Карен Мари Монинг "Лихорадка теней"

1 … 145 … 156

Справка для читателей переводов

Sinner: 18.09.12 20:55

» Глава 25

Глава 25

перевод - kara-karina, бета-ридинг - Euphony, сверка с оригиналом - Tinka

Вскоре после полуночи я металась по аллее за «Книгами и сувенирами Бэрронса» и бесполезно спорила сама с собой.
Бэрронс всё ещё не вернулся, что сводило меня с ума. Как только он объявится, я планировала выяснить с ним отношения. Долго, нудно, с разбором всех полётов. Я хотела знать точно, как долго мне его ждать, если его опять убьют. Я жила в постоянном напряжении, ожидая и боясь, что он может никогда не вернуться. Я не поверю, что он действительно жив, пока не увижу его своими глазами.
Каждый раз, закрывая сегодня ночью глаза, я соскальзывала в сон о Холодном Месте. Он ждал момента, когда я усну, чтобы застать меня врасплох. Я переворачивала нескончаемые склянки с чёрным песком, все сильнее спешила прочесать одну ледяную милю за другой в поисках прекрасной женщины, снова и снова спасалась бегством от крылатого принца, которого боялись мы обе.
Почему чёртов сон снился мне вновь и вновь?
Десять минут назад, проснувшись из-за него в пятый раз, я была вынуждена признать, что просто не смогу спать, не видя этот сон, а с ним не получу никакого отдыха. Страх и душевная боль, которые я ощущала во сне, настолько изнуряли, что всякий раз я просыпалась ещё более измученной, чем когда закрывала глаза.
Я остановилась и уставилась на кирпичную стену.
Теперь, зная, что он здесь, я могла почувствовать скрытый в кирпиче Таб’р, Зеркало, которое Дэррок так тщательно замаскировал внутри стены наискосок от книжного магазина.
Всё, что мне нужно было сделать, это протиснуться в него, последовать по кирпичному туннелю в комнату с десятью зеркалами и пройти сквозь четвёртое слева, чтобы вернуться обратно в Белый Дворец. Мне придётся поторопиться, потому что внутри Зеркал время течет иначе. Я всего лишь быстренько осмотрюсь. Погляжу, есть ли там что-то, что я пропустила в первый раз.
— Например, висящий на стене мой портрет с Тёмным Королём под ручку, — пробормотала я.
Я закрыла глаза. Вот оно, признание. Я озвучила свой страх. Теперь мне нужно с ним разобраться. Казалось, эта была единственная связь, способная объединить все не состыковывающиеся концы.
Нана назвала меня Алиной.
Риодан сказал, что у Ислы был только один ребёнок (что подтвердила Ровена, если она не лгала), и она была мертва; для женщины, которая, как я верила, была моей матерью, «после» не существовало.
Никто не знал, кем были мои родители.
Я ощущала двойственность всю свою жизнь, знания, скрытые на поверхности. Воспоминания о другой жизни? Когда мы с Дэрроком ходили по Белому Дворцу, все казалось таким знакомым. Я узнавала вещи. Я бывала в нём раньше. И не только в своих снах.
Кстати о снах. Как мог мой дремлющий ум вызвать в воображении образ четвёртого принца, которого я никогда не видела? Откуда мне знать, что у Крууса были крылья?
Я могла чувствовать Синсар Дабх. Она находила меня снова и снова, ей нравилось со мной играть. Почему? Потому что в предыдущем воплощении, когда она была Тёмным Королём, а не книгой изгнанных знаний, она любила меня? Чувствовала ли я её потому, что любила её предыдущее воплощение?
Я сгребла пальцами волосы и потянула, как будто боль могла прояснить мои мысли и, возможно, укрепить мой дух.
«Увидь меня», — всё время говорил Бэрронс.
И совсем недавно: «Если ты не можешь посмотреть в лицо своей реальности, ты не можешь её контролировать».
Риодан был прав: я была тёмной лошадкой, но не по той причине, что он имел в виду.
Я не знала правду о своей реальности. И до тех пор пока я её не узнаю, я оставалась тёмной лошадкой, которая могла взбрыкнуть и сорваться с узды. Спасть по ночам мне не давали вовсе не сомнения в том, являются или нет ши-видящие кастой Невидимых. По сравнению с моей это маленькая проблема. То, что не давало мне спать, тревожило меня гораздо больше.
Каким бы невозможным это ни казалось, но что, если я каким-то образом была возлюбленной Тёмного короля? Переродившейся и вернувшейся к жизни в новом теле? Предназначенной своему нечеловеческому возлюбленному, осуждённой на трагический цикл перерождения?
И кем тогда был Бэрронс с его восьмёркой? Моим злополучным возлюбленным, поделённым на девять человеческих сосудов? Та ещё идейка. Ничего удивительного, что возлюбленная находила короля ненасытным. Как одна женщина могла управиться с девятью мужиками?
— Что вы делаете, мисс Лейн? — как будто вызванный моими мыслями, за моей спиной из темноты раздался вкрадчивый голос Бэрронса.
Я посмотрела на него и щёлкнула выключателем наружных ламп «КиСБ», снабжаемых энергией от огромных генераторов магазина, но свет оказался за спиной скрытого глубоко в тенях мужчины. И всё же я узнала бы его даже вслепую. Я ощущала его в воздухе, чувствовала его запах.
Бэрронс был зол на меня. Меня это не трогало. Он вернулся. Он жив. Моё сердце перевернулось. Я затрепетала в его присутствии. Он будет вызывать во мне трепет везде, всегда и при любых обстоятельствах. Не важно, кто он и что совершил. Даже если он — одна девятая часть Тёмного Короля, который всё это начал.
— Со мной что-то серьёзно не так, — сказала я вполголоса.
— И вы только сейчас это осознаёте?
Я наградила его выразительным взглядом.
— Приятно видеть тебя снова живым.
— Приятно быть живым.
— Ты действительно так думаешь?
В прошлом Бэрронс делал замечания насчёт смерти, и теперь я видела в них смысл. Вероятно, ему никогда не придется испытать ее на себе, и время от времени казалось, что он почти... завидует смертным.
— Неплохой загар. Вы просто не можете держаться подальше от эльфов в моё отсутствие, не так ли? В’лейн снова забрал вас на пляж? Вам песком не натёрло, пока он вас трахал?
— Ты — Тёмный Король, Бэрронс? Вот что ты и твоя восьмёрка собой представляете? Различные грани тебя в человеческой оболочке, пока ты разыскиваешь свою пропавшую Книгу в Дублине?
— А вы — Возлюбленная? Книга определенно кажется очарованной вами. Не может удержаться от вас в стороне. Убивает всех остальных. Играет с вами.
Я моргнула. Бэрронс всегда намного меня опережал, а ведь он даже не знает, что мне снился крылатый принц и что во дворце я испытала дежавю. Мы думали друг о друге одно и то же. Я и понятия не имела, что он задавался вопросом, была ли я предположительно мёртвой возлюбленной.
— Есть один способ это узнать. Ты всё говоришь мне увидеть тебя, посмотреть в лицо правде. Я готова. — Я протянула ему руку.
— Если вы думаете, что я позволю вам снова залезть в мою голову, то ошибаетесь.
— Если думаешь, что смог бы меня остановить, если бы я этого хотела, то ошибаешься ты.
— Какое самомнение! — усмехнулся он.
— Я хочу, чтобы ты кое-куда со мной пошел, — сказала я. Знает ли Бэрронс точно, кем он был, и просто в этом никогда не признается? Возможно ли, что король мог поделить себя на несколько человеческих частей и забыть, кем он являлся? Или его обманом заманили в человеческую форму, его индивидуальные грани принудили испить из котла, и теперь самый устрашающий Тёмный бродит по земле, ещё меньше понимая, кто он, чем его лишившаяся памяти возлюбленная?
Так или иначе, я хотела найти ответы. Я была достаточно уверена в правде о самой себе, чтобы пережить его насмешки. Если я не права насчёт него, он мало что потеряет, всего лишь эквивалент нескольких дней «сна». И почему-то я знала, что этого не произойдёт. Я была права. Должна быть права.
Он молча уставился на меня.
— Пойдём, Бэрронс. Что ужасного может произойти? Я заведу тебя в ловушку, и ты умрёшь настолько, насколько ты обычно умираешь? Хотя у меня и в мыслях нет так сделать, — поспешно добавила я.
— Едва ли это приятно, мисс Лейн. А также весьма неудобно.
Неудобство. Вот чем была его смерть за меня на утёсе. Неудобством. А я была готова стереть мир с лица земли ради него.
— Хорошо. Делай, что хочешь. А я ухожу.
Я развернулась и вжалась в стену.
— Какого чёрта? Что вы задумали... Вытащите свою задницу из... Мисс Лейн! Твою мать! Мак!
Исчезая в стене и почувствовав, как его рука ухватилась за мой плащ, я рассмеялась. Он назвал меня Мак, а я даже не была при смерти.

***
— Какое зеркало теперь, мисс Лейн? — Он окинул взглядом белую комнату, изучая десять зеркал.
— Четвёртое слева, Иерихон.
Мне до тошноты приелось, что он звал меня мисс Лейн. Я поднялась с белого пола. В очередной раз Зеркало исторгло меня с большим энтузиазмом, а при мне даже не было камней. Я не взяла с собой ничего, кроме копья в чехле, протеинового батончика, двух фонариков и бутылки с мясом Невидимых в карманах.
— У вас нет права звать меня Иерихоном.
— Почему? Разве мы были недостаточно близки? Мы занимались сексом в каждой возможной позе, я убила тебя, напоила своей кровью в надежде, что это вернёт тебя к жизни, запихивала плоть Невидимых тебе в живот и пыталась привести в порядок твои внутренности. Я бы сказала, что ближе некуда. Как еще можно сблизиться, чтобы ты чувствовал себя уютно, когда я зову тебя Иерихоном? Иерихон.
Я ожидала, что он набросится на комментарий о сексе в каждой возможной позе, но Бэрронс только и сказал:
— Вы поили меня своей...
Я протиснулась в зеркало, обрывая его на полуслове. Как и первое, это отторгало меня, потом схватило и выдавило с другой стороны.
Появлению Бэрронса предшествовал его голос:
— Вы — чёртова идиотка. Неужели вы никогда не задумываетесь о последствиях своих действий? — Он вылетел из зеркала у меня за спиной.
— Конечно, задумываюсь, — спокойно ответила я. — Времени задуматься о последствиях всегда полно. После того, как облажаюсь.
— Смешная вы девочка, мисс Лейн.
— Ещё какая. Иерихон. Мак. Я — Мак. Хватит с нас фальшивых формальностей. Подключайся к программе или же выметайся отсюда к чёрту.
Его тёмные глаза вспыхнули.
— Громкие слова, мисс Лейн. Попробуйте на них настоять. — В его взгляде горел вызов.
Я неторопливо подошла к нему. Бэрронс холодно наблюдал за мной, и это напомнило мне другую ночь, когда я притворилась, что соблазняю его, потому что была рассержена. Он думал, что я снова это делаю. И был не прав. То, что я находилась в Белом Дворце с ним, творило со мной что-то странное. Рушило все мои комплексы, как будто эти стены не терпели лжи, или же внутри них во лжи не было необходимости.
Затем он уставился мимо меня.
— Поверить не могу. Мы в Белом Дворце. Вы вот так мимоходом приводите меня сюда, словно выскочили за лекарствами в аптеку. Я искал это чёртово место целую вечность.
— Я думала, ты везде побывал. — Он никогда здесь не был? Или же не помнил, что был, очень давно, в другом воплощении?
Он медленно разворачивался по кругу, впитывая взглядом белые мраморные полы, высокий купольный потолок, колонны, кристальные окна, открывающие вид на великолепный морозный зимний день.
— Я знал, где он должен быть, но Белый Дворец показывается только тому, кого выбирает сам, и тогда, когда выбирает сам. Невероятно. — Он подошёл к окну, посмотрел наружу и повернулся ко мне: — Вы уже нашли библиотеки?
— Какие библиотеки? — Завороженная сияющим зимним днём за его плечами, я с трудом перевела взгляд на Бэрронса. Сколько раз я сидела в этом снежном саду, окружённая ослепительными ледяными скульптурами и замёрзшими фонтанами, ожидая его?
Огонь к его холоду. Лёд к её пламени.
Я любила это крыло. Пока я смотрела из окна, в саду внезапно появилась возлюбленная, очертания которой были неясными, словно в дымке, как частично реализованное воспоминание.
Она сидела на каменной скамье в кроваво-красном платье и бриллиантах, сквозь которые я могла разглядеть снег и покрытые льдом ветки. Освещение было странным, как будто всё, кроме неё, было окрашено в полутона.
Я вздрогнула. Четвёртый Тёмный принц/крылатый Война/Круус только что появился в саду. Он тоже был полупрозрачным, отголоском давно прошедшего времени. На его запястье блестел широкий серебряный браслет, а вокруг шеи обвивался амулет, сильно отличающийся от того, что носил Дэррок.
Я с изумлением наблюдала, как возлюбленная поднялась и приветствовала его поцелуем в обе мраморно-белые щеки. Между ними чувствовалась привязанность. Давным-давно прекрасная женщина из моих снов не испытывала перед ним страха. Что же изменилось? Принц с иссиня-чёрными крыльями нёс серебряный поднос, на котором стояла одна чашка и лежала изящная чёрная роза. Возлюбленная рассмеялась в ответ на его действия, но глаза её остались грустными.
Ещё одно из его снадобий, чтобы меня изменить?
Война/Круус прошептал что-то, что я не смогла разобрать.
Возлюбленная приняла чашку. Быть может, я не желаю, чтобы он меня спасал. Но она пила большими глотками до тех пор, пока чашка не опустела.
— Король хранил все свои записи и журналы своих экспериментов в Белом Дворце, чтобы предотвратить кражу его знаний Тёмным Двором, — голос Бэрронса встряхнул меня.
Я моргнула, и воспоминание исчезло.
— Ты точно знаешь многое о короле. — Я собиралась сказать больше, но внезапно почувствовала, как будто эластичная нить, берущая начало из моего пупка, сжалась, дёргая меня в другой конец. Я была слишком далеко и слишком долго отсутствовала.
Не сказав больше ни слова, я развернулась и побежала вниз по коридору в противоположную от Бэрронса сторону. Ссориться с ним совершенно расхотелось. Меня вызывали. Каждая клеточка моего существа тянулась куда-то так же, как это случилось в прошлый раз, когда я оказалась во дворце.
— Куда вы направляетесь? Притормозите! — крикнул Бэрронс у меня за спиной.
Я бы не смогла сбавить скорость, даже если бы захотела, да и не было у меня такого желания. Я пришла сюда по определённой причине, и причина эта находилась там, куда меня тянуло. Меня звали чёрные полы Тёмного Короля. Я хотела снова оказаться в будуаре. Я хотела увидеть его в этот раз, увидеть лицо короля. При условии, что оно у него есть.
Я прошлась по розовому мрамору, заскользила по полу цвета бронзы, пронеслась сквозь бирюзовые коридоры, пролетела по жёлтым залам, пока не ощутила знойное тепло кроваво-красных флигелей дворца. У себя за спиной я чувствовала Бэрронса. Он мог поймать меня, если бы захотел, потому что двигался так же быстро, как Дэни, как вся его команда. Но он позволил мне бежать, просто следуя за мной.
Почему? Потому что подозревал то же, что и я? Потому что хотел, чтобы всё открылось? Моё сердце колотилось от страха и предвкушения наконец-то со всем покончить, узнать, кем была я и чем был он.
Внезапно Бэрронс оказался рядом со мной. Я мельком взглянула на него, и он послал мне взгляд, наполненный в равной мере яростью и страстью. С яростью, правда, ему бы следовало уже покончить. Она начинала меня раздражать. У меня было не меньше причин злиться на него до белого каления.
— Я не спала с Дэрроком. — Я опять разъярилась, страстно желая физического столкновения. — И не считаю, что должна перед тобой отчитываться. Ты-то передо мной никогда не отчитываешься. Но даже если я и переспала с ним, если бы оказалась предателем, как ты хочешь верить, Дэррок мёртв, так что, по философии Бэрронса, кого это заботит? Я здесь, снова с тобой. Действия говорят сами за себя, разве нет? Ты получил то, что хотел. ОС-детектор снова под контролем, на крепкой привязи. Выгуливай меня везде на поводке, почему бы и нет? Разве не это делает тебя счастливее всего? Гав-гав, — издевательски пролаяла я, кипя от ярости.
— Ты не трахала меня с тех пор, как перестала быть при-ей. Вот тебе действие. Говорит практически обо всём, что нужно сказать.
Значит, его это бесит. Хорошо. Потому что меня тоже.
— Это что, долбанное соревнование, кто кого переплюнет? Дэррока трахнули, а тебя нет? Это единственная причина, по которой ты бесишься?
О чем, по его мнению, это говорило? Что я до него дотронусь, только умирая от нехватки секса? Или если альтернатива — смерть в качестве ничего не соображающего животного?
— Вам этого никогда не понять.
— А ты попробуй объяснить. — Если он когда-нибудь признается хотя бы в толике чувств ко мне, я могла бы признаться в том же по отношению к нему.
— Не давите на меня, мисс Лейн. Это место меня достаёт. Вы хотите Зверя у себя на руках?
Я взглянула на него. Его глаза сверкали багровым, он тяжело дышал, но не от напряжения. Я его знала. Он мог бегать часами.
— Ты желаешь меня, Иерихон. Признайся в этом. И не на разок-другой, а на гораздо дольше. Я у тебя под кожей. Ты постоянно обо мне думаешь. Не спишь из-за меня ночами. Не стесняйся, скажи это.
— Идите на хрен, мисс Лейн.
— Это намёк?
— Намёк на то, что маленькой девочке пора уже подрасти.
Я резко затормозила, заскользив по полу из чёрного мрамора. Как только я остановилась, Бэрронс сделал то же самое, как будто нас связывала невидимая нить.
— Если я маленькая девочка, то ты — конченый извращенец.
Вспомни все, что мы делали вместе... — Глазами я послала ему красочное напоминание.
О-о, так ты наконец-то готова говорить о этом. — Его тёмный взгляд насмехался надо мной. — Но, может быть, теперь я не хочу.
Слишком поздно. Ты всегда бросал мне в лицо напоминания. Ответить тебе тем же справедливо. В твоей постели уж точно побывала не маленькая девочка, Иерихон. И играешь ты сейчас не с маленькой девочкой.
Я ткнула пальцем ему в грудь.
— Ты умер у меня на глазах и позволил мне в это поверить, ублюдок! — Я чувствовала, что меня будто разрывает пополам: жребий тянул меня к будуару, но ноги приросли к полу из-за нужды высказать свои обиды.
Он стряхнул мой палец.
— Вы думаете, что для меня это было развлечением?
— Было ужасно смотреть, как ты умираешь!
— А мне было ужасно умирать. Больно каждый треклятый раз.
— Я горевала! — крикнула я. — Чувствовала себя виноватой...
— Вина — это не горе, — отрезал он.
— ...и потерянной...
— Купите чёртов словарь. Быть потерянной тоже не значит испытывать горе.
— И... и... и... — Я оборвала себя на полуслове. Ни за что на свете я не собиралась говорить ему обо всём, что на самом деле чувствовала. О том, что была готова уничтожить за него мир.
— И что? Что вы чувствовали?
— Вину! — вскрикнула я и вмазала ему кулаком по лицу. Сильно.
Он отпихнул меня, и я отшатнулась обратно к стене.
Я пихнула его в ответ:
— И потерю.
— Не говорите, что горевали обо мне, когда на самом деле вас просто бесила та заваруха, в которую вы сами и вляпались. Я умер, и вы почувствовали жалость к самой себе. Ничего больше. — Его взгляд скользнул по моим губам. Я уловила этот момент. В который раз Бэрронс был на меня в ярости и в который раз в совершенной готовности заняться со мной сексом. Головоломка, имя которой — Бэрронс. Очевидно, во всём, что касается меня, для Бэрронса невозможно что-то почувствовать и не разозлиться. Это злость пробуждает в нем желание заняться со мной сексом? Или его злит, что он постоянно хочет секса со мной?
— У меня было больше одной причины для горя. Ты совсем ничего обо мне не знаешь!
— Вам и следовало почувствовать себя виноватой.
— Как и тебе!
— Чувство вины бесполезно. Живите, мисс Лейн.
— О-о! Мисс Лейн! Мисс Чёртова Лейн! Опять двадцать пять. Ты говоришь мне чувствовать себя виноватой, затем твердишь, что вина бесполезна. Определись, в конце концов! И не говори мне «живите». Это как раз то, что я делала и из-за чего ты так на меня взбешён. Для меня жизнь продолжилась!
— В стане врага!
— А тебе не наплевать, как я продолжила жить, если важен сам факт, что я это сделала? Разве это не тот урок, которому ты пытался меня научить? Умение приспособиться — это умение выжить? Ты не думаешь, что мне было бы легче упасть и сдаться, когда я подумала, что ты мёртв? Но я этого не сделала. И знаешь почему? Потому что какой-то высокомерный хрен научил меня, что значение имеет только то, как ты продолжишь жить.
— Слово, которое следовало бы выделить, это «как». В значении «с честью».
— Какой смысл в чести перед лицом смерти? И я тебя умоляю, неужто ты с честью убил и вынес в свой кабинет из Зеркал ту женщину?
— Этого вы тоже не смогли бы понять.
— И это твой ответ на всё, да? Я бы не смогла понять, так что ты и не собираешься утруждать себя объяснениями. Знаешь, что я думаю, Иерихон? Ты — трус. Ты не пользуешься словами, потому что не хочешь, чтобы кто-то привлёк тебя к ответственности, — обвинила я. — Ты не расскажешь правду, потому что позже кто-то может тебя осудить, и Господь...
— ...не имеет с этим ничего общего и...
— ...не приведи, чтобы ты со мной на самом деле сблизился...
— ...мне до чёрта, если меня кто-то осудит...
— ... и я не имею в виду «попытаться заняться со мной сексом»...
— ...я не пытался заняться с вами сексом...
—...я не подразумевала этот самый момент. Я имела в виду...
— ...и это было бы в любом случае невозможно, потому что мы бежали. Я понятия не имею, почему мы бежали, — произнёс он с раздражением, — но вы это начали, и вы же остановились.
— ...разрушить несколько стен между нами и увидеть, что произойдёт. Нет, ты такой трус, что можешь звать меня по имени, только если уверен, что я умираю или думаешь, что я настолько не в себе, что не замечу. Мне кажется, сложновато возводить между собой и кем-то, кто тебе не нравится, такую чертовски высокую стену.
— Это не стена. Я всего лишь прилагаю усилия, чтобы помочь вам не пересечь границу между нами. И я не говорил, что вы мне не нравитесь. «Нравиться» — это так незрело. Заурядным людям нравятся вещи. Единственный вопрос, содержащий какую-либо эмоциональную нагрузку, заключается в том, можете ли вы без этого жить?
Что касается Бэрронса, я знала ответ на этот вопрос, и мне он ну никак не нравился.
— Ты считаешь, что я нуждаюсь в помощи, чтобы понять, где между нами проходят границы? Ты-то сам понимаешь, где они? Потому что мне показалось, что они чертовски загадочны и изменчивы!
— Это вы спорите об именах, которыми мы друг друга называем.
— Как ты зовёшь Фиону? Фио! Как очаровательно. О, а как насчёт мымры из «Каса Бланки» в ту ночь, когда мы встретили того странного мужика, МакКэйба? Мэрилин!
— Поверить не могу, что вы помните её имя, — пробормотал он.
— Ты назвал её по имени, а ведь она тебе даже не нравилась. Но не меня. О, нет. Я — мисс Лейн. На чертову гребаную вечность.
— Я понятия не имел, что у вас есть такой пунктик насчёт своего имени, Мак, — огрызнулся Бэрронс.
— Иерихон, — прорычала я в ответ и толкнула его.
Он перехватил мои запястья, удерживая их одной рукой, чтобы я не смогла его снова ударить. Это привело меня в ярость. Я боднула его головой.
— Я думала, ты умер за меня!
Он толкнул меня к стене и приставил предплечье поперёк моего горла, чтобы я не смогла снова его боднуть.
— Твою мать, так ты из-за этого бесишься?
— Ты не умер. Ты мне солгал. Ты ненадолго вздремнул и оставил меня там, на утёсе, со знанием, что я тебя убила!
Он вгляделся в мое лицо, прищурив глаза:
— Так вот оно что. Ты думала, что моя смерть за тебя что-то значила. Ты окрасила её в романтические тона? Сочинила сонеты, увековечивая память моего грандиозного самопожертвования? Я что, стал тебе больше нравиться из-за этого? Мне надо было умереть, чтобы ты меня увидела? Вашу мать, проснитесь же, мисс Лейн. Ценность смерти преувеличена. Человеческая сентиментальность исказила её толкование, превратив в окончательный акт любви. Самая большая куча вранья в мире. Умереть за кого-то не тяжело. Человек, который умирает, спасается бегством. Это просто и очевидно. Игра закончена. Боль прекратилась. Из вас двоих посчастливилось Алине. Попробуйте жить для кого-то. Несмотря ни на что — хорошее, плохое, радость и страдание, все вместе. Вот это тяжело.
«Посчастливилось Алине». Я тоже об этом задумывалась, и мне было стыдно за такие мысли. Я ударила его кулаком по лицу так сильно, что Бэрронс споткнулся на скользком чёрном полу. И, пока он падал, я испытала внезапный ужас при виде того, как он оступается. Мне никогда не хотелось видеть, как спотыкается Бэрронс, поэтому я схватилась за него, и мы вместе рухнули на колени на чёрном полу.
— Будь ты проклят, Иерихон!
— Слишком поздно, радужная девочка. — Он сжал мои волосы в кулак. — Кто-то тебя уже опередил. — Он рассмеялся, и, когда накрыл мой рот своим, его клыки царапнули по моим зубам.
Да, вот что мне было нужно, в чём я нуждалась с того дня, как очнулась в подвале и покинула его постель. Его язык у меня рту, его руки на моей коже. Обжигающий жар его тела. Я обхватила его голову обеими руками и с силой прижалась губами к его губам. Во рту стоял привкус крови от пореза, нанесённого зубами Бэрронса, но мне было наплевать. Я не могла подобраться так близко, как мне хотелось. Мне был нужен грубый, яростный, быстрый секс с последующим час за часом медленным, наполненным близостью, тщательным совокуплением. Мне нужны были недели в постели с ним. Может быть, если бы я занималась с ним сексом в полном сознании и по своей воле достаточно долго, я бы уже им переболела.
Почему-то я в этом сомневалась.
Он зашипел.
— У тебя во рту грёбаный эльф. Если у тебя во рту я, то не будет больше никого. Или не будет меня. — Бэрронс грубо присосался к моему языку, и я почувствовала, как в самом его центре распутывается имя В‘лейна. Бэрронс выплюнул его как расстёгнутое колечко для пирсинга. Мне было наплевать. У меня во рту всё равно им обоим не поместиться. Я вжалась в его тело, потираясь о него в отчаянной нужде. Сколько времени прошло с тех пор, как я чувствовала его во себе? Слишком много. Я ухватилась за края его рубашки и рванула. Пуговицы разлетелись. Я нуждалась в прикосновении его кожи к моей.
— Ещё одна из моих любимых рубашек. Что у тебя за бзик на моём гардеробе? — Он просунул руки под мою рубашку и расстегнул бюстгальтер. Когда его руки потёрли мои соски, я дёрнулась.
Приди, ты должна поспешить...
Заткнись, — молча огрызнулась я. Я оставила этот голос в Дублине, в своей спальне, где он меня мучил.
Всё будет потеряно... Это должна быть ты... Приди.
Я зарычала. Почему она не может оставить меня в покое? Её голос за последние сорок пять минут не сказал ничего у меня в голове. Почему сейчас? Я не спала. Я бодрствовала, более чем бодрствовала, и я нуждалась в этом. Нуждалась в Бэрронсе.
Убирайся, — приказала я и простонала:
— Пожалуйста.
— Пожалуйста — что, Мак? В этот раз тебе придётся об этом попросить, расписать во всех красочных подробностях. Хватит с меня давать тебе всё, что ты хочешь, и не заставлять тебя об этом просить.
— Понятно. Слова для тебя ничего не значат, но теперь ты на них настаиваешь, — произнесла я ему в губы. — Какой же ты лицемер.
— А ты — биполярна. Ты меня хочешь. Всегда. Думаешь, я не чую это по запаху?
— Я — не биполярна. — Иногда он слишком близко подбирался к истине. Я освободила пуговицу его брюк, расстегнула молнию и просунула руки внутрь. Он был твёрд как скала. Боже, какое замечательное ощущение.
Бэрронс застыл, воздух вырвался сквозь его стиснутые зубы.
Поспеши... он идёт...
— Оставь меня в покое, — сорвалась я.
— Только через мой труп, — грубым голосом ответил он. — Мой член у тебя в руках. — Он сказал мне, где он окажется после этого, и мои кости превратились в кашу, а тело попыталось распластаться по полу и позволить ему делать со мной всё, что угодно.
— Не ты. Она.
— Кто «она»?
Рука дёрнула рукав моего жакета, и, даже не посмотрев на неё, я знала, что это не Бэрронс.
— Поцелуй меня, и она уйдёт.
От отчаянной необходимости чувствовать его внутри было больно. Я была горячей и мокрой, и в этот момент ничего, кроме этого мужчины, не имело значения.
— Кто?
— Поцелуй меня!
Но он не подчинился, отстранившись и глянув за мою спину. По его взгляду я могла судить, что не только я могла её видеть.
— Я думаю, что она — это я, — прошептала я.
Он взглянул на меня, на неё и снова на меня.
— Это что, шутка?
— Я знаю этот дом. Это место. Не знаю, чем ещё это объяснить.
— Невозможно.
Ты почти опоздала. Приди СЕЙЧАС ЖЕ.
Это уже был не отголосок мольбы. Это была команда, и хватка её руки на моём жакете казалась неумолимой. Я не могла не подчиниться, как бы сильно мне ни хотелось остаться здесь и раствориться в сексе. Не имело значения, как отчаянно мне было нужно почувствовать его снова в себе, ощутить, что мы объединены в самом примитивном смысле, что я в объятьях Иерихона Бэрронса, у него во рту и под его кожей.
И боже мой, как мне это было нужно! Так сильно, что пробирала злость. Никогда я не хотела желать мужчину так сильно — настолько, что не обладать им приносило мне физическую боль. Никогда я не хотела чувствовать, что какой-либо мужчина обладает таким большим контролем надо мной и моей жизнью.
Я рванулась вверх с колен и бросилась прочь, оттолкнув его со своего пути.
Бэрронс схватил меня за рукав жакета, который порвался, когда я отшатнулась.
— Нам нужно об этом поговорить! Мак!
Я бросилась вниз по коридору вслед за призрачной возлюбленной, как собака, гоняющаяся за собственным хвостом.

Белая половина будуара, принадлежащая возлюбленной, была покрыта ковром из лепестков роз с капельками росы и освещена тысячей свечей. Мерцающие бриллианты, плывущие по воздуху, оказались маленькими пламенными звёздами. Те немногие, что пролетали сквозь огромное зеркало на сторону Тёмного Короля, тут же гасли, как будто там не хватало кислорода, чтобы поддерживать пламя, или темнота была настолько густой, что не пропускала свет.
Обнажённая возлюбленная лежала на белоснежной груде горностаевого меха у белого очага.
В тенях дальней стороны опочивальни шевельнулась темнота. Король смотрел на возлюбленную сквозь зеркало. Я чувствовала его, огромного, древнего, сексуального. Возлюбленная знала, что он за ней наблюдает. Она лениво потянулась, скользнула руками по своему телу, запустила их в волосы и выгнула спину.
Я ожидала найти здесь другой конец упругой нити, закончившейся на возлюбленной, но меня всё также дёргало. Невидимая нить тянулась сквозь массивное чёрное Зеркало, разделявшее опочивальню на две половины.
Мне хотелось шагнуть сквозь него и соединиться с этой необъятной древностью.
Мне никогда не хотелось подходить к этим теням хоть на шаг ближе.
Неужели меня звал сам король? Или часть его стояла за моей спиной даже сейчас? Я должна была знать. Я обозвала Иерихона трусом, но слишком легко меня можно было обвинить в том же.
Мне нужно... — позвал голос.
Это я понимала. Честно. Секс. Ответы. Конец моим страхам, тем или иным путём.
Но голос донёсся не от женщины на ковре.
Он прозвучал с тёмной стороны будуара, которую полностью занимала постель, потому что король нуждался в такой большой постели. Это был приказ, которому я не могла не подчиниться. Я скользну сквозь зеркало, и Бэрронс уложит меня на спину на ложе Тёмного Короля и накроет меня вожделением и темнотой. И мы узнаем, кто есть кто. Всё будет в порядке. Всё наконец-то выйдет на свет.
Пока я пристально вглядывалась в Зеркало, которое, как я знала, было убийственно для любого, кроме короля и его возлюбленной, я внезапно снова почувствовала себя пятилетней. Больше деталей из моего сна о Холодном Месте ворвались в меня, и я поняла, что многого всё ещё не помнила.
Мне всегда приходилось пройти сначала сквозь эту комнату, наполовину белую, наполовину чёрную, наполовину тёплую, наполовину холодную. Но окоченевшая и напуганная до потери моего детского сознания кошмарными вещами, которые следовали дальше, я всегда забывала, как начинался мой сон. Он всегда начинался здесь.
Мне всегда было так трудно заставить себя пройти сквозь чёрное Зеркало, потому что ничего я не желала так сильно, как остаться на тёплой белой половине комнаты навсегда, потерять себя в бесконечно проигрывающихся сценах того, что когда-то было, но теперь оказалось для меня потеряно и что я никогда не смогла бы заполучить опять. И горе… Боже мой, до сих пор я совсем не знала, что такое горе. Горем было бродить по чёрным залам и знать, что они будут вечно заполнены призрачными любовниками, слишком глупыми, чтобы насладиться тем временем, что у них было. Воспоминания преследовали эти коридоры, а я преследовала эти воспоминания, как печальный дух.
И всё же не была ли иллюзия лучше, чем совсем ничего?
Я могла остаться здесь и никогда не признаваться, что моё существование было пустым, что пустота была всем тем, что наполняло мою жизнь: снами, соблазном и волшебством.
Ложь. Всё это — ложь.
Но здесь я могла об этом забыть.
Приди СЕЙЧАС ЖЕ.
— Мак. — Иерихон тряс меня. — Посмотри на меня.
Я его видела будто издалека, сквозь мерцающие бриллианты и призраки прошлого. И за ним, сквозь зеркало я видела чудовищную тёмную форму Короля, будто Иерихон был его тенью, отбрасываемой по эту сторону, на белой половине комнаты. Я задумалась, казалась ли тень возлюбленной тоже иной сквозь Зеркало короля. Становилась ли она подобной ему на его половине? Большой и достаточно сложной, чтобы соединиться с тем, чем бы ни являлся король? Там, в благословенной, уютной, священной темноте, что она собой представляла? Что представляла собой я?
— Мак, сосредоточься на мне! Посмотри на меня, скажи что-нибудь!
Но я не могла смотреть на него. Не могла сосредоточиться, потому что, что бы ни было по ту сторону зеркала, оно звало меня к себе всю мою жизнь.
Я знала, что зеркало меня не убьёт. Знала без тени сомнения.
— Извини. Мне нужно идти.
Его руки сжали мои плечи, и он попытался развернуть меня.
— Оставь это, Мак. Отпусти. Некоторые вещи не нужно знать. Разве твоя жизнь и так не полна?
Я рассмеялась. Мужчина, который всегда настаивал на том, чтобы я видела вещи такими, какие они есть, теперь убеждает меня спрятаться? На ковре за его спиной возлюбленная тоже засмеялась. Её голова запрокинулась, подбородок приподнялся, как будто её целовал невидимый любовник.
Он должен был оказаться королём. Моя ладонь скользнула вниз по его руке, и я переплела наши пальцы.
— Пойдём со мной, — сказала я и побежала к Зеркалу.

___________________________________________

Юфони, большое тебе спасибо! Flowers