Робин Мак-Кинли "Красавица"

 » Часть 3 Глава 2

В которой мы узнаем, что Робин Мак-Кинли весьма сведуща в классической английской литературе Приятного прочтения!

Бета: Pchelka

Когда я проснулась, солнце уже стояло высоко в небе, на темно-красном ковре сияли яркие пятна света, окрашивая янтарный рисунок на нем в ярко-желтый цвет. В момент пробуждения я уже поняла, что было довольно поздно, но прежде чем открыть глаза, подумала: «Как же я смогла так проспать? Теперь не успею переделать всю работу. Почему меня не разбудили?». А потом вспомнила и открыла глаза, почувствовав, что лежу на знакомых мягких простынях. И тогда я осознала, что меня разбудило: сладкий, манящий запах горячего шоколада и гренок с маслом. Я присела, выпрямившись. Завтрак был подан на столе у камина, в котором вновь зажгли огонь. Я радостно спрыгнула с кровати. Каждое утро в Городе моя служанка приносила мне гренки и шоколад: как они узнали?
Как только я опустила ноги на пол, опершись руками на матрас, то сразу же почувствовала острую боль. Мне припомнилась прошлая ночь и я застыла, разглядывая руки. Их обернули марлевой повязкой, пока я спала: возможно, это имело отношение к той странной беседе, которую я услышала, прежде чем окончательно уснула. Я замерла, пытаясь вспомнить все детали, но скоро сдалась, посчитав горячий шоколад более интересным. В золотой миске лежали апельсины и яблоки, рядом был небольшой нож с ручкой из слоновой кости – для того, чтобы очищать кожуру.
Когда я закончила, появился мой невидимый слуга, свернул посуду в льняную скатерть и заставил все исчезнуть прямо в воздухе. После некоторых споров с ветерком, я остановилась на сером домашнем платье с серебряными пуговицами и на изящных черных ботиночках с плетеными шнурками. Я опасалась смотреть на дверь, но когда, наконец, с трудом подошла к ней, она без промедления открылась. Я выбежала, словно дверь могла передумать; ветерок облетел меня разок и скрылся.
Замок выглядел совершенно по-другому, когда яркий свет сиял сквозь его высокие окна; угрюмое великолепие, которое я видела прошлой ночью при свечах (и в свете ламп), днем превратилось в роскошное и радующее глаз величие, отчего еще сложнее стало поверить в Чудовище: он казался существом из кошмаров и не подходил этому красивому дворцу. С таким настроением я не решилась думать о том, зачем вообще оказалась здесь, и продолжала восхищаться всем, что меня окружало, без всяких раздумий. Я обнаружила лестницу, ведущую вниз, и вскоре оказалась в большом зале передней части замка, из которого можно было пройти в столовую или выйти через огромную переднюю дверь.
Великодушный обрадовался мне. Он положил голову на дверь стойла и громко заржал, услышав мои шаги.
– Я не виню тебя – мне тоже было одиноко, – сказала я. – Давай вместе немного осмотримся.
Я прикрепила уздечку, которую нашла, как только она мне понадобилась, к сбруе и вывела его на солнце. Конь тряс гривой и играл копытами, выражая удовлетворение; мы прогулялись по прекрасным садам, любуясь растениями и статуями. Помимо остальных сотен видов цветов, везде распускались розы. Но нигде я не увидела беседки из роз, о которой рассказывал Отец. Великодушный фыркал на цветы и, как приличный породистый конь, ел только траву, много травы. Вскоре мы обнаружили клевер и остановились рядом ненадолго, чтобы животное могло пожевать его вдоволь.
– Скоро ты станешь круглым, как племенная кобылка, – пожурила его я. – Мы с тобой хорошенько поскачем, но только после моего обеда.
Вернув его в стойло, я прошла обратно в замок, но когда дверь столовой начала открываться, я выкрикнула:
– Я бы лучше поела в своей комнате, если вы не против!
Дверь остановилась, потом неохотно закрылась. Я обнаружила отличный обед в «Комнате Красавицы».
– Единственное, что тревожит меня здесь – это тишина, – говорила я своей чашке. – Даже огонь горит тихо, и хотя я не могу пожаловаться на обслуживание, – я подумала, слышал ли меня кто-нибудь в этот момент. – Мне так хочется немного побренчать столовыми приборами или еще чем-нибудь. От этого дом, и даже замок, покажется обжитым.
Я подняла чашку и прошла к окну.
– Никогда не любила домашних животных: от обезьянок одни неприятности, собаки линяют и от этого я чихаю, а кошки вечно царапаются, однако птицы... Было приятно, если бы Орфей сейчас спел мне что-нибудь.
Я нашла щеколду и дернула стеклянную панель, которая, конечно, бесшумно отворилась.
– Здесь даже птиц нет, – продолжала я, высунувшись в окно. – Я понимаю, что все живое, что ходит по земле, не хотело бы попадаться ему на пути, но ведь небо он не может подчинить себе.
За окном был широкий выступ с вырезанной в нем неглубокой прямой бороздкой.
– То, что нужно птичкам, – заметила я, а слева от себя нашла жестянку с нарисованными павлинами, которые были отделаны драгоценными камнями. В ней было полно зерен, какие точно понравились бы пернатым. Я разбросала пригоршню по выступу.
– Все, что мне нужно – это лишь парочка попугаев, – попросила я. – Павлины, которых я встречала, кусались.
Я оглядела сады. Казалось странным, что ни одной птицы невозможно было обнаружить рядом с теми деревьями и цветами.
– Вероятно, они ждут, чтобы их пригласили, – вслух подумала я. – Что ж, считайте, я это сделала, – громко крикнула я. – От своего имени, конечно.
Я закрыла окно, переоделась в свою юбку (разделенную швом пополам), которая более или менее подходила для верховой езды.
– Тут что, никогда не слышали о простой одежде? – с раздражением повторяла я, пока искала в шкафах блузку без лент, драгоценных камней или кружев, а ветерок возмущенно тянул меня за локти. Наконец я снова вышла, чтобы прокатиться на Великодушном.
Конь оживился и мы вновь проехались по величественным садам, мне не пришлось напрягаться, чтобы пустить Великодушного галопом по этим ухоженным дорожкам. Воздух был прохладен, когда мы выехали из сада; я взяла с собой плащ и одела его, придержав животное. Я решила, что мы достаточно быстро доедем до высокой живой изгороди, которая окружала мою тюрьму (ведь это не заняло так много времени предыдущей ночью, а Отец видел ворота, находясь в саду). Но мы ехали и ехали по полям, мимо редких деревьев, снова по полям и опять мимо деревьев. Дикий лес начинался здесь: камни и изогнутые кусты, неровная земля под ногами. Я решила, что, возможно, изгородь не полностью окружала владения Чудовища и мы просто вышли на край заколдованного леса. «Хотя это, конечно, мало поможет, – подумалось мне. – Лучше найду ту широкую дорогу и пусть меня приведут обратно. И я не стану пытаться найти отсюда выход, чтобы не умереть с голоду».
Там, где мы проходили, местами лежал снег. Я обернулась, чтобы взглянуть через плечо. Мне все еще были видны башни замка – темные и угрюмые на фоне голубого неба – они все же отдалялись.
– Время ехать обратно, – я развернула коня и пустила его легким галопом.
– Обратно домой, полагаю, – задумчиво добавила я.
«Не стоит пытаться сбежать в самый первый день в любом случае», – пришло мне в голову. Особенно, если добром это не кончится.
Солнце уже опускалось, когда я привела Великодушного в конюшню, почистила его и снова сама вымыла упряжь.
– Да, я заметила, что все старые удила заменили новыми, спасибо, – громко произнесла я, пока чистила сбрую. Если бы не я, то невидимые руки занялись бы этим. Еще я заметила, что удила и пряжки были начищены до блеска, после того, как вчера ночью я оставила их в состоянии просто чистых, и от этого немного разгорячилась. Руки мои все еще были перевязаны – чуток болели, но сильно меня не беспокоили, а волшебные повязки не загрязнятся, даже после того, как я вымою кожаную сбрую и натру ее маслом.
Выйдя из конюшни, я прошла немного вглубь сада, чтобы понаблюдать, как день сменяется серыми сумерками, окрашенными ярким пламенем, и села на хранившую тепло мраморную скамейку. «А впрочем, это все может быть просто от солнца», – подумала я о ней. Я также отметила, что скамья была как раз подходящей по высоте для человека с такими короткими ногами, как у меня.
Я повернула голову, чтобы окинуть взглядом сад, и увидела, что ко мне направляется Чудовище. Он подошел совсем близко, а я смогла сдержать крик; несмотря на тяжелые башмаки, походка его была бесшумной, как тени под моими ногами. Сегодня он оделся в коричневый бархат (цвет пряной гвоздики), а на горле и запястьях его сияли перламутрово-белые кружева.
– Добрый вечер, Красавица, – произнес он.
– Добрый вечер, Чудовище, – я поднялась.
– Пожалуйста, я не хочу тебя беспокоить, – робко ответил он. – Я уйду, если ты захочешь.
– О нет, – поспешно выдала я, пытаясь быть вежливой. – Вы не прогуляетесь со мной? Я бы хотела посмотреть, как заходит солнце над садом, ведь он так красив.
Мы шли в тишине минуту или две. «Бывали у меня идеи и получше», – думала я, проходя три шага за его один, хотя видела, что он изо всех сил старается приспособиться к моей походке. Немного погодя я, слегка запыхавшись, начала говорить, поскольку тишина становилась неловкой.
– Закат был моей любимой частью дня, когда мы жили в Городе; раньше я гуляла в нашем саду, но стены были слишком высоки. Когда небо достигало пика своей красоты, то в саду было уже темно.
– Закат больше не радует тебя? – спросило Чудовище, словно выполняя долг по поддержанию беседы.
– Я никогда не видела восхода солнца – всегда спала, – объяснила я. – Раньше всегда ложилась поздно – много читала ночью. А потом мы переехали в деревню, и, думаю, теперь мне больше нравится восход. Обычно я слишком устаю к закату, чтобы по-настоящему оценить его, и, как правило, тороплюсь закончить дела и пойти ужинать… точнее, так было раньше… – грустно добавила я.
Неожиданно тоска по дому захлестнула меня, сжимая горло.
Мы подошли к стене, покрытой вьющимися стеблями роз, которые я сразу же узнала – должно быть именно здесь Отец повстречал Чудовище. Мы прошли сквозь проем в стене и я огляделась, ужасно смущенная. Хозяин замка остановился в нескольких шагах позади от меня. Затем внезапно солнце, прежде чем исчезнуть, озарило последней яркой вспышкой света замок и сады вокруг, окрасив их в цвет прозрачно-медового нектара в хрустальном бокале, а розы блестели, словно его грани.
Мы оба развернулись к закату и я обнаружила, что уставилась на затылок Чудовища. Заметила серые пряди в гриве, которая спускалась ему на плечи. Свет погас, словно задутая свечка, и нас нежно обволакивали серые сумерки; небо, покинутое солнцем, полыхало розовым и сиреневым.
Чудовище повернулось ко мне. В этот раз я смогла посмотреть на него без содрогания. Через секунду он резко сказал:
– Я довольно уродлив, не правда ли?
– Вы довольно… ээээ, лохматый, – ответила я.
– Ты просто очень вежлива, – заметил он.
– Да, конечно, – согласилась я. – Но ведь и вы вчера назвали меня красивой.
Он издал звук, похожий на рев и рык одновременно, и через минуту усердных размышлений, я решила, что это был смешок.
– Так ты мне, значит, не веришь? – поинтересовалось Чудовище.
– Нет… не верю, – неохотно сказала я, гадая, не рассердится ли он. – Любое зеркало это опровергнет.
– Ты не найдешь здесь ни зеркал, – заявил он, – ни спокойной глади пруда: я не выношу отражений. И если только я тебя вижу, отчего тогда ты не можешь быть прекрасной?
– Но… – начала я, а учения Платона ворвались в мои мысли так быстро, что от них почти заболела голова и я не смогла говорить. Через минуту раздумий я решила не приводить доводов из трактата о знании, и просто, чтобы не молчать, произнесла:
– Ведь есть еще Великодушный. Хотя никогда не замечала, чтобы он обращал внимание на мою внешность.
– Великодушный?
– Мой конь. Огромная серая лошадь в вашей конюшне.
– Ах, да, – ответило Чудовище и уставилось на землю.
– Что-то не так? – забеспокоилась я.
– Возможно, было бы лучше, если бы ты отослала его обратно с отцом, – признался он.
– О, Боже… ему грозит опасность? Ох, пообещайте, что с ним ничего не случится! Можно мне послать его домой сегодня? Я не хочу, чтобы он пострадал, – воскликнула я.
Чудовище покачало головой.
– Ему ничего не грозит, но понимаешь, звери – другие звери – не любят меня. Ты заметила, что в саду нет никого живого, только деревья, трава, цветы, камни и ручьи.
– Вы не причините ему боли? – снова спросила я.
– Нет, но мог бы и животные это чувствуют. Если я не ошибаюсь, лошадь твоего отца отказалась пройти через ворота во второй раз.
– Это правда, – прошептала я.
– Нет причин для волнения. Ты это знаешь. Ты заботишься о нем, а я постараюсь держаться от него подальше.
– Возможно… возможно будет лучше, если он все-таки будет дома, – сердце мое дрогнуло при мысли об этом. – Вы могли бы… отослать его?
– Мог бы, но вряд ли он сможет это принять и, скорее всего, сойдет с ума. С ним все будет в порядке.
Я подняла взгляд на Чудовище, желая поверить ему, и внезапно поняла, что так и произошло. Я улыбнулась.
– Хорошо.
– Идем, становится темно. Пройдем внутрь? Могу я присоединиться к тебе за ужином?
– Конечно, – ответила я. – Вы здесь хозяин.
– Нет, Красавица, хозяйка здесь ты. Я дам тебе все, что пожелаешь.
«Свободу», – вертелось у меня на языке, но я не осмелилась озвучить это.
– Комната тебе по душе? Хочешь что-нибудь поменять?
– Нет, нет. Все чудесно. Вы очень добры.
Он нетерпеливо махнул рукой.
– Мне не нужна твоя благодарность. Кровать удобна? Тебе хорошо вчера спалось?
– Да, конечно, очень хорошо, – ответила я, но случайное движение моей руки привлекло его внимание.
– Что произошло с твоими руками? – резко спросил он.
– Я… ох… – начала я и вдруг поняла, что не могу солгать ему, хотя не знала, почему. – Прошлой ночью я попыталась выйти из комнаты. Дверь не открылась и я… испугалась.
– Понимаю, – словно тихое рычание послышалось из его груди. – По моему приказу дверь заперли.
– Вы же сказали, что мне нечего бояться, – засомневалась я.
– Так и есть, но я все же Чудовище и не всегда могу вести себя прилично… даже ради тебя, – ответил он.
– Мне жаль, – сказала я. – Я не понимаю.
Что-то было в том, как он стоял, не глядя на меня: покорность, рожденная долгими годами молчания и безнадежности, давящими на его плечи. Я обнаружила, что невольно желаю успокоить его.
– Но мысли мои теперь в порядке и смотрите: уверена, что и руки тоже зажили.
Я сняла повязки с рук, пока говорила, и вытянула руки, чтобы он мог их рассмотреть. Я забыла про кольцо: бриллианты и яркие глаза-рубины поймали последние искры солнечного света и блеснули в сумерках.
– Тебе нравится это кольцо? – после недолгого молчания спросил он, глядя на мои руки.
– Да, – ответила я. – Очень. И еще, спасибо Вам за семена роз. Я посадила их сразу же, после того, как Отец приехал домой, и они зацвели в день моего отъезда – так что в памяти сохранился дом, весь покрытый цветами, – с тоской в голосе продолжала я.
– Я рад. Я пытался поторопить их, конечно, но очень тяжело делать это на расстоянии.
– Правда? – поинтересовалась я, не уверенная, что мне нужен ответ. А потом вспомнила, что побеги, которые были ближе к лесу, росли быстрее всех. – И благодарю за все те чудесные вещи в седельных сумках Отца – очень мило с вашей стороны.
– Я вовсе не мил. Знаю, сейчас ты думаешь, что обошлась бы и без колец, роз или кружевных скатертей, а вместо этого была бы дома – поэтому не хочу твоей благодарности. Я уже говорил об этом, – грубо ответил он. Через мгновение он продолжил уже другим тоном: – Сложно было решить, что послать. Изумруды, сапфиры, обычные королевские подарки и все остальное – я не думал, что такое тебе может понравиться. Даже золотые монеты могли бы не пригодиться.
– Вы сделали очень хороший выбор, – заметила я.
– Неужели? – он, казалось, был доволен. – Или ты снова проявляешь вежливость?
– Нет, правда, – настаивала я. – Я сама использовала две свечи для чтения. Весьма расточительно с моей стороны, но было так чудесно читать под ровным и ярким светом.
– В этот раз я пришлю еще больше свечей, – пообещал он. – И меха, и ткани. Мне не хотелось посылать денег.
«Кровавых денег», – подумалось мне.
– Темно уже, – продолжил зверь. – Твой ужин готов. Ты возьмешь меня под руку?
– Я бы предпочла этого не делать, – был мой ответ.
– Ну, что ж, – произнес он.
– Давайте поспешим, – я отвела от него взгляд. – Я очень голодна.
В столовой зажглись свечи при нашем появлении. Я заметила, не задумываясь об этом, что, пока проходил закат и мы стояли в саду, светильники на подставках зажигались везде, но мы вдвоем стояли в сгустке темноты рядом с розами, и лампы, что шли по бокам дорожки, ведущей в замок, не горели.
– Странно, – заметила я. – Разве обычно они не загораются, когда подходишь ближе? Так было прошлой ночью со свечами, когда я бродила по замку.
Чудовище издало звук (легкое ворчание, в котором я различила слова, но не поняла на каком языке они были) и лампы сразу же зажглись.
– Не понимаю, – сказала я.
Он взглянул на меня.
– Долгое время я предпочитал темноту.
У меня не нашлось ответа и мы прошли в замок. Там стоял тот же огромный стол, уставленный дорогим фарфором, хрусталем, серебряной и золотой посудой, и я не заметила ни одной миски, чашки или тарелки, которые были здесь прошлой ночью; воздух наполнился пьянящими ароматами.
Чудовище встало за огромным резным стулом, поклонилось мне, приглашая присесть, а потом подозвало к себе другой стул (у стены стоял целый ряд их и ни одного одинакового). Слова, что говорил хозяин замка, звучали также незнакомо, как и те, с которыми он обращался к лампам в саду.
Затем ко мне подбежал маленький столик с горячей водой и полотенцами, и пока я мыла руки, подносы с едой, соперничая и толкаясь друг о друга, спешили наполнить мою тарелку. «Какая шумная посуда», – подумала я. Но даже лязганье и бренчание звучали как музыка – полагаю, потому что все было сделано из таких хороших материалов. Что же я здесь делаю? Грейс смотрелась бы великолепно на этом троне. Я же чувствовала себя глупо.
Я бросила взгляд на Чудовище, которое сидело немного дальше за столом, справа от меня. Он откинулся на спинку стула, опершись одним коленом на стол; для него не было выложено приборов или тарелки.
– Вы не присоединитесь ко мне? – удивилась я.
Он поднял руки – или лапы с когтями.
– Я Чудовище, – промолвил он. – Не могу управляться с ножом и вилкой. Ты хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, – ответила я, и в этот раз совсем не из вежливости. – Нет, приятно, когда рядом кто-то есть. Тут одиноко – тишина так подавляет.
– Да, я знаю, – согласился он, а я подумала о том, что он говорил прошлой ночью.
– Красавица, – продолжило Чудовище, наблюдая, как мимо маршируют подносы. – Не позволяй им собой так помыкать. Ты можешь есть все, что пожелаешь, только попроси.
– Все выглядит так аппетитно и так вкусно пахнет, что я не могу выбрать. Я не против, что решения принимают за меня.
Чуть погодя, набив рот, я произнесла:
– Вы сказали, мне стоит только попросить, но слова, что вы говорили лампам в саду и стулу здесь – я не понимаю этот язык.
– Верно, когда волшебство перетягивают в наш мир из его, оно замедляется и не желает учить местный язык. Но я назначил двоих… эээ, назовем их горничными, для тебя – они должны все понимать.
– Небольшой ветерок, который что-то все время бормочет мне, – поняла я.
– Да, они покажутся тебе более живыми – почти настоящими. Они почти принадлежат нашему миру.
Я задумчиво жевала.
– Вы говорите так, словно все это очевидно, но я совсем ничего не понимаю.
– Прости, – извинился он. – Это довольно сложно, у меня было много времени, чтобы привыкнуть к здешним порядкам, но никому еще не приходилось их объяснять.
Я вновь взглянула на седину в его гриве.
– Вы не молодое… Чудовище?
– Нет, – ответил он и помолчал немного. – Я нахожусь здесь чуть более двухсот лет, кажется.
Он не дал мне времени, чтобы обдумать это, и продолжил, пока я, изумленная, уставилась на него: «Две сотни лет!»
– У тебя были сложности с тем, чтобы исполнялись твои желания? Я с радостью помогу, если это необходимо.
– Нееет, – я с трудом вернулась к разговору. – Но как я вас найду, если вы мне понадобитесь?
– Меня легко найти, – ответил он. – Если ты этого хочешь.
Вскоре после этого я закончила ужин и поднялась.
– Желаю вам спокойной ночи, милорд, – произнесла я. – Думаю, я очень устала.
Сидя в кресле, он был ростом почти с меня.
– Красавица, ты выйдешь за меня? – спросил он.
Я шагнула назад.
– Нет.
– Не бойся, – голос его звучал грустно. – Доброй ночи, Красавица.
Я сразу же легла в кровать и крепко уснула, не услышав странных голосов, но и не чувствуя страха.

***********************

Несколько недель прошли быстрее, чем как мне казалось в первые дни, будет идти время. У меня установилось расписание. Рано утром я поднималась и, после того, как завтракала в своей комнате, выходила в сады на прогулку. Обычно я брала с собой Великодушного, ведя его под уздцы. Он всегда за мной ходил как собачка и иногда, когда целый день помогала в кузнице, я выпускала его пожевать травку в поле, которое окружало наш дом. Конь время от времени проходил мимо кузницы и заполнял дверной проем своим массивным телом, наблюдая за мной и Жэром, прежде чем вернуться к своим занятиям. Но с тех пор, как Чудовище предупредило меня о том, что другие звери его не любят, я решила: будет лучше, если буду держать своего огромного коня на привязи. Хотя, если он решит чуток вскинуть голову, у меня не хватит сил удержать его. Но Чудовище держалось от нас подальше, а Великодушный и вида не подавал, что ему здесь не нравится; он был спокоен, чуть ли не равнодушен, и, как обычно, настроен по-доброму. Жэр был прав: присутствие коня придавало мне гораздо больше храбрости.
Ближе к полудню я возвращалась в замок и проводила часы до обеда в чтении и занятиях. Пришлось признаться, что я почти позабыла греческий и латинский за те три года, что не занималась ими. А мой французский, который всегда давался с трудом, вообще не остался в памяти.
Однажды, разозлившись на собственную глупость, я изучала полки в поисках чего-нибудь, что могло бы успокоить меня, и обнаружила законченную книгу «Королевы Фей»[1] . Прежде мне удалось прочитать лишь две песни из нее, поэтому я взирала на книги с наслаждением.
После завтрака я вновь принималась за чтение: обычно «Королева Фей» или «Смерть Артура»[2] ; затем все утро занималась языками, почти до второй половины дня, затем переодевалась и выезжала с Великодушным на прогулку. Почти ежедневно мы проезжали по незнакомым землям, даже когда я преднамеренно выбирала путь, по которому мы уже проходили. И даже если я считала, что узнаю деревья или цветочное поле, то все равно не была в этом полностью уверена. Я не понимала: либо ориентировалась на местности я хуже, чем думала (что вполне возможно), либо тропы и поля действительно менялись день ото дня (что, как мне казалось, тоже не исключалось). Однажды днем мы проехали больше, чем обычно, поскольку я была занята мыслями о чтении. С ужасом я осознала, что солнце почти село, когда мы, наконец, вернулись обратно. Мне не понравилось бы искать путь в замок после заката или, скорее, мне не понравилось бы находиться на этих заколдованных полях в темноте. Однако каким-то чудом ровным галопом Великодушный довез меня до ограды садов меньше, чем за час. Я была уверена, что мы были, по крайней мере, в трех часах езды отсюда.
Обычно я вела коня в стойло, расчесывала его и кормила перед тем, как садилось солнце, чтобы я смогла полюбоваться на закат из сада: я откровенно призналась Чудовищу, что мне это нравится. Он встречал меня здесь, в саду, и мы гуляли (я научилась шагать рядом, стараясь не показывать, что мне сложно следовать за ним); иногда мы беседовали, иногда нет, и вместе наблюдали, как сменяются краски на небе. Когда оно бледнело до розовато-лилового или тускло-золотистого, мы проходили в замок и Чудовище сидело рядом, в огромной столовой, пока я ела свой ужин.
В течение нескольких первых дней моего вынужденного визита, я приобрела привычку сначала подниматься наверх, чтобы переодеться к ужину. Это была одна из тех приятных манер, что мне посчастливилось сохранить, когда моя семья покинула Город; однако величие столовой Чудовища пугало меня. По крайней мере, я хотя бы могла правильно себя вести, даже если и выглядела как кухарка, примеряющая одежду своей госпожи, а не благородная леди.
После ужина я возвращалась к себе в комнату и в течение нескольких часов читала, прежде чем отойти ко сну. И каждый вечер после ужина, перед моим уходом, Чудовище спрашивало:
– Ты выйдешь за меня, Красавица?
И каждый вечер я отвечала:
– Нет, – и легкая дрожь охватывала меня. Когда я узнала его получше, страх сменился жалостью, а затем и сожалением, но я все же не могла стать его женой, несмотря на то, что мне совсем не хотелось причинять ему боль.
Я никогда не выходила из замка после наступления темноты. Мы приходили ужинать, когда солнце садилось и забирало свои бриллиантовые лучи с собой. Когда я возвращалась к себе в комнату, то больше из нее не выходила и с осторожностью избегала дверь и опасалась даже проходить рядом с нею; а еще не смотрела на сады в окна, после того, как лампы сами собой гасли в полночь.
Я очень скучала по своей семье и боль от расставания лишь немного ослабла по прошествии нескольких недель: я научилась жить с этим, или скорее, мне пришлось. К моему удивлению, я также научилась быть в каком-то роде счастливой в своей новой жизни. В Городе моими самыми страстными увлечениями были книги и верховая езда, а здесь я могла заниматься обоими столько, сколько душе угодно. И у меня было еще кое-что и я высоко это ценила, хотя мой обычно нелюдимый характер никогда не признавал этого: компания. Мне нравилось и было необходимо одиночество – для учебы и размышлений, но я также хотела иметь кого-то, с кем можно было поговорить. И вскоре я уже с нетерпением ожидала ежедневных встреч с Чудовищем, даже прежде, чем избавилась от страха к нему. Было сложно позабыть о том, что не нужно бояться зверя, огромного как медведь, с гривой как у льва и немногословностью дерева. Но после нескольких недель в его обществе я обнаружила, что мне очень трудно относиться к нему плохо или не доверять ему.
Даже моя попытка сделать самодельную кормушку для птиц оказалсь успешной. В самый первый день я заметила, что семена кто-то трогал: они лежали маленькими кучками, в которых, как я с надеждой думала, виднелись следы птичьих лапок и клювов, ведь не ветер же их так раскидал, хотя в этом замке невозможно быть в чем-то уверенной. Но на следующее утро я увидела, как две миниатюрные крылатые тени покинули карниз, как только я подошла к окну, а через две недели меня посещало уже полдюжины маленьких птичек, знакомых мне - три воробья, зяблик, желтый соловей и крохотное черно-белое пернатое существо с полосатой грудкой, которого я не знала. Они так привыкли ко мне, что сидели у меня на пальцах и ели зерна с руки, щебеча и посвистывая в ответ на мое щебетание и посвистывание. Но никого крупнее голубки я не видела.
Погода в этой заколдованной местности была почти всегда хорошей. Весна, должно быть, была уже в разгаре там, где живет моя семья: везде лежит грязь, а деревья покрываются первой хрупкой весенней листвой, а жалкая прошлогодняя трава прячется под новой, свежей. В замке же сады оставались идеальными и нетронутыми: ни сменой времени года, ни животными или чем-либо еще. Здесь не только не было и следа садовников (видимых или невидимых), но и не возникало нужды в них: живую изгородь или деревья не надо было подстригать, цветы – пропалывать; мелкие ручейки в своих каменных бассейнах, выложенных мозаикой, никогда не переполнялись весенними водами.
Окрестные земли, по которым я ездила с Великодушным, были охвачены сменой времени года: полоски снега таяли на земле, а свежая листва появлялась на деревьях. Но даже здесь было мало грязи: почва нагревалась и становилась мягче под копытами коня, однако, не превращаясь в топи; не было и следа прошлогодних растений ни под ногами, ни у кустов и деревьев. Свежая зелень цвела на чистых и блестящих ветках и стеблях, не заменяя что-то выцветшее или подгнившее.
Время от времени, однако, шел дождь. Однажды утром я проснулась (наверное, через пару дней после приезда) и заметила, как тускло светит солнце сквозь мое окно. Я выглянула и увидела, что идет спокойный, но сильный серый дождь. Сады блестели от воды, словно драгоценности, или как те города с русалками, волшебные виды которых я высматривала на дне глубокого тихого озера.
– Ой, – грустно произнесла я. Этот новый вид замка и садов был прекрасен, но это означало, что утреннюю прогулку придется перенести или отложить. Я оделась и не спеша поела, затем без интереса спустилась вниз, размышляя о том, не прогуляться ли мне немного по замку, и, возможно, нанести мирный визит к Великодушному, прежде чем начать долгое утро своих занятий.
Чудовище стояло у главных дверей, которые были распахнуты. Он стоял спиной ко мне, пока я спускалась по витой мраморной лестнице; на мгновение я решила, что он похож на Эола [3], стоящего у входа своей грозовой пещеры на горе богов; теплый ветер облетел его и направился ко мне, чтобы поприветствовать – на меня пахнуло свежестью зелени из неведомых краев. Как только я спустилась с последней ступеньки, Чудовище развернулось и угрюмо молвило:
– Доброе утро, Красавица.
– Доброе утро, Чудовище, – сказала я, немного сбитая с толку, поскольку прежде встречала его лишь по вечерам. Я пересекла холл и подошла к нему, чтобы встать рядом, в дверном проеме.
– Дождь идет, – произнесла я, но он понял мой вопрос, потому что ответил:
– Да, даже здесь иногда идет дождь, – Чудовище словно решило, что необходимо объяснить это, и продолжило. – Я обнаружил, что не стоит слишком баловаться с погодой. Сады позаботятся о себе сами, если я не буду сильно умничать. Снег исчезает за ночь, как ты знаешь, и здесь не бывает холодно, но и только. Обычно дождь идет ночью, – извиняющимся тоном добавил он.
– Выглядит очень красиво, – заметила я. К этому времени я уже знала, что его доброта искренна, как и его интерес к моему состоянию. Было весьма плохо с моей стороны жаловаться на дождь: стало заметно, что я становилась эгоистичной и испорченной, когда исполнялись все мои желания.
– Так туманно и загадочно. Прости, что я была так угрюма; конечно, здесь должен идти дождь, как и везде.
– Я подумал, что возможно, – нехотя проговорил он, – ты захочешь посмотреть замок этим утром, поскольку не можешь выйти. Кажется, ты много чего не видела.
Я кивнула и криво улыбнулась.
– Знаю. Почему-то никак не могу запомнить все коридоры, но как только я теряюсь, то повернув за угол, всегда нахожу свою комнату. Так что все равно ничего не запоминаю. Не подумай, что жалуюсь, – поспешно добавила я. – Просто я так легко теряюсь, что у меня нет возможности все хорошо рассмотреть, прежде чем… меня отправят домой.
– Я все понимаю, – сказало Чудовище. – То же самое раньше было и со мной.
«Две сотни лет, – подумала я, – наблюдать, как капли дождя медленно катятся вниз по сверкающему светлому мрамору».
– Но сейчас, полагаю, я довольно сносно ориентируюсь здесь, – продолжил он. Наступило молчание. Дождь просачивался в рыхлый песок на дворе и тот блестел как опал. – Есть ли что-нибудь здесь, что ты особенно хотела увидеть?
– Нет, – ответила я и улыбнулась ему. – Все, что ты захочешь.
С проводником, огромные комнаты, от избытка которых у меня все расплывалось перед глазами, в моменты моих одиноких прогулок, вновь стали ясно видны и полны удивительных чудес. Через некоторое время мы подошли к портретной галерее – первой, которую я увидела в замке; все картины, что я видела до этого, не изображали людей, ни в каком виде. Я остановилась, чтобы взглянуть на эти поближе. Мужчины и женщины были почти все прекрасны и все – благородны. Я мало знала о стилях и технике рисования, но мне показалось, что это была серия портретов, растянутая на продолжительный отрезок времени, возможно – несколько веков. Я заметила семейное сходство, особенно среди мужчин: высокие, сильные, с каштановыми волосами и карими глазами, немного печальной линией губ; у всех были отличительные черты – слегка изогнутая бровь, подбородок и плечи.
– Похоже, это семья, – сказала я.
Все они были написаны давно, казалось, этот клан перестал существовать долгое время назад.
– Кто они? – поинтересовалась я, пытаясь звучать непринужденно, изучая портрет красивой женщины, зеленоглазой и золотоволосой, с глуповатой пушистой собачкой на коленях; на самом деле я гадала, что за тайны скрыты в глазах мужчины.
Чудовище так долго молчало, что мне пришлось вопросительно посмотреть на него. Было сложно спокойно глядеть на него после того, как я любовалась красивыми и гордыми лицами на портретах.
– Это семья, которая владела этими землями тысячу лет: с начала времен, и до того, как были написаны эти картины, – наконец произнес он.
Таким же тоном он обычно отвечал на все мои другие вопросы, но в первый раз за несколько дней возникли грозовые нотки в его глубоком и резком голосе, и это напомнило мне, что он – Чудовище. Я вздрогнула и не смела задавать больше вопросов.
Я дольше всего смотрела на последнюю картину в длинном ряду: стена после нее была украшена резными спиралями и гобеленами, но портретов больше не было. На последнем холсте, который привлек мое внимание, был изображен красивый молодой человек, возможно, моего возраста; в одной руке он держал под уздцы гнедую лошадь, которая изгибала шею и била копытом. Было что-то ужасное в красоте этого мужчины, хотя я и не могла понять, откуда это шло. Рука слишком сильно сжимала поводья; блеск в глазах сверкал так, словно сама душа его горела в огне. Казалось, он уставился на меня в ответ, пристально следя за мной своими глазами; на других портретах, что здесь были, глаза были нарисованы просто и вели себя как и должны – равнодушно отказывались обращать внимание на публику. На мгновение я испугалась, но затем подняла подбородок и уставилась на портрет. Этот замок был странным местом, и возможно, ему не стоило доверять; но Чудовищу я верила – он не позволит какой-то мазне околдовать меня.
Я продолжала смотреть и невольно осознала, насколько красив был этот человек – с его кудрявыми каштановыми волосами, высоким лбом и прямым носом. Его подбородок и шея идеально сочетали в себе изящество и силу, он был широкоплеч и высок, рука на поводьях была хорошо сложена. Он был одет в бархат чистого сапфирового оттенка; белые кружева на его горле и рукавах оттеняли золотистую кожу. Красота его была неземной, даже среди этой привлекательной семьи; страсть на его лице возносила мужчину передо мной словно бога. Наконец я отвела взгляд, больше не испуганная, но пристыженная, понимая, что он смотрит на неразвитое курносое существо с землистым цветом лица.
– Что ты о нем думаешь? – спросило Чудовище.
Я вновь быстро глянула на картину. И подумала: «Художник был гением, потому что смог уловить этот огненный взгляд. Он, должно быть, смертельно устал, когда закончил; я измотана, посмотрев лишь несколько минут на конечный результат».
– Думаю, он умер молодым, – наконец ответила я.
Наступила необычная тишина, забрала мои слова, постучала, потрясла и погремела ими, словно они могли бы звучать как медные или серебряные монеты, а затем в отвращении забросила их далеко-далеко.
Я чувствовала себя так, словно слова Чудовища вырвали меня из тяжелого сна:
– Я провожу тебя в библиотеку.
Мы спустились вниз по одному пролету лестницы, Чудовище открыло дверь, встроенную в арку с колоннами. Я на мгновение обернулась, чтобы посмотреть через плечо: коридор с картинами превратился в нечеткие цветные тени. Но молодой мужчина на последнем портрете стоял у меня мысленно перед глазами, и это меня беспокоило. Я замешкалась, пытаясь выяснить причину, но храбрость покинула меня, как и тогда, когда я впервые взглянула на его красоту. Твердо сказав себе, что это лишь реакция на его необыкновенную физическую привлекательность, я легко вытолкнула его из своих мыслей. Я взглянула на Чудовище и обнаружила, что он смотрит на меня, держа одну руку на двери.
«Откуда ты появился? – подумала я. – Что произошло с прекрасной семьей, что владела этими землями еще до того, как были написаны портреты? Возможно, ты просто охраняешь вход, как Цербер? И какие еще чудеса ты хранишь из тех, что мне не видно?»
И тут храбрость предала меня в третий раз, потому что я вспомнила, кем была сама – всего лишь обычным человеком, далеко от дома и семьи, одна, за исключением огромного Чудовища, которое стояло рядом и в чьей власти я находилась, не зная как долго все это будет продолжаться. Я вновь испугалась, уставившись на Чудовище, в страхе, который испытывала в первую ночь здесь; но затем у меня словно пелена спала с глаз. Он был здесь не страшным хозяином, но моим другом и спутником в этом полном колдовства замке. Ему тоже пришлось искать свой путь в лабиринте комнат и коридоров, которые теперь пугали меня; ему пришлось научиться заклинаниям на незнакомом языке. И когда он посмотрел на меня, я поняла, что глаза его были добрыми и немного обеспокоенными, хотя больше ничего прочесть по его лицу я не смогла. Я улыбнулась ему, позабыв о красивой семье, затем развернулась и прошла в дверь.
Центральная комната библиотеки была огромной, как весь наш дом в Городе, и я видела еще больше комнат, уставленных полками с книгами, сквозь открытые двери во всех направлениях, даже на балконе над нашими головами, все было заставлено томами от пола и до потолка.
– О, Боже, – сказала я. – Как же добраться до верхних полок?
Миниатюрная лестница с перилами на одной стороне, подкатилась ко мне; у меня было ощущение, что она могла бы вежливо кашлянуть, если у нее было бы горло.
– Ты напоминаешь мне нашего дворецкого из Города, – обратилась я к ней. – Он также стоял навытяжку, как и ты сейчас. Ты и серебро также чистишь, как он?
Лесенка слегка двинулась назад и мне показалось, что она с сомнением смотрит на меня.
– Не терзай лестницу, – мягко попросило Чудовище. – Она постарается почистить серебро, чтобы доставить тебе удовольствие, а ведь ее не для этого сделали.
Я засмеялась.
– Простите, мэм, – обратилась я к ожидающей лесенке. – Я не желаю, чтобы вы чистили серебро.
Она откинулась на свои колесики с легким выдохом, прозвучавшим как распрямившаяся пружина.
– Ты всегда попадаешь в неприятные ситуации, выражая неподходящие желания?
– спросила я у Чудовища.
– Нет, – ответил он. – Исполняются лишь мои приказы, а не мои желания.
Я отвернулась, погрустнев, но ряды книг маячили у меня перед глазами. Я прошлась словно завороженная к ближайшей полке.
– Знать не знала, что есть столько книг на земле, – нежно произнесла я, но ответ Чудовища попал лишь в мои уши, но не дошел до моих мыслей.
– На самом деле, столько их нет, – произнес он.
Я достала случайную книгу и открыла на первой странице.
– «Сборник поэм Роберта Браунинга»[4] , – с изумлением прочитала я. – Никогда о нем не слышала.
«Гордость при падении», – подумала я. Вот тебе и образование. Чудовище не ответило; когда я взглянула на него, он уставился в ответ с загадочным и напряженным выражением лица. Я положила Браунинга обратно и выбрала другую книгу. Эта называлась «Приключения Шерлока Холмса». Следующая была «Письма Баламута»[5] . Затем «Ким».
– Редьярд Киплинг, – в отчаянии произнесла я. – Это чье-то имя? Никогда ни о ком из них не слышала. И бумага тоже странная, и форма букв. В чем дело?
– Ни в чем, – ответило Чудовище; голос его звучал довольно, и это мне не понравилось, учитывая то, что он развлекался за мой счет.
– Эта библиотека, ну... – он прервался. – Большинство из этих книг еще не были написаны.
Я глупо посмотрела на него, все еще держа в руках «Ким».
– Но не волнуйся, их напишут, – промолвил он. И через мгновение: – Попробуй Браунинга, – предложил он. – Будет не так непонятно. Я сам очень люблю его стихи.
Я уже не должна была удивляться ничему в этом замке, но теперь обнаружила, что не могу. Мой усталый мозг ухватил кое-что более осмысленное.
– Ты... значит, ты можешь читать? – спросила я, не подумав, – И можешь переворачивать страницы?
Громовой рык, означавший, что Чудовище смеется, на мгновение потряс меня, и волоски на моей шее встали дыбом.
– Да, в некотором роде. Ты увидишь, что многие мои любимые книги немного порваны по краям, – я посмотрела на него, медленно соображая.
– Смотри, – продолжил он. И вытянув руку, потряс кружевом на запястье, вытягивая пальцы. Кончики их блестели. – Они могут вытягиваться, но не так, как у кошки.
Он шевельнул ими и внезапно появились шестидюймовые изогнутые когти. Клинки, что служили ему указательным и большим пальцами, изогнулись и скрестились.
– Всегда есть соблазн все разорвать, когда моя неуклюжесть мешает мне нормально перевернуть страницу. – Когти слегка клацнули. Он был почти счастлив: хозяин замка редко говорил о себе и обычно в угрюмом и мрачном тоне.
Я не боялась, но мне было стыдно.
– Прости, – извинилась я.
Он убрал когти и опустил руку.
– Не надо, – был ответ. – Я не против – могу рассказать тебе.
Он посмотрел на меня.
– Но, возможно, ты не хочешь этого слышать.
– Хочу, – непроизвольно выдала я, а затем мои мысли догнали слова и я поняла, что это так на самом деле. – Я не против.
На мгновение мы посмотрели друг на друга. Солнце засветило сквозь окно, аккуратно прошлось лучами по широкому паркетному полу и озарило огнем плечи Чудовища, обтянутые голубым бархатом.
– Солнце, – внезапно сказала я. – Смотри, дождь прекратился.
Я подошла к окну, Чудовище за мной. Сады сияли, башни древнего замка выглядели как новенькие, окрещенные молодым дождем.
– Я все-таки смогу вывести Великодушного на прогулку.
– Да, – сказало Чудовище. – Уверен, он тебя заждался.
Доброта ушла из его голоса.
– Я говорю тебе до свидания, Красавица, – продолжил он. – Увидимся вечером.
Он отвернулся.
– Нет, погоди... – попросила я, вытянув руку, но не дотронувшись до локтя в бархате. Он застыл и посмотрел на меня.
– Погоди, – повторила я. – Великодушный хорошо относится ко всем, кто мне нравится. Пойдем с нами.
Чудовище покачало головой.
– Спасибо за доброе предложение, но нет. Этого не нужно и я уверяю тебя, что это не сработает. Увидимся вечером.
– Пожалуйста, – попросила я.
– Красавица, – ответил он. – Я не могу тебе ни в чем отказать. Не проси. Великодушный любит тебя. Не подрывай его доверие к тебе без причины.
– Пожалуйста, – повторила я. – Я очень прошу.
Последовала тишина и, наконец, он дал мне ответ – слова его звучали словно их клещами из него вытаскивали.
– Что ж. Мне очень жаль.
– Тогда идем, – позвала я.
Я прошла через главную дверь библиотеки и направилась дальше по коридору, прочь от картин. Чудовище последовало за мной. Как обычно, я обнаружила свою комнату за следующим углом, а оттуда легко смогла найти дорогу вниз по лестнице – и к главному входу. Я задержалась там в ожидании Чудовища. Даже когда он не говорил, само его присутствие могло подавлять; у меня было ощущение, словно я жду, чтобы штормовое облако догнало меня.
Мы вместе прошли во двор. Воздух был прохладен и наполнен влагой.
– Не в стойле, – сказало Чудовище. – Дай бедному зверю пространство. Я подожду тебя здесь.
Он отошел от угла конюшни к скамейке на противоположной стороне сада (прямо во дворе) и присел. Я пошла за своим конем.
Тот был рад меня видеть и ему нетерпелось выйти на прогулку. Я обнаружила, что готова пойти на риск, но была напугана и с грустью была готова поверить предсказаниям Чудовища. Великодушный слишком умен, чтобы шагнуть в пасть дракона, даже если я его об этом попрошу. Но уже было слишком поздно. Посомневавшись мгновение, я оседлала его и одела поводья. Спорить с ним на земле у меня не хватит сил – в помощь будут лишь поводья и сбруя; верхом, по крайней мере, я могу остаться с ним (возможно), пока он не успокоится. О Боже. Почему Чудовище должно было быть таким несчастным в самый неподходящий момент?
Великодушный был немного удивлен тем, что его седлали в этот час, но желания у него не убавилось. Он с энтузиазмом фыркал и тянул за поводья, когда дверь стойла открылась для нас.
Я сразу же почувствовала разницу и взобралась на него на пороге. Как только он высунул голову, то расширил ноздри и выдохнул, кивнув в сторону скамейки, на которой сидело Чудовище. Конь застыл подо мной, глаза блеснули белками. Позади нас бесшумно закрылась дверь; последнее дуновение теплого, наполненного запахом сена воздуха, всколыхнуло мне волосы.
Великодушный не отрывал взгляда от Чудовища, недовольно вздыхая, а на губах коня появилась пена. Я сжала его бока. «Что ж, пора», – подумала я и взялась за поводья.
Мы пересекли двор, шириной в двести футов [6], за целых пятнадцать минут. Плечи и бока животного потемнели от пота, но он продолжал двигаться туда, куда я его направляла. Я шептала ему что-то, пока он шел, но впервые в жизни конь не навострил уши, чтобы слушать меня. Великодушный слушался – но и только: он был полностью сосредоточен на темной фигуре, сидящей на белой мраморной скамье с руками, распростертыми на ее спинке.
В пятидесяти футах[7] от угрозы Великодушный остановился и отказался идти дальше; мы стояли словно камни, в безмолвном поединке умов. Колени мои сжимали бока коня, пока не заболели ноги, а руки с поводьями давали знак двигаться вперед, но он застыл, прикусив удила, и я ощутила легкую панику глубоко внутри животного.
– Не двигайся, – тяжело дыша, попросила я Чудовище. – Это сложнее, чем я ожидала.
– Не буду, – ответил хозяин замка. – Не могу поверить, что ты так далеко зашла.
При звуке голоса Чудовища, Великодушный потерял самообладание. Он так резко попятился, что я рванулась вперед, опасаясь, что он не пойдет дальше; ржание коня звучало как крик, полный боли. Он развернулся на задних копытах, почти выбив меня из седла, и в два прыжка оказался на другой стороне двора, по которому мы так долго продвигались. Я обнаружила, что кричу:
– Нет, ах, ты упрямый осел, перестань, послушай меня, черт тебя возьми, слушай меня!
И когда я выпустила его гриву из своих рук, вновь потянув за поводья, он навострил уши и остановился, подрагивая и тяжело дыша, словно теряя силы после долгой скачки. Конь развернулся, чтобы посмотреть в ужасе на своего врага, откинул голову и с опаской сделал несколько шагов в сторону. Чудовище стояло, вероятно, поднявшись в тот момент, когда Великодушный встал на дыбы. Теперь же, когда я более или менее удерживала коня, оно медленно село обратно.
Я отпустила поводья, и подалась вперед, чтобы провести руками по шелковистой гриве и вспотевшим плечам животного; напряженный, словно в забытье, он медленно выгнул шею и наклонил голову. Я говорила ему, что он большой, но глупенький конь, такой смешной, и что мне лучше знать. «Спокойно, расслабься, не бойся, не бойся, не бойся».
Он шевелил ушами, двигая их туда-сюда, и беспокойно вскидывал голову в сторону Чудовища, но затем, наконец, встал спокойно, слушая меня, и я почувствовала, как он вновь оттаивает и превращается из камня в теплую плоть.
– Ладно, – заключила я. – Мы снова попытаемся.
Я взяла поводья и направила его в сторону Чудовища.
Конь и в этот раз шел медленно, но только так, словно он очень сильно устал, низко свесив голову. Разок он остановился – снова в пятидесяти футах от края двора и поднял голову на несколько дюймов, но когда я направила его вперед, он пошел без сопротивления.
– Все в порядке, – крикнула я Чудовищу. – Он стыдится, поэтому сделает так, как я скажу.
Последний шаг привел нас к скамье; с движением, наполовину отчаянным и наполовину покорным, Великодушный головой дотронулся до колена Чудовища.
– Святой Боже, – пробормотал хозяин замка. Конь дернул ушами при звуке его голоса, но не шевельнулся.
Я спешилась, а животное повернуло голову, прижав ее к моей груди и оставляя полосы от серой пены на моей рубашке; я почесала его за ушами.
– Видишь? – обратилась я к ним обоим, словно все это время была уверена в благополучном исходе. – Все было не так уж плохо.
– Когда-то я тоже любил лошадей, – промолвило Чудовище, и слова его прозвучали глухо, словно отозвавшись эхом в коридоре, длинной в века. Я с вопросом взглянула на него, но ничего не сказала. Он произнес, словно в ответ на мой невысказанный вопрос:
– Да, я не всегда был таким, каким ты видишь меня сейчас.
«Значит, все-таки не Цербер», – подумала я рассеянно, все еще поглаживая коня; но не стала расспрашивать дальше. Для скромного мира своей души я предпочитала маленькую победу, которую только что одержала, и поэтому оставила большие секреты замка в покое.
Вскоре после этого Чудовище ушло, что меня немного разочаровало, но я не остановила его. Пообедав в одиночестве, я вышла довольно рано, чтобы пойти с Великодушным на дневную прогулку. В тот день мы мало поездили, и когда я привела его в стойло, коню не терпелось, чтобы его погладили и вычистили. После того, как я причесала его несколько раз, я присела у его ног и начала рассказывать ему глупые сказки, словно ребенку на ночь, пока животное обнюхивало мои лицо и волосы. Наконец, Великодушный успокоился и повеселел, и тогда я смогла его оставить.
Чудовище ожидало меня снаружи, силуэт его выделялся на фоне янтарно-желтого неба.
– У нас с конем был долгий разговор, – объяснила я, а Чудовище молча кивнуло.
Той ночью посвистывающий ветерок откинул мне одеяло, а потом крепко подоткнул меня, я услышала голоса, те же, что и прежде, в ту первую ужасную ночь в замке. Несколько раз за последние недели я думала, что слышу их, но всегда, когда я уже засыпала, и обычно это была лишь одна фраза:
– Доброй ночи, дитя, приятных тебе снов.
И однажды:
– Ради Бога, оставь ее в покое, – в углу, где подоткнули мне плед.
– Что ж, – послышалось мне. – Ты все еще недовольна? Нет, мне не стоит спрашивать об этом. Пришла ли к тебе надежда? И спокойствие? Ты же видишь, что все идет хорошо.
Кто-то тоскливо вздохнул.
– О, да, все уже идет лучше, чем я могла ожидать, но все же, понимаешь, этого недостаточно. Слишком много, в самом деле, слишком много мы просим, как может такая малышка это понять? Как сможет догадаться? Ее никто не направляет – это не дозволено.
– Слишком ты себя накручиваешь, – ответ был практичным тоном, однако с сочувствием.
– Не могу по-другому. Ты же знаешь, это невозможно.
– Было задумано, как невозможное, – мрачно изрек первый голос. – Но не сдавайся.
– О, Боже-Боже, если бы только мы могли помочь, хоть немного, – продолжал тоскливый голос.
– Но мы не можем, – терпеливо ответил первый. – Во-первых, она не может нас услышать; и даже если бы могла – мы обязаны молчать.
Смутно, в полусне, я подумала: «Я поняла, кого она мне напоминает – мою первую гувернантку, мисс Диксон, которая научила меня алфавиту, а еще – распознавать страны на глобусе, еще до того, как я начала читать слова». Она же была первая в рядах тех, кто потерпел поражение в стараниях научить меня вышивать хотя бы один ровный стежок. Теперь этот голос и его невидимый обладатель внезапно разбудил яркие воспоминания о ней: милая, добрая и во всем практичная мисс Диксон, которая не любила сказки и не одобряла ведьм. Которая верила, что волшебники, без сомнения, преувеличивали свои способности. Которая однажды вмешалась в мою любимую игру, где я изображала дракона (что включало в себя бесчисленные прыжки с дерева), и довольно резко заметила, что существо, настолько огромное и тяжелое, как дракон, скорей всего проводило почти все время на земле – неважно, были у него крылья или нет. Такую личность я совсем не ожидала встретить в заколдованном замке.
– Ох, да знаю я, знаю. Возможно, это к лучшему, потому что если бы мы могли говорить с ней, то имели бы огромное искушение рассказать ей все, и тогда потеряли бы последнюю надежду… Доброй ночи, сердечко. Не повредит все же пожелать ей спокойной ночи, – добавил голос немного воинственно. – Вдруг она сможет это почувствовать.
– Может быть, – ответил первый голос. – Тогда доброй ночи, дитя, спи крепко.
Я обнаружила, что пытаюсь сказать: «Но я могу вас слышать, могу, пожалуйста, поговорите со мной – в чем дело? Чего я не могу понять? Что невозможно? Какая последняя надежда?»
Но я не смогла открыть рта и внезапно, слегка напрягшись, проснулась и обнаружила полумесяц, смотревший на меня сквозь высокое окно; морщины на пологе кровати придавали изящный рисунок свету, который падал на покрывало. Я снова ненадолго уставилась на тихую картину – белый полукруг и созвездия вокруг него; а затем меня накрыл сон без сновидений.
________________________________________
[1]«Королева фей» (англ. The Faerie Queen) — аллегорическая рыцарская поэма Эдмунда Спенсера, оставшаяся незаконченной. Первое издание в трех книгах вышло в 1590 году, второе издание в шести книгах в 1596 году. Одна из самых длинных английских поэм.
[2]«Смерть Артура», сэр Томас Мэлори
[3]Бог ветров в греческой мифологии.
[4]Роберт Браунинг (Robert Browning, 7 мая 1812(18120507), Лондон — 12 декабря 1889, Венеция) — английский поэт и драматург.
[5]Письма Баламута (англ. The Screwtape Letters) — повесть-книга Клайва Льюиса, написанная в 1942 году в традициях эпистолярного жанра, где внешне забавное повествование скрывает в себе серьёзную духовную проблематику
[6]Около 60 метров
[7]Около 15 метров
_________________

Спасибо за продолжение!




_________________

Спасибо за перевод!
Я вот что обнаружила:

У yfc с конем был долгий разговор, – объяснила я, а Чудовище молча кивнуло.

Я полагаю, что тут надо поставить слово "нас" - "У нас с конём..."
_________________

упс, пардон муа, исправила!
_________________

Девочки спасибо за прекрасный перевод!!!!!!!!!
___________________________________

Такая чудесная сказка! Девочки, спасибо вам огромное за то, что вы для нас стараетесь, я очень рада, что могу прочитать это замечательное произведение!!!

Спасибо большое за то, что читаете и комментите! Как вы заметили, глава большая и Мэдди пришлось постараться. Тем приятнее слышать слова благодарности!

Вы просто большие умнички! Спасибо Вам огромное!
_________________

Дорогие Мэдди и Pchelka! Спасибо за новую главу!! Сказка -замечательная!!!!

_________________

Спасибо за чудесную сказку!!!
___________________________________

Такая захватывающая история, и чем дальше, тем всё интересней! Спасибо за перевод, части такие огромные! Отличная работа! жду продолжения с нетерпением!
_________________

Спасибо!!! Перевод чудесный! Книга это что-то среднее между Аленьким цветочком и мультфильмом Диснея "Красавица и чудовище".

Девочки, большое спасибо за новую главу!
_________________

Замечательная глава! Да, вспомнила, как в "Красавице и Чудовище" чайники и другая посуда разговаривала))) Интересно, чьи голоса мы слышим в этой сказке? Тоже родных и близких?