Обломова:
15.11.10 23:00
» Глава 15
Глава 15
Бета -
Москвичка
Хорошо, что домик был маленьким. Хотя он выглядел достаточно пригодным для жилья, воздух в нем оказался затхлым и застоявшимся, как в помещении, которое долго держали на замке. Вилли пришлось как следует потрудиться, просто чтобы отпереть входную дверь, и тёмные ледяные комнаты встретили их далеко не приветливо.
Но Киллоран уже ускакал, не бросив ни единого взгляда назад, и ей не оставалось выбора, кроме как попытаться сделать это место уютнее. Эмма всеми силами старалась не думать о странном доме, в котором они останавливались ранее. Если Киллорану нравятся оргии, едва ли она вправе осуждать его. До тех пор пока он не тащит её с собой.
Её тело одеревенело и болело после долгой поездки в карете, да и драка на лондонских улицах прошлой ночью тоже не способствовала хорошему самочувствию. Несколько секунд у Эммы было лишь одно желание – опуститься на ближайший стул и заплакать от голода, усталости и чего-то ещё, чему она не смела дать определения.
Но она не расплакалась. Она прислонилась головой к жёсткой спинке стула, сморгнула слёзы, и к тому времени, когда Вилли возвратился с охапкой сухих дров и корзиной с едой, ей уже удалось зажечь несколько свечей. И пока паренёк занимался каминами, она проворно и деловито сновала по дому.
Домик был небольшим и изящным – эдакий кукольный домик для джентльмена, хотя и заброшенный. За годы запустения кое-куда проникли мыши, устроив себе уютное гнёздышко на одной из кроватей, но остальные три комнаты казались относительно невредимыми. Она не могла даже предположить, которая из них хозяйская спальня – все четыре были маленькими и простыми, – поэтому заняла самую неприметную: ту, в которой была самая крепкая кровать. Ту, где в распахнутые ставни окна под гребнем крыши ярко светила луна.
Не прошло и часа, как в каминах весело потрескивал огонь, рассеивая холод и мрак. Эмма славно поужинала хлебом с сыром и крепким сидром, а Вилли, хотя и с трудом, но сумел растворить ставни на некоторых не очень высоко расположенных от земли окнах. Ночевать он ушел к лошадям в маленькую конюшню, поспешно отказавшись от её предложения спать в тёплом доме.
– Хозяину не понравится, – пробормотал он. – К тому же, мне лучше с лошадями, если вы не возражаете, мисс.
– Я не возражаю.
Вилли широко зевнул.
– Не знаю, мисс, и как это он умудряется так мало спать и не валиться с ног. Сам-то я устал как собака. Не привык глаз не смыкать всю ночь, а потом ещё ни свет ни заря шататься по Кроуч-Энду.
– Кроуч-Энду? – переспросила она, как будто со стороны слыша свой голос. – Зачем это его светлость ездил в Кроуч-Энд?
Вилли покачал головой.
– Хотел встретиться со старой Кожей-да-Кости, только я понятия не имею почему.
Эмма почувствовала, как её сковывает холод, превращая внутренности в оледенелую глыбу. Она знала, кто такая старая Кожа-да-Кости. Она слышала, как какие-то уличные мальчишки кричали это вслед кузине Мириам.
– И он с ней встретился? – её голос звучал на удивление спокойно.
– Утром. Стоял прямо на её крыльце и о чём-то с ней спорил. Я ни слова не смог расслышать, – жалобно добавил он. – В конце концов, она захлопнула дверь перед его носом. Но когда он возвратился к карете, он улыбался. Вы же знаете, какая у него улыбка, мисс. Такая, что очарует и дракона, пока он сам будет перерезать твари горло.
– Я знаю, какая у него улыбка, – сказала Эмма.
Камин, который Вилли для неё разжёг, сделал маленькую комнату тёплой и уютной. Она посмотрела на кровать. В домике, судя по всему, не было постельного белья, поэтому Вилли принёс из кареты белое меховое покрывало и расстелил его на матраце. Если бы у неё было хоть немного здравого смысла, то она свернулась бы на нём калачиком и заставила бы себя поспать.
Но это было выше её сил. Сев на единственный стул в комнате – спиной и к кровати, и к лунному свету – Эмма уставилась на огонь. Она дрожала, но понимала, что не от холода.
Киллоран обладает пугающим обаянием – в этом нет сомнений. Но в панику Эмму повергло воспоминание о кузине Мириам. Почему Киллорану вообще известно о существовании её родственницы? Он всё это время ей лгал? Он никогда и не был её спасителем?
Он привез её сюда, чтобы убить? Такого исхода никогда не следует исключать, но она обнаружила, что для неё это уже не важно. Как ни удивительно, но она доверяла ему. Она знала: Киллоран негодяй, без зазрения совести использующий людей в своих целях, сам признающий, что он повеса и распутник, – но тем не менее рядом с ним Эмма испытывала странное чувство безопасности. Возможно, просто потому, что он столько раз выручал её из беды.
Но придёт время, и однажды он уже не станет её спасать. И бросит её на растерзание волкам, а сам будет смотреть. Ей не на кого рассчитывать, кроме себя, и будь у неё хоть какое-то чувство самосохранения, она убежала бы отсюда и – в особенности – от него.
Чем больше она об этом думала, тем больше крепла её решимость. Она была загипнотизирована Киллораном, его тёмно-зелёными глазами и красивыми руками, его низким соблазняющим голосом и раненым сердцем. Но, несомненно, он был прав, когда говорил, что у него нет сердца. И чем скорее она окажется вдали от него, тем скорее сможет залечить свое собственное.
Ночь окутала её тишиной и покоем. Убаюканная потрескиванием огня, звуками собственного ровного дыхания и размеренным биением сердца, она провалилась в неглубокий беспокойный сон.
Ей снился Киллоран. И его красивые ловкие руки.
***
Он наблюдал, как она спит. Она выглядела странно хрупкой для такого крупного создания. Её кожа светилась белизной на фоне огненно-рыжих волос, а облегающая чёрная одежда только усиливала этот разительный контраст. Спящая на стуле, девушка казалась почти бесплотной.
Здесь было тепло: от горящих сухих дров исходили волны благословенного жара. Киллоран снял камзол и жилет, бросил их на пыльный стол, а затем повернулся к ней.
В комнате больше не было стульев. Это не имело значения. Он присел на корточки, прислонясь к стене, и уставился на Эмму неотрывным взглядом.
Потребность к ней вернуться – плохой признак. Почти настолько же плохой, как его внезапное решение увезти её от пьяной компании у Сандерсона. Он не помнил, чтобы хоть когда-нибудь в жизни испытывал желание кого-то защитить. Это действительно плохой признак.
Несколько часов – или дней – без посторонней помощи на этом празднике разврата великолепно бы её просветили. Она узнала бы о мужчинах, их потребностях и слабостях больше, чем многие женщины за всю жизнь. Эти знания сослужили бы ей хорошую службу, если бы она решила стать женой или шлюхой, – два пути, открытые для большинства женщин.
Он сказал себе, что спас её, чтобы мучить Дарнли, но он лгал. Он спас её, чтобы мучиться самому.
Сандерсон прихватил с собой своих замечательных поваров, но Киллоран вскоре обнаружил, что еда его не интересует. Кларет и бренди прибыли контрабандой из Франции, и выпил он слишком много, но даже это не смогло унять ноющее, тревожное чувство, которое обосновалось где-то в той в чёрной дыре, где у всех остальных людей билось сердце.
Здесь нашлась бы любая игра и игроки любого уровня: от новичков, готовых и желающих быть обчищенными, до более опытных охотников испытать судьбу, которые способны бросить ему настоящий вызов. Киллоран понял, что ему всё равно.
Даже самое чувственное, самое соблазнительное женское тело было не в состоянии его прельстить. На этот своеобразный приём Сандерсон пригласил только самых высококлассных кокоток: актрис, дам полусвета; иногда среди них под маской скрывалась скучающая высокородная потаскуха в поисках развлечений. Ни одна из них его не тронула.
– Что с тобой, старик? – спросил Сандерсон. В одной руке он держал бокал с шампанским, а другую запустил в лиф невероятно полногрудой женщине в маске, которая, как подозревал Киллоран, была графиней Оливье. Той самой женщине, которая много лет назад отказалась танцевать контрданс со скромным ирландским пэром, только что прибывшим в Лондон. Киллоран скривил рот в циничной усмешке.
– И не смотри так! – добавил Сандерсон, плеснув шампанское на сливочную грудь графини. – Ты же знаешь, что я ненавижу, когда ты так улыбаешься. Твоей улыбкой можно даже труп в дрожь вогнать.
Графиня взвизгнула. Не обратив на неё внимания, Киллоран оглядел переполненную шумную комнату.
– Леди Барбара Фитцхью сегодня здесь? – небрежно поинтересовался он.
– Бабс? Нет. Я не смог уговорить её к нам присоединиться. Но, думаю, это только к лучшему. Последние несколько недель она какая-то скучная. Она бы только испортила всё веселье. – Сандерсон с опозданием спохватился. – Прошу прощения, старик. Я забыл что ты... что она...
Он начал путаться в словах, но Киллоран не проявил никакого желания помочь ему загладить неловкость ситуации. Значит, Барбара отказалась от того сорта развлечений, перед которым испытывала непреходящий и такой же фальшивый восторг. Интересно. И он мог представить, чью компанию она предпочла.
– А девочка? – у Сандерсона хватило глупости продолжить. – Когда я получил сообщение, что ты решил к нам присоединиться, ты сказал, что приедешь с молодой женщиной. Вообще-то не многие берут с собой сводных сестёр на подобные собрания, но, с другой стороны, подозреваю, ты не такой, как большинство братьев. Чересчур к ней привязан, не находишь? – добавил он, уставившись на него пьяным взглядом. – Я и сам бы не прочь её попробовать. Всегда был неравнодушен к титькам.
– Дорогой! – протестующе воскликнула графиня.
– Я тебя обожаю, моя сладкая, – уверил её Сандерсон. – Я просто хочу трахнуть ещё и сестру Киллорана.
– Да неужели? – холодно осведомился Киллоран, задаваясь вопросом, почему ему внезапно захотелось убить этого пьяного дурака. Какая жалость, что одно из немногих светских правил гласит, что нельзя убить человека, если тот пьян.
Он посмотрел на хозяина вечеринки:
– Боюсь, моя сестра не доступна. Я берегу её.
– Для Дарнли или для себя? – спросил Сандерсон, показывая, что он не настолько пьян, как можно было предположить сначала. Пожалуй, для дуэли он всё же достаточно трезв, задумчиво размышлял Киллоран.
– Откуда такие речи? – полюбопытствовал он. Но хозяин дома был не в состоянии распознать надвигающуюся опасность.
– Все знают, что между тобой и Дарнли вражда. С незапамятных времён. Ходят слухи, что ты соблазнил его сестру, и она покончила с собой. Что очень не похоже на ту Мод Дарнли, которую я помню, – справедливо отметил Сандерсон. – Она была не той девушкой, что вышла бы замуж за... ладно, старик, ты знаешь, о чём я. У неё было высокое мнение о себе и своей ценности на ярмарке невест. Без обид, Киллоран, – добавил он смущенно.
– Не бери в голову, – ровно проговорил Киллоран, мечтая о пистолетах. – И если это правда, то Дарнли не очень хороший брат, не так ли? Если уж позволил мне остаться безнаказанным.
– Дарнли не больно похож и на человека, если хочешь знать мое мнение, – с поразительной прямотой заявил Сандерсон. – Но, с другой стороны, тебя трудно убить. Больше никто даже и не пытается.
– О, пытаются, – ответил Киллоран обманчиво безмятежным тоном. – Только у них не слишком получается.
Краем глаза он заметил пухлую рыжеволосую женщину около лестницы и почувствовал слабый проблеск интереса, что весьма его удивило. Его редко тянуло к шлюхам.
– Ладно, развлекайся сам, – великодушно предложил Сандерсон. – У нас тут много чего есть. По крайней мере, на следующие несколько дней мы избавлены от удовольствия лицезреть Джаспера Дарнли. Очевидно, его больной желудок опять дал о себе знать.
– Как грустно, – сладким голосом произнёс Киллоран. – Кажется, я слышал что-то такое.
– Ты ведь не имеешь к этому никакого отношения?
Вот почему он терпит Сандерсона, напомнил себе Киллоран. Потому что у этого человека чуть лучше с мозгами, чем у подавляющего большинства ему подобных.
– Не более чем к его недавнему отсутствию в обществе, – честно признался граф.
Его собеседник театрально вздрогнул.
– Киллоран, напомни мне, чтобы я тебя никогда не оскорблял.
– Уже несколько поздно.
Сандерсон, казалось, остался исключительно равнодушным к подобному замечанию.
– Тебе надо попробовать последнюю шлюху Харпера. Вон та красотка с тициановскими волосами, на которую ты так осторожно смотришь. Как я понимаю, она особенно хороша в искусстве французской любви. А ты ведь провёл много времени во Франции, не так ли?
Граф скользнул взглядом по этому ослепительному созданию. Она прекрасно знала, что на неё смотрят – от того, замечает ли она подобные вещи, зависел её заработок.
– Думаю, так я и сделаю, – пробормотал Киллоран. – Невинность начинает очень надоедать.
– Никогда бы не подумал, – бросив на него плутовской взгляд, ответил Сандерсон, не прекращая поливать шампанским роскошную грудь графини и жадно слизывать капли.
Киллорану даже не было нужды подходить к женщине. Сузив глаза, он наблюдал, как она приближается к нему плавной походкой, весьма соблазнительно покачивая пышными бёдрами.
Да, она действительно была красива. Потрясающей, яркой красотой – такой, что затмевала даже Эмму. Но что-то в ней все равно было не так.
Во-первых, волосы. Их цвет был слишком тусклым, слишком отливал медью, чтобы претендовать на природный. Глуповатые голубые глаза смотрели на него оценивающим взглядом. Накрашенные губы были изогнуты словно лук Купидона, но не в щедрой улыбке Эммы, и пахло от неё мускусом, а не лавандой и розами.
И, дьявол всё побери, она была слишком мала ростом.
В сущности, она просто не была Эммой. Он смотрел на эту женщину, это соблазнительное жертвоприношение на алтарь Венеры, и чувствовал только гнев и сожаление.
Больше он не хотел терять время на это явно безнадежное дело. Эмма околдовала его – как, он не совсем понимал. Ни одна другая женщина не сумела настолько целиком и полностью разрушить его жизнь, его планы. Она погрузилась в его мозг, как горячий нож в воск, и он не мог придумать никакого способа вытеснить её оттуда, кроме как всю ночь со злым сарказмом выискивать в ней недостатки.
В конюшне он обнаружил Вилли; тот крепко спал на соломенном тюфяке и громко храпел. Почему-то Киллоран не разбудил его, сам расседлав и почистив лошадь. В ощущении лошадиной шкуры под ладонью, в равномерных движениях скребницы было что-то успокаивающее, что-то умиротворяющее. Он забыл об этом простом удовольствии.
И вновь на него обрушились воспоминания о доме, который он так давно потерял. Об их общей с отцом любви к лошадям, о долгих часах, проведенных за обучением быстрых, красивых пони Коннемары. Жизнь когда-то была так проста, так правильна.
Но больше ничего этого нет. И никогда не будет.
Он хлопнул Сатану по крестцу и отошёл от него. Киллоран мог только представить реакцию Сандерсона, если бы тот узнал, что его друг оставил развлечения разгульной компании ради удовольствия почистить лошадь. Он счёл бы его безумцем. Возможно, он им и был.
Луна уже села, когда он отправился на поиски Эммы. Он не остановился, чтобы подумать, почему – он просто шёл, ведомый безошибочным инстинктом. Бренди всё ещё текло по его венам; шлюха всё ещё дразнила память. Он должен был посмотреть на Эмму и узнать, почему ради неё он отказался от опытной куртизанки. И когда он, наконец, натолкнулся на неё, крепко спящую на этом неудобном стуле, он нашёл ответ.
Её аромат заполнил комнату, аромат лаванды и роз. Киллоран прислонился к стене, наблюдая за ней, и вдруг понял. Нравится ему это или нет, он не допустит, чтобы Дарнли снова к ней прикоснулся. Её не изнасилует эта больная скотина, и, конечно, к ней больше даже близко не подойдёт та старая ведьма, утверждающая, что она её кузина.
Он должен выдать её замуж за кого-нибудь сильного, порядочного и доброго. Того, кто даже не подумает ранить её или причинить боль, кто защитит её и увезёт подальше от Лондона и Джасперов Дарнли этого мира. И Киллоранов этого мира.
На ум тотчас же приходил Натаниэль. Он молод, силён, по-глупому верит в идеалы. Настоящий благородный герой, готовый выручить из беды любую девицу. Для спасения он выбрал леди Барбару, но это безнадёжное дело – та не желает, чтобы её спасали. Ей больше подходили такие, как Киллоран – еще одна пропащая душа.
Кроме того, Натаниэль, казалось, был очень увлечён Эммой. Он постоянно делал Киллорану замечания, бросал косые недоверчивые взгляды, как будто подозревал в самых грязных намерениях. Конечно же, он был прав.
Эмма будет счастлива в Нортумберленде. Она подарит Натаниэлю детей, и этим двоим будет очень просто вообразить себя влюблёнными друг в друга. Если они проявят упрямство, то Киллоран всегда может принять меры, чтобы Натаниэль её обесчестил. При столь изощрённом уме, каким обладает он, это всё детские игрушки. Как только Натаниэль лишит её девственности, у него не останется выбора, кроме одного – жениться на ней.
Замысел был безупречен в своей логике. Киллоран избавится от этой пары, которая уже давно сидит у него в печёнках. Он возьмёт Барбару в свою постель, и возможно даже научит получать удовольствие от альковных игр, хотя он сомневался, что ему захочется проявить себя в качестве такого учителя. А затем найдет ту шлюху Сандерсона и использует её как приманку для Джаспера.
Всё очень разумно. К сожалению, план зависел от одного маленького непредвиденного обстоятельства: его готовности отдать Эмму другому мужчине.
Он поднял голову и, посмотрев на спящую девушку долгим взглядом, провёл руками по своим густым волосам. Что такого было в ней, что запало ему в душу, хотя души у него больше не было? Что такого было в ней, что очаровывало его, лишало сил, заставляло верить в то, чего не существует? Она всего лишь девчонка. Девушка, которая жила без тревог и забот с религиозной фанатичкой и развратником. Храбрая, решительная и удивительно хладнокровная женщина, способная заколоть человека, не упав в обморок. Способная противостоять самому Киллорану – а он приводил в ужас и гораздо более храбрых. Она всего лишь девчонка. И он её хотел.
Он на мгновение закрыл глаза. Это бренди лишило его остатков хвалёного самообладания? Или просто всё то время, что он провел рядом с ней? В глубине души он всегда знал, что этот момент настанет – знал, с тех пор как вошёл в ту комнату в гостинице и увидел её, перепачканную в крови, над свежим трупом дяди. Он боролся со своим влечением к ней, пока мог. Больше он не собирался с ним бороться.
***
Должно быть, он вторгся в самые глубины её снов. Хотя он не издал ни единого звука, глаза её, близорукие и сонные, все равно открылись. Сначала она не заметила его у стены, и Киллоран позволил себе удовольствие полюбоваться украдкой, как она восхитительно медленно потягивается.
Но вот она поняла, что не одна. К его лицу метнулся встревоженный взгляд прищурившихся в темноту глаз.
– Вы вернулись, – тихо, с лёгким вздохом удивления произнесла она. – Но почему? Оргия оказалась для вас слишком скучной?
Он медленно, лениво поднялся, наблюдая, как в её взгляде растёт насторожённость.
– Что, скажите на милость, вы можете знать об оргиях?
– Я много читала.
– Книги об оргиях? Вы меня удивляете. Вы не производите впечатление женщины, у которой столь низменные интересы. На самом деле никакая у Сандерсона не оргия. Просто сборище полуголых шлюх всех мастей, несколько вялых партий в карты и вполне приличная еда. Вы голодны? – несколько запоздало догадался спросить он.
– Нет, – ответила она. – Но мне бы хотелось узнать кое-что.
Киллоран бросил взгляд на большую одинокую кровать. Кто-то, по-видимому, Эмма, принёс меховое покрывало из кареты, и ему стало интересно, как она будет смотреться обнажённой на этих мехах, с пламенеющими волосами, рассыпавшимися вокруг неё. Или вокруг него.
– Спрашивайте о чём угодно, – пробормотал он.
– Вы собираетесь вернуть меня моей кузине Мириам?
Он медлил с ответом всего секунду. В её голосе Киллоран различил хорошо замаскированную панику, первый настоящий страх, который он когда-либо замечал у своей в других отношениях решительной компаньонки. Вспоминая внушительную мисс де Винтер, он не был уверен, что вправе обвинять Эмму.
– Вилли слишком много болтает, – произнёс он с той небрежностью в голосе, которая как раз и была опаснее всего.
– Вы не велели ему молчать, – не согласилась она.
– Моих слуг не надо предупреждать, чтобы они держали рты на замке. Что он вам сказал? Что мы с мисс Кожа-да-Кости закадычные друзья? Что я повалил её прямо в её передней?
– Нет, – сказала она слабо.
– Собственно говоря, я узнал о Мириам де Винтер от вашего поклонника, лорда Дарнли. Несомненно, у него и мисс де Винтер какой-то план на уме. Я удивлялся, почему Джаспер, казалось, готов был позволить своим прихвостням убить вас, прежде чем ему представится возможность вами овладеть. Но видимо, склонностью к убийству обладает именно ваша кузина. Должно быть, это семейное.
– Не насмехайтесь надо мной.
– Я и не насмехался, дорогая моя, – лениво возразил он. – Просто указал на факт.
– Вы ей сказали, где я?
– Мне и не нужно было. Ей прекрасно известно, где вы находитесь. Или было известно – вплоть до этого утра, когда я решил, что для нас разумнее на некоторое время уехать из Лондона.
Она с недоверием взглянула на него, явно сомневаясь относительно любого исходящего от него благородного побуждения. Мудро с её стороны.
– Вы собираетесь отдать меня ей?
– Я и не подозревал, что вы моя, чтобы кому-то вас отдавать.
Её бледные щеки окрасил слабый румянец.
– Именно это вы повторяете при каждой возможности.
– Для этого мне ещё нужно кое-что сделать.
В комнате повисла почти осязаемая тишина. Она смотрела на него, не отводя взгляда, и в медово-карих глазах отражалась её душа. Опасение, осторожность, отвага. И застенчивое, безотчётное желание.
Она хотела его. Он видел это, как бы это ни изумляло его. Не то, чтобы он не привык пользоваться успехом у женщин. Он был наделен фигурой и лицом, которые, казалось, одинаково сильно влекли к нему и женщин, и мужчин, как бы те ни противились влечению.
Но Эмма так не похожа на других женщин. Она была слишком решительной, слишком здравомыслящей, чтобы попасться на его хитрые уловки. Но она смотрела на него глазами сердца, и он знал, что нашёл то единственное, чему не мог сопротивляться. Крупицу невинности, когда вся жизнь растрачена на распутные удовольствия.
Он овладеет ею. Он понимал, что время сопротивляться для него прошло. Он соблазнит её. Избавит от одежды, отнесёт на кровать, и низведёт до своего уровня. Заставит её задыхаться, дрожать и рассыпаться на тысячи мелких осколков в его руках. Он попользуется ею и унизит. А затем позволит ей уйти.
И тогда он освободится от коварного влияния, которое она на него оказывает. Низведя её до своего уровня, он освободится от своей нежеланной зависимости. И больше не будет ни этой мучительной слабости, ни глупых чувств, ни абсурдной страсти.
– Эмма, помочь вам с одеждой? – спросил он с обманчивым равнодушием.
Её румянец стал гуще.
– Нет, спасибо. Я собираюсь спать в ней.
– Нет, – произнёс он очень мягким голосом. – Не собираетесь.
На мгновение её насторожённость растворилась в настоящей панике, но затем девушка взяла себя в руки.
– Я не буду вашей шлюхой, Киллоран, – в ярости выпалила она. – Если вам не терпится, возвращайтесь на вечеринку, и воспользуйтесь какой-нибудь из тех женщин. Я не лягу к вам в кровать.
– Кровать и не нужна. Если потребуется, я могу взять вас на полу. Или на кухонном столе.
Её глаза расширились, когда она представила эту картину.
– Вы не можете заставить меня.
В ответ он только рассмеялся тихим, полным горечи и сожаления смехом.
– Ах, нет, моя драгоценная, могу.
– Грубой силой – возможно, – проговорила она, пятясь от него. – И вам придется отвоевывать каждый шаг.
Молча, медленно он подошел к ней, следя за тем, чтобы не напугать ее еще больше.
– Не силой, – заверил он. – И отвоевывать мне ничего не придется.
Он протянул к ней руки. Она ударила его – так сильно, что его голова мотнулась в сторону. Остановившись, Киллоран посмотрел на неё, получая извращённое удовольствие от её совершенно испуганного вида.
– Простите, – Эмма запнулась. – Я не должна была... я вас предупреждала...
– Не стоит расходовать раскаяние на пощёчины. Как от средства защиты от них немного толку. Приберегите извинения до тех пор, пока вы меня не заколете. – И, положив руки ей на плечи, он привлек девушку к себе, вполне готовый к чему-нибудь похуже оплеухи.
Но она молчала, зачарованная, до крайности тихая в его объятьях. В комнате было тепло, но она дрожала, и он чувствовал, какая битва бушует внутри неё. Киллоран прижал её голову к своему плечу, улыбаясь в темноту – слабая, горькая улыбка триумфа и предвкушения. Эмма будет его.
И он будет свободным.
...