натаниэлла:
» Глава 40(1). О благе и вреде артефактов
Коллаж от Марьяши

40. О благе и вреде древних артефактов
ЧАСТЬ 1
сноски, дабы не сильно отвлекаться от повествования, можно читать отдельно))
*
Патрисия Ласаль
Когда Патрисию разыскал нотариус и вручил ей конверт от покойной матери, содержащий записку и Ключ, она уже четко представляла, какая опасная ценность оказалась в ее распоряжении.
На тот момент Пат много знала о «черном солнце» и принципе его работы, постигла суть этого устройства и разнообразие целей, которых можно было достичь с его помощью, но у нее не было самого главного: возможности свободно им управлять. Рассматривая изображения «солнца» в старинных манускриптах (весьма схематичные, надо сказать, как будто художники рисовали его с чужих слов), Патрисия видела что-то вроде панели в нижней части устройства. Пропорции и символы на ней разнились в зависимости от рукописи (то ли речь шла о разных моделях, то ли об ошибках переписчиков), но одна вещь оставалась неизменной: крестообразная выемка, куда следовало поместить Универсальный Ключ. Ключ, в отличие от устройств, был одним-единственным и изначально находился в руках Верховного Жреца, без позволения которого работать с «солнцем» было невозможно. Последней, кто видел Ключ, была Гвен Ласаль, мать Патрисии, после чего, при невыясненных обстоятельствах, артефакт пропал. Его след искали долго и тщательно, но увы, безрезультатно. Пат смирилась, что тайна эта умерла вместе с матерью, и пыталась придумать Ключу замену, однако существенных подвижек не наблюдалось.
Да, она была не первой, кто надеялся подчинить себе «черное солнце» без Ключа, вот только все предыдущие попытки оканчивались неудачей. Самый крупный провал, гранивший с катастрофой, случился в 1950 году на антарктической станции Надежда. История была мутная, засекреченная, причем до такой степени, что пребывание советских полярников в Антарктиде сразу после Второй мировой войны полностью отрицалось, а поход американца Ричарда Бёрда, стремившегося попасть в тот же оазис Земли Королевы Мод, окружили фантастическими домыслами.
Патрисия вовсе не хотела повторить судьбу несчастных, разбудивших «солнце» и не справившихся с управлением. Однако у нее не было выхода. Великая Книга Просветленных свидетельствовала, что пришло время вскрыть антарктическое Хранилище, и сделать это должна «новоявленная Минерва» - ученая дама, дальний потомок блистательного Раймунда Тулузского
(1) , первого Хранителя Ключа на земле Прованса и Лангедока. Патрисия Ласаль де Гурдон по материнской линии как раз и была той самой «минервалой», наследницей графа-крестоносца, недаром ее рождение, взросление и обучение контролировалось верхушкой ордена Просветленных. Так кому еще владеть Ключом, а так же изобретать и хранить его аналоги, как не ей?
Раймунд де Сен-Жиль (около 1042 – 22 июня 1105) граф Тулузы, маркиз Прованса и герцог Нарбонны. Один из главных участников 1-го крестового похода

*
До Раймунда судьба Ключа была покрыта мраком. Известно лишь, что он хранился отдельно от самих устройств где-то на Востоке, скорей всего в Персии у дервишей-просветленных. В 1071 тридцатилетний граф Тулузский, совершая паломничество в Святую землю, вступился за одинокого путника, подвергшегося нападению разбойников. В той битве Раймунд потерял глаз, но обрел друга и соратника, который оказался не так прост, в отличие от его запыленных и рваных одежд, а узнав, откуда родом Раймунд, пожелал отправиться к нему на родину.
«Слышал, есть у вас неприступная гора, а на ней прекрасный храм, - поведал новообретенный товарищ, - и в храме том хранится ценность необычайная, святая и исцеляющая. Хромых на ноги прочно ставит, слепых зрячими делает, немощных и больных в силачей и здоровяков превращает».
«Что, и мой глаз вернет?» – недоверчиво морщась, спросил Раймунд.
«Вернет, - кивнул спасенный им пилигрим. – Тот храм был построен во славу Белиссены,
(2) святой врачевательницы и повитухи самой Богоматери. Сведущие люди сказывают, что в алтаре на высоком белокаменном постаменте стоит сосуд красоты неописуемой. Если подойдет к нему страждущий, то начнет сосуд из остроконечной крышки испускать лучи, и любой, кто в них окунается, немедленно излечивается, да заодно и ото всех грехов очищается».
Белиссена (или Белисама, от протокельт. belo-«яркий» и samo-«лето») языческая богиня света и огня, покровительница медиков (знахарей), поэтов и кузнецов, известна из нескольких надписей, найденных в Южной Франции. Ее главное святилище находилось на горе Сегюр в Пиренеях. Именно на развалинах ее храма в 13 веке была выстроена крепость Монсегюр, ставшая последним оплотом катаров.
«Что-то не слышал я прежде о таком храме и сосуде».
«Не каждому раскрывается тайна светлого храма, только людям с просветленной душой, истинным рыцарям, не знающим сомнений и твердым в своей вере».
Как бы там ни было, а древний храм на горе Монсегюр Раймунд Тулузский отыскал и завладел его секретом. Действительно, знающие люди утверждали, что много чудес совершил Сияющий Сосуд Белиссены, но только не восстановил потерянный глаз графа. Имелся бы Крест к Сосуду в пару – Крест животворный, отпирающий крышку и повелевающий ему исцелять особо сложные случаи, тогда совсем иное дело. Но Креста не было – хранился он в те времена где-то в далеких палестинах…
*
Историю обретения Креста-ключа Патрисия узнала из семейного предания, не предназначенного для чужих ушей. Из Первого Крестового похода граф Тулузский Раймунд привез самую главную реликвию – восьмиконечный драгоценный крест и поместил его в храм на горе Монсегюр
(3) .
Монсегюр по-окситански Mount Segur, по-латински Mons Securus , «гора спасения», что органично наложилось на раннее, доисторическое название горы Muno Egu, что на языке иберов означало «гора солнца». Современная крепость описывается в путеводителях как катарская цитадель, но это остатки крепости более позднего периода (точнее, начала 17 века, катарский замок был полностью разобран по приказу Папы), а руины укреплений, о которых сложено большинство местных легенд и преданий, относятся к эпохе, предшествующей катарам. В 4 в. последователи Присциллиана, епископа Авиланского, позднее обвинённого в манихейской ереси и колдовстве, построили в окрестностях Монсегюра убежище (просуществовало до 600 года), а на самой горе возвели храм Св. Варфоломея, апостола Индии и Персии, окончательно разграбленный и сожженный в начале 12 века. Еще раньше в этой местности размещалось языческое святилище: алтарь наверху и служебные постройки у подножия горы. В наши дни от святилища и храма осталось лишь несколько слоев каменной кладки, плохо читаемые надписи и статуэтки голубей, найденные при раскопках (по-видимому, символов Белиссены). Примечательно, что эмблему голубя носили на своих щитах и средневековые рыцари Святого Грааля, а пастор Наполеон Пейра считал Монсегюр храмом Духа, где находилась настоящая могила Эсклармонды де Фуа, хранительницы Чаши Грааля, чья душа после смерти в 1225 обратилась в белую голубку
Был крестоносец в ту пору немолод, хорошо за пятьдесят, и считался самым старым и опытным рыцарем. Воевал он, как сам свято верил, за высшие ценности, и, завладев волшебным Ключом, и минуты не сомневался, что его следует отдать на благо всех людей, а не прикарманить. Для Ключа в старом святилище был построен отдельный предел, который, к великому сожалению, был уничтожен спустя двадцать лет сильным пожаром. Огонь не пощадил храм, превратив его в руины, но святыни – Сосуд Белиссены (Патрисия упрямо именовала его «черным солнцем») и Ключ к нему – удалось спасти и укрыть в подземном зале. Позже, когда вассал де Фуа Раймонд де Перей выстроил на развалинах храма первый замок Монсегюр, артефакты поместили в специальную часовню. «Солнце» (получившее стараниями трубадуров имя Святого Грааля) и пульт управления к нему почти триста лет хранились бок о бок, тщательно охраняемые от посторонних. Но Альбигойская война, развязанная Римским Папой против Хранителей, нарушила заведенный порядок...

*
Звонок из нотариальной конторы, где долгие годы ее ждало послание от матери, оказался неожиданным, зато пришелся весьма кстати. Патрисия явилась в неприметный офис, расписалась в нужных местах и получила письмо из прошлого. Вытряхнув из плотного конверта на ладонь небольшую подвеску в форме мальтийского креста, неравномерно усыпанного алмазами, она подумала о том, что совсем не знала свою мать. Она считала ее неудачницей, но Гвен оказалась гораздо крепче, чем палачи, так и не сумевшие вырвать у нее признание.
Уже дома, развернув письмо, Патрисия прочла первую строку: «Моя дорогая дочь…» – и остановилась. Дыхание сперло, и ей захотелось скомкать хрупкую бумажку. Это холодное, безликое обращение напомнило ей субботние вечера за шахматной доской. Пат была уверена, что никаких секретов ее мать не доверила бумаге, и записка лишь никому не нужный сентиментальный реверанс, однако заставила себя дочитать до конца.
«Моя дорогая дочь, я должна просить у тебя прощения за то, что обрекла на жизнь, полную смертельных опасностей, но не стану этого делать. Ни у кого на свете нет свободы выбора. Я сделала немало ошибок, совершила подлог, скрыла истину, предала любимого человека, но это только начало огромной цепочки, завершить плетение которой предстоит тебе. Этот Ключ – твой главный аргумент во всех спорах, защита и шанс уцелеть. Береги его, не выпуская из рук. Его ценность не только в алмазном рисунке, но и в той власти и значимости, которыми он наделяет. Я лелею надежду, что ты достаточно умна, чтобы открыть этим ключом дверь, ведущую на свободу. Знаю, ты не поблагодаришь меня за это, однако обязана предоставить тебе некоторое преимущество. Мне осталось недолго, они уже догадались об обмане и скоро придут за мной, однако Ключа им не видать. Я завещаю его тебе. Не мсти за меня. Если ты останешься в живых, станешь независимой, встретишь любовь и не будешь во всем руководствоваться только долгом, это и будет для меня лучшей наградой»
Патрисия заказала у ювелира вторую такую подвеску для сережек и кулон похожей формы, замаскировав артефакт в драгоценном винтажном комплекте. Она не собиралась мстить за мать, даже мысли такой не возникло, но бороться за себя была готова до самого конца.
Конечно, Ги Доберкур узнал о том, что Гвен оставила Ключ дочери. Как он догадался или кто ему подсказал, Патрисия не спрашивала. Она просто заявила, что Ключ останется при ней в качестве рабочего инструмента и гаранта безопасности.
– За «черное солнце» отвечаю я, а ты всего лишь обеспечиваешь нам зеленый свет на протяжении путешествия. И данная тема больше не обсуждается!
Доберкур это принял, но счел своим долгом напомнить:
– Очень многое в твоей жизни зависит от успеха нашей миссии. Гвен Ласаль запятнала не только собственную репутацию, но и на тебя бросила тень, поэтому торговаться не в твоих интересах. По окончанию ты должна передать не только «солнце», но и подробнейшие инструкции по управлению им. Аутентичный Ключ тоже входит в обязательный набор. В противном случае наказание не заставит себя ждать.
– Я делаю все, чтобы поездка была удачной! – огрызнулась Патрисия. – И учти, угрозы для меня плохой стимул.
В том, что сейчас они с Ги работали в темном контакте над одним и тем же проектом, заключалась ирония судьбы. В 12 веке предки Доберкура обнаружили в подземелье Храма Соломона ковчег с бесценной рукописью, повествующей о Граале-«черном солнце» и «ключе жизни», и с тех пор не оставляли попыток завладеть волшебными реликвиями. Даже святой Бернар Клервоский
(4), весьма благоволивший храмовникам, приезжал в Лангедок в 1145 году на переговоры об артефактах, но не преуспел. И вот сейчас потомки вековых антагонистов сошлись в едином броске к Южному континенту, да только соперничество никуда не делось.
Пат не верила Ги – обманывая его, глупо рассчитывать на снисхождение. Она была совсем одна против целого мира и страстно при этом хотела жить. Ключ к «солнцу» и остро заточенный разум были ее единственными союзниками.
Бернард Клервоский - французский средневековый богослов, мистик, аббат монастыря Клерво (1091-1153). Участвовал в создании духовно-рыцарского ордена тамплиеров, разработал устав ордена. По словам его секретаря и биографа Жоффруа д’Оксера, путешествовавшего вместе с ним, в 1145 году он отправился на юг Франции с проповедями против еретиков-катар, дискутировал с отшельником-пророком Анри Лозаннским, призывавшим к реформе Церкви. Однако катарский пророк его условий не принял и был в 1148 году заточен в тюрьму, где и умер.


*
Утром перед совещанием Павел отвел Патрисию на метеостанцию, чтобы попрощаться с Игорем Симорским. Отказать мужу она не решилась – он был слишком настойчив, а публичный скандал это всегда лишнее. По дороге Паша нервничал, а Пат было все равно, хотя она догадывалась, что муж в курсе ее смертоносных интриг и ведет ее подальше, чтобы поговорить с глазу на глаз.
– Я хочу, чтобы ты на совещании была со всеми честна и откровенна, – глухо сказал Павел, переступая порог тесной прихожей. Если он и планировал отдать погибшему другу последний долг, то совсем о нем забыл, сосредоточившись на сиюминутных проблемах.
Патрисия вошла в квадратный домик вслед за супругом, зябко поводя плечами и поглядывая на лежавшего на полу покойника.
– Я уже все сказала вчера возле вертолета, новой информации нет.
– Ты не понимаешь! Люди косятся в нашу сторону, они нам не доверяют, а так жить нельзя. Тебе следует во всем признаться и повиниться.
–Мне не в чем виниться.
– Не в чем? Серьезно?
– Я все делала ради тебя, милый.
– Это тоже ради меня? – вспыхнул Долгов, указывая на завернутого в серую простыню Симорского. – Я все знаю, Пат! Ты затащила сюда этих несчастных, ты и твой старый приятель Ги! Вас видели и слышали, есть свидетели. Сережка Абызов сгорел в вертолете, Катя, Игорь – их больше нет, а ведь я позвал их на свадьбу! На свадьбу, понимаешь?! Мы сейчас праздновать должны, радоваться, а не поминки справлять!
– Это несчастный случай, – устало произнесла Патрисия. – Вина твоих сотрудников не меньше. Я не знаю, на кого работают Грач и Ишевич, может даже, на русскую мафию или на правительство, которое совсем не хочет тебе платить за важную находку, но если бы не подозрение, что «солнце» отнимут, мы не пошли бы на крайние меры.
Павел рыкнул и, схватив ее, прижал к стене, отозвавшейся металлическим гулом.
– К чертям собачьим «солнце», правительство и мафию! Моя жена преступница – вот что меня бесит! Я не понимаю, что мне делать: спасать тебя или твою репутацию? Я планировал защищать тебя от притеснений Доберкура, но вот спрашиваю себя: а может, ты вовсе не против, а? Может, мне заткнуться и не мешать вам крутить амуры за моей спиной?
– Какие амуры, Поль! Ты что несешь?
– Что он хочет от тебя? Признайся хоть раз в жизни: ты с ним спишь? С ним тоже?
– Нет! Но это сложно объяснить! Просто верь мне, пожалуйста! Я не изменяю тебе с ним! Это бред твоего воспаленного сознания.
– Тогда почему ты все время изворачиваешься?
– Если мне приходится изворачиваться, то исключительно в твоих интересах.
– Чего он хочет! – прошипел Павел, сжимая ее плечи так, чтобы на коже наверняка остались синяки. Ему хотелось причинить ей боль – не меньшую, что испытывал сам.
– Пусти! Ты делаешь мне больно!
– Отвечай, твою мать! Что от тебя нужно этому долбанному французишке?!
– Ключ! – сдалась Патрисия. – Ему нужен мой Ключ, без него артефакт практически бесполезен.
– Он что, не в состоянии найти или изготовить другой Ключ, на твоем свет клином сошелся?
– Ключ уникален. Раньше их было несколько, по числу устройств. Но в веках уцелел всего один.
– Дима Ишевич тоже охотится за Ключом?
– Возможно.
– Тогда сделай это достоянием гласности! Пусть все знают, какая ценность у тебя в руках. Если ты доверишься нам, мы сумеем тебя защитить!
– Как?
– Станем охранять днем и ночью. Пока ты кажешься людям врагом и бездушной стервой, они отказываются тебе помогать. Давай им все объясним. Покажи им Ключ, объясни, зачем мы здесь. И тогда Доберкур ничего не сможет сделать. Ни он, ни тем более Ишевич.
Патрисии было неудобно стоять в буквальном смысле слова припертой к стенке. Она попыталась высвободиться, но Паша мешал.
– Да отпусти же ты меня! Пожалуйста…
Он чуть отпрянул, ослабляя хватку, но окатил ее при этом таким взглядом, что у Патрисии побежали по спине мурашки. Она, наверное, впервые заглянула так глубоко в его душу, в болезненных спазмах корчащуюся на дне потемневших зрачков. Пат даже слегка испугалась.
– Поль, – усмиряя пробудившегося зверя, она осторожно провела рукой по скуле, заросшей колкой щетиной, в надежде, что тяжело дышащий мужчина расслабится, – ты такой самоотверженный. Ты борешься за нас даже в таких безнадежных условиях. Как ты мог подумать, что я променяю тебя на кого-то другого?
– Да потому что я люблю тебя! Люблю и ревную. Люблю и схожу с ума от отчаяния. Ты самое дорогое, что у меня есть! – он снова вдавил ее в металлическую перегородку.
Пат вскрикнула, не успев увернуться, а он жестко впился в ее рот.
– Но не здесь же... – едва получив возможность дышать, она отвернула лицо, упираясь руками ему в грудь. – Поль, здесь мертвое тело!
– Ты моя жена! У нас медовый месяц, мы обвенчались четыре дня назад! Я должен быть уверен в тебе, должен знать, что ты меня не предашь, как не предам тебя я!
На Павла и правда нашло какое-то умопомрачение, он целовал ее шею, щеки, расстегнул молнию на куртке и полез руками под свитер.
– Прекрати! – Патрисия отбивалась и в какой-то момент залепила ему звонкую пощечину.
Павла это отрезвило, хотя и не сразу. Он откачнулся, держась за горящую щеку, но в его глазах еще несколько мгновений плескался антрацитовый хаос. Жена смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.
Паша усмехнулся, потер щеку и посмотрел на ладонь.
– А вот сейчас я тебе верю, Пат. Сейчас ты была вполне искренней, и знаешь, я почувствовал разницу.
– Всему есть время и место! Я вышла за тебя замуж, но не давала права хватать меня в грязной прихожей в шаге от разлагающегося мертвеца!
– А может, дело в том, что ты меня не любишь? И никогда не любила.
– Если ты не видишь разницы между любовью и насилием, то это твои проблемы! – Пат нервно вжикнула молнией и накинула на светлые волосы капюшон. – С дороги, Поль!
– Не так быстро! – он рванул ее капюшон, и ткань затрещала. – Не прячь от меня глаза, я хочу их видеть!
– Зачем?
– Мы начали с того, что тебе следует быть правдивой. Тема пока не закрыта.
– Чего еще тебе не хватило?
– Я уже все понял про твою истинную суть, – со злой, звенящей, как натянутая струна, горечью произнес Павел, – осталось понять, что за дьявольский артефакт толкает тебя на эти грязные сделки с совестью.
– Ты и так знаешь, что ставки очень высоки.
– Этого мало. Я требую нормального, подробного рассказа в присутствии остальных. Это касается нас всех, и если ты продолжишь изворачиваться и скрывать правду…
– То что? Продолжай уже!
Павел ничуть не смутился и не отвел горящего взгляда:
– Обещаю, что ты пожалеешь!
Патрисия устала. Устала бояться все новых и новых угроз, устала контролировать и управлять, лгать и помнить о том, как именно она солгала, чтобы ничего не перепутать в дальнейшем. Это была не ее жизнь, она никогда этого не хотела.
– Я скажу про Ключ и «солнце», все скажу, только оставь меня в покое, – произнесла она ровным голосом..
- Оставить тебя в покое?
- Да!
– Что ж, если такова твоя цена, то я покупаю, – ответил Павел и отступил в сторону, чтобы жена наконец-то могла сбежать, бросив его над давно остывшим трупом Симорского.

*
Ги Доберкур
Доберкур, стоявший некоторое время снаружи метеостанции и прекрасно слышавший финальный отрывок диалога, поскольку супруги ссорились громко, да еще большей частью по-французски, усмехнулся. Он неслышно отошел от стены, стараясь держаться подальше от тропинки, по которой бежала Патрисия. Заставить ее предъявить обществу Ключ показалось ему нелепой, но в целом полезной идеей. Он хотя бы увидит, что собой представляет этот загадочный пульт управления, а там уж дело за малым.
Проходя мимо забитых досками лабораторий, намереваясь осмотреть подъемник и лестницу к пещере, Ги замедлил шаг и вгляделся в переплетение теней. Оказалось, что за ним следили, но делали это настолько бесхитростно, что забыли про солнце, светящее в спину. Сейчас человек прижимался к стене лаборатории, и забавно топорщившаяся тень выдавала его с головой.
Резко повернувшись, Доберкур в один момент достиг здания и, завернув за угол, схватил за шкирку не успевшего удрать Кирилла.
– Маленький паршивец, – почти ласково произнес он, – шпионишь?
– Это вы шпионите, я видел, как вы подслушивали на метеостанции! А я просто гуляю.
– Больше не будешь гулять.
– Пустите! – Кирилл побледнел, но когда Доберкур притиснул его к лаборатории, надавив на шею локтем, начал краснеть и задыхаться.
– Что прикажешь с тобой делать? – задумчиво спросил француз. – Проще всего свернуть голову и сказать, что ты сам виноват – полез, куда не следует, споткнулся и очень неудачно упал.
– Вас поймают! – пропыхтел мальчик, силясь избавиться от хватки.
– Но тебе это уже не поможет.
– Что я вам сделал?
– Что ты про меня вчера Грачу наплел, ну? – Ги слегка отвел локоть. -–Отвечай, если жить хочешь! О чем вы говорили, когда Пат ушла на станцию?
– Ни о чем!
– Врать нехорошо.
– Я ничего не сказал! Он меня не слушал.
– Ты был настолько неубедителен?
– Он был настолько занят. Я вещи паковал, а потом пришел Артем, и я ему помогал. У него рука была сломана, и мы были вместе, пока он не исчез в дымке!
– А Грач где в это время был?
– С Аней в палатке. Мы с ними не виделись почти.
– И ты ни про меня, ни про Патрисию ничего им не рассказал?
– Нет!
– Ну, как хочешь, – грустно произнес Доберкур и вновь немного придушил паренька. – Шума от тебя много, а толку нет.
Кирилл захрипел и вцепился в руку.
– Что? Хочешь что-то мне сказать?
– Да…
Доберкур кивнул поощряюще и немного ослабил хватку.
– У вас все равно ничего не получится!
– Что у меня не получится?
– Ничего! Володя вам за меня так вдарит!
– Так он же не знает ничего. Ты же ему не сказал.
– Все равно вдарит!
Доберкур рассмеялся и вдруг совсем его отпустил:
– Проваливай, Кир!
Кирилл рванул было в сторону но на полдороге замер и оглянулся. То, что француз отказался его убивать, казалось странным и подозрительным. Мальчик всеми фибрами души чувствовал коварный подвох.

– Что смотришь? – спросил Доберкур. – То, что ты слышал у костра, было всего лишь проверкой. Я не кровожаден.
– Да? – не поверил мальчик. – Вы же убийца!
– Я не убийца, это ты маленький дурак. Я хотел убедиться, что ты понимаешь французский, и ты себя выдал.
– Я не понимаю ваш язык! Все было случайно.
– Ты понимаешь, но не знаю, насколько хорошо, и что в итоге ты услышал, а что придумал. Обидно потом опровергать сплетни и глупые выдумки в свой адрес. Наверно, про ловушки в пещере и кровавые ритуалы ты уже насочинял?
– Я не склонен сочинять, – с апломбом заявил Кирилл, – вы сами про ловушки в пещере проболтались! Не притворяйтесь добряком, вы моих друзей в расход собираетесь пустить и на меня напали без всякого повода.
– Повод был: мне не нравится, когда за мной шпионят. Будет тебе урок.
Кирилл потер саднящую шею, принял гордый и независимый вид:
– Я вас не боюсь!
– Боятся надо не меня, а ложных друзей, которые за твоей спиной прячутся. Впрочем, не удивительно. Грань между друзьями и врагами часто настолько тонкая, что любой ошибется.
– Это вы так ко мне в доверие пытаетесь войти? – Кирилл все никак не мог взять в толк, чего от него добиваются. – Я не буду с вами откровенничать, и не мечтайте!
Он повернулся, чтобы уйти, но француз сказал:
– Я и без тебя все знаю. Например, про Грача и Аню Егорову.
Кирилл испугался, причем испугался за них куда больше, чем за себя только что.
– Вы ничего не знаете! Между ними нет ничего, они даже не друзья!
– Иди отсюда, мальчик! – прикрикнул на него Доберкур. – Надоел. Мне прекрасно известно, что Аня Егорова любит деньги и собирается украсть у Патрисии драгоценности. Именно с этой целью она к Грачу и входит в доверие. Заморочить голову охране очень верный подход. Но ничего, я ей скоро займусь.
– Не надо! – выкрикнул Кирилл, но потом вдруг сообразил, что француза лучше запутать. Хочет он верить, что Аня плохая, пускай верит. – Она… она… Да если хотите, занимайтесь ей сколько влезет, Аня и вам вдарит! Знаете, какая она боевая!
Доберкур снова рассмеялся:
– Да, она снайпер, я видел ее выступление на корабле. Попадает в булавочную головку со ста шагов, верно?
– Вот именно! У нее есть, чем себя защитить. Пристрелит вас и поделом. Решето из вас сделает!
Доберкур повернул голову и вгляделся в дальний конец открытой площадки между лабораториями и спальным бараком.
– Кстати, а вон и она, – сказал он. – Приближается. Иди, расскажи ей, какой я страшный, и попроси защиты!
– Не дождетесь! – насупился Кирилл.
– Зря, лучше на меня донести как можно скорее. Я самый злобный злодей и шутить не собираюсь. Пусть делает из меня решето.
– Я с ней на эти темы не разговариваю и доносить на вас не собираюсь!
– Жаль, – сказал Доберкур, – все приходится делать самому.
И, повернувшись спиной к Кириллу, он пошел навстречу Анне, оставив мальчика в полной растерянности. Кирилл совершенно не понимал, чего от него хотел этот жуткий француз, и надо ли рассказывать кому-то об их странной беседе.
«Ашору расскажу!» – нашел он, наконец, выход и сразу почувствовал облегчение.
...