В тебе моя жизнь... (исторический ЛР)

ДА.мне тоже такое поведение СЕРГЕЯ не нравится.

Просто я ясно вижу - Анатолий в ситуации, если бы Марина сейчас ушла, с головой окунулся бы в службу и старался бы таким образом забыться. И для окружающих виду бы не подал, что умирает от боли в сердце
_________________

Анатоль ее не отпустит.он будет бороться за нее. и это предсказание гадалки

Надо перечитать, что гадалка говорила точно! Помню только, что она сказала, что Марина будет с Анатолем до конца его дней... Мда... Мрачновато... Не хочу, чтобы с ним что-то случилось!!!!!!!
_________________

 » Глава 41

Глава 41

Марина замерла в страхе, глядя в его глаза, словно гипнотизирующие ее своим странным видом. Она вдруг поняла, что он сейчас находится в опьянении, что совсем не понимает, что она пришла не из его видений, а наяву. На мгновение у нее в голове мелькнула мысль, не совершила ли она ошибки, придя сюда сейчас, когда он не совсем в ясном сознании, но затем поняла, что другого момента и быть не могло, судя по рассказам старого князя. Да и чего ей бояться – за дверьми стоят Степан и лакеи. Случись что, они по ее крику зайдут сюда.

Пока Марина размышляла, Сергей коснулся губами ее рта. Сначала грубо, потом после ее возмущенного вскрика, приглушенного его поцелуем, нежнее. Своим глубоким поцелуем он словно влил в ее вены отраву страсти – с каждой минутой та начала распространяться по всему ее телу. Марина почувствовала, как расслабляется в его руках с каждым мгновением, горячее желание раствориться в нем без остатка наполнило ее до краев. Она моментально забыла, зачем пришла сюда, да что там – забыла кто она и где находится. Сладость его поцелуя словно подхватила ее с этой грешной земли и унесла высоко-высоко, к небесам.

Марина выпростала свои кисти из его ладони и обхватила его голову, прижимая ее к своей с силой, на которую только была способна. Он же стал свободной рукой гладить ее спину через шелк платья. Ее пальцы перебирали его волосы, ласкали кожу над воротом рубашки. Сергей наклонился, слегка отстраняя ее тело назад, отрывая свои губы от ее рта, улыбаясь ее возмущенному вскрику. Он стал нежно целовать в шею, в то самое заветное местечко под ее ухом, перемещая одну ладонь на ее грудь, нежно поглаживая. Марина плавилась в его руках словно воск. Она просунула руки под его рубаху и стала гладить спину и плечи, наслаждаясь мягкостью его кожи. Ее тело отзывалось на каждое прикосновение рук, на каждый поцелуй с такой готовностью, будто оно пребывало в спячке до сего момента, а этот мужчина пробудил его.

Внезапно Сергей поднял голову и посмотрел ее затуманенные страстью глаза.
- Кто ты? Как сюда попала? – прошептал он. – Ты ведь не мое видение – слишком горяча кожа под руками, слишком страстно отвечаешь.
- Это я, милый, - ответила Марина. Сейчас для нее во всем мире не существовало ничего, кроме этого мужчины, который хмурился все больше, глядя на нее. Потом он неожиданно сбросил ее со своих колен и легко поднялся с ковра. Отошел немного в сторону, повернулся к ней, обнимая себя руками за предплечья, словно стараясь удержать себя.

- Что ты делаешь? – спросила со слезами в голосе Марина, приводя задравшиеся при падении юбки в порядок.
- Что делаешь ты? – Сергей пошатнулся, но сумел тотчас выправиться. – Зачем ты пришла сюда? Что будет, если твой… муж узнает о том, что ты здесь? Ты забыла, какая у меня репутация? Забыла о своей?
- Я не могла не прийти, - Марина попыталась подняться с пола, чтобы вести разговор на равных, но с ее многочисленными юбками ей это никак не удавалось сделать так грациозно, как бы ей хотелось. Она сейчас так волновалась в этот миг, словно опять стала юной институткой перед предметом своих грез. – Кто-то же должен сказать вам, что вы губите свою жизнь. Пьянство, этот… этот дурман! Так же нельзя, Сергей Кириллович!

Видя ее безуспешные попытки совладать с собственным платьем, Сергей подошел к ней, схватил за руку и легко приподнял с пола, поставив в миг на ноги. Она не успела поблагодарить его за помощь, как он резко притянул ее к себе.
- А вы думаете, я не ведаю об этом? – вкрадчиво спросил он, усмехаясь уголком рта. – Думаете, что я делаю это от безумного горя, которое ощущаю от потери вас? - а потом продекламировал, чеканя слова:

Хочу пиров, хочу похмелья;
Бездушным в свете стану жить;
Со всеми рад делить веселье,
Ни с кем же горя не делить.
То ль было прежнею порою!•

Она вспыхнула от иронии, звучавшей в его голосе, отвела глаза от его лица. Ей было не по себе в этот момент, больно от его обидных слов, от этой странной интонации. Это снова был прежний Сергей, совсем не тот, которого она знала в первые дни после их свадьбы.

Сергей положил ладонь на ее щеку и повернул к себе ее лицо, заставляя снова взглянуть на себя.
- Но счастье жизни отнято: здесь в мире брошен я тобою, - продолжил он стих, а потом добавил. - Это правда, я безумно хочу забыться, потому что мне больно осознавать, что ты не моя более. Что другой ласкает тебя, твое тело, целует губы. Он имеет право на это, я же – нет. И мне становится горько от этого, - произнес он.
- Любое горе можно пережить, - прошептала она. – Никто не должен поступать так, ты. Никто не волен оборвать жизнь, кроме Господа.
- Я делаю это не оттого, что страдаю. Не только. Я делаю это вполне сознательно и по трезвому (какая ирония, заметь!) расчету. Зачем мне жить? Зачем? – глухо спросил Сергей. – Мне было уготовано сдохнуть там, на Кавказе. Я был обречен навсегда остаться там. Но я вырвал голыми руками, выгрыз зубами у судьбы возможность вернуться. Вернуться к тебе. И стать твоей гибелью. Разве ты не понимаешь, что я не должен жить? Что моя жизнь – твоя погибель. Двоемужество, милая, карается в нашей империи, невзирая на чины и богатства. Или ты думаешь, что твой благоверный сумеет спасти тебя от этой участи?

Марина взглянула на него недоуменно. Она понимала, что иметь двух мужей – нехорошо с точки зрения морали и общепринятых ценностей, но ей и в голову не могло прийти, что она совершает преступление, нарушает этим закон. Сергей, видя ее неподдельное удивление, проговорил вполголоса:
- О Боже, ты действительно не знала! Он не сказал тебе. И чему только вас учили в вашем Смольном? Как вести хозяйство и только? Даже развод в нашем случае – это тоже твоя гибель, но в свете. Ты сможешь пережить это? Всеобщее порицание, всеобщее презрение. Теперь ты понимаешь, что я не могу жить. Лучше бы я не возвращался, лучше бы я там умер.
- Нет! – выкрикнула Марина, качая головой. – О чем ты говоришь? Какая смерть? Откажись, умоляю тебя, от всего! От своей глупой игры. Зачем она?
- Зачем? Затем, что я трус, и мне до сих пор не хватает духа пустить себе пулю в лоб, а мое прошение о переводе на Кавказ отклонили уже дважды, - ответил, усмехаясь, Сергей. – Да и так как-то не страшно уходить, на браваде.
- Разве ты не понимаешь, что это все равно будет расценено, как самоубийство? Ведь это же похороны за оградой, это же адовы муки, - убеждала его она.
- Я уже был в раю, - ответил он, ласково касаясь пальцами ее щек. – И был в аду. Мне уже ничего не страшно. Только моя смерть устранит все эти препоны, освободит тебя от угрозы разоблачения. Я с ума схожу от одной только мысли, в чьих руках сейчас приходская книга. Ведь она не у тебя и не у него, и неизвестно, где и при каких обстоятельствах она может появиться. И что тогда? Каторга или виселица в зависимости от того, в каком настроении будут судьи? Как ты думаешь, чья смерть для меня предпочтительнее – твоя или моя?

О Боже, простонала про себя Марина. Матвей Сергеевич ошибался, даже она не в силах переубедить его, не в силах заставить отказаться от своего намерения уйти из жизни. Агнешка была права – его ледяная душа не вынесла очередной потери, разбилась на мелкие осколки, и Марина никак не могла собрать все обратно.
Одним резким движением, столь неожиданным для него, что Сергей не сумел остановить ее, Марина опустилась перед ним на колени, обхватила руками его ноги. По ее лицу текли градом слезы, она уже не скрывала своих эмоций.
- Умоляю тебя, откажись от своего намерения! Подумай о своем деде! Он не переживет этой потери, - она помедлила, а потом прошептала. – И я не перенесу этого снова! Я не смогу!

Сергей вырвался из кольца ее рук и тоже опустился на колени напротив нее.
- Ты не представляешь, как это больно, - продолжала Марина. – Словно у тебя вырывают сердце из груди. Невозможная, дикая боль. Я не хотела жить без тебя. Если бы не…, - она замолчала, чуть не проговорившись о том, что если бы не их ребенок, то она не знала бы, как ей жить тогда, но вовремя остановила себя. – Если бы не долг перед родителями, я бы ушла к Господу, ибо нет мне жизни без тебя.
Он прервал ее сбивчивую речь, прижав к себе, обхватив ее крепкими руками в объятии, желая утешить ее, утолить ее боль. Он зарылся лицом в ее волосы, вдыхая нежный аромат ее духов, который он так и не забыл спустя время.
- Я придумаю что-нибудь, - шептала она ему сквозь слезы. – К чему благоволение света, если тебя не будет более? Разве стоит моя честь твоей жизни? Вот увидишь, я все смогу исправить. Если кто-то и должен пострадать, то только я. Это была моя ошибка столь поспешно выйти замуж, даже не пробуя просить о помощи его сиятельство. Мне ее и исправлять.
- Нет, - мотнул он резко головой, не соглашаясь с ней. – Нет, я не позволю тебе. Не позволю. Ты погубишь себя, ты не понимаешь, что говоришь. Я видел вас. Там, на балу. Ты так счастлива. Тобой все восхищаются, любуются. Я так гордился тобой тогда. Я не позволю тебе разрушить эту жизнь.

Она отстранилась от Сергея и взглянула ему в глаза. Упрямое, почти свирепое выражение ее лица так резко контрастировало с ее нежной внешностью, что он не сумел сдержать улыбки. Он запустил руки в ее локоны, желая снова ощутить их мягкость, которой наслаждался раньше.

- Как ты думаешь, легко ли жить с такими шрамами? – тихо прошептал он Марине.
- Какая глупость! – покачала она головой. Потом подняла руку и коснулась его правой щеки. – Шрамы только украшают мужчин.
- Но не на душе, - возразил Сергей. – Не только мое тело и лицо в шрамах, вся моя душа в рубцах. Я совсем пал духом, признаю. Да и как не упасть? Прошлое настигает меня даже во сне, настоящее пусто и безрадостно, а будущее... Как можно смотреть в будущее, когда я не могу избавиться от мук прошлого? Ты себе даже не представляешь, какой ад я прошел. Что видел и слышал, какую боль испытал. Разве знаешь ты, что ты была не просто моей любимой? Ты была для меня якорем, который держит меня на этой грешной земле. Ты была маяком для меня, что показывал мне, ради чего я должен был бороться. Когда после второго побега меня и моего сообщника кинули в яму, мы обнаружили, что у него сломана нога. Ужасно! Я не смог ее вправить, но даже если бы смог, чем бы я зашил рану? Мы сидели в яме почти месяц под дождем и знойным солнцем. В назидание другим нас решили уморить, выдавая минимум хлеба и воды. В первую же неделю у капитана, моего партнера по неудачному побегу, начался Антов огонь в ране, пожирая его заживо. Чтобы не слышать его бреда, его стонов, я представлял тебя снова и снова, улетал мысленно в Киреевку, где мы были так счастливы. Отключался от реальности. А потом он умер. И я понял, что тоже умру в этой яме, ведь что такое пара глотков воды один раз в сутки? И я скрыл смерть капитана. Я имитировал его стоны еще неделю, чтобы получить его порцию воды и хлеба. Потом, конечно, все открылось – вонь от тела стала невыносимой, и мой обман вышел наружу. Бек решил сменить гнев на милость и вернул меня к работам. Что же, по крайней мере, я был вне этой чертовой ямы! – Марина смотрела в его глаза, не отрываясь. Она не могла прервать его потому, как понимала, насколько ему необходимо рассказать кому-либо о том, что ему пришлось пережить там, в плену. Сергей же, казалось, забыл, кому повествует свой монолог, мысленно вернувшись в те страшные дни. – Он приходит ко мне во сне, этот капитан. Просит воды. Просит о помощи. А я ничем не могу ему помочь… как не мог тогда. В своих снах я снова и снова возвращаюсь в этот чертов аул! Я снова беспомощен, снова в цепях… снова этот кнут… Я боюсь спать теперь.

Он вдруг замолчал, словно только сейчас осознал, кому и что он рассказывает. Он заставил себя с трудом улыбнуться ей, утирая дрожащими ладонями слезы с ее щек.
- Боже, прости меня, я совсем забылся. Забыл, кто передо мной сейчас. Ты всегда умудрялась вывернуть наизнанку мою душу.
- Расскажи мне, - хрипло попросила его Марина. – Расскажи мне все. Ведь для того, чтобы забыть все это, нужно поведать кому-то.
- Этот рассказ вовсе не для женских ушей. Я даже своему деду не решился открыть все. Ты даже себе не представляешь, что мне пришлось пережить.
- Расскажи, - упрямо повторила Марина, и тогда он решился.

Он начал с самого начала – как был ранен, как долго восстанавливал здоровье после ранения, как узнал о том, что похоронен для всех на родине. Про свою первую порку, как его отхлестали кнутом, словно последнего крепостного. Это он не сумел бы открыть даже деду, такое унижение для мужчины, но присутствие Марины, верно, что-то делало с ним такое, что он рассказывал сейчас даже самое потаенное. Он рассказал ей все, попутно демонстрируя, какие следы остались на его теле от плена. Она с ужасом увидела глубокие рубцы от кнута на спине и груди, шрамы от когтей кошки на теле и предплечьях. Небольшой круглый шрам у правого соска, где бек выжег кольцом печать на груди Сергея, а тот сам потом вырезал эту печать кинжалом, когда сидел в пещере. Сергей скинул сапоги и показал ей свои босые ступни, на каждой из которых отсутствовало по мизинцу.
- Левая – за побег, - пояснил он хрипло. – Правая – за дерзость. «Для сходства ног», как сказал Исмаил.

Марина была в ужасе от того, что пришлось вынести Сергею за время его плена. Кроме того, теперь она понимала, как ему было больно и горько, вернувшись домой после всех этих мучений, когда только одна мысль о том, что она ждет его, питала его силы, обнаружить, что та, к которой он так стремился, уже не принадлежит ему. Она невольно предала его, сама того не желая.
Марина поцеловала каждый его шрам, легко касаясь губами и роняя слезы на следы его боли и унижений, когда он наконец закончил свою тяжелую для них обоих исповедь.
- Если бы я только могла вычеркнуть эти годы из твоей жизни, - прошептала она. – Я бы многое отдала за это.

Потом они вместе сидели у огня, соединив руки, переплетя пальцы. Он положил голову ей на колени, а она гладила его волосы, успокаивая его после трудных воспоминаний. Они оба осознавали, насколько ему было необходимо выплеснуть то, что он носил в своей душе столь долго, и как тяжело ему далось снова воскресить весь этот ужас снова. Марина искренне надеялась, что теперь призраки из прошлого оставят его в покое, дадут ему жить спокойной жизнью, забыть о том, что он пережил.
- Спасибо за то, что разделила со мной эти минуты. Я даже подумать не мог, как будет легко на душе, если я расскажу все, - прошептал он, целуя ее руку, гладившую его волосы, потом повернулся и посмотрел ей в глаза. – Ты не разочаровалась во мне? Ведь я вел себя тогда далеко не как дворянин. Иногда забывал все человеческое, что есть во мне.
- Я восхищаюсь тобой, - ответила Марина. – Ты пережил столько, столько вынес. Ты сделал невозможное.
- Я сломался, когда вернулся. Я не смог. Смерть казалась мне наилучшим выходом для всех нас, а аш – спасителем от реальности.
- Не надо, - прошептала Марина, роняя слезы на его лицо. – Не надо мучить себя более, прошу тебя.

Он ничего не ответил, только поймал ее локон, пропустил прядь волос между пальцами. Потом посмотрел внимательно на чуть дрожавшую ладонь.
- Я словно заново родился сегодня, - улыбнулся он искренне, а не усмешкой, как ранее. – Слаб, как котенок.
- Все потому что не досыпаешь и недоедаешь, - ответила Марина. – Тебе стоит сейчас поесть. Позвонить?
- Нет, - задержал он ее. – После. Мне так покойно сейчас. Останься пока со мной, хотя бы еще на пару минут.

И Марина осталась. Она сидела рядом с ним и тогда, когда он провалился в глубокий сон, убаюканный ее нежными прикосновениями. Черты его лица расслабились, губ впервые за это время коснулась легкая улыбка. Он так сейчас походил на свою дочь, что у Марины сжалось сердце. Сколько еще она может таить от него эту самую страшную свою тайну?

Она перевела взгляд на распахнутый вырез его рубашки. На его коже ясно виднелся черный шнурок, на котором висели два предмета – тот образок, что она подарила ему в день отъезда, и простое серебряное кольцо. Такое же кольцо, но поменьше размером лежало сейчас в закрытой на ключ шкатулке где-то в укромном уголке усадебного дома Завидово. Это были простые серебряные ободки, но для них они были дороже самых драгоценных колец. Это были их венчальные кольца, которыми они обменялись в маленькой церквушке недалеко от Киреевки. Сергей тогда сказал ей, что тщетно пытался найти в уездном городе золотые кольца, подходящие по размеру, и ему пришлось купить эти, серебряные.

- Ничего страшного, - улыбалась тогда счастливая Марина. – Мне неважно, какие у нас будут кольца. Совсем. Для меня они просто символ.
- Моя милая, - ответил ей Загорский, неистово целуя. – Ты заслуживаешь самых роскошных колец в мире. Обещаю, скоро я надену тебе на палец фамильное кольцо рода Загорских. Вот оно поистине достойно быть на твоем пальце.

Марина аккуратно, стараясь не разбудить Сергея, взяла это большое серебряное кольцо и продела в него безымянный палец правой руки. Оно легко легло на него поверх золотого кольца с россыпью маленьких бриллиантов. Как ей сейчас захотелось, чтобы на ее руке снова было вот это простое колечко! Обыкновенное серебро, без камней и лишней гравировки, но для нее оно было самым желанным. Она никогда не носила его, только те три дня в Киреевке, ведь они с Сергеем условились, что смогут надеть их только, когда тайна их брака будет открыта.

Марина освободила палец от кольца и аккуратно положила его на то же место на груди Сергея. Ей было и приятно, и горько в то же время, что он по-прежнему носит его, пусть и на шнурке на шее. Золотой ободок на безымянном пальце, показавшийся из-под серебра, напомнил ей, что она находится здесь уже довольно долго, а ей необходимо было вернуться до прихода Воронина. Нынче они были приглашены на ужин к Вяземским, поэтому он должен был приехать ранее, чем обычно.

С большим сожалением она протянула руку и взяла с софы небольшую подушку, аккуратно переложила на нее голову Сергея со своих колен. Сон его был настолько глубок, что он даже не шелохнулся при этом. Совсем как у его дочери, отметила про себя Марина.
Ноги ее затекли от долгого сидения на полу, что она с трудом поднялась, расправляя смятые юбки. Потом нашла свою шляпку, отброшенную рукой Сергея, и свою шаль, которой накрыла Сергея. Она боялась, что он может простудиться, несмотря на то, что тот лежал у горящего камина, а ей этого вовсе не хотелось. Она помедлила над ним, размышляя, коснуться ли его в последний раз перед уходом или не стоит, но все же быстро прошла к дверям, боясь, что еще минута, и у нее не хватит решимости уйти вообще из этой комнаты.

Перед самым выходом Марина вдруг развернулась, вернулась обратно, подхватила со столика тяжелый стеклянный сосуд с чубуком и вышла прочь.
- Вот, разбейте это, - она передала свой трофей Степану, что все это время просидел под дверью. – Он спит сейчас, не ходите к нему. Потом подадите ему чего-нибудь легкого поесть, что желудок выдержит.

Она устало прислонилась к стене, едва держась на ногах от усталости и физической, и моральной, а Степан схватил ее ладонь и стал целовать, приговаривая при этом:
- Спасительница наша! Благодарствую, барыня!
- Рано еще, - ответила ему Марина. – Посмотрим, как далее пойдет.
- Ну, раз он сам решит, что конец этому, значит – конец, - закивал головой Степан. – Как раньше.
- Так было ранее? – удивилась Марина. – Когда?
- Дык когда узнали про родителей и сестру его сиятельства, упокой Господи их души, - перекрестился Степан. – Все так же было. В точности. Только вот мучился так тогда две седмицы, а нынче… вон оно как…

Марина легко угадала то, что он хотел сказать – нынче все было гораздо дольше. И все из-за нее. Она ведь даже не предполагала, что ему так плохо, что была для него словно ориентиром для той будущей жизни, что он представлял себе, будучи в плену. От осознания этого факта ей становилось еще горше.

Она оттолкнулась от стены и направилась прочь из дома, но не успела достигнуть дверей первого салона, как столкнулась с Матвеем Сергеевичем. Тот спешил ей навстречу, тяжело ступая по паркету.
- Вы! Вы все-таки пришли, - он поцеловал ей руку. Степан ступил навстречу барину, прижимая к себе наргиле.
- Ах, ваше сиятельство, радость-то какая! Барин-то наш выздороветь надумал.
- Рано еще судить об том, - одернул его князь. Он повернулся к Марине. – Как вы, моя дорогая? Как он? Что вы решили?
- Он спит сейчас. А что решили…я поняла причину, по которой он так стремился к своим безумствам. Я постараюсь сделать так, чтобы он был счастлив отныне, обещаю вам, - она перевела взгляд за окно, и вдруг заметила, что за то время, что она провела в доме Загорских, за окном начало темнеть. – О Боже, который час?
- Начало седьмого, - ответил старый князь, вынув из кармана брегет. – Я хотел вас предупредить, но опасался, что могу помешать вам. Если у вас возникнут какие-либо недомолвки с Анатолем Михайловичем, можете смело все валить на меня, старого дурака. Скажем, что мне было плохо, и послал за вами, ведь в последнее время мы стали так близки. Но Бог даст - все обойдется.
- Это неважно сейчас, - тихо ответила Марина, натягивая запасные перчатки, что достала из ридикюля. Она всегда, как и положено настоящей дворянке, имела при себе запасную пару. Они могли пригодиться в случае, когда первые испачканы или, как сейчас, потеряны. Потом Марина снова повторила. – Это совсем не имеет значения сейчас. Прошу вас прикажите подать экипаж. Или пусть лакей поймает извозчика.

Естественно, Марина опоздала. Она уже и не питала надежды, что сможет приехать ранее своего мужа. Ее даже не волновало сейчас, что он может подумать, глядя сейчас из окна своего кабинета, как она выходит из кареты с гербом Загорских. Она была совершенно измотана за сегодняшний день, с ужасом представляя себе еще предстоящий ужин у Вяземских. Сейчас Марина с превеликим удовольствием бы легла в постель и проспала бы до утра следующего дня. Но она знала, что если она только заикнется о своем нежелании идти куда-либо, это вызовет скандал, а к ссоре она сейчас не была готова. Ведь от нее требовалось только молчать и кивать головой, соглашаясь, а Марина нынче на это была не способна.

Она прошла из передней сразу в свои половины, уже зная, что если где и ждет ее Анатоль, то только там. Он действительно стоял у дверей в ее половину, прямо-таки белый от гнева.
- Ты прибыла очень поздно. Мы неминуемо опоздаем к ужину, - начал он сразу же, как заметил ее.
- Умоляю вас, позвольте мне снять платье. После я готова буду к разговору с вами, - устало проговорила Марина. – Всего пара минут.

Она хотела была пройти далее в свою спальню, где ее уже ждали Агнешка и Дуняша, но Анатоль догнал ее и, пребольно ухватив пальцами за локоть, с силой развернул ее к себе лицом.
- Ты приехала в карете Загорских. А я, кажется, запретил тебе ездить к нему, - процедил он сквозь зубы.
- Запрета на визиты не было, - отрезала Марина. – Ты запретил мне принимать его у нас, и я следовала твоему пожеланию. И кроме этого, в том доме живет еще и его сиятельство.
- Только не стоит лгать мне, что ты наносила визит старому князю, - зло ответил Анатоль. – От тебя за версту несет этим странным запахом. И, представь себе, я знаю его источник.
- Позволь мне тогда переодеться, если он так будоражит твое обоняние, - деланно милым и вежливым тоном проговорила Марина, вырывая свою руку из его пальцев и проходя мимо него в спальню. Анатоль остался стоять на месте, совершенно огорошенный ее поведением. Ранее она не позволяла себе так отвечать ему, ранее она бы просто извинилась, стремясь получить его прощение за свой промах. Он не мог понять, нравится ли ему эта новая Марина, словно вылепившаяся из своего кокона с возвращением Загорского в их жизнь.

Анатоль вздохнул, пытаясь привести свои мысли в порядок из того хаоса, в котором они сейчас носились в его голове. Затем прошел в спальню жены, где она с помощью прислуживающей ей Дуняши уже сняла платье и сейчас расплетала волосы, чтобы промыть их в тазике с теплой водой, который уже вносила Агнешка.
- Ты не хочешь поинтересоваться, как твоя дочь? Ведь судя по всему, ты была там почти весь день, - продолжил он разговор, прерванный его супругой. Она метнула на него сердитый взгляд из-под рук Агнешки, ополаскивающей ей волосы водой с лимоном, но ничего не сказала. Он понял, что Марина не хочет продолжать разговор при слугах, и едва дождался, пока они все покинули комнату.

Марина запахнула капот и прошла в свой кабинет, где опустилась на ковер у ярко горящего камина, принялась сушить свои длинные волосы. Анатоль уже едва сдерживал себя от подобного пренебрежения его чувствами, он быстро шагнул к креслу, стоявшему у камина, и опустился в него.
- Как я должен понимать ваше поведение? – холодно спросил он у своей жены. Она выпрямилась и посмотрела пристально ему в лицо. Выражение, что плескалось в глубине ее больших глаз, совсем не понравилось Анатолю.
- Я прошу вас, Анатоль, помочь мне получить аудиенцию у Его Императорского Величества, - медленно проговорила она.
- Допустим, я могу вам в этом поспособствовать. Но могу я поинтересоваться, для чего вам она?
- Разумеется, - согласилась Марина. – Я хочу подать прошение, - а потом добавила, убивая его своей короткой фразой. – Прошение о разводе.

• Байрон Дж.
_________________

Хочу знать реакцию Анатолия!!!!!
_________________

 » Образ Анатоля

Кто это тут у нас?

_________________

 » Глава 42

Глава 42

Его сердце больно ударилось о грудную клетку, едва он услышал эти страшные для него слова. Вот и все. Он предполагал, что этим непременно кончится их дело, вопрос был лишь в том, согласится ли Марина попрать свою репутацию ради того, чтобы быть с Сергеем, отказаться от своей семьи, ведь никто в здравом уме ее после не примет в своем доме, даже родственники. Оказалось, что готова.

Анатоль старался ничем не выдать своего волнения, хотя знал, что если бы он стоял, то ноги сейчас не держали бы его. Он переплел пальцы, чтобы скрыть их мелкую дрожь, и уставился на жену долгим внимательным взглядом. Он раздумывал, что ей ответить сейчас, стоит ли ему выложить свою основную карту, что ее дочь по закону принадлежит ему, так как она была рождена в их браке. Сказать ли ей, что он ни за что не возьмет на себя вину при рассмотрении их дела в Синоде, и тогда она будет признана виновной, никогда не сможет более пойти под венец. Поэтому ей придется выбирать, что для нее важнее – ее любовь к Загорскому, причем в грехе или собственная дочь.

Или ее стоит отпустить? Позволить ей уйти к Загорскому? Позволить наконец насладиться тем счастьем, что должно было выпасть на их долю, не вмешайся Анатоль, не намекни императору насчет ссылки для Сергея? Он вспомнил о том дне, когда так жестоко повернул судьбу Загорского. Виноват ли он в том, что случилось? Иногда по ночам он не мог уснуть из-за мук совести, которые настигали его бессонными ночами. Он лежал и смотрел на свою жену и раздумывал, возненавидела бы она его за то, как он поступил.

Какой жестокий выбор для него – собственная честь и спокойная совесть или эта женщина, сидевшая сейчас перед ним! Для него этот выбор был очевиден. Пусть даже она будет ненавидеть его после, но зато она всегда будет рядом с ним. Всегда.

- Развод? – повторил Анатоль, словно не расслышав ее в первый раз. – О чем ты говоришь?
- Почему ты не сказал мне, что двоемужество – преступление согласно законам империи? – ответила Марина вопросом на вопрос, снова переходя на интимное «ты». – Почему скрыл это меня?

Анатоль, как мог, пытался удержать себя в руках. Что еще мог поведать ей Загорский за то время, что она была там? Открыл ли ей пути, по которым она могла избавиться от своего второго брака с минимальными потерями для своей репутации? Это были карты в числе козырных в руках Анатоля в этой партии, а теперь он лишался своих козырей одного за другим. Он не уставал благодарить Господа за то, что Марина выросла в Смольном институте, вдали от влияния своего чересчур деятельной маменьки. Вот уж кто сейчас докопался бы до сути их проблем и в мгновение ока решил бы их в свою пользу. Марина же, воспитанная на французских романах, романтичная до невозможности, была наивна и легковерна. По крайней мере, до этого дня она была именно такой с ним. И он предпочел бы, чтобы так и было в дальнейшем.

- Я не хотел беспокоить тебя по этому поводу, - выкрутился из неловкого положения Анатоль. – Что это изменило бы? Только добавило бы тебе повод для очередного беспокойства. А твой покой, твое счастье для меня – самое дорогое, - он протянул руки и взял в плен ее ладони. Марина тут же вывернулась из его рук, и он понял, что это конец, что он теряет ее. Она поднялась с пола и отошла от него подальше, к окну, стала смотреть на проезжающие мимо их особняка экипажи, словно это единственное, что интересовало ее сейчас.

Марина не могла смотреть Анатолю в глаза. Она ехала сюда, в этот дом несколько мгновений назад без малейшего намерения затевать этот разговор, без малейшей мысли о расставании. Всю обратную дорогу из дома Загорских она обдумывала варианты, как можно достойным путем выйти из сложившейся ситуации вкруг них троих – Марины, Анатоля и Сергея. Искала, но не находила, в конце концов смирилась и решилась посетить в ближайшие дни инкогнито какого-либо законника. Она готова была сделать все, чтобы ее жизнь и свобода более не висели на волоске, и Сергею не приходилось любой ценой устранять причины этому положению.

Но когда она увидела особняк Воронина, заметила его в окне, то осознала с ужасающей ясностью, что не хочет покидать карету Загорских, не желает идти к этому человеку. Только не теперь, когда она буквально несколько минут назад была с тем, с кем хотела бы провести остаток своих дней, чью боль она чувствовала, как свою собственную. С тем, кто был способен одним легким касанием пальцев зажечь в ней огонь страсти, пробудить ее для любви, заставить себя почувствовать женщиной. С тем, кто пусть даже на несколько часов заставил ее забыть обо всем на свете. С тем, кого она любила с юношеских лет, и ничто не смогло изменить этого …

Она осознала, что готова отдать многое лишь бы никогда более не покидать той комнаты, откуда она сейчас ехала, никогда не выпускать из своих объятий того мужчину, что оставила сейчас там, за своей спиной. И раз уж ей суждено погубить себя, свою репутацию, то разве не стоит он того? Разве не может она остаться с ним, и гори огнем свет с его осуждением и порицанием? Что ей весь мир, когда она будет рядом с Сергеем?

А Марина хотела быть только с Сергеем. Всегда. И ничто не может этого изменить.

Она повернулась к Анатолю и, вздернув вверх подбородок, глядя прямо ему в глаза, произнесла:
- Те годы, что мы провели вместе, были чудесными, и я очень благодарна тебе за них, а также безмерно благодарна за то, что принял и полюбил моего ребенка. Ты – самый лучший отец, что только мог бы быть у моей дочери, я не кривлю душой, когда говорю об этом. Но я.. Я так и не смогла открыть тебе свое сердце, ибо оно уже давно принадлежит не мне. Мы оба знаем, что даже потеря этого человека и прошедшие годы не смогли убить во мне то чувство, что я испытываю к нему. Я честно пыталась забыть его, выкинуть все мысли о нем, но это невозможно для меня. Его боль – это моя боль, его вздох – мой вздох. Мое сердце стучит только неразрывно с его сердцем. Навсегда. Я думала, что смогу жить без него, я думала, что найти утешение в ребенке, найти успокоение с нашем браке с тобой. Но я ошибалась. Он вернулся, и все мои мысли только там, рядом с ним. И я не могу этого изменить. Зачем тебе нужна жена, что никогда не сможет стать достойной тех чувств, что ты испытываешь ко мне? Поэтому я прошу тебя, отпусти меня. Позволь нам обоим стать счастливыми – и тебе, и мне. Позволь пойти своими собственными дорогами, ведь нам никогда не было суждено идти вместе, и если бы не эта трагическая случайность…

Анатоль смотрел на нее поверх переплетенных пальцев, с трудом подавляя в себе дикое желание крушить все вокруг, разбить все вдребезги. Или встряхнуть ее хорошенько, чтобы раз и навсегда выкинуть из ее головы эти мысли о том, другом. Нельзя было сказать, что он не ожидал этого разговора с тех пор, как вернулся Серж, но он предполагал, что он состоится гораздо позднее, когда Марина будет прочно привязана к своему мужу общим ребенком.
Но Загорский предпочел устранить себя, как причину того, что Марину могли обвинить в двоемужестве, в своем благородстве утаить все происшедшее от кого-либо, даже не обратившись за разъяснениями к поверенным, избегая любой малейшей огласки. И все планы Анатоля пошли прахом. Значит, теперь ему ничего не оставалось иного, как пойти в ва-банк.

– Теперь ты послушай меня, только послушай внимательно, - произнес Анатоль, с трудом разлепив пересохшие губы. Он сделал последнюю попытку образумить ее прежде, чем пустить в ход свои козыри. - Развод – по любому поводу – это ужасный урон репутации не только тебе, но и твоей семье. На долгие годы. Вспомни, как долго обсуждали разъезд князя Несвицкого и его супруги. Разве стала она счастливее после? Не уверен. Подумай, как весь это скандал отразится на судьбе твоей, моей, Сержа и его семьи, на судьбе Леночки и твоих родных. Разве ты считаешь, что это стоит того? Порушенные судьбы многих людей стоят твоего счастья? Подумай, какая судьба ждет всех нас из-за твоей случайно прихоти.
- Это не случайная прихоть. И не сиюминутное желание, - возразила ему Марина. – Я стремлюсь к этому всей своей душой.
- Я понимаю тебя, - кивнул Анатоль. – Я тоже на многое пошел бы, лишь бы быть рядом с тобой. Но ты не знаешь одного – развод непременно должен отразиться на одном из супругов таким образом, что в последующем тот никогда, слышишь, никогда не сможет соединить свою судьбу под сводами храма с любимым человеком. Я не желаю стать такой стороной, прямо говорю тебе об этом. Готова ли ты на это? Ведь это означает, что ты никогда не сможешь назвать себя женой Загорского. А дети, что будут рождены в этом браке, никогда не будут признаны законными. Ты готова пойти на этот позор? Еще больший, чем ждет тебя при разводе?

Марина на мгновение прикрыла глаза, а потом снова посмотрела на него и твердо сказала:
- Я готова к этому. Я готова ко всему. Из той ситуации, где мы все сейчас, не выйти без потерь в любом случае. Поэтому прошу тебя, отпусти меня.
- Нет, - покачал он головой. – Я не дам тебе развод. Выкинь эти мысли из своей головы.
Она тут же, не раздумывая ни мгновения, бросилась к нему, опустилась на колени перед с ним. Взяла его за руку и судорожно сжала в своих ладонях.
- Умоляю тебя, Анатоль, - проговорила она, глядя в его глаза с мольбой, что разрывала ему сейчас сердце. – Отпусти меня. Мы оба знаем, что никогда в моем сердце не будет такой любви к тебе, что я испытываю к нему. Привязанность – да, благодарность – конечно, но любовь… Разве не хочешь ты стать любимым? Я буду согласна взять на себя вину при разводе, чтобы ты смог найти свое счастье, которого ты, безусловно, заслуживаешь, в другом браке.
- Нет, - уже жестче повторил Анатоль. – Я не могу отпустить тебя. Я не отпущу тебя никогда! Слышишь? Ты моя! Ты всегда была моей!

Он вдруг резко схватил ее за плечи и поднял ее с колен, вставая с кресла. Пристально глядя в ее глаза, он опять произнес:
- Нет, я не дам развода, как бы ты ни хотела его. Ты – моя жена, ты венчана со мной перед всеми, и так все и останется! - Анатоль провел ладонью по ее щеке и тихо сказал. – Я люблю больше жизни.

- Если любишь – отпусти, - снова попросила Марина, но эти слова снова вызвали в нем волну слепящей ярости. Он встряхнул ее, растрепав ее волосы.
- Если ты хочешь, хорошо, я отпущу тебя! Можешь идти к нему и жить при нем полюбовницей. Падшей женщиной. Отвергнутой всеми. Но ты кое-что забыла, моя милая. Элен! По законам российской империи она моя дочь, и если мы подаем на развод, я имею полное право забрать ее у тебя. Да-да, не смотри так удивленно! У тебя нет никаких прав на нее, никаких! Ты больше никогда не увидишь ее, если уйдешь из этого дома. И еще одно - Серж сказал тебе, что подавал прошение на перевод в действующие части, на Кавказ? Третье было сегодня отклонено, но я могу попробовать убедить Его Императорское Величество удовлетворить его. Хочешь? - он прижал ее голову к своему плечу, не в силах более смотреть в ее потрясенные глаза. Анатоль гладил ее волосы, вдыхал слабый аромат ее духов, прижимая ее к своему телу. Только здесь ее место – в его руках! – Так что ты предпочтешь, моя милая? Свою дочь или призрачную возможность счастья с Загорским? Выбирай, моя дорогая, выбирай! Только не продешеви, милая. Я дам тебе ночь на раздумья, всего одну…

Анатоль выпустил ее из своих объятий, отошел в сторону и позвонил. Вошедшему лакею он приказал привезти сюда, в кабинет Марины, маленькую барышню, вызвав безмерное удивление и настороженность у Марины. Когда Леночка переступила порог комнаты, держась за руку своей французской бонны, нанятой недавно Ворониными, Анатоль подхватил ее на руки, жестом отпуская прислугу прочь.
- Посмотри на нее, Марина, - он повернулся к жене так, чтобы она видела улыбающееся личико дочери. – Вот что ты можешь потерять, если решишь уйти отсюда. Думай сама, дорогая.

Марина хотела подойти к ним, коснуться ребенка, но он не позволил ей, отстраняя ее от себя.
- Отдай ее мне! – тихо потребовала Марина у мужа. Тот лишь покачал головой.
- Не раньше, чем ты примешь решение, - он поцеловал Леночку в шею, вызвав этим легкий смешок и какое-то неразборчивое лопотание.
- Это низко! – прошипела Марина, сохраняя изо всех сил самообладание. Ей хотелось плакать, но она держалась, не желая показывать, как ей больно сейчас. – Это недостойно!
- И пусть! – отрезал Анатоль. – Я всегда говорил тебе, что готов пойти на многое, лишь бы быть рядом с тобой. Ты думаешь, что приняла разумное решение расстаться со мной? Убежден, ты ехала сюда и думала, что тебе стоит сделать, как уберечь Сержа от его необдуманного шага пожертвовать собой ради тебя, ведь так? Послушай, что я тебе предложу, моя милая, - он покрепче прижал к себе ребенка и крутанулся вокруг своей оси, вызывая громкий довольный смех Леночки. Со стороны казалось, что он спокоен и весел, вовсю развлекается с ребенком. Лишь Маринина бледность да судорожно сжатые руки нарушали идиллическую картинку счастливого семейства. – Я узнал почти сразу же, как только получил весть, что Загорский жив, что можно сделать, чтобы вывести нас всех из-под этого удара, еще там, в Пензе. Там же никто не знает, кто я, никто не сможет jaser•. Так вот, моя дорогая, я думаю, ты не захочешь подавать прошение о разводе с Загорским antidater•. Ведь в этом случае ему никогда не суждено будет вступить в повторный брак, ты же не хочешь такой судьбы для него? Единственный выход при этом – nullité du mariage•. Приходских записей нет, нет разрешения твоих родителей, и разрешения на брак от командира Преображенского полка тоже нет, я осведомлялся об том. Его отсутствие автоматически ставит под сомнение законность этого венчания. Вот так, милая. Вам надо только подать прошение Его Величеству об этом, и все. Ты остаешься моей супругой, а я твоим единственным супругом, Загорский свободен от уз и волен строить свою жизнь, как угодно. Все довольны и счастливы, чем не отрадная картинка, n'est-ce pas, Helen•? Я бы, конечно, предпочел и дальше все держать втайне и от государя, но другого выхода нет, если твоя maman решила вдруг, что ей будет лучше вдали от нас с тобой.

Марина устало опустилась в кресло, глядя на своего супруга с таким выражением лица, словно впервые видела его. Анатоль прекрасно понимал, что она чувствует сейчас, но в то же время осознавал, что поступает верно. Она должна быть с ним. А что до того, как он добивается этого… Qui veut la fin veut les moyens•
- А сейчас позволь нам с Элен откланяться, - сказал Анатоль, направляясь к дверям. – Я поеду к Вяземским один, сошлюсь на твое нездоровье. А чтобы у тебя не было соблазна…

Он не договорил, но Марина ясно слышала, как щелкнул ключ в замке двери кабинета, а потом также в замке другой двери, идущей из ее половины в дом. Он запер ее, чтобы она не сорвалась нынче вечером, пользуясь его отсутствием, прочь из этого дома. Ведь, такая мысль сразу же пришла ей в голову, когда Анатоль сказал, что он поедет на ужин – взять Леночку и уехать к Сергею, наплевав на все возможные последствия. Она бы скрылась прочь из города, убежала бы от этого человека, которого она так и не узнала полностью, как выяснилось, за все эти годы их брака.

Слез не было. Была только странная горечь во рту да резкая боль в груди, в районе сердца. Свеча в кабинете догорела и погасла, также и огонь в камине превратился со временем в угли, еле тлеющие в темноте комнаты. Марина все так же сидела в кресле, откинувшись на спинку, положив руки на подлокотники. Она ни о чем не думала, прекрасно зная, что иного выхода, чем предложил Анатоль, у нее сейчас нет. Даже если она наберется храбрости и пойдет к Сергею, откроет ему правду о дочери, попросит помощи, то чем тот сможет помочь ей? Абсолютно ничем. Элен по закону дочь Анатоля, и этим все сказано. Законным методом ее не воротить в этом случае, а незаконный… Способна ли Марина толкнуть Сергея на очередной виток страданий и боли? Сейчас, когда он уже почти смирился с тем, что она ушла из его жизни, стала женой другого? А окончить это дело дуэлью, а значит, кровью – Сергея ли или ее супруга, Марина не желала.

Законен ли этот брак? Повторный после ее венчания с Загорским? Скорее всего, да, ведь по всему выходило, что то тайное венчание было проведено все же не по правилам. Разрешение на брак от генерала полка. Было ли оно у Загорского? Она не знала.
Милый, милый, думалось Марине. Прости меня за мои ошибки. Я сама своими руками сделала так, что мы никогда уже не сможем быть вместе. Никогда тебе не узнать, что у тебя есть дочь, плод нашей короткой, но страстной любви.

Когда за окном едва забрезжил рассвет, наполняя комнату ярко-розовым светом, повернулся ключ в замке двери, и в кабинет вошел Анатоль. Он был растрепан, ворот его мундира был расстегнут. До Марины донесся запах алкоголя, и она поняла, что и для него эта ночь не прошла спокойно. Он смотрел на нее покрасневшими от недосыпа глазами, выжидательно, с тревогой.
- Ты не ложилась? – спросил он, заметив, что она по-прежнему сидит в том же кресле, где он оставил ее давеча вечером. Она ничего не ответила, и он прошел к уже остывшему камину, пошевелил угли, надеясь найти хоть один тлеющий, от которого можно будет разжечь огонь. Анатоль избегал взгляда жены, сидящей в кресле рядом с ним, наблюдающей за каждым его движением.
- Нечего было сидеть тут в холоде, простуду можно схватить, - буркнул он, недовольный чувством вины, разливающимся в его душе. – Хоть покрывало бы накинула.

Марина по-прежнему не произнесла ни слова, и на мгновение холодная рука страха сжала его сердце. Она все же решилась оставить его, вдруг подумал он.
- Ну? – спросил Анатоль грубо, поворачиваясь к ней. – Что ты решила?
- Я уступаю вам, - холодно сказала она, и у него затряслись ноги от облегчения, что тут же охватило все его существо. – Вы не оставили мне иного выбора. Я смиряюсь с вашей волей.

Но Анатолю этого было мало. Он хотел, чтобы она раз и навсегда определила для себя свой путь – рядом с ним, его супругой и матерью его детей, чтобы у нее не было ни малейшей возможности свернуть с этой дороги.
- Ты немедля сообщишь Сержу о своем решении, - заявил он. Марина окаменела, едва удерживаясь, чтобы не ответить резко этому человеку, который, казалось, не знал предела в своей жестокости.
- Я напишу к нему сегодня, - коротко ответила она, сжимая с силой подлокотники кресла. Он наклонился на ней, упираясь руками в спинку кресла, прямо над ее плечами. Ее чуть не стошнило от запаха перегара, который резко пахнул ей в лицо, но она сдержала себя и не отвела своих глаз от его взгляда.
- Нет, - резко выдохнул Анатоль. – Ты поедешь сегодня к нему с визитом, и сама скажешь ему лично о своем решении. Ведь он непременно заслужил это, n'est-ce pas? Узнать это лично, а не в холодном письме. Без всяких оговорок.

Марина вдруг резко оттолкнула его от себя, уперев ладони в его грудь, и он был вынужден отступить от ее кресла. Она поднялась и пошла к себе в спальню, словно не в силах долее находиться в кабинете, наедине с ним. В дверях она обернулась к супругу, который едва стоял на ногах, опираясь боком на кресло у камина, чтобы не упасть.

- Как вы можете быть так жестоки ко мне? – спросила Марина без каких-либо эмоций в голосе. – Вы, твердящий каждый Божий день о своей любви ко мне? Откуда в вас такая жестокость? Я же вижу, как вы милосердны ко всем, кто приходит сюда просить вас о заступничестве. Почему со мной вы можете поступать так безжалостно? Что за любовь такая?

Анатоль не нашелся, что ей сказать на эту речь, да она и не ждала его ответа. Развернулась и ушла в спальню, притворив за собой дверь. Упала в постель, прямо вот так – не снимая капота и домашних туфель, и провалилась в глубокий сон, словно ее тело желало набраться сил перед тем, что ей предстояло сделать тем же днем.

Проснулась Марина около полудня, когда с шумом упала с ее ступни туфля на пол спальни. Тотчас кликнула Дуньку, приказала привести себя в порядок да подготовить к выезду. Та пришла не одна, вместе с Агнешкой, которая тем же вечером почувствовала неладное, и все ходила кругами около спальни Марины, так и не решаясь зайти даже после того, как барин отпер супругу. Она попыталась вызнать у своей голубки, что произошло, но Марина хранила молчание, не желая делиться ни с кем той болью, что сейчас разрывала ей сердце. Так в молчании ее облачили в платье для визитов, накрутили локоны, прикрепили шляпку шпильками к волосам.
- Ты бы поела, родненькая моя, - взмолилась Агнешка, видя, что Марина намеревается уйти из дома, даже не позавтракав.
- Нет желания, - отрезала Марина и вышла из комнат, поспешив как можно быстрее выехать с этим тягостным для нее визитом. У самой двери в передней ее вдруг перехватила француженка-бонна. Она протянула ей Леночку, которую вынесла на руках из хозяйской половины.
- - Monsieur souhaité pour que vous souhaitiez Helen du bon jour, madam•, - сказала она. Дочь потянула к Марине свои маленькие ручки, явно показывая свое желание пойти на руки к матери. Марина притянула Леночку к себе и крепко прижала к себе, вдыхая детский аромат, от которого у нее навернулись слезы на глаза. Она понимала, зачем Анатоль попросил бонну вынести к ней Леночку перед самым уходом. Этим он словно говорил ей: «Помни, моя дорогая, о своем выборе!»

Марина смутно помнила, как ехала к особняку Загорских. Весь путь прошел, словно в тумане. Она раскланивалась с многочисленными знакомыми, что встречались ей в дороге, и улыбалась им, но если бы ее спросили, кого именно она встретила, Марина не смогла бы дать ответ на этот вопрос. Она надеялась, что Сергея не будет сейчас дома или он не сможет принять ее, но как назло, дворецкий почти сразу же вернулся после того, как отнес ее карточку молодому хозяину, и повел ее внутрь дома, но уже в другую половину, туда, где принимали гостей.

Сергей ждал ее там, в салоне, куда ее проводили. Он был гладко выбрит, причесан, от него веяло такой свежестью, что казалось, Марина даже на таком расстоянии, разделявшем их, могла почувствовать запах его чистой кожи. Ничто сейчас не напоминало о том человеке, с которым еще меньше суток назад она столкнулась в одной из комнат этого дома. Она не могла открыть рот, боясь, что сейчас расплачется при виде его, такого красивого, в мундире, словно она вернулась в прошлое, назад на несколько лет, и потому не произнесла ни слова, предоставляя тому начать обмен приветствиями. Сергей быстро пересек комнату и подошел к ней, чтобы приложиться к руке. Затем, обменявшись приветствиями и положенными дежурными фразами о погоде и здравии, они разошлись по разным углам салона – он встал у окна, заложив руки за спину, словно боясь не совладать с собой и коснуться ее; она же, вцепившись в ридикюль, заняла место у стены напротив, делая вид, что весьма заинтересовалась картиной над каминной полкой.

Как сказать ему? Где найти те слова, что не ранят его так сильно при том известии, что она принесла ему? Поймет ли Сергей, почему она поступает именно так, почему выбирает другого? Марина в отчаянье теребила мочку уха, не замечая столь привычного для нее жеста, Сергей же смотрел на ее движения с какой-то странной нежностью в глазах. Она обратила внимание на его взгляд и вспыхнула под воздействием потока воспоминаний, который нахлынул на нее в тот же миг. Они настолько хорошо знали друг друга, что ей даже не стоило ничего говорить о своем душевном состоянии – один небольшой жест выдавал с головой ее волнение сейчас.

- Говори же, - мягко произнес Сергей, и она решилась - быстро, не давая себе времени на раздумья, проговорила:
- Я приняла решение расторгнуть брак, - сказала и замолчала, поразившись тому, что заметила в его глазах. Сначала мелькнуло неверие, он вгляделся в ее лицо, и неверие сменилось надеждой и радостью. Он вдруг резко сорвался с места, взял ее за руку и поднес ее ладонь к губам в таком жарком поцелуе, что у нее затряслись колени. Он ошибся, поняла Марина с горечью, осознав, как можно было истолковать ее слова, после того, как она сама обещала в этом доме недавно, что он непременно будет счастлив, после того, как сама приехала к нему нынче утром.

О Боже, ее затрясло нервной дрожью, она боялась сказать ему то, что должна была поведать. Она не плакала нынче ночью, а сейчас при виде его склоненной головы над ее рукой, при виде надежды в его глазах слезы сами сорвались с ресниц. Одна из них упала ему на руку, и он напрягся, поднял на Марину взгляд, по-прежнему не выпуская ее ладони.

- Значит, это наш брак ты желаешь расторгнуть, - глухо произнес Сергей, поглаживая большим пальцем ее ладонь. Этот нежный жест заставил ее затрепетать. Она не смогла произнести сейчас то, что должна была, и потому только кивнула в ответ.

- Что ж, это тоже выход из положения, - едва слышно согласился он и перевел взгляд на свой палец, ласкающий ее кожу, словно ему было невыносимо смотреть ей в глаза. - Я почему-то предполагал, что так и будет, когда его сиятельство передал мне твои слова. Весьма опасался, что жалость ко мне может толкнуть тебя на необдуманные поступки, что я не смогу защитить тебя в этой ситуации от тебя же самой. Но ты поступила благоразумно, как я полагаю, посоветовавшись со своим супругом. Что ж, расторжение так расторжение. Я думал и об этом ранее, но не смел предложить тебе пойти на этот риск. Все же существует опасность, что наша тайна может стать явной, и в этом случае твоей репутации пришел бы конец. Расторжение…. Все верно. У вас подрастает ребенок, и признай мы наш с тобой брак – он стал бы… стал бы вне закона, - произнес как можно мягче те страшные слова, что резанули ее сознание. – Разумеется, я возьму на себя вину при прошении. Иначе и быть не может. Иначе быть не должно.
- Нет, - покачала Марина головой. – Тебе не стоит этого делать. Брак можно признать mariage nul•. В этом случае ты сможешь вступить в брак повторно. Я бы очень этого хотела…

Она осеклась, осознав, что именно сейчас сказала, совсем не вкладывая этот смысл в свою реплику, хотела поправиться, но поняла, что не может найти для этого слов сейчас. Как странно! Впервые она не знала, что сказать ему.
Сергей же понял ее по- своему. Он отпустил ее ладонь и отошел от нее снова, скрестив руки на груди.
- Ты хотела бы, чтобы я женился? – повторил он ее слова. Марина взглянула на него сквозь слезы.
- Ты прекрасно знаешь, что я хотела сказать. Я больше всего на свете хочу, чтобы ты был счастлив. Пусть даже такой ценой.

Черты его лица смягчились при этих словах, но он по-прежнему стоял на расстоянии от нее, буквально белый от напряжения, лишь шрам алел на его лице.
- На каком основании брак может быть признан mariage nul? – спросил Сергей.
- Нет родительского разрешения, отсутствуют приходские, записи и нет разрешения из полка, - повторила Марина слова Анатоля. Сергей коротко кивнул, признавая правоту ее слов. – Все это ставит под сомнение законность венчания, и можно без особого труда добиться аннулирования брака.

Они оба помолчали, не зная, что еще могут сказать друг другу в сложившейся ситуации. Потом она вспомнила реакцию на слова о разводе другого мужчины, и удивилась тому, что сейчас происходило здесь, в этой комнате.
- Почему ты так легко отпускаешь меня? – вдруг сорвалось с ее губ с сожалением. Марина сама не понимала, какую боль причиняет ему сейчас своим вопросом. Он вскинул голову и посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. Потом лишь слегка улыбнулся и проговорил:
- А разве я могу иначе? К чему мне мучить тебя более? Я никогда не думал о том, что смогу отпустить тебя от себя, и помыслить не мог об том. Но нынче, осознавая, что нет иного пути принести пусть не счастье, но покой в твою жизнь… Я принимаю твое решение, каким бы оно не было, я всегда поступлю так, как ты решишь, как тебе будет лучше, даже тогда, когда сам буду едва дышать от боли. Разве не этого ты ждала от меня? Скажи ты только слово, только одно слово, и я буду бороться за наш брак, бороться за тебя. Но каждый мой шаг, каждое мое действо может причинить вред тебе, и потому я бессилен сделать что-либо. И я отступаю. Ибо такова твоя воля, милая.

Марина застонала про себя. Почему, ну, почему они такие разные, эти мужчины? Тот, от которого она ждала понимания всей ситуации, какого-то благородства, отказал ей в этом, а другой, который всегда предпочитал поступать только согласно своим желаниям, сейчас отступал, уважая ее решение.

Ну, вот и все. Она сказала ему то, что должна была, более ей нечего было делать в этом доме. Она посмотрела на Сергея, и он, прочитав ее мысли, позвонил, чтобы ее проводили. Это напомнило ей, как они ранее могли угадывать желания друг друга еще до того, как они были высказаны вслух, и это воспоминание причинило ей невыносимую боль. Марине сейчас было тяжело до безумия расстаться с ним навсегда и видеть его отныне лишь, как приятеля супруга на светских мероприятиях – на расстоянии, обмениваясь лишь вежливыми фразами и жестами. Снова чужие друг другу люди, некогда делившие друг с другом радость взаимной любви. Всего несколько дней, там, в Киреевке, но для них эти дни были маленькой жизнью.

Ей вдруг захотелось, чтобы он знал, почему она поступает так, почему не борется за свое счастье с Сергеем, и Марина быстро проговорила, глядя в сторону:
- Я делаю это только из-за ребенка. Не будь дочери, я бы ушла от него, невзирая на то, что сулило бы будущее.
Он замер над ее рукой, которую целовал на прощание, потом поднял свой взгляд на нее. У Марины перехватило дыхание от той нежности, что излучали его глаза.
- Я знаю, милая, - сказал Сергей едва слышно, и она еле сдержала слезы, так и норовившие пролиться из ее глаз. – Я знаю.
- Ты…? – начала она, но запнулась, не зная, как спросить его, не вернется ли Загорский опять к своим порокам, но он понял ее. Уголок его рта приподнялся в усмешке.
- Со мной все будет хорошо, - заверил ее Сергей, а потом добавил, заметив, что распахнулись двери в салон, впуская лакея, явившегося на зов. – Я полагаю, вы дадите мне знать, когда потребуется мое присутствие. Уверен, Его Императорское Величество непременно пожелает сам разобраться в обстоятельствах этого дела.

Они кивнули друг другу, и Марина принялась натягивать перчатки, не попадая сразу пальцами в них – так у нее дрожали руки. Затем они снова взглянули друг на друга.
- Прости меня, - прошептала Марина еле слышно. Он покачал головой, глазами говоря ей, что он давно простил ей этот поспешный брак с Ворониным, навсегда разделявший их теперь. Она подобрала юбки и двинулась к двери, следуя за лакеем, что повел ее в переднюю. Спиной Марина чувствовала на себе взгляд Сергея – прощальный, полный тоски и щемящей души нежности. Он отпускал ее. Навсегда.

Это страшное слово вдруг словно отпечаталось в мозгу Марины со всей ясностью. Она осознала, что нынче это действительно был конец их любви, такой короткой, такой сладостной. Тогда, в Киреевке она не поняла этого, в ней была жива надежда, что можно изменить что-нибудь. Но нынче, чувствуя спиной его взгляд, ее сердце сжалось от этой невыносимой для нее потери. Она вдруг остановилась в дверях и резко развернулась. Рванулась к этому мужчине за своей спиной, путаясь в юбках, забывая о лакеях, что виднелись в коридоре и с интересом наблюдали за ними через распахнутые двери.

Сергей, завидев ее движение к нему, пошел навстречу широкими шагами и принял ее в свои объятия, в которые Марина просто влетела с силой, едва не сбив его с ног. Они стиснули друг друга в руках, прижимаясь телами настолько близко, насколько позволяли ее юбки. Они молчали, разделяя друг с другом эти последние минуты, когда они могли насладиться близостью любимого человека. Никогда им более не взглянуть в глаза с любовью, никогда не коснуться губ губами. Все это им суждено оставить в прошлом. Навсегда.

- Ты всегда был моей мечтой, - вдруг прошептала Марина в его ухо. – С того самого первого дня, как я увидела тебя. Ты так улыбался мне… Я сразу почувствовала, что ты – моя судьба. Ты всегда останешься ею. Где бы и с кем бы я ни была.
Сергей ничего не ответил ей, лишь крепче прижал к себе, ласково гладя пальцами ее шею. Потом он немного отстранил Марину от себя и взглянул в ее глаза, взяв ее лицо в свои ладони.
- Я хочу, чтобы ты знала одно. Даже если наш брак будет расторгнут, ты по-прежнему будешь моей женой перед Богом, - прошептал он, глядя в эти глаза, что так часто представлял себе. - Ты его супруга перед людьми, но перед Господом – ты моя, слышишь, моя! И когда-нибудь, за той самой чертой мы сможем соединить свои руки и навсегда будем вместе. Я верю в это, только в это. И ты тоже верь. Ибо это будет. Будет!

Он склонился и нежно коснулся губами ее рта. На всю жизнь Марине будет суждено запомнить этот поцелуй – такой сладкий от его губ, соленый от ее слез и горький от их потери и сожаления одновременно.

Потом Сергей прервал поцелуй, на мгновение прислонился лбом к ее лбу и все-таки отпустил ее, разжав объятия. Отступил назад на один шаг. «Иди, моя милая», - говорили его глаза, и от нежности, что светилась в них, у Марины перехватывало дыхание в груди. Она нашла в себе силы развернуться от него к двери, пройти мимо лакея, старательно отводящего глаза в сторону от ее заплаканного лица. Ей было едино, что сейчас будут думать слуги Загорских, ей было так больно сейчас, что она еле шла, едва разбирая путь к выходу сквозь слезы.

Позади нее с глухим стуком захлопнулись двери салона под рукой лакея. И этот стук отразился в душе Марины. Она прислонилась к стене, не в силах более держаться на ногах, и к ней тут же поспешил лакей.
- Что с вами, ваше сиятельство? Вам дурно? – он слегка поддержал ее за локоть. Марина нашла в себе силы выпрямиться и покачала головой, показывая, что с ней все в порядке. Она прошла из дома как в тумане, не видя ничего перед собой. Прежде чем забраться в карету, лесенка которой уже была откинута заботливой рукой ее гайдука, распахнувшего дверцу перед ней, Марина обернулась и взглянула на окна особняка, хотя запретила себе делать это.

Занавесь на одном из окон дрогнула, и она поняла, что Сергей стоит и наблюдает сейчас на ее отъезд. Ее уход из его жизни.
Господи, было ли ей так же больно тогда, когда она потеряла его в первый раз? Марина не смогла ответить на этот вопрос. В последний раз она взглянула на окно, затем собралась с духом и при помощи выездного зашла в карету. Лакей захлопнул дверцу, и экипаж медленно покатился прочь от дома Загорских, оставляя позади ее сердце.

Прощай, моя любовь…

• распустить язык (фр.)
• задним числом (фр.)
• недействительность брака, признание брака недействительным (фр.)
• не так ли, Элен? (фр.)
• Цель оправдывает средства (фр.)
• Месье хотел бы, чтобы вы пожелали Элен хорошего дня, мадам (фр.)
• недействительным (фр.)
[/i]
_________________

Marian, какое грустное и трогательное расставание...
И Сергей держался удивительно достойно. Похоже, он внутренне был готов к решению Марины, даже несмотря на то, что сначала неправильно ее понял. Знаешь, как бы цинично это ни звучало, но несчастья пошли ему на пользу, он стал мудрее. А Анатоль, - чего от него еще ждать... Подняться до уровня Сергея, усмирить свой эгоизм, отпустить любимую женщину, чтобы она была счастлива, как это сделал Загорский, Анатоль не способен. Чего еще ждать от него, кроме такого гнусного шантажа.
Пожалуй, Марине самое время обрести немного здорового эгоизма и женской хитрости, чтобы муженек не расслаблялся))
Спасибо за продолжение. А впереди опять неизвестность...

Спасибо, я сама даже немного всплакнула . У меня такие эмоции вызывали только главы, когда мы теряли Загорского .



Как поменяла их любовь к одной и той же женщине! Прямо удивительно.
Ведь Анатоль неплохой человек, но в каких-то ситуациях он удивляет даже меня О многом забывает, когда дело касается его чувств и его счастья. Поистине - в тихом омуте... Он еще покажет себя в дальнейшем...


Думаешь, пора?


ну, каюсь в этом... Виновата... Хотя торжественно обещаю так долго больше никого не томить!

А как тебе Анатоль, которого мы так долго здесь ждали?
_________________

Еще?!! Даже страшно представить, чего ему в голову взбредет...

Ну, тебе виднее.

Ничего, красивый парень. Чем-то Страхова мне напомнил. Но в моих глазах красота его уже не спасает.
Ловлю на слове.

Присмотрелась сейчас - правда, есть немного . Видимо, выползло подсознание - мне всегда он нравился внешне, еще со времен БН. В следующем романе обязательно выведу ГГю его внешность.


Уже готова половина следующей главы. Стараюсь...
_________________

 » Глава 43

Глава 43

Спустя пару дней после ее разговора с Сергеем Анатоль уведомил Марину о том, что государь дал свое согласие на встречу с Загорским, чтобы узнать все детали их щекотливого дела прежде, чем принять по нему резолюцию и передать далее для рассмотрения в Синоде.
- Он желает видеть только Сергея Кирилловича? – с сомнением в голосе спросила она у Анатоля. Тот отвел глаза в сторону, буквально на мгновение, и она поняла, что и тут он приложил руку. Марина уже знала каждый его жест.
- Я считаю неразумным для тебя присутствовать при сем разговоре. Это совсем не к чему. Серж сможет и сам поведать об этом деле Его Императорскому Величеству.

Разумеется, подумала Марина, сумеет. Сергей готов принять на себя всю вину за случившееся, вполне способен пойти на этот шаг ради нее, не раздумывая особо о последствиях. К тому же, он никогда не был в фаворе у государя, и один только Бог мог знать, чем закончится для него эта беседа с императором.

- Я тоже должна поехать на эту аудиенцию, - решительно заявила она Анатолю. – И я поеду на нее.
- О Боже, ты хоть представляешь себе, что тебя там ждет? – взорвался он. – Я даже не могу представить, как это может разозлить государя. Зачем тебе ехать туда? Зачем? Ради него? Разве ты не можешь просто последовать моему решению? Я мог бы сказать Его Императорскому Величеству, что ты нездорова. Прошло бы время, и многое забылось бы. Ты представляешь, как это может отразиться на мне?! На моей службе?

Это только подстегнуло Марину принять вызов во дворец, когда на следующий же день после этого разговора приехал государев курьер и привез ей вызов во дворец. Странно, но она не испытывала ни малейшего страха или волнения ровно до тех пор, пока карета не повезла ее к подъезду дворца, а лакей не принял легкий салоп и шляпку из ее рук. Ее проводили в приемную государя, где ее встретили любопытными взглядами присутствовавшие там многочисленные просители и флигель-адъютанты.

Анатоль был там. Он тотчас подошел к ней, едва заметил ее в приемной. По его виду она поняла, насколько он зол, что Марина не последовала его распоряжению.
- Вас вызовут спустя четверть часа, - холодно бросил он ей. – Будьте готовы, моя дорогая – государь нынче не в духе. Я просил вас не приезжать сюда, готов был принять на себя его гнев, но вы рассудили иначе.
Анатоль немного задержался у нее еще на пару мгновений, просто молча стоял рядом, а затем коротко кивнул и удалился. Марина прошлась вдоль приемной в желании найти свободное место в креслах у стен, ее ноги просто ходили ходуном и не держали ее. Ей уступил место какой-то генерал, кивнув ей вежливо, и она ответила ему полуулыбкой и книксеном. Боже, может, Анатоль был прав, и ей не следовало приезжать сюда, поддавшись своему порыву? Сможет ли она выдержать эту аудиенцию и не сорваться на эмоции? Она слышала, что государь своим гневом мог довести до слез даже мужчину, что уж говорить о ней, слабой женщине.

Внезапно Марина почувствовала на себе пристальный взгляд и подняла глаза от ридикюля, что вертела в своих руках сейчас. Это был Сергей. Он стоял у противоположной стены в кругу своих знакомых офицеров, что присутствовали тут по каким-то своим причинам. Казалось, он ничуть не переживает по поводу того, что предстояло им сейчас выдержать по ту сторону этой большой двухстворчатой двери. Он коротко кивнул ей, улыбаясь одними глазами, и Марина склонила голову, приветствуя его.

Спустя более четверти часа из кабинета Его Императорского Величества вышел флигель-адъютант и громким голосом объявил имена Марины и Сергея, вызвав недоуменные и любопытные перешептывания в приемной. Марина поймала взгляд Анатоля с противоположного конца приемной, где тот разбирал какие-то бумаги в толстой папке. Его глаза, казалось, говорили: «Не говори, что я не предупреждал тебя!»

Марина подошла к дверям одновременно с Сергеем и вошла с ним в кабинет государя практически плечом к плечу.
- Что ты здесь делаешь? Я думал, он передал тебе мою просьбу не приходить сюда, - быстро шепнул ей Загорский, пока они входили, и она так удивилась услышанному, что споткнулась при входе, но сумела быстро выправиться.

Государь стоял у стола и казался глубоко погруженным в бумаги, что просматривал. Он так долго не обращал на вошедших никакого внимания, что у Марины, опустившейся в глубоком реверансе затряслись ноги от напряжения. Наконец он поднял голову и кивком показал, что и она, и Сергей, склонивший голову в низком поклоне, могут выпрямиться.

- Я не поверил своим ушам, когда мне поведали о том, что произошло. А когда было передано прошение, это неумолимое свидетельство того, что мой слух меня не подвел…, - император не стал договаривать свою фразу, а перевел взгляд своих острых глаз на Марину, потом на Загорского. – Не потрудитесь ли объяснить мне, сударь, как могло сие произойти? Умыкнуть невесту почти из-под венца, ведь я не ошибаюсь, мадам, вы были на тот момент обручены с графом Ворониным?

Марина почувствовала, как у нее снова задрожали колени от тона, которым был произнесен этот вопрос. Она знала со слов Анатоля, что государь не любит извилистых речей и длинных объяснений, а посему просто произнесла:
- Вы правы, Ваше Величество, на тот момент я считалась невестой его сиятельства, но лишь названной. Обручение тогда еще не состоялось.
- Но вы дали ему свое слово? Свое честное слово?
- Да, Ваше Величество, - пролепетала Марина, только сейчас осознав, что угодила в ловушку.

- Прошу покорно простить меня, Ваше Императорское Величество, но в том нет вины ее сиятельства, - вдруг вступил Загорский, нарушая правила аудиенции, гласившие, что не может говорить тот, к кому государь не обращался непосредственно. Тот вперил свой гневный взгляд на Сергея, но не оборвал его, позволяя тому продолжать свою речь. – Лишь я виноват в том, что ее сиятельство презрела свое воспитание и правила приличия и согласилась тайно пойти со мной под венец. Мой опыт позволил мне сбить ее с праведного пути и пойти на этот недостойный шаг.
- Ваш опыт! – фыркнул государь в усы. – Знаем мы ваш опыт, князь! Совратить юную особу! Благо, что вы все-таки назвали ее своей супругой, хоть и не перед всеми.
- Прошу простить меня, Ваше Величество, за сей недостойный поступок. Любовь замутила разум, - коротко ответил Сергей, глядя в глаза императору. – Мы не могли ждать долее. Смею напомнить, что мною было получен приказ выехать в Нижегородский драгунский полк для дальнейшего прохождения службы. Времени на то, чтобы сделать все согласно общепринятым правилам не оставалось.
- И вот так! Как вор! – громко вскрикнул государь, и Марина вздрогнула при этом. Император, заметив ее испуг, немного смягчил тон своего голоса, но продолжал свою речь. - Вы сами понимаете, что поступили недостойно, но вы, мадам…, - он покачал головой. – Пойти под венец, только недавно получив весть о гибели супруга. Я удивлен, не скрою, вашим поступком. Что толкнуло вас на этот шаг? Почему вы не открылись о своем положении? Почему не выждали срок траура прежде, чем идти под венец? Разве так полагается поступать в нашем обществе?

Марина стушевалась под его взглядом, под его грозным напором. Она пыталась найти слова, чтобы объясниться, запнулась, покраснела от страха и стыда. Вновь за нее это сделал Сергей.
- Ваше Величество, смею напомнить вам, что наше венчание было совершено в глубокой тайне, и даже родные не ведали о том, что случилось меж нами. Это была моя просьба, и ее сиятельство ее выполнила. А что касается столь поспешного брака с графом Ворониным Анатолем Михайловичем, то тут виной выступили только стесненные обстоятельства семейства ее сиятельства и нежелание ее родителей потерять выгодную партию для дочери, коей несомненно и по праву считался граф. Ее сиятельство не могла ослушаться родителей в их воле и покорно пошла под венец с тем, на кого было указано, как и положено послушной дочери. Тем паче, она была свободна тогда от всякого греха – ведь ее первый супруг был признан умершим.

Государь немного помолчал, глядя на Марину, потом отвернулся от них к окну, стал наблюдать за движением в этот час по Неве. Не поворачиваясь к ним, он произнес спустя несколько мгновений:
- У вас, сударыня, есть язык? Вы сможете ответить на пару моих вопросов?

Марина вспыхнула от обиды и прикусила губу, слезы навернулись на глаза. В тот же миг ее руки быстро коснулась в мимолетном касании ладонь Загорского, подбадривая, успокаивая. И она нашла в себе силы собраться с духом и ответить императору:
- Я готова ответить на все вопросы Вашего Величества.
- Что ж, прекрасно, - государь теперь повернулся к ней лицом и смотрел прямо ей в глаза. – Я понимаю, что вы пошли под венец в первый раз вследствие чувств, а во второй – следуя велению долга. Или что-то иное толкнуло вас на столь поспешный повторный брак?

Он пристально смотрел ей в глаза, и у Марины пересохло в горло от волнения. Ей казалось, что государь знает ответ на этот вопрос, знает то, что она так тщательно скрывает. Тем не менее, она покачала головой:
- Только желание следовать воле моих родителей.
- А каково ваше желание нынче, мадам?
- Стать примерной спутницей жизни своему супругу, - ответила Марина и только потом поняла, что в очередной раз совершила промах, когда государь вкрадчиво спросил:
- Которому, мадам?

Марина не сразу нашлась с ответом, настолько она была взволнована в эту минуту. Она знала его сердцем, но как можно было сейчас произнести его вслух, когда сама же просила нынче государя об обратном. Но и тут ее опять спас Загорский:
- Тому, с которым она прожила несколько последних лет, от которого имеет дитя и которого по праву может назвать своим супругом. Я же не могу иметь такой чести считаться таковым по истечении столь долгого срока отсутствия.
- Значит, вы подаете прошение о расторжении вашего брака Святейшим Синодом, est-ce vrai•?
- Именно так, Ваше Императорское Величество, - подтвердил Загорский, склоняя голову. Государь подошел к столу и, мельком просмотрев бумаги, достал одну, пробежался глазами по ней. Потом поднял глаза на Загорского. – Значит, нет никаких бумаг о браке. И даже разрешения на венчание от генерала полка нет, ведь его нет?

Марина услышала, как немного дрогнул голос Сергея, когда он ответил, не отрывая взгляда от глаз государя:
- Нет, Ваше Величество, разрешения на брак нет.

Государь помолчал после этой реплики, а после опустился за стол и начал барабанить пальцами по его поверхности. По всему было видно, что он разозлен и раздражен ситуацией, которую ему приходилось сейчас разбирать.
- Ну, что же, - наконец проговорил он, когда молчание в комнате стало настолько ощутимо, что давило на нервы стоявших перед столом императора. – Раз таково ваше пожелание, и в соответствие обстоятельствам вашего дела, я думаю, этот ваш тайный брак можно будет признать незаконным, вследствие чего тот будет признан не имеющим юридической силы. На этом основании ваш брак, сударыня, с его сиятельством графом Ворониным будет признан единственным и верным. Я понимаю, ваше стремление сохранить в секрете все обстоятельства этого дела, потому ваше прошение будет нынче передано обер-прокурором на тайное рассмотрение только первенствующему члену и ограниченному количеству членов Святейшего Синода, - государь позвонил, и тотчас двери кабинета распахнулись, впуская внутрь молодого флигель-адъютанта. – Проводите, - коротко бросил ему император, а после склонившимся перед ним Сергею и Марине. – Вы свободны. Прощайте.

Они еще раз склонились перед императором, а после вышли из кабинета вслед за адъютантом, который проводив их, тут же скрылся в кабинете государя. Только здесь в приемной Марина осознала, как у нее тряслись пальцы рук, как мелко дрожали колени. Ее даже стало немного мутить от пережитого волнения и страха.
- Как вы себя чувствуете? Вам дурно? – прошептал ей тихо Сергей, слегка поддерживая за стан. – Присядемте.

Но тут, словно черт из табакерки, к ним неожиданно подступил Анатоль, быстро промелькнув среди многочисленных посетителей приемной. Он взял Марину за руку и немного потянул на себя, чтобы Загорский отпустил ее из своих рук, что тот тут же сделал.
- Как все прошло? – спросил Анатоль у них обоих, глядя при этом на Сергея. – Его Величество очень зол?
- На удивление, все обошлось, - проговорил Сергей, то и дело косясь на бледное лицо Марины. – Дело вскорости будет тайно рассмотрено в Синоде, но государь заверил, что брак будет признан недействительным.
- Тебя зовут к государю, - обратил Анатоль внимание Сергея на флигель-адъютанта, несколько раз громко произнесшего имя князя. - Надеюсь, не за этим делом.
- Сейчас узнаем, - Сергей перевел взгляд на Марину. – Отвези ее домой, прошу тебя. Ей, похоже, не по себе сейчас и нужен покой. Почему ты не смог не убедить ее не приходить сюда? Я же сказал, что сделаю все сам.
- Ее было трудно удержать, - возразил ему Анатоль. – Только запереть на замок, но не думаю, что это помогло бы. Иди, не стоит заставлять Его Императорское Величество ждать. Я провожу свою жену.

Марина попыталась улыбнуться дрожащими губами Загорскому, когда он целовал ее руку на прощание, показывая, чтобы он не волновался за нее и со спокойной душой шел по зову флигель-адъютанта. Анатоль сразу же вывел ее из приемной и повел к экипажу, что по его распоряжению уже ждал у подъезда. Он помог ей накинуть на плечи салоп, завязал сам ленты ее шляпки, потому как руки у его жены ходили ходуном, и она не могла этого сделать самостоятельно.

- Чем ты недоволен? – спросила Марина, заметив его плотно сжатые губы. – Я сделала все, как ты хотел. Теперь я принадлежу только тебе, как ты и желал.
- Зачем ты поехала сюда? Зачем? – бросил ей Анатоль, больно сжимая пальцы, помогая войти в экипаж. – Тебе не стоило этого делать. Эта история и так может повредить мне, а твое присутствие здесь… Думаешь, твои дерзкие глаза прибавили благодушия Его Императорскому Величеству? Неужели думаешь, по ним нельзя прочитать…? Убежден, он теперь недоволен тобой, как моей супругой. Не представляю, что будет теперь! Государь был так зол, когда я передал прошения. Убежден, что за этим последует удаление от двора.

Марина же устало прикрыла глаза. Эта аудиенция, казалось, отняла все ее силы, а осознание того, что теперь обратной дороги уже нет и не будет, что ее брак с Загорским расторгнут, причиняло ей нестерпимую боль, вызывало жгучие слезы в глазах. Ей хотелось сейчас только одного – чтобы ее обняли, утешили, сказали, что, несмотря на все невзгоды, все непременно будет хорошо в ее жизни. И она неожиданно для себя самой, забыв про все обиды, что этот человек причинил ей, потянулась к нему. Она коснулась его руки, лежащей на дверце кареты, и проговорила:
- Когда ты вернешься домой нынче? Надеюсь, пораньше. Ах, Анатоль, мне так не хочется оставаться одной сейчас! Если бы ты мог поехать со мной...! Не хочу оставаться наедине со своими мыслями.

Он перевел взгляд на ее лицо и заметил растерянность и боль в ее глазах. Казалось, он сейчас сядет в карету вместе с ней. Но потом Анатоль медленно покачал головой.
- Я не могу оставить службу и уехать, я повторял тебе неоднократно, как важна для меня моя должность. А нынче вечером государь едет в оперу, и я обязан сопровождать его. Попросить его отпустить меня я не могу – слишком многое случилось, слишком многое нужно исправлять. Я не уверен теперь, мое положение не пошатнулось. Мне нужно приложить все мои силы и усердие, чтобы выправить эту ситуацию.

Маринины плечи поникли. Она знала, что он настолько ценит свою службу, но полагала, что Анатоль сможет приехать нынче домой ранее обычного, если она попросит. Ради нее. Ради их будущего.

Анатоль заметил ее разочарование и поспешил исправить ее мнение о себе.
- Я приеду, как только смогу, милая. Езжай домой и отдохни. Нынче был сложный день у всех нас, - с этими словами он поднес руку жены к губам и нежно коснулся их. Но было уже поздно – момент слабости Марины, которым он мог бы воспользоваться, ушел, теперь она нашла в себе силы успокоиться и без его поддержки, движимая жгучей яростью, что разлилась внутри нее при его словах. Как он может говорить о своей любви и так поступать с ней? Какая же она дура, что попросила его!

Анатоль отступил назад, и лакей захлопнул дверцу кареты, отгораживая Марину от мужа. Она отвернулась от супруга, стоявшего на ступеньках и наблюдавшего за ее отъездом. Ей не хотелось даже встречаться с ним взглядом, сам его вид сейчас вызывал в ней только злобу и раздражение.

По приезде в особняк ей сообщили, что Марину дожидается ее маменька в малой гостиной. Это еще больше усилило плохое настроение Марины. Она не ждала Анну Степановну из деревни так скоро – еще даже не минуло Вознесение, еще три недели. Обычно мать приезжала в Петербург только на время сезона, экономя те немногочисленные средства, что достались ее семье в наследство после смерти тетушки.

Зачем мать приехала так рано? Что теперь стряслось в их семье? Ужели опять Лиза? Так думала Марина, снимая в раздражении перчатки, дергая их с пальцев так сильно, что тонкая лайка порвалась от неосторожного движения.

Ее средняя сестра жила в Петербурге совсем не по средствам, надеясь на помощь маменьки и зятя, графа Воронина, которого ежемесячно умоляла увеличить выделенное ей содержание, ссылаясь на многочисленные траты по хозяйству и содержанию квартиры и выезда. Но все прекрасно понимали, что эти траты относятся отнюдь не к хозяйственным. Это были карточные долги мужа Лизы и расходы на обновление широкого гардероба ее и ее супруга, который питал просто патологическую страсть к шелковым жилетам и галстукам. Они изо всех сил стремились поддерживать тот образ, что с самого юношества нарисовала себе Лиза в своем воображении – превосходная молодая пара, в самом вихре светского общества. И ходя это общество, в основном, ограничивалось гвардейскими собраниями и балами, Лиза была довольна и этим. Иногда ей удавалось получить приглашение на ужин или бал более высокого уровня, и тогда ее счастью не было предела.

В общем, она вела типичный образ светской женщины, интересующейся только балами, раутами и изредка новыми театральными постановками. Даже рождение сына несколько месяцев назад не изменило образа жизни сестры Марины. Только прибавилась новая статься расходов – на няню и кормилицу, которая стояла в списке чуть повыше расходов на содержание остальной прислуги и намного ниже расходов на новые наряды и шляпки. В основном о ребенке старалась заботиться Марина, которая стала крестной матерью этого младенца.

Поэтому Марина и решила сейчас, что мать приехала сюда опять просить за любимую дочь, как сделала это однажды, когда как-то Анатоль наотрез отказался оплачивать очередные счета Лизы. Неужели и теперь ее сестрица что-то натворила? Или мать приехала просить денег сама, как бывало несколько раз эти годы? Предстоящий выезд в свет еще одной сестры Софи, Ольховские могли не потянуть, и уже неоднократно Анна Степановна просила Марину поспособствовать ей в этом, тем паче она сама выводила в свет в этот сезон сестру Анатоля. Той тоже уже минуло шестнадцать, пришла пора выезжать.

- Добрый день, маменька, - поздоровалась Марина с Анной Степановной, входя в гостиную. Та сразу же поднялась с кресла при виде дочери. Она была бледна и чересчур взволнована, ее губы слегка подрагивали, отметила Марина про себя, получая традиционные поцелуи в щеки и в лоб.
- Надеюсь, и вы, и папенька, а также сестры – в добром здравии, - проговорила она, развязывая ленты шляпки и кидая ее в сторону, на канапе у окна. - Как дела в Ольховке? Как прошел посев?
- Благодарю, милая, все наши в добром здравии, а дела в Ольховке идут не лучше, чем обычно, - ответила Анна Степановна. Она предложила Марине разделить с ней чайную трапезу, что сервировали ей слуги за то время, что она ждала дочь. – Ты была во дворце? Так мне сказали.
- Да, с небольшим визитом, - уклончиво ответила Марина, наблюдая за тем, как Анна Степановна разливает чай по парам дрожащими руками. Ей искренне хотелось думать, что ее мать не подхватила ту болезнь, что заставляла уголки рта пожилых людей опускаться, а руки ходить ходуном. – Вы виделись с Лизой? Как она? Я не была у нее уже седмицу с половиной, все была занята. Как Тошенька?
Мальчика Лизы окрестили Антоном, в кругу семьи он стал называться Тошенькой с легкой руки Марины.
- Я не видалась с ним еще, - проговорила мать Марины, вызывая в ней глубокое удивление, ведь та всегда по приезде в Петербург спешила сначала к своей любимой дочери. - Я даже не заезжала в городской дом, а сразу же прибыла сюда.

Анна Степановна вдруг достала из рукава платок и промокнула глаза, в которых Марина заметила слезы. Боже, неужели все же что-то случилось с кем-нибудь из семьи?
- Что случилось, маменька? – мягко спросила она и положила руку на ладонь Анны Степановны, лежащую на столе рядом с парой. Мягкость ее тона, ее ласковый жест заставили ту вообще залиться слезами, что привело Марину в ужас – она лишь пару раз видела слезы матери, но такого плача ей встречать еще не доводилось. Она быстро позвонила и попросила принести воды и успокоительных капель, которых тут же предложила Анне Степановне. Та выпила лекарства и немного успокоилась, по крайней мере, могла уже говорить со своей дочерью.

- Я слышала, вернулся Сергей Кириллович Загорский, - начала она, и Марина отвела взгляд в сторону, ибо даже только упоминание его имени сейчас причиняло ей боль. – Он был в плену все эти годы и вернулся. Это верно?
- Да, маменька, - глухо ответила Марина, сжимая пальцы. – Это правда.
- Значит, ваш брак с Анатолем Михайловичем… он недействителен? – спросила Анна Степановна аккуратно. – А как же Леночка? Что с ней? Что будет теперь?
- Ах, ничего, маменька, не будет! – раздраженно ответила Марина матери, что заставило ту снова заплакать, заслышав нотки горя и боли в голосе дочери. Марина тут же снова наклонилась к ней, чтобы утешить, но тут ее взгляд упал на странный сверток, лежащий на столе. Ранее она его не заметила, что удивительно, учитывая его немаленькие размеры, а тут он прямо-таки бросился ей в глаза. Анна Степановна тоже скосила глаза в сторону, заметив направление взгляда дочери, и побледнела, как смерть. Она схватила дочь за ладонь и быстро привлекла к себе, заставляя ту посмотреть в свои заплаканные глаза.

- Я должна покаяться тебе в своем грехе, милая. Молчать теперь уже не должно, - прошептала Анна Степановна с горечью в голосе, и Марина похолодела. – Я обманула тебя тогда. Знала, что ты поверишь матери беспрекословно, и вот что случилось. Когда я узнала, что ты в тягости и замужем не за тем, кого я тебе пророчила, не за тем, кто, скажем прямо, был более угоден, я решилась на этот страшный обман. Тем паче, вы сами все сохранили в тайне, сыграли мне на руку. Я не хотела, чтобы ты всю жизнь была приживалкой в доме старого князя, хотела, чтобы ты была хозяйкой собственного дома, сама себе на уме. Чтоб никогда и никогда не указывал тебе отныне, что и как тебе следует делать, чтобы ты без оглядки могла пользоваться всем, что душе будет угодно, не спрашивая чьего-либо разрешения. Разве это не лучше? Не лучше?

Марина качала головой из стороны в сторону не в силах слышать такого страшного для нее признания, тем паче в этот день, когда она и так уже многое потеряла. Она попыталась было вырвать руку из цепких пальцев матери, но та не отпускала ее.

- Прости меня! Прости, я же не знала, что он вернется! – вдруг вскрикнула мать. – Я выведала у тебя, где и как произошло венчание, и поняла – это мой единственный шанс вернуть все на круги своя. Так, как было до того, как ты оступилась. Я не могла появиться там сама, потому я послала туда одну из девок, схожую с тобой, чтобы она умолила этого попа молчать о вашем венчании от твоего лица, отдать ей страницу из приходской книги. Мол, ошиблась, с кем не бывает. Ты знаешь, что было потом. Я отдала тогда немало денег, почти все, что было у меня на расходы, лишь бы дьяк подделал приходскую книгу. Он согласился лишь потому, что та, другая, была начата недавно, работы там было совсем мало, а деньги ему посулили немалые. После дела я уговорила выслать эту девку в деревню, чтобы не болтала лишнего, а после, когда вступила в наследство и вовсе продала ее с глаз долой. Никто и никогда не узнал бы об этом. Но Загорский вернулся! И я поняла, что не зря сохранила эту книгу, так и не смогла сжечь ее, хотя и пыталась несколько раз.

Марина вскрикнула и вырвала руку из пальцев матери. Она подскочила и отбежала от матери, не в силах более слушать ее откровений. Слезы градом катились по ее лицу, она еле дышала от того, как больно сжималось ее сердце в груди.

Анна Степановна же схватила со стола сверток и принялась развязывать шаль, в которую была завязана книга.
- Вот, - она ткнула пальцем в одну из начальных страниц записей. – Вот ваши имена, милая. Вот свидетельство вашего брака. Прости меня, умоляю, прости меня! Я думала, что так будет лучше для всех нас. Он был мертв, ему все едино, а нам предстояло жить. Жить, понимаешь! Я знаю, что ты любила его, знаю, что любишь до сих пор, - Анна Степановна двинулась к Марине, но та выставила руку ладонью вперед, показывая матери, чтобы та не приближалась к ней близко. И она подчинилась, остановилась, но речь свою продолжила. – Ты любишь его, ты можешь все вернуть. Вот доказательство вашего брака. Вы можете подать прошение о признании твоего второго брака недействительным. Ты сможешь быть с тем, с кем хочешь, и я ни слова не скажу тебе более против этого. Я так виновата перед тобой, милая. Я так хочу загладить свою вину, если бы ты знала… Как меня мучила совесть все это время!

И тут Марина сорвалась. Все эмоции, что скопились в ее душе в последнее время и не могли найти выхода, сейчас выплеснулись здесь, в этой гостиной. Марина закричала во весь голос, издав такой вопль, что дрогнуло стекло в окнах. Потом она ткнула пальцем в сторону матери и прошипела:
- Совесть! Что вы можете знать о совести? Разве может быть совесть в теле без сердца, без души? – она вдруг рассмеялась каким-то странным смехом, от которого у Анны Степановны кровь застыла в жилах, а потом крикнула ей в лицо. - Вы сломали мне жизнь, слышите? Вы сломали мне жизнь! Вы так хотели получить Воронина в свои зятья, что перешагнули через собственную дочь. Вы так хотели устроить свое счастье, что разрушили мое! Разве может так мать поступить с собственной дочерью? Разве может?
- Но разве я сейчас не открылась тебе? Разве я не стремлюсь исправить свою ошибку? – возразила ей Анна Степановна. – Иначе, зачем я здесь?

Марина вдруг подошла к ней и выхватила из ее рук приходскую книгу. Да, это была та самая книга, в которой они оставили свои имена после таинства. «Князь Загорский Сергей Кириллов сын венчался девицей Ольховской Мариной Александровой дщерью шестого июня 1836 года от Р.Х.» Вот эта короткая фраза, которую она пыталась найти в тот день, когда приехала в церковь вместе с матерью. Марина вспомнила, как убивалась, когда узнала, что записи о венчании нет, а та лишь смотрела на ее страдания и слезы и молчала. Все это время молчала…

Марина прикрыла глаза. Боже мой, как все могло сложиться, не вмешайся Анна Степановна! Она бы открылась старому князю и была бы принята им с распростертыми объятиями. Она бы родила ребенка, как наследника рода Загорских, открыто, не утаивая ни от кого имя настоящего отца дитя. Она бы встретила его несколько месяцев назад на крыльце усадебного дома Загорских, обняла бы и показала бы дочь, что появилась на свет в результате их короткого медового месяца. Как счастливы бы они были! Как счастливы!

«…Значит, нет никаких бумаг о браке, - всплыли в ее голове слова государя, сказанные нынче днем на аудиенции во дворце. - Раз таково ваше пожелание, и в соответствие обстоятельствам вашего дела, я думаю, этот ваш тайный брак можно будет признать незаконным…»

Марина обогнула мать и подошла к камину, в котором ярко пылал огонь в этот холодный ветреный апрельский день. Потом в последний раз посмотрела на строчку, которая когда-то могла стать залогом всей ее счастливой и безмятежной жизни, бросила в огонь приходскую книгу, вызвав этим легкий вскрик матери за спиной.
- Слишком поздно, сударыня, - глухо проговорила Марина. Затем повернулась к матери и посмотрела той в глаза. – Слишком поздно. Уже существует прошение о nullité du mariage•. Оно было рассмотрено Его Величеством и удовлетворено. Вы слишком задержались со своим признанием, мадам.

Анна Степановна склонила голову, признавая правоту дочери, а потом решилась и медленно подошла к ней. Хотела коснуться, но впервые в жизни Марина не желала чувствовать прикосновение этой руки и посему отклонилась в сторону.
- Я не знаю, смогу ли я простить вам этот обман, - проговорила холодно она, по-прежнему глотая слезы струящиеся по ее лицу. Так странно – еще пару минут назад слезы на лице матери вызывали в ней глухую боль. Теперь же они совершенно не трогали ее душу. – Я прошу вас уйти сейчас, оставить меня одну. Я не буду препятствовать вам, мадам, видеться с вашей внучкой, но мы… Мы никогда не были с вами близки, как мать и дочь, к чему греха таить. Но я всегда хотела получить ваше расположение, вашу любовь. Я делала то, что не желала, лишь бы вызвать вашу любезность ко мне, вашу теплоту. И вот как… вот что я получила взамен. Мне жаль, мадам, но я более не желаю вас видеть. Может быть, позднее, я не могу пока дать ответ по поводу этого. Может быть, когда-нибудь я смогу понять и принять ваш поступок. Но сейчас я не могу этого сделать. Как может любящая мать разбить жизнь своей дочери ради собственного блага?
- Я сделала это ради всех нас, - прошептала потрясенная Анна Степановна. Марина посмотрела в ее глаза и поняла, что та действительно не считает себя неправой в своем поступке. Это ужаснуло ее.
- И вы смело пожертвовали мною?

Она не стала дожидаться ответа, присела в книксене и направилась к дверям, оставляя мать одну в гостиной. У самого выхода ее настиг вопрос Анны Степановны, который совершенно выбил ее из столь лелеемого ею равновесия:
- Так что же теперь насчет сезона Софи? Ты поможешь нам в этом?

Всего одна фраза, но она вызвала в Марине дикую истерику. Она медленно опустилась на ковер и принялась раскачиваться из стороны в сторону, обхватив себя за плечи руками, истерически хохоча во весь голос. Анна Степановна сначала растерялась, потом метнулась мимо дочери к дверям, распахнула их и принялась звать слуг на помощь. Затем вернулась к столику у камина, нашла там капли и накапала с десяток в воду. Она поспешила обратно к Марине, протянула той бокал, но он был оттолкнут рукой Агнешки, что сейчас сидела рядом со своей касаткой и обнимала ее, прижимая к своему плечу ее голову.
- Идзите ужо, барыня, - сказала она Анне Степановне. – Вы ужо досыць зробили для яе.

Анна Степановна хотела было ей ответить, тем паче тут уже столпились многочисленные комнатные слуги, но решила не опускаться до уровня крепостной и промолчала. Вернулась обратно за своим ридикюлем и шалью (несносных совсем разбаловали в этом доме - никто из слуг даже не подал их ей), бочком вышла из комнаты.

- Она украла приходскую книгу, - прошептала сквозь слезы, едва успокоившись, Марина своей нянечке, что сейчас тихонько раскачивала ее, дула легонько в волосы. Слуги уже оставили их одних в этой комнате, и они могли без опаски говорить.
- Ну, шо тут зробиць? А Бог усе бачиць, голубка моя, усе! – ответила ей нежно Агнешка. – Навошта книгу-то спалила?
- Да к чему она теперь? – устало ответила Марина. – Ведь основной документ для законности брака – разрешение от командира полка. А его все равно нет…

Марина даже предположить не могла, что в это же самое время в особняке на набережной Фонтанки в ярко горящем камине медленно сгорает бумага, подписанная полковником Безобразовым, командиром Нижегородского драгунского полка, в который был переведен Загорский на тот момент. Бумага, дающая разрешение поручику Загорскому сочетаться браком с девицей Ольховской.
Она сгорела за минуту, превратилась в пепел и была смешана с углями в камине кочергой, двигаемой сильной мужской рукой. Затем эта рука отставила кочергу в сторону и взялась за бокал с бренди, что стоял на столике рядом.

- Voilà tout•, - тихо проговорил Сергей деду, что стоял за спинкой его кресла и наблюдал за действиями внука. - C'est la fin•.

• это правда? (фр.)
• недействительность брака, признание брака недействительным (фр.)
• Вот и все (фр.)
• Теперь уж конец (фр.)
_________________

Анатоль просто шикарный.мне почему -то его больше всех жаль. даже его поступки не вызывают возмущения.интересно,как все это разрулится.

Marian, героям не позавидуешь. Безжалостный ты автор))
В сцене аудиенции у императора Анатоль окончательно все свое неприглядное нутро показал. Как за себя трясся, за свою карьеру, а что у Марины в душе - ему наплевать. Сергей на его фоне все больше начинает напоминать белокрылого ангела, у него там еще нимб, часом, не появился?
Маринину маман хотелось придушить. Но, значит, если бы книга раньше попала к Марине в руки, она все-таки добивалась бы развода с Анатолем?
Кстати, ну что за страсть у всех персов в романе жечь документы?!! Убыв бы ))
С нетерпением жду продолжения, мечтая, что в обозримом будущем капелька счастья нашей разлученной парочке все ж таки перепадет.