Февраль (исторический детектив + ИЛР)

Так кто же, всё-таки, убийца?
Арсен		0%	[ 0 ]
Габриель		12%	[ 1 ]
Гринберг		0%	[ 0 ]
Комиссар де Бриньон		0%	[ 0 ]
Нана		12%	[ 1 ]
Томас		12%	[ 1 ]
Франсуаза		62%	[ 5 ]

Всего голосов: 8 Опрос завершён. Как создать в теме новый опрос?

Irenie:

Нат, мне не хочется тебя разочаровывать, но де Бриньон Габриелю помогать явно не станет, ни при каких обстоятельствах!
Хотя, конечно, в следующей главе Жозефина предложит ему сотрудничество, чтобы вытянуть Габриеля из-под удара, но он откажется. Потому что ему соперники в таком деле не нужны, вот так-то


Ой, Лёля... Да кого убивать-то?! Из брюнеток никого не осталось больше! Или, как Юлиана говорила, весь отель кровушкой невинных забрызгать? А что, Этьена де Лакруа он зачем-то убил, стало быть, не только по брюнеткам специализируется...? Можно и доктора шведского завалить, например, чтоб не вредничал! Или Ватрушкина, чтоб не кушал много!
Но это всё шутки-шутками, а мыслишь ты, безусловно, в верном направлении - об этом в следующей главе будет! Кое-где ты угадала))))


Всё равно - голосуйте, голосуйте! Хоть какие-то догадки должны быть, правильно?
Свою кандидатуру впишите, а то там не все у меня в опроснике!


Уж не знаю, что должно случиться, чтобы она его простила Уж слишком он сильно виноват перед ней!


Да я уж тоже говорила, а бесполезно!


А может, и нет...?
Франсуаза, например, у нас темноволосая, пусть и не брюнетка, и уж точно не молодая... и мадам Вермаллен тоже темноволосая!
...и Астрид!!!! Кто-нибудь знает, как выглядит Астрид?!

...

Irenie:

 » XIV

XIV

Ландыш.
У меня мурашки по коже побежали после этих слов. Первой моей мыслью было то, что Эрнест не ошибся, когда сравнивал меня с Февралем. Мы с ним явно на одной волне, и это пугало меня до жути.
Второй моей мыслью стала старая поговорка о том, что молчание – золото. Господи, как же хорошо, что у меня хватило ума не говорить о том, что Габриэлле Вермаллен подошёл бы ландыш! Как же здорово, что я-то, в отличие от Лассарда с Габриелем, оставила свои мысли при себе!
Третья моя мысль, ровно как и все последующие, была о самом Габриеле.
Господи, он пропал! Теперь уж точно. Он признался в убийстве Габриэллы, но неожиданно выяснилось, что Габриэллу задушил всё-таки Февраль, стало быть, Габриель Гранье и есть знаменитый маньяк-убийца! Его казнят. Парижские власти, гонявшиеся за Февралем целый год, так просто ему это не оставят.
Но он же не убивал никого, не убивал! Господи, как доказать это?! И, в первую очередь, кому это доказать? Де Бриньону? Не сомневаюсь, он и так об этом знает, без моих призывов к благоразумию, слёзных уговоров одуматься и оставить Габриеля в покое. Он прекрасно знает, что Габриель всего лишь прикрывал меня, благородно взяв на себя убийство Габриэллы, которое никак не мог совершить, потому что был со мной всё это время!
Но вряд ли Эрнест станет что-то предпринимать, учитывая всё то, о чём он тут распинался предыдущие полчаса. Спасать моего любовника?! Зачем ему это, право? Поэтичные и благородные порывы, как в книгах, нечто вроде: «Я люблю тебя, Жозефина, и отпускаю – раз ты не можешь быть счастлива со мной, то будь счастлива с ним, ведь для меня достаточно того, чтобы у тебя всё было в порядке!» здесь не сработали бы. Не с Эрнестом. С кем угодно, но только не с ним.
Боюсь, что этот-то станет за меня бороться до последнего!
И не отступится, пока не получит своего.
И поэтому, когда за Робером закрылась дверь, я сказала без лишних вступлений:
- Я согласна стать твоей любовницей, если ты отпустишь Габриеля.
В номере моём повисла оглушающая тишина. Я начала задыхаться, сама не знаю, из-за чего. Простуда, о которой говорила Франсуаза, вероятно, являлась лишь одной из причин. А ещё мне не понравился взгляд Эрнеста, совсем не понравился. Нет, не в том смысле, что он опять смотрел похотливо, и собирался сказать: «О, здорово, так давай же начнём прямо сейчас, Жозефина!»
Как раз наоборот.
- О, боже мой, - только и сказал де Бриньон, качая головой.
Я упрямо не понимала его смятения и недовольства, и продолжила, вспоминая нашу вполне сносную и честную сделку с Дэвидом:
- Что ты хочешь? Ночь? Две, три? Год? До бесконечности, пока не надоем тебе? Я согласна на что угодно, Эрнест, только отпусти его! Он же не виноват ни в чём, господи, он делал это ради меня!
В другой ситуации я бы сказочно обрадовалась, что де Бриньона удалось пронять. Но не в этой. Сейчас я даже как-то расстроилась, когда он резко поднялся на ноги, едва не опрокинув мой пуфик при этом. Я поняла, что сделка наша не состоится.
Что же это, я – недостаточно хороша для него? Напрасно он так думал. За семь лет брака с Рене я научилась многим премудростям, и, несомненно, могла бы доставить этому ублюдку такое удовольствие, о котором он и не мечтал.
Зря он отказался.
- Ты так ничего и не поняла, - сказал мне де Бриньон на прощанье, и вышел, громко хлопнув дверью.
Понятия не имею, что я там должна была понять! Поджав губы, я скрестила руки на груди, и стала растерянно смотреть в стену.
Ладно, хорошо. Я солгала. Я прекрасно поняла, что означали его последние слова. Я просто не хотела в них верить. И не поверила бы ни за что на свете, не такой же я была идиоткой?
Романтичное: «Жозефина, я вижу в тебе спутницу жизни, а не любовницу на одну ночь!», было бы в духе скорее уж чуткого Габриеля Гранье, чем этого мерзавца. И пускай не строит из себя обиженного! И эти трюки с красивым уходом, с хлопнувшей дверью напоследок – пускай побережёт для тех, кто оценит их по достоинству!
Я не оценила.
И, вытянувшись на своей постели, стала думать о том, что же мне теперь делать и как спасти Габриеля? В голову приходили самые разные мысли, в том числе и чудовищные, но это исключительно из-за того, что у меня снова поднялась температура и меня начало лихорадить.
В нормальном состоянии я вряд ли додумалась бы до того, что Габриеля, находящегося под арестом сейчас, спасти может только ещё одно убийство. Февраль этого делать, ясное дело, не станет – не такой же он идиот, чтобы упустить шанс свалить свою вину на Гранье и затаиться? О, нет, он не станет безобразничать под носом у своей любимой парижской полиции! Он заляжет на дно.
Стало быть, если не он, то… нет, я всерьёз это сейчас? Господи, как голова кружится… Это всё жар. Это не я. Я не могу рассуждать таким образом, разумеется, нет!
Да и подходящих кандидатур не осталось. Эллен, принёсшая мне горячий бульон? Нет, она блондинка. Нана Хэдин? Рыжая. Астрид? Господи, как выглядит эта чёртова Астрид, может мне кто-нибудь сказать?! Не помню. Я опять забыла! Но, в любом случае, она точно не брюнетка. Графиня Вермаллен? Вероятно, была брюнеткой в прошлом, сейчас у неё серо-белые волосы, неопределённого цвета. К тому же, под категорию «молодой красавицы» она однозначно не подходит.
Оставалась Франсуаза. По крайней мере, темноволосая. Ха-ха, боже мой! Тогда уж лучше я сама. Вот только задушить саму себя у меня, к сожалению, не получится. Раздобыть фиалку и положить её рядом на подушке – это дело пяти минут, но задушиться… да ещё так, чтобы никто не заподозрил самоубийство? Дохлый номер. Господи, ну что стоило этому Февралю не душить своих жертв, а резать?! Тогда было бы значительно проще.
Нет, я, в самом деле, не всерьёз! Я просто больна. А ещё нервы ни к чёрту из-за событий последних дней, и особенно из-за того, что Габриель сейчас находится под арестом. По моей, между прочим, милости! Февраля я в расчёт не беру – этот хладнокровный ублюдок сам по себе, но ведь если бы не я, Гранье ни за что не признался бы в убийстве Габриэллы!
Я виновата перед ним. Мне и расхлёбывать эту кашу. Но начну я, пожалуй, с этого чудесного бульона, что принесла Эллен. Мне нужно набираться сил, нужно вставать на ноги после очередного падения, нужно снова продолжать эту заведомо бессмысленную борьбу…
Боже, неужели я никогда не буду счастливой?
Видимо, никогда. Ещё раз я убедилась в этом после того, как вернулся Эрнест. Хмурый, недовольный, осунувшийся, он переступил порог моего номера, и сказал Эллен, что она может быть свободной. А когда горничная ушла, спросил, не глядя на меня:
- Ты выпила лекарство?
А я-то надеялась, что он и вовсе не будет со мной разговаривать! А тут, поглядите-ка, какая трогательная забота!
Нет, не выпила, чёрт возьми! Спасибо, что напомнил. Я потянулась к прикроватному столику, не ответив на его вопрос, но едва ли не рухнула с кровати вниз. Господи, я вообще не могла нормально двигаться, до чего же я ослабла!
- Это никуда не годится, - озвучил мои мысли Эрнест, и, вновь сев на полюбившийся ему пуфик у изголовья, любезно протянул мне микстуру. Я решила его не благодарить, страшно сердитая на то, что он наблюдал мою полнейшую немощность, да ещё и смел меня в ней обвинять.
Но это ровно до тех пор, пока не выяснилось, что я стакан с водой не могу удержать в руках, чтобы запить это проклятое лекарство! Боже, ну почему именно он оказался рядом, почему не доктор или хотя бы не Франсуаза?!
Чего мне уж точно не нужно было сейчас, так это его прикосновений. Но де Бриньон особо и не спрашивал, и, как Арсен в прошлый раз, осторожно приподнял мне голову, и поднёс бокал к моим губам. Я поспешила сделать эти несколько глотков как можно скорее, чтобы свести к минимуму наши возможные телесные контакты. И когда он оставил меня в покое, я едва ли не вздохнула с облегчением.
- Зачем ты вернулся? – Спросила я чуть погодя.
- Я уже сказал тебе, что не уйду никуда, пока по отелю разгуливает убийца.
- В самом деле? А разве убийца уже не арестован? – Ехидно осведомилась я. – Ты даже не пытаешься отрицать, что не веришь в его вину! Господи, какое же ты ничтожество, Эрнест!
Можно было попытаться сказать ещё какую-нибудь гадость, и вывести его из себя. Но я боялась, что на этот раз он не уйдёт, а, в отместку, воспользуется моей беспомощностью. Я, в самом деле, думала, что он окажется способен на такое.
При этом я начисто забыла о том, что моя неспособность оказать сопротивление окажется, так же, на руку Февралю. Хладнокровный психопат, разгуливающий по отелю и убивающий женщин, волновал меня куда меньше, чем сдержанный и с виду вроде бы вполне нормальный Эрнест де Бриньон, сидевший у изголовья моей постели. Что за диво!
Если кто-то надумал обвинить меня в чрезмерной предвзятости, то спешу убедить вас в вашей неправоте – в следующую секунду Эрнест принялся раздеваться. Медленно, лениво расстёгивать пуговицы на своём полицейском мундире, сохраняя всё то же невозмутимое выражение лица, с нотками лёгкой грусти.
Я в порыве животного ужаса отползла как можно дальше, насколько это позволяла кровать и моё ослабленное тело. И спросила одними губами:
- Что ты делаешь?
Он встрепенулся, поднял голову от своих пуговиц, затем посмотрел на меня с усмешкой и сказал почти с презрением:
- Не волнуйся, Жозефина, я не притронусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь!
Да? А вчера-то я, стало быть, хотела? Изнемогала от желания, сгорала от страсти, да всё стеснялась попросить?! Ублюдок. Какой же он ублюдок!
Я, ни на секунду не успокоившись после его слов, продолжала наблюдать за его действиями. Он снял свой мундир, повесив его на спинку кресла, а сам, оставшись в одной рубашке, принялся уверенными движениями отстёгивать кобуру. А я всё смотрела и смотрела на него, дивясь про себя, когда это успел превратиться в мужчину тот голубоглазый мальчик, которого я когда-то любила.
У него были такие красивые широкие плечи! Я помню, как любила прижиматься к ним, помню, как обнимала их, в минуты нашей близости. И помню это ощущение, которого у меня прежде не было ни с кем – какое-то странное, тёплое чувство защищённости. Знаете, когда я была в его объятиях, я чувствовала себя в полнейшей безопасности. Никто не мог меня обидеть, никто не мог сделать мне больно, пока я была с ним, под его защитой!
И сейчас, совершенно неожиданно, это старое чувство вернулось. Он не обнимал меня, упаси боже, но почему-то, когда он вновь вернулся на маленький пуфик у изголовья моей постели, я почувствовала, что мне не страшен Февраль.
Мне ничто не страшно, пока рядом со мной этот человек. Он, похоже, действительно был настроен не давать меня в обиду. И уж точно не из-за безумной любви, не смейте его жалеть и сочувствовать ему! Вероятнее всего, ему просто было безгранично стыдно за мою разрушенную судьбу. И, наверное, если бы меня убили, он бы не обрадовался. Да убил не кто-то там, а тот самый Февраль, который у него за год поисков уже наверняка как кость в горле!
О, да. Это не ради меня он остался. Ради себя самого. Чтобы Февраль не унизил его очередной своей выходкой, убив последнюю брюнетку в отеле.
Успокоив себя этой мыслью, я со спокойной душой принялась ненавидеть Эрнеста дальше. А он, тем временем устало прижавшись к спинке моей кровати, закрыл глаза и сделал вид, что спит.
Я, подумав немного, решила последовать его примеру. Но не сразу. Не хочется признаваться, но не сразу. Для начала я посмотрела ещё немного на его лицо, пользуясь тем, что он об этом никогда не узнает.
А что, не имела права?! В конце концов, я любила этого человека когда-то! Неужели нельзя бросить в его сторону парочку ни к чему не обязывающих взглядов? У него были светлые жёсткие кудри, которые он коротко стриг, и непослушная чёлка, то и дело падающая на высокий, открытый лоб. Говорят, такой лоб – черта людей исключительно высокоинтеллектуальных. Не помню, где я это вычитала, у того же Фрейда, вероятно. Что ж, Эрнест де Бриньон был человеком исключительного ума, это факт.
А ещё у него были красивые широкие скулы, которые я так любила целовать раньше. Тёмные брови, тёмные ресницы, такие длинные, они почти касались щёк, сейчас, когда глаза были закрыты. Да и сами глаза у него, вообще-то, были очень красивые – исключительной, редкой красоты! Что ещё рассказать вам о его внешности? Пожалуй, ничего. Прямой нос, пепельно-русые усы, жёсткие складки у тонких губ, и квадратный подбородок, почти как у немцев, которых так любит моя Франсуаза.
Он был красив. Он был… очень красив.
Ну, а вы сомневались? Жозефина Лавиолетт знала, кому отдавала свою девственность!
С невесёлой усмешкой я отвернулась, и, обняв одну из подушек, закрыла глаза и попыталась забыться. Мне следовало бы хорошо выспаться, чтобы завтра с утра, набравшись сил, найти способ спасти Габриеля.

...

натаниэлла:

Что ж, придется рассчитывать на одну Жозефину. тем более, что настроена она весьма решительно.

спасибо за новую главу, Ирина!

...

Лелешна:

Так-так... Значит де Бриньон остался ночевать в номере Жози.
Ладно. Посмотрим, что будет дальше...
И не думаю, что Февраль угомонится. Серийные убийцы входят во вкус и теперь убивать это сродни кайфу.. Долго он таиться не сможет. (Убьет не темноволосую девушку, например .. ) Посмотрим, что дальше..
Так интересно..
Ирина, спасибо за главу!!!

...

Юлиана:

В те времена всякое случалось...

Мне тоже так показалось. По идее, должно было быть мадам Лавиолетт, а тут...

А может быть он посчитал, что именно поимкой преступников он принесет гораздо большую пользу чем попечение сиротских домов, как это было принято у дворян.

Еще одна любовница Рене? Что-то многовато, даже с его любвеобильностью и непостоянством.





Заинтриговала.



Точно!
Полностью согласна.



Вот только плакать не надо! Зачем читателю плачущий писатель?



А тебе спасибо за такой захватывающий роман, который не отпускает с самой первой строчки и все больше и больше затягивает.

Бывает!

Еще как!

Согласна.

Все возможно.

Согласна.

А она разве умерла?!

Тоже верно.

Прошлое Жозефины - Рене. Настоящее - шлейф обвинений в смерти Рене. Рене же только и делал, что уничтожал Жозефину как личность и изменял ей с каждым фонарным столбом женского пола, которые едва попадались ему на пути. Следовательно, все связано только с Рене и его личной жизнью - Жозефиной и любовницами. Но поскольку Жозефина еще пока жива (именно пока), то остается одно - любовницы.

Это как в Десяти негритятах, когда в зале играла запись голоса постороннего (11-го) и "раздавала" всем вокруг обвинения в тяжких преступлениях.



Еще одна любовь. Жозефина - это ромашки, а фиалки - какая-нибудь Адель или Генриетта, только уже не дочка бедного адвоката, а дворянка, графиня, наследница древнего, княжеского рода.

Ура! А то я подумала, что что-нибудь упустила...







Я задумалась...


Согласна полностью.

Зато так интересно!

Может ей обратить внимание на другого художника? Хотя не факт, что он не будет таким же подлецом как предыдущий и ее покойный муж.






То, что надо!

Да, жестковато. Но все равно молодец!

Обязательно получится! И не сомневайся!

...

xiomara:

Я в шоке от хода её мыслей! А Де Бриньон явно в шоке от предложения Жозефины стать ее любовником в обмен на свободу Габриеля.



Ну это она зря так о нем. Хотя он и виноват перед ней, но до такой низости он не опустится.



Ну-ну! Она так пялилась на его широкие красивые плечи и в подробностях разглядывала его лицо исключительно ради того, чтобы мы знали, как он выглядит.



Не, у убивца избирательный вкус. Он специализируется на молодых и привлекательных брюнетках. Но с другой стороны - Этьен этот совершенно не вписывается в эту схему. Что за сбой в программе?



Абсолютно без понятия. Какая-то бледная тень... Она и на глаза-то появлялась-то всего пару-тройку раз. Совершенно не запоминающаяся личность. Но с другой стороны, эта невзрачность может быть отличной маскировкой для зловещих замыслов. А если серьезно, то мне кажется, что в поиске преступника нам все же следует исходить из того, что он хоть как-то проявил себя перед нами. А то иначе было бы так, как говорилось у моего любимого Моэма. В одном из рассказов герой наставляет жену-писательницу, как писать детективы: "Меня всегда злит, когда подозрение падает на секретаря или на герцогиню, а потом оказывается, что убил младший лакей, который за все время только и сделал, что доложил: «Коляска подана». Ну это я так удочку закидываю. Но вряд ли автор ответит - он изворотлив и коварен.

Я бы скорее заподозрила Томаса Хэдина. А то он выказал такое большое участие в судьбе несчастной арестованной Жозефины, в сущности совершенно постороннего для него человека, квартиру ей предложил. Только по доброте душевной? Чёта падазрительна!

Иришка спасибо за главу! Ты здорово нас запутала! Ждем дальнейших действий Жози и Бриньона.



Он вообще собирается как-то дальше вести расследование? Или он арестовал Габриеля и успокоился? Ведь он же знает, что Габриель не убийца. Разве это не должно быть делом профессиональной чести - найти настоящего убийцу? Про запонку эту злосчастную еще ничего не ясно. Неужели нельзя было навести справки?



Юлиана, спасибо!

...

La Sorellina:

А я в опросе проголосовала знаете за кого? За Нану сама не знаю почему

...

Лелешна:

Лиля, бедная Нана.. Вроде бы добрая женщина..
И кстати, я все же думаю, что Февраль - мужчина. Чтобы задушить сила нужна не маленькая..
Хотя.. Дочитаем до конца и узнаем.

...

Irenie:

Девчата мои дорогие, всем привет!
Я сегодня пораньше! Думаю, пока есть пару минуток, выкинуть совсем коротенькую 15-ю главу, а вечером, в свой "час икс" выкинуть ещё одну, побольше!
Поглядим, что у нас получится)))


Она что-нибудь обязательно придумает! Она у нас барышня находчивая!




Конечно-конечно, всегда пожалуйста, девчата! Рада стараться для вас! Так здорово, что вы активничаете, вы у меня самые лучшие!


Хе-хе-хе... РомантИк...! Не знаю, как вам, а мне это их уединение показалось очень даже любопытным... Особенно то, как старательно Жозефина маскировала от нас и от самой себя своё искренне восхищение силой Эрнеста, его эрудицией и его мужественной красотой...


Да-да-да. Но, с другой стороны, не такой же он идиот, чтобы подставляться?!

Так что... ждём-с...


Хе-хе-хе, да это она с пылу с жару...! В горячечном бреду что только не надумаешь, тем более, она одержима идеей спасти любимого от нашего коварного комиссара!


Естественно нет! Думаю, вряд ли кто-то его в этом мог заподозрить, кроме самой Жозефины! А потому я с самого начала говорила: не полагайтесь на её мнение, не полагайтесь! Она чертовски предвзята!

Ну-ну! Она так пялилась на его широкие красивые плечи и в подробностях разглядывала его лицо исключительно ради того, чтобы мы знали, как он выглядит. [/quote]
Ох, Ксюша моя, Ксюша! Как же я хохотала над этим, ты себе не представляешь! Ну, ты совершенно правильно догадалась на её счёт! Вот только самой себе она ни за что не признается, что до сих пор не может спокойно думать об "этом мерзавце"... А уж ему-то не признается и подавно!


Да вообще...! Попутал, видать... Нет, ну а что?! Спьяну, например. Думал, это красавица-брюнетка, а тут - ОПА! - сюрпрайз!


Если автор прямо сейчас напишет, кто убийца, боюсь - а) вы мне ни за что не поверите и подумаете, что я шучу и опять отмазываюсь! и б) - задушите голыми руками и прогоните с форума до лучших дней!
Спойлерам бой!





Ну ему либо Габриеля сделать виноватым, и избавиться от соперника, либо продолжать поиски, но потерять Жозефину... Интересно, что он выберет? Но, в любом случае, он же не идиот - ну казнят Габриеля, а Февраль через некоторое время с тем же успехом продолжит дальше убивать, и что тогда? Он скажет начальству на голубом глазу (действительно, голубом, ха!) - УПС!!!! Ошибочка вышла! Не тому маковку срубили...! И... что потом? Допустим, его после такого промаха даже не выкинут из полиции взашей - неужели он думает, что Жозефина ввиду смерти Габриеля, скажет - ой, ну раз некому больше согревать мою постель, давай-ка ты возвращайся ко мне, мой любимый Эрнест...! Естественно, нет.
Короче, и комиссар наш встал перед выбором: с одной стороны, перспективы-то заманчивые, но с другой...


Зато я знаю! Убийцей всегда оказывается тот, на кого меньше всего думаешь. Так что твой голос (ах, это всё-таки была тыыыы!!!!) засчитан!


Особенно, чтобы задушить такую внушительную даму, как мадам Виттория... Лёля, ты прямо с языка сняла, в следующей главе об этом будет! Или, нет, не в следующей (она короткая совсем) - а через одну!


Догадки интересные))) Но, опять же, повторюсь - далеко не все убитые Февралем девушки были любовницами Рене Бланшара! По факту: только две. Мария Лоран, убитая в прологе, и Офелия де Виною, дочка посла. А смерть Иветты, как мы знаем, к Февралю отношение имеет весьма косвенное...

Девчата, спасибо большое вам за активность! Мне с вами так интересно, вы бы только знали! У вас такие мысли замечательные, и я рада, что вы ими со мною делитесь! Иногда ну просто в точку, да так в точку, что у меня складывается впечатление, что вы где-то уже умудрились прочитать весь роман целиком, и заранее знаете детали! А это невозможно, ибо я ещё никуда его не выкладывала полностью!))))) Какие вы у меня умницы!
Спасибо вам ещё раз, я вас очень люблю и ценю! Здорово, что у меня есть такие замечательные читательницы!

Всем ромашек!

...

Irenie:

15 глава будет ну просто непростительно мала, и совершенно не в моём стиле по объёмам (после бесконечно длинных глав "Роковой ошибки", к которым мы уже привыкли))))
Но зато - какие события в ней произойдут, какие тайны откроются!!!!

Разрекламировала, а?

...

Irenie:

 » XV

XV

Я бы сказала вам, что поутру почувствовала себя значительно лучше, если бы не проснулась рядом с Эрнестом на рассвете. Прошли те времена, когда я была счастлива просыпаться в его объятиях! Ныне это вызвало у меня сначала приступ паники, а потом неумолимого отчаяния. Я застонала в голос, скидывая с себя его руку, которой он обнимал меня во сне, а он беспокойно пошевелился, а затем открыл глаза, с недоумением оглядываясь по сторонам.
Он проспал всю ночь на этом чёртовом пуфике, прислонившись к спинке моей кровати, и обнимая… меня… Какая мерзость, боже мой! И, видимо, это он накрыл меня мягким одеялом, когда стало холодно поутру. Я, помнится, засыпала, укрывшись одной лишь только простынёй – у меня была температура, и я изнывала от жары. И сейчас, от этой его заботы мне сделалось по-настоящему тошно. Он, что, никогда не оставит меня в покое, да?
Так и будет меня мучить?
Я как раз собиралась начать это утро с какой-нибудь презрительной и обидной фразы, но мне помешал комиссар Витген, после короткого стука заглянувший в мой номер. Он искал Эрнеста, и хотела бы я знать, какой умник надоумил его искать здесь! Господи, моя репутация безнадёжно испорчена. Собственно, она и до этого не была кристально чистой…
Но мне сделалось так обидно в тот момент, когда Витген увидел нас, что я едва не расплакалась!
- Комиссар, вы мне срочно нужны, - произнёс он, как ни в чём не бывало. Будто его совсем и не тронуло то, что де Бриньон ночевал в моей спальне! С каких пор этот швейцарский сукин сын стал таким тактичным?! – Это важно. – Добавил Витген, заметив, что Эрнест не особенно торопится.
- Надеюсь, никого больше не убили за эту ночь? – Устало спросил де Бриньон, поднимаясь.
А я надеялась на обратное, представьте себе! Нехорошо, конечно, так говорить, но ещё одно убийство сняло бы подозрения с Габриеля, всю ночь проведшего под стражей взаперти. Но Витген меня не обрадовал.
- Нет, миловал господь, ничего такого, - пробормотал он, и вышел в коридор, кивнув мне то ли в знак приветствия, то ли ещё бог весть зачем. Я села на кровати, наблюдая за тем, как Эрнест надевает мундир. Перехватив мой взгляд, он сказал:
- Я ненадолго.
А я-то, можно подумать, боялась, что он уйдёт! Я нахмурилась, дабы развеять его малейшие сомнения, а сама в глубине души обрадовалась тому, что тело моё вновь меня слушается. Как только Эрнест вышел, я подскочила со своей кровати, лёгкая, как пушинка, и беззвучно подошла к двери, и прижалась к ней, обратившись в слух.
- Одна из горничных, Эллен Рейхарт, нашла вторую запонку сегодня во время утренней уборки номеров, - услышала я приглушённый голос Витгена с той стороны. – Это Гринберг.

...

Anastazia:

Я наверстала все пропущенное - ура!
Таки обвинили бедную Жозефину во всех смертных грехах. Но почему они совершенно упускаю из виду, что платок лежал в кармане??? это значит, кто-то специально его туда положил. ну явно ведь это сделала сама Габриэлла, а не убийца. А главное я поняла, что платки с инициалами это зло, никогда так не делайте, девочки
А от Габриеля теперь точно так просто не отстанут. Но, раз его считают Февралем, то нужно сначала убедиться, есть ли у него алиби на момент всех других убийств. А учитывая, что убийств было много, то где-нибудь да найдется лазейка для Габриеля
Рано паниковать, я считаю.
У Бриньона, оказывается, и правда есть оправдание, что не женился на Жози, но как-то... а поговорить с ней, объяснить все он не мог? Она должна, видите ли, сама была догадаться, почему он на другой женился. Не, все - ну нафиг этого де Бриньона, он точно герой не нашего романа
Знаешь, Ира, меня одно радует: молодых женщин в отделе больше вроде не осталось, так что и убийств не должно быть
Жозефину ведь, надеюсь, ты пощадишь?
Спасибо за главы!

...

xiomara:

Малюсенькая такая главка! Но зато интересная!

Значит, запонка Гринберга? Это не обязательно означает, что он убийца. Может, он тот возлюбленный Селины, к которому она бегала на свидание? Хотя я помню, что он сох по Габриэлле. Но в принципе одно другому не мешает - быть влюбленным в богатую аристократку, а между делом крутить амуры с миленькой горничной. Может, он просто случайно её обронил? Хотя у меня вызывало подозрение, что в одном месте рядышком были сразу две улики..

Возможно, убийца потырил запонку, чтобы бросить тень на Гринберга?



Ага, это её выдало.. Вот лично для меня, если я кого-то ненавижу и презираю, то мне глубокого параллельно, насколько длинные у него ресницы и какие красивые у него глаза..







Видно, убийца и прям тот, на кого мы и не думаем...



Это взаимно, Ириша! Ты необыкновенно интересно пишешь!! Настоящий мастер интриги!

...

Irenie:

Добрый вечер! Опять я, как и обещала!

Настя, привет! Ура-ура, молодец, что догнала! Нас ещё Юлиана догоняет - приятно знать, что вы со мной!


Хаааа, вот видишь, как здорово! Зато теперь, если вас спросят: "Ну и что полезного вы почерпнули для себя из этого романа?!" вы найдёте, что ответить!


Хотелось бы верить, что для нашего любимчика ещё есть шансы, но... ох уж этот де Бриньон! Опасно с ним связываться-то, ой опасно...


Это верно, некрасиво поступил!


Ха-ха-ха! Ооооо, ха-ха-ха! У кровожадного автора начался приступ нервического веселья!


Я отвечу коллажем!



Да ладно вам раньше времени паниковать - это ж просто красивый коллаж, и всё! Красивый же, правда?!


Из неё мы выяснили - что? Нет, с Гринбергом-то понятно всё, и с тем, что весь отель знает о якобы связи Эрнеста с Жозефиной - тоже понятно!
Но мне бы хотелось сделать акцент на то, как он о ней трогательно заботился! Ксюша, ты должна была заметить ещё в предыдущей главе (уж я-то в тебя верю, знаю, что заметила!)



А в этой коротенькой главке он тихо-мирно спал на неудобном пуфике, всю ночь провёл при ней, чтобы её никакой маньячина не обидел, да ещё и одеялком под утро укрыл!
Поклонники де Бриньона ПРОСТО ОБЯЗАНЫ УМИЛИТЬСЯ В ЭТОЙ СЦЕНЕ! Вы слышите?! Да-да, ещё как обязаны! Я, например, обожающая Габриеля, и то умилилась тому, как Эрнест был ласков с нашей колючкой-Жози, как заботился о ней, как волновался о её жизни и здоровье...


Ксюша, я скажу так: "Ты абсолютно права!" А в какой из твоих догадок - коварно не буду уточнять))) Вот такая я нехорошая!



Вот-вот! Изюминка-то именно в этом! Ксюша, держи ромашку - Как всегда, читаешь между строк, умничка ты моя!


А может и нет?! Вдруг я так следы запутываю, нарочно?!
Polli вон, молодец, уже Франсуазу вписала в опросник! Наверняка же ты вписала, Polli, а?! А?! Молодчина!) Хотя, честно говоря, мы тут, по-моему, всех уже подозревали, кроме тех, кто сейчас в опроснике засветился как потенциальный убийца... Но всё равно, молодцы! Я, естественно, не говорю - угадали или нет! )))) Давайте дальше голосовать, что такие несмелые-то?!


Ох, Ксюша, спасибо тебе большое за такие добрые слова! У меня просто улыбка до ушей, наверное, как и у любого автора, который знает, что его ценят! Мерси-мерси, я буду обязательно стараться ещё сильнее и ещё лучше!

Спасибо всем, кто со мной! Девчата, сейчас ещё одна глава будет!
А потом сбегаю в темку "Героя" я ещё и там сделаю сюрпрайз, раз уж я сегодня так разошлась!)

...

Irenie:

 » XVI

XVI

После такого заявленьица я, как вы сами понимаете, усидеть на месте не смогла. Сразу стало ясно, что Эрнест в ближайшее время не вернётся – он так и ушёл с Витгеном, спеша перехватить юного еврейчика до того, как тот спустится к завтраку. Арестовывать парня на глазах у всего отеля не хотелось ни нашей полиции, ни бернской. Шустер им потом за такое голову скрутит, и плевать он хотел на маньяка!
Я бросилась к шкафу, в надежде поскорее отыскать что-нибудь из одежды, но всё равно потратила драгоценные минуты на то, чтобы натянуть длинную чёрную юбку поверх сорочки и атласную серую рубашку с рюшами. Глядя на себя в зеркало, я застёгивала дрожащими пальцами стройный ряд мелких пуговиц и приходила в тихий ужас от этих отвратительных кругов под глазами. Ну, спала же целую ночь! Ну откуда?! Ах, да, моя болезнь… Хартброук с Франсуазой оказались правы, я чувствовала лёгкую боль в горле, и голова снова была какая-то тяжёлая, будто каменная. Но не до этого теперь! В кои-то веки мне было плевать, как я выгляжу – ну, или почти плевать?! Я, можно сказать, на бегу успела-таки пройтись пуховичком по бледным щекам, и, подцепив кончиком пальца алую помаду, размазать её по губам… И выбежала из своей комнаты, на ходу отмечая сразу две вещи: во-первых, Эрнест второпях забыл свою кобуру у меня на столе, а во-вторых, я, кажется, здорово переоценила своё состояние. Не успела я дойти до лестницы, как у меня закружилась голова, и я едва не свалилась прямо там, на ступенях! Боже, ну что за невезение?!
Я остановилась, перевела дух, и продолжила путь наверх уже спокойнее, стараясь не бежать, чтобы не сбивалось дыхание. Десяток ступеней, поворот направо, и ещё пара десятков шагов по сумеречному коридору. На этом этаже, похоже, электричество так и не починили.
На моё счастье, конвоя в коридоре не было – все собрались внутри, ребятам интересно было послушать, что же скажет взятый с поличным убийца. Так что никто не встал у меня на пути, когда я толкнула дверь и вошла. Более того, никто и не заметил поначалу моего присутствия.
Успела я к самому интересному.
- Да, я признаю, что эта запонка принадлежит мне, - говорил мсье Гринберг, нервно заламывая руки. – Я понятия не имел, что потерял её именно там, какая ирония! Если бы знал, то, можете не сомневаться, вторую немедля выбросил бы в озеро! И вы никогда не доказали бы моей причастности к этому убийству!
Я как можно тише закрыла за собой дверь, чтобы шум не привлёк к себе внимание полицейских, которых в кабинете собралась целая маленькая армия! Так же здесь был доктор Хартброук, и Томас Хэдин, вот уж неизвестно зачем! Томас, кстати, был единственным, кто заметил, что я вошла, но виду не подал, не стал выдавать меня.
Какого чёрта он-то здесь забыл?! Почему он всегда всюду суёт свой нос?! Вот что не давало мне покоя. Доктор ещё ладно, в конце концов, он помогал полиции осматривать тела убитых, но Томас… лицо частное, постороннее! Что за чудеса?
- Будете делать чистосердечное признание? – С надеждой спросил комиссар Витген. Ну, это напрасно, сразу вам скажу! Не все так отчаянно стремились за решётку, как мы с Габриелем, а по Гринбергу было видно – признаваться не станет.
- Да пошли вы к чёрту! – Взвизгнул он.
- Может, хотя бы скажете, за что вы убили всех этих девушек? – Вступил в беседу Жан Робер. А я вдруг вспомнила ту жестокую фразу, оброненную Гринбергом за столом: «Может, они заслуживали, чтобы их убили?»
Ох, господи… и эти люди живут среди нас! Ходят, улыбаются, шутят за завтраком, а сами, на досуге, душат ни в чём не повинных девушек, со святым убеждением, что те заслужили подобной участи! Я взялась за свою шею, то ли от того, что горло не на шутку разболелось, то ли от того, что представила, как он и меня душит вот этими своими тоненькими длинными пальчиками…
- Ничего я вам не скажу! – Выплюнул Гринберг с ненавистью. И откуда только взялось-то её столько в этом щуплом юном тельце? – Вы никогда ничего не докажете!
- Ваша личная вещь на месте преступления – это, по-вашему, не доказательство? – Полюбопытствовал Витген. А я чуть было не сказала ему: ну да, премилая вещичка, забытая рядом с моей шляпкой! Руководствуясь этой логикой, меня ещё позавчера должны были казнить за убийство Селины. Никакое это не доказательство, чёрт возьми!
О, боже, они, что, отпустят его?!
- Я не убивал Селину Фишер, - уже спокойнее сказал Гринберг, переводя дух. Потом посмотрел на Эрнеста, видимо, как на самого адекватного в этой честной компании, и добавил: - И Габриэллу Вермаллен я тем более не убивал!
А Соколицу? – хотела, было, спросить я. А потом посмотрела на Гринберга ещё раз и обозвала себя идиоткой. Мне захотелось привлечь к себе всеобщее внимание, и, взмахнув руками, спросить – вы не видите?! Неужели вы не видите?!
Гринберг невысок ростом, да он ниже чем я! И настолько щуплый, что я искренне сомневаюсь, что он и Селину смог бы задушить, не то, что высокую и пышную Фальконе! Ну, предположим, если Фальконе встала бы перед ним на колени, то тогда он достал бы до её шеи, но вряд ли обхватил её своими тоненькими ручками.
- Послушайте, Гринберг, отпираться бесполезно! Мы вычислили вас, и вам лучше всего будет сознаться в ваших преступлениях! – Сказал Витген свою коронную фразу, но на молодого еврейчика она не подействовала, и к совести его не воззвала. Ничуть.
- Я не убивал всех этих девушек, комиссар, - сказал он почему-то, опять же, обращаясь именно к Эрнесту, хотя тот ему пока ещё ни одного вопроса не задал. – Меня вообще не было в Париже на момент первых шести убийств! Я клянусь вам, я вовсе не тот, кого вы ищете!
- У вас нет алиби на время убийства Селины Фишер, - будто не слушая его, продолжал Витген. – Вас не было за обедом. Вы утверждаете, что были в своём номере, но, представьте себе, метрдотель Фессельбаум утверждает, что видел вас, выходящего из отеля как раз около полудня. Вернулись вы не ранее трёх. Где же вы были, Гринберг?
Да-да, милый, где ты был? Уж очень интересно знать!
- Я был в домике у реки, - упавшим голосом сказал Гринберг.
- Вот! – С победным видом воскликнул Витген. – И там же вы убили Селину Фишер?!
- Да не убивал я Селину, чёрт бы вас побрал!
Мне показалось, или он назвал её по имени так, будто они были очень близко знакомы…?
- Что вы забыли в этом месте в самый разгар обеда? – Полюбопытствовал Жан Робер.
- Я встречался там с ней, разумеется, - ядовито ответил еврейчик. – С Селиной. Я думал, вы это уже поняли!
- А потом вы убили её? – С надеждой спросил Витген.
- Да пошли вы к чёрту, Витген!!! – Взревел Гринберг, резко повернувшись к нему. – Я никого не убивал, ясно вам?!
- Откуда у вас запонки с гербом семьи де Вино? – Спросил Жан Робер. Судя по тому, что от имени французских властей говорил исключительно он, и, судя по тому, что он всякий раз бросал вопросительные взгляды на де Бриньона, я сделала вывод, что это у него нечто вроде экзамена. Эрнест, похоже, готовил себе подходящую замену, и получалось у него отменно. Жан Робер говорил коротко, вежливо, и по делу. С таким полицейским и пооткровенничать не грех!
Будь я Февралем – призналась бы ему во всём только из-за того, что он очарователен, симпатичен и румян! А ещё потому, что он милашка. Он тоже заметил меня, вслед за Томасом, но не поспешил выставлять вон, и сделал вид, что увлечён отчётом. Правда, улыбнуться мне в знак приветствия не забыл. Чудо, а не паренёк!
- Офелия подарила, - недовольно отвечал Гринберг тем временем. – В честь помолвки.
- В честь… помолвки? – С непониманием спросил Витген.
- Офелия де Вино? – Уточнил Жан. – Одна из предыдущих жертв?
И, будто невзначай достал из небольшой серой папки фотографическую карточку, и продемонстрировал её Гринбергу. Если это был очередной полицейский приём, чтобы заставить подозреваемого закричать в ужасе и сознаться, то попытка с треском провалилась. В ужасе едва ли не закричала я сама, увидев широко раскрытые глаза покойницы, неживые, остекленевшие глаза... Девушка показалась мне знакомой, что неудивительно - она была точной копией отца, Себастьяна де Вино, господина посла, который ужинал у нас раз или два. Так же мой взгляд отметил родинку на её шее, как раз над уродливым тёмным пятном от удавки - а вот Гринберг, кажется, и вовсе этого не замечал.
- Не моих жертв, прошу принять во внимание! – Подняв указательный палец, уточнил он, старательно избегая смотреть на эту жуткую фотографию. – Да, мы были помолвлены, и что с того?! Это ещё не говорит о том, что я убийца!
О, ну вот это он зря сказал. Убийца он или нет, но ему ни в коем случае не стоило признаваться в том, что он был близко знаком с одной из жертв. По своему опыту знаю, что полиция тотчас же схватится за эту версию!
И верно.
- Мотив превосходный, - резюмировал Жан Робер. – Офелия де Вино безбожно изменяла вам с Рене Бланшаром, вы узнали об этом и решили убить её из ревности!
- Я знал, что она изменяла мне с каким-то французом, но я понятия не имел, как его зва… Постойте-ка! Бланшар? Знакомая фамилия! Он, случайно, не муж той очаровательной глазастой француженки, мадам Жозефины?
О-о, это про меня! Как мило! Я тронута, что вы оценили мои глаза, мсье Гринберг!
Правда потом тот же мсье Гринберг, не меняя тона, сказал:
- Так это же очевидно! Она их всех убила! И мужа своего, и Офелию. Чтоб неповадно было изменять! И, знаете что? Правильно сделала!
Ах, теперь я всё поняла. Или почти всё? Неясно, откуда Гринберг узнал мою настоящую фамилию – Арсений, что ли, ему рассказал? Или Ватрушкин? Но это мелочи: зато я поняла, кого имел в виду Гринберг, когда сказал, что убитые девушки, вероятно, заслуживали своей участи! Офелия де Вино, его невеста, не сохранившая себя до свадьбы – это как минимум. От себя добавлю, что и покойная Иветта тоже заслуживала. И пусть её убил не Февраль, но это будет наш с вами маленький секрет, ведь в полицейских отчётах она числилась как одна из жертв.
- Долго вы будете отпираться? – Поинтересовался недовольный Витген. А Эрнест только теперь обернулся на дверь, и встретился с моим взглядом. Он нахмурился, видимо, намекая на то, что мне здесь делать нечего, но прогонять меня, однако, не стал.
- Да не убивал я никого, чёрт возьми!
- Простите, я правильно понял – пока ваша невеста изменяла вам с Бланшаром, вы решили не оставаться в долгу и отомстили ей с Селиной Фишер? – Уточнил Жан Робер, делая какие-то пометки в своих бумагах.
- Никому я не мстил! – Бедный Гринберг аж позеленел, и приподнялся со своего места, будто всерьёз надумал идти на Робера в рукопашную. Посмотрела бы я на это! Думаю, Жану с его габаритами достаточно было только дунуть, и от худосочного Гринберга и места мокрого не осталось бы! Ха. – Я любил её! По-настоящему любил! Что вы, чёрт возьми, в этом понимаете?!
Тут за дело взялся де Бриньон. Дескать, уж он-то понимает, как никто другой!
- Расскажите, как всё было, Гринберг, и мы вас отпустим, - устало произнёс он, покосившись на недовольного Витгена.
- Отпустим?! У нас улики против него, чёрт возьми! В своём ли вы уме, Эрнест?!
- Он не убивал ни свою невесту, ни Габриэллу Вермаллен, ни уж точно Витторию Фальконе, - сказал де Бриньон уверенно. И добавил, чтобы Гринберг не обольщался: - На счёт Селины Фишер не уверен, поэтому хочу послушать вашу версию того, что же произошло в тот день.
Гринберг был в ярости, что его, богатого наследника известной семьи, посмели подозревать в убийстве, но выгоды своего положения быстро оценил. Де Бриньона он, судя по всему, уважал, и раз тот пообещал ему свободу в обмен на откровения – Гринберг готов был стать послушным.
И он рассказал, почему отсутствовал на обеде.
- Я не из мести встречался с Селиной, как вы предположили, - сказал он Роберу, - к тому моменту, как мы познакомились, Офелия была уже мертва. Впервые мы встретились два месяца назад, в Люцерне. Селина гостила там у подруги, а я ездил туда по настоянию отца, обучаться живописи. Это моё хобби. Я, видите ли, тоже рисую, да...
Вот тебе и глупая песенка горничной! Не Тео имела в виду Селина, и не Габриеля! Это с самого начала был Гринберг, она пела о нём! Пока я рассуждала, он продолжал свой рассказ:
- Я влюбился в неё с первого взгляда, так иногда бывает. Я не побоялся подойти и познакомиться, хотя обычно с девушками у меня как-то не клеилось…
Отрежь к чертям свои пейсы, сделай нормальную причёску и всё у тебя получится! – хотела сказать ему я. Хороший же парень, право слово, ведь красивый же! А глаза какие чёрные – да это целых два океана, а не глаза! И губы очень чувственные, и кожа смуглая – ему бы в белое наряжаться, чтобы контраст был! Мальчик мой, будь я твоей матерью, я бы за неделю превратила бы тебя в заправского обольстителя! Но для начала откормила бы, а то больно худ.
- Она сказала, что работает горничной при отеле «Коффин», её туда дядюшка устроил, а она боялась не оправдать его надежд. Она ведь совсем недавно работала, понимаете? Около года, да и то, большую часть, когда сезон уже закончился, и постояльцев было мало. А сейчас самый разгар! Она так боялась всего, бедняжка! Особенно, как она выражалась, «этих заносчивых аристократов»! А они здесь везде! То есть, мы. Это же отель класса люкс! Я пообещал ей помочь. Например, приехать в отель под видом обычного туриста, и нахваливать её хозяевам каждый день! Это был предлог, понимаете? Только предлог, чтобы ещё раз её увидеть, чтобы снова с ней встретиться… Грубовато, может? Или, очевидно? Она-то, я думаю, сразу поняла, зачем я всё это затеял! Но, поймите же вы, мне восемнадцать лет! Я понятия не имею, что с ними делать, с этими женщинами, и как за ними ухаживать!
После этих искренних слов, никто уже и не думал скрывать своих умилённых улыбок. Даже Витген, вроде бы ещё недовольный тем, что убийце в очередной раз удалось улизнуть, и тот улыбался в усы. А уж мы-то с Томасом и вовсе растрогались до глубины души, глядя на этого милого мальчика.
- Вырваться в Швейцарию во второй раз мне удалось не сразу, - продолжал Гринберг, опустив взгляд, чтобы не видеть этих улыбок, которые его наверняка смущали, - и я боялся, что она даже не вспомнит меня! Потом мы увиделись… она шла мимо, по коридору, несла ворох простыней… Подняла взгляд… и сразу их выронила. Прямо на пол! За что, конечно, получила нагоняй от Грандека, который отирался поблизости. Я хотел как лучше, а получилось вон что, её ещё и наказали из-за меня! Боже, почему я такой неудачник? Потом я перехватил её на балконе, когда она возвращалась из прачечной, и сказал, что не могу без неё жить.
А-а, ну да, этот проходной балкон – такое романтичное место! Побуждает на признания в любви, это я тоже по себе знаю. Точнее, по Габриелю, который впервые поцеловал меня именно там. Я невольно улыбнулась.
- Она ответила взаимностью, - сказал Гринберг, качая головой, а в голосе его появилась искренняя печаль. – Я чувствовал себя самым счастливым человеком на свете! Я… мы встречались потом… часто встречались. Я искал любой повод, чтобы пересечься с ней, пусть на секунду, пусть даже в коридоре… Я настоял, чтобы меня переселили с четвёртого этажа на третий, за которым Селина была закреплена. Чтобы видеть её, когда она приходила убирать комнаты. Понимаете, я любил её! Я ценил каждое мгновение с ней!
Я подумала, что де Бриньону вовсе не обязательно смотреть на меня так, будто он подписывается под каждым словом этого мальчика, но уже в мой адрес. Эти его дурацкие намёки меня не трогали, увы. А вот Гринберга послушать было интересно:
- У меня здесь знакомые остановились, в номере на втором этаже. Они могли заподозрить о моих чувствах к Селине, и рассказать об этом моему отцу, а уж тот наверняка не пришёл бы в восторг, узнав, что его единственный наследник собрался жениться на горничной! Поэтому мне пришлось изображать пылкую страсть к Габриелле Вермаллен, что я проделывал с большим успехом две недели кряду. С Селиной же мы встречались в домике у реки. Там было тихо, и не так опасно как в отеле, там нас не могли увидеть. Я не столько боялся за себя, сколько тревожился за неё, за её репутацию!
Какой умница! Восемнадцать лет парню, а уже понимает! А де Бриньону и в тридцать два было наплевать, заходил в мою спальню как к себе домой, и не думал скрывать, что проводил там ночь! Поучился бы у Гринберга, в самом деле! Вот именно так нужно относиться к девушке, которую ты действительно любишь!
- В день, когда её убили, я сделал ей предложение, - окончательно расстроил всех собравшихся наш Ромео. Жан Робер слушал его едва ли не с раскрытым ртом, видимо, любил романтические истории, и завздыхал с тоской, когда Гринберг сказал эти самые слова.
- Теперь всё понятно, - сказал Томас, переглянувшись с де Бриньоном. Эрнест кивнул ему, но жестом попросил Гринберга закончить, всё-таки, свою историю.
- Я хотел увезти её отсюда. С собой, в Тулузу. Я сам оттуда родом, это на юге Франции.
Что, серьёзно? Бо-оже, это мальчик был до невозможного мил! И так непринуждённо объяснял четверым коренным французам, где находится Тулуза! Все заулыбались в очередной раз, из-за этой его непосредственности, а я вдруг задумалась.
Что-то не понравилось мне в его словах, но что?
Представители его нации у нас во Франции не такая уж редкость, как и в любой другой стране, так издавна повелось. С этим понятно, но… Тулуза, Тулуза… чёрт возьми! Как раз там выращивают эти злополучные фиалки, на юге Франции, в Тулузе и Парме!
Фиалки.
О, нет.
- Она боялась, что её дядя будет против, как и мои родители, - продолжал тем временем Гринберг. – И мы решили обвенчаться тайно. Сбежать, понимаете?
- Вот куда она так торопилась, - сказал мне Томас, потому что меня, помнится, этот вопрос очень волновал. Все сразу подняли головы, чтобы понять, к кому это он обращается, а Витген хмуро сказал:
- Мадам Лавиолетт, а вы здесь что делаете? Вам нельзя здесь находиться!
- Она торопилась домой, собрать чемоданчик, и сбежать вместе со мной, - продолжил Гринберг, ничуть не задетый моим неожиданным присутствием. – Я должен был ждать её у дороги, в условленном месте. Но не дождался. Я подумал, что она передумала, и в расстроенных чувствах вернулся назад, в номер, чувствуя себя раздавленным. Позже выяснилось, что до дома она так и не дошла, её убили по дороге. Но от этого мне, разумеется, не стало легче.
- Мадам Лавиолетт! – Это уже Хартброук, изо всех сил пытающийся выглядеть грозным. – Я прописал вам постельный режим! Вы меня совершенно не слушаетесь, несносная вы девчонка! Немедленно вернитесь к себе! Я провожу вас.
Я не сдержала короткого смешка: меня позабавило, как сердито пучил глаза этот смешной старичок, а ещё меня позабавило, что он назвал меня «несносной девчонкой»! Не каждый день услышишь такое от благовоспитанного англичанина.
Он взял меня под руку и едва ли не силой вывел в коридор, под одобрительным взглядом комиссара Витгена, который тоже считал, что мне нечего делать на официальном допросе. За нами следом вышел Томас Хэдин, решивший, что ничего интересного он больше не услышит. Эрнест остался вместе с остальными, к моей величайшей радости.
Как только мы очутились в коридоре, Хартброук принялся меня отчитывать:
- Мадам Жозефина, ну что это такое?! Вы как маленькая, право слово! Неужели не понимаете, что рискуете простудиться и подхватить пневмонию! Вы что, не чуете, какой здесь сквозняк?! Вам в вашем состоянии нужно лежать в покое, в тёплой постели, и приходить в себя!
И так далее в том же духе. Я нарочно замедлила ход, надеясь, что Томас Хэдин нас догонит. Так и вышло.
- Есть какие-то новости? – Спросила его я, игнорируя пламенные возгласы доктора. Который, похоже, обиделся на меня за это, ну да ладно.
- Многие вчера были обеспокоены вашим отсутствием и арестом Габриеля, - ответил Томас. – Предложения высказывались самые нелепые, но большинство не верит ни в вашу вину, ни в его. А мсье Лассард уехал этим утром.
- Уехал? – Настороженно переспросила я. Томас кивнул.
- Он сказал, что не желает больше находиться в отеле, где средь бела дня убивают достопочтенных гостей. Поклялся нажаловаться на Шустера властям, чем едва не довёл Грандека до сердечного приступа.
- Да, а мне этого Грандека потом пришлось до четырёх утра отпаивать валериановыми каплями! – Проворчал доктор Хартброук.
- Вам не кажется это подозрительным? – Спросила я Томаса. Он снова кивнул.
- С другой стороны, я бы не удивлялся тому, что постояльцы потихоньку начинают разъезжаться. Мы и сами подумываем вернуться в Лозанну. Но Лассард… вы в курсе, что у него большие финансовые затруднения? Он соблазнил жену своего начальника, а тот в отместку разорил его подчистую, и едва не пристрелил. К чему я это говорю: номер в «Коффине» был оплачен аж до сентября месяца, и он мог бы спокойно жить здесь, без лишних затрат. Ему не с руки сейчас оплачивать съёмную квартиру или другую гостиницу, а предоплату за проживание в «Коффине» ему, разумеется, не вернули.
- В результате, он потерял и деньги и жильё? – Я покачала головой. – Тогда его отъезд выглядит ещё более подозрительным!
Ровно как и то, что в ночь убийства Габриэллы я видела его в северном крыле. А ещё у него были мокрые волосы, за ужином, сразу после убийства мадам Фальконе. И про озеро говорил тоже он.
- Я вот и думаю, - в третий раз кивнул мне Томас, - а что, если на самом деле Лассард никуда не уехал?
И снова как-то зловеще прозвучал его вопрос. Я-то, например, как раз об этом не думала, мне казалось очевидным, что убийца стремился быть как можно дальше от места преступления! Тем более, после ареста Габриеля, когда на него скинут всю вину, Лассарду больше не было нужды оставаться в «Коффине». На его месте я залегла бы на дно, дождалась бы казни потенциального Поля Февраля, а потом спокойно продолжила бы убивать дальше, раз уж так неймётся. Только, подальше от Франции и Швейцарии. На всякий случай.
Я бы в соседнюю Германию перебралась, вот что! Вот где раздолье! Правда, брюнеток там ещё поискать – немки-то, по большей части, светловолосые… Так что я не знаю, что хуже: моя версия, или версия Томаса.
- Думаете, он ещё вернётся? – Спросила я с сомнением.
- Надеюсь, что нет, - хмыкнул Томас. – Но мне боязно за вас, Жозефина. Я прошу вас вспомнить о моём вчерашнем подарке и дважды подумать о своих дальнейших действиях.
Это он к тому, что полиция меня просто так не отпустит, потому что я у них всё ещё на подозрении, особенно, когда Гринберг оказался непричастен. И, чтобы мне не рисковать своей жизнью под боком у маньяка, Томас предлагал мне бежать. С одной стороны это было разумно, но с другой… с другой – я слишком хорошо знала Эрнеста.
Он меня всё равно найдёт.
И когда это случится, я горько пожалею о том, что Февраль не нашёл меня раньше.
Нет, бежать нельзя. Но Томасу, конечно, спасибо за участие. Я улыбнулась ему и кивнула, пообещав, что подумаю над его советом. Это его немного успокоило, и он, когда мы остановились у лестницы, попрощался с нами и пошёл вниз, на завтрак.
- Я бы тоже хотела спуститься к остальным, - несмело произнесла я, глядя на Хартброука.
- Вы издеваетесь надо мной, Жозефина? – С сомнением спросил меня доктор.
- Ах, милый Ричард, я прошу вас, будьте снисходительным! – Я сделала самые невинные в мире глаза и по-детски поджала губы, от всей души забавляясь.
Он, что, всерьёз намеревался устоять перед чарами настоящей француженки? Нет, правда, он думал сохранить свои стойкие убеждения под нежно-ласковым взглядом моих тёмных глаз?
Я, наверное, не говорила вам, что своего добиваться умела не только хитростью и расчётливостью? Представьте себе, я умела просить по-хорошему, как сейчас, например! Но делала я это лишь в тех случаях, когда знала, что мне не откажут.
Хартброук не отказал.
- Шерстяная кофта у вас есть? – Всё ещё строя из себя сурового лекаря, спросил Хартброук с недоверием. – А юбка тёплая? И шарф на шею повяжите, Жозефина, будьте благоразумны, берегите горло! И, вот, возьмите, таблетки. Я ещё вчера с вечера хотел вам их дать, да позабыл с этим припадочным Грандеком… И никаких прогулок на сквозняке, слышите, Жозефина? Посмотрите, что творится на улице! Я запрещаю вам выходить, вот так-то!
Я слушала его с улыбкой, почти счастливой. Давненько обо мне так никто не заботился!
- Я, может, и не полиция, чтобы посадить вас под арест, но тоже кое-что могу! – Продолжал ворчать доктор, отчего его смешные седые усы ходили ходуном. – А она всё улыбается, поглядите-ка на неё! Девчонка! Легкомысленная девчонка! Все, что ли, француженки такие беспечные?!
Не удержавшись, я расхохоталась, и, склонившись к низкорослому доктору, чмокнула его в щёку. Он тут же покраснел, но улыбку скрывать уже не мог, хотя всё ещё пытался показать, что сердится на меня.
- Вы просто прелесть, Ричард! – Сказала ему я, и, заливаясь смехом, заспешила к себе, чтобы надеть тёплую кофту и юбку, и непременно повязать шарфик, прежде чем спуститься к завтраку.

...