Fatal amour. Искупление и покаяние (ИЛР)

igera:

Доброе всем утро)))

Юля спасибо за главу! Мне тоже, как и девочкам, Илья нравится все больше и очень хочется чтобы Маша вышла за него только это уже не возможно? Да?




Очень больно было читать неужели он сможет вычеркнуть из своей жизни??? Но он прав, наверное
Машино поведение совершенно не вписывается ни в какие рамки тем более с малознакомым человеком... Она и сама это понимает, но поздно что либо исправить. Бедная, сколько на нее навалилось за последний год...


Мишель тоже непонятен, чувств у него тоже не заметно, похоть, даже Илья это понял...

Вообщем все интереснее и интереснее

...

Элинор:

Юля,спасибо за главу!
И мне Илья нравится все больше и больше))Настоящий мужчина а вот Мишель совсем мальчишка... живет сиюминутными желаниями,как и Маша кстати)
Очень интересно,что будет дальше!Ты умничка!

...

-Алиса-:

Девочки, всем доброго дня!


Смотрю, Илья Сергеевич набирает всё больше очков и приз зрительских симпатий однозначно его. Тут скорее не тараканы свою роль сыграют, а глупости, которые Маша наделает, да ещё Наталья масла в огонь подольёт. Мишенька молод слишком. Ему ведь всего 21 год. И, конечно, ему проще положиться на русский авось.

Вот тут да. Трудно Маше придётся. Нельзя не поехать, нельзя проявить слабость. Однажды уступив, как потом ходить с высоко поднятой головой.

Спасибо. Мне очень приятно, что не напрасно всё это затеяла.

Илья - человек сдержанный, но и ему не чужды эмоциональные порывы. Да, больно, да обидно признавать, что ошибся в своей избраннице. Ему нравилась в ней именно её неприступность, гордость, а тут оказалось, что Марья в его глазах - легкодоступная девица, ведь с Соколинским она никак не могла быть знакома больше двух недель. И понятно, что Мишелю простят те слабости, которые не допустимы для юной барышни.

Берег речки, сама ситуация необычная. Они же не в светской гостиной находились, отсюда и мысли, что никто не узнает, а, стало быть, не осудят. Любопытство подвело Машу, любопытство и очевидное влечение к красивому молодому человеку.

Ася, пожалуйста )))

Ира, привет. Увы, увы, в глазах Ильи она пала ниже плинтуса. Такая особа недостойна называться княгиней Урусовой. Для Ильи всё же светские условности значат довольно много. Опасается, что такая жена может уронить его реноме в глазах общества.

Вычеркнет. Сила воли у него огромная, если только не вмешаются обстоятельства (или автор )
Маше, конечно, можно посочувствовать, она никак не может привыкнуть к тому, что вся их жизнь изменилась, а девице без приданого нужно себя вести вдвойне осмотрительно, ибо кроме невинности и красоты другого сокровища нет.

Ну, какие тут чувства))) Да, он очарован красивой барышней, но есть Наталья, которую он выбрал своей невестой, он запутался, ему тоже нелегко. Он хочет во всё поступить правильно, но правильно уже не получится, он уже перешёл ту черту, когда можно было выйти без потерь из сложившейся ситуации.

Да, Даша, ты права. Мишель - мальчишка, тогда, как князь Урусов - мужчина. И, конечно, он сначала делает, а потом думает. Пока не очень хорошо у него выходит.

...

Molecule:

Однако, этот Соколинский тот еще гад. Марья Филиповна свободная барышня, ни с кем не обручена, никому обещаний не давала, потому и может позволить себя поцеловать. Мишель же обручен, почти что женат. Значит, не должен был ее целовать, даже если бы она сама напрашивалась. Но, как всегда, крайней оказывается женщина. Ее, значит, Урусов счел недостойной для себя, а Соколинский может жениться на сестре, он же беленький и пушистый. Не виноватый он, она сама пришла...

...

-Алиса-:

Так то оно так, но это с точки зрения морали современного общества. Если рассуждать с позиции общества тех времён, то вина целиком и полностью лежит на Марье. Она незамужняя девица и должна была блюсти себя, заботится о своей репутации, а она повела себя не так, как то предписывали каноны поведения для благовоспитанной барышни. Она должна была остановить его, выразить негодование, а вместо этого сама стала целовать его.

...

Molecule:

Но ведь Урусов не видел самого поцелуя? Он застал просто их вдвоем, ее полуодетую и мокрую. Ему ведь объяснили Марья и Мишель, что она упала в воду и стала тонуть, а Мишель ее спас. Такое могло с любым случиться. Зачем же сразу плохое думать. А Соколинский все равно гад. Знает, как все было, а в душе уже всю вину переложил на Марью. Не скажу, что я на стороне Марьи Филипповны. Наоборот, я считаю, что она должна была подчиниться воле отца. Но в этой ситуации она больше жертва.

...

-Алиса-:

Илья Сергеевич сделал выводы из того, что увидел: Мишель стал оправдываться, Марья глаза прятать, если бы нечего было скрывать, они вели бы себя по другому. Я и не спорю, что Мишель повёл себя непорядочно, но его извиняет то, что они не в светской гостиной находились, и по идее, никто не должен был их увидеть. А ещё молодость и излишняя порывистость. Поведи себя Марья Филипповна по другому, он бы сам её стал больше уважать и тогда точно не пришлось бы виноватых искать.

...

Калипсо:

Юлия, привет! Огромное спасибо за продолжение!

...

натали:

Юлия спасибо за проду. Очень понравился Илья Урусов умный,порядочный и благородный человек и помыслы в отношении Марии Филиповны были чисты. Хотел на ней жениться,детишек родить, но не случилось. Ну а Маша действительно повела себя уж слишком вольно, да в те времена и девки простые себя блюли,а Марья Филипповна девица из благородных,но и корила себя зато и на Соколинского в обиде,почему не сказал о невесте. Да Соколинский поступил скверно,соблазнился девичьей красой,так ведь и его понять можно,что ж если Маша позволила поцелуи, не оттолкнула, могло бы и дальше зайти. Как говорится "натура есть натура,природа есть природа". Хорошо ли,плохо ли но вот появился там Илья Урусов вовремя,а то неизвестно до чего страсть довела бы. Как же теперь Михаил выкручиваться будет?

...

Irenie:

Всем привет!

Слушай, Юля, а по поводу нашего вчерашнего разговора о Толстом и его князе Андрее... Я тут призадумалась, и хочу сказать, что у нас вырисовывается схожая ситуация - вот читаю я, и думаю, а не записал ли наш автор Илью Сергеевича в безоговорочные любимчики?
Более того, я и себя саму ловлю на мысли, что мне уже не столь интересен Мишель, сколько загадочный и мрачный Илья Сергеевич, от которого не знаешь, чего ожидать!
Хм...
Скажи мне, а всё-таки, какое твоё отношение к этому герою? К нынешнему Илье, я имею в виду, а не к тому, который был в первой версии!

Я вот соглашусь с Натали - порядочный и благородный он мужик, хотел, чтоб всё было чин-чином.

Понравилось мне окончание главы. Гроза, размышления, тоска - все дела. Прям, что надо, для нашего рыцаря печального образа!

Спасибо, Юля!

...

Элинор:

Соглашусь с Ириной. Образ Ильи намного глубже и интереснее, чем Мишеля. Мишель поверхностный безззаботный любимчик дам, в то время как образ Ильи намного красочнее. Лично для меня он однозначно самый любимый персонаж в произведении!

...

-Алиса-:

Девочки, всем доброго дня!


Пожалуйста

Илья совершил одну ошибку в самом начале. Марья Филипповна - барышня, надо заметить, тщеславная. Вот если бы он за ней поухаживал, комплименты ей говорил, попросил бы её руки, как положено, желательно на одно колено опустившись, потешил бы её самолюбие, может и ответ был бы совершенно иной, к тому же на тот момент, Марья никого и не любила, могла бы и согласиться выйти за него. Но Илья Сергеевич посчитал, что всё это сентиментальная чушь и ему князю этим заниматься не пристало и подошёл к вопросу, как делец, обговорив всё с отцом Марьи Филипповны. Ошибся он одним словом.

Конечно, поступок из ряда вон выходящий, но здесь скорее сыграло роль то, что находились они на лоне природы, так сказать, одеты были неподобающим образом, не было того окружения, что невольно сдерживает подобные порывы. Конечно, она обижена на Соколинского, не просто так же целовать себя позволила, стало быть, понравился он ей, а тут невеста совсем ни к месту.

Действительно хорошо, что Илья Сергеевич объявился, не то бы эта парочка наворотила дел, что не расхлебать потом. Впрочем, они ещё наворотят (((

Михаил-то попытается правильное решения принять, другой вопрос, позволят ли ему

Ой, не знаю, Ирочка. Пока да, явно моё сердце к нему благоволит, посмотрим, что дальше будет.

Конечно, Мишель слишком прост, он весь, как на ладони, а Илья - тёмная лошадка, вот уж действительно не знаешь чего от него ждать)))

Ира, открою тебе великую тайну. Когда начинала писать, то совершенно чётко представляла себе сюжет и развитие отношений между героями, но они (герои) засранцы такие живут совершенно своей жизнью, и на авторские первоначальные замыслы им совершенно наплевать. Ощущаю себя этаким секретарём, записывающим всё что происходит. )))
Конечно, к нынешнему Илье отношение другое, сама поражаюсь, как глубоко мне удалось влезть к нему под шкуру.

Ой, ну, когда у меня всё Чин-Чином было, вечно с ног на голову. Да и Марья Филипповна ещё та егоза, сначала делает потом думает.

Ну, вот такой он. Ничто человеческое ему не чуждо.

Даша, спасибо. Смотрю симпатии однозначно на стороне Ильи, но поглядим, как дальше будет. На что он способен, ради тех, кого любит.

...

-Алиса-:

 » Глава 8

Глава 8




Марья Филипповна проспала почти до полудня, но с наступлением нового дня все проблемы и огорчения дня вчерашнего никуда не делись. Она не могла перестать думать о том, что случилось накануне и сколько бы не гнала досадные мысли, они возвращались вновь и вновь с неизменным постоянством. «Что делать? – стучало молоточками в висках, пока она спускалась в столовую. «Что делать?» – вертелось в голове, пока намазывала маслом булку и пила обжигающе горячий чай. Увы, ответа не было.

- Как спалось нынче? - Обратилась к ней Елена Андреевна.

Марья, невидящим взглядом уставившись в окно, на вопрос матери не ответила.

- Мари, - повысила голос madame Ракитина, - ты будто не в себе нынче!

- Вы что-то сказали, маменька? – Очнулась Марья от грустных дум.

- Я сказала, что ты не в себе нынче, - повторила, поджав губы, Елена Андреевна. – Я говорю, ты меня не слышишь.

- Простите, маменька, я задумалась, - рассеянно улыбнулась Марья Филипповна. – Так о чём вы говорили?

- Письмо от Серёжи нынче утром доставили, - Елена Андреевна радостно улыбнулась. – Пишет, что на будущей седмице приедет.

- Я рада, - Марья выдавила мученическую улыбку.

Она, безусловно, соскучилась по брату, но ныне его приезд был как нельзя некстати. Серж всегда подмечал малейшие перемены в её настроении, и то, что ей удавалось скрывать от матери, от брата утаить вряд ли удастся.

- Мари, ты взяла бы Прокопыча да и съездила к Калитиным. Василий Андреевич всегда к тебе благоволил.

- Зачем? – Тихо обронила Марья, уже догадываясь, что речь вновь пойдёт о деньгах. – Сержу снова нужны деньги? – Удручённо спросила она и, не сдержавшись, добавила: – он мог бы не позволять себе подобные траты, зная, сколь мы стеснены в средствах.

- Ах! Ну, как ты можешь такое о брате говорить?! – Поджала губы Елена Андреевна. – Ты же понимаешь, что он должен соответствовать своему положению, а где же денег взять, коли жалованье сущие гроши платят.

- Bien, maman (Хорошо, мама), я съезжу к дядюшке, но ручаться могу, что денег он более не даст, - Марья встала из-за стола, намереваясь пойти переодеться в дорогу.

- Ты уж попроси его, - Елена Андреевна умоляюще взглянула на дочь. – Бог знает, отчего Василь так любит тебя, но он тебе не откажет.

Марья кивнула и пошла к себе. Ехать к Калитиным не хотелось, унизительно было просить денег, выдумывая правдоподобную причину, по которой они понадобились. Вне всякого сомнения, Василий Андреевич всегда знал, зачем нужны деньги, но всякий раз делал вид, что верит всему, что она говорит.

Mademoiselle Ракитина долго вертелась перед зеркалом, примеряя шляпку. Ленты, что удерживали ту на голове, имели весьма потрёпанный вид, и как бы она не завязывала бант, всё равно становились виды обтрёпанные поизносившиеся концы. Разозлившись, Марья сдёрнула её с головы и бросила в кресло. Настёна подала ей другую, ту, что когда-то купил князь Урусов, и которую она ни разу так и не надевала. Вздохнув, Марья водрузила её на голову и, не глядя более в зеркало, завязала ленты под подбородком. Шляпка напомнила ей о холодном презрении, которое вчера плескалось в глазах князя. Оставалось только надеяться, что Илья Сергеевич не попадётся ей нынче по дороге, а ежели и встретится, то не вспомнит о злосчастной шляпке.

После полудня стало жарко. Небольшая каурая лошадка медленно плелась по дороге, и как её не погонял Прокопыч, не желала двигаться быстрее. Дорога вилась серою пыльною лентой. Несмотря на то, что ночью прошёл довольно сильный ливень, сбивший почти весь цвет чубушника в саду, к полудню земля вновь просохла, только кое-где оставались грязные лужи в тех местах, где колеи были наиболее глубокими. Колесо коляски попало в одну такую выбоину, послышался неприятный сухой треск. Витиевато выругавшись, Прокопыч натянул вожжи, останавливая экипаж. Старик слез с козел, обошёл кругом коляску и, крякнув, нагнулся, заглядывая по днище. Задняя ось треснула и готова была вот-вот переломиться.

- Приехали, барышня, - вздохнул он и подал руку Марье Филипповне. – Далее никак нельзя. Ось поломалась.

Mademoiselle Ракитина выбралась на дорогу. Ближайшая усадьба принадлежала Урусовым. Впереди, в саженях десяти, дорога разветвлялась на две колеи и более узкая из них как раз вела в Овсянки.

Тяжело вздохнув, Марья Филипповна подобрала юбки и побрела просить о помощи. «Во истину, приключившаяся поломка – насмешка судьбы», - рассуждала Марья, медленно шагая по дороге. Широкие поля шляпки защищали лицо от палящих солнечных лучей, но это не приносило облегчения, на лбу и над верхней губой выступила испарина, кружево, окаймляющее вырез платья, раздражало нежную кожу, вчерашняя мозоль на пятке саднящей болью напомнила о себе.

Когда Марья достигла, наконец, ворот, за которыми начиналась подъездная аллея к особняку Урусовых, она совершенно выбилась из сил. В горле пересохло, казалось, что дорожная пыль покрывала её с головы до ног, она чувствовала себя грязной и липкой, а ещё нестерпимо хотелось пить. Привратник открыл ей калитку и пропустил на территорию усадьбы. В тени парковых деревьев, окаймлявших аллею, дышалось куда легче, и девушка прибавила шагу. Дворецкий приветливо улыбнулся ей и широко распахнул двери в просторный вестибюль, где, благодаря задёрнутым портьерам, царили полумрак и прохлада.

Пока дворецкий ходил с докладом, Марья Филипповна торопливо сняла шляпку и вручила её подбежавшему лакею. Остановившись перед большим, в полный рост, венецианским зеркалом, девушка расправила складки на платье, поправила чуть растрепавшиеся локоны и постаралась придать себе непринуждённый вид, улыбнувшись своему отражению приветливой улыбкой.

Дворецкий вскоре воротился и попросил её следовать за ним. Марья Филипповна, про себя молилась, чтобы Ильи Сергеевича не оказалось дома, ожидала, что её проводят в гостиную. Но слуга, пройдя через комнату, где обычно Урусовы принимали гостей, распахнул перед ней двери в кабинет хозяина поместья, после чего поклонился и исчез, плотно закрыв обе створки.

- Марья Филипповна, какая честь видеть вас у себя, - приветствовал её Илья Сергеевич, намеренно склонившись в насмешливом поклоне, словно перед особой королевской крови.

- Простите за вторжение, ваше сиятельство, - Марья постаралась удержать на лице улыбку, которую так тщательно репетировала перед зеркалом. – Я ехала к Калитиным, да у коляски ось треснула неподалёку от Овсянок.

Урусов дотянулся до колокольчика и позвонил. Тотчас явился лакей, да столь поспешно, будто стоял за дверью и только того и ждал, чтобы барин его позвал.

- Скажи, что я велел людей на дорогу отправить. Пусть коляску сюда доставят, - произнёс он, отпустив прислугу взмахом руки.

В комнате повисло тягостное молчание. Марья, стоя у дверей, не решалась пройти дальше без приглашения, а Илья Сергеевич не торопился предложить ей присесть. Облизав пересохшие губы, девушка уставилась в окно, кожей ощущая его пристальный взгляд.

- Присядьте, - тоном, каким обыкновенной отдают приказы, а не произносят просьбы, обронил он.

Марья Филипповна чуть поморщилась, но поспешила воспользоваться возможностью сесть в кресло, потому как нога ужасно болела. Вздох облегчения сорвался с её губ, когда она опустилась в твёрдое вольтеровское кресло с прямой спинкой. Илья Сергеевич вновь позвонил и распорядился, чтобы принесли холодного квасу. Князь дождался, когда его гостья утолит жажду и только после этого заговорил.

- Марья Филипповна, мне известно, что вы невысокого мнения обо мне, но позвольте вас заверить, что о том, что случилось вчера, никто не узнает.

- Благодарю вас, - mademoiselle Ракитина залилась пунцовым румянцем.

- Я не собираюсь осуждать вас, видит Бог, все мы не без греха, но хотел бы предупредить, дабы вы не питали иллюзий относительно господина Соколинского.

- Я не понимаю вас, ваше сиятельство, - пробормотала Марья. – О каких иллюзиях вы говорите?

- Нынче утром Михаил Алексеевич был у нас с визитом. Ежели вы надеялись, что он разорвёт помолвку с Натали ради ваших прекрасных глаз, то вынужден вас огорчить. Соколинский ни словом ей не обмолвился о знакомстве с вами, более того, просил подумать о том, чтобы перенести свадьбу с сентября на август. Наталья ответила согласием. Надеюсь, вы понимаете, о чём я пытаюсь толковать с вами?

Марья совсем опустила голову. Не дождавшись её ответа, Илья Сергеевич тяжело вздохнул и продолжил:

- Я хочу вас просить не искать встреч с Михаилом Алексеевичем.

Марья резко вскинула голову и посмотрела в глаза князю. Он не должен был говорить о том, в конце концов, это просто оскорбительно! Чувство вины сменилось злостью. Илья Сергеевич мгновенно ощутил в ней эту перемену. Он видел, как она нахмурилась, как тонкие складочки прорезали чистый гладкий лоб, глаза, ещё мгновение назад прятавшиеся за занавесом роскошных ресниц, ныне источали гнев и ярость. Подмечая эти перемены, Илья Сергеевич невольно залюбовался ей. Что и сказать, в гневе Марья Филипповна была удивительно хороша. У Соколинского не было шансов не поддаться этому обаянию, как нет шансов и у него самого, с удивлением отметил он. О да, в ней ощущалась натура страстная и горячая, и именно эти черты пробудили чувства к ней в его сердце. Он и сейчас любил её, и даже готов был забыть всё, что случилось, и вопреки словам, сказанным сестре, вновь просить её руки.

- Вы не должны были говорить мне этого! Это… Это оскорбительно! – Прошипела она. – Не вам решать, как мне надлежит поступить.

Урусов присел на край стола и нервным жестом ослабил галстук:

- Желаете сказать, что ваше свидание с Соколинским носило далеко не невинный характер? Ежели это так, то мне жаль вас, но спокойствие собственной сестры мне дороже вашей репутации, - он смущённо кашлянул.

Марья изо всех сил вцепилась в подлокотники кресла, дабы не выказать злости и гнева, что начали бушевать в ней после того, как Илья Сергеевич осмелился предположить, что она отдала свою невинность Соколинскому.

- Как же вы плохо думаете обо мне, Илья Сергеевич! - Язвительно улыбнулась она.

- Вы сам дали повод к тому, - парировал Урусов. – Дайте мне слово, что станете вести себя разумно.

- Нет! – Марья поднялась с кресла. – Я не дам вам такого слова!

Илья Сергеевич прищурился, черты его лица окаменели, выдавая с трудом сдерживаемый гнев. Но Марья уже не могла остановиться. Ей нестерпимо хотелось досадить ему.

- Я люблю Михаила Алексеевича, и вы не сможете мне запретить видеться с ним.

- Несмотря на то, что он не изменил своих намерений в отношении моей сестры? – Обманчиво спокойно поинтересовался князь.

Марья кивнула.

- Вы же знаете, Илья Сергеевич, я привыкла получать то, чего желаю, а нынче мне нужен Соколинский.

- Не пожалейте о своих словах, Марья Филипповна, - глядя в сторону, процедил Урусов.

Марья собиралась сказать ещё что-нибудь столь же язвительное, но в этот момент в двери кабинета Урусова постучали. Лакей доложил, что ось в экипаже mademoiselle Ракитиной заменили.

- Благодарю за помощь и гостеприимство, - холодно улыбнулась князю Марья Филипповна.

- Что ж, всего доброго, Марья Филипповна. Рад был оказаться полезен вам, - Урусов наклонил голову, прощаясь с ней.

Илья Сергеевич не пошёл её провожать. Оставшись в своём кабинете, он из окна наблюдал за тем, как mademoiselle Ракитина забралась в коляску, и та тронулась к воротам по подъездной аллее. К сожалению, он не мог счесть её слова простой угрозой. Ежели Марье Филипповне взбредёт в голову вскружить голову этому мальчишке Соколинскому, то она непременно своего добьётся. К тому же, в её положении – он самая достойная партия. Илья скрипнул зубами. Сначала ему показалось, что она осознаёт всю опасность своего положения, но заговорив о том, он лишь сам дал ей подсказку, как надобно действовать. В этом была вся mademoiselle Ракитина. Сколько он знал её, она всегда поступала наперекор всем и вся.

По дороге в Калитино Марья впала в глубокую задумчивость. Разговор с князем совершено лишил её душевного равновесия. Она вовсе не собиралась говорить с ним столь откровенно, но бешенство, овладевшее ею в тот момент, когда он взялся поучать её, совершенно затмило рассудок. Она говорила совершеннейший вздор с одной лишь целью – досадить ему. По-видимому, у неё вполне получилось желаемое, ибо даже сама, пребывая в состоянии раздражённом, не могла не заметить, как зол остался князь Урусов. Один немаловажный вывод она для себя сделала: о том, чтобы стать княгиней Урусовой, она может забыть. Илья Сергеевич явно дал понять, что более она не услышит от него предложения руки и сердца. Она даже не думала о том, чтобы выйти замуж за Соколинского, но Урусов, заговорив о том, укрепил её в намерении добиться того во чтобы то ни стало. «Да хотя бы и затем, чтобы назло!»

Василий Андреевич встретил племянницу ласково. Справился о здоровье сестры, после чего распорядился, чтобы накрывали стол. Тётушка Марьи, Ольга Прокопьевна, тоже выказала радость по случаю её приезда. В обществе дядюшки и тётушки Марья быстро оттаяла. Калитины всегда были добры к ней, может быть потому, что собственных детей они не нажили. Племянников своих они любили как родных, но более всего Марью, потому как она всегда, с самого детства, была ласкова с ними, тогда как Серж стеснялся подобных проявлений нежности.

Глядя на своих тётушку и дядюшку со стороны, Марья всегда недоумевала, как столь совершенно разных по характеру и складу ума человека уживаются вместе. Шумный, пышущий здоровьем дядя Василь слыл душой компании, тогда как Ольга Прокопьевна больших собраний не любила, светскому обществу предпочитая уединение и спокойствие собственной усадьбы, оттого Калитины редко куда выезжали и почти никого у себя не принимали.

Обеды у Калитиных всегда были сытными и долгими. На сей раз подавали щи из свежей капусты с кулебякой, за которыми последовала буженина под луком, а на третью перемену подали рябчиков. Василий Андреевич ел с большим аппетитом и, наблюдая за ним, Марья невольно улыбалась, не понимая, как такое количество пищи под силу одолеть одному человеку. Сама она едва смогла доесть щи и до сих пор гоняла по тарелке кусок буженины, щедро сдобренный сметанным соусом.

- Налей-ка вина Марье Филипповне, - приказал Калитин лакею, который тотчас поспешил исполнить приказ. – Что-то ты сегодня больно кислая, душа моя, - обратился он к племяннице.

Марья вздохнула и отложила вилку, потянувшись к бокалу с вином. Чуть пригубив терпкую мадеру из погребов Калитина, девушка отставила фужер в сторону:

- Серёжа написал, что приедет на следующей седмице.

Василий Андреевич шумно вздохнули буркнул:

- Сколько надобно?

- Две тысячи, - Марья опустила голову, в душе благодаря дядьку, что не пришлось продолжать разговор, и он сам обо всём догадался.

Калитин перевёл взгляд на своего управляющего:

- Вениамин Степанович, после обеда выдайте Марье Филипповне всю сумму.

Управляющий согласно кивнул, но при том посмотрел на юную родственницу Калитиных крайне неодобрительно.

- Когда же он за ум возьмётся?! - Посетовал Калитин, имея в виду племянника. – Эх! Мало его Филипп в отрочестве розгой потчевал. Чаще надобно было, чтобы толк вышел.

- Он не будет больше, - вступилась за брата Марья Филипповна и завела разговор на интересующую её тему: – слышали в Клементьево хозяин объявился?

- Слыхали, - усмехнулся Василий Андреевич. – Я-то старших Соколинских хорошо знал, а вот с молодым незнаком.

- Что ж вы, дядюшка? – Марья улыбнулась. – Почитай, ближайший сосед.

- Говорят, молодой Соколинский даже очень хорош собой, - хитро глядя на племянницу, вступила в разговор Ольга Прокопьевна.

- Он был у нас, - Марья залилась румянцем, - заезжал знакомиться.

- Вон оно что, - усмехнулся в усы Василий Андреевич и по-доброму заулыбался. – Приглянулся, значит.

- Слухи ходили, что он с княжной Урусовой обручён, - тихо заметила Ольга Прокопьевна, и выражение её лица тотчас сделалось грустным.

- Это не слухи, - вздохнула Марья.

- Ну, тогда и кручиниться по нему не стоит, - философски заметил Калитин. – Стало быть, не твой он. Но я не об этом с тобой говорить собирался. Твоей вины в том нет.

Марья испугалась, что дядька каким-то образом прознал, что случилось между ней и Соколинским, и пальцы её непроизвольно скомкали край скатерти. Калитин удивлённо воззрился на побледневшее лицо племянницы и заговорил поспешно, желая её успокоить:

- Мы тут с Ольгой Прокопьевной посовещались и решили, что на будущий сезон свезём тебя в Москву. Приданого большого не обещаю, но и в грязь лицом не ударим, - закончил он.

Марья поднялась со своего места, обошла стол и обняла Калитина за шею:

- Дядюшка, миленький мой, - на её глазах выступили слёзы, - как же я люблю тебя.

- Ну, полно, полно, Мари! – Растрогался Калитин. – Чай, не чужая ты нам.

Домой Марья возвращалась в куда более приподнятом настроении. Обещание дядьки внушало надежду на лучшее будущее для неё, и можно было более не думать ни о Соколинском, ни о князе Урусове. Что касается мыслей о князе, то она довольно легко выкинула их из головы, чего нельзя было сказать о размышлениях, относившихся к Михаилу Алексеевичу.

Вне всякого сомнения, она ужасно злилась на него за то, что он умолчал о своей помолвке с княжной Урусовой, ведь тогда… «Ах! Что тогда! К чему обманывать себя?» - вздохнула Марья Филипповна. Даже знай она о том, разве смогла бы остаться равнодушной к нему? Никто ещё никогда не пробуждал в ней подобных чувств, никогда она не испытывала столь томительного волнения плоти, как в его объятьях. Да что уж греха таить, она сама желала прикоснуться к нему, словно какое-то сумасшествие нашло на неё! Знала, что нельзя, но презрев все запреты, целовалась с ним, как будто в последний день на земле живёт. Надо было спасибо Урусову сказать за то, что появился столь своевременно, иначе одному Господу ведомо, куда бы завело её это временное помутнение рассудка.

Приехав домой, она отдала матери деньги и отказалась от ужина, смеясь и сетуя на то, что чересчур плотно поела у Калитиных, удалилась к себе. Вышагивая в сумерках по комнате и не зажигая свечей, Марья Филипповна словно полководец обдумывала план своей военной компании. В том, что это будет настоящая война, она нисколько не сомневалась. Мысль о том, чтобы щёлкнуть по носу гордячку-княжну и увести у неё жениха, занимала её не на шутку. Она даже нисколько не задумывалась о том, сколь дурно будет выглядеть это со стороны. Всё, что её действительно волновало, так это чтобы до конца лета стать madame Соколинской.

В окно ударился мелкий камешек, и стекло отозвалось тихим звоном. Mademoiselle Ракитина приоткрыла одну створку и высунулась на улицу. Прямо в палисаднике, среди розовых кустов, стоял незнакомый ей мальчишка.

- Барышня, - громко зашептал он, дабы она услышала со второго этажа, - мне велено вам письмо передать.

- Кем велено? – Также шёпотом, проникнувшись таинственностью, спросила Марья Филипповна.

- Барин наш велел, - отвечал мальчишка, - Михаил Алексеевич.

Марья схватилась рукой за грудь. Сердце вдруг подпрыгнуло и зачастило при мысли о том, что Илья Сергеевич ей солгал, иначе, как объяснить это письмо?

- Стой там, я спущусь сейчас, - торопливо прошептала она и, достав из шкатулки медный пятак, направилась к лестнице чёрного хода.

Вручив мальчишке плату, Марья торопливо выхватила из его рук письмо и поспешила к себе. Отослав Настёну под предлогом, что ей захотелось молока, девушка сломала восковую печать и развернула послание:

«Драгоценная Марья Филипповна. Более всего я желал бы написать, драгоценная моя Марья Филипповна, - «моя» было несколько раз подчёркнуто, - но, увы, не могу. Я - трус и подлец, потому как не нахожу в себе сил сказать всё при личной встрече и потому пишу к Вам. Я повёл себя недопустимо, но, может быть, оправданием мне будет то, что Ваша совершенная красота совсем затмила мне рассудок. Сегодня утром я был у Урусовых и просил Илью Сергеевича не судить Вас слишком строго, поскольку только на мне лежит вина за случившееся. Вашей репутации ничего нынче не угрожает, князь Урусов – человек чести, и наше нечаянное свидание с Вами останется тайной. Знали бы Вы, какою тоскою наполнено моё сердце, когда я пишу Вам эти строки. Я связан данным мною словом и не могу поступиться им, но Ваш несравненный образ навсегда останется в моей памяти и моём сердце. Жаль, что только издали я смогу любоваться Вами отныне. Я желаю Вам счастья. Вы непременно встретите человека достойного Вас, а мне лишь останется утешаться мыслью, что он будет лучше меня и составит Ваше счастье. Прощайте, Марья Филипповна. Не судите меня слишком строго. Моё сердце навеки Ваше, но, увы, моя жизнь принадлежит другой. С.М.»

Отложив письмо, Марья вытерла слёзы, струившиеся по щекам, как раз в тот момент, когда вошла Настя со стаканом молока. Горничная покосилась на шмыгавшую носом барышню, но ничего не сказав, принялась разбирать постель.

Не глядя на горничную, Марья Филипповна достала чистый лист бумаги, перо и чернильницу и присела за бобик. Перо в её руке быстро побежало по бумаге:

«Михаил Алексеевич, я не сужу Вас. Мне ли судить, коли я сама поощряла Вас. Одно лишь могу написать в своё оправдание. Никто и никогда не мог пробудить в моём сердце чувства, что захватило меня при первой же нашей встречи. Я понимаю Вас, но хочу, чтобы Вы знали, что никому более не будет принадлежать моё сердце, оно только Ваше, отныне и навсегда. Ваша М.Ф.»

Присыпав письмо песком, дабы быстрее просохли чернила, Марья помахала листом в воздухе, торопливо свернула его, залила край воском и, достав из ящика стола маленькую печать, запечатала. Спрятав запечатанное послание в тот же ящик, где хранила печать, девушка забралась в постель и закрыла глаза, как только Настёна погасила свечи.

- Настя, - остановила она горничную, когда та уже собиралась выйти, - приведи мне братца своего поутру.

Утром Марья Филипповна изъявила желание завтракать в своих покоях, сославшись на мигрень. Накрыв салфеткой два воздушных пирожных, она в нетерпении постукивала носком изящной туфельки по ножке стола, за которым сидела. В дверях без стука появилась запыхавшаяся Настасья, подталкивая вперёд себя мальчишку лет десяти.

- Входи, - Марья Филипповна поманила к себе мальчика. – Ты знаешь, где Клементьево?

Мальчишка кивнул.

- Письмо надобно снести тамошнему барину, и ни одной живой душе о том не сказывать, - строго нахмурилась она и, чуть смягчившись, добавила: – Сделаешь, награду получишь.

Марья приподняла край салфетки, показывая пирожные, и положила рядом на стол два пятака.

- Сейчас и побегу, барышня, - расплылся в щербатой улыбке мальчишка.

Марья достала письмо, вздохнула и вручила его пострелёнку. Воротился брат Настасьи ближе к полудню с ответом. Горничная вновь провела его в покои барышни, где ему отдали честно заработанное.

Mademoiselle Ракитина торопливо развернула письмо, в котором была всего одна строчка без подписи, но написанная уже хорошо знакомым ей почерком: «Завтра, у реки, со стороны леса». Улыбнувшись, Марья Филипповна поцеловала письмо и спрятала его в ящик письменного столика, после чего, весело напевая, закружилась по комнате.

...

polli:

Ох уж это желание досадить и щелкнуть по носу! Что сказать? Своими руками...

...

Элинор:

Юленька, спасибо за главу!
Ох, Марья! Что же ты делаешь? Сдался ей этот Соколинский, он ведь уже помолвлен с другой! Некрасиво чужих женихов уводить... Тем более мне ккжется, что она больше делает это не из своей симпатии к Мишелю, а просто из озорства и глупости)) Но с другой стороны, тем нтереснее что будет дальше)))
Ты умничка

...