Sandrine Lehmann:
» Глава 22
Глава 22
Детская, чайниковская ошибка - перегрузка задников, конечно, на повороте его вынесло за ворота. Он сильно вздрогнул и проснулся.
Очередной номер в очередном отеле. Сколько их будет в ближайшее время? Кран-Монтана. Слалом. Первое место. А сейчас что - утро?
Веселый, ласковый голос:
- Добро пожаловать на планету Земля! Я уже даже волноваться начала. Ты так долго и крепко спал.
Он повернул голову - Рене сидела в кресле и читала книгу при свете модернового торшера. Остальной номер был погружен в полумрак. На ней была только его футболка (из тех, в которых он занимался на тренажерах), голые стройные ноги скрещены в щиколотках, волосы распущены. Его внимание привлекло что-то на ее руке - вокруг запястья обернута бело-желтая лента, на которой закреплена медаль. Позолоченная поверхность с выдавленным рельефом снежинки поймала отражение света торшера и сверкнула.
Подарок на день рождения.
- А сколько времени? - сообразил он. Посмотрел на часы, которые не снял перед тем, как повалиться спать. 00:26. Ого! - Почему ты меня не разбудила?
Она пожала плечами (футболка сползла с одного плеча, Отто тут же заволновался):
- Не знаю. Не хотела тебя беспокоить. Ты очень устал сегодня.
Съездили в «Сомме дю Факон»... отметили и день рождения, и победу на соревнованиях! Свинство.
Когда они вернулись в отель, было уже полпятого пополудни, начало смеркаться, они оба легли спать (Отто пробормотал сквозь сон: «поспим часик и поедем ужинать и праздновать»). У него хватило сил обнять ее и похватать за грудь, но на этом заряд кончился, и он провалился в крепкий, сладкий сон. Рене проснулась часов в девять, попыталась его разбудить, но не вышло - он не реагировал ни на какие внешние раздражители, даже на ее ласки. Ну и она, помня о том, какой сложный был у него день, не стала слишком усердствовать - пусть спит. Она заказала себе легкий ужин в номер, посмотрела новости (победа Отто взбудоражила все альпийские страны!) и уселась читать захваченный с собой из дома роман «Мальтийский сокол».
- Прости, малыш. - Отто сел в кровати. - Давай - одевайся, поедем поужинать, отметим твой день рождения.
- Да ладно, Отто. Я уже поужинала. К тому же, мой день рождения уже прошел, и самый лучший подарок я уже получила. И даже несколько. - Рене повертела рукой, любуясь медалью. - И я тоже хочу тебя поздравить.
- Правда? - Оба понимали, о чем они сейчас говорят.
- Все, что хочешь, - ласково промурлыкала Рене - ей отлично удавался низкий, теплый кошачий тембр, от которого Отто чувствовал так, словно она гладит его мягкой, пушистой кисточкой или целует, и кровь в нем сразу же вскипала. Он сказал хрипло:
- Я хочу привязать тебя к кровати.
- Правда? Я - тебя.
- Ого, - его глаза сверкнули, ей даже показалось, что из них выглянули два чертенка с вилами. - Малыш, эти два желания как бы взаимоисключающие.
- Не-а, - Рене хотела бы, чтобы и у нее были такие же черти, которые могли бы помериться силами с его, но, во всяком случае, хищно смотреть на него и коварно улыбаться она уже научилась. - Они последовательные, дорогой. Ты сегодня победитель, так что, я думаю, твое желание должно быть выполнено в первую очередь.
- Мм, - он приподнял одну бровь и также хищно оглядел ее - от растрепанных темных волос до накрашенных ярко-красным лаком ноготков на пальцах ног. - А у тебя день рождения, и вообще - ladies first (1).
- А ты хочешь, чтобы я тебя привязала?
Он ухмыльнулся:
- Еще как хочу. А ты хочешь, чтобы я тебя привязал?
Вместо ответа она не спеша заложила страницу оберткой от шоколадки, аккуратно положила книгу на столик под торшером, грациозно встала с кресла. Отто с интересом следил за ней нахальными сверкающими глазами. Она взялась скрещенными руками за подол майки и медленно потянула ее вверх.
- Может, музыку включить? - невинно поинтересовался он. Рене помотала головой, сняла майку и бросила ее в кресло - на ней осталась только тонкая серебристая кружевная ленточка, заменяющая трусики. Девушка шагнула к постели и протянула ему руки ладонями вниз, мол, привязывай.
- Ну что же, - Отто оценивающе взглянул на нее. - Идея, конечно, тухловата, но попробовать можно.
- Почему это она тухловата? - возмутилась Рене.
- Потому что все, кому не лень, привязывают девушку. Нет бы мужика привязать.
- Тогда давай я тебя привяжу! - оживилась она.
- Ну уж нет, напросилась - получай!
Она улыбнулась:
- Что я должна делать, о господин? Упасть на колени?
- Неплохо для начала, - хихикнул он. - А что ты собираешься делать с колен?
- Поздравлять тебя оральным способом.
Он хохотнул:
- Давай, поздравляй, только не до финала.
- Даже не надейся. Я хочу тебя всего. - Она опустилась перед ним на колени и с явным удовольствием рывком притянула его к себе, обхватив его за бедра. Почему-то он подумал, что она выглядит такой гордой, даже стоя перед ним на коленях и делая то, что она делала. Он понаслаждался какое-то время, потом поднял ее на ноги:
- На кровать, малыш.
- О да, великий вождь.
- Краснокожих, - подсказал он. - Я знаю, чем я тебя привяжу.
- Если ты про мой подарок - то и думать забудь!
- Почему?
- Мой подарок и точка. Медали, знаешь ли, не предназначены для эротических игр.
- Строгая какая. Ну ладно, попробуем по-другому.
Он вышел в коридор и через несколько секунд вернулся с тем, чем он решил ее привязать. Она расхохоталась - это были широкие ленты на липучках, предназначенные для того, чтобы скреплять лыжи одну с другой при переноске и транспортировке. Ярко-оранжевые ленты с фирменной россиньоловской буквой R.
- Они внутри проложены мягкой резиной, - утешительно сообщил Отто, посылая ей свою самую дьявольскую ухмылку.
- Сейчас расплачусь от умиления и радости.
- Прибереги свои слезки для чуть попозже.
- Только не говори, что собираешься меня бить.
- А ты этого хочешь?
- Не уверена.
- И хорошо. Я этого делать не собираюсь, - отрезал он. - Даже если попросишь.
- Ого, - Рене удивилась его неожиданной серьезности. - Это так важно?
- Надо быть больным на всю голову, чтобы получать от этого удовольствие, - сообщил он, примеряясь к тому, как бы половчее привязать ее запястье к тонкой резной металлической инкрустации в изголовье.
- Тогда и ты можешь поплакать от облегчения - я тоже этого не люблю. Хотя, вообще говоря, такие дядечки вроде тебя... ну знаешь, такие доминантные самцы, вожаки стаи и все такое... вроде как могут на это вестись.
Отто презрительно фыркнул и ловко зацепил обе ее руки так, чтобы они оказались у нее над головой, почти сведенные вместе. Он знал женщин, которые откровенно тащились, когда мужчина причинял им боль или унижал, и его просили об этом, но он этого никогда не делал. Просто потому, что ненавидел насилие - любое. Он и фишку с привязыванием оценил уже во вполне взрослом возрасте, когда понял, что это не имеет отношения к насилию и унижению - это просто одна из эротических игр, и играется по соответствующим правилам.
- Если это из твоего трэша, то бабы-авторши ни хрена в этом не смыслят, - доложил он. - А таких самцов... к врачу. В смирительной рубашке. Ну что, займемся делом, что ли, или еще поболтаем?
Рене сообразила, что обе ее руки привязаны к изголовью, и, изогнувшись, задрала голову, чтобы посмотреть, как он это сделал:
- Ого! И что теперь?
- Теперь думаю, может мне тебя сфоткать и отправить в Россиньоль? Вдруг премию дадут? Типа мужик не только на лыжах гоняет, но и в кровати использует...
- Только попробуй! - всполошилась она.
- Шутка юмора, Браун. Расслабься. А что мы сделаем с твоими ногами?
- Ты вождь, ты и рули.
- Карт-бланш. Понятно. - Отто ухватил ее за щиколотку и оглядел кровать: - Могли бы и изножье такое же сделать. Ничего не получится.
- Какой ужас.
- И не говори. Думаю, тебе придется просто немного согнуть колени и расставить ноги как можно шире.
- Прямо вот так?
Он посмотрел и довольно ухмыльнулся:
- Отлично, малыш.
Он заставил ее кончить два раза прежде чем залез на нее - и еще дважды. А потом они поменялись местами.
Его запястья оказались слишком широкими - длины фиксирующих лент не хватило, и ей пришлось привязать его руки к изголовью собственным шарфом. Он лежал с довольнющей и хитрющей улыбочкой, а у нее в голове вертелась дюжина вариантов, с чего стоило бы начать. Она так сильно желала и любила его - своего чемпиона, героя, своего короля. Он отдыхал, пока она возилась с привязыванием, его светлые волосы вокруг лица были влажные от пота и завились колечками, его мускулистая грудь от тяжелого дыхания так и ходила ходуном, как стройные, лоснящиеся бока великолепного призового жеребца после скачки. Его глаза сияли золотисто-янтарным светом, и в них было столько всего... Столько нежности, ласки, столько желания, и это все было так легко принять за любовь, что Рене потеряла бдительность и размякла. Она прижалась щекой к его плечу и прошептала:
- Ведь ты любишь меня, Отто. Скажи, что ты любишь меня.
Привязанный, голый, поставленный перед необходимостью отвечать на неправильный вопрос. Рене сразу поняла, что совершила промашку, но... какого черта? Она решила идти до конца. Вся нежность исчезла из его глаз - они стали настороженными и непроницаемыми. Он сказал тихо:
- Я тебя боюсь.
- Ты... меня? Но...
Пора было заканчивать дурацкий разговор. Не самая легкая задача даже для сильного, тренированного мужика, привязанного за руки к изголовью кровати - он поднял плечи и дотянулся до ее губ, заткнул ей рот поцелуем, как неоднократно делал за последнее время, когда хотел закрыть какую-то тему. Рене протестующее пискнула, он понял, что она сейчас попытается отстраниться от него и приступить к допросу - у него максимум полсекунды. Его руки связаны всего лишь шарфом, мягким и рыхлым, ангора с акрилом, поэтому ему легко удалось провернуть запястье внутри мягкой петли и освободить левую руку. После этого инициатива оказалась полностью в его руках - он обхватил затылок девушки и прижал ее к себе, целуя так страстно и отчаянно, что у нее голова закружилась. Отто был уверен, что она, помня результаты ее позавчерашней попытки допроса, не рискнет сегодня повторить опыт, но всегда лучше перестраховаться. Ей пора бы уже понять, что если Отто Ромингер не хочет отвечать на вопрос - он и не ответит, даже если его пытать каленым железом. Он целовал ее, пока не почувствовал, что она загорелась в ответ, что она прижимается к нему всем телом. Тогда отпустил и, не дав ей опомниться, фыркнул:
- Малыш, в полицию работать тебя точно не возьмут.
- Почему это? - очень удивилась она - не то чтобы она собиралась в полицию, но почему он об этом вообще заговорил?
- Это называется ты меня связала? А если бы я, скажем, был опасным преступником? - поддразнивал он, его глаза смеялась.
- Ну извини, наручников под рукой не оказалось, - надулась она. Конечно, он выпутался из шарфа - обе его руки были свободны и одна уже тискала ее грудь, а вторая - попку, а шарф свободно свисал с инкрустации в изголовье, как бело-голубое облако. - Ладно-ладно, Ромингер, сейчас приспособим кое-что другое.
Он не думал, что она попытается повторить попытку допроса, поэтому не имел ничего против того, чтобы она снова попыталась привязать его.
Она вскочила с кровати (он, лежа, любовался, как она вертится перед шкафом с одеждой) и наконец вытащила нечто с торжествующим видом:
- Ну вот тебе, мой хороший, теперь не сбежишь.
Колготки. Отто со снисходительной улыбкой скрестил запястья над головой, чтобы ей было удобнее привязывать его. Но она не сделала прежней ошибки - она привязала не обе руки сразу, а каждую по отдельности, и самодовольно и очень плотоядно ухмыльнулась:
- Попробуй-ка теперь выкрутиться, Ромингер.
- Смотря что ты будешь делать, - он прищурился. - Уверен, что я сейчас усну и мне будет глубоко пофиг, привязан я или нет.
Она закусила губу и метнула на него хищный взгляд:
- Вот так, да? Ну спи, дорогой, а я посмотрю, могу ли я тобой попользоваться, пока ты спишь.
Ну все, разговоров больше точно не будет. Отто с довольным видом закрыл глаза. Сейчас она из кожи вон вылезет, чтобы возбудить его так, чтобы он начал упрашивать развязать его. Нет, пожалуй, быть привязанным к кровати - неплохая штука.
- Глазки закрыл? - с ласковой насмешкой спросила Рене. - Вот сейчас нам и шарфик пригодится.
Он почувствовал, как она обернула шарф вокруг его головы и завязала глаза. Забавно.
- Тем удобнее будет спать, - сообщил он и охнул: она ткнула его в ребра - несильно, просто чтобы не умничал.
- Сейчас посмотрим, как ты будешь спать, - с восхитительной чувственной угрозой в голосе промурлыкала она. - Господи, всегда мечтала привязать красивого мужика к кровати и проделать с ним кучу всяких штук.
- Ты это в одной книжке вычитала, или сделала комбинацию из нескольких?
- Что именно? Это? - она лизнула его горло вниз, помедлив между ключицами. - Это было в одной грязной книжонке - потом героиня взяла плетку-семихвостку.
Он зевнул. Ага, плетку...
- А если вот это... - она поцарапала кончиком ногтя его сосок. Отто издал молодецкий храп, показывающий, что он все ее фокусы насквозь видит, и она его ничуть не напугала и ничем не удивила. - Но это было в совсем другой книжке... А, постой, я еще кое-что вспомнила... - Ее острый язычок скользил вниз, она сильно куснула его в живот. - Но в этой книжке для бедного парня все закончилось больницей, а для девушки - тюрьмой...
- Он попал в больницу с кровопотерей, столбняком или просто умер от старости? А ее за что посадили - за людоедство? - спросил Отто с ленивой усмешкой.
Она хихикнула и не ответила, ее губы мягко обхватили его. Он наслаждался - непривычно беспомощный и уязвимый, с завязанными глазами, прикрученными к изголовью кровати руками. Черт, никогда раньше не соглашался, чтобы его привязывали. Хотя предлагали, много раз. Но он никогда и никому не верил настолько, чтобы пойти на такое - уступить контроль, полностью довериться, не думая о том, что из этого выйдет. Он никогда не любил вывертов, ему всегда нравился секс простой и честный, никакие дополнительные штучки вроде наручников его не привлекали - он мог удовлетворить девушку без каких-то вспомогательных устройств, и сам получал массу удовольствия. Но Рене предложила - и он не просто согласился, но и испытывал от этого непривычное, острое наслаждение. Вполне возможно, что, не будь он привязан, он бы уже поставил ее раком и отодрал как положено. Но он лежал, а она продолжала ласкать его. Спешить было некуда, всем сейчас полностью управляла Рене, которой он почему-то доверял безраздельно, и Отто просто отдался восхитительным ощущениям.
Зря. Она поняла, что завела его до точки, но отпустила буквально за пару секунд до того, как он собирался кончить, в последний миг перед точкой невозврата. Это было его собственное лекарство, а как же, он развлекал ее именно так в тот первый вечер дня, когда они стали любовниками. Он тогда немного увлекся и довел ее до слез, не давая ей кончить. Она хочет сделать то же? Ладно, мадам, посмотрим, кто кого. Он не отреагировал - продолжал лежать с блаженной улыбкой.
Рене стояла на коленях перед ним, думая, что делать дальше. Сейчас она остановилась вовремя - она поняла, что пора, по его участившемуся дыханию. Что он там с ней делал в тот раз, когда вынудил умолять его? Она склонилась над ним, прикоснулась губами к его губам. Прошептала чуть слышно:
- Когда ты захочешь, чтобы я тебя отвязала, просто скажи.
Он не ответил, просто лежал молча перед ней - такой прекрасный, такой сильный, такой любимый. Мускулистый и загорелый, и совсем голый, если не считать шарфа, которым она завязала его глаза. По бело-голубому шарфу и синей подушке рассыпались его светло-пепельные волосы. Она снова поцеловала его в губы и начала скользить вниз, ожидая, что он как-то даст ей понять, что ему нравится то, что она делает. Но он молчал и оставался неподвижным. Правда, что ли, уснул?
Или затеял очередную игру? Покер? Ну-ну. Рене обхватила его рукой и начала ласкать, ее губы скользили по его животу, пока не добрались до его пупка - одного из самых ее любимых и чувствительных местечек на его теле. Нежный поцелуй... укус... снова поцелуй... опять укус - более долгий и сильный... и все сначала. Ее пальцы сжались чуть крепче, амплитуда увеличилась... Он опять на грани - и она снова отстранилась. Ноль реакции. Но Рене уже хорошо знала и чувствовала его - от нее ничего не ускользало. Участившееся прерывистое дыхание, горячая, чуть покрывшаяся испариной кожа, легкая дрожь, пробежавшая по мышцам. Никакая молчанка не введет ее в заблуждение.
Она сама больше не могла терпеть, не могла сдерживаться. Как же она хотела заполучить его полностью, насладиться им!
Она чуть сама не спросила «отвязать тебя?» - но это испортило бы всю игру. Он должен был просить! Он, а не она! Но он молчал, хотя и не мог уже притворяться спящим. Его тело реагировало слишком красноречиво. Рене застонала от смеси вожделения и досады - кажется, все опять идет к ее капитуляции. Во всяком случае, похоже, что он нацелился именно на такой результат. Ну ладно, посмотрим... Закусив губу, она начала медленно... очень медленно... еще медленнее опускаться на него. Совсем чуть-чуть - она впустила его в себя ровно настолько, чтобы дать ему почувствовать, какая она горячая, мокрая, нетерпеливая, как она пульсирует от нетерпения, как она ждет его. Чуть-чуть - и поднялась, освобождая его. Господи, Отто, как я хочу тебя. Скажи. Пожалуйста, попроси меня. Он молчал, тяжелое, быстрое дыхание вздымало его влажную грудь. Рене наклонилась над ним, поцеловала в губы, он впустил в свой рот ее быстрый, горячий язык - очередной сумасшедший, отчаянный поцелуй, который не мог закончиться ничем, кроме как взрывным соединением. Молчит, молчит, партизан чертов... Она снова начала дразнить его - насаживаясь на него совсем немного, неглубоко, продолжая это медленное издевательство и над ним, и над самой собой, сходя с ума от распаляемого и неудовлетворенного желания. Еще, еще, еще... Его руки, привязанные к изголовью кровати, напряглись, вены вздулись, он сжал кулаки... Рывок, поворот запястья - но на этот раз она привязала его на совесть. Ну почему, почему она не предусмотрела такого поворота? Господи, если бы он сейчас вырвался на свободу, это был бы настоящий тайфун. Дрожа от нетерпения, она слегка прогнула поясницу и резко впустила его в себя полностью. На всю глубину. Ее крик наслаждения, его тяжелое, прерывистое дыхание. Она прижалась к нему всем телом, все ее существо умоляло - еще, еще... Отто весь горел, напряженный, как натянутая струна. Он запросто мог бы сделать ее, просто подав вперед бедра, но ему нужна была ее полная капитуляция - таким уж он родился. Полупобеда его не устраивала. И Рене капитулировала - иначе и быть не могло. Слишком тугой узел на его запястьях стал еще туже после его попыток вырваться, но хоть в чем-то ей повезло - на прикроватной тумбочке лежал ее маникюрный набор, в котором были маленькие ножнички.
Вроде бы он даже не вспомнил о том, что у него завязаны глаза. Он набросился на нее как безумный. Она громко закричала, судорожно выгнувшись под ним, еще несколько мощнейших, глубочайших ударов - и оба растворились в долгожданном пожаре. Шарф развязался, упал на ее лицо, кто-то из них нетерпеливо отбросил его в сторону. Все... Кажется, на несколько секунд у мужчины и женщины все стало общим. Прерывистое дыхание, дикое сердцебиение, бешеный пульс... Слишком хорошо. Так не бывает...
Они засыпали вместе. Рене обвилась вокруг него, он прижал ее к себе... И она прошептала уже засыпая:
- Отто... Я хочу быть твоей женой.
Он обмер в ужасе. Она сказала это. Сказала и заснула, избавляя его от необходимости отвечать, как-то выкручиваться, но роковые слова были сказаны.
И вот теперь она спала рядом с ним, обнимая его, а он лежал без сна и думал, что ему делать? Что, ради всего святого? Она хочет быть его женой. А он не хочет быть ничьим мужем!!!
Он не готов. Он не может жениться. Ему, черт подери, 21 год, почему он должен сейчас себя связывать? Он женится лет в тридцать. Или сорок. Он будет старым мужиком, решит, что нагулялся, и женится - что еще останется тридцатилетнему старикану? Но сейчас... Он не хочет жениться! А она думает по-другому. Она уже не только хочет, но и сообщила об этом ему. Вот черт...
А что она сделает, если он не женится?
Почему он позволил, чтобы все у них зашло так далеко? Ведь с самого начала знал, что она серьезно воспринимает то, что между ними происходит, в то время, как он просто развлекается. Да, черт подери, он развлекался... пока сам не начал воспринимать происходящее, как нечто драгоценное. Опасно драгоценное. Эта девчонка подобралась к нему слишком близко. Эта невозможная, взбалмошная, нежная, ехидная, ласковая, веселая, сладкая, наивная, непосредственная, сексуальная девчонка. Дело зашло слишком далеко, снова подумал он. Чересчур далеко. Недопустимо далеко.
Он будто с ума сошел, носится с этой Рене, трахает ее не предохраняясь, разговаривает с ней всякие умные разговоры и откровенничает как полоумный. А ловушка захлопывается. Скоро совсем захлопнется. И будет он сидеть, как волк в капкане, и не знать, как выпутаться. Ведь, черт ее побери, она уже распланировала себе целую жизнь с ним, сотней детей, домашними тапками разных размеров - побольше с надписью «Для него» и поменьше - «Для нее», «они жили долго и счастливо и умерли в один день» и всем таким. И как он вообще мог дотянуть до этого? Как он вообще мог потащить ее в тот отель две недели назад? Ведь знал все с самого начала, знал, что нельзя! И как он теперь должен выпутываться, чтобы не навредить ей и не причинить боль? Она уже хочет замуж за него! А незадолго до того она выпалила, что он ее любит, и к тому же потребовала от него подтверждения. Он, конечно, выпутался, но испугался по-настоящему.
Рене тихо вздохнула во сне, он почувствовал на шее тепло ее дыхания, ее волосы щекотали его губы. Ее пальцы на его животе дрогнули, она была такая теплая, сонная, сладкая. Отто захотел ее снова, подумал, что можно разбудить и снова заняться с ней любовью (нет...сексом, поправил он сам себя) Но он не стал это делать. А вдруг она начнет с того, на чем закончила? Опять скажет ему это? И будет ждать ответа? И что он должен будет ей ответить? Похлопает по плечику и скажет «Ну-ну, малыш. Поговорим об этом в другой раз»? Или промямлит «Эй, детка, у нас был потрясающий секс, но это не значит, что...» А чего это не значит? Он понятия не имел. Он знал только одно - все это вместе значит, что пора уносить ноги. Он начал забавляться с ней, полагая, что является гроссмейстером в этой игре, а она приготовишка, и - проиграл. Потому что для него это тоже перестало быть игрой. Вот что хуже всего. Она сказала, что хочет за него замуж. И на какую-то долю секунды его охватила такая нежность, такое тепло, такая радость... То, чего хочет Рене - это еще полбеды. Самое плохое - то, что он какой-то миг и сам был не против.
И что он теперь должен делать? Бежать от нее с криком «Караул! Грабят!» Он собирался бросить ее - он это и сделает, причем как можно быстрее. А потом... воспоминание пронзило мозг - громкий, настойчивый стук в дверь... он сам, выплывающий из лихорадочного сна, сквозь головную боль и ломоту всего тела от высоченной температуры... Вы были знакомы с Моной Риттер? Она мертва. Вы могли предположить, что она покончит с собой? Веер ярких, цветных, превосходного качества фотографий - блестящее красное месиво вместо лица, один открытый глаз, разбитый череп... Предсмертная записка. «Она сделала это из-за вас».
Только не это. Только не Рене. Если это случится с ней... он зажмурился в темноте, почувствовал, что дыхание перехватило. Он не может ее бросить. Она любит его. Он прекрасно понимает, что она очень сильно его любит. Если он бросит Рене - это будет для нее шоком, трагедией. Значит, надо сделать так, чтобы она сама захотела его бросить. А, сделав это, вздохнула бы с облегчением, что отделалась от этого ублюдка. И открыла бы бутылку шампанского, чтобы это отпраздновать.
Как он собирается этого добиться? Что он должен сделать, чтобы Рене захотела уйти от него? Чтобы поняла, что она любит человека, который не заслуживает этого? Чтобы до нее дошло, что он ничего, кроме несчастья, ей не даст? Что он - последний подонок, и, отделавшись от него, она совершила бы самый правильный и умный поступок в своей жизни? Значит, он и должен стать последним подонком.
Неприятная перспектива. Что делают подонки? Рыгают вслух и портят воздух за столом? Нет, он на такое просто не способен. А что? Хамить, говорить гадости, заигрывать с девками, которые ему вечно дают авансы, один он или нет, и которых он уже две недели отшивает не глядя? Вот это, наверное, возможно. Тоже паршивая перспектива, но он просто обязан пойти на это. Так он защитится от слишком опасных отношений и ее убережет от боли. Она должна бросить его. Вот и нашелся выход. Он наконец уснул, понадеявшись, что это решение окажется не только правильным, но и выполнимым.
Рене проснулась первая - Отто еще спал. Сегодня они собирались провести весь день в постели, и эта перспектива была так чудесна! Девушка блаженно улыбнулась и выскользнула из постели, чтобы быстренько принять душ и встретить пробуждение любимого мужчины чистенькой и свежей. Потом, наверное, они закажут завтрак в постель. Что она вчера сказала уже в полусне - начисто вылетело у нее из головы. Конечно, она помнила, что пыталась вытянуть у Отто признание в любви и что у нее ничего не вышло, но в этом не было ничего удивительного - одно дело любить девушку, и совсем другое - открыто в этом признаться. Она же знает, какой он скрытный и как ненавидит разговоры о чувствах и прочих тонких материях, он конкретный и сдержанный. В последнее время ей все время кажется, что их отношения как-то меняются - они становятся будто бы ближе, Отто стал что-то ей рассказывать (конечно, не про свою семью, но хотя бы про то, как прошла тренировка, что происходит в университете...) его часто интересует ее мнение (раньше он как-то больше от нее отмахивался). Она не представляла свое будущее без него - он так быстро занял огромное место в ее жизни, так много значил для нее, ей казалось, что она живет только, когда он рядом с ней - остальное время превратилось в прозябание, бессмыслицу. Она жила им и своей любовью к нему. А как он на нее смотрел... В его взгляде была любовь. Правда. Рене так сильно любила его, что не могла даже предположить, что он не отвечает ей взаимностью.
Когда она вышла из душа (в одном белом махровом полотенце, обернутом вокруг бедер), он уже не спал. Рене улыбнулась и бросилась к нему в объятия:
- Привет.
Отто сидел на краю постели с телефонной трубкой в руках. Вид у него был мрачный и озабоченный. Пока Рене была в душе, он позвонил Лойсу Феллэю и объяснил, что вчера не приехал, потому что попросту уснул, а сегодня... извини, старик, сегодня должен быть в Цюрихе. Да, учеба. Завтра на тренировочную базу, а сегодня... ну диплом, да, мне очень жаль... Он положил трубку, злой и несчастный. Ужин с Рене у Феллэев показался ему каким-то недопустимым, слишком сентиментальным и многозначительным событием. Лойс, кажется, обиделся, Сильви отняла у мужа трубку и достаточно красноречиво выразила свое «фи», их девятилетние мальчишки-близнецы были разочарованы до слез: они уже неделю мечтали увидеть восходящую звезду горнолыжного спорта - даром, что они с детства вертелись среди профи. Отто поклялся, что еще до Нового года обязательно закатится к ним, хотя бы из Бормио махнет, когда пройдет там спуск.
Если бы только ее вчера черт не дернул за язык, причем дважды, они бы и день в кровати провели, и на ужин поехали бы в «Сомме дю Факон»... Но ее слова, произнесенные вслух, и все решения, которые он был вынужден принять, все изменили. Теперь он должен был начинать приводить свой план в действие - и сейчас было время для первого пенделя. Если бы он только мог... Она ластилась к нему, такая теплая и сладкая, такая желанная...
- Одевайся, - буркнул он. - Мы завтракаем и уезжаем.
- Но мы же хотели...
- Я передумал, - Отто освободился из ее объятий: - У меня нет времени валяться просто так.
- Просто так? - Рене подняла бровь, ее глаза насмешливо блеснули: - Знаете, мсье, вы могли бы подобрать другое определение.
Он равнодушно пожал плечами:
- Собирайся быстро.
Рене оценивающе взглянула на него. Мрачный и сердитый, отводит взгляд. Что с ним такое? Не в духе с утра? С их величеством такое бывает. К полудню отойдет и станет похож сам на себя. Она пожала плечами и достала из шкафа свой чемодан:
- Как скажешь, командир.
Когда он вышел из ванной, голый и по-прежнему мрачный, Рене была уже одета в джинсы и розово-серебристый свитер. Как и вчера вечером, когда она ждала, пока он проснется, Рене сидела в кресле и читала «Мальтийского сокола». Впрочем, сейчас она скорее делала вид, что читает - интриги вероломной Бриджет О»Шоннеси сегодня не так ее привлекали. Она ждала, что он улыбнется и переведет все в шутку. Или обнимет ее.
Ничего подобного. Он молча начал одеваться. Трусы, драные джинсы, застиранный темно-серый лонгслив с рекламой проката лимузинов, грубые ботинки на тракторной подошве. Рене исподтишка наблюдала за ним. Он подхватил с кровати полотенце и еще раз вытер мокрые волосы. Поколебавшись с секунду, Рене робко предложила мир:
- Может, посушишь феном?
- Сам разберусь, - буркнул он. - Чего сидим? Готова завтракать - пошли.
- Отто, что с тобой такое? - испуганно спросила Рене.
Не говоря ни слова, он вытащил ее из номера и, как провинившуюся козу, поволок к лифту. Рене вырвала руку из тисков его пальцев:
- Прекрати! Почему ты это делаешь?! Не смей так со мной обращаться!
- Я обращаюсь с кем угодно так, как считаю нужным, - резко ответил он. - Иди, черт подери!
- Нет! - она заплакала. - Ты ведешь себя, как дикарь! Я этого не заслужила!
- Черт! - пробормотал он. Их взгляды встретились. В ее глазах были слезы и гнев, в его - только стыд и замешательство. - Ладно, все. Пойдем.
Он думал, что Рене потребует извинений, и не собирался их давать, но она сдалась и пошла за ним. Он был готов орать от досады и злости на самого себя. Куда он сам себя втравил? Нет, не так: куда его втравило его неконтролируемое влечение? Он впутался в эти отношения с хорошей девушкой, которая безумно любит его и хочет выйти за него замуж, он задыхается от чего-то вроде клаустрофобии и от страха, что не сможет выбраться из ловушки, не причинив боли, которая может заставить Рене сделать что-нибудь непоправимое...
(1) (англ.) дамы в первую очередь
...