Nadin-ka:
Есть такое время, когда все кругом спит, — уже не ночь, но еще и не утро. Об этом знает только тот, кто ужасно рано встает, а еще тот, кто путешествует ночью. Поднимешь жалюзи на окне спального вагона и увидишь, как мчится назад замерший во сне пейзаж — деревья, кусты и трава неподвижны и бездыханны, объяты, укутаны сном, словно спящий путешественник, плотно укутанный в длинное пальто или дорожный плед.
Именно в этот час — серый и безмолвный — Том вышел в сад. Когда он спускался по ступеням и открывал дверь, была середина ночи, но стоило ему перешагнуть порог и очутиться в саду, время сменилось предутренней порой. Всю долгую ночь — залитый лунным светом или погруженный во тьму — сад стоял на страже, а под утро впал в дрему.
Филиппа Пирс "Том и полуночный сад"
Elenawatson:
Послушайте, Бекки, вы были когда-нибудь помолвлены?
– А что это значит?
– Ну как же, помолвлены, чтобы выйти замуж.
– Нет, никогда.
– А вам хотелось бы?
– Пожалуй. Я, право, не знаю. А на что это похоже?
– На что похоже? Да ни на что не похоже. Вы просто говорите мальчику, что никогда, никогда ни за кого другого не выйдете, потом целуетесь, вот и все. Это кто угодно сумеет.
– Целуетесь? А для чего же целоваться?
– Ну, знаете ли, это для того… да просто потому, что все так делают.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Анна Лукас:
Нельзя прожить жизнь, угождая всем. Чем больше будешь стараться, тем сильнее они будут давить лишь для того, чтобы иметь удовольствие видеть, как ты пляшешь под их дудку.
Джудит Макнот "Рай"
Nadin-ka:
На море в штиль — всякий лоцман. Но солнце без туч и радость без горя — это вовсе не жизнь. К примеру, судьба и самых удачливых — спутанная пряжа. Утраты и обретения, сменяющие друг друга, поочередно печалят и радуют нас. Даже сама смерть делает жизнь более желанной. В трудные минуты жизни, в скорби и лишениях люди становятся самими собой.
Простая наблюдательность должна убедить нас, что если нам суждено преуспеть в каком-нибудь большом начинании, то обойтись без трудностей невозможно. И человеку следует быть благодарным судьбе за это. Неудачи закаляют нашу способность к сопротивлению. Характер рождается при крушении надежд. Только когда мы узнаем и испытаем себя и не раз убедимся, как во вред себе переоценивали собственные возможности, опыт научит нас правильно судить о своих сильных и слабых сторонах.
Эрнст Хемингуэй "Кредо Человека"
Elenawatson:
Гекльберри делал, что хотел, никого не спрашиваясь. В сухую погоду он ночевал на чьем-нибудь крыльце, а если шел дождик, то в пустой бочке; ему не надо было ходить ни в школу, ни в церковь, не надо было никого слушаться: захочет – пойдет ловить рыбу или купаться когда вздумает и просидит на реке сколько вздумает; никто не запрещал ему драться; ему можно было гулять до самой поздней ночи; весной он первый выходил на улицу босиком и последний обувался осенью; ему не надо было ни умываться, ни одеваться во все чистое; и ругаться тоже он был мастер. Словом, у этого оборванца было все, что придает жизни цену. Так думали все задерганные, замученные мальчики из приличных семей в Сент-Питерсберге.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Elenawatson:
Том наконец решился. Он был настроен мрачно и готов на все. Друзей у него нет, все его бросили, никто его не любит. Вот когда увидят, до чего довели несчастного мальчика, тогда, может, и пожалеют. Он пробовал быть хорошим, старался - так нет же, ему не дали. Что ж, пускай, если им только и надо, что избавиться от него; конечно, он же окажется у них виноват. Ну и прекрасно! Разве всеми брошенный мальчик имеет право жаловаться? Заставили-таки, в конце концов! Ну что ж, придется вести преступный образ жизни. Другого выхода нет.
К этому времени он был уже на середине Мэдоу-лейн, и до него донеслось еле слышное звяканье школьного колокола, которое возвещало конец перемены. Он всхлипнул при мысли о том, что никогда-никогда больше не услышит этого звяканья; как ни тяжело, но что делать - его к этому принудили; если его гонят скитаться по свету, придется уйти. Но он всем прощает. И всхлипывания стали чаще и сильней.
Тут ему как раз повстречался его закадычный друг Джо Гарпер - с заплаканными глазами и, как видно, тоже готовый на все. Было ясно, что встретились "две души, живущие одной мыслью". Том, утирая рукавом глаза, начал рассказывать, что собирается бежать из дому, потому что все с ним плохо обращаются и никто его не любит; так лучше он пойдет скитаться по свету и никогда больше не вернется домой. В заключение он выразил надежду, что Джо его не забудет.
Оказалось, однако, что и Джо собирался просить своего друга о том же и шел его разыскивать именно с этой целью. Мать отодрала его за то, что он будто бы выпил какие-то сливки, а он их не трогал и даже в глаза не видал. Ясно, что он ей надоел и она хочет от него отделаться: ну, а если так, то ему ничего другого не остается, как уйти. Может, ей без него будет даже лучше и она никогда не пожалеет, что выгнала своего несчастного сына скитаться по свету, среди чужих людей, чтобы он там терпел мучения и умер.
Оба мальчика пошли дальше, делясь своими печалями, и по дороге заключили новый договор: помогать друг другу, как братья, и не расставаться до самой смерти, которая положит конец всем их страданиям. Потом они обсудили, как им быть дальше. Джо собирался стать отшельником, жить в пещере, питаться сухими корками и в конце концов умереть от холода, горя и нужды; однако, выслушав Тома, согласился, что в жизни преступников имеются кое-какие существенные преимущества, и решил сделаться пиратом.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Nadin-ka:
Слова ложились на бумагу скупые и точные, неожиданные для самого себя:
"Я снова тебя тревожу. Прости меня, но в последнюю дорогу я лишний раз убедился, что нигде на этой планете мне от тебя не спрятаться, даже под землей - не спрятаться. Нет, все-таки не может быть случайностью, чтобы в огромном мире у двух людей - только у двух людей в огромном мире! - было столько общего. Рано или поздно ты должна это понять.
Я пытался забыть тебя. Правда, одно время мне удалось убедить себя, что в моем несчастье большая и нужная правда, потому что любовь к тебе не дает мне спокойно жить на Земле, и хотя бы уже только поэтому я могу порвать с дорогой. Мне удалось убедить себя, счастливый человек не может добиться чего-нибудь большого и тем более - жить для других, - зачем, ведь он и без этого счастлив. Но это было только одно время.
Как бы то ни было, спасибо тебе за то, что ты есть. За ту холодную и спокойную тоску, которая снова и снова уводила меня в бездну и возвращала назад. Ты даже не подозреваешь об этом..."
Я сидел на вышке, низко сгорбившись над листком бумаги, и не знал, что буду делать с этими словами. Или найду тебя и скажу их вслух. Или это будет письмо, потому что я еще не скоро попаду в родной город - я отправлю их вперед, чтобы потом прийти и ничего не говорить, потому что ты уже все знаешь.
Слова лежали передо мной - весомые в своей первобытной значимости, и нужно было с ними что-то делать. Порой мне хотелось изорвать их. Но ведь можно изорвать только лист, на котором они написаны, а слова останутся. И уже совсем не изорвать, не вырвать из памяти то, что стоит за ними.
Михаил Чванов "Лестница в небо"
Elenawatson:
Вдруг Гекльберри спросил:
- А вообще, что делают пираты?
Том ответил:
- О, им очень весело живется: они захватывают корабли, жгут их, а деньги берут себе и зарывают в каком-нибудь заколдованном месте на своем острове, чтоб их стерегли всякие там призраки; а всех людей на корабле убивают - сбрасывают с доски в море.
- А женщин увозят к себе на остров, - сказал Джо, - женщин они не убивают.
- Да, - подтвердил Том, - женщин они не убивают - они очень великодушны. А женщины всегда красавицы.
- А как они одеты! Вот это да! Сплошь в золото, серебро и брильянты! - с восторгом прибавил Джо.
- Кто? - спросил Гек.
- Да пираты, кто же еще.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Nadin-ka:
Чернобой тревожно покосился на меня. Потом потряс головой, словно насмотрелся вдоволь, подошел и положил свою тяжелую морду на плечо Перси, чтобы тот погладил его и дал хлеба, который, как он знал, был припасен у Перси в кармане. Но прежде конь ткнул носом мне в грудь и фыркнул вполне дружелюбно, показывая, что не имеет ничего и против меня тоже.
— Так-то лучше, — похвалил Перси. — Теперь мы друзья, все трое.
— Как тебе это удалось? — спросил я. — Неужели это тот самый Чернобой — самый злобный конь во всей Швеции?
— Ясное дело, тот самый. Просто теперь он уже не такой свирепый. Злость у него почти прошла.
— Как же ты его приручил?
— Я с ним разговаривал.
— О чем?
— Обо всем. Но чаще всего — о себе самом: что я думаю, что чувствую и все такое. Я рассказал о своей семье, что мне нравится в этой жизни, а что нет. Надо рассказать о себе, чтобы конь понял, кто ты такой. Потом я показал ему окрестности. Лошади любят осматривать разные места.
Мой друг Перси, Буффало Билл и я" Ульф Старк
Elenawatson:
Мало-помалу разговор оборвался, и у маленьких беглецов начали слипаться глаза. Кровавая Рука выронил трубку и заснул крепким сном, как спят люди усталые и с чистой совестью. Гроза Океанов и Черный Мститель Испанских морей уснули не так легко. Они помолились лежа и про себя, потому что некому было заставить их стать на колени и прочесть молитвы вслух; сказать по правде, они было думали совсем не молиться, но побоялись заходить так далеко, - а то как бы их не разразило громом, специально посланным с небес. Вдруг сразу все смешалось, и они готовы были погрузиться в сон. Но тут явилась незваная гостья, которую нельзя было прогнать: это была совесть. В их душу начало закрадываться смутное опасение, что они, может быть, поступили нехорошо, убежав из дому, а когда им вспомнилась краденая свинина, тут-то и начались истинные мучения. Они попробовали отделаться от своей совести, напомнив ей, что сотни раз таскали конфеты и яблоки; но она не поддавалась на такие шитые белыми нитками хитрости. В конце концов, сам собой напрашивался вот какой вывод, и его никак нельзя было обойти: взять потихоньку что-нибудь сладкое - значит, стянуть, взять же кусок грудинки, окорок или другие ценности - значит, просто-напросто украсть; а на этот счет имеется заповедь в Библии. И про себя они решили, что, пока будут пиратами, ни за что не запятнают себя таким преступлением, как кража. Тогда совесть успокоилась и объявила перемирие, и непоследовательные пираты мирно уснули.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Nadin-ka:
Я и сама о прошлом часто думаю. Особенно теперь… И вот что замечаю.Если очень хорошо, изо всех сил постараться, можно вызвать из прошлого любые воспоминания.Все, что сама считала давно забытым. Только настройся на правильный ритм, оно тут же-раз!- и выскакивает. Из глубины памяти- прямо тебе в мозги.
Наша память-ужасно странная штука. Такой огромный шкаф с ящичками, забитыми чем попало. Лишние знания, бесполезная информация, бредовые мысли забивают этот шкаф сверху донизу. А чего-то действительно важного не раскопать, хоть тресни…
… Для того, что бы жить, человеку нужны воспоминания, как топливо. Всё равно какие. Дорогие или никчемные, суперважные или нелепые- все они просто топливо….
…Ненужные, случайные,бросовые,одноразовые-все сгодится.,лишь бы огонь не погас…
….А если бы внутри меня этого топлива не было,если б не было этих ящичков со всяким,казалось бы, хламом- ябы,наверное, уже давно сломалась. Уткнулась бы носом в колени и замерзла где-нибудь под забором. А пока могу что-то доставать из памяти-нужное, ненужное, всё равно,- даже мою собачью жизнь еще можно за что-то любить. И когда кажется: всё, конец, не могу больше, -просто жгу, что еще горит, и как-то бреду себе дальше…
Харуки Мураками "Послемрак"
Elenawatson:
После роскошного обеда из яичницы и рыбы Том объявил, что теперь он, пожалуй, поучился бы курить. И Джо воспламенился этой мыслью и сказал, что ему тоже хотелось бы попробовать. Гек сделал им трубки и набил табаком. Оба новичка не курили до сих пор ничего, кроме виноградных листьев, от которых только щипало язык, да это и не считалось настоящим куревом.
Они развалились на земле, опираясь на локти, и начали попыхивать трубками, очень осторожно и не без опаски. Дым был неприятного вкуса и застревал в горле, но Том сказал:
- Да это совсем легко! Если б я знал, что это так просто, я бы давно выучился.
- И я тоже, - подтвердил Джо. - Ничего не стоит.
- Сколько раз я видел, как другие курят, вот бы, думаю, и мне тоже, - сказал Том, - только я не знал, что смогу.
- Вот и я тоже, правда, Гек? Сколько раз я при тебе это самое говорил, ты ведь слышал, Гек? Вот Гек скажет, говорил я или нет.
- Ну да, сколько раз, - подтвердил Гек.
- И я тоже, - сказал Том, - тысячу раз говорил. Один раз около бойни. Помнишь, Гек? Еще тогда были с нами Боб Таннер, Джонни Миллер и Джеф Тэтчер. Ты ведь помнишь, Гек, я это говорил?
- Ну да, еще бы, - сказал Гек. - Это было в тот самый день, когда я потерял белый шарик. Нет, не в тот день, а накануне.
- Ага, что я тебе говорил, - сказал Том. - Вот и Гек тоже помнит.
- Мне кажется, я бы мог целый день курить трубку, - сказал Джо. - Ни капельки не тошнит.
- И меня тоже ни капельки, - сказал Том. - Я бы мог курить целый день. А вот Джеф Тэтчер, наверно, не мог бы.
- Джеф Тэтчер! Да он от двух затяжек под стол свалится. Пускай попробует хоть один раз. Где ему!
- Ну конечно. И Джонни Миллер тоже, - хотел бы я посмотреть, как он за это примется!
- Еще бы, я тоже! - сказал Джо. - Куда твой Джонни Миллер годится! Его от одной затяжки совсем свернет.
- Ну да, свернет. А хотелось бы мне, чтобы ребята на нас поглядели теперь.
- И мне тоже.
- Вот что, друзья, мы никому ничего не скажем, а как-нибудь, когда они все соберутся, я подойду к тебе и скажу: "Джо, трубка с тобой? Что-то захотелось покурить". А ты ответишь так, между прочим, будто это ровно ничего не значит: "Да, старая трубка со мной, и запасная тоже есть, только табак неважный". А я скажу: "Это ничего, лишь бы был покрепче". А ты достанешь обе трубки, и мы с тобой закурим как ни в чем не бывало, - то-то они удивятся!
- Ей-богу, вот будет здорово! Жалко, что сейчас они нас не видят!
- Еще бы не жалко! А когда мы скажем, что выучились курить, когда были пиратами, небось позавидуют, что не были с нами?
- Конечно, позавидуют! Да еще как!
И разговор продолжался. Но скоро он стал каким-то вялым и бессвязным. Паузы удлинились, курильщики стали сплевывать что-то уж очень часто. За щеками у них образовались как будто фонтаны; под языком было сущее наводнение, только успевай откачивать; заливало даже и в горло, несмотря на все старания, и все время подкатывала тошнота. Оба мальчика побледнели, и вид у них был самый жалкий. Трубка выпала из ослабевших пальцев Джо Гарпера. То же самое случилось и с Томом. Оба фонтана работали вовсю, так что насосы едва поспевали откачивать. Джо сказал слабым голосом:
- Я потерял ножик. Пойти, что ли, поискать?
Том, заикаясь, едва выговорил дрожащими губами:
- Я тебе помогу. Ты ступай вон в ту сторону, а я поищу около ручья. Нет, ты с нами не ходи, Гек, мы и без тебя найдем.
Гек опять уселся и поджидал их около часа. Потом соскучился и пошел разыскивать своих друзей. Он нашел их в чаще леса, очень далеко друг от друга. И тот и другой крепко спали и были очень бледны. Однако он догадался почему-то, что если с ними и случилась какая-нибудь неприятность, то теперь все уже прошло.
За ужином в тот вечер они были очень неразговорчивы. Они совсем присмирели, и, когда Гек набил себе после ужина трубку и собирался набить и для них, они сказали, что не надо, они что-то неважно себя чувствуют, - должно быть, съели за обедом что-нибудь лишнее.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Elenawatson:
И все, кроме Тома и Эми, один за другим, радостно хлопая в ладоши, напросились на приглашение. Тогда Том спокойно повернулся к Бекки спиной и, продолжая разговаривать, увел с собой Эми Лоуренс. У Бекки задрожали губы и слезы навернулись на глаза; она постаралась это скрыть, притворяясь веселой, и продолжала болтать по-прежнему, но пикник потерял для нее всякую прелесть, как и все остальное на свете; она постаралась поскорее уйти и спряталась, чтобы выплакаться всласть, как принято говорить у прекрасного пола. Она сидела одна до самого звонка, не желая показывать, как уязвлена ее гордость. Потом встала, тряхнула длинными косами и, мстительно сверкнув глазами, сказала себе, что теперь знает, что ей делать.
На перемене Том продолжал ухаживать за Эми, веселый и очень довольный собой. Однако он все время старался разыскать Бекки и нанести ей удар в самое сердце своим поведением. Наконец он ее увидел, и его настроение сразу упало. Она сидела в уютном уголке за школьным домом на одной скамеечке с Альфредом Темплом и разглядывала с ним картинки в книжке, склонившись над страницей голова к голове. Оба они были так увлечены этим занятием, что, казалось, вовсе не замечали, что делается на свете. Ревность огнем пробежала по жилам Тома. Он разозлился на самого себя за то, что упустил случай помириться с Бекки, когда она первая подошла к нему. Он ругал себя дураком и всеми бранными словами, какие только приходили ему в голову. Он чуть не заплакал с досады. Эми болтала без умолку, не помня себя от радости, а у Тома язык точно прилип к гортани. Он не слышал того, что говорила ему Эми, а когда она взглядывала на него, ожидая ответа, он бормотал бог знает что, часто даже и невпопад. Его все тянуло за школьный дом, хотя эта возмутительная картина растравляла ему душу. Он не мог с собой справиться. И его просто бесило, что Бекки, как ему казалось, даже не замечает его существования. Однако она все видела, отлично понимала, что победа на ее стороне, и была очень рада, что он теперь страдает так же, как раньше страдала она.
Веселая болтовня Эми сделалась для него невыносимой. Том намекнул, что у него есть важное дело и что ему надо спешить. Но все было напрасно - девочка трещала по-прежнему. Том подумал: "Ах ты господи, неужели от нее никак не отвяжешься?" Наконец он прямо сказал, что ему надо уйти по делу, а она простодушно ответила, что подождет его "где-нибудь тут" после уроков. И он поскорей убежал, чуть не возненавидев ее за это.
"Кто угодно, только бы не этот мальчишка! - думал Том, скрежеща зубами. - Кто угодно в городе, только не этот франт из Сент-Луи. Туда же, воображает, что он аристократ, оттого что одет с иголочки! Ну погоди, любезный, я тебя поколотил в первый же день и еще поколочу! Дай только добраться! Вот как возьму да... "
И Том принялся колотить воображаемого врага - лупил по воздуху кулаками, замахивался и лягался. "Ах, ты вот как? Проси сейчас же пощады! Ну, так тебе и надо, вперед наука! " И воображаемое побоище закончилось к полному его удовольствию.
Том сбежал домой в большую перемену. Совесть не позволяла ему больше смотреть на простодушную радость Эми, а ревность стала невыносимой. Бекки опять села рассматривать картинки вместе с Альфредом, но время шло, Том больше не появлялся и мучить было некого, и потому ее торжество поблекло и потеряло дня нее всякий интерес; явилась рассеянность, скука, а там и тоска; два-три раза она настораживалась, прислушиваясь к чьим-то шагам, но это была ложная надежда - Том все не приходил. Наконец она совсем приуныла и начала жалеть, что завела дело так далеко. Бедняга Альфред, который видел, что ей с ним скучно, хотя и не понимал почему, все не унимался:
- Глядите, какая картинка! А эта еще лучше!
Наконец Бекки не выдержала:
- Ах, отстаньте, пожалуйста! Не нужны мне ваши картинки! - Она расплакалась, вскочила и убежала от него.
Альфред поплелся за ней и собирался было пристать с утешениями, но она сказала:
- Да уйдите же, оставьте меня в покое! Я вас терпеть не могу!
И мальчик растерянно остановился, не понимая, что же он такого сделал, когда она сама сказала, что будет всю большую перемену смотреть с ним картинки, а теперь с плачем убежала от него. Альфред, не зная, что и думать, побрел обратно в пустую школу. Он рассердился и обиделся. Докопаться до правды было нетрудно: Бекки просто воспользовалась им, чтобы досадить Тому Сойеру. Когда он об этом догадался, то еще больше возненавидел Тома. Ему захотелось как-нибудь насолить Тому, не подвергая себя риску. Учебник Тома попался ему на глаза. Случай был удобный. Он с радостью открыл книжку на той странице, где был заданный урок, и залил ее чернилами.
Бекки заглянула в эту минуту в окно и увидела, что он делает, но прошла мимо, не сказав Альфреду ни слова. Она ушла домой: ей хотелось разыскать Тома и все рассказать ему. Том, конечно, будет ей благодарен, и они с ним помирятся. Однако на полдороге Бекки передумала. Она вспомнила, как Том обошелся с ней, когда она рассказывала про пикник, и от обиды ее обожгло словно огнем. Она решила не выручать Тома, а кроме того, возненавидеть его навеки. Пускай его накажут за испорченный учебник.
Марк Твен "Приключения Тома Сойера"
Nadin-ka:
Дверь отворите!
Свечи внесите!
Нард воскурите!
Сбросьте завесу с лунного лика!
Может быть, тот, кто сейчас на пороге,
Друг наш, потерянный нами в дороге.
САЕ
Перевод Льва Гумилева
Nadin-ka:
Дорогой Александр Иванович,
я слышал, что ты копишь деньги и скопил уже тридцать пять тысяч. К чему? Зачем копить деньги? Почему не поделиться тем, что ты имеешь, с теми, которые не имеют даже совершенно лишней пары брюк? Ведь, что такое деньги? Я изучал этот вопрос. У меня есть фотографии самых ходовых денежных знаков: в рубль, в три, в четыре и даже в пять рублей достоинством. Я слыхал о денежных знаках, которые содержут в себе разом до 30-ти рублей! Но копить их, зачем? Ведь я не коллекционер. Я всегда презирал коллекционеров, которые собирают марки, пёрышки, пуговки, луковки и т. д. Это глупые, тупые и суеверные люди. Я знаю, например, что так называемые "нумизматы", это те, которые копят деньги, имеют суеверный обычай класть их , как бы ты думал куда? Не в стол, не в шкатулку а... на книжки! Как тебе это нравится? А ведь можно взять деньги, пойти с ними в магазин и обменять, ну скажем, на суп (это такая пища), или на соус кефаль (это тоже вроде хлеба).
Нет, Александр Иванович, ты почти такой же нетупой человек, как и я, а копишь деньги и не меняешь их на разные другие вещи. Прости, дорогой Александр Иванович, но это не умно! Ты просто поглупел, живя в этой провинции. Ведь должно быть не с кем даже поговорить. Посылаю тебе свой портрет, чтобы ты мог хотя бы видеть перед собой умное, развитое, интеллигентное и прекрасное лицо.
Твой друг Даниил
Даниил Хармс "Письма"