larami:
Катя, Жанна, спасибо за новую главу!
Куин, как всегда, неподражаемо пишет диалоги - вроде и ни о чем серьезном не говорят, но только между строк, а уж юмор и второстепенные персонажи просто блестяще выписаны!
Пьеса судя по всему огонь 🔥, девчата отжигают: единорог 
TANYAGOR:
Катя, Жанна, спасибо за новую главу! Этот легкий юмор в стиле Куин неподражаем. И вы здорово передаете это в переводе!
Nadin-ka:
Какой же Дэниел все-таки замечательный. И уже влюблен. Энн приходится все время напоминать себе о том, что она должна быть очень осторожной, чтобы не повторить ошибок прошлого. Но устоять перед неотразимым обаянием Дэниэла совершенно невозможно! Кроме того, он очень тактичен, нежен и предупредителен. Как бы его не тянуло к Энн, он умеет держать себя в руках, но при этом пользуется малейшей возможностью побыть рядом с девушкой. Диалоги в столовой живые и интересные. Девчушки такие славные и умненькие. Харриет несомненно очень талантлива. Предвкушаю сцену репетиции шедевра.
katusha:
» глава 11
Шесть часов спустя, поправляя на плечах черный шарф, призванный продемонстрировать злокозненность ее персонажа, Энн вынуждена была признать, что она не может припомнить, когда получала такое удовольствие.Нелепое, абсолютно бесполезное с академической точки зрения. И все же совершенно бесподобное времяпрепровождение.
Энн было весело.
Весело. Она уже и забыла, как это бывает.
Они репетировали целый день (хотя вовсе не собирались играть «Странную и печальную трагедию лорда Не-Финстеда» перед настоящей публикой), и Энн давно перестала считать, сколько раз ей пришлось прерывать свои монологи из-за оглушительного хохота.
– Не смеешь ты чинить увечье дочери моей! – продекламировала она и замахнулась палкой.
Элизабет пригнулась.
Энн ойкнула.
– Прости! С тобой все в порядке?
– Все хорошо, – заверила Элизабет. – Просто...
– Мисс Уинтер, вы снова вышли из образа! – возмутилась Харриет.
– Я едва не ударила Элизабет, – объяснила Энн.
– Неважно.
Элизабет возмущенно ахнула.
– А мне – важно!
– Может, обойдемся без палки? – предложила Франсес.
Харриет смерила сестру презрительным взглядом и вновь обратила свое внимание на остальных актеров.
– Может, вернемся к тексту пьесы? – спросила она полным сарказма голосом.
– Конечно, – согласилась Энн, скользя глазами по листу. – Где мы остановились? Ах, вот! Не смеешь ты чинить увечье и все такое.
– Мисс Уинтер!
– Нет-нет, я еще не начала читать роль просто искала нужное место. – Тут Энн прочистила горло и взмахнула над головой палкой, держась на почтительном расстоянии от Элизабет. – Не смеешь ты чинить увечье дочери моей!
Одному Богу известно, как ей удалось при этом не расхохотаться.
– Я не хочу чинить увечье ей, – ответил лорд Уинстед, вложив в голос столько драматизма, что зарыдали бы и зрители «Друри-Лейн» (Королевский театр «Друри-Лейн» (англ. Theatre Royal, Drury Lane) — старейший из непрерывно действующих театров Великобритании. В XVII — начале XIX веков считался главным драматическим театром британской столицы.), – Хочу ее взять в жены я.
– Ни за что.
– Нет, нет и нет, мисс Уинтер! – воскликнула Харриет. – Вы совсем не огорчены!
– Конечно, не огорчена, – признала Энн. – У этой дочки с головой явно не все в порядке. Я бы на месте злой королевы была бы только рада сбыть ее с рук.
Харриет издала страдальческий вздох.
– А вот злая королева на своем месте вовсе не считает дочку ненормальной.
– Зато я считаю ее ненормальной, – встряла Элизабет.
– Но ты же дочка и есть! – возразила Харриет.
– Знаю. Целый день читаю ее реплики. Она просто идиотка.
Пока девочки препирались, лорд Уинстед подошел к Энн.
– Не нравится мне, что какой-то похотливый старикашка хочет жениться на Элизабет.
Она усмехнулась.
– Может, согласитесь поменяться ролями? – предложил он.
– С вами?
Лорд Уинстед нахмурился.
– С Элизабет.
– После того, как вы заявили, будто из меня получится идеальная злая королева? Не думаю.
Он наклонился чуть ближе:
– Не хотелось бы цепляться к словам, но я, помнится, сказал, что из вас получится идеально-злая королева.
– О да, так, несомненно, куда лучше.
И тут Энн нахмурилась:
– Вы не видели Франсес?
Лорд Уинстед склонил голову вправо.
– Кажется, она роет землю в кустах.
Энн неуверенно проследила за его взглядом.
– Роет?
– Она сказала, что пошла готовиться к следующей пьесе.
Энн непонимающе моргнула.
– К той самой, где получит роль единорога.
– Ах, да! – прыснула Энн. – Упорная девочка, правда?
Лорд Уинстед ухмыльнулся, и Энн ощутила, как внутри у нее что-то дрогнуло. Какая же обаятельная улыбка! Хитрющая, хулиганская, но с... О! Энн и сама не знала, как ее описать. Просто он – хороший человек. Достойный человек, умеющий отличить добро от зла, и неважно, насколько разбойничьими кажутся его усмешки...
Она точно знала, что он никогда ее не обидит.
А ведь даже на ее родного отца, как оказалось, нельзя было в этом смысле положиться.
– Что-то вы посерьезнели, – заметил лорд Уинстед.
Энн вернулась с небес на землю.
– Это так, просто, – быстро проговорила она, надеясь, что румянец ее не выдаст. Иногда ей приходилось напоминать себе, что этот человек не может читать ее мысли. Энн посмотрела на Харриет и Элизабет. Те все еще спорили, но уже не об уме, или отсутствия такового, у прекрасной принцессы, а...
Святые небеса! Они что, и в самом деле обсуждают кабанов?!
– Думаю, нам всем требуется отдых, – поспешила заявить Энн.
– Одно могу сказать совершенно определенно, – произнес лорд Уинстед, – играть кабана я не намерен.
– Не думаю, что вам стоит волноваться, – ответила Энн. – За эту роль, вне всяких сомнений, ухватится Франсес.
Он посмотрел ей в глаза. Она посмотрела в его. И они одновременно расхохотались, да так неудержимо, что даже Элизабет с Харриет прекратили препираться.
– Что тут смешного? – спросила Харриет, а Элизабет немедленно подозрительно добавила:
– Вы случайно не надо мной смеетесь?
– Мы смеялись над всеми сразу, – ответил лорд Уинстед, утирая с глаз слезы. – И над собой тоже.
– Я проголодалась, – выскочив из кустов, объявила Франсес. К ее платью прицепилось несколько листиков, а из волос торчал прутик. Вряд ли она хотела изобразить рог единорога, но эффект, тем не менее, получился прелестный.
– И я, – вздохнула Харриет.
– Тогда почему бы одной из вас не сбегать на кухню и не попросить собрать нам корзинку для пикника? – предложила Энн. – Нам всем хорошо бы немного подкрепиться.
– Я пойду, – предложила Франсес.
– Я с тобой, – откликнулась Харриет. – Во время ходьбы мне лучше думается.
Элизабет посмотрела на сестер, потом смерила взглядом взрослых.
– Ну знаете, я не собираюсь оставаться здесь совсем одна, – сообщила она, видимо не считая взрослых подходящей компанией. И девочки все трое весело направились в сторону дома, стремительно переходя от быстрой ходьбы к бегу наперегонки.
Энн стояла и смотрела, как ее подопечные скрываются за вершиной холма. Наверное, ей не следовало оставаться здесь наедине с лордом Уинстедом, но придумать какое бы то ни было возражение оказалось сложно. Они ведь не в помещении, да и на дворе белый день. К тому же, что самое важное, ей все это время было безумно весело, и потому придумывать возражения прямо сейчас она сочла совершенно излишним.
На лице у Энн блуждала улыбка, и ей очень не хотелось ее сгонять.
– Мне думается, вы могли бы снять свои королевские регалии, – заметил лорд Уинстед. – Никто не обязан быть злым постоянно.
Энн рассмеялась, гладя пальцами черный шарф, повязанный через плечо.
– Право, не знаю. Мне, как оказалось, нравится быть злой.
– Прекрасно вас понимаю. И даже, признаюсь, несколько завидую вашей злокозненности. Бедняге лорду Финстеду, или как там его назовут, толика коварства не помешала бы. А то парень какой-то совершенно беспомощный.
– Но в конце концов принцессу-то он завоюет, – напомнила Энн. – А вот злая королева остаток дней своих проведет на чердаке.
– Интересно, а отчего в таком случае, – тут Уинстед повернулся к Энн, картинно приподняв одну бровь, – история лорда Финстеда названа печальной? В ее странности нет ни малейший сомнений, но раз уж злая королева кончает свои дни на чердаке...
– Просто это его чердак, – перебила Энн.
– О! – казалось, лорд Уинстед изо всех сил сдерживает смех. – Это, безусловно, все меняет.
И они расхохотались. Оба. Вместе.
Опять.
– Ой, что-то я тоже проголодалась, – поспешила сообщить Энн, когда им удалось отсмеяться. – Надеюсь, девочки скоро появятся.
И тут она почувствовала, как лорд Уинстед взял ее за руку.
– А я надеюсь на их долгое отсутствие, – проговорил он негромко. И притянул Энн к себе, и она не сопротивлялась, слишком счастливая, чтобы припоминать все те приемы, с помощью которых, он вне сомнений, разобьет ей сердце.
– Я ведь говорил, что снова вас поцелую, – прошептал он.
– Вы говорили, что попытаетесь.
Он коснулся ее губ своими.
– Я знал, что у меня получится.
И снова поцеловал Энн, а она отстранилась, но лишь чуть-чуть.
– Вы, однако, самоуверены.
– Ммм-мгу. – Его губы нашли уголок ее рта, потом принялись нежно скользить по ее коже, пока она полностью не растворилась в этих прикосновениях. Голова ее откинулась назад, открывая ему доступ к нежному изгибу шеи.
Плащ Энн соскользнул, открыв кожу холодному ветерку, и Уинстед провел дорожку из поцелуем по вырезу платья, а после снова вернулся к губам.
– Бог мой, как же я хочу вас, – тихо выдохнул он и, обхватив ладонями за ягодицы, стал притягивать Энн все ближе... все выше... пока ее не охватило бешеное желание обвить его ногами. Он ведь хотел именно этого, и, помоги ей Господи, она хотела того же.
К счастью, на ней была юбка, только она, наверное, и удерживала Энн от совершенно бесстыдного поведения. И все же... когда его рука проникла ей за корсаж, Энн не протестовала. А когда его ладонь нежно погладила сосок, она лишь застонала.
Это необходимо прекратить. Вот только еще секундочку...
– Вы снились мне прошлой ночью, – прошептал Уинстед. – Хотите, я расскажу вам свой сон?
Энн помотала головой, хотя ей ужасно хотелось послушать. Но она все еще была в состоянии оценить свои силы. Дальше по этой дороге идти было нельзя. Стоит ей услышать его сон, послушать, как слова слетают с его губ и, подобно дождю, стекают по ее коже, и она захочет воплотить в жизнь каждое из них.
А ведь хотеть невозможного очень больно.
– А что снилось вам – спросил он.
– Я не вижу снов.– ответила она.
Уинстед замер, потом слегка отстранился, чтобы посмотреть на нее. Его глаза – удивительные, пронзительно-синие глаза – наполнились любопытством. И, наверное, немного погрустнели.
– Я не вижу снов, – повторила она. – Вот уже много лет. – Говоря так, Энн пожала плечами. Для нее это стало настолько привычным, что только сейчас она сообразила, насколько странным это может показаться всем остальным.
– А в детстве? – спросил он.
Энн кивнула. Раньше она не задумывалась об этом, или, скорее, не хотела думать. Но ей ничего не снилось с того самого дня восемь лет назад, когда она покинула Нортумберленд. Каждое утро, открывая глаза, она оставляла позади лишь темноту ушедшей ночи. Абсолютно пустое пространство, заполненное абсолютной пустотой. Ни единого сна. Ни единой надежды. Ни единой мечты.
Зато и никаких кошмаров.
Ей всегда казалось, что цена невелика. Достаточно и того, что беспокойство из-за Джорджа Червила с его безумным желанием отомстить донимало ее в светлое время суток.
– И вам это не кажется странным? – спросил лорд Уинстед.
– Отсутствие снов? – Она знала, что он имеет в виду, но по какой-то странной причине ей было важно произнести это вслух.
Он кивнул.
– Нет, – голос прозвучал плоско и безжизненно. Но уверенно. Возможно, отсутствие снов и необычно, но так спокойнее.
Лорд Уинстел ничего не сказал, просто посмотрел на нее так пристально, что Энн отвела взгляд. Он слишком многое замечает. Меньше чем за неделю ему удалось узнать ее лучше, чем всем остальным за восемь лет. Тревожный признак.
И опасный.
Энн неохотно высвободилась из его объятий и отступила подальше, чтобы он не смог снова привлечь ее к себе. Она наклонилась, подняла упавший на траву плащ и молча накинула его на плечи.
– Девочки уже скоро вернутся, – произнесла она, хотя и знала, что это не так. До их возвращения еще как минимум четверть часа, а то и больше.
– Тогда давайте пройдемся, – и он предложил ей руку.
Энн смерила его подозрительным взглядом.
– Не все мои действия преследуют порочные цели, – рассмеялся он. – Просто я подумал, что могу показать вам мое самое любимое место здесь в Уиппл-Хилле. – А когда Энн положила руку ему на локоть, добавил: – Мы всего в четверти мили от озера.
– А там водится рыба? – поинтересовалась Энн. Она уже и не помнила, когда в последний раз держала в руках удочку, но – Ох! – как же ей нравилось это в детстве! Они с Шарлоттой буквально в ужас приводили матушку, мечтавшую, чтобы дочери занялись чем-нибудь более женственным. Позже так и получилось. Но даже когда Энн начала сходить с ума по платьям и кружевам, да считать, сколько раз какой холостяк взглянул на какую незамужнюю барышню...
Она все равно обожала рыбалку. Настолько, что почитала за счастье чистить и потрошить рыбу. Ну и есть, конечно же. Просто восхитительный вкус у того, что ты сама поймала.
– Да, рыба там должна быть, – кивнул лорд Уинстед. – До моего отъезда ее запускали в пруд регулярно, и не могу представить, с чего бы управляющему взбрело вдруг в голову это отменить. – Видимо, глаза Энн заблестели от восторга, поскольку он понимающе улыбнулся и спросил: – Любите ловить рыбу?
– Необычайно! – вздохнула она. – Когда я была маленькой...
Фраза так и осталась незаконченной. Энн чуть было не забыла, что не стоит упоминать о своем детстве.
Даже если в нем пробудилось любопытство – а Энн была уверена, что так и произошло, – он ничем этого не выдал. Лишь когда они начали спускаться с отлогого холма к пышной купе деревьев у берега, лорд Уинстед заметил:
– В детстве я тоже любил рыбачить. Мы всегда приходили сюда с Маркусом... лордом Чаттерисом, – добавил он, поскольку было понятно, что Энн не может знать графа по имени.
Энн взглянула на открывшийся вид. Стоял восхитительный весенний день, и казалось, будто деревья, трава и кусты сотканы из тысяч оттенков зеленого цвета. Мир предстал перед ней будто бы совсем новым, обманчиво полным радостных надежд.
– Когда вы были детьми, лорд Чаттерис часто вас навещал? – спросила она, радуясь возможности переключиться на безопасную тему.
– Постоянно, – ответил лорд Уинстед. – На каникулах-то точно. К тринадцати годам я, пожалуй, ни разу не приезжал домой без него. – Они прошли еще немного, он сорвал с ветки низковисящий листок, посмотрел на него, нахмурился и наконец легким щелчком послал его в полет. Лист, кружась, полетел по воздуху, и, видимо, в кружении его было нечто завораживающее: оба они остановились и молча смотрели, как тот опускается на траву.
А потом, словно и не было этой минуты тишины, лорд Уинстед продолжил прерванный разговор.
– Семьи у Маркуса практически нет. Ни братьев, ни сестер, а мать умерла, когда он был совсем крохой.
– А отец?
– О, он с Маркусом почти не разговаривал, – ответил лорд Уинстед. Но произнес это столь небрежно, будто не было ничего естественнее, чем отец, практически не общающийся с сыном. Как это на него не похоже, подумала Энн. Не то чтобы ему было все равно, хотя... Она сама не понимала, с чего вдруг замечание Уинстеда так ее поразило. Удивилась она и тому, что успела узнать его настолько, что стала замечать подобные вещи.
Энн и удивлялась, и беспокоилась одновременно, поскольку знала: не следует слишком близко узнавать этого человека. Не ее это дело, подобная связь ведет прямиком к разбитому сердцу. Ей это известно точно, да и ему тоже.
– У них были натянутые отношения? – спросила она с неподдельным любопытством. Она лишь раз, да и то мельком, столкнулась с графом, но почему-то ей показалось, что в них есть нечто общее.
Лорд Уинстед покачал головой.
– Нет. Скорее, как мне кажется, лорду Чаттерису-старшему просто нечего было сказать.
– Собственному сыну?
Он пожал плечами.
– На самом деле подобная ситуация не редкость. Добрая половина моих одноклассников вряд ли назвала бы цвет глаз своих родителей.
– Голубые, – прошептала Энн, которую внезапно затопила огромная, удушающая волна тоски по дому. – И зеленые. – У сестер тоже глаза голубые и зеленые, но Энн удалось взять себя в руки прежде, чем произнести это вслух.
Уинстед слегка склонил голову в ее сторону, но так и не задал ни единого вопроса, за что она была ему бесконечно благодарна. Вместо этого он сказал:
– У моего отца были точно такие же глаза, как у меня.
– А у вашей матушки? – Энн встречала его мать, но не присматривалась к цвету ее глаз. Сейчас же ей хотелось, чтоб разговор вращался вокруг него. Так было проще.
К тому же все, что касалось лорда Уинстеда, внушало ей живейший интерес.
– У матушки глаза тоже голубые. Только темнее... – Тут он повернул голову и внимательно вгляделся Энн в лицо. – Но не столь темные, как ваши. Правда, должен признаться, таких глаз, как у вас, я в своей жизни не видел. Они кажутся фиолетовыми. – Он едва заметно сместил голову. – Нет, все-таки синие.
Энн улыбнулась и отвернулась. Она всегда гордилась цветом своих глаз. И все еще позволяла себе этот повод для гордыни
– Издалека они кажутся карими, – сказала она.
– Тем больше причин ценить время, проведенное с вами рядом, – прошептал лорд Уинстел.
У Энн перехватило дыхание. Она искоса посмотрела на своего собеседника, но тот уже от нее отвернулся.
– Видите озеро? – махнул он вперед свободной рукой. – Прямо за деревьями.
Энн вытянула шею, и меж древесных стволов ей удалось разглядеть серебристый блеск.
– Зимой его видно отлично, но стоит появиться листве, и оно скрывается.
– Какое красивое! – искренне произнесла Энн. Даже сейчас, когда воды почти не было видно, вид казался идиллическим. – И оно достаточно теплое, чтоб купаться?
– Не нарочно, но все мои домашние хоть однажды да ныряли в него.
Энн почувствовала, как смех защекотал ей губы.
– О, Господи!
– А некоторые так даже и неоднократно, – скромно добавил лорд Уинстед.
Энн взглянула ему в лицо. Он имел такой неотразимый, мальчишеский вид, что у нее просто перехватило дыхание. Как могла бы сложиться ее жизнь, встреть она в шестнадцать лет не Джорджа Червила, а его? Ну, или не его (ведь выйти замуж за графа, даже будучи Аннелизой Шаукросс, ей бы не удалось), но хотя бы кого-то похожего. Какого-нибудь Дэниела Смайта, или Дэниела Смита. Только непременно Дэниела. Ее Дэниела.
Он был бы наследником баронского титула, или наследником никакого титула, простым деревенским сквайром с небольшим уютным домиком, десятью акрами земли и сворой ленивых гончих.
Как бы она была счастлива! Каждую минуту своей обыкновенной жизни.
Неужели когда-то она жаждала сильных эмоций? В шестнадцать лет ей казалось, будто высшее счастье в жизни – приехать в Лондон и посетить там театр, оперу и все-все приемы, на какие только ее пригласят. Сногсшибательная молодая замужняя дама – вот как она описывала свою мечту Шарлотте.
Но все это было лишь безумием юности. Вне всякого сомнения, даже выйди она замуж за человека, который тут же отвез бы ее в Лондон и ввел в высшее общество... Вне всякого сомнения, она бы быстро от всего устала и захотела вернуться в родной Нортумберленд, где и часы словно бы тикают неторопливее, и воздух сереет от тумана, а не от чада.
Она поумнела, но поумнела слишком поздно.
– Хотите, как-нибудь на неделе пойдем порыбачим? – спросил граф, когда они подошли к кромке воды.
– О, мне бы очень этого хотелось! – слова шумной стайкой сорвались с ее губ. – И мы, разумеется, должны взять с собой девочек.
– Разумеется, – галантно согласился он.
Некоторое время они стояли молча. Энн могла бы провести целый день, просто глядя на гладкую поверхность воды. Иногда то тут, то там к поверхности всплывала рыба, и тогда вокруг нее шли круги, словно на мишени вокруг яблочка.
– Будь я мальчишкой, обязательно бросил бы камень. Всенепременно, – заметил Дэниел, как и она, пристально глядевший на воду.
Дэниел? Когда она начала думать о нем именно так?
– А будь я девочкой, сняла бы чулки и ботинки.
Он кивнул, а потом с забавной полуулыбкой признался:
– А я бы, скорее всего, столкнул вас в воду.
Энн не сводила глаз с озера.
– О, я бы потянула вас за собой.
Он хмыкнул и снова погрузился в молчание, счастливый уже тем, что может вот так смотреть на эту воду, на рыбу и плавающий у берега пух одуванчика.
– День сегодня был просто бесподобный, – тихо произнесла Энн.
– Почти, – прошептал Дэниел, и она снова оказалась в его объятиях. Он поцеловал ее, но на этот раз иначе. Не так жадно. Не так неистово. От нежности его губ у нее защемило сердце. И пусть этот поцелуй не свел ее с ума и не заставил мечтать о том, как она прижмется к нему и впустит его в себя, зато он заставил ее почувствовать необыкновенную легкость, словно она может схватить его за руку и взлететь, и летать до тех пор, пока Дэниел ее целует. Все тело Энн пело, и она поднялась на цыпочки, готовая вот-вот воспарить.
А потом он прервал поцелуй и отстранился ровно настолько, чтобы прижаться лбом к ее лбу.
– Вот, – сказал он, заключая ее лицо в ладони. – Теперь этот день бесподобен.
) 
за новую главу ! Перевод просто шикарный! 
