Erina:
Аль Квотион
Мой город
Мой город не умел быть морем,
Он пах бензином и весной.
Он не звучал во сне прибоем,
Лишь мял асфальт немой толпой.
Он макияж витрин намазал
На губы слишком тонких стен.
И с легкой горечью сарказма,
Все ждал каких-то перемен.
Он бликами купался в лужах,
Под игом тонких каблуков.
И чем-то оседал мне в душу,
Слегка похожим на любовь.
Мой город жил. Он жил, поверь мне.
Как мог, как верил, как умел.
И это злое настроенье
Всегда рассматривал в прицел.
И в нем останется былое,
И он останется родным.
Мой город не умел быть морем,
Но все же был, мой друг, моим.
Татианна:
В Берлине
Над крышами мчатся вагоны, скрежещут машины,
Под крышами мчатся вагоны, автобусы гнусно пыхтят.
О, скоро людей будут наливать по горло бензином,
И люди, шипя, по серым камням заскользят!
Летал по подземной дороге, летал по надземной,
Ругал берлинцев и пиво тянул без конца,
Смотрел на толстый шаблон убого системный
И втайне гордился своим выраженьем лица...
Потоки парикмахеров с телячьими улыбками
Щеголяли жилетами орангутанских тонов,
Ватные военные, украшенные штрипками,
Вдев в ноздри усы, охраняли дух основ.
Нелепые монументы из чванного железа -
Квадратные Вильгельмы на наглых лошадях, -
Умиляя берлинских торгующих Крезов,
Давили землю на серых площадях.
Гармония уборных, приветствий, извинений,
Живые манекены для шляп и плащей.
Фабричная вежливость всех телодвижений,
Огромный амбар готовых вещей...
Продажа, продажа! Галстуки и подтяжки
Завалили окна до пятых этажей.
Портреты кайзера, пепельницы и чашки,
Нижнее белье и гирлянды бандажей...
Буквы вдоль стен, колыхаясь, плели небылицы:
"Братья Гешвиндер"... Наверно, ужасно толсты,
Старший, должно быть, в пенсне, блондин и тупица,
Младший играет на цитре и любит цветы.
Военный оркестр! Я метнулся испуганно к стенке,
Толкнул какую-то тушу и зло засвистал.
От гула и грохота нудно дрожали коленки,
А едкий сплин и бензин мое сердце провонял...
С. Черный
Erina:
Тьма египетская
Здесь крепче сон. Наверно, потому,
что здесь и ночь черна, как крепкий кофе.
Я наполняюсь ей на каждом вдохе,
в себя вливаю благостную тьму
по тонкую узорную кайму,
искусно нанесенную по краю,
и, полная до края, засыпаю,
не пожелав покоя никому.
Не видно звёзд на небе, так темно!
Откуда же им быть в ночном просторе,
когда они весь день срывались в море,
ложились на коралловое дно.
Как сахарные кубики, дома
вот-вот растают в воздухе горячем.
Всё растворяет, изменяет, прячет
кромешная египетская тьма.
Юлия Белохвостова
Татианна:
Ростов
Мой город южный.
Январь. День первый.
Наряд из кружев,
Заиндевелый.
Туманом в иней -
Ростов простужен.
Небесно-синий
В стеклянных лужах.
Бескровно-белый
Исходом года.
Стерильно-мелом
Хитрит природа.
В ее пастели
Так мало красок.
Я и в метели
Жду теплых сказок.
NatVik
Erina:
Гийич
Москва-Париж
Москва. Ларьки в снегу. В закате дня
Початая бутылка «Абсолюта»,
И отраженье тусклого огня
В глазах неунывающего люда.
В кошёлке исчезает мой обед:
Пакетик разноцветный с сухарями,
Пивная банка; а за ними вслед
Просроченная датская салями.
Я, сгорбившись, задворками иду,
И в поисках приюта и ночлега
Закуриваю «Приму» на ходу,
Зажёвывая дым щепоткой снега.
Скользит подошва, кутаюсь в кашне,
Который месяц под ногами – жижа…
Неужто я, ища в пустой мошне
Пятак, умру, не побывав в Париже,
Подохну псом, смердя на весь квартал;
Я здесь чужак, забывший вкус отчизны,
Пар из обезображенного рта
Растает, унося остатки жизни.
Париж, Париж… Какой из городов
Ещё был так знаком по старым книгам…
У свалки бомж с несвежей бородой
Плетёт замысловатые интриги.
Костёр в углу притихшего двора;
Жильцы московской вымерзшей клоаки,
Из гор картона возводя дома,
Стараются не довести до драки
Процесс отхода к праведному сну,
Когда, для забытья изрядно выпив,
Стоят, обняв дворовую сосну,
И воют, словно раненые выпи.
Себя укутав ворохом газет,
Ложусь, кряхтя, вдоль труб теплоцентрали.
Вот постепенно в окнах гаснет свет,
И лишь звезда в созвездии Центавра…
Бездомный пес, похожий на меня,
Мне носом в щёку тычется и лижет.
Я засыпаю, свет звезды храня,
Чтобы проснуться в солнечном Париже.
Татианна:
Мой город
Воробьиную стайку привычно шугнула:
Стала тесной бетонная ширь площадей.
Словно рыба, попавшая в сеть твоих улиц,
Я бреду, задевая плечами людей.
На рекламных щитах напомажены лица:
Приглашают насильно в гламурную жизнь.
Вдоль, плывет, извиваясь, авто вереница,
Дав гудки, распугав пешеходов-разинь.
Свет неоновых ламп, фонарей затмевает
Голым задом сверкающий блеск нищеты.
Прокачусь до «конечной» в набитом трамвае.
Город мой, хорошо, что с тобой мы «на ты»!
Лариса Луканева
linde:
Сергей Городецкий
Армения
Узнать тебя! Понять тебя! Обнять любовью,
Друг другу двери сердца отворить!
Армения, звенящая огнем и кровью,
Армения, тебя готов я полюбить.
Я голову пред древностью твоей склоняю
И красоту твою целую в алые уста.
Как странно мне, что я тебя еще не знаю.
Страна-кремень, страна-алмаз, страна-мечта!
Иду к тебе! Я сердцем скорый.
Я оком быстрый. Вот горят твои венцы
Жемчужные, от долгих бед седые горы.
Я к ним иду. Иду во все твои концы.
Узнать тебя! Понять тебя! Обнять любовью
И воскресенья весть услышать над тобой,
Армения, звенящая огнем и кровью,
Армения, не побежденная судьбой!
13 апреля 1916
Lotos-spring:
Ольга Берггольц
СЕВАСТОПОЛЬ
Белый город, синие заливы,
на высоких мачтах - огоньки...
Нет, я буду все-таки счастливой
многим неудачам вопреки.
Ни потери, ни тоска, ни горе
с милою землей не разлучат,
где такое трепетное море
кропотливо трудится, ворча,
где орлы и планеры летают,
где любому камешку - сиять,
где ничто-ничто не исчезает
и не возвращается опять.
Erina:
Одесса
Одесса, Одесса, Одесса,
Я снова с тобой, я в тебе,
Привоз, Молдаванка, Пересыпь,
Как дороги стали вы мне.
Вам наплевать на невзгоды,
С земли вас хотели стереть,
Уходят в прошлое годы,
Одессе не умереть.
Захватчики землю топтали,
Жемчужину в горькой степи
Но мы тебя не отдали,
Но мы тебя сберегли.
И с болью я все принимаю,
Боль ваша сильней чем моя,
О, как я тебя понимаю,
Мне нравится вера твоя.
Я верю в чистые воды,
Я верю в чистый песок,
В небесные чистые своды,
Но… не в милицейский свисток.
Я верю в ваши улыбки,
Прекраснее их не встречал,
И пусть не пустеют бутылки,
За вас подымаю бокал.
Одесса, останься Одессой,
Будь милой, красивой, родной,
Веселой, счастливой, нетрезвой,
Одесса, я вечно с тобой!
© Copyright: Валерий Сидорович
Lotos-spring:
Игорь Царев
Прага, как старая дама в вуали -
Профиль готичен.
Здесь электрический смайлик трамвая,
Анекдотичен.
Тонем в истории улочек узких -
Даты и прочерк.
Толпы туристов. Но, кажется, русских
Больше чем прочих.
Влтава гоняет усталые волны
Между мостами.
Буквы на вывеске бара неполны -
Стерлись местами.
Двое подсели за столик, спросили,
Вы не из Тынды?
Что ж, признаваться, что ты из России
Стало не стыдно.
Нас узнают не по вычурным платьям,
Не по каратам,
А по тому, как беспечно мы платим
Ихнему брату,
И по тому, как душевно гуляем,
Вольно глаголем,
Гоголем ходим, где раньше буянил
Глиняный Голем.
Темное пиво, гуляя по замку,
Мы ли не пили?
И восхищались, как держат осанку
Древние шпили...
На гобелене в покоях монарших.
Пражские ночи.
Толпы туристов. И, все таки, наших
Больше, чем прочих.
linde:
Осип Мандельштам
Реймс и Кельн
...Но в старом Кельне тоже есть собор,
Неконченный и все-таки прекрасный,
И хоть один священник беспристрастный,
И в дивной целости стрельчатый бор.
Он потрясен чудовищным набатом,
И в грозный час, когда густеет мгла,
Немецкие поют колокола:
— Что сотворили вы над реймским братом?
Сентябрь 1914
Erina:
Людмила Яцик
На Кубани
По хлебным кубанским полям
Примчал наш автобус в станицу,
И всем расскажу я друзьям,
Как мне захотелось влюбиться,
Влюбиться и в степь и в простор,
И в солнце, и ветер, и небо,
И в даль, что так радует взор,
И всех пожалеть, кто здесь не был.
Июнь,1996
Lotos-spring:
Булат Окуджава
ПЕСЕНКА ОБ АРБАТЕ
Ты течешь, как река. Странное название!
И прозрачен асфальт, как в реке вода.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — мое призвание.
Ты — и радость моя, и моя беда.
Пешеходы твои — люди невеликие,
каблуками стучат — по делам спешат.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — моя религия,
мостовые твои подо мной лежат.
От любови твоей вовсе не излечишься,
сорок тысяч других мостовых любя.
Ах, Арбат, мой Арбат,
ты — мое отечество,
никогда до конца не пройти тебя.
Erina:
Осенний Джаз
Город
Город ярких ночных огней,
светофоров и темных окон,
хороводов сплетенных теней,
освещенный луной далекой,
что холодным светом полна...
льет печаль на уставшую душу
и не выпить ее до дна,
очертания не нарушив.
не постигнуть всей глубины
той души, что согрета светом
твоих глаз цвета моря волны
и пьянящим ромашковым летом
Erina:
Александр Ружьев
Москву ночную обожаю!
Встречаю в окнах тёплый свет,
В Крылатском солнце провожаю,
Я с незапамятных мной лет
Москву ночную обожаю!
Люблю её ночной простор
И россыпь звёзд на небосклоне,
И нежно с Воробьёвых Гор
Укладывать её в ладони.
По набережным, над рекой,
Люблю гулять, как ветер вольный
И обретать ночной покой
на площадях Первопрестольной.
Я снова выпью кофею,
Никчёмно тлеет сигарета…
Вторую ночь совсем не сплю,
Вдыхая дуновенье лета.
Шумит Москва, едрёна вошь!
А я уже зеваю вяло:
Неонами пестрится ложь
И правда спит под одеялом.
И горевать мне не с руки:
Усну я в покрывалах лета,
Когда проснутся Вешняки
От робкого прикосновенья света!