Город of Blinding lights (Современный ЛР, 18+)

 » Глава 8

Глава восьмая, в которой слушают и слышат

Наташа

Мистер Айсберг меня поцеловал!
Нет, не так.
Я. Поцеловала. Мистера. Айсберга. Первая! Какая Чудо-женщина меня укусила?!

Прежде чем вернуться в номер, минут сорок бродила по этажу и отсиживалась на диванчике в противоположном крыле, чтобы отдышаться и снова начать мыслить связно. Ну и, само собой, для того чтобы мое красное и до неприличия довольное лицо перестало семафорить всему миру: «Эй, народ, меня только что целовали! И, кажется, были не прочь продолжить, только вот кое-кто здорово струхнул и сбежал от греха подальше...»

Так, стоп! Развивать эту мысль нельзя. Иначе я тут на диванчике до такого додумаюсь, что все старания протрезветь отправятся прямиком под хвост кошачий. Туда, где... Блин! Что за пошлая фигня лезет в голову?! Неужели так сложно себя контролировать? Другие вон прекрасно с этим справляются, чем я хуже?

Я спокойна. Я споко-ойна. Может, помедитировать? Ом-м-м...

Он сказал, что позвонит завтра...
Ну, еще бы нет. После того, как я с такой страстью повисла у него на шее... Дура!

Он серьезно считает, что такие поцелуи, как наш, случаются исключительно по любви?
Или он просто хорошо помнит, что глупые бабоньки любят ушами.

Но все-таки как же это было обалденно... И после такого мне еще хватило выдержки сбежать на самом интересном месте, загадочно исчезнув в ночи?! Да я роковая женщина!
Правильно, о том, что на мне карамельно-розовый, совсем девчачий лифчик с «пуш-апом» и убийственные белые труселя-шортики с овечкой на правом полупопии (стильно, модно, молодежно и, главное, удобно), Юре лучше не знать. Вот было бы позору, елки-палки!

А сейчас, внимание, вопрос на миллион: как мне теперь вести себя с мистером «Могу-когда-хочу-а-когда-не-хочу-умело-притворяюсь-что-не-могу»? Что делать?! Как прожить оставшиеся десять дней, чтобы потом не было мучительно больно за свою дурость?

Да, Юрий Константинович, я типичная наивная дура. Хочется улечься на этом самом диванчике, обнять себя руками и замечтаться до полусмерти, вспоминая, как классно ты пахнешь, как крепко обнимаешь и как нежно целуешь, сообразив, что я в этом деле не просто полный ноль, а какой-то глубокий «минус».
А ты – «плюс». Вместе мы – батарейка, потому что волосы электризуются даже на руках, ноги слабеют, а губы покалывает до сих пор... Разве так бывает?

Плевать на конспирацию! Мне срочно нужно умыться, уйти в глухую «несознанку» и испробовать-таки чудодейственного снотворного из запасов Алисы.

Один из подзаконов закона подлости гласит: если вам нужно тихонечко прокрасться, то дверь обязательно отдаст вам честь – скрипнет, щелкнет или от души похлопает.

– О, Наташка пришла, – сказала кому-то Алиса.
– Наташка, здорово! Ты куда спряталась?

Значит, ежевечерняя семейная конференция по «вебке» в самом разгаре. Вот блин.

– Кутила по-английски, – крикнула я беззаботно.
– В черном цилиндре, с тросточкой? – уточнил Пашин голос.
– Естественно. Куда ж без них?

Алиса развернула ко мне ноутбук, а сама намекающе покосилась на букет в вазе.
Вазу любезно предоставил отель. Позвонила – принесли, никто даже не удивился... Конечно, они же не видели дикарский танец вокруг этого букета, который в приступе восторга исполнила и повторила «на бис» я.

Моргнула Алисе, что потом объясню. Не при родителях же. Тем более что восседал Паша на нашем диване, укрытом бежевым пледом в бело-шоколадную клеточку, но не так аккуратно, как обычно. На спинке дивана таращил глазищи Марсик.

– А мы тут бу... в смысле, в гости заехали, – без зазрения совести сдал контору Паша.
– Правильно, что дома делать?
Я решила не тянуть резину, тем более что через экран меня нормально не разглядишь:
– А папа далеко?

– Такси нам вызывает, щас придет. Грустно без тебя, Наташка. Никто бедному дяде такой вкусный кофе не сделает, – пожаловался Паша. – Только невкусный.
– Ничего, скоро вернусь, ждите. Ну его, этот Лондон!

– Скучно? – Паша зашуршал чем-то за пределами видимости.
– Тоска! – с чувством заверила я.

Алиса хрюкнула от смеха.

Пока я рассказывала всем желающим послушать про новый телефон, про экскурсии и про дожди, рыжая занималась своими делами, изредка вставляя уместные реплики. Когда же разговор кончился, а я окончательно вошла в колею, отбросив все романтическое и морально подготовившись к допросу, она спокойно взяла пижаму, полотенце и закрылась в ванной.

Уже потом, когда мы обе – чистые и шелковистые – молча смотрели в белеющий потолок, я, заново успев известись, но так и не дождавшись от Алисы ни одного провокационного вопроса, подала голос первой:

– Так и не спросишь ничего?
– Зачем спрашивать, если и так все поня-атно, – пропела Алиса, подражая конфетной блондинке из о-очень древнего фильма про любовь и зонтики.

– И чего тебе «поня-атно»? – передразнила я.
– Что ты по уши влюби-илась!
– Хватит петь, – проворчала я, отворачиваясь к окну.

Мы молчали. Алиса, вспомнив о креме для рук, включила светильник над кроватью и растирала ладони так активно, точно собиралась прямо в номере добыть огонь методом трения. Она всегда так натирается.

– То есть подробности тебя не интересуют? – с обидой уточнила я.
– Интересуют. Но ты ведь снова будешь ревновать меня к своему таинственному спасителю с нахальным, но мудрым взглядом и все равно половину переврешь, я права?

В спину словно толкнула невидимая пружина.

– А Юра-то тут при чем? Почему сразу он? Подумаешь, помог по-землячески...

Алиса одарила меня лукаво-ласковым взглядом и оставила крем в покое.

– Просто раньше ты о таком не врала. Легко было догадаться, откуда ветер дует. Сопоставить факты, заглянуть в твои честные глаза...
– «О таком» – это о каком? – Я действительно не понимала, в чем прокололась.

– О добром самаритянине, который не в твоем вкусе, но который любезно притащил обратно твою потерянную сумку, потом доставил тебя сюда – совершенно бесплатно, руководствуясь исключительно гражданской сознательностью, а теперь, – Алиса обернулась к букету, – дарит такие бомбические цветы, потому что... Дай-ка угадаю: у нас в стране испокон веков принято встречать каждого «своего» на чужбине шикарным букетом и трижды расцеловываться на прощание? «Ох уж эта загадочная русская душа», – думают бедные англичане.

Блин. Блин. Мамин блин с дырочками! И сметанкой намазать сверху.

– Хорошо, ты меня выщемила. Это был он. И что с того? Мне через месяц стукнет восемнадцать, я имею право на легкий курортный роман...
Алиса покачала головой.
– Что, не имею? Дура лэкс, сэд лэкс*, чтоб его.

Еще один камень преткновения. Почему я такая мелкая? Может, поэтому Юра так легко меня выпустил – потому что на лбу написано: «Ахтунг! Она малолетка». Или это все долбанный язык без костей виноват?

– Да имеешь, конечно. – Алиса легла рядом, опираясь на локти, сдула лезшую в глаза челку. – Только мы обе понимаем, что «легкого» романа у тебя не выйдет, Наташ. Каникулы закончатся, самаритянин останется здесь, ты уедешь домой и будешь страдать, пока не смиришься, а это смирение случится ох как нескоро. Я же тебя знаю.

Я тоже себя знаю, ага. И почти сумела прогнать печальные мысли о коротких каникулах, но Алиса любезно напомнила. Через десять дней все будет как раньше. Никаких больше цветов, прогулок в гопостиле и никакого Юрия Константиновича. Максимум, что мне светит, это эсэмэски, звонки и полюбоваться на него через экран. И то – не факт.

Мистер Эванс слишком хорош, чтобы долго оставаться в одиночестве. Сколько таких девиц, молодых и восторженных, у него было? Точно не одна. А во мне что особенного?
Ясно, что: я из России и я выпендриваюсь. А ему интересно, что еще выкину. И я, как последняя идиотка, послушно выкидываю, лишь бы только увидеть эту занудную улыбку...

А мой словесный понос – это двусторонняя стрелочка: если не буду нести чушь с умным независимым видом, то начну мямлить, по-идиотски хихикать и краснеть, когда мистер случайно на меня посмотрит... Фу, гадость какая!

Рыжуля права: надо удалить, отпустить и забыть, пока не очень больно... Но как?! Как это сделать после сегодняшнего?
«Как, как» – да молча сделать! Подумаешь...

– У, мать, да ты действительно влюбилась. То краснеешь, то бледнеешь, и такая дичь в глазах. – Алиса обняла меня. – Ох, Наташка. Кто мог знать, что все так будет, да? Сидела бы сейчас дома, книжки читала, а тут я, добрая душа, влезла со своим Лондоном... Слушай, – осенило Алису, – а вдруг это твоя судьба? Без шуток.
– Не знаю. – Мне было так тоскливо от всего этого сборища неопределенностей, что хотелось рыдать и есть шоколадки. – Ничего не знаю, Алис.

– Он хороший?
– Он... нереальный.
– В каком смысле?

Я ткнулась носом в мягкое пижамное плечо подруги и прогудела:
– В прямо-ом!
– Объясни, – настойчиво попросила Алиса.

Объясню. Мне самой это необходимо – объяснить. И понять наконец. Хоть что-нибудь.

– Ты меня дома видела? Видела. На людях видела? Видела. Разницу ощутила?
– Да кто ж ее не ощутит, эту разницу? – вздохнула Алиса. – На людях ты достаешь из широких штанин цивилизованность и коварно мимикрируешь под среду. Как я. Как... все.

– Угу. Так вот, с ним я – дома. Понимаешь весь ужас ситуации?
– Кажется, начинаю понимать. И сочувствовать. Ему.
– Иди ты... лесом, Красная Шапочка, – буркнула я, отлипая от заботливой Алисы.

Любить близких людей можно за многое. Можно обижаться на них, троллить, спорить до хрипоты или проделывать все это по очереди, но одно отрицать нельзя: никто не выпихнет тебя из меланхолии так метко и нежно, как близкий человек.

Алиса меж тем полезла в дамскую сумочку, с которой уходила по утрам, достала медово-ореховый батончик в шоколадной глазури и разделила его пополам.

– На, зажуй. Это лечебные углеводы счастья. На двоих, чтобы по-честному.
– Спасибо.

Липко, сладко, калорийно. Идеально.

– А если серьезно, Наташ, расскажи: какой он, этот твой Юрий? Интересно же! Торжественно клянусь не отбивать и на святое не покушаться.
– М-м... Поклянись еще, что все страшные тайны останутся между нами, – потребовала я.
– Да чтоб мне утром в гололед по Горького спуститься! В моросню, – задумчиво добавила Алиса. И припечатала, стукнув себя ладонью в грудь: – На двенадцатисантиметровых шпильках!

Аргумент, однако. По нашей улице Горького в гололед даже на плоской подошве не спустишься без балета на льду. А тут – шпильки.

Когда я закончила сумбурный (но на этот раз – максимально честный) рассказ и жадно прососалась к бутылке с минералкой, чтобы промочить пересохшее горло, выражение лица Алисы не поддавалось однозначной идентификации.

– Что скажешь? – поторопила я, остро нуждаясь если не в одобрении, то в совете старшей подруги.
– У тебя два варианта: порвать с ним немедленно, прямо сейчас, ничего не объясняя. Или... плюнуть на все и наслаждаться жизнью в компании своего прямого смысла. Подозреваю, что Америку я тебе не открыла, – хмыкнула Алиса в ответ на мой разочарованный вздох, – но ты не узнаешь, судьба это или нет, пока сама не попробуешь.

Знаю, она хотела меня поддержать. Только последние остатки эйфории схлынули почему-то.

Десять дней. Не усложнять, не надумывать и наслаждаться жизнью. Это реально?
Вполне. Потому что Алиса, хоть и оказалась права в начале, не учла самого главного: других вариантов сохранить теплые воспоминания о Лондоне и не свихнуться у меня просто нет. Если влюблюсь в мистера Эванса без оглядки, будет очень больно. Поэтому влюбиться можно, но... дозированно, оставив место под логику и здравый смысл. Я упорная, у меня получится.

Рыжая видела десятый сон, а я составляла мысленные планы на оставшиеся дни отдыха. Очень подробные, весьма конкретные планы и четкие линии поведения, но со скидкой на возможные обстоятельства, стараясь учесть подводные камни и прочие катаклизмы.

Юрий Константинович наверняка гордился бы мною в этот момент: я была как никогда взрослой и рациональной.
Нельзя терять голову, Наташка. Без головы в наше смутное время жить тяжело и неудобно. Хотя приятно. И волнительно. И... блин, опять!

На следующий день увидеться не получилось, зато мы по достоинству оценили благо цивилизации под названием Интернет, а точнее интернет-сообщения.


Х: Если джентльмен говорит своей леди: «Я понимаю Вас с полуслова», он имеет в виду: «Вы говорите вдвое больше, чем надо»
У: Натали, это не анекдот, это правда жизни
Х: ты серьезно???
У: да
Х: все, сдаюсь
Х: это был последний цензурный анекдот про джентльмена, который я нашла
У: значит, я выиграл этот раунд
Х: ты жульничал!


Упрямое молчание.


Х: было совсем не смешно?
Х: ни разу?


Он долго набирал сообщение.


У: про лорда, слугу и вышедшую из берегов Темзу было чуть-чуть смешно
Х: *смайлик и револьвер*
Х: это я застрелилась, если что
Х: почему на всех сайтах одни и те же анекдоты про джентльменов?!
У: а ты пробовала зайти на англоязычные сайты?
Х: конечно! Почувствовала себя дурой и ушла обратно на русскоязычные


Мой телефон давно стоит на беззвучном режиме, чтобы не отвлекать более сознательных экскурсантов, чем я.


Х: теперь ищу про врачей
У: и как успехи?
Х: стою ржу
Х: но благовоспитанная леди
Х: никогда
Х: не отправит
Х: джентльмену
Х: такое
Х: непотребство
Х: *дама в платье и средний палец*
У: *плачущие от смеха смайлики и цилиндр*
У: Нат, извини, мне пора, созвонимся
Х: давай
Х: я буду тут...


Юра исчез из сети, но я все равно периодически заходила в мессенджер и проверяла сообщения. Честно пыталась сосредоточиться на экскурсии, в какой-то момент даже увлеклась немного, но постоянно отвлекалась на собственные, далекие от мировой культуры мысли. Признаться, музеи – это не совсем мое.
Рука сама потянулась к телефону.


Х: никогда не задумывался, почему люди так охотно смеются над пошлыми шутками?
Х: пошлыми, циничными, тот же «черный» врачебный юмор цветет пышным цветом
Х: из тех анекдотов, которые я только что прочитала и над которыми реально смеялась, процентов сорок основаны на игре слов и всяких омонимах, а цитировать оставшиеся шестьдесят не позволяет воспитание
Х: ага, то самое воспитание
Х: но я смеялась над ними, от души
Х: *красный от стыда смайлик*
Х: хотя над игрой слов все-таки больше
Х: правда-правда


Уже забрав верхнюю одежду в гардеробе и собираясь нацепить шапку, я наудачу проверила «входящие». И удача приветливо оскалилась единицей непрочитанного сообщения.


У: верю
Х: прооперировал кого-нибудь?
У: нет
Х: в процессе?
У: *ржущий смайлик*
Х: давно хотела спросить
Х: почему ты хирург?
У: давай поговорим об этом при встрече
Х: хорошо
Х: завтра?
У: договорились


А про свое вчерашнее обещание ты забыл...
Ладно, я не зверь, понимаю. Обижаться и напоминать про звонок не буду.

Вернувший себе право голоса телефон пиликнул:


У: даже не думай, я все помню
У: до вечера


Сколько губу не закусывай, довольную улыбку не спрячешь.

В метро я благополучно заснула под испанскую попсу и потом возвращалась на три остановки назад.
Я была здесь... и одновременно где-то там.

Поужинав и поболтав с родителями, села ждать Алису. И звонка.
Звонок успел немного раньше.

– Привет. Не спишь?
– Привет. В половину девятого? Не сплю, разумеется. У нас по плану вторая часть Мерлезонского балета, забыл? Теперь твоя очередь рассказывать анекдоты про медведей, икру и водку, а моя – над ними смеяться.

Ох уж эта сладкая месть. А вот нечего было выпендриваться!

– Можешь начинать. Я уже напрягла диафрагму и готова внимать.
– Нат, пощади! – взмолился мсье Голубь. – У меня мозги всмятку. Лучше ты расскажи... что-нибудь хорошее. Любое.

– Любое? – растерянно переспросила я. – Это слишком объемная тема, боюсь не охватить. Давай по категориям на выбор? Кино, живопись, русский язык, одежда, погода, животные... – Нарочно сделала паузу.
– Животные. – Как я и предполагала, он уцепился за последнее слово.

– Если, ложась спать в нашей квартире, не закрыть дверь в комнату, ночью обязательно придет кот и ляжет тебе на голову. Спихивать эту скотину с кровати бесполезно, потому что его подпольная кличка – Бумеранг... А ты спишь.
– Я тебя внимательно слушаю, – нагло соврал Юрий Константинович.

Угу, и всегда зеваешь в подушку, когда тебе интересно.

– Отдыхай, Юр, – попросила я серьезно. – Увлекательная жизнь нашего кота подождет до завтра. Утро вечера мудренее. И... я не знаю, что еще положено говорить, желая человеку выспаться и не прибить кого-нибудь, когда у него это не получится.

– Доброй ночи, Натали.

Я вновь услышала его улыбку. Заразительная штука.

– Ах да, точно. Доброй ночи! – И спасибо, что позвонил.

Все-таки никакие буквы и смайлики не заменят живого человека, который после «ниочемного» двухминутного разговора желает «Доброй ночи» сонным голосом.

А у меня осталось девять дней, чтобы украдкой записать или настолько же точно запомнить этот голос, от которого по коже пробегают колючие мурашки.

Помню: если влюбляться в него, то дозированно. Строго дозированно.
У меня получится?


*Закон суров, но это закон (лат.)

by ANnneta