Карен Рэнни "Дьявол в килте"

А кто их не любит-то?)))
___________________________________

Tasmin,
leina,
орли,
rima,
Medik,
LUZI,
Sayra-hafize,
очаровашка,
кусочек торта,
elinor,
SOLAR,
Мечта,
Knyaghinia,
Virene,
AFIR,
Алюль,
Svetlaya-a,
Аркадия,
lea,
neos,
Moonlight,
rovena,
janemax,
Iskatel,
Танюльчик,
Jasmin,

девочки, спасибо . Балуете отзывами, балуете)). И столько новых имён... я как-то даже не ожидала, что во время некоторого перерыва в выкладке ещё столько людей заинтересуется))).
_________________

rima



Ваша правда . На поиске общего языка, по-моему, 99% романов строится))).

AFIR,



Ух-ху-ху, много будешь знать - скоро состаришься . Ружей у Рэнни мнооого понавешано, выбирай любое))).



Он же такой славный! Да самой Рэнни наверняка было бы жалко делать его реально сумасшедшим.



А вот это будет известно аж в Эпилоге.



Ближе к концу шпиёнтсва будет даже поболе)).

Svetlaya-a



Экономка там вообще много о себе возомнила. Но таки да, она имела на это некоторое право .
Что касается Терезы - очень интересный персонаж, несколько недораскрытый. Про неё вообще можно было бы отдельный роман написать.

neos



В этом часть интриги)). Не торопите события .



Там всё сойдётся, как в паззле)).
_________________

 » глава 9

Глава 9

Горничные появились после обеда. До их прихода Дэвина и Нора распаковывали дорожные сумки и приводили в порядок вещи.

Платья, туфли и украшения разместили в просторном гардеробе, а туалетные принадлежности – в ванной комнате, прилегающей к спальне. Апартаменты графини Лорн, все обитые ярким китайским шелком, были весьма просторными и помимо спальни состояли из еще двух помещений – гостиной и еще некой комнаты, предназначение которой оставалось неясным.

– Как вы считаете, зачем нужен этот… кабинет? – спросила Нора, подойдя к стоящей в дверях Дэвине.

– Не знаю, – отозвалась та, оглядывая пустую комнату. – На полу нет отметин там, где мог бы стоять стол, и здесь нет ни стульев, ни полок.

– Предыдущая графиня Лорн выращивала цветы. Может быть, как раз здесь?

– Оранжерея? – удивилась Дэвина, взглянув на служанку.

В помещении было два огромных окна во всю стену, от пола до потолка, а узенькая дверь между ними вела на небольшой залитый солнцем балкончик, просто идеально подходящий для выращивания цветов. Но сама эта комната… Шелк на стенах зрительно уменьшал ее, делая маленькой и тесной, хотя на самом деле она была довольно просторной.

– Здесь у меня будет библиотека, – решила Дэвина. – В Амброзе наверняка полно пустых книжных полок. А если нет, то уж плотник-то здесь обязательно найдется.

– Я прослежу за этим, ваша светлость, – бодро откликнулась Нора, проявив намного больше инициативы, чем когда-либо в Эдинбурге. Дэвине даже пришло в голову, что Нора уже успела познакомиться с этим самым плотником. Был ли он молодым и красивым?

Дэвина попросила, чтобы маленький столик из гостиной передвинули в будущую библиотеку и поставили между окнами. Отсюда было видно и балкончик, и открывающийся с него прекрасный вид на земли поместья, холмы и совсем уж вдали – на Бен Хеган.

Когда появились горничные, Дэвина взяла на себя труд командовать ими. Каждая из девушек взялась за края отреза и стала сворачивать отходящую от стен ткань в рулон. Нижний край шелка был приклеен к стене, и чтобы убрать его, требовалось немного больше времени, но все равно на стене оставались клочки ткани, а на ткани – кусочки штукатурки.

– Если хотите, заберите эту ткань и используйте ее по вашему усмотрению в своих комнатах, – разрешила Дэвина горничным, и почти все они обрадовались этому.

Дэвине не нужен был ни алый шелк, ни другие китайские безделушки, потому что они напоминал ей о капитуляции перед Маршаллом. Наверное, следующую дюжину лет китайский шелк будет ассоциироваться у нее с первой брачной ночью.

Она не могла поверить, что мужчина, который прошлой ночью с такой охотой соблазнил ее, а потом так нежно занимался с ней любовью, на утро повел себя как незнакомец.

– А что будет на стенах, ваша светлость? – спросила Нора.

– Наверное, их стоит покрасить, – ответила Дэвина. – Очень светлым оттенком голубого. Как яйца малиновки.

На лице Норы явственно читалось сомнение, но она ничего не предложила взамен. К закату все стены были ободраны и выглядели странно обнаженными. Дэвина отпустила служанок с большими свертками ткани.

– Передай экономке, что я подарила девушкам этот шелк, – сказала она Норе. – Я не хочу, чтобы у них были проблемы, если они вдруг захотят украсить свои комнаты.
Нора хотела что-то сказать, но сочла за лучшее промолчать и только кивнула.

Дэвина закрыла дверь за горничной, думая, не проще ли будет попросить принести сюда поднос с едой из кухни, как они сделали во время обеда. Поужинать в одиночестве будет проще, чем сидеть за столом напротив Маршалла. С другой стороны, уже второй раз есть в одиночку – плохая идея. Не может же она прятаться от мужа всю жизнь.
Даже если он будет прятаться от нее сам.

Маршалл не пригласил ее на обед и даже не поинтересовался, какие блюда она включила в меню. Вполне возможно, он был бы счастлив, если бы она уехала в числе прочих гостей. По словам одной из служанок, на протяжении всего этого дня Амброз покидали бесчисленные кареты.

Нужно ли ей было развлекать гостей? Или их в достаточной мере развлек тот факт, что ни она, ни Маршалл так и не вышли к ним ни вчера, ни сегодня?

Полная решимости, Дэвина освежила себя с помощью губки для ванной и одела соблазнительное платье персикового цвета, подходящее для задуманного как нельзя лучше. С волосами Дэвина решила ничего не делать, оставив дневную прическу. Надев серьги, подаренные ей теткой, она больше не стала ничего менять.

Дэвина рассеянно поблагодарила Нору, внутренне готовясь к противостоянию, и вышла из комнаты.

Столовая, в которую ее проводил слуга, оказалась небольшой, явно предназначенной для обедов в кругу семьи. Эта комната не была так великолепна, как комната для приемов или обеденный зал. И ничего китайского в ней так же не было.

Помещение было довольно большим и имело странную, не прямоугольную форму. Одна из стен была округлой, на ней висели охотничьи трофеи – головы оленей. Сбитый из широких досок пол был местами выщерблен. На двух стенах были нарисованы сцены охоты, а сводчатые окна четвертой стены сейчас выходили в темноту. Шесть резных стульев стояли у огромного стола, и на каждом из них было по подушечке, привязанной к сиденью и к спинке.

– Простите, – сказала Дэвина. – Я опоздала на ужин?

– Мне сказали, что вы просили принести поднос в вашу комнату.

Она улыбнулась, хотя лицо свело от злости:

– Миссис Мюррей что-то перепутала.

– Впрочем, это неважно, Дэвина. Кухня к вашим услугам.

Маршалл подошел к противоположному краю стола и выдвинул стул. Не обратив на это внимания, Дэвина подошла к месту справа от мужа. Между ними и так слишком большое расстояние, и она не увеличит его, сев так далеко от Маршалла.

Пока он возвращался на свое место, Дэвина уже устроилась на стуле, поправляя юбки. Да, это выглядело грубо, но она посчитала, что это не так важно, в чем именно переступить черту. Маршалл и так задал тон их брака.

– Насколько я понимаю, в холостяцкие времена вы сами со всем управлялись, – невозмутимо заметила Дэвина. – Но теперь у вас есть жена. Вам не кажется, что будет лучше, если мы станем есть вместе?

Маршалл приподнял бровь, но ничего не ответил.

Через минуту слуга уже положил перед ней столовые приборы и подал салфетку. Мгновением позже другой слуга поставил перед ней два кубка, целую стопку тарелок и корзиночку с теплым хлебом.

– Сегодня у нас куропатка. Рекомендую, – посоветовал Маршалл.

– Я буду то же, что и ты, – откликнулась Дэвина.

Он улыбнулся:

– У меня обычно нет аппетита. Мне хватает супа.

– Куропатка? Что ж, замечательно.

Маршаллу оставалось только кивнуть одному из слуг, и молодой человек поспешил выполнить желание молодой хозяйки.

– Насколько я понимаю, вы были заняты, – поинтересовался Маршалл.

Дэвина посмотрела на мужа:

– Вы ведь не возражаете, да?

– Вы – графиня Лорн. Вы можете делать все, что вам заблагорассудится.

– Я бы не стала злоупотреблять своим титулом, который ношу едва ли сутки. Амброз – ваш дом.

– А теперь и ваш. Я не возражаю.

– Здесь есть лишняя мебель? Та, которая сейчас не используется или просто вышла из моды? Нет ли здесь какого-нибудь чердака, где я могу кое-что для себя подобрать?

– Вы можете делать здесь все, что вашей душе угодно, Дэвина, я хочу, чтобы Амброз стал и вашим домом тоже. И это вовсе не вопрос денег. В поместье достаточно разных мастеров, которые в вашем полном распоряжении.

– Про это я уже знаю. Мне бы не помешал плотник.

– Какая же вы деловитая и непоседливая, – с улыбкой глянул на нее Маршалл.

– Мой отец говорил то же самое, – ответила Дэвина. – Но он говорил это без насмешки.

– Вам показалось, что я над вами насмехаюсь? О, простите, пожалуйста.

– Я люблю организовывать свою жизнь по определенной схеме: безотлагательные дела, которыми стоит заняться немедленно, дела, за выполнением которых надо проследить до конца дня, и все прочие проблемы, которые либо слишком сложны, либо их нельзя решить в одночасье. Каждый день нужно успевать что-нибудь сделать. Каждое мгновение жизни нужно наполнить смыслом и прожить его в полную силу.

– Вы всегда такой были?

Дэвина на мгновение задумалась над этим вопросом.

– Нет, не думаю. Смерть моего отца дала мне понять, что жизнь быстротечна. И даже если мы уверены в завтрашнем дне, он может не наступить вовсе.

– Похвальные мысли, – сказал Маршалл без тени улыбки на лице.

– Я не пример для подражания. Я нетерпелива и иной раз неблагодарна. А вообще я пытаюсь жить своей жизнью.

– И излагаете эту философию всем, кто захочет вас выслушать? – спросил он.

– Честное слово, я вообще никогда ни с кем не разговаривала о своих чувствах. Вы первый, ваша светлость.

Возможно, Маршалла не смущали их странные отношения, но Дэвине они казались непонятными. Как можно ночью ожидать близости от человека, который днем ведет себя как незнакомец? От человека, который создает правила даже для их брака? А эта легкая улыбка на его губах ужасно выводила Дэвину из себя.

– Желаю удачи во всех ваших начинаниях, – промолвил Маршалл.

Как можно быть таким бесчувственным? Как будто он к стулу обращается. Так безразлично разве что жители Эдинбурга разговаривают:

– Отличный денек, Гарнер. Полагаете, дождь будет?

– Ваши примулы великолепны, мисс Агата. Цвета в этом году очень удачные.

– Вы видели новые карандаши? У них ластик на другом конце. Настоящее открытие.

Боже мой, да она сама бормотала такие несуразности, когда нужно было что-то сказать на очередном балу. В такие моменты ей бывало невыносимо скучно.

– Пожалуйста, – Дэвина указала на его тарелку с супом, – не нужно меня ждать. Мне будет не так стыдно за то, что я прервала ваш ужин, если вы продолжите есть.

– Я просто не ждал, что вы придете.

Она кивнула, принимая оправдание Маршалла. Но все же Дэвине было чертовски интересно, что наговорила ему миссис Мюррей.

– И не нужно развлекать меня бесконечными разговорами. Иногда тишина может быть благом. Меня целый день окружали неумолкающие ни на минуту женщины, и я с удовольствием посидела бы молча.

И наступила тишина. И хотя Дэвина каждой своей клеточкой чувствовала присутствие Маршалла, это молчание не было неловким.

– Странно ощущать себя женатым, – признался вдруг Маршалл. – Я не привык к тому, что у меня теперь есть жена.

– Тогда представьте, что я гостья в вашем доме, – предложила Дэвина.

Ну да, специфическая такая гостья, с которой делят постель.

Смогут ли они так жить? Сможет ли она сама притворяться гостьей в его постели? Вполне возможно. Такова уж человеческая природа, ведь известно, что человек в любых обстоятельствах стремится к максимальному комфорту.

– Большинство гостей разъехались. Их пригласил мой дядя и он же проводил их. Осталось лишь двое, и они уедут завтра утром.

– А у вас нет друзей, которых можно было бы пригласить на свадьбу?

Маршалл положил ложку и воззрился на Дэвину так, будто она была щенком, милым, но надоедливым.

– Ладно, тогда я не буду притворяться гостьей, – продолжила девушка. – А то вы выпроводите меня вместе с остальными. И куда же мне в таком случае? Обратно в Эдинбург?

Маршалл не ответил, и между ними повисло молчание, которое Дэвина нарушила только словами благодарности слуге, принесшему ей куропатку.

Муж составлял ей компанию, пока Дэвина ела, но когда он отодвинул от себя тарелку, стало ясно, что он явно не голоден.

– У вас и правда нет аппетита? Вы больны?

Он расхохотался, и из-за этой странной реакции на ее слова Дэвина перестала есть и уставилась на него. Когда приступ неуместной веселости Маршалла прошел, Дэвина заметила:

– Кажется, в моем вопросе не было ничего смешного.

– О, напротив, моя молодая женушка, все гораздо забавнее, чем вы можете себе представить.

Дэвина отложила вилку, промокнула губы салфеткой, а затем нарочито отпила вина, прежде чем снова заговорить. Странно, но собственные жесты казались ей замедленными, будто тело само готовило ее к тому, чего пока еще не осознал разум.

– Так вы правда больны, Маршалл? – спросила она мягко. – И именно поэтому вы женились на мне – на первой попавшейся девушке, которую никогда не видели?

Он улыбнулся своей привычной полуулыбкой, к которой Дэвина уже стала привыкать. Впрочем, сейчас эта улыбка была вовсе не насмешливой.

– Я не считал необходимой личную встречу с вами, Дэвина, потому что уже получил всю нужную мне информацию.

– От вашего поверенного? Да он меня едва видел.

– Я знал, что вы совершеннолетняя, и, как мне было сказано, женщина здоровая и способная к деторождению.

– Даже не знаю, что именно я сейчас чувствую – гнев, смущение или разочарование.

– Для гнева нет причин. Напротив, большинство браков похожи на наш, – Маршалл взглянул на нее. – Ах да, я и забыл об идиллии ваших родителей. Жаль, что вы выросли с мыслью о том, что любовь – это часть брака.

– Я видела достаточно светских браков, Маршалл, – улыбнулась ему в лицо Дэвина, – чтобы не мерить всех меркой моих родителей.

– А что касается смущения, – продолжил он, – то я даже и не знаю, что могло вас смутить. Я ведь разговариваю с вами начистоту.

– А разочарование? – спросила она тихо.

– Это ваш собственный выбор, Дэвина. Я ничуть не сомневаюсь, что многие женщины посочувствуют вам, жене дьявола Амброза.

Он поднял бокал и стал внимательно разглядывать Дэвину поверх него:

– Я уважаю вас, и вам об этом известно. А вашему мужеству я аплодирую.

– Мужеству выйти за вас? Честно говоря, выбора у меня особо не было, как любит напоминать мне тетя.

– Нет, я не о нашей свадьбе, я о нашей первой брачной ночи, – Маршалл поставил бокал обратно на стол. Когда Дэвина не ответила на явную подначку, он только улыбнулся. – И о сегодняшнем утре, когда вы так настойчиво требовали, чтобы я продолжил исполнять свои супружеские обязанности.

Одно дело – сказать о чем-то Маршаллу в пылу, и совсем другое – слушать, как он дразнит ее этим. Дэвина уставилась в тарелку, ничуть не удивленная тем, что у нее тоже пропал аппетит.

– Или сегодня вечером, когда вы вошли в столовую, чтобы присоединиться ко мне.

Он хочет войны? Он ее получит! Она не будет маленькой серой мышкой из Эдинбурга, которую насильно привезли в Амброз.

Возможно, у нее были причины для опасений: мрачная экономка, загадки поместья, какие-то странные секреты, в которые ей пока не стоило совать нос, и ее не в меру загадочный муж.

Но у Дэвины было такое чувство, что стоит лишь раз испугаться – даже чего-то действительно страшного – и она будет бояться этого всю оставшуюся жизнь. Ей нужно развить в себе равнодушие, даже апатию – любое чувство, отличное от страха. Страх может полностью разрушить ее жизнь, оставив после себя лишь слезы.

Маршалл протянул руку и снова взял бокал с вином. Нарочито неспешные движения заставляли Дэвину вспоминать о прикосновениях его пальцев к ее телу. Неужели молодой муж жаждет вина больше, чем ее?

– Так вы легли со мной в постель, потому что это одна из ваших обязанностей? – спросила Дэвина.

Наконец-то ей удалось стереть ухмылку с его лица. Эту его вечную треклятую полуулыбку, означавшую, что Дэвина его забавляет и радует, как не по годам развитый малыш или симпатичный щенок.

– Должен ли я как-то отметить вашу способность шокировать меня, моя юная женушка?

– Это все, что у меня получается сделать, ваша светлость, – откликнулась Дэвина с улыбкой. – Возможно, наш брак будет именно таким: я вас буду все время раздражать, а вы меня – разочаровывать.

– Я никогда не говорил, что вы меня раздражаете, – спокойно ответил Маршалл.

– Но я все-таки должна приготовиться к тому, что вы будете меня постоянно разочаровывать?

Он снова улыбнулся и медленно поставил бокал.

– Вы меня уже достаточно отчитали, Дэвина, и напомнили о моих обязанностях как мужа и как мужчины, – его бровь снова неумолимо поползла вверх.

Н-да, менее виноватого человека Дэвина в жизни своей не видела. Вообще-то это ее забросали завуалированными упреками.

– Делайте как пожелаете, ваша светлость, – она постаралась сказать это как можно равнодушнее, хотя вовсе не испытывала равнодушия по отношению к нему.

Маршалл раздражал ее, бросал ей вызов, заставлял ее переживать такие эмоции, о существовании которых она даже не подозревала.

– Я приду к вам сегодня, Дэвина.

Она не знала, что сказать, но в словах не было необходимости, потому что Маршалл поднялся, бросил салфетку на стол и устремился прочь из столовой, даже не оглянувшись на жену.

Дэвина бездумно уставилась на еду в тарелке. Она никак не могла понять, что именно сейчас чувствует. Страх? Нет, не страх. Предвкушение? А прилично ли это испытывать?
Что ж, если нет, тогда она обречена на вечные муки. Потому что именно это чувство охватило ее сейчас. Пальцы покалывало, дыхание стало тяжелым, сердце билось как сумасшедшее, а в голове одно за другим всплывали воспоминания о вчерашней ночи.

Тетя говорила ей, что леди – настоящей леди – никогда не нужно волноваться о своем поведении. Настоящая леди такова до кончиков ногтей. Воспитанность – ее вторая натура, вежливость – ее неотъемлемое качество, но самое главное – настоящая леди никогда не выходит за границы приличий. Настоящая леди чувствует эту грань.
Эту лекцию Тереза читала ей сотни раз после того, как Дэвина «перешла черту» – так тетка называла случившийся скандал. Дэвина и до этого бунтовала и вела себя не так, как положено настоящей леди: неожиданно сбежала с бала, притворилась больной, в то время как была совершенно здорова, проехалась в омнибусе по Эдинбургу в сопровождении одной лишь горничной. Но самым вопиющим, непростительным и потрясающим общественную мораль был тот поступок, когда она легла в постель с человеком, не являвшимся ее мужем, да еще и с готовностью лишилась невинности.

Дэвина встала, не дожидаясь, пока слуга отодвинет ее стул, и ушла из столовой в свои покои. Часом позже она сидела на краю кровати и, глядя на минутную стрелку каминных часов, думала, не изменил ли тот импульсивный поступок саму ее сущность. Может быть, уже ничего нельзя поделать?

Настоящая леди не станет умирать от нетерпения, дожидаясь визита мужа. Настоящая леди сейчас лежала бы в кровати, завернувшись в простыню, благоговейно сложив руки и моля о том, чтобы эти неприятные супружеские обязанности закончились как можно скорее.

Что ж, возможно, она совсем не настоящая леди, и все попытки тетки сделать из нее таковую с треском провалились.

…От королевы требовались определенные правила поведения, и все женщины, принадлежащие высшему обществу, пытались подражать ей. Но Дэвина задавалась вопросом: неужели все общество было таким уж послушным и правильным, каким хотело казаться?

А сама Виктория?

Как странно сидеть на краю кровати имени самой королевы (24), будучи поглощенной нечистыми помыслами. Или они вовсе и не нечистые? Ходили слухи, что королева Виктория была верной женой, пока ее муж – принц-консорт (25) – не умер несколько лет назад. Не просто верной – но безумно влюбленной. Возможно, Виктория не была такой уж чопорной леди в собственной спальне. Может быть, ей настолько же нравился ее муж, принц Альберт, насколько Дэвине нравится Маршалл?

В постели все женщины равны – и королевы, и простолюдинки.

Дэвине послышались шаги за дверью и она поднялась с постели, чуть приподняв пеньюар – очередное легкомысленное творение французских портних. Когда пришло время выбирать приданое, девушка делала это скрепя сердце, зная, что иначе тетка выберет для нее что-нибудь еще более легкомысленное. Дэвина даже не пыталась представить, как она будет выглядеть во всем этом. И теперь она была похожа на желтое облако.

Этот наряд, однако, был далеко не скромен и вполне позволял разглядеть ее наготу.

Что ж, она не настоящая леди, потому что не намерена дожидаться прихода Маршалла, лежа в постели. Пусть увидит ее практически голой. А уж потом попробует развернуться и уйти.

Дэвина желала поцелуя, и не простого поцелуя. Она жаждала его поцелуя. Она хотела ощутить прикосновение его губ к своим губам, и чтобы потом его язык ворвался в ее рот. Дэвина хотела, чтобы его губы касались ее шеи, горла, грудей, чтобы его пальцы скользили по ее телу. Было что-то волшебное в том, как Маршалл занимался с ней любовью, и она хотела, чтобы это повторялось снова и снова.

И, словно в доказательство распущенности Дэвины, ее воображение стало рисовать силуэт обнаженного Маршалла: его сильную, мускулистую спину, переходящую в узкие бедра, округлые ягодицы, его длинные ноги, покрытые черными волосками. Нет, Маршалл не был чрезмерно волосатым, но, тем не менее, у него был очень мужественный вид.
Дэвина хотела оказаться в его власти, стать лишь ощущением, чувством, существом, которое живет только ради самого бытия. И когда это случится, ночь накроет мир, а Амброз укутает их своим спокойствием как одеялом, Дэвина обнимет Маршалла, поцелует его и поблагодарит прикосновением к плечу или проведет рукой по его обнаженной спине. И волшебство этого момента, их единение, робкое и несмелое, будет означать, что Дэвина больше не одинока.

Занятие любовью было не просто слиянием двух тел. Воля исчезала, как соскользнувший с плеч пеньюар. Все, что оставалось – это человеческое естество, чистое, обнаженное. И в то мгновение, предшествовавшее наслаждению, Дэвина почувствовала, что Маршалл – самый близкий человек за всю ее жизнь. Эта было то самое ощущение близости, противоположностью которому является чувство полного одиночества.

Дэвина посмотрела по сторонам. Мягко говоря, спальня выглядела чудовищно. Блестящий шелк и войлок были сорваны со стен, но следы от вывалившихся кусочков штукатурки пока не заделали, и поэтому красить стены было нельзя.

Да уж, не очень похоже на любовное гнездышко...

Не дав себе возможности передумать, Дэвина выскользнула из комнаты в коридор и дошла до двойных дверей, которые, по всей видимости, вели в покои графа.

Здесь не было лакеев, ни рядом с дверью, ни в конце коридора. Никто не смог бы помочь хозяевам поместья, если им что-нибудь понадобится посреди ночи. Было ли отсутствие слуг в этой части здания желанием Маршалла? Возможно, ее мужу просто не нравилось, чтобы кто-то ходил по коридорам мимо его двери по ночам. Или же он просто дорожил своим уединением.

Дэвина коротко постучала в дверь и через секунду постучала еще раз. Когда никто не откликнулся, она подумала, не стоит ли вернуться к себе. А если она вернется – Маршалл придет к ней сам?

Или же надо просто сидеть у себя в комнате и ждать мужа? Да, нетерпение было одним из недостатков ее характера, который, наряду с вспыльчивостью и импульсивностью, она охотно признавала. И ревностью. Раньше она не знала, что ревнива, но это было до знакомства с миссис Мюррей.

Девушка долго смотрела на дверь, а потом взялась за ручку, не ожидая, что та откроется. Удивительно, но дверь легко распахнулась, а за ней обнаружилась самая странная комната, которую Дэвина когда-либо видела, даже более странная, чем ее собственные покои.

Целую минуту она могла только стоять и смотреть, открыв рот. Покои графа были раза в два больше, чем ее. И если здесь была гостиная, наверняка она была еще больше, чем спальня, в которую попала Дэвина. Кровать стояла на возвышении, на три ступеньки выше уровня пола. С потолка свисала огромная хрустальная свечная люстра, ее прозрачные кристаллы-подвески сияли в свете настенных газовых рожков.

Самым странным было то, что стены покоев Маршалла не были отделаны шелком и не были обиты тканью, чтобы скрыть неровности штукатурки. Стены были обиты войлоком во множество слоев, от самого пола и в высоту метра на два.

Как раз по росту Маршалла.

Дэвина сделала шаг назад, сомневаясь, стоит ей остаться или уйти. Но, услышав шаги мужа, она поняла, что уходить уже поздно.

– Я был уверен, что обсуждал этот вопрос раньше, – сказал Маршалл, появившись в дверном проеме. – Возможно, в прошлый раз вы меня не расслышали, женушка, но я говорил вам, что в нашем браке присутствуют определенные правила поведения.

В своем прозрачном пеньюаре и сорочке Дэвина почувствовала себя еще более обнаженной, чем если бы была абсолютно голой. Ей казалось, что она подставила сама себя, слишком открылась, и сейчас все ее ошибки и слабости были видны как на ладони. Она почувствовала себя глупым ребенком, который пробрался куда-то, куда ему было категорически нельзя – и об этом его не раз предупреждали.

Дэвина почувствовала себя дурой. И все же любопытство взяло свое.

– Почему? – она снова оглядела комнату и потом посмотрела Маршаллу в лицо.

Его глаза сверкнули, а руки сами собой сжались в кулаки.

– Почему, Маршалл?

– Убирайся.

Всего одно слово, но оно прозвучало громом в тишине комнаты.

Дэвина развернулась и вышла из комнаты, испуганная тем, что муж пошел за ней, громко хлопнув дверью у себя за спиной. Прежде, чем она успела что-то сказать, прежде чем успела что-то объяснить, он схватил ее за плечи и прижал к стене. Дэвина попыталась вырвать руки, но он сжал ее запястья пальцами словно кандалами.

– Ваш муж – сумасшедший, женушка, – сказал Маршалл, выдыхая слова ей в ухо. – Разве вам никто этого не говорил? – его горячая щека касалась ее щеки.

Маршал так крепко удерживал ее, что Дэвина смогла лишь помотать головой. Ее кровь застыла в жилах, а биение сердца так громко отдавалось в ушах, что заглушало все остальные звуки.

Маршалл отодвинулся, улыбаясь:

– Тебе никто не говорил, что я – монстр? Дьявол? И теперь ты в аду, моя милая женушка.

Если бы Дэвина не потеряла дар речи, она обязательно попросила бы прощения за свое вторжение. Но этому мужчине не нужно было ее раскаяние. Его глаза казались горящими угольями, улыбка больше не кривила его губы, а лицо стало каменным от гнева.

– Ад, моя дорогая женушка, это когда я взываю к Господу, а он не слышит меня. Зато меня хорошо слышат мои демоны – все двадцать два сразу. Они приходят в мой собственный ад, окровавленные и безликие, без рук и без ног, иногда они приносят с собой свои головы. Знаешь, куда ты забрела сегодня, женушка моя? Добро пожаловать в мой личный ад.

– Маршалл, – это все, что она успела сказать, прежде чем его губы накрыли ее рот. Несмотря на гнев и злые слова его губы оставались нежными. Дэвина тяжело прислонилась к стене, совсем сбитая с толку.

Маршалл отпустил ее руки, и Дэвина положила ладонь ему на грудь. Секундой позже он отступил назад, и девушку поразило выражение его глаз. Во взгляде Маршалла было столько боли, что она просто не могла не прикоснуться к его лицу, погладив большим пальцем уголок рта.

Из ее глаз выкатилась одна-единственная слезинка и скользнула вниз по лицу, щекоча кожу. Дэвина даже не осознавала, что плачет.

– П-прости меня, – сказала она, слезы в голосе мешали говорить. – Мне так жаль.

– За что? За то, что ты вышла замуж за ненормального?

– Если ты сумасшедший, то пусть весь мир наполнят безумцы!

Он расхохотался, только в этом лающем смехе совсем не было веселья.

– Дэвина, ты видела меня в мои лучшие мгновения. Если и не в лучшие, то по крайней мере тогда, когда я был относительно нормален. Ты ведь не видела меня кричащим и бросающимся на стены, потому что мне кажется, будто они кровоточат. Ты не заставала меня во время приступа.

Дэвина не отвела глаза.

Да, она действительно почти ничего не знала о нем. И они занимались любовью всего один раз. Но Маршалл был добр к ней, и нежен, как, возможно, не был бы нежен ни один другой мужчина.

– Маршалл, – произнесла она мягко.

Он отодвинулся от нее еще дальше.

– Я не боюсь тебя, – сказала она. – Или ты хочешь, чтобы я тебя боялась?

– Тебе будет безопаснее бояться меня, женушка.

Она раскрыла объятья, и взгляд его глаз потеплел. Она сделала шаг к нему, а он не сдвинулся с места – ни к ней, ни от нее. Еще один шаг – и она встала рядом с ним, на цыпочках, обнимая его за шею.

Спустя пару мгновений она уже была в своей постели, в своей уродливой комнате, которая теперь вовсе не казалась ей такой уж чудовищной. Мужчина, прижимающий ее к кровати, вовсе не был монстром, он был воплощением самой мужской природы, ее муж, с болью в глазах и волшебством на кончиках пальцев.

Желтый пеньюар, который Дэвина так хотела продемонстрировать Маршаллу, исчез так быстро, что она и глазом моргнуть не успела. Краем уха она услышала треск ткани, а потом ощутила руки мужа на обнаженной коже. Его спальная сорочка полетела на пол, но Дэвина даже не успела рассмотреть телосложение Маршалла – этого безумца, дьявола и ее личного демона.

Он был рядом с ней, в постели. Прижав руку ко лбу Дэвины, Маршалл пригладил ее волосы, склонясь над ней.

– Ты этого добивалась?.. – шептал он, и слова казались ей скорее требованием, нежели вопросом.

Глядя в глаза Маршалла, Дэвина понимала, что он хотел, чтобы она уступила ему. Возможно, ему нужна была ее капитуляция в качестве компенсации за то, что она узнала про него, нарушив уединение его комнат.

– Да, – прошептала Дэвина без следа страха и сомнения, – да.

Больше между ними не было стены из слов, вопросов, протестов и неуверенности. Дэвина дрожала, но не от страха. Когда Маршалл дотронулся до внутренней стороны ее бедер, ее ноги словно сами разошлись в стороны. Когда его большой палец провел по ее соску, она прижала его руку к своей груди, словно предлагая себя его горячему жаждущему рту.

И следующий час Маршалл ничего не говорил сам и не давал ей сказать ни слова. Он гладил ее, изучал, пальцы сменялись его губами, и эти губы беззастенчиво изучали все самые тайные уголки ее тела. Когда Дэвина закрыла глаза и глубоко вдохнула, отдаваясь на волю разбуженных им чувств, Маршалл склонился над ней, шепча в ее сомкнутые веки, пока она не раскрыла глаза:

– Вернись, ко мне, Дэвина.

Она посмотрела на мужа – тот улыбался.

И неожиданно он оказался внутри нее, вторгаясь и даря при этом чудесное ощущение наполненности. Ладони Дэвины словно сами собой легли на его бедра, ногти впились в кожу. Она неосознанно притянула Маршалла к себе, сводя ноги за его спиной.

Он наклонил голову и поцеловал Дэвину, улыбаясь в ее губы, и она почувствовала себя дикой и свободной. Наслаждение охватило ее тело, расходясь волнами, пальцы на ногах поджались, дыхание стало неровным, а сердце колотилось, как сумасшедшее.

С головой окунувшись в удовольствие, Дэвина поймала себя на неожиданной мысли: если бы Маршалл и правда был дьяволом, она с удовольствием отправилась бы в ад.


___________________________________
(24) Кровать имени самой королевы – кровать Виктории – кровать с латунным или железным каркасом, без полога, вошедшая в моду в викторианскую эпоху.
(25) Принц-консорт или принц-супруг – супруг правящей королевы, за исключением тех случаев, когда он сам является королем. В случае смерти королевы принц-консорт становится просто принцем. Консортом Виктории был принц Альберт.
_________________

УРРРААААА! Спасибо Fidelia! Побежала читать.........
___________________________________

Fidelia, спасибо огромное за очередную главу!
_________________

Спасибо за классный перевод - хорошего романа!

Fidelia, какая замечательная глава! Читала затаив дыхание. Атмосфера этой недосказанности, ожидание, эмоции переданы так, что пальцы поджимались у меня,... исключительно от чтения. Спасибо большое!
Девина мне безумно импонирует! Я восхищаюсь этой девушкой, её умом, искренностью, смелостью!
В 9 главе она затмила Маршалла!
___________________________________

спасибо
_________________

Ура!!!!!! Продолжение!!!!
Fidelia спасибо большое за прекрасный перевод!!!!!!!!!
___________________________________

Cпасибо!
_________________

Спасибо!!! Перевод супер!!!
___________________________________

Fidelia, Стэйс, спасибо за повествование, благодар за качество!
Восхищена Дэвиной безконечно! Проявление непомерного эгоцентризма позволило получить сей юной особе "все о чем мечталось".


_________________

Ура! Долгожданная глава! Спасибо!

Fidelia, Стэйс! Спасибо,за новую главу.
"Женушка" идет в наступление,ура!
_________________