможно. И выплёскивая тем самым всё то, что жило в нём с того самого момента, как он подошёл к своей прекрасной и дерзкой леди.
_________________

Без лишних слов Адам молниеносным движением кинжала разрезал опутывавшие Эби веревки и, подхватив девушку на руки, понес в свою каюту. В этот момент он не мог думать ни о чем, кроме того, как овладеет ею. Все мысли о мести, нелепые обиды и прошлые переживания остались где-то за чертой ее слов "возьми меня, Джек". Теперь было только одно - невыносимое, нестерпимое вожделение. А от того, как ее пухлые губы произносили эти неприличные слова, он окончательно обезумел, хотя думал, что уже давным-давно дошел до этой точки.
Герцог-пират положил Эбигейл на койку в углу каюты и, не в силах больше терпеть, освободился от штанов и задрал ей юбку. Нависнув над девушкой, он сорвал с ее глаз повязку и прорычал:
- Смотри на меня, Эби. Не смей закрывать глаз. Я хочу, чтобы ты навсегда запомнила, как тебя будет трахать Черный Джек. Чтобы не смела представлять никого другого на моем месте!
Он взял ее руку и положил на свой член, жаждая ее прикосновения и ласки.
- Трогай меня, Эби... вот так... - тяжело выдохнул он сквозь зубы, почувствовав ее прикосновение к своей плоти. Это было невыносимо сладко и он понял, что способен взорваться в ее руке в тот же миг. Но не этого он хотел. Он хотел ее.
Адам отстранил маленькую ладошку и потянулся рукой к ее лону. Он знал, что она уже готова для него - по тому, как она дрожала, по тому, какой влажной была. Он снова коснулся пальцем ее клитора и проскользил к самому входу во влагалище. Медленно вставил туда один палец и застонал от того, как жадно она обхватила его. Еле сдерживаясь от того, чтобы в тот же момент не войти в нее, заменив палец членом, он принялся двигать им внутри нее до тех пор, пока не вызвал у Эби стон. И вот тогда он окончательно потерял контроль.
Ричфилд уже совершенно не думал о том, что перед ним девственница, он был вообще не в состоянии думать. Весь и полностью он превратился в наэлектризованный комок вожделения. Он не мог больше ждать. Он и так ждал слишком долго!
- Теперь, Эби. Сейчас. И помни, что я тебе сказал - смотри на меня, пока я тебя трахаю!
Адам убрал палец и резко вошел в девушку, одним стремительным движением преодолев девственную преграду. Немного помедлил, давая ей возможность привыкнуть к его вторжению, а себе - возможность оттянуть развязку, хотя готов был кончить едва войдя в нее. Он подтянул Эби к себе и впился в ее губы поцелуем, яростным и безумным, как его желание обладать ею. Его руки взялись за края ее корсажа и разорвали его на две половины, освобождая грудь Эбигейл. Он касался ее груди властно, утверждая тем самым свое уникальное право на это. Его язык у нее во рту совершал безумный танец и в такт движениям языка он начал двигаться в ее тесных глубинах. Его загрубевшие пальцы играли с ее сосками - обводили, тянули, поглаживали. Когда он уже оказался не в силах терпеть, его руки опустились на ее бедра и он стал в бешеном ритме насаживать ее на себя, пока не наступил взрыв. С мучительным хрипом он кончил прямо в нее.
Какое-то время у него перед глазами стояла чернота. Он словно умер и попал в какое-то пространство, в котором не было ничего, кроме его рваного дыхания. Когда оно выровнялось, он понял, что снова может видеть. Свои руки, отчаянно вцепившиеся в бедра Эби, наверняка причинявшие ей тем самым боль. Ее опухшие от его поцелуев губы. И свое обезумевшее отражение в зеркале.
Вот и все. Он сделал то, что хотел. Он взял Эби, взял ее невинность, утвердил свое право на нее. А дальше... он не мог думать об этом. Он просто хотел любить ее.
Адам встал, нашел тряпку и намочил ее в кувшине с водой. Вернулся к Эби, стер с ее бедер кровь. Отбросил тряпку и понял, что на одном разе остановиться не в состоянии. Да он никогда и не думал, если быть честным, что сможет успокоиться, когда трахнет ее. Ему всегда будет мало.
Ричфилд окончательно освободил от одежды себя и ее, и снова склонившись к губам Эби, смял их своими, и так, сантиметр за сантиметром, начал опускаться поцелуями ниже. Он целовал ее грудь, жадно втягивал в рот ее соски. Он обводил языком ее пупок. Он лизал, сосал, прикусывал ее клитор до тех пор, пока не почувствовал, как тот пульсирует. И тогда он снова вошел в нее, самозабвенно погрузившись в ощущения, которые могла дать только она - его Эби. Такая невинная. Такая желанная.
_________________

Грейс говорила, а он молча ей внимал и просто чувствовал себя счастливым от того, что она рядом; от того, что любит его - такого неидеального, с таким дурным прошлым; даже от того, что в тот день, уже более трех недель назад, на него напали, ведь иначе он бы не встретил ее. А без нее он больше не мыслил своей жизни. И он бы прошел все самое тяжелое еще миллионы раз, пережил бы все, что угодно, лишь бы знать, что в конце сложного пути его будет ждать она. Самая нежная, самая прекрасная, самая неповторимая. Его единственная.

- Грейс, - улыбнулся он и удержал ее, - Страдать я буду без тебя. Но только не по твоей вине. - Он поцеловал ей руку и взглянул в глаза, согревая своим взглядом, обещая и грех, и рай. - Мы вернемся, но ты должна знать - я не позволю ничему и никому помешать нам быть вместе. Ни Богу, ни черту, ни людям. Я добьюсь развода, я похищу тебя и увезу в другую страну, я пойду на скандал, потому что когда ты рядом - я могу все. Кроме одного. Я не могу тебя потерять. - Он коснулся целомудренным поцелуем ее лба, как бы ему ни хотелось большего. Но пока он считал себя не вправе на это. До тех пор, покуда его имя не защитит ее от всех бед и кривотолков.
Гэбриэл подсадил Грейс в седло и близость ее тела, прикосновение к ней, стали для него немыслимым искушением. Но он сделал в своей жизни слишком много ошибок, слишком много дурного, а для Грейс хотел только лучшего. Он не запятнает ее чести.
По дороге на пикник они встретили друга Гэбриэла - Натана, графа Хелмсли, и герцог представил ему Грейс как свою подопечную. Натан только брови удивленно вскинул, заметив, какими взглядами они молчаливо обмениваются, но ничего не сказал.
Проезжая мимо одной из беседок, Гэбриэл услышал обрывок разговора. Узнав голоса, он вскинул руку, прося Грейс и Натана о молчании. Они замерли и в наступившей тишине до них донеслось:
- Чертов ублюдок! Он жив! Явился вчера на бал, да еще и притащил с собой какую-то девку! Ненавижу! - злой женский голос царапал слух, но оставлял Гэбриэла равнодушным. Он спокойно слушал, что Мелисса скажет дальше.
- На этот раз я позабочусь о нем лично, - отозвался на ее слова мужчина, в котором Гэб узнал любовника Мелиссы, Роя Уинфри.
- Как вообще произошла эта осечка? Почему нанятые тобой люди его не убили, как им было велено?! Сейчас я была бы богатой вдовой и это решило бы все наши проблемы! - Бушевала герцогиня Уинтерберри.
- Они сказали, что покончили с ним. Видимо, сам дьявол вытащил его с того света!
Гэбриэл молча спешился и подойдя к беседке, спокойно вступил в разговор:
- Меня спас не дьявол, а ангел. А вот вас не спасет уже ничто. - Герцог кинул на жену холодный, полный презрения взгляд. У него не было к ней ненависти. Ненависть - слишком сильная эмоция, а ему было глубоко наплевать на эту чужую ему женщину.
- Благодарю тебя, Мелисса. После того, как ты сядешь в тюрьму, добиться развода будет проще простого.
Не спуская с преступной парочки глаз, герцог окликнул друга:
- Натан! Последи за этими людьми, пока мы с Грейс съездим за констеблем.
Гэбриэл повернулся навстречу Хелмсли, но спиной вдруг почувствовал неладное. Он резко обернулся и успел схватить Уинфри за запястье прежде, чем тот выстрелил бы ему в спину. В пылу борьбы любовник Мелиссы умудрился нажать на курок, но в тот же самый момент Гэбриэл отвел от себя дуло. Раздался женский крик. Уинфри замер, глядя как на платье его любовницы в районе груди расползается красное пятно и она безжизненно оседает на пол беседки. Гэбриэл наконец выбил у него оружие и покачал головой, думая об иронии ситуации. Человек, из-за которого его семейная жизнь не задалась, собственной рукой убрал с его пути препятствие к счастью. Пути Господни воистину неисповедимы.
- Вот теперь точно к констеблю. - Констатировал герцог и оставил Натана охранять тело своей теперь уже бывшей жены и застрелившего ее любовника.
- Едем, Грейс, - сказал он, вскакивая в седло, и посмотрел в ее испуганные глаза. - Видит Бог, я этого не хотел. - Гэбриэл покачал головой. - Но судьба сама все решила. Едем же, милая, - он пришпорил лошадь, торопясь покончить с этой историей раз и навсегда.
_________________

Я по прежнему прижимал ее к дереву, стараясь унять бушующие во мне чувства. Верил ли я когда-нибудь в любовь? Я верил только в любовь своих родителей, но не думал, что и я смогу полюбить так же сильно. Тем более я не думал, что это случится с Шарлоттой, бывшей в моей жизни большую ее часть. Я до сих пор не верил в реальность происходящего, хотя именно ее губы я целовал, именно ее тела было у меня в руках. И именно она таяла от моих прикосновений, прижимаясь все ближе и ближе, прожигая меня своим горячим телом, будто клеймя.
- Нам пора идти, Шарлотта. Оставаться здесь опасно, я за себя не отвечаю, - прошептал я ей в ухо, слегка при этом прикусывая мочку.

Я растерялся, едва ли не впервые в жизни. Ее руки, крепко сжимавшие меня а рубашку, сминая темную ткань, слегка подрагивали, а сама Шарлотта стала соскальзывать по дереву, теряя равновесие. Но я не могу выдавить и слова, поэтому лишь кивнул на ее вопрос. Конечно, я спасу ее. Я был готов спасти ее от всего на свете, даже от себя.

Разве мог я ей отказать, теряясь в ее темных губах, чувствуя ее дыхание на своей шее, понимая, насколько близки ко мне желанные губы? У меня не было ни малейшего шанса. Я взял ее на руки, прижимая к себе крепко-крепко, заставляя пару раз ойкнуть от боли. Извинившись за слишком сильные объятия, я ослабил хватку, но между нами по-прежнему не было расстояния. Лишь одежда мешала нашей коже коснуться друг друга, позволяя плавиться вместе, сгорать в одном огне.

И снова язык мой был скован, но я не унывал по этому поводу. Что есть слова, когда можно выразить свои чувства жестами? На короткий миг поставив Шарлотту на ноги, я положил ее руку себе на сердце, внимательно смотря при этом в глаза. Коснувшись ее губ своими, я почти тут же отстранился, не позволяя поцелую углубиться. Но было слишком поздно, я больше не мог управлять своими чувствами.
- Прости меня, Шарлотта, - тихо сказал я, перебрасывая Шарлотту через плечо и едва не бегом бросаясь в сторону дома.
Оказавшись в ее комнате, я поставил ее на ноги, высвобождая свои чувства. Я был одновременно и нежным, и кипел от страсти. Разорвав лиф ее платья, я легкими поцелуями целовал ее груди, прижимая ее тело к себе, я едва не ломал ей кости, но мои руки гладили ее как самое хрупкое сокровище в мире. Разорвав платье до конца, оставляя Шарлотту в одной сорочке, я бросил ее на кровать, оставаясь в полутора метрах от нее. Внимательно следя за Шарлоттой, я не шелохнулся с места.
- Дар? - тихо спросила Шарлотта, вопросительно смотря на меня.
Ее грудь вздымалась, напряженные соски выдавали ее возбуждение, а частое облизывание губ подстегивало меня к действиям все больше и больше. Но я не хотел торопиться, нет. Я медленно сокращал между нами расстояние, на ходу снимая с себя одежду. Шаг, и пара пуговиц расстегнута. Еще шаг, и в сторону полетел шейный платок. Все это я делал, внимательно смотря на Шарлотту, подмечая каждое изменение, происходившее с ней. Губы приоткрылись, вырывая из легких рваное дыхание, пальцы сминали простынь, а бедра, ее бедра раскрылись, что окончательно сломало меня.
Сбросив рубашку, едва не оторвав при это оставшиеся пуговицы, я упал перед кроватью на колени, пододвигая Шарлотту ближе к краю. Разведя ей бедра руками, я сжал их, приподнимая их, а затем покусывая нежную кожу. Ее пальцы запутались в моих волосах, а спина выгнулась дугой.
- Дар, прошу тебя, - взмолилась она, но я был глух к ее молитвам. Все, чего мне хотелось сейчас - целовать ее тело.
Этим я и занялся, целуя каждый сантиметр ее ног, поднимаясь все выше и выше, подкрадываясь к центру ее возбуждения все ближе и ближе. Ее бедра сжались, когда мой рот оказался прямо над ее влажными губами, но я развел их в сторону, обездвиживая Шарлотту ниже пояса. Я знал, что она смущена, но я не мог противостоять своим желаниям. Невинное касание губ, а по телу Шарлотты пронеслась волна удовольствия, передаваясь и мне.
Много позже, под вечер, когда я подарил ей все то, что мог, я решил быть с ней честным, зная наперед, что разобью сердца обоим.
- Шарлотта, - тихо позвал я. Ответом мне была ее довольная улыбка. и глядя в ее счастливое лицо, лежащее на моей груди, чувствуя ее обнаженное тело, прижатое к моему в беззастенчивой близости, я умирал, разрываясь на куски дальнейшими словами.
Чувствуя, как в ней зарождается боль, вызванная моими словами, я продолжал вклинивать между нами правду. О том, что мы не можем быть вместе, что я ухожу на службу, и не хочу втягивать ее в неприятности, связанные с этим. Что через пару месяцев моя жизнь станет сплошной опасностью, где ей, Шарлотте, просто не было места, потому что я не хотел видеть ее страдания. Правду о том, что в моем сердце навсегда останется она одна, но связываю я свою жизнь со своей мечтой.
Я поспешно оделся, не удосужившись заправить одежду должным образом. Да и был ли в этом смысл, если я разбил не только себя, но и Шарлотту? Уже закрыв дверь я услышал рыдания, которые Шарлотта стоически сдерживала все это время. И этот звук разрушал меня сильнее всего на свете. Я проклинал себя, но сказанного не вернуть. и уже у себя в комнате я задал себе простой вопрос: теперь ты счастлив, Дариус Блэк?
_________________

Фиа улыбнулась счастливой улыбкой, не до конца еще веря в реальность происходящего, и в глазах у нее при этом плясали чертики.
- Согласна, Саймон. Больше никаких Аврор, Жози и прочих продажных и непродажных женщин рядом с тобой. Только я. Потому что я тоже хочу, чтобы ты был моим и только моим, Саймон. - Она с любовью пригладила вечно непокорные вихры и добавила:
- Ну а если ты вдруг заскучаешь... я всегда могу превратиться в кого-то другого. - Улыбка Фиа стала заговорщицкой. То, в каком качестве она будет с ним рядом, ей было уже неважно. Только бы быть. Только бы с ним.
А потом она уже не могла думать, даже если бы захотела. Все происходящее превратилось в одно сплошное безумие. Треск ее одежды, чувство обнаженности и полное отсутствие смущения от этого. Ей тоже хотелось стащить с Саймона рваные тряпки, в которые она сама же и превратила его костюм, но ей, пожалуй, даже извращенно нравилось видеть на нем свои следы. К тому же Фиа изо всех сил старалась быть покорной хотя бы сейчас.

Первое инстинктивное желание прикрыться исчезло, когда он попросил ее лечь и раздвинуть ноги. Его хриплый голос, звучащая как приказ просьба, собственная непристойная поза, ощущение того, что он сейчас смотрит на нее, настолько открытую для него, и его слова, далекие от салонных разговоров, невероятно возбуждали ее. Фиона мучительно хотела, чтобы он сделал что-то еще. Но Саймон медлил. Ей невольно захотелось поерзать, чтобы дать ему понять свое нетерпение, но она сдержалась, чувствуя нарастающее напряжение внизу живота. Он сильно сжал руками ее бедра и первоначальная боль от этого прикосновения сменилась еще более сильным возбуждением. А потом он сделал то, что она и представить себе не могла.
Саймон целовал ее именно там, где все невыносимо ныло от неутоленного желания. Она пыталась сдержаться, но все же из нее вырвался мучительный стон. То, что он делал, сводило ее с ума, но Фиа чувствовала, что это еще не все.

Она молча сделала то, что он сказал. Прикосновение к собственной груди, в то время как Саймон продолжал безумные движения языком у нее между ног, оказалось восхитительно порочным. Фиона почувствовала приближение чего-то неведомого, но безумно желанного. И еще она хотела чувствовать Саймона - его руки, его губы - везде на своем теле. Словно прочитав ее мысли, он наклонился и поцеловал ее и она жадно впилась зубами в его нижнюю губу, требуя тем самым того, что мог дать только он. И тут же почувствовала, как он проникает в нее. Короткая вспышка боли и снова дикое желание, чтобы он продолжал.

- Я люблю тебя, Саймон, - выдохнула Фиа.
А потом он задвигался и она поняла, чего так отчаянно хотела. Его. Внутри себя. Всего, что он делал. Делал так, будто знал наверняка, чего именно она хочет. Теперь Фиона в полной мере поняла суть той позы, о которой он говорил, казалось, уже так давно - женские ноги на его пояснице. Именно этого она и желала - оплести его собой, быть с ним неразрывно связанной... Фиа обвила его ногами и, не в силах лежать спокойно, как наверняка полагалось приличной леди, стала выгибаться ему навстречу, бессознательно царапать спину, требуя, чтобы он двигался быстрее, резче, глубже. Она облизывала свои пересохшие губы и стонала, не в силах сдержаться. Все это безумие происходило до тех пор, пока она не почувствовала как внутри нее что-то взрывается и по всему телу проходит горячая волна мучительного удовольствия. И у этого удовольствия было имя, одно-единственное, которое она простонала из последних сил - "Саймон".
Когда Фиона смогла отдышаться, она приподнялась, так и не разъединившись с Саймоном, обняла его, и, поцеловав в уголок губ, шепнула:
- Господи, Саймон... если бы я знала, что это так восхитительно, то, чего доброго, отдалась бы тебе еще там, у конюшни, и тогда весь план пошел бы насмарку... - Фиа улыбнулась и полушутливо-полусерьезно спросила:
- Это всегда так бывает? Со всеми?
Ей действительно хотелось знать. Она с трудом могла поверить в то, что кто-то сможет довести ее до такого же безумия, как Саймон. Но у него-то было так много женщин...
А потом она поняла, что только что сказала ему. Она обмолвилась про то, что они еще не обсуждали - про ее маскарад. Фиа закусила от досады губу, подумав о том, что наверняка испортила прекрасный момент. На мгновение ей стало страшно, что Саймон рассердится, когда все узнает. Но она сказала себе, что он хотел ее даже тогда, когда думал, что она над ним потешается. Значит, сможет понять и принять правду. А вот захочет ли он связать себя с женщиной невысокого положения, хоть и леди по происхождению, да еще и с семью детьми - она старалась не думать. Он ведь хотел ее. Любил ее. Но этого не всегда было достаточно. Какое-то тоскливое сомнение пробралось в душу и заставило ее нахмуриться. В любом случае, она останется с ним, пока он хочет ее. Пока смотрит на нее также жадно, как во время их сжигающей до тла близости. А вот где взять денег на содержание детей, Фиона пока не знала. Но была уверена, что что-нибудь придумает.
_________________

Пикник.

Гидеон лежал на спине, пытаясь понять, что с ним только что произошло, и не находил объяснения своей неутоленной жажде. Даже сейчас, когда они уже дважды занимались сексом, он хотел её. И кажется, хотел ещё сильнее. И это по непонятной причине нервировало мужчину. Не привык он к моногамии, тем более с невинной девушкой. Тем более на земле в лабиринте лорда Клиффорда. Но Ги ощутил, что снова возбуждается, чувствуя рядом с собой мягкое тело. И только он хотел предложить ей испытать ещё один фантастический оргазм, как Сабрина отстранилась от него. Не просто отстранилась – мужчина почувствовал, что она отгораживается. А он вдруг понял, что не готов её сейчас отпустить.
Натянув брюки и поправив рубашку, он не сводил глаз с лица Сабрины.
– Сегодня же отвезу тебя в Челси. К отцу ты больше не вернёшься.
Наконец ему удалось завладеть её вниманием. Кажется, Сабрина даже забыла, что завязывала шнуровку корсета, позволяя Ги и дальше любоваться полной грудью.
– Сниму там домик, возможно, позднее я куплю его для те... – закончить он не успел: в голове зазвенело от хлесткой пощёчины.
– Что за...? – он непонимающе уставился на девушку, глаза которой метали молнии.
– Скорее уйду в монастырь, чем стану вашей содержанкой, милорд! – прошептала девушка, потому что с другой стороны живой изгороди послышался мужской смех и женское хихикание.
Гидеон почувствовал, как в нем поднимается гнев, замешанный на желании снова поиметь эту дерзкую девчонку.
Вы только посмотрите, посмела диктовать ему условия!
Он хочет её и будет получать до тех пор, пока не устанет от этих отношений.
– Да неужели? – вкрадчиво поинтересовался мужчина, делая шаг в её сторону. – Ваши планы разительно расходятся с моими, леди Сабрина.
И одним быстрым рывком развернул её к себе спиной, прижимая губы к уху. Лаская мочку и шею, пока руки крепко держали её в объятиях.
– Подумай о себе, Бри, – шептал он, развязывая обратно корсет. – Подумай, от чего ты отказываешься, – он прижался возбужденным членом к её ягодицам, и девушка замерла, перестав вырываться. – Вот и умница, – он потянул мочку ушка, после чего лизнул раковину, почувствовав, как девушка задрожала в его руках.
И тут за изгородью раздалось шуршание и смех, перешедший в протяжный стон.
– Надо же, – Ги поднял руку и сжал одну грудь, потянув сосок. – Оказывается, не только мы решили исследовать тайны лабиринта.
По ту сторону растений раздались шлепки, характерные для совокупления тел, и стоны стали громче. Сам же Ги продолжал держать девушку, лаская одной рукой её грудь, пока зубы покусывали нежную кожу на шее, спускаясь к плечу.
– Ты же хочешь меня, Сабрина, – он не спрашивал, он и так это знал, и сейчас под аккомпанемент звуков секса желал её ещё сильнее. – Хочешь посмотреть на других? – девушка помотала головой, но он всё равно подтолкнул её, отодвигая несколько веток с листьями. По ту сторону лорд Деррек и леди Паулис действительно занимались сексом по-собачьи.
Гидеону было не интересно, всё это он давно испробовал, и удивить его в этой жизни мало что могло, скорее заинтересовать, как эта невинная девушка, раскрывшаяся в его руках и ставшая страстной женщиной.
Пришлось признать, что ему отвратительна даже мысль о том, что Сабрина может отдаться ещё кому-то так же страстно, что кто-то другой будет прикасаться к этому нежному и прекрасному телу.
Он взглянул на её лицо. Маленькая леди, приоткрыв свои пухлые губы, как завороженная смотрела на чужой секс, и Ги решил воспользоваться этим. Направил её руки так, чтобы она оперлась об изгородь, в то же время задрал ей юбку сзади, погладил бедра и округлые ягодицы.
– Ты прекрасна, – прошептал он, просунув руку между бедер и ощутив, что она уже готова. Девушка мелко дрожала, дыхание сделалось прерывистым. Вторая рука Ги снова сжала нежное полушарие груди, поглаживая напряженный сосок, а губы вернулись к мочке уха.
– Смотри на них, Бри, – прошептал он, раздвигая пальцами складочки её лона. – Не закрывай глаза, – пальцы безошибочно нашли клитор и стали ласкать, пока девушка не выгнулась в его руках.
Гидеон почти довел её до финала, но за минуту до конца убрал пальцы, заменив их своей плотью. Ему пришлось закрыть Бри рот ладонью, чтобы не привлечь к себе внимание, а самому уткнуться в её шею, сдерживая стон наслаждения.
– Смотри на них, малышка, – шептал он, начав двигаться, то наполняя, то выходя из её жаркой щелки. – И чувствуй меня внутри. И помни, если ты закроешь глаза, я остановлюсь.
Он осознанно мучил девушку, но Гидеону хотелось доказать ей в первую очередь, что она не сможет без него и минуты. И один раз Бри всё же зажмурилась, подаваясь назад, и в ту же секунду Гидеон покинул её, вызвав жалобный стон, который был слышан только им, потому как леди Паулис во время секса кричит, как резаная.
– Смотри, – по ту сторону изгороди действо приближалось к финалу, как и в укромном уголке Гидеона. Она распахнула глаза, но Ги понимал, что сейчас девушка, скорее всего, уже не увидит пыхтящих лорда и леди в позе собак. Но и самому сдерживаться становилось невозможно. Он одним резким движением насадил Бри на свой член, ухватил за бедра и стал вбиваться, стремясь к кульминации её и своей, уже не обращая внимания на другую пару, полностью сосредоточившись на Сабрине. Однако всё же пришлось ладонью зажать ей губы, заглушая крик экстаза, когда девушка достигла вершины наслаждения. И сам последовал спустя секунду, взрываясь внутри пульсирующего лона.
– Милая, – он целовал её плечо и шею, пока что-то горячее и влажное не упало ему на висок. Подняв взгляд, он увидел, что девушка плачет, прикусив губу, чтобы заглушить рыдания.
Такого с ним ещё не было. Обычно дамы, с которыми он спал, рыдали, когда Гидеон покидал их, устремляясь к более желанной добыче. Но вот от секса... такое случилось впервые.
Он развернул её к себе лицом, обхватил руками голову, чтобы она не могла отвернуться, и заглянул в глаза, полные бриллиантовых слез.
– Малышка... - Гидеон не смог побороть в себе порыв и поцеловал одну из щек, поймав губами соленую каплю. – Я не знаю, чего ты ждёшь от меня, – поцеловал дрожащие губы, – Я не способен на серьёзные отношения. Но я могу обеспечить тебе безбедную жизнь, и никто никогда больше не поднимет на тебя руку.
Она всхлипнула в голос.
– Чёрт! Бри! Я не могу жениться! Не тот я человек! – она попыталась отвернуться, однако Гидеон держал крепко, но не причиняя боли. – Я хочу быть с тобой, Сабрина. Каждую ночь хочу любить тебя, хочу видеть тебя, и ещё... – нет, этого не может быть! – я не могу позволить твоему отцу торговать твоим телом, как товаром на невольничьем рынке.
Гидеон не мог сказать, что ревность и собственнические чувства взорвались в его мозгу, сметая логику и привычные правила поведения. А ещё что-то в груди ныло при мысли, что девушка отвергнет его. Это были самые странные отношения в его жизни. Отношения, в которых он никак не мог взять ситуацию под контроль.
– Останься со мной, Бри, – он снова поцеловал её. – Клянусь, ты ни в чем не будешь знать нужды.
_________________

Эпилог

Три месяца спустя

Они лежали на ковре перед камином в собственном доме и предавались ленивой неге.
Жаклин смотрела в глаза мужа и понимала, как сильно ей повезло. Ее жизнь не была идеальной, она допускала ошибки, но все равно получила счастье, о котором и не мечтала. В ее отношениях с Сином исчезли все барьеры, пропали те стены, что были воздвигнуты их тайнами, улетучились все недоразумения. И сейчас Жаклин знала, что так будет всегда.
Она улыбнулась и прижалась к мужу.
– Я так счастлива. Все случилось намного лучше, чем мне хотелось. И это благодаря тебе.
Син тоже улыбнулся и поцеловал ее. Им двоим выпал замечательный шанс, которым они смогли верно воспользоваться.
Совсем недавно Жаклин думала, что ей еще многие годы придется играть те роли, которые готовил для нее Эштон. Но Син оказался прав, когда говорил, что никто не осмелится навредить жене знатного лорда. Под защитой его имени Жаклин оказалась в безопасности. Но намного дороже было то, что она обрела благодаря его присутствию в своей жизни.
Жаклин оставила службу у Эштона, но не превратилась в скучающую домохозяйку. После не очень долгих пререканий она добилась того, чтобы сопровождать мужа во время его вылазок в лес. Пара крестьян, путешествующая налегке по глухим дорогам, не привлекала ничье внимание. И сделать задуманное было намного проще. Жаклин понимала, что муж опасается за нее, но умела настоять на своем. Она знала, что вдвоем любое дело решается легче. А когда двое соединены любовью, они становятся неуязвимыми.
Девушка положила голову на плечо своего мужчины, чувствуя себя рядом с ним уютно и тепло.
– Я рада, что вышла замуж не только за лорда, но и за разбойника.
Она хитро улыбнулась мужу и пояснила:
– С тобой никогда не будет скучно. Если мне надоест жизнь великосветской дамы, мы всегда сможем соорудить себе хижину в лесу и там поселиться.
Радостно вздохнув, она прижалась к его щеке и устремила взгляд на пылающий в камине огонь.
– Милый, я должна тебе признаться, что разбойника я даже люблю чуточку сильнее. И знаешь почему? Мне нравится, когда он превращается в настоящего дикаря и уносит меня в укромное местечко, чтобы сделать со мной все, что захочет.
Жаклин знала, что последует дальше. Хоть ее и не нужно было никуда нести, потому что в доме и так не было никого, кроме них, после ее слов их ждала очередное приключение, новое и неповторимое каждый раз.
Женщина рассмеялась, взъерошивая волосы своего мужа, прижалась к нему всем телом, наслаждаясь близостью. Их губы встретились, и поцелуй заставил обоих забыть обо всем.
_________________

Больше всего на свете ей хотелось отдаться этому поцелую. Просто закрыть глаза – и снова окунуться в пучину волшебных ощущений, о которых она до этого дня не знала ровным счетом ничего. Поверить, покориться рукам, дарившим невероятную сладость. Гидеон удерживал ее лицо, и пальцы осторожно ласкали кожу, а Сабрина едва сдерживалась, чтобы не запрокинуть голову, вновь бесстыдно впитывая его прикосновения.

Только правда, вбивающаяся в сознание, причиняла большую боль, чем удар отца накануне вечером. «Ты ни в чем не будешь иметь нужды»… Девушка понимала, что Гидеон ей не лжет. У нее ни в чем не будет нужды. Ни в нарядах, ни в драгоценностях. За исключением единственного, что нужно на самом деле. И что для нее так и останется недоступным. Его сердца. Он сам ответил на вопрос, который у нее не повернулся язык задать.



«А я – не та, кто сможет довольствоваться лишь крошками, упавшими со стола во время твоего пиршества. Ты мне нужен весь. Весь. Телом, которое будет только моим. И сердцем, где не останется места для других женщин. А на меньшее я не соглашусь никогда».

Сабрина мало что знала о роли любовницы. Уехав из дома в Брайтон очень давно, она была слишком далека от интриг и развлечений света, но противная, горькая обида стеснила грудь, не позволяя принять предложение Уитби.



«Как долго, Гидеон? И что будет потом, когда тебе наскучит развлекаться со мной? Ты откупишься от меня, выбросив из своей жизни, как ненужную вещь? Надаришь дорогих безделушек, которые никогда ничего не значили для меня? Мне страшно остаться одной, но еще страшнее знать, что однажды ты устанешь и я стану не нужной тебе».

Ничего этого она не произнесла вслух. Одернула подол платья, пытаясь хоть как-то привести себя в порядок, поправила лиф и плечи, пряча грудь, все еще горящую от его рук и губ. От прически не осталось и следа, но сейчас это мало заботило девушку.

Отчаянно рвались наружу слезы, и лишь прикусив изнутри щеку, Сабрине удалось их сдержать.
– Благодарю, лорд Уитби, за столь лестное предложение, но я не могу его принять. Мне это не интересно. Уверена, найдется немало желающих греть вашу постель каждую ночь. Спасибо за преподанный урок, а сейчас простите, меня ждет отец.

Она кинулась прочь, не дожидаясь ответа, понимая, что еще немного – и не выдержит, бросится ему на шею, соглашаясь на любые условия, лишь бы остаться рядом и снова ощутить жар его близости. Знала, что мужчина последует за ней, но на этот раз выход из лабиринта нашелся на удивление быстро, словно сама судьба управляла ее движениями. Девушка выскочила на поляну и побежала к толпе гостей, надеясь таким образом выиграть время. Рассмотрела среди людей фигуру отца.

А тот, казалось, только ее и ждал. Подхватил за локоть, потянув туда, где стоял их экипаж.
– Идем, Сабрина. Нам нужно как можно скорее оказаться дома.

Он выглядел встревоженным, и девушка подумала, что его беспокоит их вчерашняя ссора. Если бы так, она была готова простить родному отцу все на свете. И поспешила следом, успев бросить лишь краткий взгляд назад, замечая Гидеона, кого-то высматривающего в толпе? Ее? Что ж, даже если так, им не о чем больше говорить.

Оказавшись в карете, девушка боялась, что отец поймет, что произошло, увидев, как она выглядит. Но, поглощенный своими мыслями, граф даже не взглянул на дочь. Он заговорил, однако, как оказалось, причиной его смятения были вовсе не угрызения совести.
– Сабрина, я разорен! – девушка вздрогнула, поднимая на него испуганные глаза. – Я потерял все свое состояние. Мы почти нищие, дочь! И все из-за…

Она не поверила своим ушам. Как такое могло случиться? Отец всегда прекрасно вел дела, не ввязываясь ни в какие сомнительные сделки, а его работники отличались честностью и добропорядочностью. Или девушка чего-то не знала, как и о том, что ее любящий папочка может быть непомерно жесток?
– Но как? Почему?...

Отец ее перебил:
– Не спрашивай меня ни о чем, Сабрина! Это неприятная тема, да тебе и не нужны подробности. Достаточно знать, что по твоей милости мы лишились шанса все поправить. Я рассчитывал, что ты сделаешь выгодную партию, найдешь себе хорошего жениха, и мне как-то удастся выкрутиться.

Сабрина опустила голову. Теперь стала понятна торопливость отца, вызвавшего ее из Брайтона, и его странное желание как можно скорее выдать дочь замуж. Ни о каком намерении устроить ее счастливую будущность не было и речи. Она оказалась всего лишь попыткой исправить положение. Неудачной попыткой.

– Но у нас остался один выход, дорогая, – отец ухватил ее за руку, до боли сжимая пальцы. – Я надеюсь, что на этот раз ты будешь более благоразумной.

– О чем ты говоришь, папа?

– Есть один джентльмен, который согласился нам помочь. Он очарован тобой и готов взять на себя оплату всех долгов.

Сабрина недоуменно нахмурилась. Неужели кто-то может желать взять ее в жены после того, что случилось? Это казалось немыслимым, но отец тут же пояснил, развеивая ее предположения.
– Надеюсь, ты понимаешь, что теперь с твоей репутацией рассчитывать на брак не приходится? Но этот герцог Скарборо очень добр и в ответ на твою благосклонность…

– Что? – девушке показалось, что она ослышалась. – Скарборо? Но ведь он старше вас! Это шутка, не так ли, папа?

– Конечно, нет, моя дорогая! – дыхание отца стало тяжелым, а в глазах заблестели гневные искры. – Его возраст здесь не причем, если он действительно готов нам помочь, а ты не в том положении, чтобы выбирать. Сегодня он прибудет к нам на ужин, и ты будешь с ним мила и приветлива. И покажешь, как рада, что он согласился оказать нам такую любезность. Поняла меня?

Ей стало трудно дышать. Она до вчерашнего дня не сомневалась в отцовской любви, когда же успела стать для него товаром? Просто вещью, выгодно проданной другому дельцу? И не лучше ли было принять предложение Гидеона, пообещавшего ей заботу и покровительство? Тогда не пришлось бы становиться игрушкой для похотливого старика.

Но промелькнувшие сомнения тут же сменились уверенностью в том, что она поступила правильно. Отец был готов продать ее тело, с Гидеоном же она лишилась бы еще и души, приняв его условия без надежды на взаимность. А в этом случае даже жить ей было бы незачем.

– Ты все поняла? – граф дернул девушку за плечо, заставляя поднять на нее глаза. Их карета как раз остановилась у ворот особняка. – Поднимайся к себе и приведи себя в порядок. Ужин будет через два часа.

Сабрина заставила себя кивнуть.
– Да, папа. Я поняла, – и поспешила в свою комнату.

Желая как можно скорее остаться одной, она прогнала горничную, сказав, что справится самостоятельно, и заперла дверь. Сбросив с себя измятое и порванное в нескольких местах платье, девушка на подгибающихся ногах подошла к зеркалу.

То же лицо, только на щеках растекся лихорадочный румянец, отчего синяк стал еще заметнее, а рот распух от поцелуев. Как отец мог этого не заметить? Как не разглядел следы от мужских губ на шее и плечах? Сабрина осторожно обвела пальцем ключицу, вспоминая, как скользил по коже его язык. Грудь под тонкой тканью сорочки мгновенно набухла, словно ее вновь коснулись вожделенные ласки.

Между ног все еще саднило, а подсохшие розоватые разводы на бедрах заставили девушку вздрогнуть, непроизвольно сводя ноги. Он как будто все еще находился рядом, опаляя своим дыханием и заставляя желать продолжения. Низ живота скрутило от боли, и Сабрина застонала, крепко зажмуриваясь и стараясь удержать слезы. Бесстыжая. Распутная. Как еще можно было назвать женщину с такими, как у нее, порочными мыслями и мечтами? Будто воочию увидела перед собой огромную кровать со сплетенными на ней в диком танце телами, услышала свои всхлипывания и жалобную бессовестную мольбу не останавливаться. Как бы она хотела повторить все то, что он творил с нею! Потрогать его. Попробовать на вкус. Снова ощутить, как сильное, великолепное тело содрогается в ее объятьях. Почувствовать, как он наполняет ее своею мощью. А потом уснуть на его плече, чтобы утром увидеть в любимых глазах улыбку и довольство от того, что она рядом. Но всему этому не суждено сбыться.

Решение пришло неожиданно, но других вариантов девушка не видела. Она вытащила из сундука коробку с драгоценностями.

Каким же было изумление, когда она обнаружила, что коробка пуста! Отец распродал все, что там было. Все ее украшения, доставшиеся в наследство. Остались лишь золотой перстень и браслет с россыпью бриллиантов, которые девушка всегда хранила при себе как напоминание о матери. Что ж, лучше чем ничего. Хоть и было безумно жаль расставаться с ними, другого выхода не оставалось.

Сабрина переоделась, выбрав свое старое школьное платье, в котором вполне могла бы сойти за прислугу, и спрятав волосы под чепец, чтобы они не слишком бросались в глаза прохожим. Рыжих женщин в Лондоне немало, но если все не выйдет с первого раза, другого шанса сбежать отец ей не оставит.

Выбралась через окно в сад, незаметно выскользнув на улицу, и побежала, стараясь как можно скорее оказаться подальше от дома. Девушка стремилась в восточную часть Лондона, где проживала беднота, надеясь, что там ее станут искать в последнюю очередь. Над городом опять сгустился туман, смешавшись с вечерними сумерками, и было не видно даже того, что происходило в нескольких метрах. Сзади загрохотали колеса почтовой кареты, и Сабрина бросилась навстречу, замахав вознице руками.

– Мне очень нужно уехать из города. Я заплачу. Вот… – и протянула ему на дрожащей ладони материнский перстень.

Пожилой мужчина недоверчиво оглядел девушку, потом попробовал кольцо на зуб и прищурился.
– Скрываетесь от кого-то, леди? По этим улицам ходить опасно.

– Мне надо уехать, – повторила Сабрина, отчаянно надеясь, что предложенной платы окажется достаточно.

Возница мотнул головой в сторону кареты.
– Я направляюсь в Шотландию. Если хотите, забирайтесь. Только учтите, что времени у меня мало, дорога плохая, так что не обессудьте. Никаких удобств обеспечивать вам не собираюсь.

Девушка кивнула.
– Мне ничего не надо.

Уже оказавшись внутри, когда карета затряслась по разбитой мостовой, Сабрина позволила себе немного расслабиться. Но вместе с облегчением пришла тоска, когда нахлынули яркие и словно живые воспоминания о мужчине, так глубоко проникшем в ее сердце. Как скоро он позабудет о ней? Уже этой ночью или следующей, утешаясь в объятьях очередной красотки? Сабрина для него – не больше чем эпизод, досадный своей нелепостью. Маленькое приключение, не стоящее того, чтобы хранить даже воспоминания об этом. А она… она ничего не забудет. Денег, вырученных от продажи оставшегося браслета, хватит, чтобы прожить некоторое время. Попытается найти какую-то работу, но никто-никто во всем свете не узнает, кто она и откуда. И где навсегда осталось ее сердце.

_________________

Мама вошла в комнату с высоко поднятой головой. Марк встал и представил её своей бабушке. Она пристально осмотрела присутствующих и практически повторила вопрос леди Виктории:
- Как скоро состоится свадьба?
На что Марк улыбнулся и сообщил:
- Свадьба состоится завтра в церкви Всех душ, вам было отправлено приглашение, но, вероятно, вы просто не успели еще его получить.
Мама озадаченно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на леди Викторию
- Я могу поговорить со своей дочерью, наедине?
- Конечно, конечно, пойдем, Марк, - быстро согласилась Виктория и увела за собой Марка.
- Маргерет, скажи мне, ты всерьез собираешься завтра выйти замуж? Не пойми меня неправильно, это будет наиболее благоприятный выход из сложившейся ситуации, но только скажи, он ведь не принудил тебя? Это точно твое решение?
- Мамочка, он просто сделал мне предложение, а я согласилась. Ведь ты же знала о моих чувствах, не так ли? Именно поэтому отец согласился на наш брак? - по лицу мамы я поняла, что угадала.
- Но к чему такая спешка? – внимательно глядя на мою реакцию, поинтересовалась мама. -До завтра мы даже платье пошить не успеем! Тебе придется выбрать из готовых…
- Мама, то, на что вы намекаете – возмутительно! Мой будущий муж – истинный джентльмен и он не совершал ничего предосудительного! – по крайней мере, не успел совершить, но маме же не обязательно об этом знать. - К тому же, Марк любезно предложил мне выбрать платье, принадлежащее его маме или бабушки, я еще не успела их посмотреть… Но, если ты позволишь, я бы хотела надеть фамильный гарнитур, в котором ты сама шла под венец.

Похоже, мне удалось успокоить маму и уже через пол часа вернулась леди Виктория с модисткой и коробками с платьями, но без Марка…
Оба платья, ослепляли своей красотой. Но именно платье бабушки Марка затмило второе. Достав его из коробки, почувствовала, как чувственно скользнула ткань по ладоням. Оно буквально олицетворяло нежность и романтичность. С тихим шуршанием, похожим на шепот листвы с той памятной охоты, из коробки выпорхнули воздушные, словно дымка, слои ткани, сверкающее вручную пришитым белоснежными жемчужинами и серебряными нитями. Это было не просто платье, а произведение искусства. Но так же в нем было нечто неуловимое, оно означало любовь, отсутствие одиночества, одну радость на двоих, единение душ…
Удивительно, но платье село четко по фигуре и швее осталось лишь немного подогнать его по росту, как оказалось, леди Виктория была выше меня. Жаль, что здесь нет Марка, я бы припомнила ему "цаплю Маргерет". Хотя, у меня еще будет на это время.
Поздним вечером мы с мамой вернулись домой, мне так и не удалось попрощаться с Марком, что ужасно расстроило.

Часовня, где мы собирались навеки скрепить наши души, была совсем не большой, но и гостей было немного. Жаль, что отец так и не успел приехать к торжеству.
С самого утра мама невероятно переживала, все время беспокоилась о каких-то мелочах, которые сейчас ей казались проблемами мирового масштаба. Она нервничала та, словно бы это был день её свадьбы: она то расхаживала по комнате взад – вперед, то брала меня за руку, пыталась успокоить, хотя это больше было необходимо именно ей, то начинала поправлять и так идеально уложенную прическу.
Фамильный гарнитур безупречно подошел к великолепному платью, даже стало немного грустно, что свадьба будет такой скромной.
А вот я совершенно не переживала, напротив, предвкушала момент, когда встану напротив Марка у алтаря, как посмотрю в его счастливые глаза… Интересно, увижу ли я там восхищение? Руки подрагивали не от волнения, а от нетерпения. Сейчас это должно случиться, я выйду замуж за Марка Джексона, будущего пятого гра… мужчину, которого я хочу сделать самым счастливым на всей земле.
Я остановилась на пороге часовни. Взгляд тут же устремился на привлекательную фигуру Марка, стоявшего у алтаря ко мне спиной. Напротив него был священник в черном одеянии.
Медленно двигаясь вперед, я осматривала витражи на окнах, потолок в виде арки и наконец перевела взгляд на зажженные свечи и цветы на алтаре. Едва ли не впервые за свою короткую жизнь я прониклась верой и испытала благоговейный трепет.
Все это не было простой формальностью, мне столько всего хотелось сказать, но слов не находилось, да и не нужно это было, Марк и так должно быть понял все по её сияющим от счастья глазам.
Улыбнувшись, священник соединил мою руку с рукой мужчины, который спокойно стоял рядом.
– Возлюбленные…
_________________

Грейс не могла не ответить на эту улыбку, такую искреннюю и чистую, пропитанную любовью. Его слова приятным теплом разлились внутри Грейс, отражаясь безграничной нежностью в ее глазах. Грейс верила, что ей не нужны слова, чтобы передать чувства: он и так поймет ее, иногда даже раньше нее самой. Еще никогда в жизни Грейс не было человека, так чутко и быстро улавливавшего изменения в ней. Неужто, это и есть любовь: замечать мельчайшие мелочи в любимом, радоваться даже крошечным успехам и сходить с ума, разделяя печаль на двоих? Грейс было не важно, что ждет их впереди, каким будет их будущее. Если им суждено провести последний день, последние часы и даже минуты вместе, то она не станет омрачать их неприятными мыслями. Она просто закопает их под всем прекрасным, что было между ними. Смотря в глаза Николаса, Грейс таяла от огня в его глазах, обещавшего удовольствие вне черт ее грани. Зажмурившись и судорожно вздохнув, Грейс опустила голову, медленно заливаясь краской стыда.

В растерянности посмотрев на Николаса, Грейс в страхе зажала ему рот прохладной ладошкой, призывая к молчанию.
- Николас! Не надо говорить ужасные вещи, прошу тебя! Это может поломать твою жизнь. Нет, - затрясла головой Грейс, - я не хочу такой жертвы. И если это не сломает тебя, то сломает меня. Я не хочу, чтобы мы расставались, но у нас нет иного выбора. Как бы сильно мы друг друга не любили, общество будет против нашей любви, всегда. Я не хочу добиваться счастья такой высокой ценой, Николас, не могу. Тебе нужно принять мое решение, я не собираюсь его менять, - Грейс удивилась твердому голосу, звучавшему из ее горла, и твердой, непоколебимой уверенности, что все это правильно.

Столкновение со знакомым Николаса выбила Грейс из колеи. Она напряглась, когда Николас представил ее как подопечную: эти слова воскрешали в ней неприятные воспоминания, заставляя сердце тихими всплесками разгонять по крови отчаяние. Но всегда с неизменной любовью и нежностью в глазах Грейс смотрела на Николаса, ее падшего ангела, которого она нашла в лесу. И если бы ей предоставили выбор, то Грейс обязательно пережила бы то утро именно так, как она сделала это. Ведь именно тем утром она обрела свое счастье.
Грейс витала в своих мыслях, пропуская разговор мужчин между своих ушей. Здесь и сейчас Грейс снова переживала все те приятные моменты, что они пережили вдвоем, воскрешая их в памяти, бережно согревая в своем сердце. Поэтому не сразу она сообразила, что Николас попросил всех остановиться, что он стал напряженным и внимательно слушал разговор двух людей, мужчины и женщины.

Все дальнейшее обернулось для Грейс кошмаром. Слова, сказанные в тот миг, даже спустя долгое время не могли всплыть в ее памяти. Они просто прошли мимо нее, не отложившись в памяти. Она видела, что Николас подошел к разговаривавшей паре и не сразу Грейс узнала в женщине его жену. С замиранием сердца она следила за участниками разрывающей драмы, но ничего не могла поделать. Позже Грейс будет проклинать себя за все то, что произошло далее. Она была уверена, что вмешайся она в разговор, и все могло бы быть иначе. Вид пистолета в руках неизвестного мужчины разорвал душу Грейс на части, вырываясь из горла полным боли криком. Уже намереваясь спрыгнуть с лошади, Грейс не слышала второй крик, тенью преследовавший ее. В ее ушах билась кровь, заставляя Грейс с трудом удерживаться на лошади. С замиранием сердца Грейс следила за Николасом, но проследив за его взглядом, в ужасе сжалась, не сумев удержать ладонью крик во рту. Его жена умирала, истекая кровью. Грейс казалось, что и в ее сердце появилась дыра, выталкивая из раны горячую кровь. В ужасе она смотрела на Николаса, как он подходил к своей лошади и обращался к ней.

Следуя за Николасом, Грейс смахивала с глаз горькие слезы, давясь рыданиями. Разговор с констеблем, дальнейшие разбирательства так же проплыли мимо Грейс. Она словно потерялась в этом ужасном мире, чувствуя себя одинокой. Лишь когда они остались вдвоем и Николас ее обнял, Грейс издала первые звуки:
- Николас... Гэбриэл, - неуверенно поправилась Грейс, вдыхая его запах, сотрясаясь крупной дрожью в его руках, - Я...я не хотела, - громко прошептала Грейс с первыми вырвавшимися из нее рыданиями, - я не хотела для тебя такого.
Грейс хотелось провалиться в волшебную темноту, обрести в ней покой, но ее чувства, бушующие внутри хрупкого тела, держали ее на ногах. Не замечая, что что-то говорит, Грейс молила Николаса простить его, твердо считая, что во всем этом есть ее вина. Совершенно не желая отпускать Николаса от себя, Грейс продолжала прижимать его к себе, ища в его объятиях защиты. В них же она и уснула, забывшись тревожным сном.
Уже утром, проснувшись в кровати, встретив твердый и обеспокоенный взгляд Николаса, Грейс снова начала беспокоиться, правда на сей раз о другом.
- Кажется, наш срок истек к концу, - начала Грейс, уворачиваясь от взгляда Николаса и не смотря на него, - Поверенный ждет нас в ближайшие пару дней.
Робко улыбнувшись, Грейс потянулась к Николасу, крепко его обнимая. Этим утром в ней билась одна мысль: теперь им не надо притворяться, что-то скрывать, они просто могу быть собой. И это ли не счастье?
_________________

Эбигейл произнесла те слова, которые сделали её распутной женщиной, и всё закончилось. Не было больше скромной неприметной Эби, которую было впору сравнить с серой мышью, была женщина, жаждущая прикосновений и ласк своего пирата. Знающая, что эти ласки будут совершенно неприличными, но ждущая каждый оттенок смелых прикосновений и поцелуев. Её отвязали от мачты и куда-то понесли, а Эбигейл, даже не имея ни малейшего представления о том, где она находится и куда направляется, безропотно позволила Джеку делать с ней всё. И это окупилось сторицей. То, что он творил с ней, было до невозможности запретным. Но настолько же правильным. Его силуэт, который Эби видела в полумраке корабельной каюты, был удивительно знакомым, но Эби находилась во власти урагана ласк и трепетных ощущений и не имела ни единой возможности поразмыслить о том, кто же этот таинственный мужчина, прячущий свой лик под именем пирата Чёрного Джека.

И Эбигейл смотрела. Только на него. Запоминая каждую чёрточку той порочности, в пучину которой её погружал пират Чёрный Джек. И не видела никого, только его. И только к нему она хотела прикасаться. Так, как приказывал ей он. Тонкие пальцы сомкнулись на горячем члене, и Эбигейл сгорела бы от стыда. С любым другим мужчиной. Только не с Джеком. Она сжала ладонью ствол и провела вверх и вниз, не зная, что нужно сделать, чтобы доставить удовольствие пирату.
А после он начал творить с ней невероятно порочные вещи, и Эби желала только одного - прикрыть глаза, чтобы окунуться в сладостный мир своих болезненно-порочных удовольствий. Чёрный Джек превратил её в свою шлюху. Одну из многих, ведь наверняка у него в каждом порту было по девке, а то и по две, которых он пользовал, когда ему вздумается. Но сейчас, распятая под ним, говорящим ей все эти непотребства и делающим то, чего ни один другой мужчина не осмелился бы сделать, она чувствовала себя особенной. На смену вспышки боли прошло острое мучительное наслаждение, когда Эби почувствовала, как Джек растягивает её собой. Он двигался быстро и неумолимо. Грубо и жёстко. Но Эби получала от этого запредельное удовольствие. Между ног нестерпимо саднило, а Эбигейл чувствовала себя цельной. Ведь наконец свершилось то, чего она так ждала. Леди Брэдшоу стала женщиной Чёрного Джека.
Она стонала, кусала губы в кровь, жаждая той разрядки, которая всё не наступала. Но когда увидела мучительное удовольствие, написанное на лице её пирата, поняла, что пребывает в эйфории. Скромная и неприметная Эби смогла доставить наслаждение самому Джеку, грозе всех морей.
Когда мужчина встал с постели, чтобы отереть кровь с её бёдер, у Эби даже не было возможность почувствовать стеснение - настолько устало и удовлетворённо она себя чувствовала. А потом пират стал творить с ней необъяснимые вещи. Его язык ласкал её между ног, но Эбигейл и не думала закрываться или отталкивать Джека. Она лишь кричала его имя в тишину каюты, не в силах пережить то, что он с ней делал. Приближалось что-то огромное и сладостное, чего Эби ещё никогда не переживала. Низ живота взорвался пульсирующим наслаждением, и Эби вскрикнула:
- Джек!
После чего забилась в судорогах оргазма, сминая простыню тонкими пальцами. Но её пирату этого было мало, и он снова вошёл в её истерзанное ласками лоно, начиная снова двигаться и причиняя ей вместе с удовольствием боль.
- Я... хочу быть сверху... пожалуйста... - шепнула Эби, когда поняла, что хочет иметь над Джеком точно такую же власть, какую имеет и он. Она не знала, откуда в ней взялась эта смелость. Но чего только в романах ни бывает))) Но хотела исполнить это дерзкое желание, чего бы оно ей ни стоило. Сильные руки перевернули Эби, и вот она сидит верхом на Чёрном Джеке, насаженная на него как бабочка на булавку. Она чувствовала в себе его член так глубоко, что он упирался куда-то, причиняя ей болезненно-сладкую муку. А от того, как контрастно смотрелись смуглые ладони пирата на её теле, и вовсе сходила с ума. Эби попробовала двигаться, сначала осторожно и неумело, потом - всё быстрее, пока не поймала нужный ритм. О, эта невероятная скачка приносила ей полное удовлетворение. Особенно от того, как она смотрела в глаза Чёрного Джека. Как небрежно поправляла волосы, светлым каскадом струящиеся по спине и плечам. Эби чувствовала свою власть и наслаждалась этим.
Наконец, она тонко вскрикнула, снова ощущая сладкую муку, рождающуюся внизу живота, и застыла, пока Джек в несколько последних движений бёдрами оканчивал их танец страсти, изливаясь в её лоно.
- Я люблю тебя, мой пират. Мой Чёрный Джек, - обессиленно выдохнула Эби, падая на грудь своего мужчины и ощущая себя самой счастливой женщиной на всём белом свете.
_________________

Все только началось)))


Он уступил. Глядя на нее, недавно еще такую скромную и невинную, а теперь развратную и порочную, жаждущую продолжения того, что недавно вкусила впервые, он с трудом мог поверить в подобное преображение. Если бы Адам лично не смыл с ее бедер кровь - непременно решил бы, что она очень опытна в постельных утехах. Эби самозабвенно насаживалась на него и он, стиснув зубы, терпел, чтобы не взорваться и снова не кончить первым. Он ласкал руками ее грудь, поглаживал клитор, не желая отдавать власть над ситуацией в ее руки полностью. Сейчас, с растрепанными волосами, глядя на него огромными зелеными глазами, в которых горела страсть, она была похожа на морскую колдунью. На манящую сирену, способную с вести с ума любого. Но она принадлежала только ему. Отныне и навсегда!
Когда Эбигейл вскрикнула, и он понял, что она получила удовольствие, Джек потерял над собой всякий контроль. Он схватил ее за бедра и через несколько яростных ударов взорвался внутри нее.

Сердце герцога-пирата екнуло. Она сказала то, что он когда-то очень хотел услышать и что теперь услышать скорее боялся. Адам крепко стиснул ее в объятиях и ничего не ответил. Эби даже не подозревала, что этими словами она могла обрести над ним власть куда большую, чем тогда, когда скакала на нем верхом. И хотя его тело уже давно желало ее одну, пускать ее в свое сердце снова он был не намерен. Ибо если он поверит ей, а она посмеет сбежать от него еще раз... простой местью дело уже не окончится. Он не позволит сделать ей из него полного идиота, хотя она уже и так свела его с ума.
Когда Эбигейл уснула, герцог встал, спешно натянул штаны и вышел на палубу. Команда уже была на местах и его встретили понимающими улыбками и шутками, в ответ на что Джек только нахмурился и рявкнул, чтобы все занимались своими делами. Глядя на тревожно бурлящее море, купающееся в лунных бликах, он задумался.
"Коварная мышь" плыла туда, где Адам собирался поставить финальную точку в истории своей мести. Что будет после - он не знал. Понимал только, что Эби он от себя не отпустит, потому что одна только мысль о том, что кто-то другой коснется ее тела и кому-то другому она станет также страстно отдаваться, заставляла его руки сжиматься в кулаки. Вот только что с ним станется, когда - или если? - Эби узнает правду? Что ж... тогда у него будет прекрасный шанс проверить, так ли уж она его любит на самом деле, как о том говорит.

Все последующие дни Джек избегал Эби днем, но неизменно приходил к ней каждую ночь, не в силах спать, зная, что она рядом. Ночь за ночью он дарил ей удовольствие и получал его сам, даже не понимая, что то, что он считал раньше делом техническим, против его воли привязывает его к ней все крепче и крепче с каждым мгновением.
Спустя почти месяц плавания "Коварная мышь" причалила в бухте у небольшого острова, затерявшегося посреди Тихого океана. Здесь Ричфилд был полным хозяином самому себе, и за то, какую радость ему приносило нахождение здесь, эту территорию - залив и остров - он прозвал Бухтой наслаждений.
Это был воистину рай на земле. Повсюду росла густая, яркая зелень, перемежающаяся пестрыми экзотическими цветами. Вдоль береговой полосы растянулся пляж с ослепительно белым песком. Вода, омывавшая остров, играла чистейшими оттенками лазури и бирюзы.
Посреди острова Адам выстроил себе дворец из светлого камня, по своему великолепию ничуть не уступавший знаменитой гранадской Альгамбре. Целый дворцовый комплекс, состоявший из нескольких башен, фонтанов, садов и множества помещений самого разнообразного назначения, обнесенный надежной высокой стеной, занимал собой почти всю территорию острова, кроме пляжа. И все это великолепие принадлежало ему, Ричфилду, здесь более известному как Шейх Букур-ибн-Омфал.
Еще несколько островов, раскинувшихся неподалеку, вместе с Бухтой наслаждений составляли целое пиратское государство, которым правил многоликий Черный Джек - пират-герцог-генерал-Шейх в одном флаконе.
Но Эби об этом знать не полагалось. Перед тем, как она спустилась с корабля, глаза ей снова завязали и лишь когда Адам исчез из поля ее зрения, девушке позволили оглядеться на новом месте. Но недолго.
Пара загорелых едва ли не до черна дворцовых стражников, одетых лишь в белые шаровары, проводила ее в гаремную часть дворца, где на нее сразу же уставилось 20 пар женских глаз - наложниц пиратского Шейха. Не замедлил появиться и сам Шейх, и легким взмахом руки отослал пестрый гаремный отряд прочь. Поклонившись, женщины исчезли.
Адам удобно устроился на разноцветных подушках, облаченный в белый шелковый наряд, с тюрбаном в тон костюму на голове, с опущенными на восточный манер усами и завязанными специальной повязкой глазами - ткань была достаточно плотной, чтобы скрывать их от окружающих, но при этом позволяла ему видеть все происходящее.
- Оставьте нас, - приказал Шейх и стражники, сопровождавшие Эби, вышли.
- Подойди же ко мне, новая жемчужина моего дворца, - обратился он к девушке. - Я рад приветствовать тебя здесь. Подойди, не бойся. Я слеп, и потому должен потрогать тебя, чтобы понять, хороший ли товар привез мне Черный Джек. Хотя у этого пирата обычно прекрасный вкус... - Шейх почмокал губами, будто смаковал что-то вкусное и усмехнулся себе в усы. - И все же я хочу лично убедиться в том, насколько ты прекрасна, сладость моя.
_________________

Эпилог

Пароход в Соединенные штаты отплывал из Ливерпуля, поэтому нам с Маргерет пришлось выехать загодя. Двести одиннадцать миль вроде и не большое расстояние, но бессонные ночи дали себя знать, и мы весь путь продремали, выходя на воздух только во время остановки поезда.

Бледное лицо Маргерет послужило мне укором: нельзя столько времени проводить в постели. Мы и днем не могли себе позволить лечь спать: в особняке леди Виктории, где мы временно остановились, был наплыв гостей, желающих поздравить нас с бракосочетанием. Но зачастую визитеров принимала одна Маргерет, я спешил уладить последние перед отъездом дела.

На текстильных фабриках и статлелитейных заводах я оставил крепких управляющих - долгие годы преданных мне людей, подписал нужные бумаги для закупки египетского хлопка, который хоть уступал хлопку с американского юга, но его поставки в Англию обходились дешевле.

Собственно из-за длиноволокнистого хлопка я и выбрал Соединенные штаты, где после гражданской войны и глупых поступков политиков цена сырья для текстильной промышленности оказалась столь низкой, что я не хотел упускать шанс и решил построить там свои заводы. Перспектива открытия нового дела вдохновляла, а то, что я начинаю его вместе с любимой женщиной, окрыляло.

За день до нашего отбытия в Ливерпуль к нам приехал отец Маргерет, и я надолго закрылся с ним в кабинете. Моей целью было убедить лорда Перкинса не вкладываться в сомнительные предприятия моего папеньки, который хотя и находился под присмотром, все равно не утратил прыти и так и норовил разжиться легкими деньгами.
- Я понимаю ваше стремление обеспечить будущее вашей дочери, но наилучший вариант, который я могу предложить - вложить деньги, идущие как приданое, в банк или какое-нибудь прибыльное дело, но с условием, чтобы доступ к средствам будет иметь только Маргерет. Тогда ни мой отец, ни кто-либо еще не смогут без ее ведома воспользоваться ими. Я хочу, чтобы она в этом отношении была независима, как впрочем, и я сам.

Лорд Перкинс согласился, и вскоре о его решении узнал мой папенька, который появился на пороге особняка леди Виктории, потрясая перчатками, зажатыми в кулаке.
- Я лишу тебя титула! - топал ногами он. - Натан Блоу - вот, кто будущий пятый граф!
- Я пошлю ему мои поздравления, когда сей факт свершится, - спокойно ответил я. - Кстати, а почему бы вам не обратиться к нему, чтобы он ссудил вас деньгами и взял полную опеку над вами? Я с превеликим удовольствием отдам ему права оплачивать ваши расходы.
- Ты не посмеешь, - отец вдруг вспомнил, что только от моего доброго отношения к нему зависит, как он проведет годы старости. Кузен Натан Блоу еще тот мот и часто сам сидел на мели. Но кто знает моего папеньку, не удивится, что он покинул особняк все также потрясая кулаками и обзывая меня мелким торгашом и мануфактурщиком.
Но по возвращению домой его быстро отрезвило письмо от адвоката,сообщающего, что я собираюсь возбудить дело о опорочении моей чести. К письму прилагались копии документов, где мадемуазель Софи чистосердечно признавалась, что ее подстрекал встретиться с журналистами именно граф Стэмфорд. Конечно, я не захочу судиться с отцом, но урезонить его следовало.

И вот всего через неделю после бала у лорда Клиффорда я и моя жена Маргерет взошли на красавец-корабль "Адриатик", спущенный со стапелей всего два года назад. Удобные каюты, несколько десятков пассажиров из высшего света обещали приятное времяпровождение почти в двухнедельном пути до Нью-Йорка.

- Ты счастлива? - спросил я, целуя обнаженное плечо жены, одетой к званному ужину, устраиваемому капитаном корабля. - Меня все время гложет чувство вины, что я вырвал тебя из привычного окружения и везу черт знает куда.

Качка не действовала на Маргерет, хотя, покупая билеты, я боялся, что моей жене придется нелегко, до этого она не совершала морские путешествия. Появившись на палубе лишь на второй день путешествия, мы встречали любопытные взгляды пассажиров, знающих из газет, что мы совсем недавно поженились. Но ни один из них не догадывался, что не любовь заперла нас в каюте, мы просто отсыпались после утомительного переезда из Лондона и суматошного дня в Ливерпуле.

- Еще чуть провозишься, и я за себя не ручаюсь, - предупредил я, любуясь отражением Маргерет в зеркале. - Мне так и хочется запустить руку в декольте. Ты знаешь, что за этим последует. Мы опять останемся голодными. Конечно, можно заказать ужин в каюту, но не хочется обижать капитана. Так что ты выбираешь?

Я никогда не насыщусь моей красавицей женой, мне всегда хочется прикоснуться хоть к кусочку ее нежной кожи. Даже в холодном поезде я умудрился целовать узкую полоску над перчаткой, чем вызывал румянец смущения на лице Маргерет, не привыкшей к прилюдным ласкам. А я не мог оторвать глаз от ее пухлых губ, которые при любой возможности целовал.

Я любил целовать ее всю, не оставляя ни одного потаенного места. Правда, мне пришлось убеждать Маргарет, что ласки языком не являются неприличными, какие бы страсти о распущенных джентльменах не рассказывали ей ее престарелые тетушки.
Сколько ей еще предстоит познать, какие утонченные ласки испытает ее роскошное тело, когда Маргерет привыкнет к тому, что все, что делается в постели, все, что доставляет удовольствие двоим, не должно ее смущать. Она раскрепостится и я научу ее искусству любви, а открытые чувства свяжут нас еще крепче.
- Я люблю тебя, Маргерет.
_________________

Рассмеявшись низким хриплым смехом, Себастьян качнулся от сильного толчка Эммы, страстной малышки, начавшей его ласкать с удвоенной силой. Он едва успевал подумать о том, что лодка качается все сильнее от их бурных действий, как тут же об этом забывал. Эмма творила невообразимое своими бедрами, двигаясь по члену, грозящему порвать преграду брюк. Граф откинулся немного назад, представляя этой фантастической женщине исполнять свои желания. Она хотела почувствовать вкус его кожи, ласкать его руками, целовать, и Себастьян блаженствовал от контрастных ощущений горячих губ и влажного ветерка с озера.
А потом он услышал мольбу:

Не умрешь, Эмма, я не позволю. Разве что маленькой смертью.
Больше граф не мог думать. Он освободил свой горячий пульсирующий член и приставил его ко входу в тело Эммы. Боясь причинить ей боль, действовал медленно и осторожно, но неизбежно достиг препятствия, преодолев которое, сделал бы больно Эмме. Он двинулся вперед, крепко держа свою Эмму за ягодицы. Входил туго и долго, растягивая плоть под свои размеры и покрываясь испариной от попыток сдерАжать себя. Инстинктивно Эмма начала отодвигаться, но Себастьян не позволил, уговаривая ее и соблазняя страстным шепотом. Еще один рывок внутрь и он овладел ей полностью, замирая на короткий миг, чтобы потом начать древние как мир действия, но для каждой пары любовников имеющие свое особое значение.
 
Поощряя смелость Эммы, Себастьян смотрел ей в глаза, пока она поднималась и опускалась на нем, сначала медленно, а потом быстро скользя влажным тугим лоном по его напряженному члену. Она властвовала над ним и он был рад покоряться. Преподавал Эмме науку любви, просил прощения и дарил обещания. Сливались тела и сливались души, постигая простую истину – это все, чего они хотели и к чему так долго стремились втайне ото всех, даже от самих себя. Кровь бурлила, они оба дрожали, тела двигались в унисон, граф позабыл обо всем, твердо идя к цели доставить Эмме запредельное удовольствие.
 
И когда она вскрикнула и содрогнулась от оргазма, он нашел ее губы и поцеловал Эмму так нежно, как только мог. Какое-то время они не двигались, сохраняя для себя моменты неги.
 
- Моя милая практичная Эмма, - рассмеялся Себастьян, продолжая сжимать нежное женское тело в объятиях. – Дай отдышаться, а потом подумаем о фаэтоне. Ты практически убила меня своей страстью. Не смущайся, милая Эмма. Я всегда знал, что в тебе живет страстная женщина, прячется за фасадом благопристойной снежной королевы. И я горд тем, что пробудил в тебе ее.
 
Граф аккуратно ссадил с себя Эмму, оделся сам, любуясь самым прекрасным видением на свете – разнеженной после любовной схватки женщиной, а потом стал помогать одеться Эмме. Корсет чуть не свалился за борт, одной половиной почти касаясь воды. Себастьян выловил его из воды, и они с Эммой долго смеялись, обсуждая вероятность того, что корсет поплывет дальше и пристанет к берегу, изрядно удивив того, кто его обнаружит.
 
Этот добродушный смех разрядил обстановку. Напряжение спало. Граф и удивлялся, и радовался тому ощущению, будто они с Эммой давно знакомы. А ведь пару дней назад неистово ненавидели друг другу. Эмма начинала чувствовать себя свободнее рядом с ним, может быть, даже начинала верить тому, что когда-то сильно оскорбил. Их прошлое не ушло и будет возвращаться неприятными воспоминаниями, но, граф надеялся, этот прекрасный день заставит их потускнеть?
 
Эмма завязала под подбородком шляпку и как раз поправляла пуговицы на амазонке, когда лодка причалила к берегу. Даже в амазонке, спрятавшей ее тело, она выглядела аппетитной. Так и хотелось ее съесть. Граф боялся за свою выдержку, поэтому усадил Эмму в седло, а сам повел лошадь под уздцы, предпочитая занять руки, иначе постоянно тянулся бы к желанному телу.
 
Болезненная необходимость касаться Эммы становилась очевидной. Но Себастьян понимал, что дело не только в желании. Он не юнец, который дорвался до спелого плода. Его разум замутнен желаниями, но все же ясно как белый день, что Эмма нужна ему не только в постели. Он не хотел, чтобы пробужденная им страсть досталась другому. Ее страсть должна была принадлежать только ему.
 
Ее улыбка, смех, добрый нрав, все ее тайны, которые он еще не раскрыл. Себастьян узнал Эмму не такой, как видят ее все, он сокрушил ее самоконтроль, и она открылась ему как страстная натура. Он будет последним дураком, если упустит эту женщину. Столько лет потрачено впустую не зря. Себастьян способен различить самородок среди простых камней.
 
Когда они отвели лошадь в конюшню и подошли к фаэтону, Себастьян повернулся к Эмме лицом, в присутствии множества народа позволяя себе всего лишь взять ее за руку и запечатлеть невинный поцелуй.
 
- Эмма, я приеду к тебе сегодня ночью и в другие ночи. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Позволь ухаживать за собой по всем правилам, чтобы никто не посмел усомниться в твоей добродетели.
Прежде чем Эмма успела ответить (и она бы точно сказала, что репутация уже окончательно разрушена, что есть правда), Себастьян услышал за спиной шумное приближение всадника и свист. Он обернулся, отпустив руку Эммы, но инстинктивно прикрывая ее от невидимой угрозы.
 
- Наша сладкая парочка! – пьяным голосом лил елей человек из прошлого Себастьяна, тот самый лорд Броуден, подбивший его на пари. Вот только его здесь и не хватало. Испортил такой момент. Граф не видел Эмму, но ощущал ее напряжение. Она тоже знала, кого видит перед собой. Броуден был не один. Рядом с ним на гарцующей лошади восседал лорд Марлоу, который был также мертвецки пьян. Помятые и красные от скачки, со следами разгула на лицах, лорды продолжали задираться и ржать как кони:
 
- Леди и распутник! Какая картина! Кто бы мог подумать, что Мартелю удастся выиграть и это пари. Невероятный везунчик. Мартель, не хотите ли поделиться с лучшими друзьями?
- Убирайтесь отсюда. Эмма, не слушайте пьяные бредни. Никакого пари нет.
- Вы обвиняете нас во лжи, Мартель? Предатель, да еще и клеветник. Мы были о вас лучшего мнения.
- А мы выиграли сегодня, поставив на вас, и гуляем! Присоединяйтесь к нам, Мартель. Вспомним былое. Ваша белокурая милашка теперь уж точно вас не простит. Ну же!
- Я сказал убирайтесь, пока я не вызвал вас на дуэль. Вы не существуете для меня. – Себастьян был в ярости. Сплюнув на землю, он тем самым продемонстрировал отношение к бездельникам и пьяницам. Он отвернулся от них, встречая побелевшее лицо Эммы.
- Эмма, ты не можешь верить этим двум лжецам. Их жизнь заключается в том, чтобы вот так портить ради развлечения все настоящее, все стоящее, то, чего они сами лишены из-за скудности ума и черствости души. Эмма…
- Простите, Себастьян, но я боюсь верить вам после нашего общего прошлого и боюсь, что не смогу уже оправиться, если все это правда.
- Тогда я докажу, что это неправда! Поедемте в Уайтс, где заключаются пари, посмотрим вместе книгу ставок. Вы не найдете там ничего, что указывает на меня. Ноги моей там не было и не будет.
- Не могу, милорд, это для меня уже слишком! – воскликнула Эмма, удаляясь быстрым шагом. Чтобы не провоцировать скандал, Себастьян не стал догонять Эмму. Он бросился в клуб, подгоняя ошалевших от сыпавшихся на них ударов хлыста коней, и оказался на месте спустя считанные минуты.
 
Внутрь прокуренного заведения он буквально влетел, бросив трость и цилиндр обслуге, потом, не обращая внимания на радостные пьяные окрики, ринулся к книге, быстро пролистал ее, обнаружив нужную ставку: Граф Б. против Леди Э. Соблазнит. Не соблазнит. Против соблазнит – ставок втрое больше. Дрожащей рукой граф он вырвал лист, захлопнул книгу и схватил ее, чтобы бросить в камин.

- Вы сошли с ума! Оставьте в покое книгу! – кричали все вокруг.
- Это вы все сошли с ума, играя жизнями. Одумайтесь и посмотрите, что вы делаете. Сколько стоят ваши игры для тех невинных, кто пострадал.
 
Граф молчал, сверля глазами бывших друзей, знакомых, молодых повес и кутил. Он знал, что слова его не коснутся их душ, пропадут втуне, сгорят в пьяном угаре. Но он, Себастьян Мартель, стал совершенно другим. Ему противно находиться здесь, среди пропащих людей с гнилым нутром. Противны они и эта гадкая книга, которую он бросил на стол, что сопровождалось облегченным общим вздохом. Он не услышал ни слова и молча вышел из душного клуба, спеша снова к Эмме, чтобы подтвердить свою правоту.
 
Но она уже уехала в поместье, снявшись с места, должно быть, тут же, как поняла, что снова стала жертвой обмана. Он снова ранил ее, хоть и не своей вине. Милая Эмма, как бы я хотел, чтобы тебя не коснулась и капля грязи. Поразительная женщина, добрая и всепрощающая, она наверняка никому в жизни не причинила зла, но жизнь ее не жалела, а она заслуживает только счастья. Она заслуживает мужчину много лучше, чем Себастьян Мартель, но он, обуреваемый как чувством вины, так и страстной любовью, эгоистично хотел Эмму себе.
 
Сжимая в руке смятую страницу, он пронесся по улицам засыпающего города до своего дома, где быстро переоделся, разбудил слугу, чтобы тот оседлал лучшего жеребца и отправился за Эммой в погоню. Зачем она поехала в ночь? Так спешила избавиться от него? Или мать заставила Эмму покинуть город, пока утро не наступит, внося в жизнь только грязные сплетни о новом пари графа Брекона? Себастьян даже не мог себе представить того кошмара, что творится в душе его милой Эммы. Он мчался за ней, чтобы признанием в любви искупить свою вину.
Где бы ты ни была, Эмма, я найду тебя. Эмма, пиши же, где ты))
_________________

Та ночь, которая открыла бесчисленный счёт ночам, проведённым рядом с Джеком, стала для Эбигейл особенной. И хоть последующие были ещё более откровенными и дарили ей всё новые познания в том, как реагирует её тело на ласки её пирата, всё равно она помнила именно первое касание, которым её мужчина заклеймил её, привязав к себе навсегда. Признание Эби, в котором она так просто и безыскусно открыла перед Джеком своё сердце, до сих пор воспринималось ею, как неверный шаг. По крайней мере, днями, что проводила Эбигейл на борту корабля. Ведь её пират избегал с нею встреч, пока солнце не садилось за горизонт. Ночами же он любил её, сводя с ума. И Эби бессвязно шептала всё новые и новые признания, которые с рассветом пугали её своей откровенностью. Но лишь до того, как к ней снова приходил Джек. В такие моменты её жаркиё шёпот облекал в слова то, что сжигало её душу изнутри.
Ей нравилась эта жизнь рядом с её пиратом, и хоть Эби на протяжении долгого времени была лишена даже единственной возможности узнать, какие перипетии ждут её дальше, она не спешила разрушить хрупкий мостик, выстроенный между нею и Джеком. Сотканный из наслаждений весьма плотских, он, тем не менее, казался Эбигейл самым прочным из всех уз, которые могли быть между ними. Единственное, что огорчало Эби - то, что она покинула своих родных и близких, ни словом не уведомив их о том, где она и что с нею сталось. Но, подбадривала она себя, настанет тот день, когда они причалят к какому-нибудь берегу и там, непременно, Чёрный Джек возьмёт её в жёны, а после она с чистым сердцем сможет написать родителям о том, что стала супругой человека, которого она любит, и будет отныне жить с ним в болезни и здравии, пока смерть не разлучит их. Такими мыслями была полна Эбигейл, ожидающего окончания путешествия с какой-то детской наивной восторженностью.

Наконец корабль причалил в какой-то бухте, и Эби с нетерпением стала ожидать того момента, когда пират покажет ей её новый дом, где Эбигейл надлежит стать хозяйкой. От этого сладостного предвкушения сердце её билось с утроенной силой, и она приняла как должное то, что на глаза её вновь опустилась повязка, мешающая разглядеть, что её окружает. Возможно, ей только предстояло понять весь колорит пиратской жизни и понять, что конспирация превыше всего. И впоследствии, когда Джек поймёт, что ей можно доверять, он уже не будет использовать подобных мер предосторожности.
Ткань повязки исчезла, и Эби прищурилась, не сразу привыкая к яркому свету. Она оказалась в поистине чудесном месте, обставленном с поистине королевским размахом. Восточные нотки в убранстве были тонкими и изящными, как несколько женщин, облачённых в яркие одежды и смотрящих на неё с удивлением. Эбигейл почувствовала себя замухрышкой, но тут же взяла себя в руки. Её Чёрный Джек оказался властелином всех этих чудесных сокровищ, среди которых были и женщины-служанки. Теперь Эби вряд ли когда-нибудь доведётся чувствовать себя растрёпанной и непричёсанной. С таким штатом прислуги она засияет для своего пирата как самый яркий из всех возможных бриллиантов.

Воззрившись на сидящего на подушках мужчину с нескрываемым удивлением, Эбигейл не сразу поняла, что он обращается именно к ней. Они остались наедине, но Эбигейл на всякий случай огляделась. Её сердце пропустило удар, замирая. А слух отказывался воспринимать то, что ей сказали. Она... товар? Чёрный Джек, её пират, которого она полюбила всем сердцем, привёз её, чтобы продать кому-то другому? Эбигейл отказывалась в это верить. Это не было правдой. Просто не могло ею быть.
И всё же Эби - всего на мгновение - ощутила себя преданной. Если то, что сказал ей этот незнакомец, правда - пират предал малышку-Эби. А она... она ведь совершенно этого не заслужила. Быстро прогнав от себя недостойные мысли, Эби сложила руки на груди и гневно сверкнула глазами на слепца.
- Вот ещё! Если вы желаете потрогать какой-то товар - трогайте. Но от меня держитесь подальше. Потому что я - не вещь. И принадлежу другому мужчине. А если вы с ним что-то сделали... Если вы с ним что-то сделали... - она даже запнулась, когда перед её глазами появились картинки того, что могло случиться с Чёрным Джеком. Ведь допустить мысль о том, что он добровольно отдал её другому, Эби просто не могла, - знайте, что у него есть целая команда преданных ему людей. И я - в том числе. И вам несдобровать.
Она сделала шаг назад, потом ещё один, но после остановилась и решительно прибавила:
- Так что лучше вам отпустить меня и вернуть тому, кому я и принадлежу. Моему пирату. Ну же! Я жду!
_________________