Нюрочек:
30.07.12 18:15
» Глава 7
Итак,
мои дорогие, не прошло и года, как мы снова в эфире!
Огромное спасибо
Вике-SIDNI за перевод
и огромнейшее, большущее, колоссальнейшее спасибо - несравненной
Тане-codeburger!
***
Глава 7 (перевод - SIDNI, редактирование - Нюрочек, codeburger)
Нет, этот человек был решительно невозможен. Дафна бросила кубики смальты, и они рассыпались по треснувшей, с щербинками поверхности мозаики. Она повернулась к герцогу:
– Я не намерена идти с вами на какие-либо компромиссы.
– Выслушайте меня. Если вы останетесь, то я не только утрою ваше жалованье, но выплачу вам еще и дополнительное вознаграждение.
Дафна презрительно фыркнула:
– Никакой это не компромисс. Вы просто убеждены, что можете купить всё, что пожелаете.
– Обычно так оно и происходит. Боюсь, это ещё одна черта, присущая всем герцогам.
Благоразумная и практичная часть Дафны едва не поддалась искушению спросить, каков размер вознаграждения, но она поборола себя.
– Вы не сможете купить меня.
– Гордые слова, мисс Уэйд. А что, если вы не отыщете свою семью? Если не найдёте мужа, с которым сможете обрести взаимную любовь и согласие, к которым так стремитесь? Что тогда? Вы не сможете вечно оставаться при Виоле.
– Тогда я найду работу. Выясню всё, что смогу, о высшем обществе и стану гувернанткой.
– У вас уже есть работа, и она намного, намного интереснее. Уверяю вас, гувернантки получают гораздо меньше, чем плачу вам я, им едва хватает их скудного заработка на весьма скромное существование. Можете поверить мне на слово, мисс Уэйд.
– Предпочитаю не верить ни единому вашему слову, ваша светлость.
– Потому что я вам не нравлюсь?
– Совершенно верно.
Энтони, казалось, ничуть не расстроился.
– Значит, если я хочу, чтобы вы остались, то мне придется стать более вам приятным и более достойным вашего расположения и доверия.
– Не тратьте попусту время. Я не останусь. Если у меня не будет иного выбора, то я найду другие раскопки. Уверена, ваша сестра знает многих состоятельных людей, чьи земли таят в себе римские развалины. И я убеждена, что некоторые из них не прочь заняться их изучением. Кажется, в сегодняшней Британии это весьма модно.
– И вы полагаете, что кто-нибудь из них наймёт вас?
– Почему бы и нет? – не сдавалась Дафна. – Вы же наняли.
– Это просто смешно, – раздраженно сказал Энтони. – Зачем отправляться в Чизвик и Лондон, когда решительно все ваши устремления могут сбыться прямо здесь? В вашем распоряжении будут воскресные дни, когда вы сможете заводить новые знакомства. Уверен, миссис Беннингтон с удовольствием представит вас горожанам.
– Как захватывающе! А вы, полагаю, согласитесь в ближайшие месяцы знакомить меня с подходящими молодыми господами из своего окружения, чтобы я смогла выбрать себе мужа?
Энтони даже глазом не моргнул.
– Если вам будет так угодно.
– О! – взбешенная, вскричала Дафна. – Вы самый эгоистичный человек из всех, кого я когда-либо знала! Если вы верите, что я приму столь нелепое предложение…
– Я заплачу вам пятьсот фунтов.
Дафна в растерянности моргнула:
– Прошу прощения?
– Оставайтесь до окончания раскопок, и я выплачу вам дополнительно ещё пятьсот фунтов.
Дафна глубоко вздохнула.
– Вы шутите. Это же огромная сумма!
– Которая составит ваше приданое. Многие пэры бедны. Вдруг так случится, что ваш дедушка – даже если он и признает вас – будет не в силах дать за вами приданое? А я предоставляю вам возможность самой его заработать. Итак, я предложил вам всё, чего вы желали. Вы останетесь?
Опустив глаза, Дафна пристально рассматривала сверкающие чёрные сапоги Энтони. Пятьсот фунтов! Столько денег она не видела никогда в жизни.
Что, если, несмотря на старания Виолы, семья матери откажется принять её? Что, если – не дай Бог! – её родители не были женаты, и она – незаконнорожденная? Дафна не слишком хорошо знала виконтессу и не могла быть уверена, как та поступит в сих вероятных ситуациях. Что, если она снова останется одна? Без денег и поддержки?
Ей вспомнился тёмный крошечный гостиничный номер в Танжере, где она прожила два месяца после кончины отца. Денег после сэра Генри Уэйда почти не осталось. Чтобы наскрести на жизнь, ей пришлось продать папины книги и рабочие инструменты. И когда вырученных дирхамов оставалось на одну только неделю, пришло письмо от поверенного дедушки. Письмо, лишившее ее всяких надежд. Никогда в жизни Дафна не была так напугана. Единственное, что у неё имелось, это маленький саквояж с одеждой и два билета до Англии, оплаченные герцогом Тремором.
Прежде, до этих двух месяцев одиночества и отчаяния в Танжере, ей никогда не приходило в голову, сколь пугающим местом может оказаться мир для женщины, у которой нет ни семьи, ни сбережений. Нет никого, к кому она могла бы обратиться за помощью. Тогда она лишь чудом избежала нищеты. Дафна не хотела вновь оказаться в столь опасном положении.
Энтони ждал. Мучительно пытаясь решиться, Дафна чувствовала на себе его пристальный взгляд. Она была возмущена самодовольством, с которым герцог швырнул ей в лицо эти пятьсот фунтов, будучи уверен, что она не сможет отказаться от них. Он прекрасно понимал, что для неё такая сумма – целое состояние, а для него же – сущий пустяк.
Может быть, стоит согласиться. Намного разумнее забыть о своей оскорблённой гордости и принять щедрое предложение, нежели рисковать журавлём в руках ради синицы в небе.
Собрав всю свою решимость и укротив гордыню, Дафна определилась, как далеко она готова зайти. Она вздернула подбородок, посмотрела Энтони в глаза и сказала:
– Позвольте мне предложить свой вариант компромисса, ваша светлость. Я останусь на три месяца, не на один – до первого декабря. За это время я восстановлю и отреставрирую столько предметов для музея, сколько успею, работая с разумной скоростью. Кроме того, находясь здесь, я помогу отыскать наиболее сведущего специалиста, который в состоянии завершить ваш проект. Вы же увеличите моё жалованье втрое, добавите ещё один выходной в неделю – четверг прекрасно подойдёт – и выплатите мне пятьсот фунтов в качестве дополнительного вознаграждения.
– За утроенное жалование, пятьсот фунтов премии и ещё один свободный день я получу лишь два месяца? Вы, должно быть, сошли с ума.
– Для вас эта сумма ничтожна. Безумна я или нет, но таково моё предложение.
– Уверены, что не хотите включить ещё какие-нибудь блага в свой компромисс? Не желаете ли освободить половину субботы для визитов к друзьям?
– Раз уж вы спросили, то я бы предпочла слышать от вас меньше сарказма и чуть больше вежливости. Вы, конечно, герцог, но я – внучка барона, дочь рыцаря и подруга виконтессы. И заслуживаю, чтобы со мной обращались как с леди, а не как с прислугой.
Энтони слегка склонил голову набок, внимательно разглядывая Дафну. Казалось, он раздумывал, стоит ли торговаться дальше и может ли он добиться лучших условий. Решив, очевидно, что Дафна непоколебима, он согласно кивнул:
– Очень хорошо. Я принимаю ваши условия и приложу все усилия, чтобы быть более обходительным с вами. Кроме того, считаю себя обязанным предупредить вас кое о чём.
– Предупредить?
– Да. До первого декабря я не только постараюсь помнить о своих манерах, но и заставлю вас передумать и остаться здесь до полного окончания работ.
– Я не ваша раба. Не в вашей власти
заставить меня делать что-либо.
– Попытаюсь переубедить вас, если вам так больше нравится. Я могу быть очень убедительным, если пожелаю, – Энтони вдруг улыбнулся ей, и улыбка эта была столь же ярка, как и солнце, показавшееся из-за тучи. – Я хочу, чтобы вы остались.
От пьянящей силы его улыбки у Дафны перехватило дыхание. Без особых усилий Энтони мог быть столь очарователен и обаятелен, что всякая женщина стремилась угодить ему. Дафна едва не поддалась соблазну смягчиться и немедленно согласиться на предложение герцога, но она безжалостно подавила сие минутное умопомрачение.
– А я, ваша светлость, – спокойно констатировала она, – могу быть чрезвычайно упряма.
– Значит, мы оба предупреждены, – заключил Энтони, всё ещё улыбаясь, и поклонился ей. Затем развернулся и вышел.
И ещё долго после ухода герцога Дафна была полна тем наслаждением, что подарила ей его улыбка, вкупе с остро-сладкой болью воспоминаний. Точно также он смотрел на неё в их первую встречу.
Тогда она ждала герцога в приёмной, богатая обстановка которой внушала благоговение и трепет. Дафна никак не могла поверить, что здесь и правда кто-то живет. «Тремор-холл, – подумала она, – не дом. Это самый настоящий дворец».
Дафна помнила, как подпрыгнула, когда огромные парадные двери захлопнулись с громким стуком. Цоканье мужских каблуков по мраморному полу где-то совсем рядом с приемной пробудило в ней отвратительный клубок ужаса и страха – страха перед одиночеством, нищетой и безысходностью. За несколько бесконечно долгих секунд, пока шаги приближались, тысяча вопросов пронеслась у нее в голове. Что, если герцог откажет ей? Что, если выгонит? Что она станет делать, если не сможет убедить вельможу нанять её вместо отца?
В эту секунду дверь распахнулась, и в комнату вошёл герцог. Дафна застыла на месте. Он оказался самым красивым мужчиной из всех, кого ей раньше доводилось видеть: с тёмными вьющимися волосами, с обрамлёнными густыми ресницами карими глазами и сердито сжатыми губами. Но эти мальчишеские черты были почти незаметны из-за других особенностей его облика. В его худых щеках и четко очерченных скулах, удлинённом орлином носе и суровом подбородке не было ничего мягкого или мальчишеского. Едва взглянув на него, Дафна поняла, что этот человек – владыка всего, на что падёт его взор. Если Тремор-холл был дворцом, то сейчас перед ней стоял его господин.
Герцог оказался выше Дафны почти на целую голову. В своих чёрных сапогах для верховой езды, бриджах из буйволиной кожи, синем бархатном сюртуке и безукоризненно белой льняной рубашке – плечи его были столь широки, что закрывали собою дверной проём – герцог ни капельки не походил на её прежних знакомых. Дафна, за свою жизнь привыкшая к исхудавшим оборванным арабам, которые выглядели значительно старше своих лет, не встречала никого, подобного герцогу Тремору. Его мощное сложение и манера держать себя говорили о силе, энергичности и властности.
Герцог направился к ней, и Дафна заставила себя сидеть смирно.
– Что ж, – произнёс он обманчиво тихим голосом, – дочь сэра Генри, не так ли? Где ваш отец, мисс Уэйд?
Каким-то чудом Дафне удалось связно объяснить, что произошло и почему она оказалась в Тремор-холле одна, без отца, а также изложить причины, по которым его светлости в сложившейся ситуации следует нанять именно её. Даже сейчас Дафна не понимала, как справилась, ведь пока она говорила, герцог смотрел на неё, высокомерно прищурившись, и ей казалось, что её того и гляди вышвырнут из дворца.
Тремор подверг посетительницу долгому пристальному осмотру, очевидно, гадая, насколько обоснованным были её заявления о собственных знаниях. Казалось, его недоверие можно было потрогать руками. И кто бы осудил его за эти сомнения? Дафна самоуверенно утверждала, что является непревзойдённым знатоком в вопросах антиквариата и реставрации предметов старины и что лучшего специалиста ему не сыскать. Герцог имел право на скепсис.
Но в конце концов он не выгнал её.
– Вы приняты, мисс Уэйд, – протягивая руку, сказал он.
Преисполненная благодарности за возможность показать себя и облегчения от того, что ей не отказали, Дафна пожала большую руку, подняла глаза и увидела, что он улыбается.
Эта улыбка, тёплая, словно солнечный свет, превратила герцога из высокомерного вельможи в обаятельного мужчину. Эта улыбка лишила её дара речи, едва не заставила колени подогнуться, а сердце в груди – застучать от невообразимой смеси всех, когда-либо испытанных ею, чувств. Чувств, среди которых не было страха, что преследовал и мучил ее последние несколько месяцев.
Её страх исчез. «С ним, – подумала Дафна, – нет причин бояться». Она в безопасности. Она снова обрела своё место в этом мире. Именно в эту секунду Дафна и влюбилась в герцога Тремора.
Но теперь она мудрее, чем была пять месяцев назад, и эхо страстного влечения, признательности и восторженного поклонения исчезло, будто огонек свечи, которой дали столь недолго гореть, а потом задули. Какой же глупой она была!
Дафна вернулась к работе. Она говорила себе, что неважно, сколь убедителен будет герцог, ведь она всё равно уедет. Ему больше не под силу заставить её растечься лужицей у его ног одной лишь силой своей улыбки. Власть, которой Энтони обладал над нею, была у него лишь потому, что он владел её сердцем. Теперь этой власти не осталось и в помине. Чтобы он ни предпринял, ничто не заставит её задержаться в поместье после первого декабря. Решительно ничто на свете!
***
Энтони любил, когда его дни протекали спокойно. Находясь в Тремор-холле, он всегда жил согласно сельскому укладу и придерживался определённой последовательности занятий. По утрам он обычно объезжал поместье вместе со своим управляющим, мистером Коксом. Затем встречался с дворецким, секретарём, ландшафтным архитектором и другими работниками. Одним словом, делал всё то, что диктовал его титул. Перед ужином ему, как правило, удавалось поработать несколько часов на раскопках. Ужин подавался в шесть, а в десять он уже ложился спать.
Но всю следующую неделю любое дело, за которое бы ни брался Энтони, почему-то напоминало ему об этой досадной ситуации с одним из самых ценных его работников и о необходимости отыскать способ убедить взбалмошную мисс Уэйд остаться.
Первым напомнил о ней мистер Кокс. Объясняя герцогу технические сложности, связанные с новым водопроводом, управляющий предположил, что, возможно, мисс Уэйд могла бы посоветовать, как разрешить их, ведь она так много знает о римских акведуках.
Потом о ней напомнили письма, многие из которых были связаны с музеем, включая и письмо от лорда Уэстхолма, ещё одного члена Общества антиквариев и участника проекта. Уэстхолм уверял Энтони, что всё Общество с нетерпением ожидает открытия музея.
Затем последовал визит к викарию, во время которого выяснилось, что святой отец весьма назойлив. Всю их встречу он, не переставая, цитировал притчу о богаче и агнце. От предложения викария отобедать Энтони вежливо отказался.
Мисс Уэйд ждала, что он сумеет подыскать кого-нибудь на её место до первого декабря, но даже будь это возможно, он не хотел никого подыскивать.
Музей и реконструкция виллы здесь, в Хэмпшире, имели огромное значение не только для антиквариев и историков. Они также должны были показать, что знание истории не является привилегией, доступной лишь высшим слоям общества, что весь британский народ имеет право знать свои корни.
Герцог был полон решимости задержать мисс Уэйд по меньшей мере до марта. Но лучше – ещё дольше. И если всё выйдет, как он хочет, то мисс Уэйд останется до тех пор, пока не завершатся все работы на вилле, пока последняя мозаика не будет восстановлена и последняя фреска не будет отреставрирована. Она останется до тех пор, пока последняя жемчужная серёжка с подвесками и последняя глиняная амфора не будут извлечены из почвы, зарисованы, внесены в каталог и выставлены на обозрение в его музее в Лондоне.
Тремор щёлкнул поводьями, заставляя своего скакуна по кличке Непокорный пуститься галопом к дому. Энтони снова обдумывал способы, пригодные, чтобы удержать мисс Уэйд в Хэмпшире ближайшие четыре или пять лет.
"Вы не можете заставить меня остаться".
О нет, пусть мисс Уэйд и полагала наивно, что ему это не под силу, но он, ей-Богу, он мог это сделать. В его распоряжении имелись некоторые возможности.
Деньги не приведут его к цели. Он уже пытался подкупить её, но понял, что дополнительного вознаграждения будет недостаточно, чтобы ввести строптивицу во искушение.
Обладая властью и влиянием, Энтони мог заставить её остаться каким-нибудь нечестным способом, но его душа не лежала к этому. В конце концов, он благородный джентльмен, а не внушающий ужас эгоцентричный тип, каким она его себе вообразила.
Нет, Виола была права. Чтобы удержать мисс Уэйд в Хэмпшире, требовалась не грубая сила, но тонкая тактика. И к своему возвращению в Тремор-холл, Энтони уже точно знал, что станет делать.
...