К.С. Харрис "Почему исповедуются короли"

Спасибо за новую главу!
В те времена от полиомиелита лучше было умереть, чем выжить...

Нет-нет, не наследница трона. Саллический закон во Франции (из-за которого случилась столетняя война см."Проклятые короли") никто не отменял.
У Людовика XVI был сын Луи-Шарль и два брата (граф Прованский и граф д'Артуа). Они ему и наследовали. Мария Тереза Шарлотта вышла замуж за старшего сына графа д'Артуа, герцога Ангулемского (своего кузена), который по приказу отца отрекся от престола.

Леся, Таня, большое спасибо вам за новую главу.
Очень жалко девочку - единственный смысл жизни мадам Бизетт.
Хорошо, что она смогла принять от Девлина монеты. Хоть будет на что похоронить дочь.
Грустная ситуация.

_________________

Сомневаюсь, что Александри Соваж, шпионка, по-моему здесь вполне хватит Кэт, к ней это прицепилось намертво. Да и училась Алекси в Италии, хотя пока не понятно, где практиковала. Хочу надеяться,она, как раз и будут хорошие, любящие руки, а также полное профессиональное понимание.
_________________

Девочки ,спасибо за долгожданный перевод, ждем продолжения:-) :-) :-) :-)

Всем добрый день!
Огромное спасибо девушкам за перевод! Он шедевр! Я не утерпела и купила последние книги в оригинале, так что конец-то мне известен!
Но Ваш перевод хочется смаковать и постоянно тянется рука перечитать книга именно в переводе!
Спасибо и огромнова Вам здоровья!
_________________

Наконец-то Сен-Сир).

Спасибо, и оочень с большой надеждой на продолжение.

Если бы в числе произведений Харрис и англо-французских отношений не упомянули дофина Франции, было бы странно))).

В итоге у меня родилось несколько идиотское, но логичное предположение.

На основании того, что: 1) в аннотации речь идет о дофине Франции (сыне Людовика 16 и Марии-Антуанетты, чья судьба так и затерялась в истории); 2) судьба доктора-эмигранта волнует самые высокие круги британского правительства; 3) возраст доктора; 4) встреча с дочерью Людовика и Антуанетты, то

Убитый и есть дофин Франции(((. К моменту описываемого бегства Наполеона из России дофину Шарлю должно было быть где-то лет 25-27. Как собсна и убитому, ради которого сняли целую гостиницу.
А сердце вырезали не знаю, зачем. Это пока тайна)))))

Известно, что британцы сделали все возможное и невозможное, чтоб спасти мальчика и вывезти его из страны.


И известно, что его сестра не имела детей, хотя отстаивала Бурбонов как могла. У нее был чрезвычайно решительный характер, даже Наполеон уважал эту женщину.

Там был интересный эпизод обмена принцессы Ройяль в донаполеоновский период Революции на ряд французских дипломатов (включая министра ИД), так ей удалось выскочить из своей страны.
Так вот, либо момент был междувластия, что ее вообще обменяли.
Либо, французы были точно уверены, что дофина в 1796м(кажется) уже нет в живых и они могут выпустить девочку, ей было лет 16. Второе более логично. Борьба за власть не предполагала лояльность по отношению к Шарлю Луи((.

Дофина же объявили умершим в 1795 году. Ребенок жил в Тампле и находился в плохом умственном и физическом состоянии(((. При вскрытии мальчика из Тампля серце (!!!) было изъято и помещено в отдельную емкость.
В наши дни экспертиза ДНК показала, что генетические образцы сердца мальчика из Тампля и останков несчастной казненной королевы имеют идентичность.

Всем привет!

Таня и Леся, большое спасибо за ваш труд!

Давно я не заходила, но проглотила пропущенные главы за один присест! Спасибо за отличный перевод!
___________________________________

Спасибо большое!

Большое спасибо!!!

Спасибо огромное за перевод. Есть ли надежда на продолжение?

Я на первой странице темы писала - к сожалению, сейчас Леся по семейным обстоятельствам не может продолжать перевод. Надеюсь, у нее поскорее все наладится, и она к нам вернется.
___________________________________

Будем ждать!

 » Глава 9

Самой стойкой читательской гвардии посвящается...

Глава 9

– Что ты знаешь о Марии-Терезе? – поинтересовался Девлин у друга, когда они направились по Сент-Кэтрин-Лейн к средневековой приходской церкви.

Гибсон нахмурился.
– Немного. Знаю, что в революцию ее вместе с родителями бросили в тюрьму Тампль и держали там даже после того, как короля и Марию-Антуанетту отправили на гильотину. Но тем мои сведения и ограничиваются. Ее брат умер в заточении, да?
 
– Так говорят. Однако принцессу по неким непонятным мне причинам революционеры оставили в живых. Когда Марии-Терезе было семнадцать, ее передали австрийцам в обмен на какого-то французского военнопленного.
 
– И сейчас она здесь, в Англии?
 
Себастьян кивнул.
– Большая часть королевской французской семьи здесь – во всяком случае, тех, кто от нее остался. У самого младшего брата Людовика XVI, графа д’Артуа, имеется дом на Саут-Одли-стрит. А остальные живут в скромном поместье в Бакингемшире.
 
– А как зовут старшего – толстяка, который настолько тучен, что почти не может ходить?
 
– Граф Прованский.
 
Принцев крови, двух уцелевших братьев покойного короля, все знали по титулам, данным им при рождении: граф Прованский и граф д’Артуа. Оба бежали из Франции в самом начале Революции. В зависимости от политических воззрений, одни расценивали их поступок как трусость, а другие – как мудрость.
 
Будучи женщиной, Мария-Тереза по французским законам не имела права наследовать корону. Но после освобождения из тюрьмы она вышла замуж за своего двоюродного брата, герцога Ангулемского, третьего в очереди престолонаследников после бездетного дяди и собственного отца. Таким образом, в качестве супруги герцога у нее был шанс стать королевой Франции – если бы случилась реставрация.
 
По слухам, серьезный и медлительный герцог Ангулемский и близко не проявлял такой сообразительности, как его жена. Последнее, что слышал о молодом французском принце Себастьян: тот отправился с Веллингтоном в Испанию. Граф д’Артуа в это же время развлекался со своей последней любовницей в Эдинбурге. Но в окрестностях Лондона и без того обреталось более чем достаточно Бурбонов и их прихлебателей, чтобы мутить воду.
 
– И какова же она, эта принцесса? – спросил Гибсон.
 
– Очень набожна, как ее отец, Людовик XVI. Надменна и горделива, как ее мать, Мария-Антуанетта. И слегка безумна из-за пережитого во время революции. Она посвятила жизнь реставрации монархии и возмездию тем, кого считает виновными в гибели своей семьи. Говорят, принцесса убеждена, будто восстановление Бурбонов на французском престоле угодно Всевышнему.
 
– А революция и Наполеон – это что? Всего-навсего досадный эпизод?
 
– Вроде того.
 
Спутники остановились перед церковью Святой Екатерины. Запрокинув голову, Себастьян обвел взглядом уходящие ввысь контрфорсы и пастельные оконные витражи. Время и меняющаяся политическая ситуация не пощадили изящное древнее строение. Балки крыши просели, на разрушающемся каменном фасаде проросли пучки мха и травы, а черные дыры указывали, откуда в лучшие времена улыбались простонародью лики святых. Когда-то здание служило молельней религиозной общины, основанной и пребывающей под покровительством английских королев. Затем случилась Реформация, повлекшая гражданскую войну, революцию и запустение.
 
– Что? – спросил Гибсон, глядя на друга.
 
– Раздумываю о революциях и королевах.
 
Пол непонимающе мотнул головой.
 
– Если Англия заключит мир с Францией сейчас, то Наполеон останется императором. Не представляю, чтобы дочь Людовика XVI одобряла такое развитие событий. Она жаждет отомстить убийцам своих родителей и лелеет амбиции когда-нибудь самой стать королевой Франции.
 
– Тогда какого же дьявола она встречается с членом французской мирной делегации?
 
– Любопытно, не правда ли? – Себастьян отвернулся от древней, запятнанной копотью церкви. – Думаю, мне следует побеседовать со служанкой мадам Соваж. Где, ты говорил, она живет? На Голден-сквер?
 
Доктор утвердительно кивнул.
– Можешь передать ей, что ее хозяйка чувствует себя настолько хорошо, насколько можно было ожидать.
 
– Когда раненая будет вне опасности?
 
Пол устремил взгляд на ряды замшелых могильных плит соседнего погоста.
– Хотелось бы мне самому это знать, – сказал он с мрачным и осунувшимся видом. – Хотелось бы знать.
 

 

Голден-сквер, лежавшая в нескольких кварталах к востоку от Бонд-стрит, никогда не считалась особо фешенебельным районом.
 
Площадь застраивалась в последние годы правления Стюартов, и разнообразные изломы ее крыш больше напоминали особняки Парижа и декоративные фронтоны Амстердама, чем лондонские городские дома. Когда-то здесь обитали иностранные послы и модные художники, но с тех пор округа приобрела унылый, запущенный вид, а многие из оштукатуренных кирпичных особняков семнадцатого века превратились в съемные квартиры.
 
Девлин потратил какое-то время на разговоры с продавцами и лавочниками в окрестностях площади, включая буфетчика, аптекаря и дородную женщину средних лет, торговавшую в палатке пирогами с угрем. Похоже, мадам Соваж пользовалась расположением соседей, хотя те мало что знали о ней.
 
– Скрытная дамочка, – сообщила пирожница, подмигивая Себастьяну. – Приветливая, но при всем при том держится наособицу.
 
Комнаты француженки располагались в мансарде четырехэтажного дома, недалеко от угла Аппер-Джеймс-стрит. Открывшая на стук виконта некрасивая, плотная женщина с отливавшими сталью седыми волосами и шишковатым носом с подозрением прищурилась на визитера, окидывая его явственно неодобрительным взглядом.
 
– Мадам Соваж нет дома, – буркнула она с выраженным акцентом французских басков (1) и попыталась закрыть дверь.
 
Себастьян воспрепятствовал этому, упершись предплечьем в филенку, затем смягчил напористость своего жеста улыбкой:
– Я знаю. Мой друг Пол Гибсон лечит ее в своем хирургическом кабинете.
 
Служанка колебалась, инстинктивная настороженность в ней явственно боролась с желанием узнать о раненой. Забота о хозяйке взяла верх.
– Как у нее дела-то?
 
– Хирург настроен обнадеживающе, хотя опасность еще не миновала.
 
Приоткрыв губы, старуха резко выдохнула, будто до этого затаила дыхание.
– Почему бы не перевезти ее сюда, чтобы я сама могла о ней позаботиться?
 
– Я нисколько не сомневаюсь в вашем умении, но, к сожалению, раненую пока нельзя перемещать.
 
Служанка скрестила руки под массивной грудью.
– Что ж, передайте тому хирургу, чтобы, как только мадам достаточно окрепнет, он не мешкая вернул ее домой, к Кармеле.
 
– Вы давно в услужении у докторессы? – поинтересовался Себастьян, подмечая вспышку удивления, а затем возвращение прежней настороженности.
 
– Откуда вы знаете, что она докторесса?
 
– От мадам Бизетт. Я пытаюсь выяснить, кто мог желать зла вашей хозяйке или доктору Пельтану, сопровождавшему ее вчера вечером.
 
– И почему это вам, такому важному английскому джентльмену, не все равно?
 
– Мне не все равно, – просто ответил Себастьян.
 
Служанка поджала губы и ничего не сказала.
 
– Когда вы в последний раз видели мадам? – спросил Девлин.
 
– В пять, может, в шесть часов вечера. Она пошла проведывать пациентов.
 
– Одна?
 
– Разумеется.
 
С какого-то из нижних этажей донесся детский возглас, за которым последовала трель радостного смеха.
 
– Часом, не знаете, у нее были враги? Может, недавно поссорилась с кем-то?
 
Служанка молчала, крепко сжимая губы и раздувая ноздри.
 
– Какой-то недруг есть, верно? Кто же он?
 
Искоса обозрев темный коридор, Кармела поманила виконта внутрь и поспешно закрыла за собой дверь.
 
– Того типа зовут Баллок, – она понизила голос, будто по-прежнему опасалась, что ее могут услышать. – Он следит за мадам. Ходит за ней.
 
– Почему?
 
– Винит ее в смерти своего брата, вот почему. Грозится, что она ему за все заплатит.
 
– Мадам Соваж лечила его брата?
 
– Нет, не брата, – покачала головой Кармела. – Жену брата.
 
– А что с ней случилось?
 
– Померла.
Себастьян обежал взглядом низкий, скошенный потолок и грязные обои на стенах. Помещение было обставлено как небольшая гостиная, но, судя по скрученному тюфяку в углу и кухонной утвари у очага, оно служило также кухней и спальней Кармелы. Через открытую дверь в противоположном конце гостиной виконт увидел вторую комнату, в которой едва хватало места для узкой кровати и маленького комода. Скудная меблировка обеих каморок выглядела старой и ветхой; пол прикрывал тонкий, вытертый ковер, а на стенах не было никаких украшений, кроме маленького, треснувшего зеркала.
 
Словно заметив испытующий осмотр, служанка заговорила:
 – C'est dommage (2)… – затем запнулась и осторожно перешла на английский. – Смотреть жалко, до чего довели мадам. Она рождена для лучшей жизни.
 
– Я так понимаю, мадам Соваж прибыла в Лондон в прошлом году? – спросил Себастьян на французском.
 
Кармела удивленно моргнула, но довольно охотно ответила на том же языке:
– В октябре тысяча восемьсот одиннадцатого. Приехала сюда с мужем, английским капитаном.
 
– Она была замужем за британским офицером?
 
– Да, была. Капитан Майлз Соваж. Они познакомились в Испании.
 
– И где теперь капитан?
 
– Скончался месяца через полтора, как мы сюда перебрались.
 
– Вы были с ней в Испании?
 
– Да, была. – Тон служанки снова стал настороженным, лицо напряглось.
 
Решив не продолжать расспросы в этом направлении, Себастьян сменил тему.
– Расскажите мне про того типа, который, по вашим словам, угрожал мадам.
 
– Про Баллока? – Густые брови старухи задумчиво насупились. – Он торговец, держит где-то поблизости лавку. Здоровый, как медведь, волосы черные и вьются, а на щеке ужасный такой шрам, вот отсюда досюда, – служанка вскинула левую руку и черкнула наискосок от внешнего края глаза к уголку рта.
 
– А помимо Баллока никто не приходит вам на ум, у кого могло возникнуть желание навредить вашей хозяйке?
 
– Нет, никто. С какой стати кому-то хотеть ей зла?
 
– Вы знали доктора Дамиона Пельтана?

Кармела поколебалась какое-то мгновение, затем покачала головой:
– Non.

– Уверены?
 
– Откуда я могла его знать? – воинственно уставилась на виконта собеседница.
 
– А с изгнанными Бурбонами ваша хозяйка не водила никаких знакомств?
 
Шея служанки медленно залилась сердитой краской.
– С этими puces (3)? Зачем они ей сдались? Да она их ненавидит пуще любой болезни.
 
– Правда? – Такое отношение было необычным для французской эмигрантки.
 
– Ну, – поспешно добавила старуха, словно сожалея о вырвавшихся резких словах, – по большому счету, граф де Прованс не так уж плох. Но Артуа? – ее лицо презрительно скривилось. – А эта Мария-Тереза! Она вообще не в своем уме. До сих пор живет в прошлом веке и желает затащить обратно с собой и всю Францию. Знаете, как докторесса ее называет?
 
Себастьян покачал головой.
 
– Madame Rancune. Вот как хозяйка зовет ее. Madame Rancune.
 
Rancune. Это французское слово обозначало обиду или злость с немалой долей мстительности и ехидства. Девлин и раньше слышал это прозвище Марии-Терезы.
 
Мадам Злопамятность.

ПРИМЕЧАНИЯ:
(1) Баски – народ, живущий в северной Испании и юго-западной Франции. Национальная гордость басков - «эускара» (баскский язык), единственный реликтовый язык в юго-западной Европе, сохранившийся ещё с доримских времен. Его происхождение до сих пор не раскрыто, и он считается изолированным языком.
(2) C'est dommage... (фр) – Жаль...
(3) Puces (фр.) – блохи, клопы.

Вот это подарок!! Спасибо!!!